Страница:
"На дне химического стакана находились бактерии в виде молочно-белой массы, напоминавшей сусло для приготовления японского сладкого сакэ (рисовая водка)",- вспоминает один из бывших сотрудников группы Карасавы.
Бактерии чумы, тифа, холеры, дизентерии, столбняка, туберкулеза, сибирской язвы, проказы - таков был ассортимент продукции "фабрики" Карасавы.
Питательную среду после снятия с нее бактерий снова загружали в автоклавы и после полного обеззараживания жидкий агар-агар выбрасывали. Таков был цикл производства бактерий.
При желании обеззараженный агар-агар можно было вторично использовать как питательную среду, но на третий раз он обычно терял свои питательные свойства.
Производство бактерий являлось крайне опасной работой, требовавшей физической силы, собранности и внимательности. Бывали случаи, когда сотрудник, поскользнувшись, падал и опрокидывал на себя сосуд с бактериями.
Даже при предельной осторожности рассеивавшиеся в воздухе во время технологического процесса живые бактерии могли попасть в рот. Поэтому во всех помещениях "фабрики" Карасавы лежали горки яблок. В перерывах между работой сотрудники то и дело откусывали и выплевывали кусочки яблок, чтобы вместе с ними вывести наружу живые бактерии, которые могли проникнуть в полость рта.
Многие сотрудники группы Карасавы, участвовавшие в процессе производства бактерий, гибли.
Опоясанная коридором, имеющим окна только с одной стороны здания, к тому же слабо освещенная электричеством "фабрика" даже в полдень тонула в полумраке, и среди ее работников ходила молва, что по ней "бродят привидения".
Бактерии чумы, тифа, холеры, дизентерии, столбняка, туберкулеза, сибирской язвы, проказы - таков был ассортимент продукции "фабрики" Карасавы.
Питательную среду после снятия с нее бактерий снова загружали в автоклавы и после полного обеззараживания жидкий агар-агар выбрасывали. Таков был цикл производства бактерий.
При желании обеззараженный агар-агар можно было вторично использовать как питательную среду, но на третий раз он обычно терял свои питательные свойства.
Производство бактерий являлось крайне опасной работой, требовавшей физической силы, собранности и внимательности. Бывали случаи, когда сотрудник, поскользнувшись, падал и опрокидывал на себя сосуд с бактериями.
Даже при предельной осторожности рассеивавшиеся в воздухе во время технологического процесса живые бактерии могли попасть в рот. Поэтому во всех помещениях "фабрики" Карасавы лежали горки яблок. В перерывах между работой сотрудники то и дело откусывали и выплевывали кусочки яблок, чтобы вместе с ними вывести наружу живые бактерии, которые могли проникнуть в полость рта.
Многие сотрудники группы Карасавы, участвовавшие в процессе производства бактерий, гибли.
Опоясанная коридором, имеющим окна только с одной стороны здания, к тому же слабо освещенная электричеством "фабрика" даже в полдень тонула в полумраке, и среди ее работников ходила молва, что по ней "бродят привидения".
Выставка немой скорби
В отряде наряду с тюрьмой, где содержались "бревна", были еще "комнаты ужаса", вход в которые запрещался всем, кроме небольшого числа лиц. Это были: "выставочная комната" и секционный зал, или просто секционная (помещение для патологоанатомических вскрытий).
Секционная еще появится в нашем повествовании. Здесь же я расскажу о "выставочной комнате", которая находилась в здании, где размещалось хозяйственное управление (корпус 1), в левой части второго этажа.
Хозяйственное управление занималось не только кадрами, финансами и канцелярией. В его непосредственном подчинении находилась съемочная группа, фиксировавшая на 16-миллиметровой кинопленке и фотопленке многочисленные эксперименты над "бревнами". В его ведении была также группа печати, которая публиковала в виде докладов или отдельными изданиями научные данные и открытия, сделанные на основе этих экспериментов. Здесь в документах сосредоточивались все результаты опытов над живыми людьми, проводившихся в "отряде 731".
В отряде имелся огромный запас географических карт, собранных для ведения бактериологической войны. Это были не простые карты. На них подробно обозначались тактические объекты заражения бактериями: источники питьевой воды, реки, колодцы. Результаты досконального изучения военных сооружений вдоль советско-маньчжурской границы, на территории Советского Союза и Монголии подробно фиксировались на картах и обобщались в многочисленных докладах. Их составляла группа описания военных объектов, входившая в хозяйственное управление.
Хозяйственное управление, кроме того, поддерживало теснейшую связь с жандармерией и выполняло важные контрразведывательные функции, следя за тем, чтобы сведения о страшных делах отряда не просочились наружу.
В определенном смысле именно хозяйственное управление представляло собой центральную нервную систему и сердце "отряда 731".
Итак, "выставочная комната" хотя и называлась комнатой, по размерам равнялась площади трех отделов хозяйственного управления: общего, финансового и отдела кадров. Тому, кто, пройдя по коридору от хозяйственного управления, достигал "выставочной комнаты" и открывал в нее дверь, прежде всего ударял в нос резкий запах формалина, затем внезапное нервное потрясение заставляло человека зажмурить глаза.
"Тот, кто впервые входил в эту комнату, впадал в шоковое состояние, и даже видавшие виды люди, шатаясь, искали опоры",- вспоминает бывший служащий отряда.
На полках, расположенных в два или три ряда вдоль стен, стояли наполненные формалином стеклянные сосуды диаметром 45 и высотой 60 сантиметров. В формалиновом растворе находились человеческие головы. Отделенные от шеи, с открытыми или закрытыми глазами, с колышащимися волосами, они тихо покачивались в стеклянном сосуде.
Головы с раздробленным, как гранатовый плод, лицом.
