Сергей Зверев
Подводная одиссея

   © Зверев С., 2013
   © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

1

   Испытательное погружение сверхглубинного подводного аппарата происходит вовсе не так помпезно, как некоторые представляют. Это не отход подводного атомохода в длительную «автономку» – с цветами, оркестром и торжественными речами. Никто не машет платочками с пирса, никто не вытирает слезы с глаз, никто не поднимает над головами детей… Все буднично: загрузили аппарат на специальное транспортное судно, вышли в заданный квадрат с заданной глубиной, подцепили СПА на подъемник – и на водную поверхность.
   А уж дальше все зависит от навыков экипажа и надежности самого аппарата. Впрочем, всевозможные случайности также не стоит сбрасывать со счетов: ведь океан всегда непредсказуем…
   Медно-красное солнце величественно поднималось над гладью Японского моря. Водная поверхность, по которой переливчатой рябью рассыпался бриз, казалась голубым шелком, расшитым солнечными нитями. Бесконечные просторы полнились блеском красок. И даже серый военный транспортник с бортовым номером «717», напоминающий скорее плавучий док, чем корабль, смотрелся теперь не таким угрюмым, как еще несколько часов назад у владивостокского пирса.
   Транспортник дрейфовал в нейтральных водах, незаметно впадая в циркуляцию. От ветра сухо трещал Андреевский стяг за кормой. На палубе суетилась техническая обслуга. Ярко-оранжевый аппарат, подобный гигантской сигаре, уже висел на тросах, и мощный подъемник осторожно направлял его в сторону моря. На носу сигарообразного аппарата, рядом с надписью «Русский витязь», поблескивал огромный стальной манипулятор, неуловимо напоминавший клешню камчатского краба, сильно увеличенную в размерах. Натужно урчал электромотор подъемника, скрипели тросы. Палубная команда внимательно отслеживала все перемещения загадочного аппарата, существующего пока еще только в одном экземпляре: не дай бог, сорвется в волны.
   Стоявший на мостике пожилой лысеющий мужчина в штатском сосредоточенно курил, то и дело бросая в сторону аппарата напряженные взгляды. Табачный дым явно раздражал некурящего спутника – высокого каплея с квадратной челюстью и прямым взглядом серых глаз, однако офицер ничем не выказывал своего неудовольствия.
   – Ну что, Виталик, волнуешься? – вполголоса поинтересовался штатский.
   – Скорей – завидую, – кивнул капитан-лейтенант, глядя, как батискаф опускается к уровню воды.
   – Завидуешь друзьям? Понимаю, я тоже нашему инженеру завидую. Но поделать ничего не могу. У нас приказ, а приказы не обсуждают. Друзья погружаются, мы остаемся. Я отвечаю за техническую сторону погружения, ты – за все остальное.
   Ветер постепенно усиливался. Транспортник неспешно переваливался с волны на волну. Огромное полотнище флага за кормой захлопало, будто пушка. На поверхности моря все чаще вскипали белые гребешки, и это не предвещало ничего хорошего.
   – Они там что, в штабе флота – метеосводку не читали? – обеспокоился капитан-лейтенант.
   – Как всегда – бардак в любимом ведомстве, – проговорил штатский. – Из Штаба Тихоокеанского флота пришла одна метеосводка, а наше КБ получило абсолютно другую. Мы-то привыкли пользоваться японскими метеосводками, они самые надежные. В любом случае, погружение в назначенное время никто не отменял.
