Страница:
Антон Шаффер
Мужчина в интерьере с любовницами и собакой
Пролог
С зоны он выходил через КПП.
Это только в американских фильмах, когда зэк покидает зону, перед ним открываются центральные ворота, а добродушный сержант, пожимая бывшему сидельцу руку, говорит что-то вроде: "Ну, Джэк, удачи!" или "Эх, Боб, нам будет тебя не хватать!".
Все было совсем не так. До КПП его довел молоденький лейтенантик, по всему – тихарь, которого он видел в первый раз в жизни, а уже на самом пункте его поджидал майор – поп, заместитель начальника их ИТУ по воспитательной работе.
– Готов? – бросил ему майор.
– Готов, товарищ начальник.
– Чего рожа такая бледная? – недовольно сморщился офицер.
– Так комар долбит… – ответил он, глядя куда-то в сторону.
Больше на эту тему вопросов ему майор не задавал. Он молча обшманал его на предмет каких-либо незаконных товаров, которые он мог вынести на волю, но ничего не нашел.
– Что ж ты к братве и без подарков? – усмехнулся поп.
Он промолчал.
Наконец с формальностями было закончено. Он расписался в паре бланков, и без лишних церемоний был вытолкан на улицу.
Зона его находилась в месте довольно известном и далеко не глухом, Первое, что он увидел – автобусную остановку, на которой толпилось несколько человек. К ним он и решил податься.
Подойдя ближе, он смог рассмотреть людей. Их было всего трое: стриж, еле державшийся на ногах, да овца с ребенком.
– Слышь, отец, – обратился он к пьяному старику. – До города на чем смогу доехать?
Старик молча ткнул пальцем в расписание автобусов. Он посмотрел и понял, что вопрос его был не совсем уместен – судя по расписанию по данному маршруту ходил всего лишь один номер.
– Понял… – ответил он.
Краем глаза он заметил, что за время его общения со стариком, женщина отошла метров на десять от остановки, крепко прижав ребенка к себе. По всему было видно, что она его боится.
Надо было просить, чтобы здесь подсадили, – подумал он про себя.
Накануне своего выхода, он обговаривал все детали встречи с Сосо и они сошлись на том, что лучше будет не светиться перед воротами замка: до города добраться на рейсовом автобусе, а там уже пересесть в правильный транспорт.
– Панэмаешь, – поучал его Сосо. – Оны увидят, что ты в машину красывую сэл, так на каждам посту тормазыть станут.
Мудрый бывалый Сосо.
Подъехал автобус. Он поднялся по ступенькам и вошел в салон. Мест свободных было полно ион решил устроиться в самом конце, там, где три места соединены в одно.
Не успел автобус тронуться с места, как к нему подошла внушительных объемов контролерша.
– Оплачиваем, – гнусавым голосом потребовала она.
– Так нечем, красавица, – денег у него и правда не было. Откуда?
– С зоны что ли? – она скосила на него глаза.
– Точно, – подтвердил он.
– Ладно, раз так…
Она развернулась и ушла на свое место.
Сосо с корешами ждали его на городском автовокзале. Не успел он сойти с автобуса, как к нему подбежал какой-то урлак, и почтенно поздоровавшись, проводил до машины.
В машине они обнялись с Сосо и поехали прочь из этого богом забытого городишки по направлению к Питеру. За те несколько часов, что они добирались до северной столицы, говорили о многом, но не о делах.
В Питере их уже ждали. Излюбленный ресторан Сосо недалеко от Дворцовой ничуть не изменился за те пять лет, что он провел на зоне.
Эх, Сосо – куражный кудлач!
Стол ломился и он не знал с чего начать.
– Кущай, кущай, – подбадривал его Сосо. – Тэбэ паправляца нада!
Сосо поднял в воздухе бокал с красным грузинским вином, символически ткнул им в сторону собеседника, словно чокаясь с другим невидимым бокалом, и выпил залпом.
Глава 1
Утро начинается с…
Честно сказать, вставать по утрам для меня – сущая пытка.
Есть те, кто это делает это легко и непринужденно, начиная каждый день преисполненным бодрости и свежести. Но я, к своему сожалению, к данной категории граждан никакого отношения не имею. Утро для меня – не радостная встреча нового дня, а душераздирающее горькое прощание с ушедшей ночью. Привыкнуть к утрам я не могу, как себя не заставляю и какие меры не предпринимаю. Ни укладывание себя в постель на час пораньше, ни пробуждение на час попозже – ничего не может изменить сложившегося положения вещей. Спать хочется так, что я готов отдать многое и даже больше, только бы продлить свой сон.
