Страница:
Или видел человека, сильно на него похожего. Но память отказывалась служить, явно ссылаясь на перегруженность лекарственными препаратами.
Я скинул ботинки, натянул предложенные тапочки, аккуратно запер входную дверь, повесив еще и цепочку, окинул взглядом небольшую уютную двухкомнатную квартиру явно незамужней учительницы и, кивнув, вместе с хозяйкой и парнем вошел в зал, освещенный мягким светом настенных бра.
— Вам чай, кофе, сок? — спросила учительница.
Я подумал о том, где она берет деньги, но затем вспомнил, в КАКОМ КЛАССЕ эта молодая женщина преподает, — а ведь она наверняка ведет частные уроки…
— Сок, — ответил я. — Кофе ни в коем случае.
— Сейчас будет, — кивнула Инна Николаевна; как мне показалось, чем-то очень довольная, и выскользнула из комнаты на кухню.
«Все-таки, — отметил про себя я, — сколько в ней грации. Красивая. Наверняка все ученики бегают за ней, как щенята».
Усевшись в удобное кресло напротив сидящего на диване испуганного и зажатого подростка, я внимательно оглядел его, непринужденно улыбнулся и начал беседу:
— Меня зовут Алексей Петрович, я дядя Гали Вересовой, она тебе обо мне, наверное, рассказывала.
Он медленно кивнул, затем добавил вслух:
— Угу… То есть да. Рассказывала, — и посмотрел на меня столь же внимательно, как я на него минуту назад.
Глаза у него были темные, даже немного буравящие, пронзительные, что довольно часто встречается у трудных подростков; сейчас в них застыли страх и горечь. Я подумал о том, что же могло так напугать его, и решил, что это было похищение, нечаянным свидетелем которого он стал.
Парень был тощий, лохматый, одетый неплохо, даже богато, но носящий хорошую одежду без чувства, с которым ее надо носить; он был неуверен в себе, пуглив и закомплексован, это я мог сказать после первого взгляда безо всякого знания психологии.
Но что еще в нем сразу же было заметно — это интеллигентность, какая-то юношеская «светлость», недоступная большинству современных детей-гопов, явно проницательный ум, в нем даже чувствовалась порода, о которой говорили сдержанные манеры и чуть горбатый, выступающий нос; ко всему прочему он был курчавый, темноволосый.
— А вы вправду победитель сафари? — неожиданно спросил мальчишка, в глазах которого на мгновение всколыхнулось подобие интереса, перекрывшего прежнюю испуганную, зажатую тусклость.
— Конечно, — ответил я, мысленно называя Галю чертовой фантазеркой. — Только давай сейчас об этом не будем. Как ни прискорбно, Галя вместе с троими друзьями пропала. А я должен ее как можно скорее найти… Ты правда видел, как их кто-то похищал?
— Правда, Алексей Петрович, — все также медленно и немного скрипуче отозвался паренек; от его тона у меня по коже побежали мурашки. — Я все расскажу. Сейчас, — он странно посмотрел на меня, кивнул, сглотнул, затем неожиданно смутился, поднял на меня свои темные пронзительные глаза и как-то пусто спросил:
— А в милицию вы заявлять не будете?..
— А в чем дело? — поинтересовался я, понимая, что такие слова неспроста.
— Я сейчас не скажу, — глухо, очень странно ответил Герка, опуская глаза; кисти его сжались в кулачки, он судорожно вздохнул и добавил:
— Я…
Надо все по порядку. Я потом скажу. Когда смогу.
— А что сейчас? — доброжелательно спросил я, стремясь показать, что он может говорить, как хочет, и что никто не собирается его принуждать.
— Я за ними следил, — не таясь сказал он. — За всеми четверыми. Хотел узнать, что они задумали.
Подслушать их разговор. Но не успел.
— Погоди, — прервал его я. — Давай все по порядку. Сначала расскажи мне, что за проект они вместе готовили вот уже полгода, в чем его суть и для чего он был им нужен.
— Вы знаете? — неожиданно спросил он, поднимая глаза. — Ну надо же…
Инна как раз заносила в комнату поднос, уставленный блюдечками, заполненными всяческой легкой едой, поэтому я тут же, не колеблясь, правдиво ответил, чтобы потом не попасться на какой-нибудь мелочи:
— Я, Георгий, должен все знать; Потому что моя профессия — частный сыщик.
— Да, Галя говорила, — уважительно ответили Инна и Гера хором.
Я моргнул и поклялся при первом удобном случае пожать девчонке руку. Все-таки ее вранье могло оказаться очень даже полезным.
Несколько секунд на обдумывание — пока Инна накрывает на небольшой передвижной столик, — и версия для этих двоих готова.
— Проблема в том, — предвосхищая невысказанные вопросы, ответил я, — что Сергей Леонидович болен. Работа довела его практически до предынфарктного состояния. А от его деятельности зависит очень многое, тем более сейчас, накануне выборов, — объяснять последнее изречение я не стал, считая, что для нагнетения обстановки и создания атмосферы серьезности и значимости подобные фразы необходимы.
Осмотрел их такие разные лица: светлое, внимающее Инны и сосредоточенное, отрешенное лицо погруженного в себя Герки, вздохнул и продолжал:
— Если о похищении сообщить в органы, до Сергея информация дойдет тут же, у него очень хорошие связи. И, скорее всего, это немедленный инфаркт. Трудно предсказать все последствия. Так что мы с родителями остальных троих решили действовать по-другому. Якобы забрали детей из школы, никому ничего не сообщая, и сделали так, чтобы Сережа считал, будто все четверо в черноморском санатории.
Он был в командировке, а сейчас слишком занят, так что пока ничего не заметил. Но долго так продолжаться не может. В ближайшее время он сообразит, что дочка обязательно позвонила бы, если бы все было нормально, а звонка до сих пор нет.
Поэтому я и разыскиваю Галю. В срочном порядке, бросив все остальные дела.
И ты, Георгий, и вы, Инна, если помните что-то важное, обязательно расскажите мне все, в мельчайших подробностях. Вы общались со всеми четверыми до похищения и наверняка знаете все необходимое для разъяснения того, ЧТО на самом деле произошло. Поэтому я буду спрашивать вас, а вы подробно и взвешенно отвечайте. Договорились?..
Учительница с довольно забавной серьезностью кивнула. Мальчик посмотрел на меня и утвердительно опустил ресницы. На мгновение мне почему-то показалось, что самый старший в этой комнате именно он. Я бы улыбнулся, если бы не пережил то, что случилось со мной за последние два часа.
