Так упоительно страдающих
И переливных, как лучи.
Им подсказал инстинкт их звончатый
Избрать мой грезовый гарем.
Они вошли душой бутончатой,
Вошли - как Ромул и как Рем.
И распустилось царство новое,
Страна беэразумных чудес...
И, восхищен своей основою,
Дышу я душами принцесс!..
1910
115. Тринадцатая
Новелла
У меня дворец двенадцатиэтажный,
У меня принцесса в каждом этаже,
Подглядел-подслушал как-то вихрь протяжный,-
И об этом знает целый свет уже.
Знает,- и прекрасно! сердцем не плутую!
Всех люблю, двенадцать,- хоть на эшафот!
Я настрою арфу, арфу золотую,
Ничего не скрою, все скажу... Так вот:
Все мои принцессы - любящие жены,
Я, их повелитель, любящий их муж.
Знойным поцелуем груди их прожжены,
И в каскады слиты ручейки их душ.
Каждая друг друга дополняет тонко,
Каждая прекрасна, в каждой есть свое:
Та грустит беззвучно, та хохочет звонко,-
Радуется сердце любое мое!
Поровну люблю я каждую принцессу,
Царски награждаю каждую собой...
День и ночь хожу по лестнице, завесу
Очередной спальни дергая рукой...
День и ночь хожу я, день и ночь не сплю я,
В упоеньи мигом некогда тужить.
Жизнь - от поцелуев, жизнь до поцелуя,
Вечное забвенье не дает мне жить.
Но бывают ночи: заберусь я в башню,
Заберусь один в тринадцатый этаж,
И смотрю на море, и смотрю на пашню,
И чарует греза все одна и та ж:
Хорошо бы в этой комнате стеклянной
Пить златистогрезый черный виноград
С вечно-безымянной, странно так желанной,
Той, кого не знаю и узнать не рад.
Скалы молят звезды, звезды молят скалы,
Смутно понимая тайну скал и звезд,-
Наполняю соком и душой бокалы
И провозглашаю безответный тост!..
1910
116. Прогулка короля
Этюд
П. Я. Морозову
Я иду со свитою по лесу.
Солнце лавит с неба, как поток.
Я смотрю на каждую принцессу,
Как пчела на медовый цветок.
Паутинкой златно перевитый
Веселеет по'лдневный лесок.
Я иду с принцессовою свитой
На горячий моревый песок.
Олазорен шелковою тканью,
Коронован розами венка,
Напевая что-то из Масканьи,
Вспоминаю клумбу у окна...
Наклонясь с улыбкой к адъютанту -
К девушке, идущей за плечом,-
Я беру ее за аксельбанты,
Говоря про все и ни о чем...
Ах, мои принцессы не ревнивы,
Потому что все они мои...
Мы выходим в спеющие нивы -
Образцом изысканной семьи...
Вьются кудри: золото и бронза,
Пепельные, карие и смоль.
Льются взоры, ласково и грезно -
То лазорь, то пламя, то фиоль.
Заморело! - глиняные глыбки
Я бросаю в море, хохоча.
А вокруг - влюбленные улыбки,
А внизу - песчаная парча!
На pliant7) из алой парусины
Я сажусь, впивая горизонт.
Адъютант приносит клавесины?
Раскрывает надо мною зонт.
От жары все личики поблекли,
Прилегли принцессы на песке;
Созерцают море сквозь бинокли
И следят за чайкой на мыске.
Я взмахну лорнетом,- и Сивилла
Из Тома запела попурри,
Всю себя офлерила, овила,
Голоском высоко воспарив.
Как стройна и как темноголова!
Как ее верхи звучат свежо!
Хорошо!.. - и нет другого слова,
Да и то совсем не хорошо!
В златосне, на жгучем побережье,
Забываю свой высокий сан,
И дышу, в забвении, все реже,
Несказанной Грезой осиян...
1911
117. Призрак
Ты каждый день приходишь, как гризетка,
В часовню грез моих приходишь ты;
Твоей рукой поправлена розетка,
Румянцем уст раскрашены мечты.
Дитя мое! Ты - враг ничтожных ролек.
А вдохновлять поэта - это честь.
Как я люблю тебя, мой белый кролик!
Как я ценю!.. Но чувств не перечесть.
Я одинок... Я мелочно осмеян...
Ты поняла, что ласка мне нужна -
Твой гордый взор так нежен, так лилеен,
Моя сестра, подруга и жена.
Да, верю я глазам твоим, влекущим
Меня к Звезде, как верю я в Звезду.
Я отплачу тебе своим грядущим
И за собой в бессмертие введу!
1909. Декабрь
118. Мисс Лиль
Котик милый, деточка! встань скорей на цыпочки,
Алогубы-цветики жарко протяни...
В грязной репутации хорошенько выпачкай
Имя светозарное гения в тени...
Ласковая девонька! крошечная грешница!
Ты еще пикантнее от людских помой!
Верю: ты измучилась... Надо онездешниться,
Надо быть улыбчатой, тихой и немой.
Все мои товарищи (как зовешь нечаянно
Ты моих поклонников и моих врагов...)
Как-то усмехаются и глядят отчаянно
На ночную бабочку выше облаков.
Разве верят скептики, что ночную бабочку
Любит сострадательно молодой орел?
Честная бесчестница! белая арабочка!
Брызгай грязью чистою в славный ореол!..
1911
119. Коктебель
Подходят ночи в сомбреро синих,
Созвездья взоров поют звезде,
Поют в пещерах, поют в пустынях,
Поют на морс, поют везде.
Остынет отзвук денного гуда,-
И вьюгу звуков вскрутит закат...
Подходят ночи - зачем? откуда? -
К моей избушке на горный скат.
Как много чувства в их взмахах теплых!
Как много тайны в их ласк волшбе!
Весь ум - в извивах, все сердце - в воплях.
Мечта поэта! пою тебе...
1909
120. Алтайский гимн
О, океана золотая,-
Крещенский солнечный восход!
Скользит, как вздох Эола, тая
По скатогориям Алтая
Победоносный лыжеход.
Снега, снега,- как беломорье...
Восход бестепел. Вдоль полян
Метет предутренник с нагорья
Пушисто-снежное узорье,
А ветер светел и ледян.
Осветозарь мои веленья,
Мои желанья и пути,
Ты, созидающий оленя,
Как бодрость упоенной лени,
Дающий десять для пяти!
Гуди, ледяное безводье!
Пылай короною. Январь!
Крепи, бурят, свои поводья,
А Ты, Эмблема Плодородья,
Мои пути осветозарь!
1910
121. Агасферу морей
Вижу, капитан "Скитальца-моряка",
Вечный странник,
Вижу, как твоя направлена рука
На "Titanic"...
Знаю, капитан немого корабля,
Мститель-призрак,
Знаю, что со дня, как выгнала земля,
Буре близок...
Верю, капитан "Голландца-Летуна",
Враг боязни,
Верю, для тебя пустить корабль до дна -
Страстный праздник...
Злобный хохот твой грохочет в глубине
Окаянно:
Все теперь - твое, лежащее на дне
Океана...
Рыбам отдаешь - зачем трофей тебе?! -
Все - для пищи...
Руку, капитан, товарищ по судьбе,
Мой дружище!
1912. Апрель
122. На летуне
Валерию Брюсову
Король на плахе. Королевство -
Уже республика: и принц
Бежит, сестры спасая детство,
В одну из моревых провинц.
И там, в улыбности привета,
У острых шхер, у сонных дюн,
Их ждут - и палуба корвета,
И комфортабельный летун,
Вперед! - осолнечен пропеллер,
Стрекочет, ветрит и трещит.
Моторолет крылит на север,
Где ощетинен бора щит.
Скорбит принцесса. В алой ленте
Лукавит солнце, как Пилат.
Злодея мыслит в президенте
Беглец из мраморных палат.
И, очарованный полетом,
Дарит пилоту комплимент,
Не зная, что его пилотом -
Никто иной, как президент!