Будят меня, как правило, четыре будильника, заведенные с разницей в минуту.
Первым обычно вступает мобильный телефон, воспроизводящий столь мерзкую мелодию, что ненависть моя к ней уже не знает границ. Можно, конечно, ее сменить, но проблема заключается в том, что свои мелодии на будильник я ставить не могу, так как модель телефона такой роскоши не предусматривает, а те, что есть в наборе, увы, либо еще более мерзкие, либо слишком тихие.
Вслед за мобильным телефоном, ровно через минуту, начинает нещадно пиликать будильник, купленный в палатке в переходе. Будильник маленький, но пищит весьма и весьма прилично. При этом звук сигнала не столько громкий, сколько, опять же, противный. Судя по эффекту, идет он напрямую в мозг, воздействуя на него своей особой тональностью. Ощущение от этого не самое приятное – словно комар жужжит над ухом. Итак, на второй минуте в мой сон вмешиваются звуки ненавистной мелодии и разъедающий мозг писк.
Третьим свою партию по традиции исполняет трубка домашнего телефона, на которой, хотя бы, можно выбрать классическую мелодию, звучащую, правда, каким-то убогим восьмибитным звуком, напоминающим, правда, о детстве и игровой приставке "Денди".
Впрочем, классическая мелодия или нет – никакой разницы на третьей минуте моего унылого возвращения в реальность это уже не имеет, ибо сливаясь с двумя предыдущими участниками утреннего концерта, она явно уступает им в силе и напоре, а потому звучит где-то на заднем плане, словно одинокая флейта, играющая свой этюд в грохочущем симфоническом оркестре.
Какофония длящаяся всю третью минуту действует, надо сказать, весьма будоражище.
Волей-неволей, но приходится возвращаться в мир реальный. Хотя сил на то, чтобы просто протянуть руку и выключить все вышеперечисленные устройства, конечно, еще нет. Орут себе – и пусть орут.
Голова зарывается все глубже под подушку, одеяло плотнее прилегает к телу, глаза смыкаются еще крепче – организм до последнего борется в этой неравной схватке, в которой ему все же придется в итоге уступить.
А уступать приходится на четвертой минуте.
Именно в тот тревожный момент, когда секундная стрелка в четвертый раз пересекает на циферблате будильника черточку, обозначающую цифру "двенадцать", в моей комнате раздается легкий щелчок, каждый раз не предвещающий ничего хорошего…
Щелчок означает, что активизировался будильник на музыкальном центре.
В тот ранний час, на который обычно приходится мое просыпание, даже та щадящая громкость, выставленная на центре, кажется невыносимой – кажется, что играет он если и не на полную мощность, то на половину уж точно.
И вот, когда первые гитарные рифа разрывают в клочья воздух, накрывая собой и поглощая милую моему сердцу какофонию двух телефонов и будильника, только тогда я вскакиваю, чтобы броситься к громыхающей черной махине и выключить ее.
Однако и это еще не есть признак того, что я восстал из спящих. Нет! Это лишь первый (вернее четвертый) предвестник предстоящего моего возрождения для новой жизни. Так как выключив звук, я, замерзнув до ужаса за те несколько секунд, что провел без одеяла, снова укладываюсь в постель. Уже оттуда, чуть согревшись и находясь на грани очередного провала в мир чудных сновидений, я шарю рукой по стоящей рядом с диваном тумбочке и на ощупь выключаю раздражители первых трех минут.
Все. Тишина…
И именно в этот момент борьба достигает своего накала. Здесь я оказываюсь один на один со сном. Все его противники (а, значит, и мои союзники?) повержены и молчат.
Опять же скажу честно. Иногда я проигрываю.
Так случилось и в то пасмурное осеннее утро…
Выключив музыкальный центр, я чуть ли не рыбкой кинулся обратно в теплую постель.
Укрывшись одеялом, я лишь успел подумать, что во время моего рывка к центру, краем глазу мне удалось зацепить почти целиком задернутое шторами окно. В первый момент мое сознание никак не отреагировало на увиденное, но теперь, когда тепло буквально поглощало все мое существо, я отчетливо вспомнил, что за окном было нечто-то серого цвета. И это нечто серое явно контрастировало со вчерашним голубым, которое я видел вчера утром.