— Итак, Гера, начнем с тебя. В каких отношениях ты был с Галей Вересовой?
Несколько мгновений он смотрел на меня очень странно, причем я никак не мог разобрать, как именно. Затем неожиданно легко и светло улыбнулся и ответил:
— В хороших. Но не близких. Мы с ней познакомились месяцев пять с половиной назад. В парке, где я обычно гуляю. Она там тоже гуляла и сама со мной заговорила… — Я вдруг понял, почему так просветлело его лицо: мальчик вспоминал о девушке, которую любил всем сердцем, и воспоминание это оживило его даже в тяжелое для него время.
Инна Николаевна тоже заметила это и покраснела, опуская улыбающиеся и слегка удивленные карие глаза.
— Мы с ней, — продолжал Гера, — виделись не очень часто, но постоянно, примерно два раза в неделю. Вместе гуляли, ходили в театры, в кино, на каток и в бассейн… Но, — он помрачнел, возвращаясь к своему прежнему состоянию пришибленности и отрешенности, — она меня не любила. Она просто использовала меня.
Я заметил, что Инна Николаевна удивилась еще больше, причем едва не всплеснула руками, явно не удержавшись от внутреннего восклицания типа:
«Как же так?!» Мальчик ей, видимо, очень нравился, и такого отношения Гали она решительно не понимала.
В другой ситуации выражение типа «она меня использовала» из уст четырнадцатилетнего мальца рассмешило бы меня, но.., в этом полном страха и одновременно мрачной решимости мальчишке было что-то.., необычное, что ли? Он был явно взрослее своих небольших лет.
— С чего ты взял? — спросил я, чувствуя, что на этой теме нужно остановиться подробнее.
— Она всегда знала, что ей нужно, — просто ответил Гера. — И встречалась со мной, как ходила на работу. Я сначала этого не понимал, потому что… — он медленно, но верно заливался бледно-алым румянцем, — потому что она.., ну.., в общем, она меня.., очаровала. Я думал, что мы будем вместе и станем мужем и женой, и никогда ничего от нее не требовал. Но примерно два месяца назад я случайно узнал, что точно так же она ходит к нескольким другим парням… — Лицо его еще больше осунулось, в глазах зажглись два блестящих огонька горечи и тоски.
— Тогда я начал за ней следить, — глухо сказал он и, подняв лицо, внимательно посмотрел на меня.
— Что ей было нужно от тебя, Гера? И не знаешь ли ты, что ей было нужно от других?
— Всего у нее было восемь.., парней, к которым она ходила. И к каждому у нее был свой интерес, свое дело. Я, например, нужен ей был для того, чтобы конверт с бумагами, которые она туда запаковала, невскрытым попал в прокуратуру и чтобы в нужный момент его открыли и прочли, — он помолчал и добавил:
— Не знаю точно, что она хотела от других, но, кажется, каждый из них что-то делал для нее.., и все это нужно было для реализации их общего плана.
— Не знаешь, какого? — спросил я, вспоминая девочку, «случайную свидетельницу» убийства Казаковой Л. Б., спросил, уже практически убежденный в правильности собственного ответа на этот вопрос.
— Знаю, — ответил Георгий. — Она хотела отомстить своему отцу.
Я удовлетворенно кивнул, внутренне радуясь тому, что выкладки Приятеля и мои рассуждения были абсолютно правильны; Инна Николаевна, до того смотревшая на мальчика большими удивленными глазами, сейчас моргнула, выражая полное недоумение. Я едва заметно усмехнулся, понимая, что любая другая женщина, сидящая напротив меня с таким же лицом, казалась бы абсолютной наивной дурой, — но в недоумении этой было какое-то скромное, приятное обаяние.
И, кажется, Георгий, заметивший ее постоянное внимание, как-то неуловимо светлел, поднимаясь из темной, мрачной глубины, в которой оказался по воле каких-то обстоятельств, до которых он в своем рассказе еще не дошел.
— Почему ты так думаешь? — спросил я.
Парень вздохнул, взъерошил свои непослушные темные волосы и, пожав плечами, ответил так, что я был снова весьма и весьма удивлен его здравым умом:
— Она его ненавидела. Это трудно понять, я не знаю почему, тем более что он ее любил, я видел, как он на нее смотрит.., ее вообще все любили. Вернее, — поправился он, — любят. Но она его за что-то жутко ненавидела. Вернее, я думаю, — он сделал паузу, прикрыв на мгновение глаза, — я думаю, возненавидела совсем недавно. Примерно полгода назад. Поэтому она и придумала этот свой Проект.
Ее ненависть передалась Инне, Саше и Андрею. То есть они своих родителей не ненавидели, они к ним относились даже очень хорошо. Галя просто рассказала им, чем занимаются их родители под началом ее отца.., и сумела направить их неприязнь на него одного.
Он смотрел на меня, словно был уверен, что я тотчас пойму его; и ведь знал откуда-то, что я понимаю, чем занимается отец Гали и, как я только теперь сообразил, родители остальных пропавших тоже! Все-таки все они были деловыми коллегами…
Я прищурился, не обращая внимания на глубоко удивленную Инну, которая только из вежливости не требовала никаких объяснений, и внимательно взглянул на Геру.
Он смотрел прямо мне в глаза, и в его взгляде было что-то странное и страшное. Это было похоже на взгляд солдата, бросающегося с гранатой под танк, знающего, что сейчас он умрет, но чувствующего в себе силы для этого и ведущую его Цель.
Неожиданно в моем сознании забрезжил свет истины — и через несколько секунд я понял-таки в чем дело. И был еще сильнее поражен этим мальчишкой, еще сильнее стал его уважать. Принимая меня за совершенно другого человека, он с отчаянной решимостью излагал мне факты, которые, как он предполагал, должны были вынудить меня на крайние меры!
Мне необходима была его полная, абсолютная искренность. И только поэтому я решил соответствовать предлагаемой роли до конца.
— Георгий! — требовательно сказал я. — Я вижу, ты знаешь очень много. Даже больше, чем следует.
Тогда ответь мне, чем же таким занимаются Сергей Леонидович и родители остальных ребят?
Он вдруг побледнел, большими глазами взглянув на меня, словно смотрел на человека, который сейчас его убьет, и одними губами вопросительно прошептал: «А как же?..», глазами указав на Инну Николаевну.
