Сейберхэген Фред. Брат Берсеркера (Берсеркер - 2)

   - Да-да, формулы Винченто помогают сделать расчеты точнее. Но не отвлекайся! Есть ли у него доказательство? Математическое или иное? Ясное, очевидное, доказательство любого рода?
   - Я бы сказал, что скорее наоборот.
   - Ха! - Набур посмотрел в лицо Беламу.
   - Если у Винченто было доказательство, он бы напечатал его в брошюре, спокойно сказал Защитник. - Наоборот, имеются свидетельства того, что он заблуждается. - Белам повел слабыми пальцами кабинетного ученого, словно собирался поймать пушинку. - Если бы наш шар ежегодно путешествовал вокруг солнца, видимое положение неподвижных звезд менялось бы с каждым месяцем по мере того, как мы приближались к одному созвездию и удалялись от другого. Но такого смещения не наблюдается.
   Викарий Набур кивал с довольным видом.
   Белам пожал плечами.
   - Конечно, можно сказать, что звезды так удалены, что наши инструменты смещения не обнаруживают. Винченто найдет аргументы в свою пользу, если ему понадобится... Боюсь, ни один астроном не сможет доказать ошибку Винченто, как бы многие из них того ни желали. И я думаю, мы должны признать, что вид небес не изменился бы существенно, если бы мы на самом деле двигались вокруг солнца.
   - Этого достаточно любому здравомыслящему человеку.
   - Совершенно верно, мой Викарий. Как я писал Винченто, там, где отсутствуют доказательства, мы не имеем права поворачиваться спиной к традициям и заменять Святое Писание притянутыми за уши толкованиями. - Голос Белама повысился, приобретая силу, потрясавшую суды. - Мы, слуги Храма, имеем торжественное обязательство перед Богом - охранять истину, открываемую Святым Писанием. Все, что я писал пятнадцать лет назад, верно и сегодня. Мне не предъявлено доказательств движения мира, и, следовательно, я не могу верить, что движение есть!
   Викарий опустился в кресло. Лицо его стало почти нежным, когда он поднял руки и решительно хлопнул по резным подлокотникам.
   - Тогда наше решение таково - ты и другие Защитники Веры продолжите работу над обвинением. - Сначала Набур говорил как бы с сожалением, но постепенно злость вернулась к нему, хотя уже и не столь ярая. - Мы не сомневаемся Винченто можно обвинить и признать виновным в нарушении твоего запрета. Но пойми, мы не желаем, чтобы на нашего заблудшего сына наложили слишком суровое наказание.
   Белам ответил благодарным поклоном.
   Набур продолжал:
   - Мы милостиво устанавливаем, что на Веру он не покушался и не стремился оскорбить нас лично. Он всего лишь чересчур упрям и горяч в споре. И ему не хватает благодарности и смирения. Он должен усвоить одно: ни в какой сфере ни в духовной, ни в естественной - он не смеет представлять себя единственным авторитетом... Разве не пытался он однажды учить тебя теологии?
   Белам еще раз согласно склонил голову, напомнив себе, что не должен искать личного удовлетворения в приближающемся унижении Винченто.
   Но Набур не мог оставить этой темы!
   - О да, я мог бы его проклясть! Ведь в прошлом мы первыми удостоили его похвалы за успехи. Мы одарили его личной аудиенцией. Мы выказали такую степень дружелюбия, какой не всегда удостаивали принцев! Прежде, чем сесть в это кресло, мы сами написали брошюры, где хвалили Винченто. И вот чем он отплатил нам!
   - Я понимаю, мой Викарий.
   - Как я заметил, вы просите направить вас в определенный момент, полковник Одегард.
   Полковник Лукас, хотя обращение Деррона было формальным, говорил, не вынимая изо рта сигары: они иногда проводили время в одной компании, и сейчас ему
   Нужно было выбрать верный тон. Если бы он был другом Деррона, то отказался бы проводить тест. Но были ли у Деррона друзья среди живых? Чан Амлинг... старый однокашник, конечно... Но едва ли близкий, как говорится, закадычный друг. Таких у него вообще не было. Лукас смотрел на Деррона.