Головы, разрубленные на две части от темени до уха.
Головы распиленные, с обнажившимся мозгом.
Головы с разложившимся лицом, на котором невозможно распознать ни глаз, ни носа, ни рта.
Головы с широко открытым ртом, с красными, синими, черными пятнами на коже.
Китайцы, монголы, русские...
Головы людей разных рас, мужчин и женщин, старых и молодых, смотрели из коричневатого формалинового раствора на вошедшего в комнату и обращались к нему с немым вопросом: "Почему мы здесь?"
В "выставочной комнате" были не только головы. Человеческие ноги, отрезанные по бедро, туловища без головы и конечностей, желудки и кишки, причудливо переплетенные в растворе, матки, некоторые с плодом. Короче говоря, это была выставка всех составных частей человеческого тела.
Бывший служащий отряда говорит: "Руководство отряда утверждало, что это были "препараты трупов, подобранных на поле сражения у Халхин-Гола", но этому никто не верил, потому что в результате вскрытий живых "бревен" появлялись все новые и новые экспонаты".
Были среди них и совершенно невероятные. Например, человеческая рука, отрезанная по локоть. Владельцем этой руки был служащий отряда. Раз в месяц он приходил в "выставочную комнату", останавливался перед своей рукой и долго глядел на нее.
Комната служила не только помещением для выставки, в ней также готовились публикации по разного рода научным исследованиям. Фигуры врачей, готовящих к изданию в окружении отрезанных человеческих голов результаты своих исследований, производили еще более ужасающее впечатление, чем сами головы.
Секционная еще появится в нашем повествовании. Здесь же я расскажу о "выставочной комнате", которая находилась в здании, где размещалось хозяйственное управление (корпус 1), в левой части второго этажа.
Хозяйственное управление занималось не только кадрами, финансами и канцелярией. В его непосредственном подчинении находилась съемочная группа, фиксировавшая на 16-миллиметровой кинопленке и фотопленке многочисленные эксперименты над "бревнами". В его ведении была также группа печати, которая публиковала в виде докладов или отдельными изданиями научные данные и открытия, сделанные на основе этих экспериментов. Здесь в документах сосредоточивались все результаты опытов над живыми людьми, проводившихся в "отряде 731".
В отряде имелся огромный запас географических карт, собранных для ведения бактериологической войны. Это были не простые карты. На них подробно обозначались тактические объекты заражения бактериями: источники питьевой воды, реки, колодцы. Результаты досконального изучения военных сооружений вдоль советско-маньчжурской границы, на территории Советского Союза и Монголии подробно фиксировались на картах и обобщались в многочисленных докладах. Их составляла группа описания военных объектов, входившая в хозяйственное управление.
Хозяйственное управление, кроме того, поддерживало теснейшую связь с жандармерией и выполняло важные контрразведывательные функции, следя за тем, чтобы сведения о страшных делах отряда не просочились наружу.
В определенном смысле именно хозяйственное управление представляло собой центральную нервную систему и сердце "отряда 731".
Итак, "выставочная комната" хотя и называлась комнатой, по размерам равнялась площади трех отделов хозяйственного управления: общего, финансового и отдела кадров. Тому, кто, пройдя по коридору от хозяйственного управления, достигал "выставочной комнаты" и открывал в нее дверь, прежде всего ударял в нос резкий запах формалина, затем внезапное нервное потрясение заставляло человека зажмурить глаза.
"Тот, кто впервые входил в эту комнату, впадал в шоковое состояние, и даже видавшие виды люди, шатаясь, искали опоры",- вспоминает бывший служащий отряда.
На полках, расположенных в два или три ряда вдоль стен, стояли наполненные формалином стеклянные сосуды диаметром 45 и высотой 60 сантиметров. В формалиновом растворе находились человеческие головы. Отделенные от шеи, с открытыми или закрытыми глазами, с колышащимися волосами, они тихо покачивались в стеклянном сосуде.
Головы с раздробленным, как гранатовый плод, лицом.
Головы, разрубленные на две части от темени до уха.
Головы распиленные, с обнажившимся мозгом.
Головы с разложившимся лицом, на котором невозможно распознать ни глаз, ни носа, ни рта.
Головы с широко открытым ртом, с красными, синими, черными пятнами на коже.
Китайцы, монголы, русские...
Головы людей разных рас, мужчин и женщин, старых и молодых, смотрели из коричневатого формалинового раствора на вошедшего в комнату и обращались к нему с немым вопросом: "Почему мы здесь?"
В "выставочной комнате" были не только головы. Человеческие ноги, отрезанные по бедро, туловища без головы и конечностей, желудки и кишки, причудливо переплетенные в растворе, матки, некоторые с плодом. Короче говоря, это была выставка всех составных частей человеческого тела.
Бывший служащий отряда говорит: "Руководство отряда утверждало, что это были "препараты трупов, подобранных на поле сражения у Халхин-Гола", но этому никто не верил, потому что в результате вскрытий живых "бревен" появлялись все новые и новые экспонаты".
Были среди них и совершенно невероятные. Например, человеческая рука, отрезанная по локоть. Владельцем этой руки был служащий отряда. Раз в месяц он приходил в "выставочную комнату", останавливался перед своей рукой и долго глядел на нее.
Комната служила не только помещением для выставки, в ней также готовились публикации по разного рода научным исследованиям. Фигуры врачей, готовящих к изданию в окружении отрезанных человеческих голов результаты своих исследований, производили еще более ужасающее впечатление, чем сами головы.
"Комната усопших" и печь для сжигания трупов
"Комната усопших" размещалась между общим и плановым отделами хозяйственного управления. В "комнате усопших" с алтарем в передней ее части мерцали лампады, на стенах висели многочисленные фотографии. Это были фотографии служащих отряда, погибших в ходе разработки бактериологического оружия, его испытания и применения. Все служащие отряда, проходя мимо этой комнаты, непременно склоняли головы.