— Ты думаешь, что ты знаешь истину и что ты прав! — повышенным тоном продолжал я, глядя на него в упор. — Но ты должен отвечать за свои намеки, даже если не высказал их на словах! Говори!
Он судорожно вздохнул. И неожиданно ровным голосом отчеканил:
— Сергей Леонидович Вересов и отцы остальных троих участников Проекта занимаются отмыванием денег, полученных от продажи наркотиков, а компания Вересова — это один из центров поставок!
Инна тихонько ахнула, прикрывая ладошкой рот, переводя взгляд с одного из нас на другого; я медленно кивнул и, не спуская с него взгляда, спросил:
— Значит, ты попросил Инну Николаевну позвать меня для того, чтобы я пришел сюда и ты мог сказать мне все это в лицо, а потом…
Мальчишка понял, что именно я имел в виду.
Он посмотрел на меня взглядом человека, которому уже на все наплевать, и ответил:
— Да.
Я понимающе кивнул. Инна Николаевна, для которой начала проявляться подоплека происходящего, медленно бледнела, осознавая, что сидит в одной комнате с родственником человека, являющегося наркодельцом, с родственником, у которого, судя по всему, из расстегнутой поясной кобуры выглядывает заряженный пистолет, который она разглядела только теперь.
Она медленно открыла рот, чтобы что-то сказать, но так и не смогла. Глазами затравленного животного она смотрела то на него, то на меня.
Герка взирал холодно, равнодушно, изучающе и отстранение. Смотрел не на меня, а на пистолет.
Я содрогнулся.
— Так, хватит! — сказал, чувствуя, как проступает на лбу испарина. — Вот, Георгий, возьми эту бумагу и прочитай ее вслух, а потом дай прочитать Инне Николаевне, — я достал из футляра лицензию частного детектива вместе с удостоверением личности и протянул ему.
— Частный детектив, — медленно и все так же спокойно начал мальчишка, просматривая оба моих документа и все еще явно не понимая, в чем дело, но затем взгляд его скользнул по самому главному, на лице отразилось растущее потрясение, смешанное с удивленным и беззащитным выражением, после которого все дети обычно начинают плакать.
— Мареев… Валерий Борисович… — прошептал он побелевшими губами. — Так вы не Галин дядя?..
— Кроме того, мальчик, я не вересовский киллер, — ответил я. — Я частный детектив, который разыскивает его дочь. Который только сегодня понял, что имеет дело с теневыми дельцами наркобизнеса и который считал, что он единственный из посторонних, кто об этом знает… — я помолчал, все так же глядя на него в упор.
— Я понимаю, — негромко сказал он наконец. — Да, я понимаю… А я думал!..
— Ты думал, что я сейчас выну пистолет и убью вас обоих, потому что вы слишком много знаете? — немного насмешливо спросил я.
Он побледнел в который уже раз, на мгновение закрыл глаза, черты его обострились.
— Да, — ответил он, не глядя на меня. — Да.
— И что же заставило тебя бежать сюда, к Инне Николаевне, и думать, что сюда за тобой придет вересовский наемный убийца, с которым тебе придется уйти? — спросил я, считая, что настал момент услышать это его «когда смогу…».
Тут нервы у Инны Николаевны не выдержали.
— Да что же это такое?! — воскликнула она, переводя взгляд с одного из нас на другого, но обращаясь преимущественно ко мне, с остатками испуга и неподдельным возмущением в голосе. — Объясните мне, пожалуйста, что здесь происходит!
Мы с мальчишкой одновременно посмотрели на нее. Всего секунда — но его темного, странноболезненного и моего решительного взгляда было достаточно, чтобы она замолчала с приоткрытым ртом.
— Ну? — требовательно переспросил я, продолжая наблюдать за Герой. — Не отвлекайся! Что заставило тебя думать и действовать именно так?..
— То, — ответил мальчик, как мне показалось, едва сдерживая слезы, — что мой отец был прокурором области и именно в его руки должен был попасть сверток с бумагами, которые вручила мне Галя, — он неожиданно всхлипнул и, не вытирая катящихся по лицу слез, воскликнул:
— И то, что два с половиной часа назад его убили.., у нас в доме!..
Инна ахнула, я вздрогнул, потому что ожидал чего угодно, но только не этого. Происходящее явно вырывалось из рук, лавина все нарастала и нарастала, здесь дело было уже не в убийстве бывшей жены Вересова и не в мести дочки собственному отцу — здесь начинало пахнуть палеными перьями пташек куда более высоких и серьезных.
До меня с большим трудом, только через несколько напряженных, полных беснующимися мыслями и эмоциями секунд дошло, что все это время я говорил с четырнадцатилетним пацаном, у которого два часа назад убили отца — скорее всего, на его глазах, в собственном доме; с мальчишкой, который понимал причину убийства и знал человека, который его заказал; с мальчишкой, который несколько минут назад уже считал себя следующим убитым.., а сейчас скорчился на диване и мелко вздрагивал, пряча в ладонях лицо.
Инна Николаевна вскочила, бросила на меня полный изумления и сострадания взгляд и обняла Герку, пытаясь утешить его. Тут уж парнишка разревелся в полный голос.
Несколько минут мы сидели практически молча:
Герка плакал, избавляясь от напряжения последних часов, Инна Николаевна его утешала, а я обдумывал все происходящее.
Все, ну абсолютно все укладывалось в одну схему: Галя и ее соратники начинают копать под Вересова, собирая информацию на него одного, — очевидно, считая, что, если его посадят, родителям остальных придется отказаться от деятельности, известие о которой так потрясло их детей. План начинает действовать в тот момент, когда отец Герки получает при содействии сына пакет с документами, полностью раскрывающими Вересова лично, — но в этот момент кто-то УЖЕ ЗНАЕТ О ТОМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ, он похищает всех четверых детей, затем нанимает двоих нерадивых убийц, которые пытаются убить меня вчерашним утром, потом заставляет кого-то, несравненно более профессионального, убить прокурора, а затем выследить и убить меня, прикончив заодно на той же стройке и двоих неудачников…
Вот они, события последних трех дней, выстроенные в единую непрерывную и понятную цепь!
Мне бы радоваться, но я вдруг вспомнил единственное событие, которое не укладывалось в общую схему совсем: этот странный, непонятный и неожиданный звонок в такси, третий звонок на мой сотовый за сегодняшний вечер.
— Черт! — вслух сказал я.