   - Да, я просил, - сказал Деррон, чувствуя, что пауза затянулась.
   Лукас передвинул сигару из одного угла рта в другой.
   - Винченто проведет два дня под Оибогом. Задержка в пути на трибунал. Он ждет, пока спадет вода в реке. У вас особые причины выбрать именно это место?
   Причины у Деррона были. Но сейчас он не хотел о них говорить. Он даже от себя самого держал их в секрете.
   - Просто я хорошо знаю это место. Однажды я там провел целые каникулы. Это одно из мест, которые мало изменились за последние триста-четыреста лет.
   Конечно, и город, и оибогский собор вместе с другими достопримечательностями поверхности сейчас относились как к физическому, так и к грамматическому прошлому. Но те каникулы Деррон провел с ней. Он поймал себя на том, что сидит, как истукан, и несколько расслабился.
   Щурясь сквозь сигарный дым, полковник Лукас перебирал бумаги на столе, потом задал хитрый вопрос - один из целого набора хитрых вопросов.
   - Есть ли у вас вообще причины проситься в агенты? Вопрос тут же вызвал в памяти Деррона лицо Матта, потом Ая: они слились в одну фигуру короля. И чем дальше от современности, тем грандиознее становилась фигура - как гора, удаляясь от которой, видишь, что она начинает расти на фоне неба.
   Но о такой причине Деррон не хотел говорить: он не хотел показаться чересчур благородным.
   - Как я уже упоминал, я хорошо знаю этот период. И думаю, что справлюсь с заданием. Как и все мы, я хочу выиграть войну. - Нет, он бормочет какие-то пропагандистские штампы. Лучше свести дело к шутке. - Вообще-то я гоняюсь за престижем. Самоутверждение. Повышение. Выбирайте, что именно. Попал я хоть раз в яблочко?
   - А где оно? - хмуро пожал плечами Лукас. - Не знаю, почему я должен спрашивать об этом... почему все бегут в агенты? - Он аккуратно сложил листики стопкой, положил прямо перед собой. - Итак, полковник, еще один вопрос, и я поставлю на вас штамп "Годен в агенты". Ваши религиозные взгляды?
   - У меня их нет.
   - Но как вы относитесь к религии? Спокойно, спокойно.
   - Честно говоря, я считаю, что храмы и боги - это для тех, кому нужны в жизни костыли. Ну и прекрасно. Я потребности в подпорках пока не испытываю.
   - Понятно. Это существенный вопрос - мы бы не хотели послать в прошлое человека, склонного к идейной лихорадке. - Лукас повел плечом, как бы извиняясь. - Вы историк и лучше меня понимаете, как тогда были важны догмы и доктрины. Религиозные и философские споры собирали в себя всю энергию эпохи.
   - Да, я понимаю, - кивнул Деррон. - Вам не нужны фанатики любого рода. Что ж, я не из воинствующих атеистов. Совесть позволяет мне играть любую роль, если необходимо.
   Кажется, он слишком много говорит, но нужно убедить Лукаса, ему нужен зеленый свет. - Если необходимо, я буду неистовым монахом, буду плевать на Винченто.
   - Сектор от вас такого не потребует. Ладно, Деррон, вы приняты.
   И Деррон постарался, чтобы радость не слишком откровенно отразилась на лице.
   Сектор решил, что больше всего Деррону подходит роль странствующего ученого. Ему дали имя Валзая и начали лепить скелет личности, в истории не существовавшей. Предполагалось, что родом он будет из Моснара, далекой от родины Винченто страны, большей частью верной Святому Храму. Валзай должен был стать странствующим интеллектуалом эпохи Винченто. Словно священные коровы, бродили они от одного университета или богатого покровителя к другому, легко пересекая маловажные политические и языковые границы.
