Страница:
Аккуратные короткие стрижки, невзрачная одежда, сглаженные, ничем не выдающиеся черты лица. У троих, неудачно упавших, из носов и прокушенных губ шла кровь, но ни один из ночных гостей не пытался воспользоваться платком. Самый главный, который ворвался первым и намеревался застрелить Марию, стоял перед тетей Бертой и монотонно нудел, как трехгодовалый ребенок. У него была сильно разбита бровь, из ноздрей при каждом выдохе лезли розовые пузыри, голубая рубашка покрылась темными пятнами.
Кроме его бормотания до ушей Младшей доносился лишь звук работавшего наверху телевизора и горячее дыхание Бернара. Потом сбоку раздался резкий щелчок, и она чуть не подпрыгнула. Оказалось, это дядя Эвальд включил электрический чайник.
Глава септа переступал очень мягко, стараясь не задеть окаменевшие фигуры. Он ни минуты не сидел на месте. Сходил в гараж и вывел машину матери Бернара, старый длинный «форд»; затем, не спрашивая разрешения, поднялся наверх и вернулся с Анкиным чемоданчиком и рюкзаком Бернара. Сделал еще один рейс, пришел с грудой теплых свитеров и двумя канистрами родниковой воды. Прихватил из комода осветительные шашки, охотничьи ножи, фонари, груду медикаментов и консервов. Вряд ли старику приходилось каждый день встречаться с вооруженными бандами, но вел он себя весьма невозмутимо, постоянно демонстрируя родне, что именно он несет за все ответственность.
— Помогите мне, — поманил он Марию.
Мария поднялась с пола, ошалевшими глазами следя за происходящим. Однако она очень быстро справилась с испугом и приняла участие в сборах. Тетя Берта, не отрывая рук и ног от кровников, о чем-то негромко спрашивала у «пленных». Мужик в светлом костюме отвечал. Издали было заметно, что он слегка покачивается. Остальные члены его команды смотрели в пространство пустыми безжизненными глазами. Стив и Эндрю безмятежно посапывали, потягивали чай из пузатых фарфоровых чашек. Дядя Саня с закрытыми глазами грыз печенье; у него был такой же несчастный вид, как и у Бернара. Анке казалось, что обоих вот-вот стошнит. Питер Лотт щурился на огонь в камине, как сытый кот.
Вдруг в тишине что-то зашуршало.
Это у одного из мужчин не выдержал мочевой пузырь; на светлом паркете возле его ног растеклась лужа. Мужчина даже не опустил головы, даже не переступил с места на место; так и стоял, слегка переваливаясь с пяток на носки, словно водоросль, колыхаемая прибоем. Младшая судорожно сглотнула.
Дядя Эвальд по-хозяйски залез в холодильник и начал складывать в сумку пригодную для путешествия еду. Мария помогала ему, разливала в термосы кофе. Бернар крепко обнял Младшую за плечи, она была очень ему за это благодарна.
— Уходим, — сказал дядя Эвальд. — Бернар, поведет Мария, садись рядом с ней, покажешь дорогу. Там у вас еще цела тропа в обход болота, машина пройдет?
— Пройдет, я покажу.
Бернар встряхнул головой, словно просыпаясь от сна. Анке очень не хотелось отпускать его руку и оставаться одной среди застывших теплых манекенов. Они вдвоем по стеночке обошли гостиную и, хватая ртами свежий воздух, вывалились в ночь. Мария сидела на корточках возле черного минивэна и пыталась перелить бензин через шланг в канистру. Следом вышла тетя Берта под ручку с дядей Саней и телефоном в другой руке. Анка услышала, как снова полились звуки удивительного языка почти без единой согласной, и раза два прозвучало имя «Камилла». Тетя Берта бродила взад-вперед по крыльцу и словно бы кого-то умоляла по телефону. За ее спиной в свете горящих в камине поленьев покачивались зачарованные агенты. Питер Лотт невозмутимо сдавал карты для новой игры.
— Что теперь будет? — Младшая нетерпеливо подергала Бернара за ворот куртки. — Они так и останутся у вас дома, дядя Лотт и другие старички?
— Они будут удерживать Покрывало, пока мы не доберемся до сидов…
— А где это?
— Это могильники в Ирландии.
Анка решила, что ослышалась, но не стала переспрашивать.
Тетя Берта захлопнула телефон, и все трое взрослых горячо о чем-то заспорили.
— Бернар, что они говорят?
— Тетя Берта говорит, что Камилла позвонила сама.
— Как это? — опешила Младшая. — Она заранее про нас знала?
— Камилла — не совсем человек… Это сложно объяснить, я сам ее не видел. Она умеет ткать такое Покрывало, которое опутывает всю Англию. Безопасная ткань для Фэйри, но позволяет слышать, когда приходит беда. — Бернар прислушался к перебранке взрослых. — Камилла сказала тете Берте, что духи зовут. Сегодня утром она видела, как мы пойдем в Изнанку, и видела, кто из нас оттуда выйдет…
— Ох ты, Господи… — От этих слов у Анки все похолодело внутри. — А моя мама считает, что пустой болтовне нельзя верить. Если думать, что про тебя заранее все известно, то можно лапки сложить и помереть!
— Камилла не болтает попусту! — строго заметил дядя Эвальд. — Если она позвонила сама… кстати, она не знала телефона Берты… Это означает, что время настало.
— Какое время? — не понял Бернар.
Дядя Эвальд замялся с ответом, переглянулся с Бертой, но от ответа его избавил рев мотора. Мария закидывала в багажник сумки и рюкзаки.
— Какое время настало? — не унимался Бернар и, к неудовольствию Младшей, тут же перескочил на свой тарабарский язык.
— Я обязательно вам расскажу, — пообещал дядюшка. — Просто Камилла угадала то, что и так должно было случиться… спустя год. Но теперь времени ждать нет.
— Бернар, я не хочу никуда ехать, — прошептала Младшая.
То ли от прохладного ночного ветра, то ли от компании зомби за спиной ее начало не на шутку колотить.
— В машину! — рявкнула Мария, выплевывая бензин. Анка подумала, что великанша опять возвращается к своей манере всеми командовать.
— А кто такие «сиды»? — стукаясь головой на первой же кочке, спросила Анка.
Ее зажали со всех сторон, слева пыхтел дядя Саня, справа вонял табаком лохматый Эвальд. «Форд» натужно взревел и, покачиваясь, пополз в лес. Сначала ехали по ровной дорожке, но вскоре пошли сплошные пеньки. Младшая изо всех сил сжимала зубы, чтобы не прикусить язык. Мария вполголоса материлась, Бернар махал руками, тетя Берта стонала, прижатая к дверце.
