Сэйл Шарон. Единственный шанс

   Пальцы ее нежно обхватили его закаменевшую от напряжения плоть. Она чуть подвинулась, устраиваясь поудобнее под ним и раздвигая ноги. Потом выгнулась, предлагая себя так, что отказаться было невозможно.
   Ченс вошел в нее… И замер. На какую-то долю секунды ему показалось, что он встретил некоторое сопротивление. Промелькнувшая на ее лице гримаса боли однозначно убедила Ченса в том, что ему ничего не показалось.
   — Что такое?…
   Но было уже не до ответов. Дженни сама начала двигаться под ним, и он забыл обо всем, кроме ее влажной горячей плоти и рук, обхвативших его за плечи. Обо всем, кроме ее жадных губ и ног, обвивших его. И затем Ченс… и кровать… и весь мир… слетел со своей оси.
   Дженни ощутила приближение чего-то невероятного, о чем не имела ни малейшего представления. Это чувство поднималось откуда-то из глубины души и нарастало по мере того, как центр ощущения перемещался все ниже и ниже.
   Все ее мысли сосредоточились на одном — горячем, твердом, как железо, члене Ченса, который равномерно двигался внутри ее, вызывая все нарастающую сладкую боль.
   Это началось так внезапно, что она даже не успела приготовиться. Дженни почувствовала, что падает. Сначала она полетела вверх, потом — вниз, потом провалилась во мрак, который показался ей мгновенной смертью, причиной которой стал Ченс Маккол. Она закричала, одним долгим воплем выкрикнув его имя, после чего падение стало замедляться и она снова ощутила себя в крепких, надежных, сильных, любящих руках.
 
   Наконец Ченс немного успокоился. С того момента как они оказались в объятиях друг друга, прошло чуть больше часа. За это время они не обменялись ни словом.
   Дженни понимала, что пора признаваться. Почувствовала, как он едва не остановился, ощутив, что она девственница. Но потом мысли ушли в сторону, освободив место неистовой страсти, охватившей обоих. Теперь же — другое дело.
   Она искоса посмотрела на него. Сердце замерло. Он лежал, уставившись в потолок, с выражением полного недоумения на лице.
   — Ченс!
   — Как ты собираешься все это объяснить, Дженни?
   — Ты должен понять…
   — Больше всего меня убивает, — прервал ее Ченс, — что ты солгала мне, пользуясь моими провалами памяти. — Приподнявшись на локте, он пристально поглядел ей в глаза.
   Дженни высвободилась из-под него, спрыгнула с кровати и с оскорбленным видом ткнула в него пальцем.
   — Солгала? Между нами нет ни капли лжи, Ченс!
   Ты — первый и единственный мужчина, который показал мне, что такое страсть. Ты — первый, кто показал мне, что значит такая любовь. Но к моему глубокому сожалению, это был односторонний процесс. Ты дал мне возможность получить, но не захотел, чтобы я дала. Я ненавидела тебя за то, что ты оставил меня переживать это чувство в одиночестве, когда я хотела разделить его с тобой! Я хотела отдать тебе то, что у меня есть! — Пряди темных волос упали на лицо, скрывая выступившие слезы.
   — Но почему, Дженни? — в явном замешательстве проговорил Ченс. — Почему я так поступил?
   — Не знаю, — ответила она, закрыв лицо руками.
   Ченс притянул ее обратно к себе и обнял.
   — Извини меня, детка, — прошептал он. — На самом деле не имеет никакого значения, первый раз мы с тобой или двадцать первый… Я уверен только в одном — это не последний. С тех пор как уехал с ранчо, я постоянно о тебе думал; ты снилась мне по ночам. А теперь тебе пора начать беспокоиться, моя леди. — Он нежно отвел ей за ушко свисающий локон.
   — О чем это? — фыркнула Дженни, обвивая его руками. — О чем мне пора начать беспокоиться?