– Очей очарованье… – продекларировал я сам себе, уже не совсем соображая, что говорю.
В следующий раз я открыл глаза ровно через два часа.
Паника поселилась в моей душе в первую же секунду пробуждения, как оно обычно и бывает в подобных случаях.
"Проспал", – пронеслось в голове.
Зазвонил телефон.
– Алло? – голос предательски хрипел.
– Проспал?
– Проспал, – отступать было некуда.
Звонила Ульяна Игоревна – методист нашей кафедры.
– Советую поторопиться, – назидательно посоветовала она и, не дав мне ответить, повесила трубку.
– Без сопливых разберемся, – проворчал я в коротко гудящую трубку, отчетливо понимая, что Ульяна Игоревна почти вдвое старше меня.
Тем не менее, поторапливаться действительно было надо. Сегодня на кафедре предстояло обсуждение моей работы, а потому портить отношения с руководством с самого утра было, мягко говоря, недальновидно.
Не успел я еще спустить ноги с дивана, как сердце мое чуть не остановилось: из коридора я услышал отчетливое шуршание, а потом будто и чей-то плач. Внутри у меня все похолодело.
И тут я вспомнил.
Собака.
Собака была вовсе не моя, а моего друга Бориски. Бориска работал на Севере.
Вернее, работал он в Москве, в какой-то компании, занимавшейся разработкой недр.
Но график у него был не как у всех нормальных людей. Нормальные люди работают пять дней в неделю, а два отдыхают. Иногда нормальные люди работают в режиме два дня через два или сутки-трое. Бориска же работал по графику месяц-месяц.
Означало это то, что месяц он пребывал в Москве, отдыхая, а месяц – в тундре, опуская странные приборы в пробуренные скважины и измеряя в них различные показатели.
Бориска был инженером.
Вчера вечером мой друг Бориска отъехал в очередную месячную командировку, а на меня оставил свою собаку.
Откровенно говоря, собаку он мог оставить и на свою маму, но та наотрез отказалась, высказавшись в том духе, что, кто собаку завел – тот за ней пусть и ухаживает, а раз не может ухаживать, то не надо было и заводить.
От присмотра за собакой я отбрыкивался как мог. Но все мои доводы отметались Бориской, что называется, "с порога".
– Борь, у меня и собаки-то никогда не было, – настаивал я.
– Подумаешь, у меня он тоже только две недели. И ничего – справлялся, – парировал Бориска.
– Боюсь я их, – резко менял я тональность разговора, пытаясь давить на жалость.
– Не ври, – предупреждал друг в ответ.
– Борис, – вновь наступал я, – аллергия у меня на шерсть. Чешусь сразу весь…
– Мелочи, – подбадривал Бориска, доставая из кармана пачки антиаллергических средств.
Одним словом, припирал меня Боря к стенке по полной программе. В конце разговора, который, к слову, велся на моей кухне, я решил выложить последний аргумент. Я понимал, что он подлый и низкий, но ничего с собой поделать не мог:
– Борь, он мне квартиру попортит.
Бориска посмотрел на меня так, как могла бы посмотреть мать на свое чадо, отрекающееся от нее.
– Придется выгонять его на улицу.
– Ну что ты! – переполошился я, глядя на умильно посапывающего пса, свернувшегося у Борискиных ног, обутых в женские тапочки. – Как на улицу?
– Ну а как… – уныло протянул он, отсутствующе глядя в стенку.
– Черт с тобой! – обозлился я. – Оставляй. Но если он мне чего-то тут испортит, будешь из своих нефтедолларов оплачивать.
– Я верил, Вадик, – Бориска поднялся с бокалом в руках. – Я знал…
Выпил он залпом, а за ним и я.
Потом залпом пили еще несколько раз, а мой новый сожитель в это время уже нахально расхаживал по кухне, обнюхивая все, что можно было обнюхать.
Расходились за полночь. Я уже собирался закрыть за Бориской дверь, чуть не расцеловав его от нахлынувших дружеских чувств, как он, удивленно посмотрев на мою домашнюю футболку, шорты и шлепанцы, поинтересовался:
– А ты что ж, прямо так пойдешь?
– Куда? – остолбенел я.
– Как куда? – Борис кивнул куда-то вглубь квартиры. – С ним гулять.
Пришлось одеваться и выходить на улицу. На улице было хорошо – немного прохладно, но не слишком. К тому же согревало выпитое вино.
– Многовато выпил, – посетовал я.