   Для Деррона и десятка остальных агентов, преимущественно мужчин, началась напряженная и насыщенная подготовка. Им предстояло, в одиночку или парами, постоянно держать Винченто под наблюдением во время вдвойне критического отрезка жизни - несколько дней до трибунала и в период его. Каждый агент или их пара будут вести наблюдение день-два, потом предполагалась смена. Напарником Деррона назначили Чан Амлинга, тоже половника. Амлинг должен был играть странствующего монаха, которых во времена Винченто было более чем достаточно и которые отличались - в большинстве - не очень строгой дисциплиной.
   Программа подготовки была напряженной, включая имплантацию коммуникаторов в кости черепа и челюсти. Агент мог связываться с Сектором, не размыкая губ, и не были нужны громоздкие устройства вроде шлемов.
   Нужно было выучить язык, правила поведения, запомнить сведения о текущих событиях. Память же о некоторых последующих событиях - подавить. Нужно было научиться приемам связи и владения оружием - и все это за считанные дни.
   Погруженный в подготовку, усталый, Деррон не без удивления заметил, что Лиза теперь работает в Секторе вместе с девушками, чьи спокойные голоса передавали информацию и приказы на отдельные мониторы часовых экранов или операторам сервокомплексов, или даже живым агентам в прошлом.
   Свободного времени у него теперь были буквально минуты, и он не пытался поговорить с Лизой. Мысль о возвращении в Оибог вытеснила все остальные. Он чувствовал себя на пути к единственной своей любви. Люди из плоти и крови, в том числе и Лиза, приобрели свойство теней, и ощущение это становилось все сильнее по мере того, как все ярче делалось прошлое.
   Однажды он и Амлинг сидели в креслах на Третьем Уровне Сектора в перерыве между тренировками. Лиза проходила мимо. Она остановилась.
   - Деррон, желаю удачи.
   - Спасибо. Бери стул, садись. Она села. Амлинг вдруг решил, что нужно размяться, и удалился вперевалку.
   - Деррон, я не должна была обвинять тебя в гибели Матта, - сказала Лиза. Я знаю, ты не хотел его смерти. Ты чувствовал то же самое, что и я. Это была не твоя вина. Она говорила как о потерянном в войне друге. Совсем не так, как говорят люди, чья жизнь рушится со смертью любимого...
   - Мне нужно было справиться с собой... Ты знаешь, у меня были проблемы... Но это меня не извиняет за все, что я тогда сказала. Я должна была понимать тебя лучше. Я прошу прощения.
   - Чепуха, все нормально, - неловко проговорил Деррон: ему было неудобно, что Лиза так расстроена. - В самом деле, Лиза... ты и я... у нас может что-то получиться. Что-то хорошее.
   Она посмотрела в сторону, нахмурилась.
   - Я так думала о Матте. Но такого чувства мне всегда будет мало. Слишком мало... Деррон поспешно добавил:
   - Если ты о чем-то большом, постоянном, как жизнь, то я уже пробовал один раз, всего один. И до сих пор не выбрался из-под обвала. Ты сама видишь. Извини, нужно бежать.
   Он выпрыгнул из кресла и поспешил к Амлингу и остальным. Его уже ждали.
   В день запуска костюмеры нарядили Деррона в немного поношенную, но вполне приличную одежду. В дорожный мешок положили умеренный запас еды, флягу коньяка. В кошелек - небольшое количество серебряных и золотых монет и поддельное письмо о кредите подателя в банке Имперского Города. Большая сумма Деррону не понадобится - так надеялись в Секторе, а посещение Святого Города в планы не входило. Но лучше застраховаться от случайностей.
   Чану Амлингу досталась засаленная серая ряса и больше почти ничего - в соответствии с ролью нищего монаха-пилигрима. Почти всерьез он попросил дать игральные кости, доказывая, что он не первый монах в истории, экипированный таким образом, но Сектор в просьбе отказал.