Инна и Герка подняли головы, оба шмыгая мокрыми носами, и уставились на меня.
— Откровенно говоря, — сказал я, — попали мы с вами в историю… Меня ведь, как ни странно, час назад тоже пытались убить…
Глава 5
Я скинул ботинки, натянул предложенные тапочки, аккуратно запер входную дверь, повесив еще и цепочку, окинул взглядом небольшую уютную двухкомнатную квартиру явно незамужней учительницы и, кивнув, вместе с хозяйкой и парнем вошел в зал, освещенный мягким светом настенных бра.
— Вам чай, кофе, сок? — спросила учительница.
Я подумал о том, где она берет деньги, но затем вспомнил, в КАКОМ КЛАССЕ эта молодая женщина преподает, — а ведь она наверняка ведет частные уроки…
— Сок, — ответил я. — Кофе ни в коем случае.
— Сейчас будет, — кивнула Инна Николаевна; как мне показалось, чем-то очень довольная, и выскользнула из комнаты на кухню.
«Все-таки, — отметил про себя я, — сколько в ней грации. Красивая. Наверняка все ученики бегают за ней, как щенята».
Усевшись в удобное кресло напротив сидящего на диване испуганного и зажатого подростка, я внимательно оглядел его, непринужденно улыбнулся и начал беседу:
— Меня зовут Алексей Петрович, я дядя Гали Вересовой, она тебе обо мне, наверное, рассказывала.
Он медленно кивнул, затем добавил вслух:
— Угу… То есть да. Рассказывала, — и посмотрел на меня столь же внимательно, как я на него минуту назад.
Глаза у него были темные, даже немного буравящие, пронзительные, что довольно часто встречается у трудных подростков; сейчас в них застыли страх и горечь. Я подумал о том, что же могло так напугать его, и решил, что это было похищение, нечаянным свидетелем которого он стал.
Парень был тощий, лохматый, одетый неплохо, даже богато, но носящий хорошую одежду без чувства, с которым ее надо носить; он был неуверен в себе, пуглив и закомплексован, это я мог сказать после первого взгляда безо всякого знания психологии.
Но что еще в нем сразу же было заметно — это интеллигентность, какая-то юношеская «светлость», недоступная большинству современных детей-гопов, явно проницательный ум, в нем даже чувствовалась порода, о которой говорили сдержанные манеры и чуть горбатый, выступающий нос; ко всему прочему он был курчавый, темноволосый.
— А вы вправду победитель сафари? — неожиданно спросил мальчишка, в глазах которого на мгновение всколыхнулось подобие интереса, перекрывшего прежнюю испуганную, зажатую тусклость.
— Конечно, — ответил я, мысленно называя Галю чертовой фантазеркой. — Только давай сейчас об этом не будем. Как ни прискорбно, Галя вместе с троими друзьями пропала. А я должен ее как можно скорее найти… Ты правда видел, как их кто-то похищал?
— Правда, Алексей Петрович, — все также медленно и немного скрипуче отозвался паренек; от его тона у меня по коже побежали мурашки. — Я все расскажу. Сейчас, — он странно посмотрел на меня, кивнул, сглотнул, затем неожиданно смутился, поднял на меня свои темные пронзительные глаза и как-то пусто спросил:
— А в милицию вы заявлять не будете?..
— А в чем дело? — поинтересовался я, понимая, что такие слова неспроста.
— Я сейчас не скажу, — глухо, очень странно ответил Герка, опуская глаза; кисти его сжались в кулачки, он судорожно вздохнул и добавил:
— Я…
Надо все по порядку. Я потом скажу. Когда смогу.
— А что сейчас? — доброжелательно спросил я, стремясь показать, что он может говорить, как хочет, и что никто не собирается его принуждать.
— Я за ними следил, — не таясь сказал он. — За всеми четверыми. Хотел узнать, что они задумали.
Подслушать их разговор. Но не успел.
— Погоди, — прервал его я. — Давай все по порядку. Сначала расскажи мне, что за проект они вместе готовили вот уже полгода, в чем его суть и для чего он был им нужен.
— Вы знаете? — неожиданно спросил он, поднимая глаза. — Ну надо же…
Инна как раз заносила в комнату поднос, уставленный блюдечками, заполненными всяческой легкой едой, поэтому я тут же, не колеблясь, правдиво ответил, чтобы потом не попасться на какой-нибудь мелочи:
— Я, Георгий, должен все знать; Потому что моя профессия — частный сыщик.
— Да, Галя говорила, — уважительно ответили Инна и Гера хором.
Я моргнул и поклялся при первом удобном случае пожать девчонке руку. Все-таки ее вранье могло оказаться очень даже полезным.
Несколько секунд на обдумывание — пока Инна накрывает на небольшой передвижной столик, — и версия для этих двоих готова.
— Проблема в том, — предвосхищая невысказанные вопросы, ответил я, — что Сергей Леонидович болен. Работа довела его практически до предынфарктного состояния. А от его деятельности зависит очень многое, тем более сейчас, накануне выборов, — объяснять последнее изречение я не стал, считая, что для нагнетения обстановки и создания атмосферы серьезности и значимости подобные фразы необходимы.
Осмотрел их такие разные лица: светлое, внимающее Инны и сосредоточенное, отрешенное лицо погруженного в себя Герки, вздохнул и продолжал:
— Если о похищении сообщить в органы, до Сергея информация дойдет тут же, у него очень хорошие связи. И, скорее всего, это немедленный инфаркт. Трудно предсказать все последствия. Так что мы с родителями остальных троих решили действовать по-другому. Якобы забрали детей из школы, никому ничего не сообщая, и сделали так, чтобы Сережа считал, будто все четверо в черноморском санатории.
Он был в командировке, а сейчас слишком занят, так что пока ничего не заметил. Но долго так продолжаться не может. В ближайшее время он сообразит, что дочка обязательно позвонила бы, если бы все было нормально, а звонка до сих пор нет.
Поэтому я и разыскиваю Галю. В срочном порядке, бросив все остальные дела.
И ты, Георгий, и вы, Инна, если помните что-то важное, обязательно расскажите мне все, в мельчайших подробностях. Вы общались со всеми четверыми до похищения и наверняка знаете все необходимое для разъяснения того, ЧТО на самом деле произошло. Поэтому я буду спрашивать вас, а вы подробно и взвешенно отвечайте. Договорились?..