— Сиды Тир нан Ог, — из темноты салона отозвался дядюшка Эвальд. По-русски он говорил со смешным, ласкающим слух акцентом. — Так назывались когда-то Священные холмы. Похожие могильники встречаются повсюду на островах и в северной Шотландии, их насыпали разные народы. Но не везде можно отыскать знахаря, умеющего приоткрыть ворота… Очень давно люди верили, что во время праздника Сауин можно попасть в Пограничье и оказаться в загробном мире…
— Сауин наступит только тридцать первого октября, — добавил Бернар.
— Оказаться в аду? — испуганно перебила Младшая.
Машина вырвалась из леса и покатила прямо по низкорослому кустарнику. Фары выхватывали из темноты узловатые ветки, в стекло бились насекомые, по днищу царапали корни. Бернар поспешно указывал Марии, куда свернуть, та выполняла команды, как заправский гонщик.
— Никакого ада не существует, — дядя Эвальд погладил Младшую по голове. — Это вы, обычные, придумали ад и рай, чтобы легче было ждать смерти. Есть этот мир и, возможно, множество других, в каждом из которых живут по своим правилам. Но нет такого мира, где жили бы по правилам, изложенным в Библии или в Коране.
— И рая тоже нет? — подождав, пока колеса снова попадут в колеи, спросила Анка.
— Возможно, что существует Пограничье, а за ним — Изнанка Священных холмов. Многие верят в это, но мало кто уходил туда. Еще меньше тех, кто вернулся…
Анка открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, как вдруг Мария ударила по тормозам и выключила фары. Двигатель продолжал тихонько постукивать. Тетя Берта опустила стекло, и в машину тут же ворвались сотни ночных ароматов. Младшая Вглядывалась в темноту, но различала лишь смутное шевеление листьев на фоне звездного неба.
— Впереди поворот и выезд на дорогу. Что мы имеем, Добрые Соседи? — отрывисто спросила Мария. Специально для Анки она говорила по-русски и, судя по всему, хорошо обдумала свой маленький спич. — Людей из моей обслуги наверняка захватили в плен или убили. Тхола я вызвать не могу, у меня нет с собой офхолдера. Район оцеплен, и у выезда на автостраду нас ждут. Отсюда видны габаритные огни машины, они даже не скрываются. На этом сарае мы далеко не уедем и, честно говоря, я считаю эту беготню пустой затеей.
— Ваши предложения? — вздохнул дядя Эвальд.
— Скоро они поймут, что с группой захвата что-то случилось, и вызовут подмогу. Если в деле британская разведка, они всю страну поставят на уши; нам не позволят доползти даже до границы графства, не то что переправиться в Ирландию… Нам следует отсидеться в лесу, пока мой связной не вызовет другого наездника. Я опасаюсь даже пользоваться своими телефонами, могут обнаружить нас со спутника. Возможно, следует бросить машину и пересечь шоссе пешком…
— На той стороне начинается участок Харрисонов, — вставил Бернар. — Шестьдесят акров леса, полно ручьев и лощин, где можно спрятаться…
У дядюшки Эвальда зазвонил телефон. Он поднял палец, призывая всех к молчанию, послушал и сказал:
— Камилла ждет нас.
Тетя Берта недовольно заговорила на английском, она была раздосадована, что в собственной стране не понимает ни слова. Пока Эвальд ей скороговоркой переводил, Младшая нащупала ладонь Бернара. Зажатая в жаркой тесноте между взрослыми, она вдруг заново пережила страшные моменты своего ранения. Вначале — тупой удар в грудь, звон в ушах, удар затылком о мерзлую землю, наползающая ватная темнота. Младшая даже не успела понять, что произошло, как оказалась совсем в другом месте. Внутри черепахи. Ей показалось тогда, что она — курица, которую бесконечно варят в кипящем бульоне
Когда был жив папаня, они всей семьей дважды выезжали на юг, и Анка хорошо запомнила ни с чем не сравнимое ощущение морского побережья. Настоящее южное пекло, плеск Черного моря, соль на коже и удивительные открытия по ночам. Ночью можно распахнуть окна и полной грудью вдохнуть остывающий жар, который никогда не остынет до конца. А потом, уже сидя на чемоданах, испытывать щемящую жалость к себе и не верить, что все это было взаправду, не верить, что существует мир, где никогда не наметает сугробов выше человеческого роста, и где никогда не трещат деревья от сорокаградусного мороза.
Она очнулась в пазухе Эхуса. Там тоже было нестерпимо жарко, но жар шел изнутри ее тела. Она ворочалась, открывала рот, высовывала язык, как собака, пытаясь хоть немного погасить бушующее внутри пламя. Она видела только темноту, перед глазами мелькали огненные круги. Казалось, что закипает кровь в каждом сосуде, сердце с трудом раздувалось и опадало в такт мощному сердцу черепахи. Анка протягивала руки во все стороны, но наталкивалась лишь на мокрое и горячее. Она снова представила себя курицей и провалилась в бурлящую лаву. Когда она очнулась в следующий раз, над головой крутился вентилятор, и очень болела спина.
Слева от постели сидел Валька, а справа — Бернар. И Бернар держал ее за руку… Прямо как сейчас.
— Бернар! — позвала Младшая. — Бернар, я не знаю, что такое «навигатор»… Что они хотят от меня?
Мария продолжала вполголоса переругиваться с дядей Эвальдом и тетей Бертой. В запале они забыли о дяде Сане и перешли на английский.
— Они хотят тебя спасти… — Бернар сжал ее ледяную ладошку. — Они считают, что ты сумеешь пришвартовать Тхола к подводным причалам их затонувшего острова.
— Я?! — У Младшей от удивления в голове перепутались все слова. — Шва… швартовать?!
— Ну-ка тихо, дети, — шикнул на Анку дядюшка Эвальд.
Теперь по телефону с кем-то переругивалась Мария.
— Даже хуже, чем я ожидала, — подвела она итог, щелчком захлопывая трубку. — В комиссариаты разосланы фотографии девочки и спущена информация, что ее похитители могут оказать сопротивление.
— Похитители? — ахнул дядя Саня. — Это мы «похитители»? Но мы еще даже не выбрались из леса!
— Все продумано заранее, они не надеялись на успех штурма, — мрачно кивнула Мария. В неясном свете приборной панели, Анка видела лишь ее блестящие глаза. — Теперь я убеждена, что Лукас заговорил. Они намерены вывернуть Коллегии руки, впервые у ЦРУ такой шанс…
— Вы полагаете, это американцы? — спросил дядя Эвальд.