   Оба - и Деррон, и Чан, - повесили на шеи топорно вырезанные из дерева символы-клинья. Каждый скрывал миниатюрный коммуникатор, а вид у клиньев был дешевый: на них бы никто не позарился.
   Из арсенала Третьего Уровня агентам выдали крепкие дорожные посохи. Посохи немного отличались друг от друга мелкими деталями, но были гораздо более мощным оружием, чем казались на первый взгляд: все агенты имели в качестве оружия такие посохи или другие абсолютно невинного вида предметы. Запуск делался с интервалами в полминуты, а прибыть они должны были в разные моменты прошлого и в разные места.
   Во время подготовки они даже не успели хорошо познакомиться друг с другом. И только в последние минуты люди из похожей на маскарад группы начали шутить, желая друг другу удачи и хорошей охоты на берсеркеров.
   Деррон почувствовал эту перемену в атмосфере. Промелькнула мысль, что теперь у него тоже есть друзья среди живых. Агенты стали цепочкой, приготовились к запуску. Деррон стоял позади Амлинга, глядя поверх серого капюшона монашеского плаща.
   Амлинг чуть повернул голову.
   - Пять против десяти, - шепотом предложил он. - Я приземлюсь в грязюке вот по это место, и в миле от дороги!
   - Не пойдет, - автоматически отказался Деррон, и тут начался отсчет. Очередь быстро пошла вперед, агенты один за другим исчезали. Амлинг что-то сказал. Деррон не расслышал. И в следующий миг Амлинга не стало.
   Теперь была очередь Деррона. Он занес ногу в сапоге над ртутно блестящим пусковым кругом, опустил ее...
   Он стоял в темноте. Он остро чувствовал запах открытого пространства, свежего воздуха. Его ни с чем нельзя спутать. Шепот ветерка, звук дождика - и полная тишина, великое одиночество, в котором возникновение Деррона должно было пройти незамеченным. Отлично!
   - Досточтимый брат, - сказал он в темноту тихо, на языке эпохи Винченто, конечно. Ответа на было. Амлинг вполне мог тонуть сейчас в грязевой яме вдали от обочины. Он всегда получал то, на что спорил, такое у него было свойство.
   Глаза Деррона привыкли к темноте, и он увидел под ногами плиты старого имперского тракта, проходившего через Оибог. Что же, по крайней мере, половина лары высажена Сектором на кончик иглы, прямо в десятку. Но точность запуска во времени предстояло выяснить.
   Перейдя на субвокал, Деррон попробовал связаться с Сектором, провести стандартную сверку готовности, но коммуникатор молчал, как мертвый. Наверное, связь блокировала какая-то парадокс-петля. Время от времени такое случалось. Оставалось надеяться, что помеха не продлится долго.
   Он выждал несколько условленных минут, - не появился ли Амлинг - открыл посох, сверился с компасом внутри. Еще раз безуспешно позвал достопочтенного брата и зашагал вперед. Подошвы сапог крепко били в плиты древней дороги. Вдалеке полыхали зарницы. Деррон глубоко вдыхал омытый грозой воздух.
   Он не успел далеко уйти, когда сигнал передатчика уколол за ухом.
   - Одегард, слышите меня? - Голос был мужской, усталый.
   - Говорит полковник Одегард. Слышу вас.
   - Полковник! - Деррон почувствовал прилив энергии. - Есть контакт, сэр! Снова в микрофон. - Полковник, у нас прошло двое суток и три часа с момента запуска. Смещение временной шкалы.
   - Понял. - Деррон продолжал говорить в субвокале. - У меня - плюс пять минут с момента прибытия. Я на дороге, ночь, идет небольшой дождь. С Амлингом связи нет.
   - Одегард, вы уже мигаете на экранах. - Это был Командующий Сектором. - Но вы дальше от собора, чем мы планировали, примерно на границе двухмильной зоны. Быстрее подтягивайтесь к Винченто, в защищенную зону. Только что вернулась первая группа. С Винченто все в порядке. Амлинга не видно?