Один из них говорит: "Об этом старались молчать, но известно, что многие служащие отряда гибли. На моей только памяти от чумы скончалось более 30 человек. Каждый раз, когда кто-то заражался и попадал в госпиталь, специальные команды подвергали многократной дезинфекции все помещения отряда и делали прививки служащим и членам их семей".
Сколько служащих отряда пали жертвами проводимых в нем исследований точно сказать невозможно, поскольку никаких публикаций по этому поводу не было. Но и другой бывший служащий отряда свидетельствует, что погибало "не менее 30 человек в год". Многие служащие своими глазами видели отгороженную веревкой часть жилых помещений отряда, куда вход был запрещен, поскольку проживавшие здесь люди погибли от бактериального заражения.
В отряде работали многие члены семей военнослужащих и вольнонаемных. По штату в отряде должно было быть 3 тысячи человек, но постоянно не хватало 500-600. Довольно много было женщин-вольнонаемных, начиная с медсестер отрядного госпиталя, но вход в блок "ро" им был запрещен.
Всех служащих отряда и членов их семей обязывали дать расписку такого содержания: "В случае моей смерти, независимо от ее причин, даю согласие на вскрытие моего тела".
Число погибших служащих отряда и членов их семей было довольно велико, и даже возник план строительства храма в память о них.
Совершенно по-иному относились к "бревнам". Среди показаний есть и такие: "Схваченная беременной женщина родила в тюрьме. Только небольшое число связанных с тюрьмой служащих знали, что она каждый день со слезами на глазах умоляла тюремщиков подвергнуть ее любым экспериментам, но сохранить жизнь ребенку. Однако в отряде не отступали от своих правил: "подопытная мать" могла родить только "подопытного ребенка". Поэтому его могли содержать только некоторое время. Конечно, и мать и ребенок были умерщвлены".
Для умерших служащих отряда предназначалась "комната усопших" женщина-"бревно" и ее ребенок имели право только на карточку с номером и печь для сжигания трупов.
Один из них говорит: "Об этом старались молчать, но известно, что многие служащие отряда гибли. На моей только памяти от чумы скончалось более 30 человек. Каждый раз, когда кто-то заражался и попадал в госпиталь, специальные команды подвергали многократной дезинфекции все помещения отряда и делали прививки служащим и членам их семей".
Сколько служащих отряда пали жертвами проводимых в нем исследований точно сказать невозможно, поскольку никаких публикаций по этому поводу не было. Но и другой бывший служащий отряда свидетельствует, что погибало "не менее 30 человек в год". Многие служащие своими глазами видели отгороженную веревкой часть жилых помещений отряда, куда вход был запрещен, поскольку проживавшие здесь люди погибли от бактериального заражения.
В отряде работали многие члены семей военнослужащих и вольнонаемных. По штату в отряде должно было быть 3 тысячи человек, но постоянно не хватало 500-600. Довольно много было женщин-вольнонаемных, начиная с медсестер отрядного госпиталя, но вход в блок "ро" им был запрещен.
Всех служащих отряда и членов их семей обязывали дать расписку такого содержания: "В случае моей смерти, независимо от ее причин, даю согласие на вскрытие моего тела".
Число погибших служащих отряда и членов их семей было довольно велико, и даже возник план строительства храма в память о них.
Совершенно по-иному относились к "бревнам". Среди показаний есть и такие: "Схваченная беременной женщина родила в тюрьме. Только небольшое число связанных с тюрьмой служащих знали, что она каждый день со слезами на глазах умоляла тюремщиков подвергнуть ее любым экспериментам, но сохранить жизнь ребенку. Однако в отряде не отступали от своих правил: "подопытная мать" могла родить только "подопытного ребенка". Поэтому его могли содержать только некоторое время. Конечно, и мать и ребенок были умерщвлены".
Для умерших служащих отряда предназначалась "комната усопших" женщина-"бревно" и ее ребенок имели право только на карточку с номером и печь для сжигания трупов.
"Особая отправка"
"В оккупированной Маньчжурии мы не испытывали недостатка в людях, предназначенных для экспериментов. Ежегодно в порядке "особой отправки" в отряд поступало приблизительно 600 человек",- показал на Хабаровском судебном процессе генерал-майор Кавасима. В разряд "бревен" попадали русские, китайцы, корейцы, арестованные за сопротивление Японии и приговоренные к смертной казни. "Их все равно ожидала смерть" - таково было основание для использования их в качестве подопытного материала.
Большинство японцев слепо верили пропаганде о том, что в Маньчжурии на основе принципов "вандао" (заимствованное из конфуцианства понятие "справедливое правление") создается идеальное государство пяти наций: монголов, маньчжуров, китайцев, корейцев и японцев. Этим же обосновывала свои действия и японская военщина. Но какие бы оправдания она себе ни подыскивала, для китайцев японская армия, вторгшаяся в их страну и силой оружия пытавшаяся подчинить себе народ, была не чем иным, как армией агрессора. Сопротивляться вооруженному вторжению иноземцев естественно для любого народа и государства. В том, что "бревнами" считали боровшихся партизан, китайских рабочих, крестьян, учащихся, горевших любовью к родине и стремлением к национальной независимости,- никакой логики нет.
Но в те времена в японском народе чувство справедливости, желание смотреть правде в глаза были совершенно подавлены. А тех японцев, которые осмеливались сказать об этом, немедленно объявляли антинародными элементами и врагами государства.
