Страница:
Марина Серова
Загнанная в угол
Глава 1 Знакомство
Я лежала на диване, рассматривала давно не беленный потолок и думала о том, что приобретение новенькой «девятки» не только исчерпало мои денежные ресурсы, но и загнало в долги. Клиентов давно не было. Создавалось впечатление, что все население нашего достославного города Тарасова стало жить спокойно и счастливо, позабыв о всяческих криминалах и преисполнившись почтения к Уголовному кодексу. С одной стороны, это было неплохо, я отдохнула на полную катушку. Причем расслабилась так, что прибавила в весе три килограмма и уже не представляла себе, как смогла бы взяться за какое-нибудь очередное дело. В общем, моя деятельность частного детектива была сведена к нулю. «А не пора ли переквалифицироваться в управдомы?» — припомнила я известную фразу товарища Бендера и вздрогнула от неожиданного звонка.
Стараясь не скрипеть диваном, я осторожно встала, босиком приблизилась к двери и заглянула в «глазок». Принимать сейчас кого-то знакомого в качестве гостя мне страсть как не хотелось. Настроение не то. К счастью, искажающее стеклышко оптического прибора представило моему взору совершенно незнакомую женщину. Я поняла, что передо мной наконец-то очередной клиент, точнее, клиентка. С первого же взгляда она показалась мне довольно привлекательной.
Звонок повторился, и я поспешила открыть дверь.
Пару секунд мы изучали друг друга. Женщина действительно была красива, но немолода. Возраст за сорок выдавало множество мелких морщинок возле темно-зеленых глаз и редкая проседь в давно не крашенных волосах, по цвету напоминающих серую осеннюю дымку. Они были гладко зачесаны назад и на затылке уложены в замысловатую прическу. Одета женщина была, прямо скажем, не по-летнему: деловой черный костюм, белая кружевная блузка, телесного цвета колготки, а может, и чулки (это при жаре 30 градусов), и венцом всему — черные же туфли на высоченной шпильке. В руках дама держала лакированный ридикюль. Я была польщена, что, собираясь ко мне, она разоделась так, словно шла на прием как минимум к министру, и тут же поймала себя на мысли, что стою перед ней босиком, в коротенькой мятой футболке, едва прикрывающей трусики, и с «вороньим гнездом» на голове, поскольку причесывалась последний раз вчера вечером, то есть сутки назад.
— Вы Иванова? Татьяна? — спросила женщина приятным, мягким, слегка дрожащим голосом и затеребила тонкими пальцами ридикюль.
— Да, — лаконично ответила я и отступила назад, жестом приглашая ее войти.
Женщина переступила порог, покачнувшись при этом на своих шпильках, и замерла на месте.
— Ну, проходите. Вот сюда, — указала я ей в направлении комнаты, отмечая про себя, что моя гостья заметно смущена и нервы ее явно на взводе.
Она прошла в комнату и села на край кресла, положив ридикюль на колени и накрыв его руками. При этом она снова слегка покачнулась.
Убедившись, что долгожданный клиент укрепился на месте и падать в обморок не собирается, я поторопилась в ванную, где лежали мои трикотажные шорты. Мельком я успела посмотреть на свое отражение в зеркале и, решив, что лучше бы я этого не делала, вернулась в комнату.
Женщина, скользнув взглядом по моим горошковым штанишкам, отвернулась и стала смотреть в окно. Я села на диван, злясь на себя за то, что по сравнению с ней выгляжу натуральным пугалом, и задала свой обычный вопрос:
— Вам кто-то порекомендовал меня или…
— Да, Катя Лунина! — оживилась женщина, подавшись вперед, и я испугалась, что она сейчас упадет с кресла. — Катя — моя дальняя родственница.
— Ах, ну да, я ее знаю! — ответила я, живо припомнив все свои злоключения, связанные с делом Кати, а точнее, с делом ее мужа, необоснованно обвиненного в убийстве. Эх, и пришлось мне тогда попрыгать! Чудом жива осталась. Невольно я снова стала разглядывать давно не беленный потолок и представила себе, что, если эта женщина от Луниных, значит, мне опять предстоит…
— Меня зовут Елизавета Андреевна Тимофеевская, — прервала мои мысли родственница Луниных.
— Слушаю вас, — кивнула я, озадаченная тем, что где-то уже слышала эту фамилию.
— Дело в том, что… — Елизавета Андреевна замялась, как-то неестественно выгнула шею и забарабанила ногтями по своей лакированной сумочке.
— Так в чем же дело? Да вы не волнуйтесь. Может, чаю хотите? — предложила я, стараясь прийти ей на помощь.
— Нет-нет, спасибо, — снова оживилась она и опять подалась вперед. Я вообще не понимала, на чем она теперь держится. — Дело в том, что у меня к вам очень деликатная просьба.
— А ко мне чаще всего обращаются именно с такими просьбами. Так что вы расслабьтесь и расскажите все по порядку, — в очередной раз попыталась я привести ее в чувство, что мне уже порядком стало надоедать.
— Я оплачу! — вдруг неожиданно громко воскликнула Елизавета Андреевна. — Я очень хорошо оплачу вашу работу, Танечка, если вы согласитесь ее выполнить.
Слово «оплачу» как-то совсем не вязалось с внешностью этой женщины. Но зато очень вязалось с моими финансовыми затруднениями.
— Сначала изложите мне суть дела, — ответила я, заранее зная, что скорее всего соглашусь, — а там посмотрим.
— Да, разумеется, — выдохнула Елизавета Андреевна, давая мне понять, что теперь она окончательно готова поделиться со мной своими проблемами. — Я хочу попросить вас проследить за моим мужем, Танечка. Проследить, так сказать, за его амурными делами.
Я снова уставилась в потолок. Честно говоря, я никак не ожидала такого поворота событий. Из подобных дел я уже давно «выросла», и теперь они вызывали у меня неподдельную тошноту. Когда наблюдаешь за чьей-то (как бы это помягче выразиться?)… за чьими-то сексуальными действиями, невольно создается впечатление, что являешься непосредственным участником этого акта. И хуже всего, что потом увиденным и прочувствованным приходится делиться с другим человеком, с клиентом или клиенткой. Да, становиться кинооператором порнографического фильма мне решительно не хотелось, но что делать, если других заказов пока нет. И к месту будет здесь сказано, что любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
Заметив мое замешательство, госпожа Тимофеевская поспешила назвать мне сумму гонорара.
— Тысяча долларов вас устроит? — спросила она. — Половину я могу дать вам уже сейчас, если нужно.