   Тем временем глубоководный аппарат лег на воду. Техническая обслуга отцепила тросы. Спустя несколько минут вокруг веретенообразного корпуса появилось радужное пятно от сбрасываемого из цистерны бензина. Погружение началось…
   Основное отличие управляемого глубоководного аппарата от подводной лодки – именно в принципе погружения. Субмарины погружаются на заданную глубину при помощи специального клапана вентиляции в балластных цистернах. Достаточно открыть клапан и принять вместо воздуха забортную воду – и подлодка опускается под воду. А вот в управляемых глубоководных аппаратах балластные цистерны не предусмотрены. Ведь подобные аппараты, как правило, предназначены для одиночного погружения, после чего они обычно всплывают рядом с плавбазой. А потому роль балластных цистерн выполняет специальный поплавок-резервуар с бензином, который, по законам физики, легче воды. Для погружения бензин осторожно выпускается наружу, и он замещается в поплавке водой. Выглядит, конечно, как страшный сон эколога. За одно погружение за борт сбрасывается пара сотен тонн нефтепродуктов, которые по тем же законам физики оказываются на поверхности моря. Но и это обстоятельство учли разработчики. Для балласта использовался бензин высочайшей очистки, который, оказавшись на волнах, бесследно испарялся в течение нескольких часов, не нанося Мировому океану ни малейшего вреда. Погрузился хоть на пять километров, выполнил глубоководное задание – и сбрасывай в море балласт. Как правило, это контейнеры со стальной дробью, сброс которой осуществляется при помощи обычных электромагнитов. Выбросил в море лишний груз – и возвращайся на поверхность, в мир соленого бриза и парящих над водой чаек.
   В то ветреное июльское утро в нейтральных водах Японского моря проводились первые океанические испытания новейшего управляемого глубоководного аппарата «Русский витязь». Конструкторскому бюро, создавшему это чудо техники, было чем гордиться. Аппарат, оборудованный новейшей электроникой, видеокамерами, манипуляторами и химическими экспресс-анализаторами, мог перемещаться под водой как под управлением гидронавта, так и совершенно автономно, на автопилоте. Корпус, выполненный из сверхпрочных композитных материалов, позволял погружаться на любую глубину – хоть на самое дно Марианской впадины. По замыслу КБ, сконструировавшего СПА, в самом недалеком будущем «Русский витязь» как раз и следовало отправить в самую глубокую точку Мирового океана. Все зависело от первого, пробного погружения на относительно небольшую глубину – две тысячи метров. В будущем этот уникальный подводный челнок можно было бы использовать где угодно – для донной разведки, в морской биологии, геофизике, археологии и даже для подводного туризма. Однако приоритет, конечно же, отдавался Военно-морскому флоту – «Русский витязь» стал бы незаменимым помощником при спасении экипажей аварийных подлодок.
   А потому экипаж был подобран именно с учетом последнего пункта: кроме инженера конструкторского бюро, в качестве гидронавтов были задействованы и двое спецназовцев ВМФ – старшие лейтенанты Николай Зиганиди и Екатерина Сабурова. Кому, как не боевым пловцам, оценивать достоинства и недостатки «Русского витязя»? Да и само задание выглядело не очень сложным: погрузиться на дно, сделать видеозаписи и фотоснимки (для подводных съемок предполагалось задействовать сверхмощный прожектор) и, по возможности, взять пробы донного грунта и воды. А вот капитан-лейтенанту Виталию Саблину, более известному в специфических флотских кругах под прозвищем Боцман, повезло меньше: по мнению командования, он вместе с генеральным конструктором КБ должен был контролировать подчиненных исключительно по приборам…
   …На палубе сделалось непривычно тихо, хотя в ушах по-прежнему звучало урчание подъемника. Волны дробили огромное радужное пятно рядом с транспортником. Ветер стал пробирать, и генеральный конструктор, докурив очередную сигарету, обернулся к Боцману.
   – Ну что – в рубку?
   Окурок он тщательно загасил, следя за тем, чтобы искорки не понесло ветром в море. Бензин, хоть и имел специальные присадки, увеличивавшие температуру возгорания, но рисковать – испытывать его на воспламенение в реальных условиях – не следовало.
   Саблину совершенно не хотелось идти в рубку. Однако генконструктор выглядел уставшим и сумрачным, словно совершившим тяжелый подвиг. Этого человека не следовало оставлять в одиночестве – тем более что единственным, с кем он имел право говорить о погружении, был Боцман.
   Связи с гидронавтами пока не было: экипаж еще не настроил приборы. Так что оставалось одно: отслеживать погружение «Русского витязя» по экрану эхолота.
   Впрочем, погружение проходило без проблем. Мерцающая светло-зеленая точка на мониторе медленно, но верно смещалась вниз. В верхнем же углу экрана бесстрастно отщелкивали цифры: «минус 100 метров», «минус 150», «минус 200»…
   Глубоководный аппарат погружался очень медленно и достиг дна лишь спустя полтора часа.