   — Я вполне серьезно рассматриваю вероятность того, что мы никогда не вылезем с тобой из постели, — усмехнулся он. И прежде чем до нее дошел смысл сказанного, Ченс приподнял ее и уложил рядом. Она только открыла рот, но он одним неуловимым плавным движением уже перевернул ее на себя. Из этих крепких объятий нечего и пытаться вырваться. Так же, как и отказать его просьбе. Чуть-чуть уступая, он позволил ей лишь немного подвинуться, чтобы устроиться поудобнее. А дальше уже была не игра. Было то, чего он боялся. И то, чего он больше всего хотел.
   Некоторое время Ченс следил за движениями ее тела над собой. До тех пор, пока ощущение ее горячей плоти не стало ошеломляющим. Он рванулся к ней всем телом, выгибаясь дугой и выплескиваясь в дарующую ему себя женщину.
 
   Огонь бушевал стеной, языки пламени стелились и тянулись в его сторону. Женский смех перешел в истерический вопль. Он дышал, словно на бегу. Видел обвинительно выставленный в его направлении палец, но никак не мог разглядеть находящегося за ним лица. Кто-то позвал его по имени, громко! Снова и снова. Он обернулся, стараясь что-то разглядеть, пытаясь помочь…
 
   — Ченс, да проснись же! — продолжала трясти его за плечо Дженни. Ему явно снился какой-то кошмар. — Проснись! Ты бредишь!
   Он резко сел на постели, мокрый от пота, и мгновенно пришел в себя. В комнате было темно, сквозь неплотно задернутые шторы пробивались полосы света от неоновых уличных фонарей. Он встал и поплелся в ванную. О Господи, наступит ли когда-нибудь всему этому конец?
   Дженни была потрясена. Она понимала, что Ченс страдает, но не думала, что до такой степени! Теперь стало ясно, почему он решил уехать в одиночку. Впервые после того, как Ченс покинул ранчо «Три Т», она поняла, насколько ему необходимо восстановить прошлое.
   Не стыдясь своей наготы, Дженни поспешила за ним и остановилась в дверном проеме. Ченс, склонившись над раковиной, пригоршнями плескал себе в лицо холодную воду.
   — Тебе помочь?
   От ее тихого голоса мучительная душевная тревога улеглась почти мгновенно.
   — Прости меня, — откликнулся он. — Вот так теперь у меня мозги работают. Днем ничего не могу вспомнить, а как только наступает ночь и я пытаюсь заснуть, возникает ощущение, что все скопившееся в памяти пытается одновременно вырваться наружу. Я даже не успеваю во всем этом разобраться, как-то рассортировать. Такое ощущение, будто за тридцать секунд проскакивают тридцать лет жизни. — Голос его немного окреп. Он потянулся за полотенцем. — Чертовски страшно.
   — Мне кажется, ты нуждаешься в смене обстановки, — заговорила Дженни, кивая на грязные обои и проржавевшие краны ванной.
   — Нет, Дженни. Если я в чем-то нуждаюсь, так только в тебе.
   Сам факт, что она стоит напротив него на расстоянии каких-то считанных дюймов, ослепительно обнаженная, такая доступная, ошеломил его.
   — Иди сюда. Мне кажется, нам обоим следует немного остыть. — Притянув ее к себе, он шагнул под душ.
   Вода текла, как обычно, слабенькой струйкой. У Дженни перехватило дух, когда холодная вода коснулась поясницы… а потом — снова, но уже от того, что руки Ченса легли на ее шелковистый треугольник. Его ладони двигались вместе с водой, медленно заставляли поворачиваться, подставляя тело прохладной влаге. Вода текла по лицу, шее, груди, потом просочилась между прижавшимися телами и потекла вниз по бедрам. И там, где била вода, незамедлительно оказывался Ченс.
   Когда он тревожно спал, она видела напряженность его тела; теперь она вновь видела, как он напрягся, но уже от соприкосновения тел. Его мужское естество настойчиво упиралось в ее ноги, пока руки продолжали свою волшебную игру. Но на этот раз Дженни решила проявить инициативу. Она жаждала не только получать, но и давать. Она опустила руки и взяла его член в ладони.