Бывший служащий отряда говорит: "Мы не сомневались, что, ведем эту войну для того, чтобы бедная Япония стала богатой, чтобы способствовать миру в Азии... Мы считали, что "бревна" не люди, что они даже ниже скотов. Среди работавших в отряде ученых и исследователей не было никого, кто хотя бы сколько-нибудь сочувствовал "бревнам". Все: и военнослужащие, и вольнонаемные отряда - считали, что истребление "бревен" - дело совершенно естественное".
Однако в отряде было много узников, не имевших никакого отношения к борьбе против Японии. Харбин - город, построенный русскими, и потому большинство его населения было настроено антияпонски и дружески по отношению к Советскому Союзу. Сотрудники харбинской жандармерии и спецслужб Квантунской армии, являвшиеся выпускниками шпионской школы "Рёкуин-гакуин" ("Училище в тени зелени"), арестовывали без каких-либо на то оснований всех, кого считали "антияпонскими элементами", и подвергали их "особой отправке".
Как свидетельствуют бывшие служащие отряда, были случаи, когда жандармерия на месте арестовывала и отправляла в "отряд 731" в качестве "бревен" жен и детей, которые, беспокоясь о судьбе своих арестованных мужей и отцов, приходили узнать о них в полицию, лагерь "Хогоин" или приносили им передачи.
Все "бревна"-женщины становились материалом для экспериментов по заражению венерическими болезнями и разработке методов их лечения. В отряде этим занимались несколько военных и вольнонаемных врачей. Кстати, после окончания войны они открыли в Японии частный родильный дом в районе Токай.
Большинство японцев слепо верили пропаганде о том, что в Маньчжурии на основе принципов "вандао" (заимствованное из конфуцианства понятие "справедливое правление") создается идеальное государство пяти наций: монголов, маньчжуров, китайцев, корейцев и японцев. Этим же обосновывала свои действия и японская военщина. Но какие бы оправдания она себе ни подыскивала, для китайцев японская армия, вторгшаяся в их страну и силой оружия пытавшаяся подчинить себе народ, была не чем иным, как армией агрессора. Сопротивляться вооруженному вторжению иноземцев естественно для любого народа и государства. В том, что "бревнами" считали боровшихся партизан, китайских рабочих, крестьян, учащихся, горевших любовью к родине и стремлением к национальной независимости,- никакой логики нет.
Но в те времена в японском народе чувство справедливости, желание смотреть правде в глаза были совершенно подавлены. А тех японцев, которые осмеливались сказать об этом, немедленно объявляли антинародными элементами и врагами государства.
Бывший служащий отряда говорит: "Мы не сомневались, что, ведем эту войну для того, чтобы бедная Япония стала богатой, чтобы способствовать миру в Азии... Мы считали, что "бревна" не люди, что они даже ниже скотов. Среди работавших в отряде ученых и исследователей не было никого, кто хотя бы сколько-нибудь сочувствовал "бревнам". Все: и военнослужащие, и вольнонаемные отряда - считали, что истребление "бревен" - дело совершенно естественное".
Однако в отряде было много узников, не имевших никакого отношения к борьбе против Японии. Харбин - город, построенный русскими, и потому большинство его населения было настроено антияпонски и дружески по отношению к Советскому Союзу. Сотрудники харбинской жандармерии и спецслужб Квантунской армии, являвшиеся выпускниками шпионской школы "Рёкуин-гакуин" ("Училище в тени зелени"), арестовывали без каких-либо на то оснований всех, кого считали "антияпонскими элементами", и подвергали их "особой отправке".
Как свидетельствуют бывшие служащие отряда, были случаи, когда жандармерия на месте арестовывала и отправляла в "отряд 731" в качестве "бревен" жен и детей, которые, беспокоясь о судьбе своих арестованных мужей и отцов, приходили узнать о них в полицию, лагерь "Хогоин" или приносили им передачи.
Все "бревна"-женщины становились материалом для экспериментов по заражению венерическими болезнями и разработке методов их лечения. В отряде этим занимались несколько военных и вольнонаемных врачей. Кстати, после окончания войны они открыли в Японии частный родильный дом в районе Токай.
Отступление от повествования. Специальное послание автора
Во время работы над книгой я получал большое количество писем. От многих бывших служащих отряда и сейчас поступают новые сведения. В последнее время моя жизнь волей-неволей переплелась с чужим прошлым.
Выявлять лицо автора в такого рода повествовании довольно нескромно. Красноречивые факты заслоняют его и сами вызывают живые отклики читателей. Однако в этом послании мне все же хочется ответить на критические замечания в мой адрес.
Прежде всего я хочу ответить на вопросы о подлиннике "Краткой схемы Главной базы Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии - "Маньчжурского отряда 731"".
Как уже упоминалось, краткая схема публикуется впервые. До сего времени единственным материалом по этой теме была схема, предложенная Хироси Акиямой в его книге "Особый отряд 731" (на русском языке книга вышла в 1958 году в Москве в Издательстве иностранной литературы). Эта схема, составленная благодаря усилиям памяти и частично воображения, в течение 36 послевоенных лет повторялась в разных изданиях, и поэтому по сей день думают, что она правильна. Это и понятно, ведь бывшие служащие отряда хранят все в тайне.
Совершенно секретная краткая схема, которую удалось сохранить бывшим служащим отряда, конечно, не может дать исчерпывающего представления о структуре отряда. Однако все предпринятые мной проверки показали, что она довольно точна.
После длительных уговоров было получено наконец согласие на опубликование ее копии. Подлинник, к сожалению, не может быть опубликован: на нем сохранились пометы составителя схемы и следы работы с ней.
Бывшие служащие отряда и по сей день намерены молчать. В конце войны они дали друг другу клятву: "Тайну отряда унесем с собой в могилу". Трудно представить себе, какие беды свалились бы на голову тех, кто предоставил схему, если бы был опубликован ее подлинник, и поэтому я вынужден дать отрицательный ответ всем, кто добивается этого.