1912
123. Газэлла
Мой мозг словами: "Ты больной!" - сжимаешь ты,
И хлыст упругий и стальной сжимаешь ты.
Я хохочу тебе в лицо, я хохочу,-
И, в гневе, хлыст своей рукой сжимаешь ты.
Над головой моей взнесла свистящий хлыст,-
Ударить хочешь, но с тоской сжимаешь ты.
"Живи, люби, пиши, как все! и будешь - мой..."
Меня в объятьях,- и с мольбой,- сжимаешь ты.
Немею в бешенстве - затем, чтоб не убить!
Мне сердце мукой огневой сжимаешь ты.
Веймарн
1912. Август
124. Рондели
О Мирре грезит Вандэлин,
О Вандэлине грезит Мирра.
Она властительница мира,
И он - вселенной властелин.
Люблю я в замке меж долин
Внимать душою, полной мира,
Как Миррой грезит Вандэлин,
Как Вандэлином грезит Мирра,
Под стрекотанье мандолин
Дрожит моя больная лира,
Что Мирры нет, что в мире сиро
И что - всегда, всегда один -
Грустит о Мирре Вандэлин.
1911
125. Врубелю
Так тихо-долго шла жизнь на убыль
В душе, исканьем обворованной...
Так странно тихо растаял Врубель,
Так безнадежно очарованный...
Ему фиалки струили дымки
Лица трагически-безликого...
Душа впитала все невидимки,
Дрожа в преддверии великого...
Но дерзновенье слепило кисти,
А кисть дразнила дерзновенное...
Он тихо таял, - он золотистей
Пылал душою вдохновенною...
Цветов побольше на крышку гроба;
В гробу - венчанье!.. Отныне оба -
Мечта и кисть - в немой гармонии,
Как лейтмотив больной симфонии.
Апрель 1910
126. Демон
Княжне Ар. Шахназаровой
Кавказ! Я никогда не видел
Твоих ущелий, рек и скал
И на арабце, чуя гибель,
В ущельях скользких не скакал.
Но страстная волна Дарьяла
В моей душе рождает гул;
Мне сердце часто повторяло,
Что порывается в аул.
Там где-нибудь в грузинской сакле,
Под стон унывной каманчи,
Еще легенды не иссякли -
Грез неистечные ключи,
Мне верится, твои Тамары,
О магнетический Кавказ,
Еще волшбят в чинарах чары,
Еще не кончили свой сказ...
Еще не высохла Арагва,
Еще не вымер Синодал,
Но Демон пламенно и нагло
Уж не возникнет между скал:
Теперь, когда проник в Эдем он,
Воссев на покоренный трон,
Томится пресыщенный Демон,
И ни о чем не грезит он...
1911. Ноябрь
127. На смерть Фофанова
Поэзия есть зверь, пугающий людей.
К. Фофанов
Пока поэт был жив, его вы поносили,
Покинули его, бежали, как чумы...
Пред мудрым опьяненьем - от бессилья
Дрожали трезвые умы!
Постигнете ли вы, "прозаики-злодеи",
Почтенные отцы, достойные мужи,
Что пьяным гением зажженные идеи -
Прекрасней вашей трезвой лжи?!
Постигнете ли вы, приличные мерзавцы,
Шары бездарные в шикарных котелках,
Что сердце, видя вас, боялось разорваться,
Что вы ему внушали страх?!
Не вам его винить: весь мир любить готовый
И видя только зло,- в отчаяньи, светло
Он жаждал опьянеть, дабы венец терновый,
Как лавр, овил его чело!..
Я узнаю во всем вас, дети злого века!
Паденье славного - бесславных торжество!
Позорно презирать за слабость человека,
Отнявши силы у него.
Дылицы
1911. Август
128. Над гробом Фофанова
Интуитта
Милый Вы мой и добрый! Ведь Вы так измучились
От вечного одиночества, от одиночного холода...
По своей принцессе лазоревой - по Мечте своей
соскучились:
Сердце-то было весело! сердце-то было молодо!
Застенчивый всегда и ласковый, вечно Вы
тревожились,
Пели почти безразумно,- до самозабвения...
С каждою новою песнею Ваши страданья множились,
И Вы - о, я понимаю Вас! - страдали от
вдохновения...
Вижу Вашу улыбку, сквозь гроб меня озаряющую,
Слышу, как божьи ангелы говорят Вам: "Добро
пожаловать!"
Господи! прими его душу, так невыносимо
страдающую!
Царство Тебе небесное, дорогой Константин
Михайлович!
1911. Май
129. Любовь и слава
Я полюбил двух юных королев,
Равно влекущих строго и лукаво.
Кого мне предпочесть из этих дев?
Их имена: Любовь и Слава.
Прекрасные и гордые! владеть
Хочу двумя, чарующими, вами.
В ответ надменно блещете очами,
И я читаю в них: "Не сметь!"
Влекусь к Любви,- заносит ржавый нож,
Грозя гангреной, мстительная Слава.
К ней поверну, молю ее,- "Направо! -
Кричит Любовь: - А я-то что ж?"
"Вы обе дороги",- стенаю. "Нет!" -
Ответствуют мне разом девы:
"Одну из нас,- кому свои напевы
И жизнь свою вручишь, поэт!"
Я выбрать не могу. Прочь, Смерть! - Рабов
Удел - самоубийство! выход найден:
Дай, Слава, мне питья из виноградин,
Ты отрави его, Любовь!
1912
130. Героиза
Мне улыбалась Красота,
Как фавориту-аполлонцу,
И я решил подняться к Солнцу,
Чтоб целовать его уста!
Вознес меня аэроплан
В моря расплавленного злата;
Но там ждала меня расплата:
Голубоперый мой палан
Испепелен, как деревянный
Машинно-крылый истукан,
А я за дерзновенный план,
Под гром и грохот барабанный,
Был возвращен земле жеманной -
Живым и смелым. Ураган
Взревел над миром, я же, странный,
Весь от позора бездыханный,
Вином наполнил свой стакан,
Ища в нем черного безгрезья
От вдохновения и грез...
И что же? - в соке сжатых гроздий
Сверкал мне тот же Гелиос!
И в белом бешенстве ледяном,
Я заменял стакан стаканом,
Глотая Солнце каждый раз!..
А Солнце, в пламенном бесстрастьи,
Как неба вдохновенный глаз,
Лучи бросало, точно снасти,
И презирало мой экстаз!..
...Ищу чудесное кольцо.
Чтоб окрылиться аполлонцу,-
И позабывшемуся Солнцу
Надменно плюну я в лицо!
1911. Декабрь
131. Рядовые люди
Я презираю спокойно, грустно, светло и строго
Людей бездарных: отсталых, плоских,
темно-упрямых.
Моя дорога - не их дорога.
Мои кумиры - не в людных храмах.
Я не желаю ни зла, ни горя всем этим людям,-
Я равнодушен; порой прощаю, порой жалею.
Моя дорога лежит безлюдьем.
Моя пустыня,- дворца светлее.
За что любить их, таких мне чуждых? за что убить
их?!
Они так жалки, так примитивны и так бесцветны.
Идите мимо в своих событьях,-
Я безвопросен: вы безответны.
Не знаю скверных, не знаю подлых; все люди правы;
Не понимают они друг друга,- их доля злая.
Мои услады - для них отравы.
Я презираю, благословляя...
1911
132. Мои похороны
Меня положат в гроб фарфоровый
На ткань снежинок яблоновых,
И похоронят (...как Суворова...)
Меня, новейшего из новых.
Не повезут поэта лошади,-
Век даст мотор для катафалка.
На гроб букеты вы положите:
Мимоза, лилия, фиалка.
Под искры музыки оркестровой,
Под вздох изнеженной малины -
Она, кого я так приветствовал,
Протрелит полонез Филины.
Всем будет весело и солнечно,
Осветит лица милосердье...
И светозарно-ореолочно
Согреет всех мое бессмертье!
1910
133. Секстина
Я заклеймен, как некогда Бодлэр;
То - я скорблю, то - мне от смеха душно.
