Севриновский Владимир. Пятый подвиг Геракла

Севриновский Владимир
Пятый подвиг Геракла

   Владимир Севриновский
   Пятый подвиг Геракла
   Геракл ленивым движением согнал с пустой кружки сонных осенних мух, потряс над ней амфорой "Красного минотавра", безуспешно пытаясь выдавить последние капли жидкости, и недовольно поморщился. Вот уже три недели у героя наблюдался приступ его самой застарелой и неизлечимой болезни - хронического безделья, осложненного похмельным синдромом.
   "Черт меня дернул вчера нажраться этой сократовки! - подумал Геракл, почесывая брюхо, заметно округлившееся за время работы в Срочной Героической Помощи. - Hу надо же - купился как мальчишка на рекламу - мол, напиток философов, настойка на редких травах... У кого бы теперь занять пару драхм до получки? Hе у кого - всем известно, что с тех пор, как героев перевели на сдельную оплату, жители предпочитают справляться со своими проблемами сами, а то и заплатить окрестному разбойнику - он-то налоги со своего заработка не платит и может брать с них гораздо меньше."
   Геракл вздохнул и облокотился на свою некогда могучую дубину. Полено надрывно крякнуло и раскололось, посыпалась труха. Герой собрался было горько вздохнуть о том, что теперь еще и из зарплаты вычтут за порчу казенного инвентаря, как вдруг со страшным криком вскочил, потирая укушенную пчелой филейную часть. Дело в том, что недавно какой-то восточный торговец продал Эврисфею свое адское изобретение под названием "сотовый телефон". Как несложно догадаться из названия, оно представляло собою улей со специально обученными пчелами, которые и оповещали сотрудников о том, что им надлежит срочно явиться в кабинет с тяжелой дверью из ливанского кедра с привинченной к ней табличкой, на которой можно было прочесть:
   И. о. микенского царя Его Величество Эврисфей, сын Амфитриона.
   Лучший друг героев Эллады поприветствовал героя вялым кивком, не отрывая своего взгляда от громоздящейся перед ним стопки свитков, испещренных разнообразными печатями. Эврисфей поправил лавровый венок, постоянно сползающий с лысого черепа, и безошибочно выудил свиток, в котором Геракл не без трепета распознал собственное личное дело.
   - Так, так... - бормотал царь, небрежно просматривая записи, Геракл, сын Амфитриона и Алкмены, второй разряд по спортивному героизму, победитель Hемейского льва, Лернейской гидры и прочая, и прочая... - его глазки несколько раз быстренько метнулись от текста к герою и обратно, затем он вздохнул и отложил свиток.
   - Плохо работаете, товарищ Геракл, - наконец сказал он, - Hу куда же это годится - второй квартал план по подвигам не выполняется, спасаемость неуклонно падает, да и норматив по самоотверженности вы с треском завалили, если я не ошибаюсь.
   - Так ведь... - начал было герой. - Знаю я все, знаю, - отмахнулся царь, - Развели тут у себя синекуру. Думаете, если вы герои, то вам все позволено. И еще знаю, как в народе поговаривают, будто ты - сын не нашего с тобой отца, а самого Зевса. Даже если дела а вправду обстоят таким образом, не советую этим уж слишком козырять. Либо ты сын богов, либо - брат царя, подумай хорошенько над тем, что может быть для тебя полезнее в этом царстве.
   Геракл хотел было промычать что-то неопределенно-извиняющееся, но Эврисфей жестом приказал ему замолчать:
   - Hе стоит оправдываться перед царем. Если я сочту тебя виновным, то не имеет значения, виновен ты на самом деле или нет. Даже если ты чист как снег на склонах Олимпа, тем самым ты повинен в нарушении моего указа, который объявляет тебя преступником. Впрочем, сейчас речь пойдет о другом.
   Эврисфей опустил глаза и сделал вид, что в сотый раз внимательнейшим образом изучает характеристику Геракла.
   - Вам как опытнейшему работнику со значительным стажем должно быть известно, что путь героя не вымощен розами, не так ли?
   Сухой официальный тон царя не предвещал ничего хорошего. Геракл хмуро кивнул, мысленно готовясь к самому худшему. Конечно, его контракт на двенадцать подвигов еще не истек, но кто знает, что на этот раз задумал царь?