По поводу опубликованных в этой книге имен руководителей оперативных исследовательских групп меня спрашивают, почему я не даю их полностью.
Имена руководителей даны в сокращенном виде по двум причинам. Первая та, что группы возглавляли ученые и исследователи, составлявшие цвет японской медицины. Некоторые из них уже умерли, но многие и в настоящее время активно работают в науке и пользуются авторитетом в научных кругах Японии. Указание их полных имен повлекло бы за собой значительные социальные последствия. Моя задача - ликвидировать белое пятно в истории и правдиво рассказать о "Маньчжурском отряде 731", а не привлечь кого-то персонально к ответственности за тот или иной "опыт".
Вторая причина связана с первой. Деятельность служащих отряда не является чем-то специфичным, что не имеет отношения к Японии тех лет. Вслед за японской армией, совершившей агрессию против Северо-Восточного Китая, "осваивать" Маньчжурию отправились японские крестьяне, торговцы, ученые, рабочие, журналисты, писатели. Это было общее поветрие того времени, когда все верили, что Маньчжурия жизненно необходима Японии и нет ничего плохого в том, чтобы отнять у китайцев земли и разграбить их имущество.
Политические партии и отдельные лица, выступавшие с критикой подобных взглядов, обвинялись в нарушении "Закона об охране общественного порядка" (этот закон, известный также под названием "Закон об опасных мыслях", принят японским парламентом в марте 1925 года; он был направлен против демократического движения в Японии и урезывал права трудящихся на легальную политическую деятельность), объявлялись государственными преступниками, подвергались жесточайшим репрессиям со стороны властей, заключались в тюрьмы, гибли под пытками.
Многие ученые и исследователи, работавшие в отряде, "набив руку" на опытах, проводимых над сотнями живых людей, достигли высокого положения в медицинском ученом мире в послевоенное время.
Мне задали и такой вопрос: нет ли ошибки в названии "группа Танабэ" и не является ли она в действительности "группой Табэи"? Это не ошибка, в "отряде 731" были они оба: подполковник Танабэ, занимавшийся исследованием тифа, и Табэи, находившийся одно время на посту начальника 1-го отдела. Если бы я дал их полные имена, все недоразумения прояснились бы, но по указанным причинам я не хотел бы этого делать...
Итак, попытавшись ответить в настоящем послании тем, кто писал мне по поводу этой книги, я продолжаю свое повествование.
Выявлять лицо автора в такого рода повествовании довольно нескромно. Красноречивые факты заслоняют его и сами вызывают живые отклики читателей. Однако в этом послании мне все же хочется ответить на критические замечания в мой адрес.
Прежде всего я хочу ответить на вопросы о подлиннике "Краткой схемы Главной базы Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии - "Маньчжурского отряда 731"".
Как уже упоминалось, краткая схема публикуется впервые. До сего времени единственным материалом по этой теме была схема, предложенная Хироси Акиямой в его книге "Особый отряд 731" (на русском языке книга вышла в 1958 году в Москве в Издательстве иностранной литературы). Эта схема, составленная благодаря усилиям памяти и частично воображения, в течение 36 послевоенных лет повторялась в разных изданиях, и поэтому по сей день думают, что она правильна. Это и понятно, ведь бывшие служащие отряда хранят все в тайне.
Совершенно секретная краткая схема, которую удалось сохранить бывшим служащим отряда, конечно, не может дать исчерпывающего представления о структуре отряда. Однако все предпринятые мной проверки показали, что она довольно точна.
После длительных уговоров было получено наконец согласие на опубликование ее копии. Подлинник, к сожалению, не может быть опубликован: на нем сохранились пометы составителя схемы и следы работы с ней.
Бывшие служащие отряда и по сей день намерены молчать. В конце войны они дали друг другу клятву: "Тайну отряда унесем с собой в могилу". Трудно представить себе, какие беды свалились бы на голову тех, кто предоставил схему, если бы был опубликован ее подлинник, и поэтому я вынужден дать отрицательный ответ всем, кто добивается этого.
По поводу опубликованных в этой книге имен руководителей оперативных исследовательских групп меня спрашивают, почему я не даю их полностью.
Имена руководителей даны в сокращенном виде по двум причинам. Первая та, что группы возглавляли ученые и исследователи, составлявшие цвет японской медицины. Некоторые из них уже умерли, но многие и в настоящее время активно работают в науке и пользуются авторитетом в научных кругах Японии. Указание их полных имен повлекло бы за собой значительные социальные последствия. Моя задача - ликвидировать белое пятно в истории и правдиво рассказать о "Маньчжурском отряде 731", а не привлечь кого-то персонально к ответственности за тот или иной "опыт".
Вторая причина связана с первой. Деятельность служащих отряда не является чем-то специфичным, что не имеет отношения к Японии тех лет. Вслед за японской армией, совершившей агрессию против Северо-Восточного Китая, "осваивать" Маньчжурию отправились японские крестьяне, торговцы, ученые, рабочие, журналисты, писатели. Это было общее поветрие того времени, когда все верили, что Маньчжурия жизненно необходима Японии и нет ничего плохого в том, чтобы отнять у китайцев земли и разграбить их имущество.
Политические партии и отдельные лица, выступавшие с критикой подобных взглядов, обвинялись в нарушении "Закона об охране общественного порядка" (этот закон, известный также под названием "Закон об опасных мыслях", принят японским парламентом в марте 1925 года; он был направлен против демократического движения в Японии и урезывал права трудящихся на легальную политическую деятельность), объявлялись государственными преступниками, подвергались жесточайшим репрессиям со стороны властей, заключались в тюрьмы, гибли под пытками.