Учительница с довольно забавной серьезностью кивнула. Мальчик посмотрел на меня и утвердительно опустил ресницы. На мгновение мне почему-то показалось, что самый старший в этой комнате именно он. Я бы улыбнулся, если бы не пережил то, что случилось со мной за последние два часа.
— Итак, Гера, начнем с тебя. В каких отношениях ты был с Галей Вересовой?
Несколько мгновений он смотрел на меня очень странно, причем я никак не мог разобрать, как именно. Затем неожиданно легко и светло улыбнулся и ответил:
— В хороших. Но не близких. Мы с ней познакомились месяцев пять с половиной назад. В парке, где я обычно гуляю. Она там тоже гуляла и сама со мной заговорила… — Я вдруг понял, почему так просветлело его лицо: мальчик вспоминал о девушке, которую любил всем сердцем, и воспоминание это оживило его даже в тяжелое для него время.
Инна Николаевна тоже заметила это и покраснела, опуская улыбающиеся и слегка удивленные карие глаза.
— Мы с ней, — продолжал Гера, — виделись не очень часто, но постоянно, примерно два раза в неделю. Вместе гуляли, ходили в театры, в кино, на каток и в бассейн… Но, — он помрачнел, возвращаясь к своему прежнему состоянию пришибленности и отрешенности, — она меня не любила. Она просто использовала меня.
Я заметил, что Инна Николаевна удивилась еще больше, причем едва не всплеснула руками, явно не удержавшись от внутреннего восклицания типа:
«Как же так?!» Мальчик ей, видимо, очень нравился, и такого отношения Гали она решительно не понимала.
В другой ситуации выражение типа «она меня использовала» из уст четырнадцатилетнего мальца рассмешило бы меня, но.., в этом полном страха и одновременно мрачной решимости мальчишке было что-то.., необычное, что ли? Он был явно взрослее своих небольших лет.
— С чего ты взял? — спросил я, чувствуя, что на этой теме нужно остановиться подробнее.
— Она всегда знала, что ей нужно, — просто ответил Гера. — И встречалась со мной, как ходила на работу. Я сначала этого не понимал, потому что… — он медленно, но верно заливался бледно-алым румянцем, — потому что она.., ну.., в общем, она меня.., очаровала. Я думал, что мы будем вместе и станем мужем и женой, и никогда ничего от нее не требовал. Но примерно два месяца назад я случайно узнал, что точно так же она ходит к нескольким другим парням… — Лицо его еще больше осунулось, в глазах зажглись два блестящих огонька горечи и тоски.
— Тогда я начал за ней следить, — глухо сказал он и, подняв лицо, внимательно посмотрел на меня.
— Что ей было нужно от тебя, Гера? И не знаешь ли ты, что ей было нужно от других?
— Всего у нее было восемь.., парней, к которым она ходила. И к каждому у нее был свой интерес, свое дело. Я, например, нужен ей был для того, чтобы конверт с бумагами, которые она туда запаковала, невскрытым попал в прокуратуру и чтобы в нужный момент его открыли и прочли, — он помолчал и добавил:
— Не знаю точно, что она хотела от других, но, кажется, каждый из них что-то делал для нее.., и все это нужно было для реализации их общего плана.
— Не знаешь, какого? — спросил я, вспоминая девочку, «случайную свидетельницу» убийства Казаковой Л. Б., спросил, уже практически убежденный в правильности собственного ответа на этот вопрос.
— Знаю, — ответил Георгий. — Она хотела отомстить своему отцу.
Я удовлетворенно кивнул, внутренне радуясь тому, что выкладки Приятеля и мои рассуждения были абсолютно правильны; Инна Николаевна, до того смотревшая на мальчика большими удивленными глазами, сейчас моргнула, выражая полное недоумение. Я едва заметно усмехнулся, понимая, что любая другая женщина, сидящая напротив меня с таким же лицом, казалась бы абсолютной наивной дурой, — но в недоумении этой было какое-то скромное, приятное обаяние.
И, кажется, Георгий, заметивший ее постоянное внимание, как-то неуловимо светлел, поднимаясь из темной, мрачной глубины, в которой оказался по воле каких-то обстоятельств, до которых он в своем рассказе еще не дошел.
— Почему ты так думаешь? — спросил я.
Парень вздохнул, взъерошил свои непослушные темные волосы и, пожав плечами, ответил так, что я был снова весьма и весьма удивлен его здравым умом:
— Она его ненавидела. Это трудно понять, я не знаю почему, тем более что он ее любил, я видел, как он на нее смотрит.., ее вообще все любили. Вернее, — поправился он, — любят. Но она его за что-то жутко ненавидела. Вернее, я думаю, — он сделал паузу, прикрыв на мгновение глаза, — я думаю, возненавидела совсем недавно. Примерно полгода назад. Поэтому она и придумала этот свой Проект.
Ее ненависть передалась Инне, Саше и Андрею. То есть они своих родителей не ненавидели, они к ним относились даже очень хорошо. Галя просто рассказала им, чем занимаются их родители под началом ее отца.., и сумела направить их неприязнь на него одного.
Он смотрел на меня, словно был уверен, что я тотчас пойму его; и ведь знал откуда-то, что я понимаю, чем занимается отец Гали и, как я только теперь сообразил, родители остальных пропавших тоже! Все-таки все они были деловыми коллегами…
Я прищурился, не обращая внимания на глубоко удивленную Инну, которая только из вежливости не требовала никаких объяснений, и внимательно взглянул на Геру.
Он смотрел прямо мне в глаза, и в его взгляде было что-то странное и страшное. Это было похоже на взгляд солдата, бросающегося с гранатой под танк, знающего, что сейчас он умрет, но чувствующего в себе силы для этого и ведущую его Цель.
Неожиданно в моем сознании забрезжил свет истины — и через несколько секунд я понял-таки в чем дело. И был еще сильнее поражен этим мальчишкой, еще сильнее стал его уважать. Принимая меня за совершенно другого человека, он с отчаянной решимостью излагал мне факты, которые, как он предполагал, должны были вынудить меня на крайние меры!
Мне необходима была его полная, абсолютная искренность. И только поэтому я решил соответствовать предлагаемой роли до конца.
— Георгий! — требовательно сказал я. — Я вижу, ты знаешь очень много. Даже больше, чем следует.
Тогда ответь мне, чем же таким занимаются Сергей Леонидович и родители остальных ребят?
Он вдруг побледнел, большими глазами взглянув на меня, словно смотрел на человека, который сейчас его убьет, и одними губами вопросительно прошептал: «А как же?..», глазами указав на Инну Николаевну.