   — Дай мне…
   От этого нежного прикосновения у Ченса перехватило дыхание. Он попытался что-то сказать, но вырвался лишь стон. Пальцы Дженни подвинулись вверх, устраиваясь поудобнее. Губы заскользили по его груди, слизывая капельки влаги, скатывающиеся на живот; от ее прикосновений стало мучительно сладко. Ченс забыл обо всем, оказавшись во власти ее губ и рук.
   Губы Дженни прошлись вдоль всего тела и остановились внизу живота. Ченс стал безволен, замер от нахлынувших чувств, ибо от того, что она вытворяла губами и пальцами, казалось, может остановиться сердце. Ощущения стали гораздо ярче. В его мире не осталось ничего, кроме потоков воды, струящихся по лицу, занавески, за которую он судорожно ухватился, стараясь устоять на ногах, и ее касаний. Он почувствовал, как подкатывает горячая волна экстаза.
   — Дженни! — Громкий полукрик-полустон сорвался с губ. Волна прокатилась, заставив его содрогнуться всем телом.
   Девушка крепко обняла его и прижала к себе. Душ продолжал лить. Ченс отвел ее лицо в сторону от водяных струек и обхватил ладонями, восхищенный ее желанием дарить себя.
   — Я люблю тебя, Дженни. Больше, чем ты можешь себе представить. Не знаю, что произойдет завтра, но, пока ты со мной, все прекрасно.
   — Ох, Ченс, ведь последние двенадцать лет я всегда была с тобой — была ежечасно, кроме сна, и все время пыталась объяснить, что мне хочется быть с тобой всю жизнь!
   — Мой Бог! — Он резко вытащил ее из-под душа. — Только представь, что я мог этого лишиться!
   — Ты не готов еще повторить? — полюбопытствовала Дженни, глядя, как он закрывает кран.
   Он посмотрел на нее, слегка раскрыв рот, и принялся растирать ее полотенцем.
   — Боже милостивый! Кажется, я разбудил чудовище!
   — Это точно, — согласилась она. — Причем ненасытное чудовище! Но на этот раз твоя очередь трудиться. А я просто полежу, расслаблюсь и понаслаждаюсь спектаклем.
   — Ты, конечно, можешь попробовать расслабиться, детка, — ухмыльнулся Ченс, — но сомневаюсь, что это удастся, когда я займусь тобой по-настоящему. Если ты не взовьешься, как пружина, мне придется начать сначала, и я буду повторять это до тех пор, пока не получится как следует.
   — Сотри свою нахальную ухмылку. О чем тебе незачем беспокоиться — так это о том, что ты умеешь это делать как следует. И сам об этом знаешь. — Дженни покраснела. — Я думаю, ты неплохо натренировался на своих субботних женщинах.
   — Прошу проявить снисхождение к тем женщинам, о которых ты упомянула, — прошептал Ченс, укладывая ее на кровать. — Это ты помнишь. Я — нет! Все, что я помню, — это как очнулся в больнице и увидел над собой большие синие глаза. Они смотрели на меня с такой любовью, что ее хватило бы, наверное, чтобы остановить войну. Эти глаза меня тогда страшно напугали, пугают и сейчас, но гораздо больше боюсь, что не увижу их снова.
   — Я никуда не собираюсь, — заверила Дженни, запуская пальцы ему в волосы.
   — Только попробуй! — ответил он и накрыл ее собой.
 
   Ченс проснулся первым. Судя по солнечным лучам, залившим половину комнаты, они долго спали. Ему стало жарко. Вероятно, от того, что Дженни спала на нем, вытянувшись во весь рост. Она обхватила ногами его бедра, обвила руками шею, словно боялась выпустить из рук драгоценное сокровище, да так и заснула. Ченс улыбнулся. Постепенно он к этому привыкнет.
   Зазвонил телефон. Дженни в испуге вздрогнула и приподнялась, непонимающе глядя на его смеющееся лицо. Потом облегченно выдохнула и снова опустила голову на грудь. Придерживая ее, он потянулся за трубкой.
   Она слушала, как негромко рокочет его голос над ухом. Свободной рукой Ченс поглаживал ее по спине.