Читаю отзыв, точно ем "эклер":
Так обо мне рецензия... воздушна.
О, критика - проспавший Шантеклер!-
"Ку-ка-ре-ку!", ведь солнце не послушно.
Светило дня душе своей послушно.
Цветами зла увенчанный Бодлэр,
Сам - лилия... И критик-шантеклер
Сконфуженно бормочет: "Что-то душно"...
Пусть дирижабли выглядят воздушно,
А критики забудут - про "эклер".
Прочувствовать талант - не съесть "эклер";
Внимать душе восторженно, послушно -
Владеть душой; нельзя судить воздушно,-
Поглубже в глубь: бывает в ней Бодлэр.
И курский соловей поет бездушно,
Когда ему мешает шантеклер.
Иному, впрочем, ближе "шантеклер".
Такой "иной" воздушен, как "эклер",
И от такого вкуса - сердцу душно.
"Читатель средний" робко и послушно
Подумает, что пакостен Бодлэр,
И примется браниться не воздушно...
И в воздухе бывает не воздушно,
Когда летать захочет шантеклер,
Иль авиатор, скушавший "эклер",
Почувствует (одобришь ли, Бодлэр?),
Почувствует, что сладость непослушна,
Что тяжело под ложечкой и душно...
Близка гроза. Всегда предгрозье душно.
Но хлынет дождь живительный воздушно,
Вздохнет земля свободно и послушно.
Близка гроза! В курятник, Шантеклер!
В моих очах e'clair8), а не "эклер"!
Я отомщу собою, как - Бодлэр!
1910. Весна
IV. Эго-футуризм
134. Пролог
Вы идете обычной тропой,-
Он - к снегам недоступных вершин.
Мирра Лохвицкая
I
Прах Мирры Лохвицкой осклепен,
Крест изменен на мавзолей,-
Но до сих пор великолепен
Ее экстазный станс аллей.
Весной, когда, себя ломая,
Пел хрипло Фофанов больной,
К нему пришла принцесса Мая,
Его окутав пеленой...
Увы! - Пустынно на опушке
Олимпа грезовых лесов...
Для нас Державиным стал Пушкин,-
Нам надо новых голосов.
Теперь повсюду дирижабли
Летят, пропеллером ворча,
И ассонансы, точно сабли,
Рубнули рифму сгоряча!
Мы живы острым и мгновенным,-
Наш избалованный каприз:
Быть ледяным, но вдохновенным,
И что ни слово,- то сюрприз.
Не терпим мы дешевых копий,
Их примелькавшихся тонов,
И потрясающих утопий
Мы ждем, как розовых слонов...
Душа утонченно черствеет,
Гнила культура, как рокфор...
Но верю я: завеет веер!
Как струны, брызнет сок амфор!
Придет Поэт - он близок! близок!-
Он запоет, он воспарит!
Всех муз былого в одалисок,
В своих любовниц превратит.
И, опьянен своим гаремом,
Сойдет с бездушного ума...
И люди бросятся к триремам,
Русалки бросятся в дома!
О, век Безразумной Услады,
Безлистно-трепетной весны,
Модернизованной Эллады
И обветшалой новизны!..
1911. Лето
Дылицы
II
Опять ночей грозовы ризы,
Опять блаженствовать лафа!
Вновь просыпаются капризы,
Вновь обнимает их строфа.
Да, я влюблен в свой стих державный,
В свой стих изысканно-простой,
И льется он волною плавной
В пустыне, чахлой и пустой.
Все освежая, все тревожа,
Топя в дороге встречный сор,
Он поднимает часто с ложа
Своих кристальных струй узор.
Препон не знающий с рожденья,
С пренебреженьем к берегам.
Дает он гордым наслажденье
И шлет презрение рабам.
Что ни верста - все шире, шире
Его надменная струя.
И что за дали! что за шири!
Что за цветущие края!
Я облеку, как ночи,- в ризы
Свои загадки и грехи,
В тиары строф мои капризы,
Мои волшебные сюрпризы"
Мои ажурные стихи!
1909. Июнь
Мыза Ивановка
III
Не мне в бездушных книгах черпать
Для вдохновения ключи,-
Я не желаю исковеркать
Души свободные лучи!
Я непосредственно сумею
Познать неясное земле...
Я в небесах надменно рею
На самодельном корабле!
Влекусь рекой, цвету сиренью,
Пылаю солнцем, льюсь луной,
Мечусь костром, беззвучу тенью
И вею бабочкой цветной.
Я стыну льдом, волную сфинксом,
Порхаю снегом, сплю скалой,
Бегу оленем к дебрям финским,
Свищу безудержной стрелой.
Я с первобытным неразлучен,
Будь это жизнь ли, смерть ли будь.
Мне лед рассудочный докучен,-
Я солнце, солнце спрятал в грудь!
В моей душе такая россыпь
Сиянья, жизни и тепла,
Что для меня несносна поступь
Бездушных мыслей, как зола,
Не мне расчет лабораторий!
Нет для меня учителей!
Парю в лазоревом просторе
Со свитой солнечных лучей!
Какие шири! дали, виды!
Какая радость! воздух! свет!
И нет дикарству панихиды,
Но и культуре гимна нет!
Петроград
1909. Октябрь
IV
Я прогремел на всю Россию,
Как оскандаленный герои!..
Литературного Мессию
Во мне приветствуют порой.
Порой бранят меня площадно,-
Из-за меня везде содом!
Я издеваюсь беспощадно
Над скудомысленным судом.
Я одинок в своей задаче,
И оттого, что одинок,
Я дряблый мир готовлю к сдаче,
Плетя на гроб себе венок.
Дылицы
1911. Лето
135. Поэза вне абонемента
Я сам себе боюсь признаться,
Что я живу в такой стране,
Где четверть века центрит Надсон,
А я и Мирра - в стороне;
Где вкус так жалок и измельчен,
Что даже,- это ль не пример?-
Не знают, как двусложьем Мельшин
Скомпрометирован Бодлэр;
Где блеск и звон карьеры - рубль,
А паспорт разума - диплом;
Где декадентом назван Врубель
За то, что гений не в былом...
Я - волк, а Критика - облава!
Но я крылат! И за Атлант -
Настанет день! - польется лава -
Моя двусмысленная слава
И недвусмысленный талант!
1912
136. Прощальная поэза
(Ответ Валерию Брюсову на его послание)
Я так устал от льстивой свиты
И от мучительных похвал...
Мне скучен королевский титул,
Которым Бог меня венчал.
Вокруг талантливые трусы
И обнаглевшая бездарь...
И только Вы, Валерий Брюсов,
Как некий равный государь...
Не ученик и не учитель,
Над чернью властвовать устав,
Иду в природу, как в обитель,
Петь свой осмеянный устав...
И там, в глуши, в краю олонца,
Вне поощрений и обид,
Моя душа взойдет, как солнце,
Тому, кто мыслит и скорбит.
1912
137. Поэза о Карамзине
Известно ль тем, кто, вместо нарда,
Кадит мне гарный дух бревна,
Что в жилах северного барда
Струится кровь Карамзина?
И вовсе жребий мой не горек!..
Я верю, доблестный мой дед,
Что я - в поэзии историк,
Как ты - в истории поэт!
1912
138. Эпилог
I
Я, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
От Баязета к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил Литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!
Я,- год назад,- сказал: "Я буду!"
Год отсверкал, и вот - я есть!
Среди друзей я зрил Иуду,
Но не его отверг, а - месть.
- Я одинок в своей задаче!-
Презренно я провозгласил.
Они пришли ко мне, кто зрячи,
И, дав восторг, не дали сил.
Нас стало четверо, но сила
Моя, единая, росла.
Она поддержки не просила
И не мужала от числа.
Она росла, в своем единстве
Самодержавна и горда,-
И, в чаровом самоубийстве,
Шатнулась в мой шатер орда...
От снегоскалого гипноза
Бежали двое в тлень болот;
У каждого в плече заноза,-
Зане болезнен беглых взлет.