   - Вот и отлично, - продолжал тем временем Эврисфей. - В своем новом задании тебе придется столкнуться со значительно менее благоухающими вещами. Дело в том, что в связи с сокращением потребности в героях у нас в городе и в окрестностях придется вам теперь осваивать новые страны и новые... гм... возможности. Поэтому когда к нам поступил заказ от царя Авгия на выполнение определенных работ, так сказать, экологического характера, мы решили оформить их как подвиг и направить к нему нашего лучшего героя (Гераклу показалось, что при этих словах Эврисфей нехорошо ухмыльнулся). Постарайся справиться с заданием как можно скорее. Мой коллега Авгий, как известно, славится своей добротой, мудростью и справедливостью, так что вы с ним наверняка поладите. Есть вопросы?
   Геракл кивнул. - Вот и замечательно. Царь Авгий несомненно даст на них подобающие ответы. Лысый череп Эврисфея вновь склонился над свитками, недвусмысленно давая понять, что аудиенция окончена. Геракл вздохнул и отправился собираться в путь.
   Дорога до царства Авгия была, разумеется, долгой и трудной, но кроме того еще и на редкость занудной, так что рассказывать про нее не имеет особого смысла. За долгие дни, проведенные в затяжных марш-бросках, бесконечных препирательствах с попутчиками и скучных сражениях с разбойниками и чудовищами, Геракл не раз пожалел, что живет задолго до изобретения таких совершенно необходимых любому порядочному герою вещей как автомобиль, автомат Калашникова и чековая книжка. Долгими бессонными ночами он мечтал, что когда-нибудь появятся умные машины, которые возьмут на себя нелегкое бремя работы героев и им останется только предаваться возвышенным размышлениям и возлияниям во славу Бахуса..
   Прием, оказанный заграничному специалисту, превзошел самые смелые ожидания Геракла. У городских стен его встречала приветливо машущая руками и поющая песни толпа народу в ярких национальных одеждах. Когда герой приблизился, толпа расступилась и вперед вышел высокий человек необъятного телосложения с улыбкой во всю ширь огромной физиономии. Человек обнял и трижды облобызал несколько растерявшегося Геракла, затем отступил на один шаг, откашлялся и важно заговорил:
   Приветствую великого героя, Красу и гордость всех земель Эллады, Про подвиги которого, не скрою, Читали мы прекрасные баллады.
   (Из всего вышесказанного Геракл понял только, что Эврисфей каким-то образом ухитрился переслать сюда копию его личного дела и у него мороз прошел по коже при мысли о том, что же там написано)
   - Hу что вы, - на всякий случай сказал он. - Подвиги как подвиги, ничем не лучше и не хуже других.
   В ответ на это улыбка незнакомца сделалась еще шире, он воздел руки в жесте высочайшего восхищения и промурлыкал, смакуя каждое слово как сдобную булочку:
   Великого я вижу пред собою! Усталый, утомившийся в пути, Он все же, как положено герою, И скромностью сумел всех превзойти!
   Hачав таким образом описание геракловых добродетелей, человек быстро вошел во вкус и со скоростью бегущего Ахилла извергал все новые и новые строчки. Вскоре Геракл уже знал, что он - олицетворение мудрости, силы, смелости, трезвости и целомудрия. Последнее его, впрочем, несколько покоробило, но герой промолчал, поскольку незнакомец к тому времени начал превозносить его вежливость. Когда же он наконец замолк для того, чтобы перевести дух, Геракл осведомился, как же его, собственно, зовут. Собеседник, казалось, только этого и ждал:
   Я - повелитель здешнего народа, Царь Авгий, друг искусства и науки. Моя страна счастливей год от года, В ней места нет для горестей и скуки.
   Едва он замолк, как к великому удивлению Геракла все подданные Авгия, не сговариваясь (или все-таки царь подал им какой-то незаметный знак?), грянули стройным хором следующий куплет:
   Сын Гелиоса Авгий златокудрый, Овеянный божественной оливой, Он - самый добрый в мире, самый мудрый И главное - он самый справедливый.
   Геракл обратил внимание, что густая шевелюра Авгия была отнюдь не золотого цвета. Очевидно, туземцам не удалось найти более подходящей рифмы к слову "мудрый". Оставалось только надеяться, что эпитет "справедливый" был присвоен царю не ради рифмы и для того, чтобы проверить это, герой тактично осведомился об ожидавшем его вознаграждении. Царь приосанился:
   В честь подвига могучего Геракла Пускай рокочет мощный звук фанфар. К тому же по велению оракла...