   Дженни улыбнулась, вспомнив прошедшую ночь, полную любовных утех. Она сомневалась, что в состоянии куда бы то ни было идти.
   Пока он разговаривал, ее беспорядочные мысли постепенно сконцентрировались на том, что он скорее всего говорит с той женщиной, которую представил как Викторию. Она напряглась. Может, эта леди и действительно его сестра, но, пока Дженни не получит сколько-нибудь убедительных доказательств, она не подпустит его к ней и на милю.
   — Хорошо, — произнес Ченс, выслушав длинный монолог. — Это не имеет большого значения. Можем отправиться на прогулку по окрестностям и завтра. Все равно нам с Дженни сначала надо кое-что тут доделать.
   Позвони мне, когда все уладишь. Буду ждать.
   — Что такое? — спросила Дженни, как только он положил трубку.
   Ченс усмехнулся. Он почувствовал напряженность в ее голосе. Ей никогда не стать хорошим игроком в покер.
   — Виктория сегодня не сможет выбраться. Ее муж уезжает по делам в другой город, она должна проводить его в аэропорт, а потом найти кого-нибудь, кто посидит с ее детишками, пока мы будем общаться. Она собирается показать мне кое-какие места, которые я должен помнить; надеется, что это послужит толчком для возвращения памяти. Я сказал, что и до завтра не так уж много времени. Я долго ждал этого. Одним днем больше, одним меньше — значения не имеет.
   — Она замужем? У них есть дети? — В голосе Дженни прозвучало явное облегчение.
   — Да, мисс любознайка. По крайней мере она так сказала. У меня нет оснований ей не верить.
   — Прекрасно! Это меняет дело!
   Ченс рассмеялся. Дженни покраснела.
   — Я проголодалась, — заявила она, чтобы переменить тему.
   — Я тоже, — откликнулся Ченс, улыбнувшись напоследок. — Мне кажется, тебе сначала надо как следует отмокнуть, прежде чем мы сможем куда-либо отправиться. Тебя же не устраивают полумеры, женщина. Эта ночь только лишний раз убедила меня в этом. — Скатив ее с себя, он встал и подхватил ее на руки.
   — Куда ты собираешься меня нести? — спросила Дженни, с интересом рассматривая его крупное обнаженное тело.
   — Пойду наполню тебе ванну, дорогая. Могу поспорить, ты чувствуешь себя так, словно три дня скакала верхом.
   Дженни вспыхнула.
   — Я прав?
   — Ты всегда должен быть прав? — попробовала встречным вопросом скрыть свое состояние Дженни.
   — Только в том, что касается тебя, Дженни Тайлер. Только с тобой.
   — В таком случае неси меня в эту чертову ванну, — вздохнула она. — Кажется, я больше никогда не смогу ходить.
   Ченс нежно улыбнулся, потом состроил озабоченное выражение лица.
   — Прости меня, милая. Мне следовало быть поаккуратнее. Но могу пообещать тебе с полной ответственностью — ты не только ходить, ты и скакать снова сможешь. И гораздо раньше, чем думаешь.
   Он расхохотался, заметив, как она опять покрылась румянцем, и отправился в ванную комнату.
 
   Они плотно позавтракали. Еда оказалась сытной и вкусной. Блинчики, колбаса, двенадцать различных сиропов, и много кофе, чтобы запить все это. Выйдя на улицу, Дженни благодушно сияла. Ченс улыбался, глядя на нее.
   Когда они проезжали мимо жилых домов и служебных офисов, Дженни с любопытством оглядывалась по сторонам. Ей очень нравились ухоженные деревья, росшие вдоль улиц, встречающиеся там и тут фонтанчики, обрызгивающие газоны. Фонтанчики помогали природе. Поэтому повсюду ярко зеленели газоны.
   Внезапно она заметила, что Ченс что-то задумал и везет ее в какое-то только ему известное место.
   — Куда мы едем?
   — Хочу познакомить тебя с одним человеком, — ответил он, поджав губы. Глаза его уже блестели не так весело. — От меня эта встреча потребовала некоторых дополнительных усилий, и все же я до конца не уверен, но подозреваю, что очень многим обязан старику, к которому мы направляемся.