Я их приветил: я умею
Приветить все,- божи, Привет!
Лети, голубка, смело к змею!
Змея! обвей орла в ответ!
II
Я выполнил свою задачу,
Литературу покорив.
Бросаю сильным на удачу
Завоевателя порыв.
Но даровав толпе холопов
Значенье собственного "я",
От пыли отряхаю обувь,
И вновь в простор - стезя моя.
Схожу насмешливо с престола
И ныне, светлый пилигрим,
Иду в застенчивые долы,
Презрев ошеломленный Рим.
Я изнемог от льстивой свиты,
И по природе я взалкал.
Мечты с цветами перевиты,
Росой накаплен мой бокал.
Мой мозг прояснили дурманы,
Душа влечется в Примитив.
Я вижу росные туманы!
Я слышу липовый мотив!
Не ученик и не учитель,
Великих друг, ничтожных брат,
Иду туда, где вдохновитель
Моих исканий - говор хат.
До долгой встречи! В беззаконце
Веротерпимость хороша.
В ненастный день взойдет, как солнце,
Моя вселенская душа!
1912. Октябрь
П р и м е ч а н и я
1) Berceuse - колыбельная песня (фр.).
2) Chanson Russe - русская песня (фр.).
3) Cre`me de Violette - букв.: фиалковый ликер, сорт ликера (фр.).
4) Chanson coquette - игривая песня (фр.).
5) Beaumonde - высший свет (фр.).
6) Сauserie - непринужденный разговор, легкая беседа (фр.).
7) Pliant - складной стул (фр.).
8) E'clair - молния (фр.).
[Северянин И., Стихотворения, Советская Россия, М. 1988]
Реклама необходима...
Реклама в Интернет
Главная страница | Литература античности | Литература Серебряного века | Самиздат
Биографический отдел | Исторический отдел | Справочный отдел
Библиография | Альбом | Ссылки | О проекте | Навигация
Интернет-библиотека "Рисунокъ акварелью"
Хранитель: Ник Яневич
E-mail: nik.ianevitch@altavista.net Идея: Ник Яневич
Design: Nik Ianevitch
Copyright c 1997-2001
Игорь-Северянин
Громокипящий кубок
Поэзы
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.
Ф. Тютчев
1. Автопредисловие
Я - противник автопредисловий: мое дело - петь, дело
критики и публики судить мое пение. Но мне хочется раз
навсегда сказать, что я, очень строго по-своему, отношусь
к своим стихам и печатаю только те поэзы, которые мною не
уничтожены, т. е. жизненны. Работаю над стихом много,
руководствуясь только интуицией; исправлять же старые
стихи, сообразно с совершенствующимся все время вкусом,
нахожу убийственным для них: ясно, в свое время они меня
вполне удовлетворяли, если я тогда же их не сжег.
Заменять же какое-либо неудачное, того периода, выражение
"изыском сего дня" - неправильно: этим умерщвляется то,
сокровенное, в чем зачастую нерв всей поэзы.
Мертворожденное сжигается мною, а если живое иногда и не
совсем прекрасно,- допускаю, даже уродливо,- я не могу
его уничтожить: оно вызвано мною к жизни, оно мне мило,
наконец, оно - мое!
Игорь-Северянин
I. Сирень моей весны
2. Очам твоей души
Очам твоей души - молитвы и печали,
Моя болезнь, мой страх, плач совести моей,
И все, что здесь в конце, и все, что здесь в
начале,-
Очам души твоей...
Очам души твоей - сиренью упоенье
И литургия - гимн жасминовым ночам;
Все - все, что дорого, что будит вдохновенье,-
Души твоей очам!
Твоей души очам - видений страшных клиры...
Казни меня! пытай! замучай! задуши! -
Но ты должна принять!.. И плач, и хохот лиры -
Очам твоей души!..
Мыза Ивановка
1909. Июнь
3. Солнце и море
Море любит солнце, солнце любит море...
Волны заласкают ясное светило
И, любя, утопят, как мечту в амфоре;
А проснешься утром,- солнце засветило!
Солнце оправдает, солнце не осудит,
Любящее море вновь в него поверит...
Это вечно было, это вечно будет,
Только силы солнца море не измерит!
1910. Август
4. Весенний день
Дорогому К. М. Фофанову
Весенний день горяч и золот,-
Весь город солнцем ослеплен!
Я снова - я: я снова молод!
Я снова весел и влюблен!
Душа поет и рвется в поле.
Я всех чужих зову на "ты"...
Какой простор! какая воля!
Какие песни и цветы!
Скорей бы - в бричке по ухабам!
Скорей бы - в юные луга!
Смотреть в лицо румяным бабам!
Как друга, целовать врага!
Шумите, вешние дубравы!
Расти, трава! цвети, сирень!
Виновных нет: все люди правы
В такой благословенный день!
1911. Апрель
5. В грехе - забвенье
Ты - женщина, и этим ты права.
Валерий Брюсов
Вся радость - в прошлом, в таком далеком и
безвозвратном,
А в настоящем - благополучье и безнадежность.
Устало сердце и смутно жаждет, в огне закатном,
Любви и страсти; - его пленяет неосторожность...
Устало сердце от узких рамок благополучья,
Оно в уныньи, оно в оковах, оно в томленьи...
Отчаясь резить, отчаясь верить, в немом
безлучьи,
Оно трепещет такою скорбью, все в гипсе лени...
А жизнь чарует и соблазняет, и переменой
Всего уклада семейных будней влечет куда-то!
В смущеньи сердце: оно боится своей изменой
Благополучье свое нарушить в часы заката.
Ему подвластны и верность другу, и материнство,
Оно боится оставить близких, как жалких сирот...
Но одиноко его биенье, и нет единства...
А жизнь проходит, и склеп холодный, быть может,
вырыт...
О, сердце! сердце! твое спасенье - в твоем
безумьи!
Гореть и биться пока ты можешь,- гори и бейся!
Греши отважней! - пусть добродетель - уделом
мумий:
В грехе - забвенье! а там - хоть пуля, а там -
хоть рельсы!
Ведь ты любимо, больное сердце! ведь ты любимо!
Люби ответно! люби приветно! люби бездумно!
И будь спокойно: живи, ты - право! сомненья,
мимо!
Ликуй же, сердце: еще ты юно! И бейся шумно!
1911
6. В березовом коттэдже
На северной форелевой реке
Живете вы в березовом коттэдже.
Как Богомать великого Корреджи,
Вы благостны. В сребристом парике
Стряхает пыль с рельефов гобелена
Дворецкий ваш. Вы грезите, Мадлена,
Со страусовым веером в руке.
Ваш хрупкий сын одиннадцати лет
Пьет молоко на мраморной террасе;
Он в землянике нос себе раскрасил;
Как пошло вам! Вы кутаетесь в плэд
И, с отвращеньем, хмуря чернобровье,
Раздражена, теряя хладнокровье,
Вдруг видите брильянтовый браслет,
Как бракоцепь, повиснувший на кисти
Своей руки: вам скоро... много лет,
Вы замужем, вы мать... Вся радость - в прошлом,
И будущее кажется вам пошлым...
Чего же ждать? Но морфий - или выстрел?..
Спасение - в безумьи! Загорись,
Люби меня, дающего былое,
Жена и мать! Коли себя иглою,
Проснись любить! Смелее в свой каприз!
Безгрешен грех - пожатие руки
Тому, кто даст и молодость, и негу...
Мои следы к тебе одной по снегу
На берега форелевой реки!
1911. Август
7. Berceuse1) осенний
День алосиз. Лимонолистный лес
Драприт стволы в туманную тунику.
Я в глушь иду, под осени berceuse,
Беру грибы и горькую бруснику.
Кто мне сказал, что у меня есть муж
И трижды овесененный ребенок?..
Ведь это вздор! ведь это просто чушь!
Ложусь в траву, теряя пять гребенок...
Поет душа, под осени berceuse,
Надежно ждет и сладко-больно верит,
Что он придет, галантный мой Эксцесс,
Меня возьмет и девственно озверит.