– Почему?
– Обсуждаться завтра.
– Обсудишься, – Бориска схватил упавшую на асфальт ветку и кинул ее.
Собака рванула с поводка, а я чуть не полетел на землю.
– Ты чего творишь! – Накинулся я на Бориску.
– Он маленький – ему играть надо. Ты с ним бегай, палочку кидай.
"Зря поддался, – подумал я. – Ой, зря…".
Распрощавшись с Бориской, я еще с полчаса побродил по двору, таскаемый псиной, к которой мне теперь надо было привыкать.
Вернувшись домой я, по совету все того же Бориски, затащил собаку в ванну, где принялся протирать ей лапы. Протирать пришлось собственным полотенцем, потому что ничего другого под рукой не было. Кое-как справившись, я выпустил пса из ванной, а сам зачем-то повесив полотенце обратно на крючок, смочил лицо водой и не вытираясь (памятуя о полотенце), прошел в комнату, предварительно выперев оттуда псину, поставил все свои четыре будильника и завалился спать.
Сидя на диване, я судорожно соображал, что делать?
Первым делом я решил сбегать в ванну, а потом на минуту вывести пса на прогулку.
Сюрприз ждал меня прямо за дверью: не дождавшись своей законной прогулки, собака сходила по маленькому прямо посреди коридора. Плюнув на лужу, я бросился в ванну, включил душ и уже через пять минут отдернул прозрачную клеенку и ступил на холодную плитку.
Взяв полотенце, я стал с бешенной скоростью вытирать голову. Когда с волосами было закончено, я вытер лицо и только тогда почувствовал запах псины, исходящий от полотенца.
Проклиная все на свете, я передвинул кран из раковины в ванну, я подставил голову под поток воды и вымыл ее еще раз.
Закончив, в чем мать родила я побежал в комнату, в последний момент вспомнив о луже в коридоре и счастливо ее перепрыгнув, откопал в шкафу свежее полотенце и наспех вытерся. Теперь можно было выйти с собакой.
В носках, я выскочил в коридор и тут же наступил в лужу мочи, в которой одиноко отражалась лампочка. На сей раз о луже я забыл.
Теперь я уже ругался матом. Сполоснув ногу и надев новые носки, как можно аккуратнее я обошел собачьи выделения и надел ботинки.
Пес уже крутился у двери.
– Давай, выходи!- приказал я ему, предчувствуя, что в коридоре он сделал далеко не все свои дела.
Выскочив на улицу, я тут же понял, что совершил еще одну непростительную ошибку – не взял зонт. Возвращаться времени не было, а потому я принял единственное, как мне казалось на тот момент, решение: отпустил собаку с поводка, а сам остался под козырьком подъезда.
Какое-то время все происходящее не вызывало у меня опасений: пес крутился возле подъезда, погадив на газончике неподалеку, а я с наслаждением закурил первую утреннюю сигарету.
В корне ситуация поменялась, когда я затянувшись в последний раз, прицелился и собирался уже запустить бычок в урну, стоявшую неподалеку. Именно в этот момент я заметил, что пес мой прекратил носиться как угорелый, замер и уставился куда-то за угол дома. Нехорошее предчувствие посетило меня в ту секунду, и оно не обмануло. Мой подопечный отряхнулся, разбрызгивая вокруг себя капли воды и рванул с места с сумасшедшей скоростью.
Мне ничего не оставалось делать, как выйти из своего укрытия и бежать искать собаку.
Но далеко бежать мне не пришлось. Не успел я завернуть за угол, как налетел на нечто скалоподобное, что на поверку оказалось человеком. Подняв глаза, я содрогнулся от неожиданности – лицо, смотревшее на меня сверху вниз было, мягко говоря, неприятным, а если уж быть до конца честным – то просто страшным.
Отпечаток умственной недоразвитости явно читался на этом лице, не оставляя сомнений, что его обладатель мыслительной деятельности отводить самую незначительную часть своей жизни.
Краем глаза я заметил, что за его спиной мнется еще один товарищ- ростом, правда, пониже, но лицом – словно брат первому человеку-горе.
– Извините, – промямлил я и попытался обойти это быкообразное существо.
Но обойти его мне не удалось. Здоровый мужик схватил меня за руку и явно дал понять, что на этом месте мой прогулочный маршрут заканчивается…
Глава 2
Мальчик Как уже было сказано, собака появилась у Бориски буквально за две недели до его отъезда в тундру или же, ровно через две недели после его возвращения оттуда.