   Дженни молча кивнула и придвинулась поближе к Ченсу. Потом положила руку ему на бедро. Чего бы это ни стоило, она готова помочь ему восстановить его прошлую жизнь.
   Наконец перед ними появилось это скорбное место — дом престарелых. Но на этот раз двор был подметен, кустарники подстрижены. Он заехал на стоянку, вышел из машины и помог Дженни.
   — Это не самое радостное место, Дженни. Но если говорить честно, не думаю, что Чарли Роллинз осознает это.
   — Что с ним?
   — У него болезнь Альцгеймера. Насколько я знаю, она постепенно прогрессирует и человек становится душевно беспомощным, но пока он еще как бы задержался в своем прошлом.
   — Милый мой! — обняла его Дженни. Движение было инстинктивным. Ее переполняло сочувствие и к Ченсу, и к тому человеку, встретиться с которым ей предстояло.
   — Пошли, — предложил Ченс. — На этот раз визит должен быть немного лучше.
   — Почему?
   — Потому что я взял тебя с собой.
   Теплая волна, охватившая ее, оставалась с Дженни все время, пока они пробирались по коридору, заставленному инвалидными колясками, к столу дежурной медсестры. Тяжелые запахи помещения остались где-то в подсознании. Дженни старалась проникнуться решительным настроением Ченса. Если этот человек так много для него значит, следовательно, для нее он тоже имеет огромное значение.
   Комната, как и в прошлый раз, оказалась безупречно прибранной. Горели все лампы, шторы и гардины были раздвинуты. Но на этот раз маленький человек не выкатился им навстречу из-под кровати. Он сидел в кресле и застывшим взглядом смотрел в окно.
   Взглянув на него, Ченс понял, что сегодня не самый лучший день для Чарли Роллинза. Он подумал было предложить Дженни подождать его снаружи, но она уже оказалась впереди и опустилась перед стариком на колени.
   — Привет, Чарли, — проговорила Дженни, накрыла своей ладонью безжизненно лежащую на подлокотнике кресла руку старика и слегка погладила его узловатые суставы.
   Прежде чем кто-нибудь смог что-то сообразить, стариковская рука обхватила ладонь Дженни. Он повернул голову в ее сторону, посмотрел слезящимися глазами и несколько раз моргнул. Дженни поняла, что это не для того, чтобы лучше разглядеть ее. Он отчаянно пытался вспомнить.
   — Ченс опять приехал навестить вас, Чарли, — громко заговорила Дженни. — Он сказал, что я тоже могу познакомиться с вами. Вот я и приехала. Он говорит, что вы замечательный!
   Ченс подошел поближе, уселся на стул напротив Чарли и похлопал его по колену.
   — Как дела, Чарли? Тебе удалось починить машину Мабел Джералдины?
   Чарли опять замигал. Потом улыбнулся. Самым краешком губ, но ошибиться было нельзя.
   — О да, — кивнул он. — Кажется, да. Это ты, Ченс?
   У Ченса заныло под ложечкой.
   «Бог мой! Он вспомнил, как меня зовут!»
   Он молча кивнул.
   — Хорошо, — продолжил старик. — Хотел бы попросить тебя закрыть сегодня вместо меня.
   — Нет проблем, — откликнулся Ченс. Голос дрогнул. По последней фразе он понял, что, видимо, когда-то работал у Чарли. До этого момента их отношения оставались для него загадкой. Ему удалось узнать, что Чарли заплатил за похороны матери. Это говорило о многом.
   — Ох, Ченс! — со слезами на глазах прошептала Дженни.
   — Это твоя девушка? — провел рукой по ее волосам старик.
   — Точно, Чарли. Что скажешь?
   — Скажу, что она мила. Но не такая, как я помню…
   Я просто не могу вспомнить…
   — Ничего страшного, — поспешила Дженни. — Вы позволите, я причешу вас? Когда я не очень хорошо себя чувствую, я всегда прошу, чтобы кто-нибудь расчесал мне волосы.