   - Нет. - Деррон прибавил шагу, постукивая посохом перед собой, чтобы, потеряв дорогу, не влезть в грязь.
   - Мы его тоже пока не нашли. Идет мерцание, не видно его линий. Наверное, блокировка парадокса-петлей и скольжение временной шкалы.
   Прямо впереди вспыхнула молния, и Деррон успел отметить, что дорога идет прямо, без поворотов, в направлении шпиля собора, но до собора было еще далеко: мили три, прикинул Деррон.
   Он доложил Сектору, и тут вспышка новой молнии привлекла его внимание к предмету посреди дороги, который тускло блеснул в свете вспышки.
   - Я уже рядом... Кажется, это...
   Посох наткнулся на что-то мягкое. Деррон подождал новой молнии, и та на заставила себя ждать.
   - С Амлингом вам уже не связаться.
   Амлинг был мертв и без одежды. Сколько он здесь лежал - день, час? Деррон постарался описать ситуацию как можно подробнее. Грабители могли унести посох, даже дешевый нагрудный клин, но зачем срывать с монаха плащ и рясу?
   Он нагнулся, провел пальцем по глубокой борозде, процарапавшей дорогу. Нет, ни один средневековый инструмент не провел бы в камне такую ровную, как по линейке, черту. Она была сделана с той же кибернетической точностью, с какой сплющила ударом затылок Амлинга.
   - Сектор, по-моему берсеркер отметил границу зоны безопасности. Чтобы мы поняли - он знает.
   - Да, да, наверное, вы правы. Об этом потом. Одегард, скорее подтягивайтесь к Винченто и будьте осторожны.
   Деррон уже и сам пятился, держа посох как винтовку, напрягая слух и зрение, вслушиваясь и всматриваясь сквозь темноту дождливой ночи в ту сторону, откуда сам только что пришел.
   Тянулись секунды - и он все еще был жив. Через сотню шагов он успокоился и дальше зашагал нормально. Берсеркер совершил убийство, нагло оставил знак и умчался заниматься прямым заданием.
   К тому времени, когда Деррон добрался до крутого поворота влево, к смытому мосту, вспышки молний ушли за горизонт. Он скорее почувствовал, чем увидел, собор. Ближе к дороге заметил высокие стены монастыря, упавшие камни арки ворот и остатки створок. Во дворе посреди лужи он разглядел экипаж Винченто. Деррон остановился на секунду, вслушался во вздохи тягунов под укрытием аркады, потом зашлепал по мокрой траве дворика к входу в здание приземистому, одноэтажному дому.
   Он не старался подойти незаметно и вскоре из темного прямоугольника двери его окликнули:
   - Кто идет? Назови свое имя!
   Диалект был как раз тот, который Деррон ожидал встретить. Он остановился, мерцающий луч фонаря упал на него и тогда только он сказал:
   - Я Валзай Моснарский, математикус и философ. Судя по экипажу, вы достойные люди. Мне необходим ночлег.
   - Ступай вперед, - с подозрением сказал мужчина. Дверь скрипнула, фонарь пропал внутри.
   Деррон подошел без спешки, показывая, что руки его пусты, не считая невинного посоха. Когда он вошел под крышу, дверь за ним закрыли и прибавили огня в фонаре. Деррон увидел помещение, ранее, должно быть, общую залу монастыря. Двое стоявших перед ним солдат были вооружены, один - неуклюжим пистолетом, второй - коротким клинком. Судя по пестрым мундирам они служили в торговой компании, которые росли в этой опустошенной войной стране, как грибы после дождя.
   Рассмотрев получше пристойный костюм Деррона, солдаты подобрели и начали вести себя повежливее.
   - Итак, сэр, как же вы оказались ночью на дороге? Деррон хмуро выругался, выжимая воду из плаща. Он рассказал солдатам легенду о норовистых тягунах, испуганных вспышкой молнии, которые понесли и исчезли вместе с его легкой двуколкой. Чума забери тупых тварей! Если утром он их поймает, то спустит с них шкуры, готов биться об заклад! Он яростно стряхнул воду с широкополой шляпы.