Вот именно! А что мне еще оставалось делать, как не согласиться?
— Думаю, что устроит, — ответила я, словно за такую работу привыкла брать как раз эту сумму.
На самом деле она превышала реальную минимум в два раза. Но, несмотря на это, я решила все-таки немного повыпендриваться и добавила:
— Хотя знаете, Елизавета Андреевна, честно сказать, мне это занятие не совсем по душе.
— Я понимаю, Танечка, — вздохнула она. — Мне и самой это не совсем по душе, но…
Я не стала больше испытывать терпение госпожи Тимофеевской и, прервав ее, сказала:
— Ну, хорошо. Давайте перейдем к делу. Излагайте.
Она еще раз глубоко вздохнула, уселась наконец поглубже в кресло и начала свое повествование:
— С Вениамином Михайловичем мы поженились недавно. Полтора года назад. И так уж получилось, что до этого у меня никогда не было мужа… да и вообще… — Она замолчала и опустила глаза. Наверное, признание в том, что она до встречи с ним была старой девой, по ее мнению, должно было как следует осмыслиться мной.
— Ну и?.. — поторопила я ее, давая понять, что этот щепетильный момент мною усвоен.
— Ну а дальше все закономерно и весьма банально, — продолжила Елизавета Андреевна, взглянув на меня с некоторой благодарностью за то, что я не удивилась или, по крайней мере, сделала вид, будто не удивлена столь постыдному факту из ее биографии. — Вениамин Михайлович очень скоро стал мне изменять. Сначала он пытался это скрывать, говорил, что допоздна задержится на работе. Потом и вовсе не приходил ночевать. Да вы и сами знаете, как это бывает.
Я утвердительно кивнула.
— Так вот, — тоже кивнула она. — А недавно мой муж совсем ушел из дома. Не знаю, как расценивать его поступок, но о разводе он речи со мной не вел. Мы вообще с ним давно не разговаривали по душам. Наверное, в этом есть и моя вина. Но что поделаешь? Нет у меня опыта в семейной жизни, так уж сложилась судьба. Потом я несколько раз видела его с совсем юной девицей. Рыжеволосая, стройная, энергия так и плещет из нее, современная, в общем, девушка. Ну, сами понимаете. Вот я и хотела вас попросить предоставить мне некоторую информацию… Ну… Ту самую информацию, благодаря которой я могла бы определить, чего же моему мужу не хватает во мне. Определить женским, если так можно выразиться, глазом.
В этот момент мне хотелось посоветовать Елизавете Андреевне просто посмотреть пару-тройку эротических фильмов и «женским глазом» сравнить себя и героинь на экране, но тогда я наверняка лишилась бы гонорара. Поэтому я лишь снова кивнула и задала ей вопрос:
— До этого момента в чьей квартире жил ваш супруг и куда ушел жить потом?
— Жил в своей квартире. Точнее, мы вместе жили в его квартире. А ушел он опять же в свою квартиру. У него их две. Сама-то я не местная. Раньше жила в Астахове, — немного сбивчиво начала объяснять она. — Я с ним и познакомилась в своем родном городе. Он к нам в командировку приезжал.
— А кем он работает? — спросила, удивляясь тому, что не сделала этого с самого начала.
— Вениамин Михайлович — заместитель главы администрации Пушкинского района по торговле, — с чувством, как мне показалось, некоторого страха ответила Елизавета Андреевна и снова застучала пальцами по лакированной сумочке. — Вот потому-то я и настаивала бы на полной секретности нашего с вами дела, Танечка.
«О-о!» — подумала я про себя. Так вот, значит, почему мне показалась знакомой эта фамилия. И теперь ясно, откуда у него две квартиры в личном пользовании. Теперь картина семейной жизни Тимофеевских ясно нарисовалась в моем воображении. Большой начальник женился на старой деве, зная, что, используя ее комплексы, относящиеся к сексуальной жизни, безнаказанно сможет гулять «налево». Он понимал, что, находясь на такой должности, обязан вести высокоморальный образ жизни, в качестве примера для всех окружающих. Именно такой образ жизни ему гарантировала Елизавета Андреевна, которая не станет требовать развода, а лишь поплачет над своей горькой судьбой. Кстати, а кем работает она сама?
— А где работаете вы? — спросила я, незаслуженно проигнорировав высокий пост самого Тимофеевского.
— Нигде, — грустно пожала плечами Елизавета Андреевна. — Раньше работала на мукомольном заводе. Бухгалтером. Это там, в Астахове, а как вышла замуж и переехала сюда, стала домохозяйкой. Вы, наверное, все-таки хотите узнать, почему вот такая, вроде внешне и не уродливая, женщина до сорока с лишним лет не побывала замужем и не имела любовников? — поинтересовалась она, решив, наверное, что я только об этом сейчас и думаю.
— Нет, не хочу. Это ваша личная жизнь, которая к делу, как мне кажется, не относится, — успокоила я ее, думая, разумеется, совсем иначе. Просто Елизавета Андреевна вызывала во мне неподдельную жалость. Сидела бы себе на своей «мельнице» да радовалась бы свободной жизни, как я. Я, конечно, не старая, да к тому же и не дева, но свободой своей дорожу. Госпожа Тимофеевская выбрала иной путь. Захотелось ей хлебнуть радостей семейной жизни. Вот и хлебнула. Уж Вениамин-то Михайлович наверняка раза два до нее был женат. — А ваш муж прежде состоял в браке?
— Да. Трижды. Только жизнь ни с одной из прежних жен у него не сложилась. От первого брака осталась дочь. Но я ее ни разу не видела. Он говорил, что ее мать запрещала ей с ним встречаться. Сейчас-то дочка совсем взрослая стала. Года двадцать четыре, наверное. Вениамину Михайловичу ведь уже за пятьдесят. Но они так и не виделись больше ни разу. И живет она в другом городе. Вышла замуж и уехала. О ее свадьбе он узнал от знакомых. Хотел поздравить, но бывшая жена категорически отказала ему во встрече с дочерью. Сказала, что у девушки есть отец, да только не он. Вениамин Михайлович мне сам об этом рассказывал. Плакал даже. Жалко мне его было. Решила, что смогу помочь ему, что буду лучше тех предыдущих. Это я сейчас, Танечка, стала хоть немного разбираться во всем, а тогда… — махнула рукой Елизавета Андреевна, и глаза ее наполнились слезами.
— А может, вам послать его к черту да развестись? Живите себе спокойно, как раньше, — искренне посоветовала я ей, плюнув на риск лишиться тысячи долларов.