   Чарли подумал примерно минуту, потом кивнул и улыбнулся.
   — Хорошая мысль, дочка.
   Ченс затаил дыхание, моля Бога, чтобы не оборвалась тоненькая ниточка, связывавшая Чарли с реальностью, и чтобы это посещение оказалось более удачным для восстановления прошлого. Ченс собирался и по возвращении в Тайлер не забывать о существовании Чарли Роллинза. Но в то же время понимал, что с каждым новым посещением будет находить Чарли уходящим все дальше и дальше по дороге забвения. От этого становилось невыносимо грустно. С утратой Чарли навсегда могло исчезнуть нечто весьма существенное в его жизни.
   Дженни тем временем додала из туалетного столика щетку для волос, обошла кресло Чарли и принялась аккуратными движениями расчесывать редкие, снежной белизны пряди. Она работала неторопливо, внимательно, помогая пальцами уложить на место непослушные волоски.
   Ченс зачарованно наблюдал за мягкими движениями женщины, завоевавшей его сердце. То, с какой любовью она принялась ухаживать за незнакомым ей стариком, он запомнит на всю оставшуюся жизнь.
   — Так лучше? — спросила она, стараясь говорить по возможности отчетливо и кратко: чем меньше старому Чарли придется напрягаться, понимая ее речь, тем лучше для всех.
   Он кивнул и посмотрел на Ченса, сделав попытку улыбнуться. В следующее мгновение Чарли Роллинз выключился из реальности.
   Ченс смотрел, как по старческому лицу медленно скатилась слеза. За ней — другая. Ему хотелось выхватить старого друга из инвалидного кресла и прижать к груди как ребенка. Но что-то подсказало, что лучше его не трогать. Кивком головы дав знать Дженни, что пора остановиться, он положил руку себе на колено, приглашая ее присесть, поскольку сам занимал единственный стул в комнате.
   Дженни отложила расческу и выполнила молчаливую просьбу Ченса. Присев, она прислонилась к его груди, испытывая облегчение от нежно обнявших ее рук.
   Она поняла, что Ченс обнял ее потому, что не мог обнять Чарли.
   — Мне очень жаль, милый, — прошептала она, глядя на текущие по лицу старика слезы.
   — О Господи, Дженни! Мне тоже очень жаль.

Глава 15

   Логан Генри не спал уже несколько дней — после того, как раздался тот звонок из Одессы и старая подружка поинтересовалась, нет ли у него младшего брата. С тех пор — ни одного спокойного часа. Разумом он понимал, что можно найти дюжину рациональных объяснений ошибочному предположению. Но чувство подсказывало, что к рациональности эта тайна не имеет никакого отношения. Он должен был исключить все возможные «вдруг».
   Каждый вечер он ложился спать и пытался закрыть глаза. Но в тот же миг воспоминания и призраки прошлого окружали его. Он пробовал напиваться. Это ни к чему не привело, только ко всей чертовщине добавилась головная боль. Пытался разозлиться, но гнев не мог пересилить чувство вины. Все вместе вывело Логана Генри из равновесия.
   В конце концов он перестал контролировать свои действия.
   Он лишился дома, лишился жены, почти окончательно потерял дочь. Стоя около горящего дома, думал, что мальчишка сгорел вместе с ним, и последующие двенадцать лет тщетно пытался вытравить из сознания тот факт, что судьба жестоко обманула его. Он очень не хотел, чтобы это повторилось. Ни в малейшей степени!
   Логан Генри вихрем вылетел из дома, сел в машину, резко хлопнув дверцей, вставил ключ в замок зажигания и включил двигатель. Оставив за собой тучу пыли и взметнувшийся из-под колес гравий, автомобиль вылетел со двора. Приземистый дом сельского вида быстро исчез из виду. Логан выехал на шоссе, ведущее к дому Виктории. Необходимо было получить ответы на возникшие вопросы. Если то, чего он боится, правда, она наверняка уже в курсе.