Собака, естественно, свалилась на моего товарища не с неба, а явилась из вполне конкретного места под названием квартира. Квартира же эта принадлежала милой девушке Марине…
Прилетел Бориска ночью. В самолете он большую часть времени проспал, а когда открыл глаза и посмотрел на часы, оказалось, что еще совсем немного – и они приземляться в Москве.
Выйдя из здания аэровокзала Бориска поймал такси и поехал к себе домой, где его ждала мама. Маму свою Борис любил очень сильно и продолжал жить с ней вместе, хотя в прошлом году ему перевалило за тридцать, да и свободная квартира простаивала без дела. Но переезжать он не хотел ни в какую.
– Зачем? – удивлялся Бориска. – Что я там один делать буду?
Ключевым словом здесь всегда, сколько я Бориску помнил, было слово "один".
Действительно, дожив до тридцати лет, Бориска оставался девственно чист. Как так получилось знал только сам обладатель девственности и я – на правах лучшего друга.
И вот, не успело пойманное Бориской такси отъехать и на пару километров от аэропорта, как водитель завел задушевный разговор на тему того, что неплохо было бы посадить на трассе кого-нибудь еще, а то, мол, невыгодно получается по деньгам. Бориска к подобным разговорам привык, а потому особо не сопротивлялся – пусть сажает, главное, чтобы его первым домой отвезли.
Пассажир нашелся практически сразу. Визжа тормозами, "девятка" затормозила на обочине, и в окно передней двери заглянуло смазливое девичье лицо. Девушка подозрительно покосилась на Бориску, но тот в ответ лишь мило улыбнулся, а потом и вовсе отвернулся.
– Куда, красавица? – с заметным восточным акцентом поинтересовался водитель.
Девушка назвала адрес, чем вызывала целую бурю восторга у бомбилы. Оказалось, что девушке надо не то что в один с Бориской район, а практически в соседний дом.
– Садись! – радостно пригласил таксист девушку в салон своего авто.
Села. Поехали.
Первое время молчали и напряженно слушали хиты Димы Билана, которые, как понял Бориска, были милы сердцу водителя. Молчание прервала новая пассажирка.
Повернувшись к Бориске, который сидел на заднем сидении, она поинтересовалась:
– Из аэропорта?
– Ну да, – Бориска был односложен в тот миг.
– Откуда прилетели? – не отступала, тем не менее, девушка.
– Из тундры, – отозвался Бориска.
Сказав это, он посмотрел девушке прямо в глаза и заметил, что после слово "тундра" они как-то сразу потускнели.
– В командировку, что ли, в Москву? – скучающим тоном спросила она.
– Из командировки, вообще-то… – обидевшись на то, что его приняли за жителя тундры, ответил Борис.
Девушка снова оживилась.
– Здорово, наверное!
– Чего здорово? – не понял Бориска.
– Ну, в тундру слетать! – она закатила глаза и писклявым голоском затянула:
– Увезу тебя я в тундру, увезу к седыыым снегам!
Бориска хмыкнул.
– Ну, расскажите, как там, в тундре? – Девушка почти перевесилась через спинку и теперь ее лицо было совсем рядом с Борискиным.
– Нормально в тундре, – Бориска упорно смотрел в окно, хотя на саму девушку посмотреть ему хотелось ужасно. – Спокойно все. Олени еще есть.
– Да вы что! Олени?! – девушка восторженно всплеснула руками, которые оторвала от сиденья, тут же потеряв равновесие. Спиной она повалилась на переднюю панель, прямо на бардачок.
– Ой!
Бардачок от удара ее, в общем-то хрупкого тела, открылся и на пол из него повалилась всякая всячина.
– Ты что творишь! – тут же накинулся на нее таксист. – Давай собирай все!
Девушка принялась подбирать с пола выпавшие вещи, но тут под ее ногами раздался подозрительный хруст.
– Вах! Что творишь, а? Очки раздавила!
И это было чистой правдой. В следующую секунду девушка разогнулась, держа в руках изогнутые очки, без одного стекла.
– Что делать будем? – поинтересовался водитель. – А?
– Ой, я даже не знаю…
– Зато я знаю! – парировал он. – Бабки гони.
– Сколько?
– Две тысячи.
Даже в темноте Бориска, который наблюдал с интересом весь этот диалог, заметил, что глаза девушки округлились.
– Скооолько?