   – Фу-у-у… – тяжело выдохнул из себя генеральный конструктор. – Считай, половину дела сделали.
   – Вроде пока у нас никаких проблем, – осторожно предположил Боцман.
   – Техника проверена сто раз – и на стенде, и в бассейне, и на мелководье, – напряженно пояснял конструктор, словно бы оправдываясь. – Единственная опасность, которая может нас ожидать, – обрывки рыбацких сетей. Но этот район вроде не особо популярен у промысловиков. Так что, надеюсь, никаких форс-мажоров не предвидится.
   Форс-мажор, однако, случился спустя всего каких-то пятнадцать минут и связан был как раз с промысловиками. Радист транспортника «717» неожиданно засек явственный сигнал бедствия, подаваемый рыболовным судном под сингапурским флагом. Судно терпело бедствие в каких-то шести морских милях отсюда: пожар, с которым команда не может управиться самостоятельно.
   О том, чтобы не откликнуться на этот сигнал, не могло быть и речи. Однако сам транспортник, по понятным причинам, не мог отправиться к аварийному судну – ведь это означало бы бросить спускаемый глубоководный аппарат на произвол судьбы. Никаких иных кораблей в этом районе Японского моря не наблюдалось. Естественно, командир транспортника с бортовым номером «717» без промедления связался со Штабом Тихоокеанского флота и коротко проинформировал о ЧП. Там отреагировали довольно быстро – мол, срочно выслать к терпящему бедствие судну катер со спасателями и врачами. Промедление было смерти подобно: ведь с терпящего бедствие судна сообщалось об открытом огне на палубе, а это, наверное, самое страшное, что только может случиться на корабле.
   – А давайте мы на катере, – предложил Боцман. – Может, успеем… Пока погода окончательно не испортилась.
   Это был оптимальный вариант решения вопроса – ведь почти весь экипаж транспортника был занят.
   Надувной катер с подвесным мотором был спущен на воду за несколько минут. На борт спешно загрузили спасательные жилеты, индивидуальные пакеты, одеяла и пресную воду. Компанию Саблину составили еще трое свободных от вахты моряков – безусый парнишка лейтенантских годов, немолодой усатый мичман и, конечно же, судовой врач. Последний на всякий случай захватил даже хирургические инструменты: как знать, может быть, пострадавших пришлось бы оперировать прямо в открытом море?!
   Шесть морских миль можно было бы преодолеть меньше чем за час, но непогода наверняка бы внесла коррективы… Теперь ветер с каждой минутой заметно свежел, и потому спустить надувной катер с палубы оказалось делом весьма непростым. Однако опытная палубная команда знала свое дело. Отвалив от борта транспортника, катер взревел двигателем. Серая вода под носом вспенилась и тут же разделилась на две волны. Упруго подскакивая на белесых барашках, катер помчался в юго-восточном направлении, откуда по-прежнему очень настойчиво звучал сигнал бедствия…

2

   Большинство людей знакомо только с поверхностью моря. Даже профессионалы-аквалангисты редко когда опускаются на глубины свыше сорока метров. А между тем, по сравнению с этими сорока метрами, океан кажется бездонным. Самая глубокая впадина уходит вглубь более чем на девять километров. У специалистов в ходу даже особый термин – гидрокосмос. И этот термин справедлив. Океанические глубины так же мало освоены, как и межпланетное пространство. Для проникновения в него нужны аппараты, сравнимые по сложности с космическими кораблями, а кое-где и превосходящие их. Погружения на огромные глубины так же опасны, как и космические полеты. А число глубоководников сравнимо с числом космонавтов…
   Дневной свет остался далеко позади, за иллюминатором царила кромешная подводная ночь. Тускло мерцали мониторы, обливая сосредоточенные лица глубоководников призрачно-мертвенным светом. Еле различимо гудели мощные электродвигатели, удерживающие аппарат на заданной глубине. Вести такое чудо техники – настоящее искусство. Такому быстро не научишься. Инженер КБ Марат Петрович Плахин двумя пальцами сжимал рукоятку джойстика и еле заметными движениями корректировал передвижение глубоководного аппарата. Коля Зиганиди и Катя Сабурова пока оставались без дела, всецело доверившись профессионализму инженера. Они прошли специальные тренировки, многое знали о возможностях аппарата, могли управлять им в испытательном бассейне, но управлять первым реальным погружением все же было предоставлено Плахину.