— Ты думаешь, что ты знаешь истину и что ты прав! — повышенным тоном продолжал я, глядя на него в упор. — Но ты должен отвечать за свои намеки, даже если не высказал их на словах! Говори!
Он судорожно вздохнул. И неожиданно ровным голосом отчеканил:
— Сергей Леонидович Вересов и отцы остальных троих участников Проекта занимаются отмыванием денег, полученных от продажи наркотиков, а компания Вересова — это один из центров поставок!
Инна тихонько ахнула, прикрывая ладошкой рот, переводя взгляд с одного из нас на другого; я медленно кивнул и, не спуская с него взгляда, спросил:
— Значит, ты попросил Инну Николаевну позвать меня для того, чтобы я пришел сюда и ты мог сказать мне все это в лицо, а потом…
Мальчишка понял, что именно я имел в виду.
Он посмотрел на меня взглядом человека, которому уже на все наплевать, и ответил:
— Да.
Я понимающе кивнул. Инна Николаевна, для которой начала проявляться подоплека происходящего, медленно бледнела, осознавая, что сидит в одной комнате с родственником человека, являющегося наркодельцом, с родственником, у которого, судя по всему, из расстегнутой поясной кобуры выглядывает заряженный пистолет, который она разглядела только теперь.
Она медленно открыла рот, чтобы что-то сказать, но так и не смогла. Глазами затравленного животного она смотрела то на него, то на меня.
Герка взирал холодно, равнодушно, изучающе и отстранение. Смотрел не на меня, а на пистолет.
Я содрогнулся.
— Так, хватит! — сказал, чувствуя, как проступает на лбу испарина. — Вот, Георгий, возьми эту бумагу и прочитай ее вслух, а потом дай прочитать Инне Николаевне, — я достал из футляра лицензию частного детектива вместе с удостоверением личности и протянул ему.
— Частный детектив, — медленно и все так же спокойно начал мальчишка, просматривая оба моих документа и все еще явно не понимая, в чем дело, но затем взгляд его скользнул по самому главному, на лице отразилось растущее потрясение, смешанное с удивленным и беззащитным выражением, после которого все дети обычно начинают плакать.
— Мареев… Валерий Борисович… — прошептал он побелевшими губами. — Так вы не Галин дядя?..
— Кроме того, мальчик, я не вересовский киллер, — ответил я. — Я частный детектив, который разыскивает его дочь. Который только сегодня понял, что имеет дело с теневыми дельцами наркобизнеса и который считал, что он единственный из посторонних, кто об этом знает… — я помолчал, все так же глядя на него в упор.
— Я понимаю, — негромко сказал он наконец. — Да, я понимаю… А я думал!..
— Ты думал, что я сейчас выну пистолет и убью вас обоих, потому что вы слишком много знаете? — немного насмешливо спросил я.
Он побледнел в который уже раз, на мгновение закрыл глаза, черты его обострились.
— Да, — ответил он, не глядя на меня. — Да.
— И что же заставило тебя бежать сюда, к Инне Николаевне, и думать, что сюда за тобой придет вересовский наемный убийца, с которым тебе придется уйти? — спросил я, считая, что настал момент услышать это его «когда смогу…».
Тут нервы у Инны Николаевны не выдержали.
— Да что же это такое?! — воскликнула она, переводя взгляд с одного из нас на другого, но обращаясь преимущественно ко мне, с остатками испуга и неподдельным возмущением в голосе. — Объясните мне, пожалуйста, что здесь происходит!
Мы с мальчишкой одновременно посмотрели на нее. Всего секунда — но его темного, странноболезненного и моего решительного взгляда было достаточно, чтобы она замолчала с приоткрытым ртом.
— Ну? — требовательно переспросил я, продолжая наблюдать за Герой. — Не отвлекайся! Что заставило тебя думать и действовать именно так?..
— То, — ответил мальчик, как мне показалось, едва сдерживая слезы, — что мой отец был прокурором области и именно в его руки должен был попасть сверток с бумагами, которые вручила мне Галя, — он неожиданно всхлипнул и, не вытирая катящихся по лицу слез, воскликнул:
— И то, что два с половиной часа назад его убили.., у нас в доме!..
Инна ахнула, я вздрогнул, потому что ожидал чего угодно, но только не этого. Происходящее явно вырывалось из рук, лавина все нарастала и нарастала, здесь дело было уже не в убийстве бывшей жены Вересова и не в мести дочки собственному отцу — здесь начинало пахнуть палеными перьями пташек куда более высоких и серьезных.
До меня с большим трудом, только через несколько напряженных, полных беснующимися мыслями и эмоциями секунд дошло, что все это время я говорил с четырнадцатилетним пацаном, у которого два часа назад убили отца — скорее всего, на его глазах, в собственном доме; с мальчишкой, который понимал причину убийства и знал человека, который его заказал; с мальчишкой, который несколько минут назад уже считал себя следующим убитым.., а сейчас скорчился на диване и мелко вздрагивал, пряча в ладонях лицо.
Инна Николаевна вскочила, бросила на меня полный изумления и сострадания взгляд и обняла Герку, пытаясь утешить его. Тут уж парнишка разревелся в полный голос.
Несколько минут мы сидели практически молча:
Герка плакал, избавляясь от напряжения последних часов, Инна Николаевна его утешала, а я обдумывал все происходящее.
Все, ну абсолютно все укладывалось в одну схему: Галя и ее соратники начинают копать под Вересова, собирая информацию на него одного, — очевидно, считая, что, если его посадят, родителям остальных придется отказаться от деятельности, известие о которой так потрясло их детей. План начинает действовать в тот момент, когда отец Герки получает при содействии сына пакет с документами, полностью раскрывающими Вересова лично, — но в этот момент кто-то УЖЕ ЗНАЕТ О ТОМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ, он похищает всех четверых детей, затем нанимает двоих нерадивых убийц, которые пытаются убить меня вчерашним утром, потом заставляет кого-то, несравненно более профессионального, убить прокурора, а затем выследить и убить меня, прикончив заодно на той же стройке и двоих неудачников…
Вот они, события последних трех дней, выстроенные в единую непрерывную и понятную цепь!
Мне бы радоваться, но я вдруг вспомнил единственное событие, которое не укладывалось в общую схему совсем: этот странный, непонятный и неожиданный звонок в такси, третий звонок на мой сотовый за сегодняшний вечер.