   У Деррона был дар актера: роль играл он непринужденно, а рассказ был крепко вызубрен и отрепетирован. Солдаты засмеялись и сообщили, что в монастыре полно места: монахи давно отсюда сбежали. Жаль, конечно, это не таверна с девками и пивом, но крыша не протекает. Да, они служат в одной торговой компании, она подписала договор со Святым Храмом. Капитан и остальные солдаты сейчас за рекой, в Оибоге.
   - Наш кап только и может, что ручкой нам помахать. Так чего нам волноваться, верно? Что скажешь?
   Несмотря на болтливость, они сохраняли профессиональную подозрительность путник ведь мог оказаться лазутчиком банды разбойников. Поэтому Деррону не сказали, сколько солдат отрезаны за рекой наводнением и когда рухнул мост, который они охраняли. Деррон, конечно, прямо спрашивать не стал, но по косвенным признакам понял, что солдат немного.
   В ответ на другой вопрос солдат сообщил:
   - Нет, никого, только один старый господин - это его экипаж, - и слуги. Слуга правит. И еще пара монахов. Полно пустых келий, сэр, выбирайте по вкусу. Первая такая же промозглая, как все остальные!
   Деррон невнятно поблагодарил, а потом, с помощью солдата, несущего фонарь, пробрался по коридору со сводчатым потолком. Вдоль стены шел ряд келий. Он вошел в ту, что показалась ему свободной. У дальней стены стояла рама деревянной койки - ее еще не разрубили на дрова. На нее и присел Деррон, стащил хлюпающие сапоги, а солдат с фонарем ушел обратно по коридору, и свет пропал.
   Деррон перевернул сапоги, чтобы высыхали, и растянулся на койке, подложив вместо подушки мешок и укрывшись сухой одеждой. Посох поставил поближе к кровати. Он все-таки не достиг цели и не вернулся в тот, собственный, Оибог. Смерть Амлинга казалась нереальной. И так же трудно было представить, что сам Винченто, во плоти, находился всего в десятке метров от Деррона, что, может быть, там храпел сейчас - из коридора слабо слышался чей-то храп, - сам основоположник науки Современности.
   Устроившись поудобнее на жесткой койке, Деррон послал рапорт Сектору, доложил о последних событиях. Потом, в самом деле утомленный, почувствовал, как волнами наплывает сон. Шум дождя баюкал, до утра увидеть Винченто нечего и пытаться. И уже на грани сна он был поражен, осознав, что мысли его заняты отнюдь не заданием Сектора, и не умопомрачительным прыжком во времени, и не потерей Амлинга или опасностью берсеркера. Думал он о затихающем шуме дождя, о бесконечной чистой атмосфере... Это было словно возрождение...
   Он едва заснул, как пульсация вызова Сектора вырвала его обратно в реальность. Он проснулся сразу и полностью, подтянул клин к подбородку.
   - Одегард, мы кое-что разобрали сквозь помехи. Внутри и в районе монастыря четырнадцать жизнелиний. Одна - твоя. Другая - Винченто. Еще одна пунктирная, наверное, неродившийся младенец, ты знаешь, как они выходят на экране.
   Деррон шевельнулся, рама заскрипела. Ему было почему-то уютно и хорошо, за окном с крыши падали редко капли. Он просубвокалировал, размышляя:
   - Посмотрим. Я, Винченто, двое слуг, двое солдат, которых я видел. Шесть. Еще, сказали солдаты, двое монахов. Восемь. Остается шесть жизнелиний. Вероятно, еще четыре солдата и их полевая спутница, она-то и является вашей пунктирной линией. Погодите, солдат говорил, что в округе нет девок. Как я понимаю, идея в том, что один из присутствующих может быть без жизнелиний, что означает - он или она и есть гипотетический берсеркер-андроид.
   - Мы так предполагаем.
   - Завтра посчитаю всех и... Погодите.