— Пока неясно, — Мария стукнула кулаком в стекло, — Мой информатор черпает данные в среде агентов Интерпола. Чтобы у вас не возникало нелепых надежд вырваться на материк, могу добавить, что в тоннеле под Ла-Маншем проверяют каждую машину…
— Но остаются еще порты…
— И паромные переправы…
— Посмотрите на себя внимательно. Такую компанию спрятать труднее, чем труппу китайского цирка! Нас может вытащить только Тхол, но его придется долго ждать, — мрачно резюмировала Мария. — Или вас хватит на то, чтобы парализовать всю полицию Англии?
Дядя Эвальд извинился и спешно затараторил с тетей Бертой. К удивлению Анки, пожилая леди выглядела крайне спокойной. Она вела себя так, словно не сидела посреди ночи в лесу, ожидая нападения полиции, а уютно дремала под пледом в собственном замке. Анка немножко подумала и притянула к себе Бернара. Он наклонился с переднего сиденья.
— А тетя Берта самая главная, да?
Бернар засмеялся. Его теплые кудри щекотали Анке нос.
— Она не главная, она — хранитель Традиций в нашем септе. Септ не может принять серьезных решений, если они не соответствуют законам и нарушают запреты Традиции.
Анка еще немножко подумала, вдыхая запах его волос. Бернар тихонько пожимал ей ладошку. Младшая слышала, как в темноте, над ее головой, переругиваются взрослые.
— А дядя Эвальд — не хранитель?
— Дядя Эвальд боится за тебя, а тетя Берта говорит, что ты справишься.
— С чем справлюсь? — насторожилась Анка.
— Ну… ты же — обычная, а обычным нет дороги в Изнанку… — замялся Бернар. — Дядя Эвальд уверен, что Камилла будет следовать Обрядам и Традициям. Для тебя и для Марии могут придумать испытание, вроде нашего Ритуала Имени…
— Я справлюсь, если не надо носить ничего тяжелого. Мне дядя Маркус сказал, что нельзя тяжести поднимать.
— Носить? Нет, носить не придется… — Анке показалось, что Бернар знает гораздо больше, чем говорит. — В преданиях описаны очень неприятные обряды…
— Бернар, почему ты хитришь со мной? Что за обряды?
— Я не хитрю! — Бернар погладил ее пальцы. — Я даже не знаю, что означает мой Ритуал имени. Об этом не принято говорить, но… Просто будь готова к тому, что придется увидеть смерть.
— Ведьма захочет меня убить?!
— Нет, не так. Просто у Фэйри принято, что взрослым может стать лишь тот, кто встретил смерть сознательно и не убежал от нее.
— Так ты… ты даже не знаешь, как проходила этот обряд Каролина?
— Нет, это невозможно знать. Обычно Ритуал для каждого подростка придумывают главы септов… Ты тоже не сможешь никому рассказать. Это будет что-то такое, что человек не может никому рассказать до конца жизни.
— А как ты считаешь, я справлюсь?..
Вместо ответа он провел ей указательным пальцем по бровям. Анка почувствовала, что краснеет, и обрадовалась, что в машине так темно. За три недели, проведенные в Англии, они поцеловались всего лишь раз, и то в аэропорту, когда Бернар ездил ее встречать. Да и тот поцелуй получился скомканным, Анка потом всю дорогу корила себя за то, что первая отпрянула, застеснявшись дяди Филиппа, хотя он старательно не смотрел в их сторону. А когда они добрались до дома, Младшая была настолько восхищена, что все мысли о поцелуе вылетели у нее из головы.
Они бродили по дому, взявшись за руки. Младшая с изумлением узнала, что у каждого из родственников Бернара есть своя комната, и еще три комнаты для гостей; и два туалета, несмотря на то что вокруг стеной возвышался лес, и ванны с горячей водой на обоих этажах; и телевизор чуть ли не во всю стену, и взаправдашний камин, как показывали в кино про Шерлока Холмса; и ручные птицы, и лошади, на которых можно кататься; и потрясающих размеров кухня, с рядом висящих разнокалиберных сковородок, пучками травы под потолком и зевом кирпичной плиты… Бернар познакомил ее с мамой; та оказалась очень красивой, и у Анки даже слегка сжалось сердце от зависти; она тут же вспомнила свою маманю, в каком состоянии та прилетела в Петербург. Мама Бернара была моложе ее матери всего на два года, но выглядела как сестренка своей старшей дочери. В первый вечер она вела себя немножко напряженно, но перед сном сама пришла к Анке в комнату и принесла ей в подарок замечательный джинсовый костюм. Она смеялась и сказала, что тот, кто имеет дело с ее сыном, должен быть готов ползать по лесу, падать в лужи, и костюмчик как раз подойдет для этой цели. А после, специально для знакомства, приехали сестры Бернара. Девочки вначале показались Анке надутыми задаваками, но вскоре выяснилось, что это совсем не так: обе очень милые, особенно старшая, Каролина. Просто они не понимали, как себя вести с гостьей, и немножко побаивались, чем закончатся странные отношения брата и русской. Обе воспитывались в доме тетки и не посещали школу для обычных детей, но Каролине в этом году предстояло поступление в университет, и она со смехом заявила, что будет изучать на примере Анны повадки своих будущих сокурсниц… Обе сестры так мило и смешно коверкали русские слова, и вскоре Анка уже не чувствовала никакой неловкости, хотя между ними постоянно оставалось нечто вроде невидимой преграды.
Особенно остро это чувство охватывало ее, когда наступал вечер и семья Луазье собиралась на крыльце. Они не трепались, не грызли семечки, не играли на гитарах. Иногда приезжал кто-то из близких родственников; Бернар называл таких членами их фина. Родственники также садились рядком и просто молчали. Если Анка спускалась вниз, ее никто не прогонял, но Бернар знаками давал понять, что мешать не следует.
Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы разгадать очевидное — эти удивительные Фэйри ухитряются общаться без единого слова. Дважды Луазье собирались всей толпой и сами уезжали к родственникам, оставляя Анку одну. Бернар сразу предупредил ее, что взять с собой не сможет, потому что речь идет о Ритуалах. Но пережить одной вечер оказалось совсем не страшно, столько всего интересного обнаружилось в доме и вокруг него.
Когда Луазье укатывали, она бродила по комнатам, трогала деревянные перила лестниц, книжные корешки и намытую до блеска кухонную электронику. Младшая не привыкла никому завидовать — наверное потому, что до сей поры не встречала никого, кто бы жил намного лучше нее. Конечно, у архангельских, да и питерских родственников житье было побогаче, но и бед своих хватало. Анка помнила, какая роскошь окружала ее во дворце Марии в Калькутте, да ведь люди Атласа не являлись, строго говоря, нормальными людьми. Они зарабатывали свои несметные состояния веками…
А вот здешняя простая английская семья, они… они жили, как настоящие буржуи. Чего уж говорить о тех буржуях, что окопались в городах…
Но самым захватывающим для Анки стали не экскурсии в Бирмингем, Ливерпуль и Лондон, а коллективные вылазки в лес. Папа Бернара разрешил сыну брать Анку с собой.