— Черт! — вслух сказал я.
Инна и Герка подняли головы, оба шмыгая мокрыми носами, и уставились на меня.
— Откровенно говоря, — сказал я, — попали мы с вами в историю… Меня ведь, как ни странно, час назад тоже пытались убить…
Глава 5
— ..Так что когда я понял, кто такая Галя и зачем я ей был нужен, документы уже были посланы папе, и я уже положил в его тайник то письмо, в котором Галя просила обратить особенное внимание на пакет, когда он придет в прокуратуру, взять дело под личный контроль… — Он вздохнул, отпил из стакана с соком и продолжил, рассеянно глядя в ночное окно:
— Когда я узнал, что они встречаются и обсуждают свои планы в малом спортзале комплекса «Дельфин», потому что Галя точно так же соблазнила сына начальника охраны, я пробрался туда за полчаса до того, как они обычно приходили, спрятался за матами и подслушал их разговор, — рассказывал вымытый и накормленный Герка; я жевал бутерброд, делая пометки в блокноте, где вырисовывалась вся схема произошедшего, расписанная практически по часам.
Инна Николаевна задумчиво слушала нас обоих, также, видимо, размышляя, как в начавшейся заварухе нам троим остаться в живых.
— Ну и о чем же они говорили? — поинтересовался я.
— Я, в общем-то, подслушивал еще четыре раза и понял практически все, только не знаю, за что она так своего отца ненавидит, — он вопросительно посмотрел на меня.
— Сначала дело давай закончим, а потом я тебе все расскажу. Если смогу… — ответил я.
Герка вздохнул, пожал плечами и, глотнув сока, стал рассказывать дальше. Складно у него получалось:
— В общем, они собирали на Вересова материалы. План у них был очень продуманный, большинство документов брали из родительских деловых бумаг, они ведь, — он усмехнулся, — имели высший доступ… Копировали, складывали в одном месте, подшивали. Несколько раз переписывали текст второго и третьего писем в прокуратуру, милицию, даже к губернатору области и так далее.
Но кроме этого они еще и о другом подумали: как опросить всех тех, кто был жертвами конкретных дел Вересова за последние несколько лет. Галя, оказывается, залезла в домашний компьютер папаши и нашла там много интересного, а потому они вместе решили снять э-э-э.., свидетельские показания с потерпевших.
— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался я.
— Например, в первом разговоре речь шла в основном о деле одного бывшего военного из Чечни, который занимался распространением наркотиков.
Вересов его в чем-то заподозрил и приказал убрать, несмотря на то что у него была инвалидка-мать, которая без него жить не могла. Она бы умерла, на что Вересов, кажется, и рассчитывал, если бы не подружка его сердобольная.
«Судя по речи, мальчик явно читал Достоевского и других классиков», — подумал я, а вслух спросил:
— Ну и что с ней?
— Понимаете, у каждого из них, этих четверых, был свой талант и свое назначение в группе, — объяснил Герка. — Галина вот занималась эротикой, — сказал он с незлой насмешкой, — соблазняла полезных для дела парней. Инна, наоборот, была как сестра милосердия. Она, я так понял, всем всегда помогала, да и вообще, кажется, добрая девчонка.
(«Да, Инночка у нас такая!» — подтвердила Инна Николаевна, явно гордясь тезкой.) Ну так вот, — продолжил Гера, кивая учительнице, — она и Андрей говорили с теми, кто от Вересова пострадал, представляя каждую беседу как журналистское расследование, а самих себя как практикантов. Вот в случае с той бабушкой записали ее показания, в которых, кажется, кто-то из работников Вересова фигурировал, да и его фамилия тоже… Валерий Борисович, а это может быть действительным показанием в суде?
— В суде — нет, — ответил я. — Но как косвенные материалы для следствия вполне пойдет. То есть по этим бабушкиным словам, я думаю, можно многое установить, с чего легко начать раскручивать дело.
— Ну, вот таких разговоров у них было записано около десятка.
— Что же делал Разин? — неожиданно спросила Инна Николаевна.
— Саша? Так его зовут? — уточнил я, записывая в блокнот.
— Саша, — кивнул Герка, — у них был вроде хакера. Он разбирается в компьютерах, всю собранную информацию переводил в электронный вид, и, как я понял, они собирались отправить материалы по нескольким адресам в Интернет, даже к Москву, чтобы там к фирме Вересова привлечь внимание.
— Ну надо же, как они умудрились! — изумилась учительница. — Ничего себе Проект!..
— Дурни они, — отрезал я.
— Почему? — с интересом спросили оба.
— Во-первых, потому что через Сеть они, скорее всего, и засветились. То есть тот, кто их похитил, а потом подписал, извини, Гера, контракты на твоего отца и на меня, имеет непосредственный доступ к Сети, хотя это малоотличительный признак.
— А во-вторых?
— Во-вторых, они по своей детской глупости не сообразили, что одного Вересова посадить не могут.
Если прокуратура начнет копать, выкопают всех.
Это еще большая глупость с их стороны: они ведь хотели, чтобы их родители перестали заниматься наркотиками…
— Это Галя, — убежденно объяснил Герка. — Это она их убедила. Они ее слушали, как маленькие, когда она им вдалбливала про то, какой ее отец негодяй и как она хочет наказать его, а их родителям помочь.
Он вдруг слабо улыбнулся:
— А Инна в тот раз после ее речи плакала и даже предлагала Гале, после того как ее отца посадят, жить с ее семьей вместе.
— Странно, — вдруг заметила до того момента тактично молчавшая Инна Николаевна. — А почему ты не поверил Гале, когда услышал все, что она им говорила?
Герка слегка поморщился, пожал плечами, скорее по привычке, и ответил:
— Потому что она меня уже обманула. Она ведь несколько раз говорила, что любит… Почти вслух.
Я не стал уточнять, что именно парень имел в виду, так как понимал его вполне.
— Теперь тебе осталось рассказать про самое главное, — предложил я, — про покушение. Давай: когда и как случилось то, чему ты стал свидетелем?
Герка, видимо, сознающий всю ответственность за свои будущие, еще не сказанные слова, допил сок и, аккуратно поставив тонкий граненый стакан на место, откинувшись на спинку стула, начал:
— Это было два дня назад. Галя в последний раз сходила в школу (Инна Николаевна согласно кивнула), потом должна была встретиться со мной и узнать, получил отец посылку или нет. Почта у нас сами знаете какая, поэтому он ее к тому времени не получил. Я ждал Галю на проспекте Кирова, около поющего фонтана.