Многие ученые и исследователи, работавшие в отряде, "набив руку" на опытах, проводимых над сотнями живых людей, достигли высокого положения в медицинском ученом мире в послевоенное время.
Мне задали и такой вопрос: нет ли ошибки в названии "группа Танабэ" и не является ли она в действительности "группой Табэи"? Это не ошибка, в "отряде 731" были они оба: подполковник Танабэ, занимавшийся исследованием тифа, и Табэи, находившийся одно время на посту начальника 1-го отдела. Если бы я дал их полные имена, все недоразумения прояснились бы, но по указанным причинам я не хотел бы этого делать...
Итак, попытавшись ответить в настоящем послании тем, кто писал мне по поводу этой книги, я продолжаю свое повествование.
Глава II. Беспредельная жестокость. Вечный сон бесчисленных жертв
Назначение "бревен"
В "отряде 731" велись специальные крупномасштабные исследования в области патогенеза (группа Окамото и Исикавы), фармакологии (группа Кусами), изучался также процесс обморожения (группа Иосимуры).
Как велись эти исследования?
Одним из направлений, например, в фармакологии было изучение действия различных ядов на человеческий организм и поиск противоядий.
В то время, как, впрочем, и теперь, в медицине единственным материалом для опытов по изучению сильнодействующих ядов были растения или в крайнем случае мелкие животные. Но в "отряде 731" для этой цели использовались "бревна" - русские, китайцы, схваченные за сопротивление Японии. Это была их смертная казнь.
Японские читатели, вероятно, помнят, что произошло 26 января 1948 года в токийском районе Тосима в первом квартале Нагасаки, в помещении отделения Имперского банка. Мужчина, назвавшийся сотрудником некой организации по борьбе с эпидемиями, под видом лекарственного средства заставил принять яд шестнадцать человек - сотрудников банка. Двенадцать из них умерли сразу же. Банк был ограблен: похищены 164 тысячи иен наличными и чеки на сумму 17 тысяч иен. Это массовое убийство с ограблением получило название "происшествие в Имперском банке". Оставшиеся в живых свидетели так описали приметы преступника: "Лет 45-46, худощавый, рост около 160 сантиметров, стриженный наголо, руки несколько грубоватые для врача".
Это преступление имеет несколько характерных особенностей.
Во-первых, примененный яд был соединением цианистоводородной кислоты (но не цианистым калием). Пипетка для точной дозировки жидких сильнодействующих средств, которой пользовался преступник, и саквояж для медикаментов были необычными и именно такими, какими пользовались тогда в некоторых научно-исследовательских подразделениях японской армии.
Во-вторых, действия этого человека во время совершения преступления свидетельствовали о его богатом опыте обращения с соединениями синильной кислоты и их противоядиями.
В-третьих, есть все основания считать, что преступник обладал исключительным навыком введения лекарственных средств внутрь. Многие специалисты отметили, что все это, включая и орудия совершения преступления, указывает на прямую связь преступника с "Маньчжурским отрядом 731".
Бывшие сотрудники отряда, с которыми мне довелось встретиться, единодушно свидетельствовали, что после того случая к ним приходил следователь, их вызывали в полицию, показывали выполненный фотороботом портрет преступника, настойчиво расспрашивали, не знают ли они этого мужчину. Некоторые из них довольно долго пробыли под арестом.
Был ли Садатоси Хирасава, томящийся уже 33 года в тюрьме, подлинным виновником преступления в Имперском банке или нет - сказать трудно. Я не располагаю для этого достаточным материалом, да и не ставлю себе целью узнать правду.
Я только хочу обратить внимание читателей на тот факт, что следственные органы сочли необходимым подробно расспросить именно бывших служащих отряда о яде и пипетке, о действиях преступника, его возрасте и приметах.
Во время допроса одного их них следователь, взглянув на него, воскликнул: "Ого! Как похож на преступника из Имперского банка! Просто одно лицо!"
Даже и теперь бывшие служащие отряда, когда собираются вместе, говорят: "Преступление в Имперском банке совершил не Хирасава. И яд, который использовал преступник, и то, как он это сделал,- все указывает на сотрудника "отряда 731"". (В послевоенное время бывшие служащие отряда устраивали тайные собрания, на которых в качестве приглашенного присутствовал и начальник отряда генерал-лейтенант Сиро Исии. Но об этом я расскажу позже).
У следственных органов были веские основания подвергнуть тщательному опросу и проверке бывших служащих "отряда 731", и прежде всего тех, кто был связан с группой фармакологических исследований.
В отряде усиленно занимались производством смертельных для человека соединений синильной кислоты и поиском противоядий к ним. А эффективность изготовленного яда, минимальную смертельную дозу и способы насильственного приема внутрь испытывали на "бревнах".
Как велись эти исследования?
Одним из направлений, например, в фармакологии было изучение действия различных ядов на человеческий организм и поиск противоядий.
В то время, как, впрочем, и теперь, в медицине единственным материалом для опытов по изучению сильнодействующих ядов были растения или в крайнем случае мелкие животные. Но в "отряде 731" для этой цели использовались "бревна" - русские, китайцы, схваченные за сопротивление Японии. Это была их смертная казнь.
Японские читатели, вероятно, помнят, что произошло 26 января 1948 года в токийском районе Тосима в первом квартале Нагасаки, в помещении отделения Имперского банка. Мужчина, назвавшийся сотрудником некой организации по борьбе с эпидемиями, под видом лекарственного средства заставил принять яд шестнадцать человек - сотрудников банка. Двенадцать из них умерли сразу же. Банк был ограблен: похищены 164 тысячи иен наличными и чеки на сумму 17 тысяч иен. Это массовое убийство с ограблением получило название "происшествие в Имперском банке". Оставшиеся в живых свидетели так описали приметы преступника: "Лет 45-46, худощавый, рост около 160 сантиметров, стриженный наголо, руки несколько грубоватые для врача".