Это было круто, пожалуй, даже круче, чем фокусы Копперфильда, которые Младшая видела по телевизору. Потому что там были просто фокусы, это и ребенку понятно, а здесь перед ней разворачивалось самое настоящее колдовство. Правда, Бернар настаивал, что это совсем не колдовство, а обязательные Ритуалы, которые надо соблюдать, иначе Благий двор придет в запустение.
Они собирали вокруг себя десятки и сотни мелких лесных зверьков и птиц. Они затягивали песню, больше похожую на вой, и если Анка слушала ее близко и дольше пяти минут, в голове у нее начиналась тупая вибрация, потом она распространялась на все тело; хотелось вскочить и начать приплясывать. Папа Бернара сказал, что это не беда, лишь слабые отголоски колдовства Неблагого двора, ведь Темные Фэйри умели когда-то затанцевать случайного прохожего до смерти. А завывать подобным образом называлось «петь с маленькими народцами». Если этого не делать, народцы леса могли забыть древние договоры, Анка не спрашивала, о каких таких договорах идет речь; она просто сидела на пне, застыв, как изваяние боясь пошевелить пальцем или громко вздохнуть, до самого конца действия.
Они водили нелепые и устрашающие хороводы, Вначале квадратом разжигали четыре маленьких костерка и кидали туда коренья. От костров шел сладковатый дурманящий запашок, нечто среднее между запахом паленого сахара и коньячных сигарок. Мама Бернара брала дочерей за руки, к ним присоединялись другие родственницы женского пола, и вместе они начинали отплясывать вокруг отдельно стоящего дубка или бузины. При этом они тоже напевали, но это был совсем другой язык, чем у мужчин, и совсем иные мотивы. Женщины издавали низкие горловые звуки, больше похожие на клекот хищных птиц. Бернар шепнул Анке, что песня Холма исполняется на языке Горных Фэйри, на котором несколько тысяч лет никто не разговаривает.
Они притоптывали и раскачивались все быстрее и быстрее, трясли головами, и в их расширенных зрачках плясало пламя костров. Рты кривились, по подбородкам стекала слюна, пышные прически вставали дыбом, превращая головы в раздутые шары. Младшая наблюдала за пляской издалека, с ужасом убеждаясь, что и Каролина, и Мардж, и даже пожилые соседки совершенно перестают себя контролировать. Они скакали вокруг дерева, совсем как настоящие ведьмы, вскидывали ноги, задирали вверх руки; и специально надетые длинные зеленые платья развевались, как флаги безумного войска. В какой-то момент, без видимых причин, женщины и девушки валились на землю, песня прерывалась, и несколько минут все приходили в себя. Затем молча шли к ручью, купались и возвращались в дом. В гостиную уже никто не выходил, расползались по комнатам, а утром вели себя как ни в чем не бывало. Младшая заметила, что после ночных плясок мама Бернара из ванной идет не в супружескую спальню, а ложится в комнате Каролины. Все это было дико и непонятно.
Но самым страшным Анке казалось то, что творилось с погодой. Бешеный ветер мог раздувать кроны деревьев, ледяные градины — лупить о крышу, сбивать листья, но стоило одной из теток Бернара затянуть песню и сделать первые шаркающие шаги вокруг какого-нибудь ствола, как наступал полный штиль. Костры горели ровно, словно их развели в камине, а не посреди лесной поляны.
Младшая наблюдала за танцами Холма издалека, сидя рядом с Бернаром на толстенной ветке вяза. Когда они пробирались вдоль вечерней опушки, в обход луга, ее не оставляла мысль, что уж сегодня точно следует ждать поцелуев. У Анки даже сомнений не было, что Бернар не зря пригласил ее шпионить за родственницами; ведь все остальное время они оба оставались на виду и не могли себе позволить ничего лишнего. Младшая убеждала себя, что не хочет и не может хотеть ничего «лишнего» с этим кудрявым, тощеньким колдуном… но с каждым днем все сильнее убеждалась в обратном. Именно с ним она и мечтала начать…
Но Бернар совсем не торопился, хотя наедине он тоже вел себя странно, прятал глаза и не знал, куда девать руки. «Ну обними же меня, обними, — мысленно умоляла Анка, сидя рядом с ним на широкой замшелой ветке, — обними, и я обещаю, что не отодвинь…» Но вслух она сказала совсем другое. Она попросила Бернара объяснить смысл всей этой беготни вокруг куста бузины. Тут парень впервые замялся и начал шептать нечто невразумительное. А спустя миг Анка уже забыла, что совсем недавно минут двадцать начищала зубы и готовилась целоваться.
Потому что на лугу не только стих ветер, но начались и другие, не менее диковинные превращения. В низких тучах наметилось вращение, послышался тонкий свист, и вдруг прямо над лугом небо расчистилось, и засияли звезды.
Анка невольно прижалась к своему спутнику, и тут он наконец ее обнял, но все ожидаемое удовольствие так и не пришло. Потому что на них надвигалась вертикальная водяная завеса. От того места, где они сидели, до четырех огоньков костров было не меньше сотни метров, и оттуда, точно из эпицентра невидимого взрыва, стремительно распространялась стена раскаленного воздуха, выдавливая перед собой мокрый вечерний туман.
Когда сырой фронт ударил в лицо, Анка невольно зажмурилась, а Бернар только засмеялся. Стало очень тихо, остался только далекий гул, какой бывает, когда ныряешь у самого берега и снизу смотришь на накатывающуюся волну. А вслед за хлестким ударом воды пришла сухая жара, точно в предбаннике. Когда Младшая осмелилась разлепить левый глаз, ее одежда и волосы снова стали абсолютно сухими; а в лесу заметно потеплело.
— Как… как они это делают? — наблюдая за кружащимися зелеными фигурками, шепотом спросила она.
— Они призвали Зеленого духа, чтобы он изгнал болезни, — почесав затылок, просто ответил парень. Сколько Младшая ни билась, других объяснений не последовало.
Но и поцеловаться не получилось.
Мужчины тоже танцевали, но на мужские танцы Младшей было разрешено взглянуть лишь издалека. Каролина взяла ее за руку, отвела за излучину ручья, в орешник. Там старшая сестра Бернара заставила Анку улечься ничком в мокрую траву. Каролина заявила, что мужчины их все равно видят и слышат, но если не высовываться, то все притворятся, что ничего не заметили. Анка немедленно начала стучать зубами, но вскоре позабыла про холод и про сырость. Зрелище того стоило, куда там Копперфильду! На сей раз Зеленый дух не разгонял тучи и не устраивал посреди поля парилку. Мужчин было шестеро — четверо взрослых, Бернар и еще один молодой парень. Луна как раз спряталась за облака, и Младшая долго не могла понять, чем они там занимаются.