Тут Елизавета Андреевна как-то сильно засмущалась, в глазах ее опять вспыхнули искорки страха, и она отрицательно замотала головой, причем так сильно, что маленькая прядка волос выбилась из безукоризненной прически и безжизненно повисла вдоль шеи.
— Легко говорить «живи спокойно». Да разве это жизнь? Нет, Танечка, одиночество не назовешь жизнью. Я ведь и ребеночка хотела родить, а если в таком возрасте это будет невозможно, то хотя бы усыновить кого. Взять из детского дома. Вот потому-то я и хочу сохранить семью. Потому-то и прошу вас об унизительном для меня. В народе говорят: «Седина в бороду, бес в ребро». Вениамин Михайлович как раз в таком возрасте, что… Ну, в общем, не верю я, чтобы у него с этой девицей все было так серьезно. Поэтому буду настаивать на своей просьбе. До конца пойду, и ничто меня не остановит! — горячо воскликнула Елизавета Андреевна.
— Ну, хорошо, дело ваше, — пожала я плечами. — Тогда давайте переходить к деталям. Первое, что меня интересует, — это внешность вашего мужа. Я, конечно, видела его по телевизору, но, честно говоря, не особо запомнила. У вас есть его фотография?
— Да-да, разумеется, — поспешно открыла свой ридикюль Елизавета Андреевна и протянула мне карточку.
Это был лысоватый и полноватый человечек со свинячьими глазками. Наверняка коротышка. Можно сказать, что он уже родился большим начальником и потому всю жизнь стремился выглядеть именно так, а не иначе. Он был запечатлен сидящим за столом. Видимо, на своем рабочем месте.
— А какой у него рост? — спросила я, чтобы подтвердить свою догадку.
— Примерно сто шестьдесят, — последовал ожидаемый мною ответ.
— Так, теперь назовите адрес его второй квартиры.
— Улица Рахова, дом сороковой, квартира двенадцатая. Это на втором этаже. Окна выходят во двор. У меня есть ключи от этой квартиры, ключи по случаю имеются, если нужно, я дам вам их, — вдруг неожиданно по-деловому заговорила госпожа Тимофеевская, и я подумала, что она не такая уж и дура.
— Да, было бы неплохо. Ключи в таком деле не помешают, — обрадовалась я тому, что клиентка, сама того не зная, разом упростила мою задачу. Ведь чтобы заснять на пленку интимную жизнь граждан в их собственных квартирах, приходится выкидывать такие номера, что порой рискуешь оказаться под следствием. Сама-то я с подобным не сталкивалась. Другое дело, когда это происходило где-нибудь на природе или в машине, пусть даже на даче или турбазе, но в квартире… Да еще объект наблюдения — высокопоставленный чиновник! — Они у вас с собой?
— Да, — кивнула Елизавета Андреевна, вновь порылась в сумочке и выдала мне связку ключей. — Вот этот — желтый — от общей двери, а эти два от квартиры. Длинный — от нижнего замка, а короткий — от верхнего.
В этот момент я подумала, что заказанная мне работа может стоить не более двухсот баксов. Надо же, как мне везет сегодня! Дело, конечно, грязное, противное, это бесспорно, но не такое уж сложное, черт возьми!
— А где вы видели Вениамина Михайловича с той юной особой? — спросила я, чтобы еще больше облегчить свою задачу. — Он приводил ее когда-нибудь в ту квартиру?
— Именно туда и приводит. Поэтому я и даю вам ключи от нее. Стыдно, конечно, признаться, но я и сама пыталась следить за ним. Работу он заканчивает около восьми вечера… Вот я его с этого времени и поджидала там постоянно. Ох, до чего же все это омерзительно! Если бы вы знали, Танечка, как я себя ненавижу за это, но и сделать ничего не могу! Никогда не думала, что на старости лет окажусь в таком положении. С тех пор, как муж ушел из дома, это примерно месяц назад, все мои кошмары и начались. Вы уж не осуждайте меня строго.
— Да вовсе я вас не осуждаю. Каждый волен поступать так, как ему нравится, — отмахнулась я, в душе все-таки придерживаясь другого мнения. — Вы мне лучше скажите, если уж сами следили за ним, как часто он с ней видится и в какие дни его реальнее застать с нею?
— Видится, по моим подсчетам, раза два в неделю. А вот дни… Это когда как. Но всегда вечером, после работы. В выходные ни разу этого не было.
— Так вы что же, столько раз караулили возле того дома? — не выдержала я.
— Именно, — грустно отозвалась Елизавета Андреевна и склонила голову. — Вчера опять видела его с нею. Он ее на своей машине подвез, как всегда к подъезду, а через час вывел, увез куда-то, а сам потом вернулся и уже больше никуда не выходил. Свет погасил. Спать, значит, лег. А я себе и смекаю, раз она у него ночевать никогда не остается, значит, она либо замужем, либо ничего серьезного он к ней не испытывает. Вот поэтому мне и интересно посмотреть на все своими глазами. А может, у них и вообще ничего нет?
Я подумала, что при ее-то терпении ей самой можно было бы открывать детективное агентство, а вслух сказала:
— Ну ладно, теперь за дело возьмусь я. Не обещаю, что у меня на это уйдет месяц, думаю, дня через три вы получите то, что вам нужно. Правда, это зависит не от меня, а, как вы понимаете, от необузданных желаний Вениамина Михайловича.
— Да, конечно. Я понимаю. Только, Танечка! Я вас еще раз хочу попросить, чтобы это никуда ни под каким видом не просочилось.
— Это уже лишнее, Елизавета Андреевна, — решительно взмахнула я рукой. — Оставляйте мне ваш телефон, идите спокойно домой и ждите моего звонка.
Елизавета Андреевна встала с кресла, снова нырнула в свой лакированный ридикюль, извлекла из него пять сотенных бумажек с портретом Франклина и протянула их мне:
— Это предоплата, так сказать, аванс. Берите. Я в вас верю.
Я с удовольствием приняла деньги и проводила ее до двери.
— Желаю вам удачи, Танечка, — улыбнулась Елизавета Андреевна, перешагивая порог и одновременно с этим заправляя выбившуюся прядь волос обратно в прическу. Теперь она уже увереннее держалась на ногах.
Я уже собралась захлопнуть дверь, но вовремя спохватилась:
— Елизавета Андреевна! А номер вашего телефона?
— Да ладно, — отмахнулась она, спускаясь вниз по лестнице и мелодично цокая каблучками, — я вам сама позвоню.