И переливных, как лучи.
Им подсказал инстинкт их звончатый
Избрать мой грезовый гарем.
Они вошли душой бутончатой,
Вошли - как Ромул и как Рем.
И распустилось царство новое,
Страна беэразумных чудес...
И, восхищен своей основою,
Дышу я душами принцесс!..
1910
115. Тринадцатая
Новелла
У меня дворец двенадцатиэтажный,
У меня принцесса в каждом этаже,
Подглядел-подслушал как-то вихрь протяжный,-
И об этом знает целый свет уже.
Знает,- и прекрасно! сердцем не плутую!
Всех люблю, двенадцать,- хоть на эшафот!
Я настрою арфу, арфу золотую,
Ничего не скрою, все скажу... Так вот:
Все мои принцессы - любящие жены,
Я, их повелитель, любящий их муж.
Знойным поцелуем груди их прожжены,
И в каскады слиты ручейки их душ.
Каждая друг друга дополняет тонко,
Каждая прекрасна, в каждой есть свое:
Та грустит беззвучно, та хохочет звонко,-
Радуется сердце любое мое!
Поровну люблю я каждую принцессу,
Царски награждаю каждую собой...
День и ночь хожу по лестнице, завесу
Очередной спальни дергая рукой...
День и ночь хожу я, день и ночь не сплю я,
В упоеньи мигом некогда тужить.
Жизнь - от поцелуев, жизнь до поцелуя,
Вечное забвенье не дает мне жить.
Но бывают ночи: заберусь я в башню,
Заберусь один в тринадцатый этаж,
И смотрю на море, и смотрю на пашню,
И чарует греза все одна и та ж:
Хорошо бы в этой комнате стеклянной
Пить златистогрезый черный виноград
С вечно-безымянной, странно так желанной,
Той, кого не знаю и узнать не рад.
Скалы молят звезды, звезды молят скалы,
Смутно понимая тайну скал и звезд,-
Наполняю соком и душой бокалы
И провозглашаю безответный тост!..
1910
116. Прогулка короля
Этюд
П. Я. Морозову
Я иду со свитою по лесу.
Солнце лавит с неба, как поток.
Я смотрю на каждую принцессу,
Как пчела на медовый цветок.
Паутинкой златно перевитый
Веселеет по'лдневный лесок.
Я иду с принцессовою свитой
На горячий моревый песок.
Олазорен шелковою тканью,
Коронован розами венка,
Напевая что-то из Масканьи,
Вспоминаю клумбу у окна...
Наклонясь с улыбкой к адъютанту -
К девушке, идущей за плечом,-
Я беру ее за аксельбанты,
Говоря про все и ни о чем...
Ах, мои принцессы не ревнивы,
Потому что все они мои...
Мы выходим в спеющие нивы -
Образцом изысканной семьи...
Вьются кудри: золото и бронза,
Пепельные, карие и смоль.
Льются взоры, ласково и грезно -
То лазорь, то пламя, то фиоль.
Заморело! - глиняные глыбки
Я бросаю в море, хохоча.
А вокруг - влюбленные улыбки,
А внизу - песчаная парча!
На pliant7) из алой парусины
Я сажусь, впивая горизонт.
Адъютант приносит клавесины?
Раскрывает надо мною зонт.
От жары все личики поблекли,
Прилегли принцессы на песке;
Созерцают море сквозь бинокли
И следят за чайкой на мыске.
Я взмахну лорнетом,- и Сивилла
Из Тома запела попурри,
Всю себя офлерила, овила,
Голоском высоко воспарив.
Как стройна и как темноголова!
Как ее верхи звучат свежо!
Хорошо!.. - и нет другого слова,
Да и то совсем не хорошо!
В златосне, на жгучем побережье,
Забываю свой высокий сан,
И дышу, в забвении, все реже,
Несказанной Грезой осиян...
1911
117. Призрак
Ты каждый день приходишь, как гризетка,
В часовню грез моих приходишь ты;
Твоей рукой поправлена розетка,
Румянцем уст раскрашены мечты.
Дитя мое! Ты - враг ничтожных ролек.
А вдохновлять поэта - это честь.
Как я люблю тебя, мой белый кролик!
Как я ценю!.. Но чувств не перечесть.
Я одинок... Я мелочно осмеян...
Ты поняла, что ласка мне нужна -
Твой гордый взор так нежен, так лилеен,
Моя сестра, подруга и жена.
Да, верю я глазам твоим, влекущим
Меня к Звезде, как верю я в Звезду.
Я отплачу тебе своим грядущим
И за собой в бессмертие введу!
1909. Декабрь
118. Мисс Лиль
Котик милый, деточка! встань скорей на цыпочки,
Алогубы-цветики жарко протяни...
В грязной репутации хорошенько выпачкай
Имя светозарное гения в тени...
Ласковая девонька! крошечная грешница!
Ты еще пикантнее от людских помой!
Верю: ты измучилась... Надо онездешниться,
Надо быть улыбчатой, тихой и немой.
Все мои товарищи (как зовешь нечаянно
Ты моих поклонников и моих врагов...)
Как-то усмехаются и глядят отчаянно
На ночную бабочку выше облаков.
Разве верят скептики, что ночную бабочку
Любит сострадательно молодой орел?
Честная бесчестница! белая арабочка!
Брызгай грязью чистою в славный ореол!..
1911
119. Коктебель
Подходят ночи в сомбреро синих,
Созвездья взоров поют звезде,
Поют в пещерах, поют в пустынях,
Поют на морс, поют везде.
Остынет отзвук денного гуда,-
И вьюгу звуков вскрутит закат...
Подходят ночи - зачем? откуда? -
К моей избушке на горный скат.
Как много чувства в их взмахах теплых!
Как много тайны в их ласк волшбе!
Весь ум - в извивах, все сердце - в воплях.
Мечта поэта! пою тебе...
1909
120. Алтайский гимн
О, океана золотая,-
Крещенский солнечный восход!
Скользит, как вздох Эола, тая
По скатогориям Алтая
Победоносный лыжеход.
Снега, снега,- как беломорье...
Восход бестепел. Вдоль полян
Метет предутренник с нагорья
Пушисто-снежное узорье,
А ветер светел и ледян.
Осветозарь мои веленья,
Мои желанья и пути,
Ты, созидающий оленя,
Как бодрость упоенной лени,
Дающий десять для пяти!
Гуди, ледяное безводье!
Пылай короною. Январь!
Крепи, бурят, свои поводья,
А Ты, Эмблема Плодородья,
Мои пути осветозарь!
1910
121. Агасферу морей
Вижу, капитан "Скитальца-моряка",
Вечный странник,
Вижу, как твоя направлена рука
На "Titanic"...
Знаю, капитан немого корабля,
Мститель-призрак,
Знаю, что со дня, как выгнала земля,
Буре близок...
Верю, капитан "Голландца-Летуна",
Враг боязни,
Верю, для тебя пустить корабль до дна -
Страстный праздник...
Злобный хохот твой грохочет в глубине
Окаянно:
Все теперь - твое, лежащее на дне
Океана...
Рыбам отдаешь - зачем трофей тебе?! -
Все - для пищи...
Руку, капитан, товарищ по судьбе,
Мой дружище!
1912. Апрель
122. На летуне
Валерию Брюсову
Король на плахе. Королевство -
Уже республика: и принц
Бежит, сестры спасая детство,
В одну из моревых провинц.
И там, в улыбности привета,
У острых шхер, у сонных дюн,
Их ждут - и палуба корвета,
И комфортабельный летун,
Вперед! - осолнечен пропеллер,
Стрекочет, ветрит и трещит.
Моторолет крылит на север,
Где ощетинен бора щит.
Скорбит принцесса. В алой ленте
Лукавит солнце, как Пилат.
Злодея мыслит в президенте
Беглец из мраморных палат.
И, очарованный полетом,
Дарит пилоту комплимент,
Не зная, что его пилотом -
Никто иной, как президент!