Она пришла одна, но еще пока она была в толпе, я заметил, что за ней идет мужчина, который ни на что другое внимания не обращает. Я его почти не запомнил, но мне сейчас кажется, что сегодня вечером.., что это был он.
— Когда я узнал, что они встречаются и обсуждают свои планы в малом спортзале комплекса «Дельфин», потому что Галя точно так же соблазнила сына начальника охраны, я пробрался туда за полчаса до того, как они обычно приходили, спрятался за матами и подслушал их разговор, — рассказывал вымытый и накормленный Герка; я жевал бутерброд, делая пометки в блокноте, где вырисовывалась вся схема произошедшего, расписанная практически по часам.
Инна Николаевна задумчиво слушала нас обоих, также, видимо, размышляя, как в начавшейся заварухе нам троим остаться в живых.
— Ну и о чем же они говорили? — поинтересовался я.
— Я, в общем-то, подслушивал еще четыре раза и понял практически все, только не знаю, за что она так своего отца ненавидит, — он вопросительно посмотрел на меня.
— Сначала дело давай закончим, а потом я тебе все расскажу. Если смогу… — ответил я.
Герка вздохнул, пожал плечами и, глотнув сока, стал рассказывать дальше. Складно у него получалось:
— В общем, они собирали на Вересова материалы. План у них был очень продуманный, большинство документов брали из родительских деловых бумаг, они ведь, — он усмехнулся, — имели высший доступ… Копировали, складывали в одном месте, подшивали. Несколько раз переписывали текст второго и третьего писем в прокуратуру, милицию, даже к губернатору области и так далее.
Но кроме этого они еще и о другом подумали: как опросить всех тех, кто был жертвами конкретных дел Вересова за последние несколько лет. Галя, оказывается, залезла в домашний компьютер папаши и нашла там много интересного, а потому они вместе решили снять э-э-э.., свидетельские показания с потерпевших.
— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался я.
— Например, в первом разговоре речь шла в основном о деле одного бывшего военного из Чечни, который занимался распространением наркотиков.
Вересов его в чем-то заподозрил и приказал убрать, несмотря на то что у него была инвалидка-мать, которая без него жить не могла. Она бы умерла, на что Вересов, кажется, и рассчитывал, если бы не подружка его сердобольная.
«Судя по речи, мальчик явно читал Достоевского и других классиков», — подумал я, а вслух спросил:
— Ну и что с ней?
— Понимаете, у каждого из них, этих четверых, был свой талант и свое назначение в группе, — объяснил Герка. — Галина вот занималась эротикой, — сказал он с незлой насмешкой, — соблазняла полезных для дела парней. Инна, наоборот, была как сестра милосердия. Она, я так понял, всем всегда помогала, да и вообще, кажется, добрая девчонка.
(«Да, Инночка у нас такая!» — подтвердила Инна Николаевна, явно гордясь тезкой.) Ну так вот, — продолжил Гера, кивая учительнице, — она и Андрей говорили с теми, кто от Вересова пострадал, представляя каждую беседу как журналистское расследование, а самих себя как практикантов. Вот в случае с той бабушкой записали ее показания, в которых, кажется, кто-то из работников Вересова фигурировал, да и его фамилия тоже… Валерий Борисович, а это может быть действительным показанием в суде?
— В суде — нет, — ответил я. — Но как косвенные материалы для следствия вполне пойдет. То есть по этим бабушкиным словам, я думаю, можно многое установить, с чего легко начать раскручивать дело.
— Ну, вот таких разговоров у них было записано около десятка.
— Что же делал Разин? — неожиданно спросила Инна Николаевна.
— Саша? Так его зовут? — уточнил я, записывая в блокнот.
— Саша, — кивнул Герка, — у них был вроде хакера. Он разбирается в компьютерах, всю собранную информацию переводил в электронный вид, и, как я понял, они собирались отправить материалы по нескольким адресам в Интернет, даже к Москву, чтобы там к фирме Вересова привлечь внимание.
— Ну надо же, как они умудрились! — изумилась учительница. — Ничего себе Проект!..
— Дурни они, — отрезал я.
— Почему? — с интересом спросили оба.
— Во-первых, потому что через Сеть они, скорее всего, и засветились. То есть тот, кто их похитил, а потом подписал, извини, Гера, контракты на твоего отца и на меня, имеет непосредственный доступ к Сети, хотя это малоотличительный признак.
— А во-вторых?
— Во-вторых, они по своей детской глупости не сообразили, что одного Вересова посадить не могут.
Если прокуратура начнет копать, выкопают всех.
Это еще большая глупость с их стороны: они ведь хотели, чтобы их родители перестали заниматься наркотиками…
— Это Галя, — убежденно объяснил Герка. — Это она их убедила. Они ее слушали, как маленькие, когда она им вдалбливала про то, какой ее отец негодяй и как она хочет наказать его, а их родителям помочь.
Он вдруг слабо улыбнулся:
— А Инна в тот раз после ее речи плакала и даже предлагала Гале, после того как ее отца посадят, жить с ее семьей вместе.
— Странно, — вдруг заметила до того момента тактично молчавшая Инна Николаевна. — А почему ты не поверил Гале, когда услышал все, что она им говорила?
Герка слегка поморщился, пожал плечами, скорее по привычке, и ответил:
— Потому что она меня уже обманула. Она ведь несколько раз говорила, что любит… Почти вслух.
Я не стал уточнять, что именно парень имел в виду, так как понимал его вполне.
— Теперь тебе осталось рассказать про самое главное, — предложил я, — про покушение. Давай: когда и как случилось то, чему ты стал свидетелем?
Герка, видимо, сознающий всю ответственность за свои будущие, еще не сказанные слова, допил сок и, аккуратно поставив тонкий граненый стакан на место, откинувшись на спинку стула, начал:
— Это было два дня назад. Галя в последний раз сходила в школу (Инна Николаевна согласно кивнула), потом должна была встретиться со мной и узнать, получил отец посылку или нет. Почта у нас сами знаете какая, поэтому он ее к тому времени не получил. Я ждал Галю на проспекте Кирова, около поющего фонтана.
Она пришла одна, но еще пока она была в толпе, я заметил, что за ней идет мужчина, который ни на что другое внимания не обращает. Я его почти не запомнил, но мне сейчас кажется, что сегодня вечером.., что это был он.