Я вернулась в комнату, села в кресло, которое еще хранило тепло Елизаветы Андреевны, и подумала о том, что чувствую себя несколько дискомфортно. Было в этой женщине что-то загадочное. В ней чувствовалась сила. Я поняла это только сейчас, когда она ушла. И телефон свой почему-то не захотела мне оставить. А главное, так хитро все повернула: сунула мне доллары — и в дверь! Да, согласна, при виде «зелененьких» я немного отошла от темы, но ведь почти сразу вспомнила о телефоне. Но этого «немного» ей как раз и хватило для того, чтобы убраться восвояси и так мило махнуть ручкой: «Да ладно!» Нет, что-то тут не так. Не обойтись мне, пожалуй, без гадания.
А гадаю я на трех двенадцатигранных костях по методу Федосеева «Числа и судьбы». Довольно занимательная вещица и, что самое главное, чаще всего расшифровка выпавших цифр так или иначе помогает мне выйти на верный путь в моей нелегкой работе. Самое важное в этой, на первый взгляд казалось бы, детской забаве — четко сформулировать вопрос, а потом, проявив максимум воображения, найти для себя верный ответ.
«Так какой же вопрос задать сейчас? — подумала я, доставая кости из замшевого мешочка. Да, пожалуй, самый главный: кто такая Елизавета Андреевна Тимофеевская?»
Я бросила кости на полировку журнального стола, и передо мной предстали числа: 13+30+3. Забавная комбинация. «Что же она обозначает?» — напрягла я свою память. Книжкой я уже давно не пользовалась, так как знала все комбинации цифр наизусть. Ага, вспомнила:
«Никогда ни к чему не предъявляйте претензий, ни к прошлому, ни к людям, ни к богу, ни к судьбе». Надо же! Прямо и воображение подключать не нужно. Все предельно ясно: я не должна осуждать Тимофеевскую, которая позабыла женскую гордость, а просто должна выполнить ее поручение. Вот и все.
Вздохнув с облегчением, я отправилась на кухню вскипятить чайник. Сначала, когда синее пламя газа лизнуло его белые эмалированные бока, он слегка засопел, потом затих, но через минуту снова засопел, еще через пару минут начал ворчать и под конец разразился яростным свистом, словно Соловей-разбойник. Все это время я слушала его разнообразные звуки и пыталась уговорить себя, что дело-то мне заказано плевое, денег получаю кучу и нечего даже сомневаться.
А сомнения все-таки были. Самое главное, что я чувствовала во всем какой-то подвох. Больше всего на свете не люблю, когда из меня делают дуру. А Тимофеевская, по-моему, именно к этому и стремилась.
Я выключила «соловья-разбойника» и заварила себе крепкий чай. Несколько глотков горячего тонизирующего напитка взбодрили меня, и я подумала теперь фразой героини из не помню какой пьесы: «Ну и что, что дура, зато богатая!» На этом и остановилась.
Перед тем, как мирно отойти ко сну, я решила проверить работоспособность своей видеокамеры, потому что уже давно не пользовалась ею. А камера у меня просто замечательная. Все манипуляции, которые она выполняла, а именно: обыкновенная съемка, съемка в затемненном помещении, приближение и удаление кадра, стоп-кадр, сужение и расширение формата и куча еще каких-то там прибамбасов, которые в моей работе были абсолютно не нужны, можно было производить с помощью пульта.
Смахнув пыль с чехла, в котором хранилась моя кормилица, я вытащила ее на свет божий и принялась репетировать.
Небольшой фильм из жизни частного детектива Татьяны Ивановой вышел весьма удачным, если не принимать во внимание мой домашний вид, который чуточку подпортил всю картину. Но главное — камера прекрасно справилась с заданием, и я надеялась, что не далее чем завтра преспокойненько установлю ее в каком-нибудь потайном уголке «холостяцкой» квартиры Тимофеевского и в ближайшем будущем что сделаю? Правильно! Расплачусь наконец с долгами за машину и, кроме того, куплю себе новые осенние сапоги. А осень, между прочим, не за горами. К тому же мои старые давно вышли из моды.
Стараясь не скрипеть диваном, я осторожно встала, босиком приблизилась к двери и заглянула в «глазок». Принимать сейчас кого-то знакомого в качестве гостя мне страсть как не хотелось. Настроение не то. К счастью, искажающее стеклышко оптического прибора представило моему взору совершенно незнакомую женщину. Я поняла, что передо мной наконец-то очередной клиент, точнее, клиентка. С первого же взгляда она показалась мне довольно привлекательной.
Звонок повторился, и я поспешила открыть дверь.
Пару секунд мы изучали друг друга. Женщина действительно была красива, но немолода. Возраст за сорок выдавало множество мелких морщинок возле темно-зеленых глаз и редкая проседь в давно не крашенных волосах, по цвету напоминающих серую осеннюю дымку. Они были гладко зачесаны назад и на затылке уложены в замысловатую прическу. Одета женщина была, прямо скажем, не по-летнему: деловой черный костюм, белая кружевная блузка, телесного цвета колготки, а может, и чулки (это при жаре 30 градусов), и венцом всему — черные же туфли на высоченной шпильке. В руках дама держала лакированный ридикюль. Я была польщена, что, собираясь ко мне, она разоделась так, словно шла на прием как минимум к министру, и тут же поймала себя на мысли, что стою перед ней босиком, в коротенькой мятой футболке, едва прикрывающей трусики, и с «вороньим гнездом» на голове, поскольку причесывалась последний раз вчера вечером, то есть сутки назад.
— Вы Иванова? Татьяна? — спросила женщина приятным, мягким, слегка дрожащим голосом и затеребила тонкими пальцами ридикюль.
— Да, — лаконично ответила я и отступила назад, жестом приглашая ее войти.
Женщина переступила порог, покачнувшись при этом на своих шпильках, и замерла на месте.
— Ну, проходите. Вот сюда, — указала я ей в направлении комнаты, отмечая про себя, что моя гостья заметно смущена и нервы ее явно на взводе.
Она прошла в комнату и села на край кресла, положив ридикюль на колени и накрыв его руками. При этом она снова слегка покачнулась.
Убедившись, что долгожданный клиент укрепился на месте и падать в обморок не собирается, я поторопилась в ванную, где лежали мои трикотажные шорты. Мельком я успела посмотреть на свое отражение в зеркале и, решив, что лучше бы я этого не делала, вернулась в комнату.
Женщина, скользнув взглядом по моим горошковым штанишкам, отвернулась и стала смотреть в окно. Я села на диван, злясь на себя за то, что по сравнению с ней выгляжу натуральным пугалом, и задала свой обычный вопрос:
— Вам кто-то порекомендовал меня или…
— Да, Катя Лунина! — оживилась женщина, подавшись вперед, и я испугалась, что она сейчас упадет с кресла. — Катя — моя дальняя родственница.