Это преступление имеет несколько характерных особенностей.
Во-первых, примененный яд был соединением цианистоводородной кислоты (но не цианистым калием). Пипетка для точной дозировки жидких сильнодействующих средств, которой пользовался преступник, и саквояж для медикаментов были необычными и именно такими, какими пользовались тогда в некоторых научно-исследовательских подразделениях японской армии.
Во-вторых, действия этого человека во время совершения преступления свидетельствовали о его богатом опыте обращения с соединениями синильной кислоты и их противоядиями.
В-третьих, есть все основания считать, что преступник обладал исключительным навыком введения лекарственных средств внутрь. Многие специалисты отметили, что все это, включая и орудия совершения преступления, указывает на прямую связь преступника с "Маньчжурским отрядом 731".
Бывшие сотрудники отряда, с которыми мне довелось встретиться, единодушно свидетельствовали, что после того случая к ним приходил следователь, их вызывали в полицию, показывали выполненный фотороботом портрет преступника, настойчиво расспрашивали, не знают ли они этого мужчину. Некоторые из них довольно долго пробыли под арестом.
Был ли Садатоси Хирасава, томящийся уже 33 года в тюрьме, подлинным виновником преступления в Имперском банке или нет - сказать трудно. Я не располагаю для этого достаточным материалом, да и не ставлю себе целью узнать правду.
Я только хочу обратить внимание читателей на тот факт, что следственные органы сочли необходимым подробно расспросить именно бывших служащих отряда о яде и пипетке, о действиях преступника, его возрасте и приметах.
Во время допроса одного их них следователь, взглянув на него, воскликнул: "Ого! Как похож на преступника из Имперского банка! Просто одно лицо!"
Даже и теперь бывшие служащие отряда, когда собираются вместе, говорят: "Преступление в Имперском банке совершил не Хирасава. И яд, который использовал преступник, и то, как он это сделал,- все указывает на сотрудника "отряда 731"". (В послевоенное время бывшие служащие отряда устраивали тайные собрания, на которых в качестве приглашенного присутствовал и начальник отряда генерал-лейтенант Сиро Исии. Но об этом я расскажу позже).
У следственных органов были веские основания подвергнуть тщательному опросу и проверке бывших служащих "отряда 731", и прежде всего тех, кто был связан с группой фармакологических исследований.
В отряде усиленно занимались производством смертельных для человека соединений синильной кислоты и поиском противоядий к ним. А эффективность изготовленного яда, минимальную смертельную дозу и способы насильственного приема внутрь испытывали на "бревнах".
Приказ солдату-рисовальщику
Хочу рассказать об одном случае, свидетельствующем о жестокости экспериментов с "бревнами".
В отряде работал один сотрудник - специалист по японской живописи. Он был уроженцем города Канадзавы префектуры Исикава, имел профессию рисовальщика и в мирное время занимался росписью шелка, из которого в Японии шьют национальную женскую одежду - кимоно.
Во время войны, когда был провозглашён лозунг "Роскошь - наш враг!", многие женщины из высших слоев общества демонстративно обрезали ножницами пышные рукава своей национальной одежды. Газеты много писали об этом. Заказы на набивной шелк для кимоно резко сократились. Художники оставались без дела и искали себе другую работу.
Тот, о ком идет речь, решил применить свой талант в армии. Он выдержал экзамен, был зачислен в штат вольнонаемным и направлен в "Маньчжурский отряд 731".
Приехал он туда в январе 1942 года. По прибытии явился в хозяйственное управление, где ему был задан вопрос: "Карты рисовать сможешь?"
Все многочисленные карты и планы зданий, изготовлявшиеся в отряде, были выполнены пером. А мастер по росписи шелка никогда не держал в руках пера. Его искусство заключалось в том, чтобы, пользуясь несколькими тонкими кисточками, выписывать им самим же придуманные узоры.
Поэтому он ответил: "Пером и рейсфедером я никогда не работал, но тонкой кисточкой, пожалуй, смогу сделать и карту".
Инспектор по кадрам заинтересовался и велел ему попробовать. Художнику дали плотную бумагу, развернули перед ним карту и сказали, что нужно сделать точно такую же.
Мастер принялся усердно работать кисточкой. Детали рельефа, реки, дороги, деревушки, разбросанные среди полей и холмов,- скопировать все это было, конечно, нелегко. Но для опытного рисовальщика, привыкшего выписывать тончайшие узоры на шелке, эта работа труда не составила.
Художник работал быстро. На бумагу ложились уверенные линии рельефа и четкие ряды иероглифов. Копия карты была готова через три с небольшим часа.
В отряде были специалисты по составлению карт. В военно-топографической группе отряда был даже ветеран этого дела - некий техник Т.
Копия карты, сделанная художником, легла на стол техника Т. Увидев карту, выполненную одной только тонкой кистью без применения каких-либо специальных картографических инструментов, он прищелкнул языком от удивления. "Вот это да-а! Такую карту я вижу впервые. Отличная работа!"
Слух о том, что в отряде появился художник, мастерски владеющий кистью, вскоре дошел до руководства.
Через некоторое время, когда художник привык к внутреннему распорядку отряда, он получил приказ руководства "явиться в группу Иосимуры, имея при себе кисти, краски и другой необходимый материал".
В группе Иосимуры были сосредоточены исследования по обморожению. Эксперименты проводились главным образом зимой, с ноября по март.
