Сергиенко Константин. Побочный эффект

   Так что же? Как мне вести себя? Не хватало совета друзей, но я уже понял, что окружен невидимой стеной и не в силах через нее пробиться. Оставалось ждать. Оставалось ловить мгновения, когда я мог увидеть ее…
 
   – Я вас ждала, – сказала она. – Через час мой поезд.
   – Вы уезжаете? – спросил я.
   – Да, возвращаюсь в Москву. Куда вы вчера пропали? Я вышла из дома, а вас уже не было.
   – Обстоятельства… – пробормотал я. – Право же, не сердитесь, мне трудно все объяснить.
   На ней было темное длинное платье, волосы пучком стянуты на затылке. В такой одежде она выглядела немного старше. Бледное серьезное лицо выражало волнение и беспокойство.
   – А вы? Скоро ли назад в первопрестольную?
   – Через несколько дней.
   – Ну что ж, надеюсь, увидимся там. Случайно. На выставке или в концерте…
   – Да, да… – ответил я, – впрочем…
   – Что? – спросила она немного испуганно.
   – Вы правы в том, что случившееся здесь неповторимо.
   – Но почему? – спросила она еле слышно.
   – Не знаю, что и сказать… Я вас об одном прошу, если случайно в Москве встретимся, не сердитесь, что пройду с независимым видом.
   Она поежилась.
   – Обстоятельства?
   – Да. Но хочу признаться, что встреча с вами для меня немалое… может быть, главное событие в жизни.
   Она усмехнулась горько.
   – Вы шутите. О каком событии речь, когда в Москве вы собираетесь вовсе не узнавать меня.
   – Этот приезд в Ригу… как вам объяснить? Я ведь тоже в некотором роде инкогнито. Я в эти дни вовсе не я.
   – Вы говорите загадками.
   – Но одно, без сомнения, верно. Я много думал о вас, смотрел на ваш портрет.
   – Портрет! А знаться со мной не хотите.
   – Только с вами я и хотел бы знаться.
   – Я глупости вчера говорила. Предлагала куда-то ехать. Простите меня, я потеряла голову. У вас совершенно другая жизнь. Зачем вам дружба с какой-то курсисткой? Но эта встреча… Все так неожиданно. Сначала я даже вообразила, что вы приехали вслед за мной специально. Все мы полны мечтаний, но жизнь – это совсем другое…
   – Вы и представить не можете, как порой жизнь обгоняет любые мечты, – сказал я.
   – Мечты… – проговорила она тихо. – Какие уж тут мечты…
   Я взял ее за руки, они были холодные от волнения.
   – Послушайте, – сказал я, – у меня нет никаких прав разговаривать с вами откровенно. Но поверьте, только самые необычные, фантастические обстоятельства разъединяют нас с вами. Но, впрочем, и они не в силах так сделать, чтобы я перестал думать о вас.
   Она подошла к окну.
   – Я тоже… тоже всегда буду помнить эти дни…
   Молчание.
   – Это прощание… – сказал она, – странное прощание, когда и встреча-то не вполне состоялась. Я ничего не понимаю. Впрочем, зачем размышлять. Значит, так угодно судьбе.
   – Судьбе… – усмехнулся я.
   – Кому же еще? – спросила она.
   Раймонду Гроту, хотел сказать я, но тут же подумал, почему бы судьбе не выступить и в таком обличье?
   – Ну, мне пора, – проговорила она.
   – Одна просьба, – сказал я. – Позвольте мне вас не провожать, а уйти несколько раньше.
   – Я и не рассчитывала на такую услугу, – ответила она, – сейчас подъедет извозчик. Да, впрочем, вот он уже подъезжает.
   Свеча догорела, и в комнате стало темно, только с улицы пробивался свет фонарей. Я подошел к окну и увидел, что прямо напротив дома, занимая почти всю ширину мостовой, остановился роскошный лимузин.
   – Извозчик… – пробормотал я. – Это за вами?
   – Я говорила с ним днем. Он заломил целых три гривны. Тут и пешком совсем близко, но у меня тяжелый портплед, я накупила книг, они так дешевы в Риге.
   Болела голова. Я пытался разглядеть силуэт человека за рулем машины. Зачем остановился здесь этот автомобиль? Я никогда не видел такой красивой, сверхсовременной машины. Ей кажется, что это извозчик. Кто же из нас видит не так?
   – Странный, однако, извозчик, – сказал я неопределенно.
   – Да, они не похожи на наших московских. У этого целое ландо. Я видела тут извозчиков с громадными каретами, их нанимают кататься у моря.
   – Знаете, – сказал я внезапно, – давайте я все-таки поеду с вами на этом «извозчике».
   – Буду очень рада, – ответила она просто.
   Отчаянно колотилось сердце. Каждую минуту я ожидал, что комната вдруг опустеет и металлический голос объявит, что «объект удален из сферы внимания». Но этого не случилось.
   Я взял ее сумку, и мы вышли из комнаты.
   – Хотела проститься с хозяином, – сказала она, – но он, чудак, объявил, что прощаться не любит, ни с кем не прощается, и просил плотнее прикрыть дверь.
   Мы спустились по каменным ступеням и подошли к машине. Я еще раз подивился ее сияющим формам. Выскочил водитель и распахнул перед нами дверь.
   – Прошу вас, прошу! – бормотал он, неловко кланяясь.
   Это был Раймонд Грот.
   – Господин Грот? – удивленно сказала она.
   – Ах, сударыня! Я решил сделать сюрприз и отвезти вас в своем экипаже. Зачем тратить деньги?
   – Но я договорилась с извозчиком.
   – Извозчик уже отправлен, он получил свои три гривны.
   – Любезно с вашей стороны, – сказала она недоуменно.
   – Садитесь, садитесь!
   – Позвольте, но чем я обязана?
   – Да просто вы мне симпатичны, и все! Могу я отвезти вас к поезду в своем экипаже?
   – Отчего же… – Она посмотрела на меня вопросительно.
   Я решительно запихнул сумку внутрь машины.
   – Хороший у вас экипаж, – сказала она.
   – А лошади! Я домчу вас в одно мгновение! – Раймонд Грот засмеялся.
   – Я не спешу, до отправления еще целый час.