— Ах, ну да, я ее знаю! — ответила я, живо припомнив все свои злоключения, связанные с делом Кати, а точнее, с делом ее мужа, необоснованно обвиненного в убийстве. Эх, и пришлось мне тогда попрыгать! Чудом жива осталась. Невольно я снова стала разглядывать давно не беленный потолок и представила себе, что, если эта женщина от Луниных, значит, мне опять предстоит…
— Меня зовут Елизавета Андреевна Тимофеевская, — прервала мои мысли родственница Луниных.
— Слушаю вас, — кивнула я, озадаченная тем, что где-то уже слышала эту фамилию.
— Дело в том, что… — Елизавета Андреевна замялась, как-то неестественно выгнула шею и забарабанила ногтями по своей лакированной сумочке.
— Так в чем же дело? Да вы не волнуйтесь. Может, чаю хотите? — предложила я, стараясь прийти ей на помощь.
— Нет-нет, спасибо, — снова оживилась она и опять подалась вперед. Я вообще не понимала, на чем она теперь держится. — Дело в том, что у меня к вам очень деликатная просьба.
— А ко мне чаще всего обращаются именно с такими просьбами. Так что вы расслабьтесь и расскажите все по порядку, — в очередной раз попыталась я привести ее в чувство, что мне уже порядком стало надоедать.
— Я оплачу! — вдруг неожиданно громко воскликнула Елизавета Андреевна. — Я очень хорошо оплачу вашу работу, Танечка, если вы согласитесь ее выполнить.
Слово «оплачу» как-то совсем не вязалось с внешностью этой женщины. Но зато очень вязалось с моими финансовыми затруднениями.
— Сначала изложите мне суть дела, — ответила я, заранее зная, что скорее всего соглашусь, — а там посмотрим.
— Да, разумеется, — выдохнула Елизавета Андреевна, давая мне понять, что теперь она окончательно готова поделиться со мной своими проблемами. — Я хочу попросить вас проследить за моим мужем, Танечка. Проследить, так сказать, за его амурными делами.
Я снова уставилась в потолок. Честно говоря, я никак не ожидала такого поворота событий. Из подобных дел я уже давно «выросла», и теперь они вызывали у меня неподдельную тошноту. Когда наблюдаешь за чьей-то (как бы это помягче выразиться?)… за чьими-то сексуальными действиями, невольно создается впечатление, что являешься непосредственным участником этого акта. И хуже всего, что потом увиденным и прочувствованным приходится делиться с другим человеком, с клиентом или клиенткой. Да, становиться кинооператором порнографического фильма мне решительно не хотелось, но что делать, если других заказов пока нет. И к месту будет здесь сказано, что любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
Заметив мое замешательство, госпожа Тимофеевская поспешила назвать мне сумму гонорара.
— Тысяча долларов вас устроит? — спросила она. — Половину я могу дать вам уже сейчас, если нужно.
Вот именно! А что мне еще оставалось делать, как не согласиться?
— Думаю, что устроит, — ответила я, словно за такую работу привыкла брать как раз эту сумму.
На самом деле она превышала реальную минимум в два раза. Но, несмотря на это, я решила все-таки немного повыпендриваться и добавила:
— Хотя знаете, Елизавета Андреевна, честно сказать, мне это занятие не совсем по душе.
— Я понимаю, Танечка, — вздохнула она. — Мне и самой это не совсем по душе, но…
Я не стала больше испытывать терпение госпожи Тимофеевской и, прервав ее, сказала:
— Ну, хорошо. Давайте перейдем к делу. Излагайте.
Она еще раз глубоко вздохнула, уселась наконец поглубже в кресло и начала свое повествование:
— С Вениамином Михайловичем мы поженились недавно. Полтора года назад. И так уж получилось, что до этого у меня никогда не было мужа… да и вообще… — Она замолчала и опустила глаза. Наверное, признание в том, что она до встречи с ним была старой девой, по ее мнению, должно было как следует осмыслиться мной.
— Ну и?.. — поторопила я ее, давая понять, что этот щепетильный момент мною усвоен.
— Ну а дальше все закономерно и весьма банально, — продолжила Елизавета Андреевна, взглянув на меня с некоторой благодарностью за то, что я не удивилась или, по крайней мере, сделала вид, будто не удивлена столь постыдному факту из ее биографии. — Вениамин Михайлович очень скоро стал мне изменять. Сначала он пытался это скрывать, говорил, что допоздна задержится на работе. Потом и вовсе не приходил ночевать. Да вы и сами знаете, как это бывает.
Я утвердительно кивнула.
— Так вот, — тоже кивнула она. — А недавно мой муж совсем ушел из дома. Не знаю, как расценивать его поступок, но о разводе он речи со мной не вел. Мы вообще с ним давно не разговаривали по душам. Наверное, в этом есть и моя вина. Но что поделаешь? Нет у меня опыта в семейной жизни, так уж сложилась судьба. Потом я несколько раз видела его с совсем юной девицей. Рыжеволосая, стройная, энергия так и плещет из нее, современная, в общем, девушка. Ну, сами понимаете. Вот я и хотела вас попросить предоставить мне некоторую информацию… Ну… Ту самую информацию, благодаря которой я могла бы определить, чего же моему мужу не хватает во мне. Определить женским, если так можно выразиться, глазом.
В этот момент мне хотелось посоветовать Елизавете Андреевне просто посмотреть пару-тройку эротических фильмов и «женским глазом» сравнить себя и героинь на экране, но тогда я наверняка лишилась бы гонорара. Поэтому я лишь снова кивнула и задала ей вопрос:
— До этого момента в чьей квартире жил ваш супруг и куда ушел жить потом?
— Жил в своей квартире. Точнее, мы вместе жили в его квартире. А ушел он опять же в свою квартиру. У него их две. Сама-то я не местная. Раньше жила в Астахове, — немного сбивчиво начала объяснять она. — Я с ним и познакомилась в своем родном городе. Он к нам в командировку приезжал.
— А кем он работает? — спросила, удивляясь тому, что не сделала этого с самого начала.
— Вениамин Михайлович — заместитель главы администрации Пушкинского района по торговле, — с чувством, как мне показалось, некоторого страха ответила Елизавета Андреевна и снова застучала пальцами по лакированной сумочке. — Вот потому-то я и настаивала бы на полной секретности нашего с вами дела, Танечка.