   В проеме входа в келью шевельнулась фигура, темнее, чем сама ночь. Монах с капюшоном на голове, безликий во мраке. Монах сделал полшага в келью и замер.
   Деррон окаменел, вспомнив плащ с капюшоном, которого лишился убитый Амлинг. Рука судорожно сжала посох. Но он не знал, кто стоит в дверях. И если бы это был берсеркер, на таком расстоянии он всегда успел бы вырвать посох и сломать его до того, как Деррон успел бы прицелиться...
   Прошла секунда, потом монах - если это был монах! - что-то пробормотал, может, извинение за вторжение в занятую келью, и канул в темноту так же бесшумно, как и появился.
   Деррон полулежал, опираясь на локоть, сжимая бесполезное оружие. Он доложил Сектору о том, что произошло.
   - Помни, он не осмелился убить тебя. Стреляй только наверняка.
   - Понял. - Деррон снова лег и вытянулся во весь рост. Но чувство уюта ушло с последними каплями дождя и надежда на возрождение оказалась неправдой...
   Чья-то рука разбудила Винченто. Он увидел голые стены, влажную солому, на которой спал, и почувствовал тошнотворный приступ ужаса. Он в темнице Защитников Веры - случилось худшее! Стало еще страшнее, когда он увидел монаха в капюшоне. В окошко сочился свет луны... видно, дождь кончился...
   Дождь? Ну да, он еще в пути, едет в Святой Город, суд еще не начался! От облегчения Винченто даже не рассердился за то, что его разбудили.
   - Что вам нужно? - пробормотал он и сел на узкой, как полка, кровати, поплотнее закутался в дорожное одеяло. Слуга Вилл храпел, свернувшись на полу.
   Из-за капюшона лица ночного гостя не было видно.
   Голос его был как погребальный шепот.
   - Мессир Винченто, завтра вы должны один прийти в собор утром. На пересечении нефа и трансепта вы получите добрую весть от высокопоставленных друзей.
   Винченто не понимал, что это может значить. Неужели Набур или, возможно, Белам, посылают ему знак снисхождения? Это не исключено. Но вероятнее, очередная хитрость Защитников Веры. Человек, вызванный на трибунал, не имел права обсуждать трибунал с посторонним.
   - Хорошая новость, мессир. Приходите и будьте терпеливы, если придется обождать. Пересечение нефа и трансепта. И не пытайтесь узнать, кто я по имени или в лицо.
   Винченто хранил молчание, решив себя не выдавать.
   А посетитель передав послание, растворился в ночи.
   Во второй раз Винченто проснулся, прервав приятный сон. Ему снилось, что он вернулся в поместье, которым его некогда одарил сенатор родного города, что он лежит в безопасной теплой кровати и его согревает тело любовницы, уютно устроившийся рядом. На самом деле этой женщины давно нет с ним, женщины вообще не имели уже особого значения для Винченто, но поместье оставалось на старом месте. Если бы ему только разрешили с миром вернуться домой!
   На этот раз его разбудило прикосновение солнечных лучей, пучком пробившихся в келью сквозь высокое узкое оконце в стене коридора напротив кельи. Он лежал, вспоминая ночного гостя, - не сон ли это был? - а солнечный сноп постепенно переместился в другое место и стал вдруг золотым кинжалом утонченной пытки, и тогда все другие мысли покинули Винченто.
   Он оказался перед маятником выбора. Его ум мог качнуться - "тик" - в одну сторону и прозреть позор проглоченной правды, унижение отречения. Но качнув мысль в другую сторону, - "так" - он наталкивался на агонию мучений в "сапоге" или на "полке", или медленного гниения в подземном мешке.
   Не прошло и десяти лет с тех пор, как Защитники Веры живьем сожгли Онадроига на Большой площади Святого Города. Конечно, Онадроиг был больше поэтом и философом, чем ученым. Многие ученые считали его еще и сумасшедшим, фанатиком, взошедшим на костер, но не отрекшимся от своих теорий! И какие теории владели им!