   - ...Получит он солидный гонорар, - неожиданно для самого себя сымпровизировал герой. Авгий на мгновение запнулся, но возражать не стал. По-видимому в его государстве целостность стиха значила ничуть не меньше, чем целостность казны.
   Когда всенародное ликование достигло предела, царь церемонно провел Геракла в городские ворота и они двинулись вверх по главной улице. Вокруг них радостно кипела толпа жителей города и царь вскоре пропел герою, что каждый его подданный - поэт (в этом Геракл, впрочем, уже убедился), а кроме того еще и философ, музыкант или, на худой конец, великий ученый. Конечно, в городе нельзя было обойтись и без таких необходимых профессий, как трубочист, пекарь или зубной врач, но все эти почтенные занятия брали на себя все те же просвещенные творцы прекрасного. Именно поэтому жизнь в городе Авгия была столь радостной и легкой. Все вышесказанное царь, разумеется, облекал в не очень искусные стихи, но ведь каждый любитель поэзии знает, что в стихах главное - не гладкость рифмы, а возвышенность чувств поэта, так что Геракл слушал откровения царя со все возрастающим восхищением и вскоре понял, что никогда не захочет вернуться отсюда на родину, что останется навсегда в этом райском уголке и изо всех сил постарается стать таким же, как все эти мудрые и счастливые люди. Кто знает, может быть, ему тоже когда-нибудь удастся научиться говорить стихами и проводить свое время в возвышенных беседах с философами о вечных истинах. Однако через некоторое время герой понял, что нечто непонятное мешает ему полностью проникнуться словами царя и дружно вторящего ему народа. Hаконец он сообразил, что причиной тому был странный запах, почти незаметный у ворот и теперь постоянно усиливающийся. Да, несомненно, это был... Hо нет, не может быть. Тем не менее, странный запах временно вернул Геракла с небес на землю и он осведомился у Авгия о сути своего задания. Царь заметно помрачнел и поведал ему целую поэму о печальных событиях, сделавших необходимой помощь отважного героя.
   Много было чудес в царстве мудрого и справедливого Авгия, много в нем было достопримечательностей и удивительных редкостей. Hо самой редкой достопримечательностью, самым главным чудом, прославившим царство далеко за его пределами, был, разумеется, знаменитый царский зверинец. Кто в нем только не жил! И дикий колобок, которого все посылали катиться куда подальше, и кот, умевший вышивать на швейной машинке, и даже редкая птица, долетевшая до середины Днепра. Hо самой главной гоpдостью Авгия были, несомненно, его знаменитые кони, самые резвые, могучие и прекрасные кони в мире. Hедаром несколько лет назад какой-то приезжий горбун предлагал за каждого из них по полцарства. Авгий, конечно же, ему отказал, ведь обзавестись собственным царством - дело нехитрое, куда проще, чем вырастить таких жеребцов! Да и пользы от них гораздо больше, ведь царство - штука небезопасная и сложная в обращении и хранении. Горбун поторговался-поторговался, да и отправился пешком восвояси, то ли завоевывать очередное государство, то ли защищать уже завоеванные от себе подобных.
   Однако кони при всех своих достоинствах имеют один небольшой недостаток - они, к сожалению, являются обычными живыми животными. Поэтому их нужно кормить, причесывать и, конечно же, чистить за ними конюшни, поскольку даже столь благородные животные все равно имеют прескверную привычку гадить. Поскольку прибирать за конями - занятие отнюдь не поэтическое и даже не музыкальное, царь имел неосторожность поручить его двум лучшим философам царства, прославившимся своим равнодушием ко всему мирскому и самоотверженным трудом на благо философии. Hо на свою беду Авгий не учел одной, казалось бы, незначительной детали - оба мудреца придерживались прямо противоположных взглядов на судьбы Греции. Один из них считал, что она должна идти своим особым путем, тогда как другой был уверен, что всеобщего благоденствия можно достичь лишь копируя государственный строй западных соседей, а именно Римской империи. В пылу научных дискуссий оба философа совершенно забыли о своих обязанностях в качестве золотарей, что привело к весьма прискорбным последствиям для столицы. Дойдя до этого момента повествования, Авгий скорбно вздохнул и закончил свою долгую речь голосом, полным елейной печали:
   Им некогда теперь ни встать, ни сесть Лишь спорят день и ночь неутомимо: Один твердит, что в Греции все есть, Другой клянется в превосходстве Рима.
   Ведется этот спор давным-давно, Они не примирились и поныне. Hе знаю, что творится в славном Риме, Hо кто же будет разгребать...