«О-о!» — подумала я про себя. Так вот, значит, почему мне показалась знакомой эта фамилия. И теперь ясно, откуда у него две квартиры в личном пользовании. Теперь картина семейной жизни Тимофеевских ясно нарисовалась в моем воображении. Большой начальник женился на старой деве, зная, что, используя ее комплексы, относящиеся к сексуальной жизни, безнаказанно сможет гулять «налево». Он понимал, что, находясь на такой должности, обязан вести высокоморальный образ жизни, в качестве примера для всех окружающих. Именно такой образ жизни ему гарантировала Елизавета Андреевна, которая не станет требовать развода, а лишь поплачет над своей горькой судьбой. Кстати, а кем работает она сама?
— А где работаете вы? — спросила я, незаслуженно проигнорировав высокий пост самого Тимофеевского.
— Нигде, — грустно пожала плечами Елизавета Андреевна. — Раньше работала на мукомольном заводе. Бухгалтером. Это там, в Астахове, а как вышла замуж и переехала сюда, стала домохозяйкой. Вы, наверное, все-таки хотите узнать, почему вот такая, вроде внешне и не уродливая, женщина до сорока с лишним лет не побывала замужем и не имела любовников? — поинтересовалась она, решив, наверное, что я только об этом сейчас и думаю.
— Нет, не хочу. Это ваша личная жизнь, которая к делу, как мне кажется, не относится, — успокоила я ее, думая, разумеется, совсем иначе. Просто Елизавета Андреевна вызывала во мне неподдельную жалость. Сидела бы себе на своей «мельнице» да радовалась бы свободной жизни, как я. Я, конечно, не старая, да к тому же и не дева, но свободой своей дорожу. Госпожа Тимофеевская выбрала иной путь. Захотелось ей хлебнуть радостей семейной жизни. Вот и хлебнула. Уж Вениамин-то Михайлович наверняка раза два до нее был женат. — А ваш муж прежде состоял в браке?
— Да. Трижды. Только жизнь ни с одной из прежних жен у него не сложилась. От первого брака осталась дочь. Но я ее ни разу не видела. Он говорил, что ее мать запрещала ей с ним встречаться. Сейчас-то дочка совсем взрослая стала. Года двадцать четыре, наверное. Вениамину Михайловичу ведь уже за пятьдесят. Но они так и не виделись больше ни разу. И живет она в другом городе. Вышла замуж и уехала. О ее свадьбе он узнал от знакомых. Хотел поздравить, но бывшая жена категорически отказала ему во встрече с дочерью. Сказала, что у девушки есть отец, да только не он. Вениамин Михайлович мне сам об этом рассказывал. Плакал даже. Жалко мне его было. Решила, что смогу помочь ему, что буду лучше тех предыдущих. Это я сейчас, Танечка, стала хоть немного разбираться во всем, а тогда… — махнула рукой Елизавета Андреевна, и глаза ее наполнились слезами.
— А может, вам послать его к черту да развестись? Живите себе спокойно, как раньше, — искренне посоветовала я ей, плюнув на риск лишиться тысячи долларов.
Тут Елизавета Андреевна как-то сильно засмущалась, в глазах ее опять вспыхнули искорки страха, и она отрицательно замотала головой, причем так сильно, что маленькая прядка волос выбилась из безукоризненной прически и безжизненно повисла вдоль шеи.
— Легко говорить «живи спокойно». Да разве это жизнь? Нет, Танечка, одиночество не назовешь жизнью. Я ведь и ребеночка хотела родить, а если в таком возрасте это будет невозможно, то хотя бы усыновить кого. Взять из детского дома. Вот потому-то я и хочу сохранить семью. Потому-то и прошу вас об унизительном для меня. В народе говорят: «Седина в бороду, бес в ребро». Вениамин Михайлович как раз в таком возрасте, что… Ну, в общем, не верю я, чтобы у него с этой девицей все было так серьезно. Поэтому буду настаивать на своей просьбе. До конца пойду, и ничто меня не остановит! — горячо воскликнула Елизавета Андреевна.
— Ну, хорошо, дело ваше, — пожала я плечами. — Тогда давайте переходить к деталям. Первое, что меня интересует, — это внешность вашего мужа. Я, конечно, видела его по телевизору, но, честно говоря, не особо запомнила. У вас есть его фотография?
— Да-да, разумеется, — поспешно открыла свой ридикюль Елизавета Андреевна и протянула мне карточку.
Это был лысоватый и полноватый человечек со свинячьими глазками. Наверняка коротышка. Можно сказать, что он уже родился большим начальником и потому всю жизнь стремился выглядеть именно так, а не иначе. Он был запечатлен сидящим за столом. Видимо, на своем рабочем месте.
— А какой у него рост? — спросила я, чтобы подтвердить свою догадку.
— Примерно сто шестьдесят, — последовал ожидаемый мною ответ.
— Так, теперь назовите адрес его второй квартиры.
— Улица Рахова, дом сороковой, квартира двенадцатая. Это на втором этаже. Окна выходят во двор. У меня есть ключи от этой квартиры, ключи по случаю имеются, если нужно, я дам вам их, — вдруг неожиданно по-деловому заговорила госпожа Тимофеевская, и я подумала, что она не такая уж и дура.
— Да, было бы неплохо. Ключи в таком деле не помешают, — обрадовалась я тому, что клиентка, сама того не зная, разом упростила мою задачу. Ведь чтобы заснять на пленку интимную жизнь граждан в их собственных квартирах, приходится выкидывать такие номера, что порой рискуешь оказаться под следствием. Сама-то я с подобным не сталкивалась. Другое дело, когда это происходило где-нибудь на природе или в машине, пусть даже на даче или турбазе, но в квартире… Да еще объект наблюдения — высокопоставленный чиновник! — Они у вас с собой?
— Да, — кивнула Елизавета Андреевна, вновь порылась в сумочке и выдала мне связку ключей. — Вот этот — желтый — от общей двери, а эти два от квартиры. Длинный — от нижнего замка, а короткий — от верхнего.
В этот момент я подумала, что заказанная мне работа может стоить не более двухсот баксов. Надо же, как мне везет сегодня! Дело, конечно, грязное, противное, это бесспорно, но не такое уж сложное, черт возьми!
— А где вы видели Вениамина Михайловича с той юной особой? — спросила я, чтобы еще больше облегчить свою задачу. — Он приводил ее когда-нибудь в ту квартиру?