Кроме его бормотания до ушей Младшей доносился лишь звук работавшего наверху телевизора и горячее дыхание Бернара. Потом сбоку раздался резкий щелчок, и она чуть не подпрыгнула. Оказалось, это дядя Эвальд включил электрический чайник.
Глава септа переступал очень мягко, стараясь не задеть окаменевшие фигуры. Он ни минуты не сидел на месте. Сходил в гараж и вывел машину матери Бернара, старый длинный «форд»; затем, не спрашивая разрешения, поднялся наверх и вернулся с Анкиным чемоданчиком и рюкзаком Бернара. Сделал еще один рейс, пришел с грудой теплых свитеров и двумя канистрами родниковой воды. Прихватил из комода осветительные шашки, охотничьи ножи, фонари, груду медикаментов и консервов. Вряд ли старику приходилось каждый день встречаться с вооруженными бандами, но вел он себя весьма невозмутимо, постоянно демонстрируя родне, что именно он несет за все ответственность.
— Помогите мне, — поманил он Марию.
Мария поднялась с пола, ошалевшими глазами следя за происходящим. Однако она очень быстро справилась с испугом и приняла участие в сборах. Тетя Берта, не отрывая рук и ног от кровников, о чем-то негромко спрашивала у «пленных». Мужик в светлом костюме отвечал. Издали было заметно, что он слегка покачивается. Остальные члены его команды смотрели в пространство пустыми безжизненными глазами. Стив и Эндрю безмятежно посапывали, потягивали чай из пузатых фарфоровых чашек. Дядя Саня с закрытыми глазами грыз печенье; у него был такой же несчастный вид, как и у Бернара. Анке казалось, что обоих вот-вот стошнит. Питер Лотт щурился на огонь в камине, как сытый кот.
Вдруг в тишине что-то зашуршало.
Это у одного из мужчин не выдержал мочевой пузырь; на светлом паркете возле его ног растеклась лужа. Мужчина даже не опустил головы, даже не переступил с места на место; так и стоял, слегка переваливаясь с пяток на носки, словно водоросль, колыхаемая прибоем. Младшая судорожно сглотнула.
Дядя Эвальд по-хозяйски залез в холодильник и начал складывать в сумку пригодную для путешествия еду. Мария помогала ему, разливала в термосы кофе. Бернар крепко обнял Младшую за плечи, она была очень ему за это благодарна.
— Уходим, — сказал дядя Эвальд. — Бернар, поведет Мария, садись рядом с ней, покажешь дорогу. Там у вас еще цела тропа в обход болота, машина пройдет?
— Пройдет, я покажу.
Бернар встряхнул головой, словно просыпаясь от сна. Анке очень не хотелось отпускать его руку и оставаться одной среди застывших теплых манекенов. Они вдвоем по стеночке обошли гостиную и, хватая ртами свежий воздух, вывалились в ночь. Мария сидела на корточках возле черного минивэна и пыталась перелить бензин через шланг в канистру. Следом вышла тетя Берта под ручку с дядей Саней и телефоном в другой руке. Анка услышала, как снова полились звуки удивительного языка почти без единой согласной, и раза два прозвучало имя «Камилла». Тетя Берта бродила взад-вперед по крыльцу и словно бы кого-то умоляла по телефону. За ее спиной в свете горящих в камине поленьев покачивались зачарованные агенты. Питер Лотт невозмутимо сдавал карты для новой игры.
— Что теперь будет? — Младшая нетерпеливо подергала Бернара за ворот куртки. — Они так и останутся у вас дома, дядя Лотт и другие старички?
— Они будут удерживать Покрывало, пока мы не доберемся до сидов…
— А где это?
— Это могильники в Ирландии.
Анка решила, что ослышалась, но не стала переспрашивать.
Тетя Берта захлопнула телефон, и все трое взрослых горячо о чем-то заспорили.
— Бернар, что они говорят?
— Тетя Берта говорит, что Камилла позвонила сама.
— Как это? — опешила Младшая. — Она заранее про нас знала?
— Камилла — не совсем человек… Это сложно объяснить, я сам ее не видел. Она умеет ткать такое Покрывало, которое опутывает всю Англию. Безопасная ткань для Фэйри, но позволяет слышать, когда приходит беда. — Бернар прислушался к перебранке взрослых. — Камилла сказала тете Берте, что духи зовут. Сегодня утром она видела, как мы пойдем в Изнанку, и видела, кто из нас оттуда выйдет…
— Ох ты, Господи… — От этих слов у Анки все похолодело внутри. — А моя мама считает, что пустой болтовне нельзя верить. Если думать, что про тебя заранее все известно, то можно лапки сложить и помереть!
— Камилла не болтает попусту! — строго заметил дядя Эвальд. — Если она позвонила сама… кстати, она не знала телефона Берты… Это означает, что время настало.
— Какое время? — не понял Бернар.
Дядя Эвальд замялся с ответом, переглянулся с Бертой, но от ответа его избавил рев мотора. Мария закидывала в багажник сумки и рюкзаки.
— Какое время настало? — не унимался Бернар и, к неудовольствию Младшей, тут же перескочил на свой тарабарский язык.
— Я обязательно вам расскажу, — пообещал дядюшка. — Просто Камилла угадала то, что и так должно было случиться… спустя год. Но теперь времени ждать нет.
— Бернар, я не хочу никуда ехать, — прошептала Младшая.
То ли от прохладного ночного ветра, то ли от компании зомби за спиной ее начало не на шутку колотить.
— В машину! — рявкнула Мария, выплевывая бензин. Анка подумала, что великанша опять возвращается к своей манере всеми командовать.
— А кто такие «сиды»? — стукаясь головой на первой же кочке, спросила Анка.
Ее зажали со всех сторон, слева пыхтел дядя Саня, справа вонял табаком лохматый Эвальд. «Форд» натужно взревел и, покачиваясь, пополз в лес. Сначала ехали по ровной дорожке, но вскоре пошли сплошные пеньки. Младшая изо всех сил сжимала зубы, чтобы не прикусить язык. Мария вполголоса материлась, Бернар махал руками, тетя Берта стонала, прижатая к дверце.
— Сиды Тир нан Ог, — из темноты салона отозвался дядюшка Эвальд. По-русски он говорил со смешным, ласкающим слух акцентом. — Так назывались когда-то Священные холмы. Похожие могильники встречаются повсюду на островах и в северной Шотландии, их насыпали разные народы. Но не везде можно отыскать знахаря, умеющего приоткрыть ворота… Очень давно люди верили, что во время праздника Сауин можно попасть в Пограничье и оказаться в загробном мире…
— Сауин наступит только тридцать первого октября, — добавил Бернар.