   – В таком случае, поедем медленно.
   Машина тронулась. Я напряженно смотрел в окно, мимо проплыл собор Екаба и дома «Три брата». Машина бесшумно и плавно шла к Домской площади. Внезапно я почувствовал, что ее холодная рука легла на мою ладонь.
   – У меня к вам просьба. Подарите ту репродукцию, ведь настоящего портрета я, кажется, не увижу.
   – Хорошо, – сказал я, – но она не со мной, я оставил ее на улице Эрглю.
   – Есть еще время заехать, – сказала она.
   Я размышлял недолго.
   – Господин Грот, нельзя ли завернуть на улицу Эрглю? Всего на минуту.
   – Не было бы ничего проще, – ответил он, – но до отправления поезда осталось десять минут.
   – Как! – воскликнула она испуганно и стала рыться в сумочке в поисках часов. – Боже мой, в самом деле! А мне казалось, еще целый час.
   – У меня очень точные часы, – сказал Раймонд Грот, – да вот и на соборе, взгляните.
   – Да-да, – заговорила она быстро, – ошиблась, теперь бы не опоздать.
   – Почему бы вам не поехать завтра? – спросил я внезапно. – Ведь вы свободны несколько дней. О билете я побеспокоюсь.
   – Весьма сожалею, – вмешался Раймонд Грот, – госпоже надо ехать. Не хотел ее беспокоить, но получена телеграмма. – Он протянул белый листок бумаги.
   Она прочла и задумалась.
   – Что-то важное? – спросил я.
   – Подруга, та, о которой вам говорила, просит быстрее приехать.
   Он может сотворить телеграмму хоть от германского кайзера, подумал я.
   – А вот и вокзал, – сказал Раймонд Грот. – Прощайтесь, до отправления поезда осталось немного.
   И тут я сказал:
   – Придется нам попрощаться с вами, поскольку я тоже намерен поехать в Москву.
   – Ваш поезд отправляется с другого перрона, – быстро ответил он.
   – Но я поеду этим поездом.
   – Увы, ваши поезда отправляются в разное время, – сказал он печально.
   Она следила за нашим разговором с недоумением.
   – А где же ваш автомат контроля? – спросил я. – Почему он не напоминает про разные тайм-потенциалы?
   – Вы заставляете меня напрягаться, – сказал он тихо.
   – О чем вы говорите? – спросила она.
   – Этот господин и является создателем тех необыкновенных обстоятельств, которые разъединяют нас, – сказал я. – Он пытается нас разлучить.
   – Напротив, – возразил он. – Я устроил вам встречу.
   – Так и оставьте нас вместе.
   – Но это ведь невозможно.
   – Сожмите мою руку, – сказал я ей, – крепко держите. Пусть он попробует нас разлучить.
   – Да не я, не я, – возразил он. – Время опыта на исходе. Напрасно вы затеяли это, старина, я вовсе не собирался расстраивать вас, но время опыта на исходе. Отпустите-ка лучше руку.
   – Нет, – сказал я и сжал ее руку, вцепился в нее, словно утопал или висел над пропастью.
   – Милый… – прошептала она, и голос ее прозвучал словно на отдалении.
   – Ну вот… – сказал он. – Разожмите пальцы. Теперь-то что вам держать?
   – Руку… – пробормотал я.
   – Нет никакой руки. Да и нет никого. Опыт закончился, вас разъединили.
   Рядом со мной на сиденье было пусто. Но я мог поклясться, что ее рука все еще лежала в моей, и я стискивал ее что было силы.
   Он приблизил ко мне печальное лицо.
   – Старина, успокойтесь. Уж лучше бы вы попрощались со мной. Ведь навсегда расстаемся. Вы думаете, так уж легко расставаться? Право, вы мне симпатичны, я даже слегка завидую вам. Живете в такое тихое время. Зачем вы говорили открыто при девушке? Ей все это непонятно. Придется теперь позаботиться о том, чтобы она позабыла свой рижский визит. Но ведь на это уходят силы, энергия. Возможности наши не беспредельны.
   Ее рука лежала в моей.
   – С вами-то проще. Век научной фантастики. Летающие тарелки, бермудские треугольники. Так что и мой визит не слишком большое для вас потрясение. А кроме того, здесь есть расчет на побочный эффект.
   Я совершенно отчетливо чувствовал, как ее холодные пальцы теплеют в моей крепко сжатой ладони. Я даже нащупал на одном из них кольцо, металл тоже теплел.
   – Это один из рядовых опытов по сочетанию времен. Делаются разного рода замеры, очень много замеров. Это примерно то же, что запустить в ваши дни атмосферный зонд. Я имею в виду класс опыта. Но я успел им доказать, что мой опыт не так уж прост. Я обещал им побочный эффект и выторговал более выгодные условия, чем обычно. Как правило, зона соединения времен весьма ограниченна. Мне дали комнату в особняке на улице Вестурес, на улицу выходить было нельзя. Но, как видите, мы прокатились до самого вокзала. Вы считали, что едете в машине, она – в экипаже. На самом деле ни то, ни другое. Нам дали блуждающую зону, старина. На это уходит не так мало энергии, поверьте. Но время опыта продлить невозможно, нам скоро придется расстаться.
   Ее рука совсем уже теплая, и, кажется, она слегка отвечает на мое пожатие…
   Он посмотрел на часы и поежился.
   – Ужасно тяжело переношу перекидку. Знобит. Потом три дня буду еле двигать ногами. Перепрыгнуть столько веков, это, знаете… Беспокойное занятие, старина.
   Я молчал.
   – Вы не могли бы выйти из машины? – спросил он. – Очень неприятно исчезать на глазах.
   Я боялся, что как только окажусь на улице, ощущение ее руки, зажатой в моей ладони, исчезнет. Но этого не случилось.
   Он опустил ветровое стекло.
   – Прощайте и помните обо мне. Я надеюсь на вас, старина…
   Он кивнул головой и тронул машину. Мерцая красными стоп-сигналами, она покатила тихо, и я увидел, как у ближайшего поворота вокруг нее разошлось сияющее фиолетовое облако…
 