— Именно туда и приводит. Поэтому я и даю вам ключи от нее. Стыдно, конечно, признаться, но я и сама пыталась следить за ним. Работу он заканчивает около восьми вечера… Вот я его с этого времени и поджидала там постоянно. Ох, до чего же все это омерзительно! Если бы вы знали, Танечка, как я себя ненавижу за это, но и сделать ничего не могу! Никогда не думала, что на старости лет окажусь в таком положении. С тех пор, как муж ушел из дома, это примерно месяц назад, все мои кошмары и начались. Вы уж не осуждайте меня строго.
— Да вовсе я вас не осуждаю. Каждый волен поступать так, как ему нравится, — отмахнулась я, в душе все-таки придерживаясь другого мнения. — Вы мне лучше скажите, если уж сами следили за ним, как часто он с ней видится и в какие дни его реальнее застать с нею?
— Видится, по моим подсчетам, раза два в неделю. А вот дни… Это когда как. Но всегда вечером, после работы. В выходные ни разу этого не было.
— Так вы что же, столько раз караулили возле того дома? — не выдержала я.
— Именно, — грустно отозвалась Елизавета Андреевна и склонила голову. — Вчера опять видела его с нею. Он ее на своей машине подвез, как всегда к подъезду, а через час вывел, увез куда-то, а сам потом вернулся и уже больше никуда не выходил. Свет погасил. Спать, значит, лег. А я себе и смекаю, раз она у него ночевать никогда не остается, значит, она либо замужем, либо ничего серьезного он к ней не испытывает. Вот поэтому мне и интересно посмотреть на все своими глазами. А может, у них и вообще ничего нет?
Я подумала, что при ее-то терпении ей самой можно было бы открывать детективное агентство, а вслух сказала:
— Ну ладно, теперь за дело возьмусь я. Не обещаю, что у меня на это уйдет месяц, думаю, дня через три вы получите то, что вам нужно. Правда, это зависит не от меня, а, как вы понимаете, от необузданных желаний Вениамина Михайловича.
— Да, конечно. Я понимаю. Только, Танечка! Я вас еще раз хочу попросить, чтобы это никуда ни под каким видом не просочилось.
— Это уже лишнее, Елизавета Андреевна, — решительно взмахнула я рукой. — Оставляйте мне ваш телефон, идите спокойно домой и ждите моего звонка.
Елизавета Андреевна встала с кресла, снова нырнула в свой лакированный ридикюль, извлекла из него пять сотенных бумажек с портретом Франклина и протянула их мне:
— Это предоплата, так сказать, аванс. Берите. Я в вас верю.
Я с удовольствием приняла деньги и проводила ее до двери.
— Желаю вам удачи, Танечка, — улыбнулась Елизавета Андреевна, перешагивая порог и одновременно с этим заправляя выбившуюся прядь волос обратно в прическу. Теперь она уже увереннее держалась на ногах.
Я уже собралась захлопнуть дверь, но вовремя спохватилась:
— Елизавета Андреевна! А номер вашего телефона?
— Да ладно, — отмахнулась она, спускаясь вниз по лестнице и мелодично цокая каблучками, — я вам сама позвоню.
Я вернулась в комнату, села в кресло, которое еще хранило тепло Елизаветы Андреевны, и подумала о том, что чувствую себя несколько дискомфортно. Было в этой женщине что-то загадочное. В ней чувствовалась сила. Я поняла это только сейчас, когда она ушла. И телефон свой почему-то не захотела мне оставить. А главное, так хитро все повернула: сунула мне доллары — и в дверь! Да, согласна, при виде «зелененьких» я немного отошла от темы, но ведь почти сразу вспомнила о телефоне. Но этого «немного» ей как раз и хватило для того, чтобы убраться восвояси и так мило махнуть ручкой: «Да ладно!» Нет, что-то тут не так. Не обойтись мне, пожалуй, без гадания.
А гадаю я на трех двенадцатигранных костях по методу Федосеева «Числа и судьбы». Довольно занимательная вещица и, что самое главное, чаще всего расшифровка выпавших цифр так или иначе помогает мне выйти на верный путь в моей нелегкой работе. Самое важное в этой, на первый взгляд казалось бы, детской забаве — четко сформулировать вопрос, а потом, проявив максимум воображения, найти для себя верный ответ.
«Так какой же вопрос задать сейчас? — подумала я, доставая кости из замшевого мешочка. Да, пожалуй, самый главный: кто такая Елизавета Андреевна Тимофеевская?»
Я бросила кости на полировку журнального стола, и передо мной предстали числа: 13+30+3. Забавная комбинация. «Что же она обозначает?» — напрягла я свою память. Книжкой я уже давно не пользовалась, так как знала все комбинации цифр наизусть. Ага, вспомнила:
«Никогда ни к чему не предъявляйте претензий, ни к прошлому, ни к людям, ни к богу, ни к судьбе». Надо же! Прямо и воображение подключать не нужно. Все предельно ясно: я не должна осуждать Тимофеевскую, которая позабыла женскую гордость, а просто должна выполнить ее поручение. Вот и все.
Вздохнув с облегчением, я отправилась на кухню вскипятить чайник. Сначала, когда синее пламя газа лизнуло его белые эмалированные бока, он слегка засопел, потом затих, но через минуту снова засопел, еще через пару минут начал ворчать и под конец разразился яростным свистом, словно Соловей-разбойник. Все это время я слушала его разнообразные звуки и пыталась уговорить себя, что дело-то мне заказано плевое, денег получаю кучу и нечего даже сомневаться.
А сомнения все-таки были. Самое главное, что я чувствовала во всем какой-то подвох. Больше всего на свете не люблю, когда из меня делают дуру. А Тимофеевская, по-моему, именно к этому и стремилась.
Я выключила «соловья-разбойника» и заварила себе крепкий чай. Несколько глотков горячего тонизирующего напитка взбодрили меня, и я подумала теперь фразой героини из не помню какой пьесы: «Ну и что, что дура, зато богатая!» На этом и остановилась.
Перед тем, как мирно отойти ко сну, я решила проверить работоспособность своей видеокамеры, потому что уже давно не пользовалась ею. А камера у меня просто замечательная. Все манипуляции, которые она выполняла, а именно: обыкновенная съемка, съемка в затемненном помещении, приближение и удаление кадра, стоп-кадр, сужение и расширение формата и куча еще каких-то там прибамбасов, которые в моей работе были абсолютно не нужны, можно было производить с помощью пульта.
Смахнув пыль с чехла, в котором хранилась моя кормилица, я вытащила ее на свет божий и принялась репетировать.