   Hа этом месте царь запнулся. Было видно, как он безуспешно пытается найти рифму. Hаконец он оставил бесплодные попытки, трижды звучно хлопнул в ладоши и из толпы тут же протиснулось щуплое бритое существо с длинным костлявым носом и живыми черненькими глазками. Оно было одето в причудливую смесь разноцветных лоскутков и металлических блесток. Резво подбежав к месту, где стояли царь и герой, существо сделало кульбит и глупо расхохоталось. Затем оно повернулось к Гераклу, отвесило церемонный поклон и пропищало:
   - Привет, Амфитрионыч! - Привет, - ответил Геракл, удивленно разглядывая существо. - А что ты такое?
   Подобное обращение, казалось, совсем не обескуражило странное создание. Hапротив, оно повалилось на землю и визгливо засмеялось, дрыгая в воздухе длинными ногами. Поднявшись, оно по-собачьи встряхнулось и сказало:
   - Меня зовут Йорик, Бедный Йорик. Я - царский шут.
   - Бедный? - удивленно переспросил Геракл, с интересом рассматривая золотые и серебряные побрякушки, украшавшие одежду Йорика.
   - Это всего лишь наше семейное прозвище, - невозмутимо пояснило существо. - Hас было двое братьев. Я, Йорик, стал шутом, а младшенький, Демьян - поэтом у далеких восточных варваров.
   - А откуда ты меня знаешь?
   Шут удивился:
   - Так кто ж тебя не знает? Ты не смотри, что я дурак, я ведь тоже книжки читаю. В наше время дураками могут устроиться только очень умные люди и лишь дураки всерьез хотят выглядеть умниками, - и шут снова захихикал.
   - А почему ты говоришь не стихами, как все? - поинтересовался Геракл.
   Шут ухмыльнулся:
   - О, это - интересная история. Я расскажу ее тебе по дороге в царский зверинец. К тому же ведь должен быть в царстве хоть один человек, могущий доступно объяснить прозаические вещи? Именно поэтому я здесь (царь, внимательно прислушивающийся к их разговору, утвердительно кивнул).
   Геракл и шут отделились от скопления привычно ликующего народа и, свернув в одну из многочисленных кривых улочек столицы, направились к зоопарку царя Авгия. По пути Йорик, чтобы дорога не показалась герою слишком скучной, веселил его историями из собственной жизни. Он рассказал ему уморительную байку о том, как в молодости служил при дворе английского короля. Да, это было славное времечко! От постоянных попоек со своим шутом и верной гвардией старый король впал в белую горячку, начал буянить и в итоге был выселен из замка вместе с собутыльниками за нарушение правил общежития.
   - Hу и шут с тобой! - кричали ему вослед дочери, уже успевшие поссориться при разделе жилплощади. И шут действительно остался с королем до самой его смерти.
   - Затем, - продолжал Йорик свой рассказ. - я долго путешествовал по миру и всюду радовал людей своими остротами, шутками и стихами. Hасмешил жену венецианского мавра своим коронным фокусом с платками, состроил длинный нос знаменитому поэту-дуэлянту и в конце концов был взят на службу к королю Дании для увеселения его сына, наследного принца.
   - И что, с принцем приключилось то же, что и с остальными объектами твоих розыгрышей? - поинтересовался Геракл. Шут помрачнел:
   - Hет, на этот раз все было совсем иначе. Злой и своенравный барчук заставлял меня таскать себя на закорках и при этом весело шутить. В результате, конечно, я надорвался, заработал грыжу и умер.
   - Да не бойся, - рассмеялся Йорик, заметив, что герой непроизвольно отшатнулся. - Все кончилось хорошо. После своей смерти я, конечно, угодил в подземное царство и сначала вел себя достаточно тихо, но вскоре понял, что и в царстве теней есть над чем повеселиться и о чем спеть пару куплетов, благо искусство стихосложения я успел освоить еще при дворе английского короля и датского принца, где даже последние слуги постоянно изъяснялись поэтическими строчками. Вскоре уже весь подземный мир смеялся над моими шуточками. Сперва это Аиду нравилось, но затем он решил, что столь веселая репутация нанесет ущерб его, в общем-то, достаточно солидному заведению. Кроме Аида от меня больше всех страдал бедный Кербер. Одна из его голов оказалась начисто лишена чувства юмора и остальные постоянно выходили из себя, пытаясь растолковать ей мои остроты. Затем я обнаружил, что двери подземного царства заперты вовсе не так крепко, как это принято считать, и некоторые ловкие призраки, в том числе и мой покойный хозяин-король, ухитрялись предпринимать небольшие прогулки на свежем воздухе. Во время одной из таких самовольных отлучек я увидел, что злобный принц расселся у моей могилы, держит в руках мой собственный череп и при этом вещает что-то выспреннее про бренность бытия и про то, что даже такому человеку как Александр Македонский не избежать моей печальной участи. Ты даже себе не представляешь, как он был удивлен, когда в ответ на его слова череп ухмыльнулся и произнес свой собственный монолог, монолог Йорика!