   Мощный прожектор, установленный на верху «Русского витязя», вспарывал темноту. Изредка в поле его действия вспыхивала всеми цветами радуги стайка глубоководных рачков, проплывали необычного вида рыбы. Все трое акванавтов следили за показаниями приборов. Аппарат достойно выдерживал колоссальные нагрузки.
   – Есть две тысячи метров, – спокойно доложил Марат Петрович на борт «717». – Продолжаем погружение.
   – Вас понял, – прозвучал из динамика голос генерального конструктора.
   Плахин замедлил погружение, по показаниям эхолота до дна оставалось несколько десятков метров. Понятие дна в океане временами очень относительно. Не всегда это скальные породы или песок. Иногда им оказывается многометровый слой донной взвеси, в котором можно увязнуть, словно в болоте. И не дай бог войти в него при скоростном погружении: чем глубже уйдешь, тем меньше останется шансов выбраться из него.
   Теперь уже луч прожектора бил вниз. О близости дна говорило то, что за толстым выпуклым стеклом иллюминатора словно мела метель. Освещенные ярким светом частички казались густым снегом. Наконец аппарат завис в нескольких метрах от дна.
   Первое, что увидели акванавты на дне океана, – это стеклянную бутылку. Покрытая белесым налетом, она нагло торчала горлышком из мягкого песка.
   – Вот она, сегодняшняя экология. Нога человека тут еще не ступала, а мусор уже наблюдается, – нахмурился Плахин. – Эх, люди, люди…
   – Однако, – с усмешкой проговорил Зиганиди. – И кто это додумался бухать на двухкилометровой глубине? Что-то граненого стакана рядом не видно.
   – Похоже, это давно было, еще в советские времена, – оживилась Катя. – Бутылка, кажется, «ноль семь», из-под портвейна. Непорядок. Придется начинать с уборки. Заодно и манипулятор проверим в действии.
   – Почему, если пустая бутылка, то считается, что ее наши соотечественники выбросили? – возмутился Зиганиди. – Непатриотично. Может, японцы виноваты?
   Сабурова надела на руку подобие перчатки, от которой к центральному компьютеру тянулся оптоволоконный кабель.
   – Дорогое удовольствие – иметь такого «дворника», – улыбнулся в бородку-эспаньолку Плахин. – Вы, Катя, прошли курс управления манипулятором, знаете все его достоинства и недостатки. Начали. – Он медленно двинул аппарат к подводному мусору.
   Катя неторопливо сгибала пальцы, приноравливаясь к дистанционному управлению гидроманипулятором. За иллюминатором показалась металлическая «крабовая клешня», повторявшая все движения руки Сабуровой. Вот только радиус действия был немного большим.
   Первая попытка оказалась неудачной. Манипулятор прошел в полуметре от бутылки, схватив пустоту и подняв фонтанчик ила.
   – Вы, Катя, одним глазом за иллюминатором смотрите, вторым перед собой. Представляйте себе бутылку прямо здесь, в кабине. Только меньших размеров, пропорционально манипулятору. Тогда все получится, – подсказал Марат Петрович.
   – На имитационном стенде все было куда проще, – ответила Катя.
   Она мысленно представила перед своей рукой, одетой в перчатку с электронной начинкой, маленькую, со спичечный коробок, бутылку, стала приближать к ней пальцы.
   – Получается, – комментировал Зиганиди, глядя в иллюминатор. – Неплохое подназвание для статьи в желтой газете получилось бы: «Российские подводные спецназовцы даже на дне морском собирают бутылки».
   – Не подкалывай, рука у меня и так подрагивает, – с улыбкой отозвалась Сабурова.
   – Нежнее, – подсказывал Плахин. – Не раздавите стекло, оно хрупкое. Манипулятор на концах захвата может развивать давление не меньше тонны.
   – Самое интересное, что я чувствую пальцами сопротивление объекта, – могу регулировать давление на него пальцами. А теперь переходим в автоматический режим. – Сабурова, снимая электронную перчатку, вздохнула с облегчением.