— Оказаться в аду? — испуганно перебила Младшая.
Машина вырвалась из леса и покатила прямо по низкорослому кустарнику. Фары выхватывали из темноты узловатые ветки, в стекло бились насекомые, по днищу царапали корни. Бернар поспешно указывал Марии, куда свернуть, та выполняла команды, как заправский гонщик.
— Никакого ада не существует, — дядя Эвальд погладил Младшую по голове. — Это вы, обычные, придумали ад и рай, чтобы легче было ждать смерти. Есть этот мир и, возможно, множество других, в каждом из которых живут по своим правилам. Но нет такого мира, где жили бы по правилам, изложенным в Библии или в Коране.
— И рая тоже нет? — подождав, пока колеса снова попадут в колеи, спросила Анка.
— Возможно, что существует Пограничье, а за ним — Изнанка Священных холмов. Многие верят в это, но мало кто уходил туда. Еще меньше тех, кто вернулся…
Анка открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, как вдруг Мария ударила по тормозам и выключила фары. Двигатель продолжал тихонько постукивать. Тетя Берта опустила стекло, и в машину тут же ворвались сотни ночных ароматов. Младшая Вглядывалась в темноту, но различала лишь смутное шевеление листьев на фоне звездного неба.
— Впереди поворот и выезд на дорогу. Что мы имеем, Добрые Соседи? — отрывисто спросила Мария. Специально для Анки она говорила по-русски и, судя по всему, хорошо обдумала свой маленький спич. — Людей из моей обслуги наверняка захватили в плен или убили. Тхола я вызвать не могу, у меня нет с собой офхолдера. Район оцеплен, и у выезда на автостраду нас ждут. Отсюда видны габаритные огни машины, они даже не скрываются. На этом сарае мы далеко не уедем и, честно говоря, я считаю эту беготню пустой затеей.
— Ваши предложения? — вздохнул дядя Эвальд.
— Скоро они поймут, что с группой захвата что-то случилось, и вызовут подмогу. Если в деле британская разведка, они всю страну поставят на уши; нам не позволят доползти даже до границы графства, не то что переправиться в Ирландию… Нам следует отсидеться в лесу, пока мой связной не вызовет другого наездника. Я опасаюсь даже пользоваться своими телефонами, могут обнаружить нас со спутника. Возможно, следует бросить машину и пересечь шоссе пешком…
— На той стороне начинается участок Харрисонов, — вставил Бернар. — Шестьдесят акров леса, полно ручьев и лощин, где можно спрятаться…
У дядюшки Эвальда зазвонил телефон. Он поднял палец, призывая всех к молчанию, послушал и сказал:
— Камилла ждет нас.
Тетя Берта недовольно заговорила на английском, она была раздосадована, что в собственной стране не понимает ни слова. Пока Эвальд ей скороговоркой переводил, Младшая нащупала ладонь Бернара. Зажатая в жаркой тесноте между взрослыми, она вдруг заново пережила страшные моменты своего ранения. Вначале — тупой удар в грудь, звон в ушах, удар затылком о мерзлую землю, наползающая ватная темнота. Младшая даже не успела понять, что произошло, как оказалась совсем в другом месте. Внутри черепахи. Ей показалось тогда, что она — курица, которую бесконечно варят в кипящем бульоне
Когда был жив папаня, они всей семьей дважды выезжали на юг, и Анка хорошо запомнила ни с чем не сравнимое ощущение морского побережья. Настоящее южное пекло, плеск Черного моря, соль на коже и удивительные открытия по ночам. Ночью можно распахнуть окна и полной грудью вдохнуть остывающий жар, который никогда не остынет до конца. А потом, уже сидя на чемоданах, испытывать щемящую жалость к себе и не верить, что все это было взаправду, не верить, что существует мир, где никогда не наметает сугробов выше человеческого роста, и где никогда не трещат деревья от сорокаградусного мороза.
Она очнулась в пазухе Эхуса. Там тоже было нестерпимо жарко, но жар шел изнутри ее тела. Она ворочалась, открывала рот, высовывала язык, как собака, пытаясь хоть немного погасить бушующее внутри пламя. Она видела только темноту, перед глазами мелькали огненные круги. Казалось, что закипает кровь в каждом сосуде, сердце с трудом раздувалось и опадало в такт мощному сердцу черепахи. Анка протягивала руки во все стороны, но наталкивалась лишь на мокрое и горячее. Она снова представила себя курицей и провалилась в бурлящую лаву. Когда она очнулась в следующий раз, над головой крутился вентилятор, и очень болела спина.
Слева от постели сидел Валька, а справа — Бернар. И Бернар держал ее за руку… Прямо как сейчас.
— Бернар! — позвала Младшая. — Бернар, я не знаю, что такое «навигатор»… Что они хотят от меня?
Мария продолжала вполголоса переругиваться с дядей Эвальдом и тетей Бертой. В запале они забыли о дяде Сане и перешли на английский.
— Они хотят тебя спасти… — Бернар сжал ее ледяную ладошку. — Они считают, что ты сумеешь пришвартовать Тхола к подводным причалам их затонувшего острова.
— Я?! — У Младшей от удивления в голове перепутались все слова. — Шва… швартовать?!
— Ну-ка тихо, дети, — шикнул на Анку дядюшка Эвальд.
Теперь по телефону с кем-то переругивалась Мария.
— Даже хуже, чем я ожидала, — подвела она итог, щелчком захлопывая трубку. — В комиссариаты разосланы фотографии девочки и спущена информация, что ее похитители могут оказать сопротивление.
— Похитители? — ахнул дядя Саня. — Это мы «похитители»? Но мы еще даже не выбрались из леса!
— Все продумано заранее, они не надеялись на успех штурма, — мрачно кивнула Мария. В неясном свете приборной панели, Анка видела лишь ее блестящие глаза. — Теперь я убеждена, что Лукас заговорил. Они намерены вывернуть Коллегии руки, впервые у ЦРУ такой шанс…
— Вы полагаете, это американцы? — спросил дядя Эвальд.
— Пока неясно, — Мария стукнула кулаком в стекло, — Мой информатор черпает данные в среде агентов Интерпола. Чтобы у вас не возникало нелепых надежд вырваться на материк, могу добавить, что в тоннеле под Ла-Маншем проверяют каждую машину…
— Но остаются еще порты…
— И паромные переправы…
— Посмотрите на себя внимательно. Такую компанию спрятать труднее, чем труппу китайского цирка! Нас может вытащить только Тхол, но его придется долго ждать, — мрачно резюмировала Мария. — Или вас хватит на то, чтобы парализовать всю полицию Англии?