   Прошло несколько дней. Вернулся из Москвы Имант, но я не рассказывал ему ничего. Хотелось подумать. Тем более что я получил записку от Раймонда Грота. Да-да, небольшое послание, обнаруженное мной в бутылке из-под мартини, той самой, которую я принес из бара после первой встречи со странным юношей. Стоило некоторых трудов извлечь из бутылки записку, а гласила она следующее:

   «Старина! По моей мысли, побочный эффект заключается в том, что вы напишете рассказ обо всем, что случилось. Ведь вы приехали в Ригу создать небольшой шедевр для одного сборника? Вот и садитесь за машинку. Вы напишете прекрасный рассказ! Он войдет в хрестоматии, а мы, потомки, будем его читать. Не кто иной, как Раймонд Грот – это действительно мое имя, – будет причастен к созданию классики. Я верю в вас, старина! Мне кажется, вы способны на большее, чем вялые писания, которые производили до сих пор. Напишите правду! Никто, разумеется, не подумает, что это правда, но в этом есть своя игра. Знали бы вы, сколько правды написано пером разных писателей, при том что это считается досужим вымыслом. У вас есть возможность попасть в хрестоматию подобных произведений. Итак, вперед! Вставляйте в машинку лист и создавайте шедевр. В этом и заключается побочный эффект.
   Ваш Раймонд Грот».

 
   Он ошибался. «Побочный эффект» заключался в том, что в сознание мое навечно вошло ощущение встречи с ней. Ее рука навсегда осталась в моей. Стоит закрыть глаза, задуматься, как тотчас ее пальцы проникают в мою ладонь. Они уже согрелись и никогда не бывают холодными. От них исходит магнетизм, некий призыв, напоминание. Все остальное кажется не таким уж значительным. Не знаю, сколько лет проживу с таким чувством, но кажется, это будет всегда. Раймонд Грот наградил меня недостижимым, а недостижимое горит над нами, как звезда далеких миров.