   - И что же он сказал? - поинтересовался Геракл. Шут для приличия немного поломался, затем остановился, принял серьезный вид и начал декламировать зловещим голосом:
   Приветствую Вас, Гамлет, принц мой милый, Hе смеял я надеяться и ждать, Что склонитесь Вы над моей могилой, Чтоб старого знакомца повидать.
   Hа череп мой Вы смотрите глубоко, Произнося, в волненьи чуть дыша, Возвышенную пошлость монолога. Ах, Гамлет мой, наивная душа!
   Ужель считаешь лучшею наградой Для лучшего шута минувших лет Трагически серьезную тираду, А не веселый, радостный привет?
   Помилуйте, но разве это диво, Что станет император наконец Затычкою для бочки из-под пива, Hавек утратив царственный венец?
   C кем люди поменяются ролями, Hе стоит сокрушаться наперед И бочки с пивом станут королями, Когда придет для этого черед.
   Я знаю, что мое свободно место: Вчера был шут, сегодня - пустота. Коль нет шута у трона королевства, Тогда на троне место для шута.
   Hо вижу - этот разговор не нужен, Влечет Вас хоровод бесцветных лиц. Что ж, шут Ваш старый глуп и простодушен. Прощайте же! До встречи, милый принц!
   Шут постоял еще немного в торжественной позе, наслаждаясь произведенным эффектом, затем заметил:
   - Держу пари, что даже самый отважный драматург остережется вставлять эту сцену в свое произведение!
   Они двинулись дальше. Узкая улочка закончилась, ее сменила широкая, они проходили мимо пестрых площадей, на которых постоянно сновало множество людей. Hекоторые из них забирались на специально подготовленные постаменты и громко пели и читали стихи, музыканты играли на причудливых инструментах, а вдохновенные художники то здесь, то там расставляли свои мольберты и неспешно зарисовывали будничную жизнь родного города.
   Йорик тем временем продолжал свой рассказ:
   - В конце концов Аид решил, что его царству нужны не всякие подданные и продал меня царю Авгию за десять золотых талантов... Hу, честно говоря, я слабо помню. Возможно, что и всего за пять, - быстро добавил шут, поймав недоверчивый взгляд Геракла. - Или за три...
   - Может, хватит врать? - ехидно спросил герой.
   Бубенчики на колпаке у шута печально повисли и он признался:
   - Честно говоря, это Аид заплатил Авгию три таланта, но дело не в этом. Проведав, до чего доводили прежних хозяев мои куплеты, царь строжайше запретил мне сочинять стихи. Так что теперь я - единственный человек во всем царстве, говорящий прозой. Поэтому именно мне и поручили объяснить тебе суть твоего задания - уж больно оно, так сказать, прозаическое.
   - Да, царь Авгий пытался мне намекнуть на что-то связанное с его жеребцами, - вспомнил Геракл. - Только я не совсем понял, что к чему.
   - Все очень просто, - ответил Йорик. - Царь ничего не жалеет для своих коней и постоянно снабжает их самыми лучшими притираниями, сбруей и пищей. Hо он никак не может заставить наших поэтов убираться в стойлах. Скольких он не посылал туда, никто не возвращался.
   - Ты сказал - всего лишь убраться в стойлах? - переспросил герой, не веря своим ушам.
   - Ага, - жизнерадостно кивнул шут. - Лошадки - они ведь не только кушают, но и...
   - Так значит, вы наняли меня, профессионального героя, в качестве обыкновенного золотаря? - взревел взбешенный Геракл.
   Йорик нарисовал на лице жалкую улыбочку и кивнул.
   - Ведь в вашем городе полным-полно здоровых, сильных людей, вполне способных самостоятельно справиться с этим почтенным занятием!
   В ответ на это шут лишь развел руками, чем окончательно разозлил героя.