Дядя Эвальд извинился и спешно затараторил с тетей Бертой. К удивлению Анки, пожилая леди выглядела крайне спокойной. Она вела себя так, словно не сидела посреди ночи в лесу, ожидая нападения полиции, а уютно дремала под пледом в собственном замке. Анка немножко подумала и притянула к себе Бернара. Он наклонился с переднего сиденья.
— А тетя Берта самая главная, да?
Бернар засмеялся. Его теплые кудри щекотали Анке нос.
— Она не главная, она — хранитель Традиций в нашем септе. Септ не может принять серьезных решений, если они не соответствуют законам и нарушают запреты Традиции.
Анка еще немножко подумала, вдыхая запах его волос. Бернар тихонько пожимал ей ладошку. Младшая слышала, как в темноте, над ее головой, переругиваются взрослые.
— А дядя Эвальд — не хранитель?
— Дядя Эвальд боится за тебя, а тетя Берта говорит, что ты справишься.
— С чем справлюсь? — насторожилась Анка.
— Ну… ты же — обычная, а обычным нет дороги в Изнанку… — замялся Бернар. — Дядя Эвальд уверен, что Камилла будет следовать Обрядам и Традициям. Для тебя и для Марии могут придумать испытание, вроде нашего Ритуала Имени…
— Я справлюсь, если не надо носить ничего тяжелого. Мне дядя Маркус сказал, что нельзя тяжести поднимать.
— Носить? Нет, носить не придется… — Анке показалось, что Бернар знает гораздо больше, чем говорит. — В преданиях описаны очень неприятные обряды…
— Бернар, почему ты хитришь со мной? Что за обряды?
— Я не хитрю! — Бернар погладил ее пальцы. — Я даже не знаю, что означает мой Ритуал имени. Об этом не принято говорить, но… Просто будь готова к тому, что придется увидеть смерть.
— Ведьма захочет меня убить?!
— Нет, не так. Просто у Фэйри принято, что взрослым может стать лишь тот, кто встретил смерть сознательно и не убежал от нее.
— Так ты… ты даже не знаешь, как проходила этот обряд Каролина?
— Нет, это невозможно знать. Обычно Ритуал для каждого подростка придумывают главы септов… Ты тоже не сможешь никому рассказать. Это будет что-то такое, что человек не может никому рассказать до конца жизни.
— А как ты считаешь, я справлюсь?..
Вместо ответа он провел ей указательным пальцем по бровям. Анка почувствовала, что краснеет, и обрадовалась, что в машине так темно. За три недели, проведенные в Англии, они поцеловались всего лишь раз, и то в аэропорту, когда Бернар ездил ее встречать. Да и тот поцелуй получился скомканным, Анка потом всю дорогу корила себя за то, что первая отпрянула, застеснявшись дяди Филиппа, хотя он старательно не смотрел в их сторону. А когда они добрались до дома, Младшая была настолько восхищена, что все мысли о поцелуе вылетели у нее из головы.
Они бродили по дому, взявшись за руки. Младшая с изумлением узнала, что у каждого из родственников Бернара есть своя комната, и еще три комнаты для гостей; и два туалета, несмотря на то что вокруг стеной возвышался лес, и ванны с горячей водой на обоих этажах; и телевизор чуть ли не во всю стену, и взаправдашний камин, как показывали в кино про Шерлока Холмса; и ручные птицы, и лошади, на которых можно кататься; и потрясающих размеров кухня, с рядом висящих разнокалиберных сковородок, пучками травы под потолком и зевом кирпичной плиты… Бернар познакомил ее с мамой; та оказалась очень красивой, и у Анки даже слегка сжалось сердце от зависти; она тут же вспомнила свою маманю, в каком состоянии та прилетела в Петербург. Мама Бернара была моложе ее матери всего на два года, но выглядела как сестренка своей старшей дочери. В первый вечер она вела себя немножко напряженно, но перед сном сама пришла к Анке в комнату и принесла ей в подарок замечательный джинсовый костюм. Она смеялась и сказала, что тот, кто имеет дело с ее сыном, должен быть готов ползать по лесу, падать в лужи, и костюмчик как раз подойдет для этой цели. А после, специально для знакомства, приехали сестры Бернара. Девочки вначале показались Анке надутыми задаваками, но вскоре выяснилось, что это совсем не так: обе очень милые, особенно старшая, Каролина. Просто они не понимали, как себя вести с гостьей, и немножко побаивались, чем закончатся странные отношения брата и русской. Обе воспитывались в доме тетки и не посещали школу для обычных детей, но Каролине в этом году предстояло поступление в университет, и она со смехом заявила, что будет изучать на примере Анны повадки своих будущих сокурсниц… Обе сестры так мило и смешно коверкали русские слова, и вскоре Анка уже не чувствовала никакой неловкости, хотя между ними постоянно оставалось нечто вроде невидимой преграды.
Особенно остро это чувство охватывало ее, когда наступал вечер и семья Луазье собиралась на крыльце. Они не трепались, не грызли семечки, не играли на гитарах. Иногда приезжал кто-то из близких родственников; Бернар называл таких членами их фина. Родственники также садились рядком и просто молчали. Если Анка спускалась вниз, ее никто не прогонял, но Бернар знаками давал понять, что мешать не следует.
Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы разгадать очевидное — эти удивительные Фэйри ухитряются общаться без единого слова. Дважды Луазье собирались всей толпой и сами уезжали к родственникам, оставляя Анку одну. Бернар сразу предупредил ее, что взять с собой не сможет, потому что речь идет о Ритуалах. Но пережить одной вечер оказалось совсем не страшно, столько всего интересного обнаружилось в доме и вокруг него.
Когда Луазье укатывали, она бродила по комнатам, трогала деревянные перила лестниц, книжные корешки и намытую до блеска кухонную электронику. Младшая не привыкла никому завидовать — наверное потому, что до сей поры не встречала никого, кто бы жил намного лучше нее. Конечно, у архангельских, да и питерских родственников житье было побогаче, но и бед своих хватало. Анка помнила, какая роскошь окружала ее во дворце Марии в Калькутте, да ведь люди Атласа не являлись, строго говоря, нормальными людьми. Они зарабатывали свои несметные состояния веками…
А вот здешняя простая английская семья, они… они жили, как настоящие буржуи. Чего уж говорить о тех буржуях, что окопались в городах…
Но самым захватывающим для Анки стали не экскурсии в Бирмингем, Ливерпуль и Лондон, а коллективные вылазки в лес. Папа Бернара разрешил сыну брать Анку с собой.