– Я ж тебе сказал – две тысячи! Очки – фирма! Армани!
Она покрутила сломанные очки в руках, в поисках доказательства их элитарности, но, вероятно ничего не найдя, решила сражаться до конца.
– Какие к черту Армани! На рынке такие по сто рублей!
Таксист остановил машину.
– Выходи.
– Чего?
– Выходи давай. Не хочешь за очки платить, дальше не повезу.
Он перегнулся через нее и открыл дверцу автомобиля.
– Давай. Выметывайся.
Машина остановилась в какой-то промзоне, где и фонарей-то не было, не то что людей.
– Да куда ж я пойду? – девушка опасливо поглядела в заводскую темноту. – Как я отсюда домой-то доеду?
– Слушай, милая. Я последний раз говорю – вали отсюда. Или по-другому говорить будем. Тебе, небось, не привыкать.
Тут Бориска не выдержал. До какого-то момента ему было безразлично все происходящее. Но дело принимало явно серьезный поворот – девушка, хоть и абсолютно незнакомая, могла остаться на улице посреди ночи. Что с ней там могло произойти, одному богу известно, а вдруг убьют? Изнасилуют? И на ком вина будет лежать? Нет, ну понятно дело на водителе, в первую очередь – он же ее выпер из машины. Но ведь и он, Бориска, промолчал, а, значит, пособничал.
Примерно так рассуждал Бориска в ту тревожную минуту, а потому решил не допустить самого худшего сценария, при котором покой его совести уже никогда не обрести.
– Я заплачу.
Оба, и водитель, и девушка, оглянулись на него.
Бориска достал требующуюся сумму и протянул таксисту.
– Поехали.
Дверца захлопнулась, и машина тронулась с места.
Наконец, за окном замелькал знакомый ландшафт. Решив успокоить свою совесть до конца, Бориска попросил водителя первой завести домой девушку. Тот лишь пожал плечами – мол, как скажешь.
Она жила действительно буквально в десяти минутах от его дома. Когда "девятка" остановилась у подъезда, Бориска вылез из машины и, заплатив, сказал, что до своего дома прогуляется пешком.
– Спасибо, – поблагодарила его девушка, как только такси отъехало от подъезда.
– Не за что, – Бориске стало неловко.
– Меня, кстати, Марина зовут, – она протянул ему руку.
– Боря, – представился Бориска.
– Очень приятно, Боря, – Марина жеманно захихикала. – У меня еще не было знакомых с таким именем.
Бориска стоял, переминаясь с ноги на ногу. Вся эта ситуация, с одной стороны, ему нравилась, но с другой… С девушками он общаться решительно не умел, и о чем говорить дальше просто не знал.
– Ладно, пойду я… – неуклюже сообщил Бориска своей новой знакомой.
– Боря, – вдруг как-то серьезно сказала она. – А у вас есть собака?
– Нет, – Борис помотал головой.
– А хотите?
– Не знаю даже…
– Тогда у меня к вам предложение, – Марина сделала небольшую паузу. – Я вас жду через пол часа у своего подъезда. Мне нужно выгулять собаку, а вы могли бы составить мне компанию. Что скажите?
– Я даже не знаю.. – снова замялся Бориска.
– А чего тут знать-то? Вы в каком доме живете?
Бориска озвучил номер дома.
– Вот и прекрасно! Сходите, занесете вещи, примете душ – и сюда. Пол часа хватит за глаза!
Бориска неуверенно посмотрел на нее, но сил отказаться в себе не нашел. Впрочем, как и сил принять это предложение. Но сказать нет было все же сложнее, а потому он согласился, в надежде, что все как-нибудь само утрясется и идти никуда не придется.
Но идти пришлось. Придя домой, Бориска первым делом обматерил себя, что не взял у этой Марины номер телефона – то есть сообщить ей о том, что он передумал, например, ввиду усталости, он никак не мог. Можно было, конечно, просто не явится, но тут он подумал, что если так сделает, то столкнувшись с Мариной случайно где-нибудь в магазине или на автобусной остановке, от стыда деваться будет некуда.
– Ты куда, Боренька? – мама Бори, Валентина Аркадьевна, удивленно посмотрела на завязывающего шнурки сына.
– Прогуляться, – не поднимая глаз ответил Бориска. – Что-то не очень хорошо после перелета себя чувствую.
– Ну смотри аккуратнее. Ночь ведь, – в голосе Валентины Аркадьевны сквозила тревога.