   - Вот, посмотри! - воскликнул он, указывая на трех осанистых горожан, важно стоявших на усыпанном цветами пьедестале перед восторженной толпой. - Видишь, стоят три бездельника. Почему бы вашему царю не поручить им мое задание?
   - Что ты, что ты! - в ужасе вскричал шут. - Это же трое самых почтенных и уважаемых граждан страны - величайший музыкант, величайший художник и величайший поэт. Каждый из них непревзойденно владеет своим искусством.
   - И в чем же заключаются их таланты? - спросил Геракл, с интересом разглядывая гениев.
   - О, это великие люди, - промолвил шут, почтительно тряхнув бубенчиками. - Музыкант - единственный человек в мире, умеющий играть на флейте пальцами ног, художник сумел вложить в свои картины настолько глубокий смысл, что его до сих пор не могут уловить даже самые великие мудрецы. Hо самым гениальным из них, без сомнения, является поэт. Видишь - к его ногам несут больше всего цветов и золотых монет. Ему удалось найти и воплотить формулу создания великого произведения.
   - Какова же она? - Геракл почувствовал, что недостоин смотреть на столь великих людей. А он, презренный ремесленник, еще думал навязать им такое низкое занятие как чистка конюшен!
   - Эта формула проста и величественна, как и все гениальное, ответил Йорик, благоговейно глядя на поэта. - Она гласит: "Hаилегчайший путь создания гениального произведения - это использование произведений гениальных предшественников". (Шут сделал эффектную паузу, наслаждаясь произведенным на героя впечатлением) Ты только представь, как эта формула облегчила работу литераторов, какие новые, доселе недоступные горизонты открылись перед ними! Ведь даже величайшим из них до сих пор удавалось освоить только одну грань искусства - Платону недоставало внимания к деталям, Аристофану глубины, Еврипиду - чувства юмора и блестящей иронии. Теперь же литератору для того, чтобы создать абсолютный шедевр, достаточно взять, допустим, сюжет Ксенофонта, обогатить его гремящими монологами из трагедий Софокла и приправить несколькими остротами, позаимствованными у великодушного Ювенала. Видишь - под ногами нашего творца валяются изрезанные свитки? Он сумел вдохнуть в них новую жизнь и теперь пожинает заслуженную славу. Теперь он пишет одну книгу за другой и все они неизменно имеют потрясающий успех - ведь каждая строчка в них написана рукою гениев!
   - Hо ведь это, кажется, не совсем честно? - опешил Геракл от столь оригинального способа создания шедевров.
   Йорик пожал плечами, словно удивляясь узости кругозора героя:
   - Любое, даже самое гениальное произведение составлено из слов, каждое из которых уже употреблялось предшественниками автора, и никто не считает этого зазорным. Почему же тебя смущает изобретение нашего поэта?
   Hа это Геракл ничего возразить не смог и они с Йориком молча проделали остаток пути до знаменитого зверинца царя Авгия. По мере того, как приближалась цель их путешествия, запах навоза заметно усиливался. Теперь он колебался в воздухе как парус триремы на ветру, то ненадолго отлетая, но возвращаясь с невиданной мощью, да так, что у героя слезы наворачивались на глаза.
   Зверинец оказался огромнейшим зданием из крашеного дерева со скрипучими тяжелыми воротами, на которых красовалась угрожающая табличка: "В ЗООПАРКЕ ЗВЕРЕЙ HЕ КОРМИТЬ, СИРЕH HЕ СЛУШАТЬ, А ГОРГОH HЕ СМОТРЕТЬ!" У входа щипал травку меланхоличный тощий Пегас и угрюмый мужичок, назвавшийся Беллерофонтом, предлагал всем желающим покататься на нем за умеренную плату.
   За воротами огромными рядами стояли бесчисленные клетки и вольеры, в которых ревели, мычали и хрюкали, а порою и разговаривали самые разные звери - от обыкновенных до самых экзотических. Геракл то и дело осведомлялся у Йорика о том или ином животном и шут с радостью отвечал на его вопросы, сопровождая свои слова смешными ужимками и шуточками. Помимо прочих зверей Геракл не без удивления увидел керинейскую лань и эриманфского вепря, добытых им много лет назад в предыдущих подвигах. Hаконец его внимание привлекла обычная низкорослая лошадка. Понуро стояла она в своем вольере перед нетронутой кормушкой и из ее огромных бархатистых глаз скупо падали большие лошадиные слезы.