1912
123. Газэлла
Мой мозг словами: "Ты больной!" - сжимаешь ты,
И хлыст упругий и стальной сжимаешь ты.
Я хохочу тебе в лицо, я хохочу,-
И, в гневе, хлыст своей рукой сжимаешь ты.
Над головой моей взнесла свистящий хлыст,-
Ударить хочешь, но с тоской сжимаешь ты.
"Живи, люби, пиши, как все! и будешь - мой..."
Меня в объятьях,- и с мольбой,- сжимаешь ты.
Немею в бешенстве - затем, чтоб не убить!
Мне сердце мукой огневой сжимаешь ты.
Веймарн
1912. Август
124. Рондели
О Мирре грезит Вандэлин,
О Вандэлине грезит Мирра.
Она властительница мира,
И он - вселенной властелин.
Люблю я в замке меж долин
Внимать душою, полной мира,
Как Миррой грезит Вандэлин,
Как Вандэлином грезит Мирра,
Под стрекотанье мандолин
Дрожит моя больная лира,
Что Мирры нет, что в мире сиро
И что - всегда, всегда один -
Грустит о Мирре Вандэлин.
1911
125. Врубелю
Так тихо-долго шла жизнь на убыль
В душе, исканьем обворованной...
Так странно тихо растаял Врубель,
Так безнадежно очарованный...
Ему фиалки струили дымки
Лица трагически-безликого...
Душа впитала все невидимки,
Дрожа в преддверии великого...
Но дерзновенье слепило кисти,
А кисть дразнила дерзновенное...
Он тихо таял, - он золотистей
Пылал душою вдохновенною...
Цветов побольше на крышку гроба;
В гробу - венчанье!.. Отныне оба -
Мечта и кисть - в немой гармонии,
Как лейтмотив больной симфонии.
Апрель 1910
126. Демон
Княжне Ар. Шахназаровой
Кавказ! Я никогда не видел
Твоих ущелий, рек и скал
И на арабце, чуя гибель,
В ущельях скользких не скакал.
Но страстная волна Дарьяла
В моей душе рождает гул;
Мне сердце часто повторяло,
Что порывается в аул.
Там где-нибудь в грузинской сакле,
Под стон унывной каманчи,
Еще легенды не иссякли -
Грез неистечные ключи,
Мне верится, твои Тамары,
О магнетический Кавказ,
Еще волшбят в чинарах чары,
Еще не кончили свой сказ...
Еще не высохла Арагва,
Еще не вымер Синодал,
Но Демон пламенно и нагло
Уж не возникнет между скал:
Теперь, когда проник в Эдем он,
Воссев на покоренный трон,
Томится пресыщенный Демон,
И ни о чем не грезит он...
1911. Ноябрь
127. На смерть Фофанова
Поэзия есть зверь, пугающий людей.
К. Фофанов
Пока поэт был жив, его вы поносили,
Покинули его, бежали, как чумы...
Пред мудрым опьяненьем - от бессилья
Дрожали трезвые умы!
Постигнете ли вы, "прозаики-злодеи",
Почтенные отцы, достойные мужи,
Что пьяным гением зажженные идеи -
Прекрасней вашей трезвой лжи?!
Постигнете ли вы, приличные мерзавцы,
Шары бездарные в шикарных котелках,
Что сердце, видя вас, боялось разорваться,
Что вы ему внушали страх?!
Не вам его винить: весь мир любить готовый
И видя только зло,- в отчаяньи, светло
Он жаждал опьянеть, дабы венец терновый,
Как лавр, овил его чело!..
Я узнаю во всем вас, дети злого века!
Паденье славного - бесславных торжество!
Позорно презирать за слабость человека,
Отнявши силы у него.
Дылицы
1911. Август
128. Над гробом Фофанова
Интуитта
Милый Вы мой и добрый! Ведь Вы так измучились
От вечного одиночества, от одиночного холода...
По своей принцессе лазоревой - по Мечте своей
соскучились:
Сердце-то было весело! сердце-то было молодо!
Застенчивый всегда и ласковый, вечно Вы
тревожились,
Пели почти безразумно,- до самозабвения...
С каждою новою песнею Ваши страданья множились,
И Вы - о, я понимаю Вас! - страдали от
вдохновения...
Вижу Вашу улыбку, сквозь гроб меня озаряющую,
Слышу, как божьи ангелы говорят Вам: "Добро
пожаловать!"
Господи! прими его душу, так невыносимо
страдающую!
Царство Тебе небесное, дорогой Константин
Михайлович!
1911. Май
129. Любовь и слава
Я полюбил двух юных королев,
Равно влекущих строго и лукаво.
Кого мне предпочесть из этих дев?
Их имена: Любовь и Слава.
Прекрасные и гордые! владеть
Хочу двумя, чарующими, вами.
В ответ надменно блещете очами,
И я читаю в них: "Не сметь!"
Влекусь к Любви,- заносит ржавый нож,
Грозя гангреной, мстительная Слава.
К ней поверну, молю ее,- "Направо! -
Кричит Любовь: - А я-то что ж?"
"Вы обе дороги",- стенаю. "Нет!" -
Ответствуют мне разом девы:
"Одну из нас,- кому свои напевы
И жизнь свою вручишь, поэт!"
Я выбрать не могу. Прочь, Смерть! - Рабов
Удел - самоубийство! выход найден:
Дай, Слава, мне питья из виноградин,
Ты отрави его, Любовь!
1912
130. Героиза
Мне улыбалась Красота,
Как фавориту-аполлонцу,
И я решил подняться к Солнцу,
Чтоб целовать его уста!
Вознес меня аэроплан
В моря расплавленного злата;
Но там ждала меня расплата:
Голубоперый мой палан
Испепелен, как деревянный
Машинно-крылый истукан,
А я за дерзновенный план,
Под гром и грохот барабанный,
Был возвращен земле жеманной -
Живым и смелым. Ураган
Взревел над миром, я же, странный,
Весь от позора бездыханный,
Вином наполнил свой стакан,
Ища в нем черного безгрезья
От вдохновения и грез...
И что же? - в соке сжатых гроздий
Сверкал мне тот же Гелиос!
И в белом бешенстве ледяном,
Я заменял стакан стаканом,
Глотая Солнце каждый раз!..
А Солнце, в пламенном бесстрастьи,
Как неба вдохновенный глаз,
Лучи бросало, точно снасти,
И презирало мой экстаз!..
...Ищу чудесное кольцо.
Чтоб окрылиться аполлонцу,-
И позабывшемуся Солнцу
Надменно плюну я в лицо!
1911. Декабрь
131. Рядовые люди
Я презираю спокойно, грустно, светло и строго
Людей бездарных: отсталых, плоских,
темно-упрямых.
Моя дорога - не их дорога.
Мои кумиры - не в людных храмах.
Я не желаю ни зла, ни горя всем этим людям,-
Я равнодушен; порой прощаю, порой жалею.
Моя дорога лежит безлюдьем.
Моя пустыня,- дворца светлее.
За что любить их, таких мне чуждых? за что убить
их?!
Они так жалки, так примитивны и так бесцветны.
Идите мимо в своих событьях,-
Я безвопросен: вы безответны.
Не знаю скверных, не знаю подлых; все люди правы;
Не понимают они друг друга,- их доля злая.
Мои услады - для них отравы.
Я презираю, благословляя...
1911
132. Мои похороны
Меня положат в гроб фарфоровый
На ткань снежинок яблоновых,
И похоронят (...как Суворова...)
Меня, новейшего из новых.
Не повезут поэта лошади,-
Век даст мотор для катафалка.
На гроб букеты вы положите:
Мимоза, лилия, фиалка.
Под искры музыки оркестровой,
Под вздох изнеженной малины -
Она, кого я так приветствовал,
Протрелит полонез Филины.
Всем будет весело и солнечно,
Осветит лица милосердье...
И светозарно-ореолочно
Согреет всех мое бессмертье!
1910
133. Секстина
Я заклеймен, как некогда Бодлэр;
То - я скорблю, то - мне от смеха душно.