Небольшой фильм из жизни частного детектива Татьяны Ивановой вышел весьма удачным, если не принимать во внимание мой домашний вид, который чуточку подпортил всю картину. Но главное — камера прекрасно справилась с заданием, и я надеялась, что не далее чем завтра преспокойненько установлю ее в каком-нибудь потайном уголке «холостяцкой» квартиры Тимофеевского и в ближайшем будущем что сделаю? Правильно! Расплачусь наконец с долгами за машину и, кроме того, куплю себе новые осенние сапоги. А осень, между прочим, не за горами. К тому же мои старые давно вышли из моды.
Глава 2 Неожиданный поворот
Будильник разбудил меня именно во столько, на сколько я его ставила, — в девять часов утра. Выспалась я замечательно, настроение было отличное, и вид мой, после того, как я помыла голову и уложила волосы феном, вызывал у меня полное удовлетворение. Наскоро позавтракав, я оделась как можно скромнее, чтобы меньше привлекать к себе внимание, и отправилась по адресу Рахова, 40, квартира 12.
Впервые за несколько месяцев я наконец ощутила, что новенькая «девятка» — моя. Теперь я ничего не буду за нее должна. Улыбаясь солнцу и ловко маневрируя среди потока чужих машин, я быстро добралась до нужного дома, заехала во двор, аккуратно припарковалась возле трансформаторной будки, на которой, как в старые добрые времена, красовалось изображение оскаленного черепа, и выключила зажигание.
Беглым взглядом я быстро оценила здешний климат. Двор проходной, народу ходит много, деревьев вполне достаточно, что очень кстати. А как там насчет озеленения возле окон господина Тимофеевского? Кажется, его окна должны быть здесь?
Я подошла к первому подъезду и посмотрела вверх. Ага, вот в этом ряду его квартира. Перед лоджией Тимофеевского, если я правильно рассчитала, рос большой тополь. Дерево достаточно крепкое и меня вполне выдержит. Это хорошо. Так, смотрим дальше. Возле подъезда никаких машин не наблюдается, значит, скорее всего Вениамина Михайловича нет дома. Хотя можно предположить, что он пользуется услугами шофера. Я глянула на наручные часы. Половина одиннадцатого. Ответственный государственный служаший в такое время не вправе быть дома. «Ладно, риск — благородное дело», — подумала я и решительно направилась в подъезд, ощущая в правой руке тяжесть видеокамеры.
Остановившись перед железной дверью, охранявшей подходы сразу к трем квартирам, я нажала на звонок, под которым значился номер 12. Выждав некоторое время, позвонила вторично. «Ну, не хотите открывать, открою сама», — сказала я себе и вставила в замочную скважину «желтый», как выразилась Елизавета Андреевна, ключ и повернула его дважды. Немного скрипнув, дверь отворилась, и я вошла в общий коридор. Справа от меня была квартира Тимофеевского. Я приложила к ней ухо и прислушалась. Там царила гробовая тишина.
«А вдруг он все-таки дома? — мелькнула у меня мысль. — Сейчас вот войду и… А что поделаешь? Работа у меня такая, что без риска не прокормишься. Все это ерунда по сравнению с тем, что мне порой приходилось переживать», — успокоила я себя и, немного повозившись с двумя замками, проникла в чужие владения. Хорошо, что никто из соседей в это время не высунулся.
В двухкомнатной квартире Вениамина Михайловича Тимофеевского царила роскошь. Кругом ковры, хрусталь, мебель, словно из музея, ремонт, можно сказать, ювелирной работы, но самое главное — нет хозяина, что меня вполне устраивало.
Первым делом я сориентировалась в обстановке. Мне ужасно повезло, когда я, выглянув в окно спальни, обнаружила то самое дерево прямо перед своим носом. Оно чуть ли не касалось ветками перил лоджии. Отлично, не придется пользоваться веревкой, крюком и прочими сложностями. Достаточно будет раскладной лесенки.
Впервые за несколько месяцев я наконец ощутила, что новенькая «девятка» — моя. Теперь я ничего не буду за нее должна. Улыбаясь солнцу и ловко маневрируя среди потока чужих машин, я быстро добралась до нужного дома, заехала во двор, аккуратно припарковалась возле трансформаторной будки, на которой, как в старые добрые времена, красовалось изображение оскаленного черепа, и выключила зажигание.
Беглым взглядом я быстро оценила здешний климат. Двор проходной, народу ходит много, деревьев вполне достаточно, что очень кстати. А как там насчет озеленения возле окон господина Тимофеевского? Кажется, его окна должны быть здесь?
Я подошла к первому подъезду и посмотрела вверх. Ага, вот в этом ряду его квартира. Перед лоджией Тимофеевского, если я правильно рассчитала, рос большой тополь. Дерево достаточно крепкое и меня вполне выдержит. Это хорошо. Так, смотрим дальше. Возле подъезда никаких машин не наблюдается, значит, скорее всего Вениамина Михайловича нет дома. Хотя можно предположить, что он пользуется услугами шофера. Я глянула на наручные часы. Половина одиннадцатого. Ответственный государственный служаший в такое время не вправе быть дома. «Ладно, риск — благородное дело», — подумала я и решительно направилась в подъезд, ощущая в правой руке тяжесть видеокамеры.
Остановившись перед железной дверью, охранявшей подходы сразу к трем квартирам, я нажала на звонок, под которым значился номер 12. Выждав некоторое время, позвонила вторично. «Ну, не хотите открывать, открою сама», — сказала я себе и вставила в замочную скважину «желтый», как выразилась Елизавета Андреевна, ключ и повернула его дважды. Немного скрипнув, дверь отворилась, и я вошла в общий коридор. Справа от меня была квартира Тимофеевского. Я приложила к ней ухо и прислушалась. Там царила гробовая тишина.
«А вдруг он все-таки дома? — мелькнула у меня мысль. — Сейчас вот войду и… А что поделаешь? Работа у меня такая, что без риска не прокормишься. Все это ерунда по сравнению с тем, что мне порой приходилось переживать», — успокоила я себя и, немного повозившись с двумя замками, проникла в чужие владения. Хорошо, что никто из соседей в это время не высунулся.
В двухкомнатной квартире Вениамина Михайловича Тимофеевского царила роскошь. Кругом ковры, хрусталь, мебель, словно из музея, ремонт, можно сказать, ювелирной работы, но самое главное — нет хозяина, что меня вполне устраивало.
Первым делом я сориентировалась в обстановке. Мне ужасно повезло, когда я, выглянув в окно спальни, обнаружила то самое дерево прямо перед своим носом. Оно чуть ли не касалось ветками перил лоджии. Отлично, не придется пользоваться веревкой, крюком и прочими сложностями. Достаточно будет раскладной лесенки.