Это было круто, пожалуй, даже круче, чем фокусы Копперфильда, которые Младшая видела по телевизору. Потому что там были просто фокусы, это и ребенку понятно, а здесь перед ней разворачивалось самое настоящее колдовство. Правда, Бернар настаивал, что это совсем не колдовство, а обязательные Ритуалы, которые надо соблюдать, иначе Благий двор придет в запустение.
Они собирали вокруг себя десятки и сотни мелких лесных зверьков и птиц. Они затягивали песню, больше похожую на вой, и если Анка слушала ее близко и дольше пяти минут, в голове у нее начиналась тупая вибрация, потом она распространялась на все тело; хотелось вскочить и начать приплясывать. Папа Бернара сказал, что это не беда, лишь слабые отголоски колдовства Неблагого двора, ведь Темные Фэйри умели когда-то затанцевать случайного прохожего до смерти. А завывать подобным образом называлось «петь с маленькими народцами». Если этого не делать, народцы леса могли забыть древние договоры, Анка не спрашивала, о каких таких договорах идет речь; она просто сидела на пне, застыв, как изваяние боясь пошевелить пальцем или громко вздохнуть, до самого конца действия.
Они водили нелепые и устрашающие хороводы, Вначале квадратом разжигали четыре маленьких костерка и кидали туда коренья. От костров шел сладковатый дурманящий запашок, нечто среднее между запахом паленого сахара и коньячных сигарок. Мама Бернара брала дочерей за руки, к ним присоединялись другие родственницы женского пола, и вместе они начинали отплясывать вокруг отдельно стоящего дубка или бузины. При этом они тоже напевали, но это был совсем другой язык, чем у мужчин, и совсем иные мотивы. Женщины издавали низкие горловые звуки, больше похожие на клекот хищных птиц. Бернар шепнул Анке, что песня Холма исполняется на языке Горных Фэйри, на котором несколько тысяч лет никто не разговаривает.
Они притоптывали и раскачивались все быстрее и быстрее, трясли головами, и в их расширенных зрачках плясало пламя костров. Рты кривились, по подбородкам стекала слюна, пышные прически вставали дыбом, превращая головы в раздутые шары. Младшая наблюдала за пляской издалека, с ужасом убеждаясь, что и Каролина, и Мардж, и даже пожилые соседки совершенно перестают себя контролировать. Они скакали вокруг дерева, совсем как настоящие ведьмы, вскидывали ноги, задирали вверх руки; и специально надетые длинные зеленые платья развевались, как флаги безумного войска. В какой-то момент, без видимых причин, женщины и девушки валились на землю, песня прерывалась, и несколько минут все приходили в себя. Затем молча шли к ручью, купались и возвращались в дом. В гостиную уже никто не выходил, расползались по комнатам, а утром вели себя как ни в чем не бывало. Младшая заметила, что после ночных плясок мама Бернара из ванной идет не в супружескую спальню, а ложится в комнате Каролины. Все это было дико и непонятно.
Но самым страшным Анке казалось то, что творилось с погодой. Бешеный ветер мог раздувать кроны деревьев, ледяные градины — лупить о крышу, сбивать листья, но стоило одной из теток Бернара затянуть песню и сделать первые шаркающие шаги вокруг какого-нибудь ствола, как наступал полный штиль. Костры горели ровно, словно их развели в камине, а не посреди лесной поляны.
Младшая наблюдала за танцами Холма издалека, сидя рядом с Бернаром на толстенной ветке вяза. Когда они пробирались вдоль вечерней опушки, в обход луга, ее не оставляла мысль, что уж сегодня точно следует ждать поцелуев. У Анки даже сомнений не было, что Бернар не зря пригласил ее шпионить за родственницами; ведь все остальное время они оба оставались на виду и не могли себе позволить ничего лишнего. Младшая убеждала себя, что не хочет и не может хотеть ничего «лишнего» с этим кудрявым, тощеньким колдуном… но с каждым днем все сильнее убеждалась в обратном. Именно с ним она и мечтала начать…
Но Бернар совсем не торопился, хотя наедине он тоже вел себя странно, прятал глаза и не знал, куда девать руки. «Ну обними же меня, обними, — мысленно умоляла Анка, сидя рядом с ним на широкой замшелой ветке, — обними, и я обещаю, что не отодвинь…» Но вслух она сказала совсем другое. Она попросила Бернара объяснить смысл всей этой беготни вокруг куста бузины. Тут парень впервые замялся и начал шептать нечто невразумительное. А спустя миг Анка уже забыла, что совсем недавно минут двадцать начищала зубы и готовилась целоваться.
Потому что на лугу не только стих ветер, но начались и другие, не менее диковинные превращения. В низких тучах наметилось вращение, послышался тонкий свист, и вдруг прямо над лугом небо расчистилось, и засияли звезды.
Анка невольно прижалась к своему спутнику, и тут он наконец ее обнял, но все ожидаемое удовольствие так и не пришло. Потому что на них надвигалась вертикальная водяная завеса. От того места, где они сидели, до четырех огоньков костров было не меньше сотни метров, и оттуда, точно из эпицентра невидимого взрыва, стремительно распространялась стена раскаленного воздуха, выдавливая перед собой мокрый вечерний туман.
Когда сырой фронт ударил в лицо, Анка невольно зажмурилась, а Бернар только засмеялся. Стало очень тихо, остался только далекий гул, какой бывает, когда ныряешь у самого берега и снизу смотришь на накатывающуюся волну. А вслед за хлестким ударом воды пришла сухая жара, точно в предбаннике. Когда Младшая осмелилась разлепить левый глаз, ее одежда и волосы снова стали абсолютно сухими; а в лесу заметно потеплело.
— Как… как они это делают? — наблюдая за кружащимися зелеными фигурками, шепотом спросила она.
— Они призвали Зеленого духа, чтобы он изгнал болезни, — почесав затылок, просто ответил парень. Сколько Младшая ни билась, других объяснений не последовало.
Но и поцеловаться не получилось.
Мужчины тоже танцевали, но на мужские танцы Младшей было разрешено взглянуть лишь издалека. Каролина взяла ее за руку, отвела за излучину ручья, в орешник. Там старшая сестра Бернара заставила Анку улечься ничком в мокрую траву. Каролина заявила, что мужчины их все равно видят и слышат, но если не высовываться, то все притворятся, что ничего не заметили. Анка немедленно начала стучать зубами, но вскоре позабыла про холод и про сырость. Зрелище того стоило, куда там Копперфильду! На сей раз Зеленый дух не разгонял тучи и не устраивал посреди поля парилку. Мужчин было шестеро — четверо взрослых, Бернар и еще один молодой парень. Луна как раз спряталась за облака, и Младшая долго не могла понять, чем они там занимаются.