Читаю отзыв, точно ем "эклер":
Так обо мне рецензия... воздушна.
О, критика - проспавший Шантеклер!-
"Ку-ка-ре-ку!", ведь солнце не послушно.
Светило дня душе своей послушно.
Цветами зла увенчанный Бодлэр,
Сам - лилия... И критик-шантеклер
Сконфуженно бормочет: "Что-то душно"...
Пусть дирижабли выглядят воздушно,
А критики забудут - про "эклер".
Прочувствовать талант - не съесть "эклер";
Внимать душе восторженно, послушно -
Владеть душой; нельзя судить воздушно,-
Поглубже в глубь: бывает в ней Бодлэр.
И курский соловей поет бездушно,
Когда ему мешает шантеклер.
Иному, впрочем, ближе "шантеклер".
Такой "иной" воздушен, как "эклер",
И от такого вкуса - сердцу душно.
"Читатель средний" робко и послушно
Подумает, что пакостен Бодлэр,
И примется браниться не воздушно...
И в воздухе бывает не воздушно,
Когда летать захочет шантеклер,
Иль авиатор, скушавший "эклер",
Почувствует (одобришь ли, Бодлэр?),
Почувствует, что сладость непослушна,
Что тяжело под ложечкой и душно...
Близка гроза. Всегда предгрозье душно.
Но хлынет дождь живительный воздушно,
Вздохнет земля свободно и послушно.
Близка гроза! В курятник, Шантеклер!
В моих очах e'clair8), а не "эклер"!
Я отомщу собою, как - Бодлэр!
1910. Весна
IV. Эго-футуризм
134. Пролог
Вы идете обычной тропой,-
Он - к снегам недоступных вершин.
Мирра Лохвицкая
I
Прах Мирры Лохвицкой осклепен,
Крест изменен на мавзолей,-
Но до сих пор великолепен
Ее экстазный станс аллей.
Весной, когда, себя ломая,
Пел хрипло Фофанов больной,
К нему пришла принцесса Мая,
Его окутав пеленой...
Увы! - Пустынно на опушке
Олимпа грезовых лесов...
Для нас Державиным стал Пушкин,-
Нам надо новых голосов.
Теперь повсюду дирижабли
Летят, пропеллером ворча,
И ассонансы, точно сабли,
Рубнули рифму сгоряча!
Мы живы острым и мгновенным,-
Наш избалованный каприз:
Быть ледяным, но вдохновенным,
И что ни слово,- то сюрприз.
Не терпим мы дешевых копий,
Их примелькавшихся тонов,
И потрясающих утопий
Мы ждем, как розовых слонов...
Душа утонченно черствеет,
Гнила культура, как рокфор...
Но верю я: завеет веер!
Как струны, брызнет сок амфор!
Придет Поэт - он близок! близок!-
Он запоет, он воспарит!
Всех муз былого в одалисок,
В своих любовниц превратит.
И, опьянен своим гаремом,
Сойдет с бездушного ума...
И люди бросятся к триремам,
Русалки бросятся в дома!
О, век Безразумной Услады,
Безлистно-трепетной весны,
Модернизованной Эллады
И обветшалой новизны!..
1911. Лето
Дылицы
II
Опять ночей грозовы ризы,
Опять блаженствовать лафа!
Вновь просыпаются капризы,
Вновь обнимает их строфа.
Да, я влюблен в свой стих державный,
В свой стих изысканно-простой,
И льется он волною плавной
В пустыне, чахлой и пустой.
Все освежая, все тревожа,
Топя в дороге встречный сор,
Он поднимает часто с ложа
Своих кристальных струй узор.
Препон не знающий с рожденья,
С пренебреженьем к берегам.
Дает он гордым наслажденье
И шлет презрение рабам.
Что ни верста - все шире, шире
Его надменная струя.
И что за дали! что за шири!
Что за цветущие края!
Я облеку, как ночи,- в ризы
Свои загадки и грехи,
В тиары строф мои капризы,
Мои волшебные сюрпризы"
Мои ажурные стихи!
1909. Июнь
Мыза Ивановка
III
Не мне в бездушных книгах черпать
Для вдохновения ключи,-
Я не желаю исковеркать
Души свободные лучи!
Я непосредственно сумею
Познать неясное земле...
Я в небесах надменно рею
На самодельном корабле!
Влекусь рекой, цвету сиренью,
Пылаю солнцем, льюсь луной,
Мечусь костром, беззвучу тенью
И вею бабочкой цветной.
Я стыну льдом, волную сфинксом,
Порхаю снегом, сплю скалой,
Бегу оленем к дебрям финским,
Свищу безудержной стрелой.
Я с первобытным неразлучен,
Будь это жизнь ли, смерть ли будь.
Мне лед рассудочный докучен,-
Я солнце, солнце спрятал в грудь!
В моей душе такая россыпь
Сиянья, жизни и тепла,
Что для меня несносна поступь
Бездушных мыслей, как зола,
Не мне расчет лабораторий!
Нет для меня учителей!
Парю в лазоревом просторе
Со свитой солнечных лучей!
Какие шири! дали, виды!
Какая радость! воздух! свет!
И нет дикарству панихиды,
Но и культуре гимна нет!
Петроград
1909. Октябрь
IV
Я прогремел на всю Россию,
Как оскандаленный герои!..
Литературного Мессию
Во мне приветствуют порой.
Порой бранят меня площадно,-
Из-за меня везде содом!
Я издеваюсь беспощадно
Над скудомысленным судом.
Я одинок в своей задаче,
И оттого, что одинок,
Я дряблый мир готовлю к сдаче,
Плетя на гроб себе венок.
Дылицы
1911. Лето
135. Поэза вне абонемента
Я сам себе боюсь признаться,
Что я живу в такой стране,
Где четверть века центрит Надсон,
А я и Мирра - в стороне;
Где вкус так жалок и измельчен,
Что даже,- это ль не пример?-
Не знают, как двусложьем Мельшин
Скомпрометирован Бодлэр;
Где блеск и звон карьеры - рубль,
А паспорт разума - диплом;
Где декадентом назван Врубель
За то, что гений не в былом...
Я - волк, а Критика - облава!
Но я крылат! И за Атлант -
Настанет день! - польется лава -
Моя двусмысленная слава
И недвусмысленный талант!
1912
136. Прощальная поэза
(Ответ Валерию Брюсову на его послание)
Я так устал от льстивой свиты
И от мучительных похвал...
Мне скучен королевский титул,
Которым Бог меня венчал.
Вокруг талантливые трусы
И обнаглевшая бездарь...
И только Вы, Валерий Брюсов,
Как некий равный государь...
Не ученик и не учитель,
Над чернью властвовать устав,
Иду в природу, как в обитель,
Петь свой осмеянный устав...
И там, в глуши, в краю олонца,
Вне поощрений и обид,
Моя душа взойдет, как солнце,
Тому, кто мыслит и скорбит.
1912
137. Поэза о Карамзине
Известно ль тем, кто, вместо нарда,
Кадит мне гарный дух бревна,
Что в жилах северного барда
Струится кровь Карамзина?
И вовсе жребий мой не горек!..
Я верю, доблестный мой дед,
Что я - в поэзии историк,
Как ты - в истории поэт!
1912
138. Эпилог
I
Я, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
От Баязета к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил Литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!
Я,- год назад,- сказал: "Я буду!"
Год отсверкал, и вот - я есть!
Среди друзей я зрил Иуду,
Но не его отверг, а - месть.
- Я одинок в своей задаче!-
Презренно я провозгласил.
Они пришли ко мне, кто зрячи,
И, дав восторг, не дали сил.
Нас стало четверо, но сила
Моя, единая, росла.
Она поддержки не просила
И не мужала от числа.
Она росла, в своем единстве
Самодержавна и горда,-
И, в чаровом самоубийстве,
Шатнулась в мой шатер орда...
От снегоскалого гипноза
Бежали двое в тлень болот;
У каждого в плече заноза,-
Зане болезнен беглых взлет.