   Манипулятор действовал уже в автоматическом режиме. Он, бережно удерживая бутылку, поднес ее к контейнеру для сбора образцов и уложил в него.
   – Скоро ты так натренируешься, что сможешь с помощью этой клешни спички зажигать, – съязвил Зиганиди.
   – И даже гасить, – заявила Катя, помахав в воздухе рукой, словно тушила спичку.
   – С огнем на борту не шутят. Если пожар на надводном судне – это кошмар, то на подводном типа нашего – верная смерть. До планового всплытия остается три часа двадцать минут, – напомнил инженер. – Идем по графику.
   Плахин щелкал клавишами. Видимость за иллюминатором была не ахти, мешала придонная взвесь, по большей части приходилось полагаться на показания приборов. Все, что возможно, на «Русском витязе» было визуализировано при помощи компьютера. Тут не приходилось вручную высчитывать, сопоставлять. Практически вся информация выводилась на главный экран в виде доходчивой картинки и цифр. При желании простым щелчком клавиши мыши можно было уточнить любое показание, определить расстояние, глубину. Разные оттенки цветов обозначали и температуру воды, и скорость течения. Для лучшего восприятия рельефа все изломы, выпуклости давались в виде объемной белой сетки.
   По большому счету, задачей сегодняшнего погружения являлось испытание работы приборов в реальной обстановке. Никаких донных работ не предусматривалось, но… и не запрещалось.
   – Марат Петрович, – обратилась Катя к Плахину, указывая на затемнение в глубине экранного изображения. – А что здесь?
   – Вот и я думаю. – Инженер «колдовал» с оборудованием, пытаясь вытянуть из него все возможное.
   В глубине экрана виднелось что-то вроде скалы, возвышающейся над песком. Изображение, обрабатываемое специальной программой, становилось все более четким.
   – По-моему, затонувший корабль, – высказал предположение Зиганиди.
   – Перед испытаниями мы собирали материал на этот квадрат. Крупных кораблекрушений тут никогда не фиксировалось, – произнес Плахин.
   Отдельного разрешения на подход к «скале» не требовалось. Главное условие, поставленное перед испытателями, – оставаться на заданной глубине. Уже потом по записям в памяти компьютера специалисты в деталях воссоздадут картину погружения и всплытия. Вот Плахин и решил проявить инициативу.
   «Русский витязь» неторопливо заскользил над дном. На этот раз вел его автопилот, который просто следил за тем, чтобы повторять рельеф. Песок под аппаратом напоминал стиральную доску – параллельные частые волны. Над ним колыхался тонкий слой органических остатков. Все живое в море неизбежно с течением времени становится мертвым. И то, что не досталось на обед многочисленным жителям подповерхностных вод, опускается на дно, медленно распадается, поглощается глубоководными рачками, червями и рыбами. Тут вполне могут оказаться рядом и туша кита, и выпитая бутылка из-под вина.
   – Неприветливый пейзаж, – передернула плечами Катя. – Не хотелось бы здесь проводить отпуск.
   – Экстремальный туризм сегодня в моде, – возразил Зиганиди.
   – Мне экстрима и на службе хватает. Пусть себе щекочет нервы офисный планктон. По мне, отдых – это когда лежишь на берегу теплого моря и ровным счетом ничего не делаешь. Ну, самое большое… загораешь, – размечталась Сабурова.
   – И через три дня ты взвоешь, как волчица в феврале, – подсказал Николай. – Ты же, Катя, не умеешь сидеть без дела, потому как… – Он не успел договорить, осекся, вглядываясь в экран, на котором уже отчетливо проступили контуры приближающегося затонувшего корабля.
   Величественное зрелище завораживало. Поэтому тема прежнего разговора сразу же показалась мелкой, незначительной, недостойной продолжения. Уже можно было рассмотреть лежавший на дне корабль. Он, несомненно, являлся военным. Ошибки быть не могло, об этом свидетельствовала орудийная башня с толстым, как бревно, коротким стволом.
   – Крейсер, – определил наметанным взглядом Зиганиди. – Времен Второй мировой войны.
   – И явно не советский, – уточнил Плахин.
   – Японский? – Катя вопросительно глянула на Николая. – Ты же у нас увлекаешься историей.
   – Похоже на то.