Зима в Харбине суровая. Ночью температура нередко бывает ниже 40 градусов. Заключенных доставляли поздно вечером, с 11 до 12 часов, в специально оборудованную комнату, где их ноги и руки погружали в бочки с ледяной водой, чтобы искусственно вызвать переохлаждение. Затем людей с оголенными мокрыми конечностями выводили на открытый воздух и держали там при минусовой температуре до тех пор, пока не наступало обморожение. Убедившись, что обморожение произошло, экспериментаторы возвращали подопытных в помещение. На этот раз для "лечения".
В тот период среди солдат Квантунской армии было довольно много случаев обморожения. В отряде хотели как можно скорее собрать данные о процессе обморожения, методах его лечения, а также о том, как протекает бактериальное заражение в условиях сильных морозов.
Художника вызвали на задание днем. Через несколько часов он, весь посиневший и крайне уставший, возвратился к себе со стопкой рисунков в руках. Сев за стол, он развернул на нем свои рисунки.
На бумаге было изображено нечто такое, что заставило бы каждого, кто взглянул на рисунки, в ужасе отвернуться.
В отряде работал один сотрудник - специалист по японской живописи. Он был уроженцем города Канадзавы префектуры Исикава, имел профессию рисовальщика и в мирное время занимался росписью шелка, из которого в Японии шьют национальную женскую одежду - кимоно.
Во время войны, когда был провозглашён лозунг "Роскошь - наш враг!", многие женщины из высших слоев общества демонстративно обрезали ножницами пышные рукава своей национальной одежды. Газеты много писали об этом. Заказы на набивной шелк для кимоно резко сократились. Художники оставались без дела и искали себе другую работу.
Тот, о ком идет речь, решил применить свой талант в армии. Он выдержал экзамен, был зачислен в штат вольнонаемным и направлен в "Маньчжурский отряд 731".
Приехал он туда в январе 1942 года. По прибытии явился в хозяйственное управление, где ему был задан вопрос: "Карты рисовать сможешь?"
Все многочисленные карты и планы зданий, изготовлявшиеся в отряде, были выполнены пером. А мастер по росписи шелка никогда не держал в руках пера. Его искусство заключалось в том, чтобы, пользуясь несколькими тонкими кисточками, выписывать им самим же придуманные узоры.
Поэтому он ответил: "Пером и рейсфедером я никогда не работал, но тонкой кисточкой, пожалуй, смогу сделать и карту".
Инспектор по кадрам заинтересовался и велел ему попробовать. Художнику дали плотную бумагу, развернули перед ним карту и сказали, что нужно сделать точно такую же.
Мастер принялся усердно работать кисточкой. Детали рельефа, реки, дороги, деревушки, разбросанные среди полей и холмов,- скопировать все это было, конечно, нелегко. Но для опытного рисовальщика, привыкшего выписывать тончайшие узоры на шелке, эта работа труда не составила.
Художник работал быстро. На бумагу ложились уверенные линии рельефа и четкие ряды иероглифов. Копия карты была готова через три с небольшим часа.
В отряде были специалисты по составлению карт. В военно-топографической группе отряда был даже ветеран этого дела - некий техник Т.
Копия карты, сделанная художником, легла на стол техника Т. Увидев карту, выполненную одной только тонкой кистью без применения каких-либо специальных картографических инструментов, он прищелкнул языком от удивления. "Вот это да-а! Такую карту я вижу впервые. Отличная работа!"
Слух о том, что в отряде появился художник, мастерски владеющий кистью, вскоре дошел до руководства.
Через некоторое время, когда художник привык к внутреннему распорядку отряда, он получил приказ руководства "явиться в группу Иосимуры, имея при себе кисти, краски и другой необходимый материал".
В группе Иосимуры были сосредоточены исследования по обморожению. Эксперименты проводились главным образом зимой, с ноября по март.
Зима в Харбине суровая. Ночью температура нередко бывает ниже 40 градусов. Заключенных доставляли поздно вечером, с 11 до 12 часов, в специально оборудованную комнату, где их ноги и руки погружали в бочки с ледяной водой, чтобы искусственно вызвать переохлаждение. Затем людей с оголенными мокрыми конечностями выводили на открытый воздух и держали там при минусовой температуре до тех пор, пока не наступало обморожение. Убедившись, что обморожение произошло, экспериментаторы возвращали подопытных в помещение. На этот раз для "лечения".
В тот период среди солдат Квантунской армии было довольно много случаев обморожения. В отряде хотели как можно скорее собрать данные о процессе обморожения, методах его лечения, а также о том, как протекает бактериальное заражение в условиях сильных морозов.
Художника вызвали на задание днем. Через несколько часов он, весь посиневший и крайне уставший, возвратился к себе со стопкой рисунков в руках. Сев за стол, он развернул на нем свои рисунки.
На бумаге было изображено нечто такое, что заставило бы каждого, кто взглянул на рисунки, в ужасе отвернуться.
Живопись человекоотступников
Это были, скорее, эскизы, наброски, сделанные сначала легкими штрихами японской туши, а затем раскрашенные. Все они изображали обмороженные конечности "бревен".
Если смоченные холодной водой конечности держать на открытом воздухе при сильном морозе, доходящем порой до минус 40 град. С, то процесс обморожения будет развиваться буквально на глазах. Кожа подопытных сначала белела, потом становилась красного, потом фиолетового цвета и покрывалась волдырями. После этого она делалась багрово-черной и наконец, когда наступало полное обморожение, чернела. Кожа и мускулы затвердевали, происходил паралич конечностей.
Если смоченные холодной водой конечности держать на открытом воздухе при сильном морозе, доходящем порой до минус 40 град. С, то процесс обморожения будет развиваться буквально на глазах. Кожа подопытных сначала белела, потом становилась красного, потом фиолетового цвета и покрывалась волдырями. После этого она делалась багрово-черной и наконец, когда наступало полное обморожение, чернела. Кожа и мускулы затвердевали, происходил паралич конечностей.