Я их приветил: я умею
Приветить все,- божи, Привет!
Лети, голубка, смело к змею!
Змея! обвей орла в ответ!
II
Я выполнил свою задачу,
Литературу покорив.
Бросаю сильным на удачу
Завоевателя порыв.
Но даровав толпе холопов
Значенье собственного "я",
От пыли отряхаю обувь,
И вновь в простор - стезя моя.
Схожу насмешливо с престола
И ныне, светлый пилигрим,
Иду в застенчивые долы,
Презрев ошеломленный Рим.
Я изнемог от льстивой свиты,
И по природе я взалкал.
Мечты с цветами перевиты,
Росой накаплен мой бокал.
Мой мозг прояснили дурманы,
Душа влечется в Примитив.
Я вижу росные туманы!
Я слышу липовый мотив!
Не ученик и не учитель,
Великих друг, ничтожных брат,
Иду туда, где вдохновитель
Моих исканий - говор хат.
До долгой встречи! В беззаконце
Веротерпимость хороша.
В ненастный день взойдет, как солнце,
Моя вселенская душа!
1912. Октябрь
П р и м е ч а н и я
1) Berceuse - колыбельная песня (фр.).
2) Chanson Russe - русская песня (фр.).
3) Cre`me de Violette - букв.: фиалковый ликер, сорт ликера (фр.).
4) Chanson coquette - игривая песня (фр.).
5) Beaumonde - высший свет (фр.).
6) Сauserie - непринужденный разговор, легкая беседа (фр.).
7) Pliant - складной стул (фр.).
8) E'clair - молния (фр.).
[Северянин И., Стихотворения, Советская Россия, М. 1988]
Реклама необходима...
Реклама в Интернет
Главная страница | Литература античности | Литература Серебряного века | Самиздат
Биографический отдел | Исторический отдел | Справочный отдел
Библиография | Альбом | Ссылки | О проекте | Навигация
Интернет-библиотека "Рисунокъ акварелью"
Хранитель: Ник Яневич
E-mail: nik.ianevitch@altavista.net Идея: Ник Яневич
Design: Nik Ianevitch
Copyright c 1997-2001
Игорь-Северянин
Громокипящий кубок
Поэзы
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.
Ф. Тютчев
1. Автопредисловие
Я - противник автопредисловий: мое дело - петь, дело
критики и публики судить мое пение. Но мне хочется раз
навсегда сказать, что я, очень строго по-своему, отношусь
к своим стихам и печатаю только те поэзы, которые мною не
уничтожены, т. е. жизненны. Работаю над стихом много,
руководствуясь только интуицией; исправлять же старые
стихи, сообразно с совершенствующимся все время вкусом,
нахожу убийственным для них: ясно, в свое время они меня
вполне удовлетворяли, если я тогда же их не сжег.
Заменять же какое-либо неудачное, того периода, выражение
"изыском сего дня" - неправильно: этим умерщвляется то,
сокровенное, в чем зачастую нерв всей поэзы.
Мертворожденное сжигается мною, а если живое иногда и не
совсем прекрасно,- допускаю, даже уродливо,- я не могу
его уничтожить: оно вызвано мною к жизни, оно мне мило,
наконец, оно - мое!
Игорь-Северянин
I. Сирень моей весны
2. Очам твоей души
Очам твоей души - молитвы и печали,
Моя болезнь, мой страх, плач совести моей,
И все, что здесь в конце, и все, что здесь в
начале,-
Очам души твоей...
Очам души твоей - сиренью упоенье
И литургия - гимн жасминовым ночам;
Все - все, что дорого, что будит вдохновенье,-
Души твоей очам!
Твоей души очам - видений страшных клиры...
Казни меня! пытай! замучай! задуши! -
Но ты должна принять!.. И плач, и хохот лиры -
Очам твоей души!..
Мыза Ивановка
1909. Июнь
3. Солнце и море
Море любит солнце, солнце любит море...
Волны заласкают ясное светило
И, любя, утопят, как мечту в амфоре;
А проснешься утром,- солнце засветило!
Солнце оправдает, солнце не осудит,
Любящее море вновь в него поверит...
Это вечно было, это вечно будет,
Только силы солнца море не измерит!
1910. Август
4. Весенний день
Дорогому К. М. Фофанову
Весенний день горяч и золот,-
Весь город солнцем ослеплен!
Я снова - я: я снова молод!
Я снова весел и влюблен!
Душа поет и рвется в поле.
Я всех чужих зову на "ты"...
Какой простор! какая воля!
Какие песни и цветы!
Скорей бы - в бричке по ухабам!
Скорей бы - в юные луга!
Смотреть в лицо румяным бабам!
Как друга, целовать врага!
Шумите, вешние дубравы!
Расти, трава! цвети, сирень!
Виновных нет: все люди правы
В такой благословенный день!
1911. Апрель
5. В грехе - забвенье
Ты - женщина, и этим ты права.
Валерий Брюсов
Вся радость - в прошлом, в таком далеком и
безвозвратном,
А в настоящем - благополучье и безнадежность.
Устало сердце и смутно жаждет, в огне закатном,
Любви и страсти; - его пленяет неосторожность...
Устало сердце от узких рамок благополучья,
Оно в уныньи, оно в оковах, оно в томленьи...
Отчаясь резить, отчаясь верить, в немом
безлучьи,
Оно трепещет такою скорбью, все в гипсе лени...
А жизнь чарует и соблазняет, и переменой
Всего уклада семейных будней влечет куда-то!
В смущеньи сердце: оно боится своей изменой
Благополучье свое нарушить в часы заката.
Ему подвластны и верность другу, и материнство,
Оно боится оставить близких, как жалких сирот...
Но одиноко его биенье, и нет единства...
А жизнь проходит, и склеп холодный, быть может,
вырыт...
О, сердце! сердце! твое спасенье - в твоем
безумьи!
Гореть и биться пока ты можешь,- гори и бейся!
Греши отважней! - пусть добродетель - уделом
мумий:
В грехе - забвенье! а там - хоть пуля, а там -
хоть рельсы!
Ведь ты любимо, больное сердце! ведь ты любимо!
Люби ответно! люби приветно! люби бездумно!
И будь спокойно: живи, ты - право! сомненья,
мимо!
Ликуй же, сердце: еще ты юно! И бейся шумно!
1911
6. В березовом коттэдже
На северной форелевой реке
Живете вы в березовом коттэдже.
Как Богомать великого Корреджи,
Вы благостны. В сребристом парике
Стряхает пыль с рельефов гобелена
Дворецкий ваш. Вы грезите, Мадлена,
Со страусовым веером в руке.
Ваш хрупкий сын одиннадцати лет
Пьет молоко на мраморной террасе;
Он в землянике нос себе раскрасил;
Как пошло вам! Вы кутаетесь в плэд
И, с отвращеньем, хмуря чернобровье,
Раздражена, теряя хладнокровье,
Вдруг видите брильянтовый браслет,
Как бракоцепь, повиснувший на кисти
Своей руки: вам скоро... много лет,
Вы замужем, вы мать... Вся радость - в прошлом,
И будущее кажется вам пошлым...
Чего же ждать? Но морфий - или выстрел?..
Спасение - в безумьи! Загорись,
Люби меня, дающего былое,
Жена и мать! Коли себя иглою,
Проснись любить! Смелее в свой каприз!
Безгрешен грех - пожатие руки
Тому, кто даст и молодость, и негу...
Мои следы к тебе одной по снегу
На берега форелевой реки!
1911. Август
7. Berceuse1) осенний
День алосиз. Лимонолистный лес
Драприт стволы в туманную тунику.
Я в глушь иду, под осени berceuse,
Беру грибы и горькую бруснику.
Кто мне сказал, что у меня есть муж
И трижды овесененный ребенок?..
Ведь это вздор! ведь это просто чушь!
Ложусь в траву, теряя пять гребенок...
Поет душа, под осени berceuse,
Надежно ждет и сладко-больно верит,
Что он придет, галантный мой Эксцесс,
Меня возьмет и девственно озверит.