   Между мачт все еще были натянуты тросы. За годы подводной неподвижности корабля они густо обросли, став похожими на разлохмаченные веревки. Глубоководный аппарат скользил над кораблем, заливая укрытую похожими на снег органическими осадками палубу.
   – Вот тебе и не было кораблекрушений, – произнес Плахин. – Названия нам не прочитать. Все ржавчиной и органикой покрылось. Скорее всего, корабль японский. И не похоже, что его торпедировали. Пробоин не видно. Кингстоны открыли?
   Зиганиди тут же подсказал:
   – У них многие экипажи сами затапливали свои боевые корабли, когда узнали о капитуляции. Так и уходили на дно. Никто не покидал борт. Но ты, Катя, не надейся увидеть там скелеты в военно-морской форме. Даже на такой глубине морские черви через пару лет ничего не оставляют от человеческого тела и даже от костей.
   – Но привидениям черви не страшны. Так что у нас есть шанс их увидеть в кромешной морской ночи. – Сабурова уже надела перчатку, сжимала и разжимала пальцы. – Неправильно, если никто так и не узнает, что за корабль здесь затонул. Конечно, уже нет жен этих моряков, но остались дети, внуки, правнуки. И будет справедливо, если им спустя более чем полвека сообщат о судьбе их предков. Вот тогда призраки и успокоятся, души погибших уйдут в иной мир.
   – Я, конечно, не знаю японских верований насчет загробного мира. Но, похоже, ты говоришь правильные вещи, – согласился Зиганиди.
   – Хорошие слова, – произнес Плахин. – Но как это сделать? Крейсер, похоже, типовой. По видеосъемкам его название не восстановишь. В лучшем случае будет понятно, что он один из десятка затонувших, для родственников это ничего не меняет.
   – На любом корабле много вещей, на которых написано его название, – наморщила лоб Катя.
   – Спасательные круги, например, – проговорил Марат Петрович. – Но они-то остались на поверхности, когда корабль ушел на дно. До других предметов нам не добраться.
   – Ошибаетесь. Это на нашем «Русском витязе» рынды нет, а на всех надводных кораблях она имеется, – улыбнулась Катя. – И на любом корабельном колоколе выбивают, отливают, гравируют название. К тому же их изготавливают из латуни, и она очень мало подвержена коррозии, даже в морской воде.
   Плахин оценил предложение Кати Сабуровой. Глубоководный аппарат возобновил движение. Заодно предстояло оттестировать работу автопилота в реальном режиме с многочисленными препятствиями. Марат Петрович выбрал на мониторе конечную точку – рынду, висевшую на кронштейне, и предоставил электронике действовать автономно. При этом он, конечно же, не снимал руки с джойстика, готовый в любой момент взять управление на себя. Под «Русским витязем» проплывала палуба затопленного крейсера, он аккуратно разминулся с поднятым стволом корабельного орудия. Над глубоководным аппаратом чуть заметно покачивались провисшие тросы, растянутые между мачтами.
   – Прошли капитанский мостик, ходовую рубку, – прокомментировал происходящее Зиганиди.
   – Приближаемся, – предупредил Плахин. – И зависаем.
   «Русский витязь» завис в водном пространстве. Электромоторы продолжали работать, удерживая аппарат на месте. Даже течение со скоростью полутора метров в секунду не стало бы для его устойчивого положения помехой. Катя повела рукой в перчатке. Манипулятор в точности повторил движение.
   – Осторожнее, – сказал Марат Петрович. – В трюмах наверняка сохранились боеприпасы. И, если туда что-нибудь тяжелое упадет… – Его взгляд скользнул к черному провалу в палубе.
   – Не упадет, – пообещала Катя.
   Она действовала с максимальной осторожностью. Сперва убедилась, что рында надежно захвачена клешней, затем защелкала свободной рукой по панели управления. Из гидроманипулятора, словно лезвие из складного ножика, отщелкнулась секция с небольшим алмазным диском. Пользуясь джойстиком, Сабурова подвела диск к цепи, на которой висел корабельный колокол.
   – Натягиваем цепь и пилим, – сказала Катя.
   Через минуту рында отделилась от затопленного корабля. Гидроманипулятор поднес ее к иллюминатору.