 
   — Мне очень жаль менять наши планы, — проговорила Виктория, машинально обводя ручкой номер телефона, записанный на листке бумаги. — Да, Кен собирается уехать на несколько дней. Компания «Фургон Чака» получила заказ на работу в Лас-Вегасе. Потребуется командировка плюс время на дорогу. Его не будет несколько дней. — Она улыбнулась. — Ему очень нравится эта работа, так что я не возражаю. У них подобралась отличная команда. Мне кажется, им это доставляет огромное удовольствие; Кен возвращается уставшим, но очень довольным, таким оживленным. В общем, я договорюсь с нянечкой и позвоню тебе завтра. — Она помолчала. Улыбка блуждала на ее губах.
   Рука сама обвела цифры сердечком. — Спасибо. Не сомневалась, что вы меня поймете. — Она снова улыбнулась, широко, открыто. — Я тоже надеюсь на это.
   — На что это ты надеешься, если твой муж уезжает из города? — рявкнул Логан Генри, вваливаясь в кухню.
   — Отец! О Господи! Я запрещаю тебе так делать! — Виктория вздрогнула и резко положила трубку телефона на место. — Ты напугал меня до смерти! — Пристально взглянув на него, она продолжила:
   — Ты когда-нибудь научишься стучаться? Это ведь мой дом, а не твой. Тебе всегда здесь рады, разумеется, но, видит Бог, если ты еще раз так сделаешь, я потребую вернуть ключи. Тогда тебе придется стоять под дверью и ждать, пока откроют. Ты знаешь, что Кен согласился на это лишь потому, что время от времени тебе приходится неожиданно подхватывать малышей. Но это не дает права без спроса врываться в мою жизнь!
   Логан только повел плечами…"
   — Я задал тебе вопрос, Виктория. С кем ты разговаривала?
   Пульс резко участился, но она давно уже научилась скрывать свои эмоции. Вздернув брови, Виктория пристально посмотрела отцу прямо в глаза.
   — Хотя тебя это совершенно не касается — с одним из своих друзей. Как тебе понравится, если я буду приезжать к тебе домой с утра пораньше или, наоборот, ближе к ночи и входить без спроса? Следует ли мне интересоваться, что за женщина находится в твоей постели, или лучше сделать вид, что ничего не замечаю?
   — Ты не имеешь никакого права так разговаривать со мной, дорогая! — вспыхнул Логан. — Не забывай, что я все-таки твой отец!
   — Виктория тоже разозлилась.
   — Я ни о чем не забываю, папа. Надеюсь, ты, тоже.
   Даже страшно представить последствия, если время от времени нас становилось бы все больше и больше.
   — Что за бред ты несешь? Кого должно становиться больше?
   — Твоих детей, папочка! Надеюсь, теперь ты научился контролировать возможность их появления. Ведь так неприятно, когда вдруг возникают неожиданности!
   Она вложила в последнюю фразу заметную долю горького сарказма.
   — Ты никогда не позволишь мне забыть об этом, да?
   Остановившимся взглядом он уставился на тонкие, едва заметные шрамы на ее запястьях.
   Виктория вздохнула, отложила ручку и встала, чтобы обнять его. Бесполезно спорить с человеком, который способен смотреть на все только со своей стороны.
   — Извини. Не знаю, что на меня нашло. Конечно же, я не собираюсь напоминать о том, что тебе неприятно, папа, но только в том случае, если ты пообещаешь больше не появляться в моем доме без предупреждения.
   Пробурчав что-то нечленораздельное, он тоже обнял ее. Тяжело в этом признаться, но, кроме двух внучат-близнецов, Виктория была единственным человеком, все еще любящим его. Логан не питал иллюзий насчет сердечных отношений к себе своего зятя. Кен Ослоу оказался тем единственным человеком, которому удалось собрать воедино разбившийся вдребезги мир Виктории в тот самый момент, когда они считали: уже ничто не поможет. Ему все было известно про тестя и его грехи, за что Логан ненавидел зятя. Ненавидел, но в то же время испытывал искреннюю благодарность, потому что именно ему удалось совершить то, что не смог сделать никто другой, — вернуть Викторию к жизни.