Бейтс испуганно вытаращил глаза.
— С-с-смертельная?! Ах, зачем я не бежал на «Ломоносове»!
— «Ломоносов» погиб, — сказал Зобиара. Лицо Бейтса перекосилось.
— А Хаутон, Портер, Рамирес?
— Тоже погибли.
— Это какой-то р-рок! — воскликнул Бейтс. — Куда ни повернешься — всюду смерть! Господа! Не бросайте меня на произвол судьбы, дайте мне возможность спастись! Я все ра-ра-расскажу!
— Мы слушаем, — произнес Зобиара.
И Бейтс поведал все, что касалось изнанки экспедиции Хаутона. Закончив рассказ, он поглядел на Зобиару и затрепетал. Глаза инженера пылали, кисти рук сжались в кулаки, он сделал в сторону Бейтса недвусмысленное порывистое движение. Незадачливый заговорщик поспешил отскочить.
— Какая гнусная провокация! — процедил сквозь зубы инженер. — Ваши компаньоны, мистер Бейтс, заслуживали иной смерти: веревки.
— Но я надеюсь, что меня-то вы не по-по-повесите, г-гослода! — завопил Бейтс.
— По справедливости, следовало бы! — бросил Зобиара. — Впрочем, не беспокойтесь за вашу жизнь, она нам не нужна. — И со злой иронией добавил: — Ведь вы не в руках гарсемальского правительства…
Бейтс сразу воспрянул духом: он будет жить! Возникла и заполнила все его существо мелкая, подленькая радость: Хаутон и Портер погибли, и теперь никто в Штатах не узнает о его измене.
Но тут Бейтс заметил, что Курочкин что-то быстро строчит в блокноте.
— Что вы записываете? — опасливо осведомился он.
— Как же ему не записывать такие любопытные вещи? — ответил за Курочкина инженер. — Ведь он журналист. Вся эта подлая история должна быть обнародована! Вас, ваших компаньонов и вдохновителей гарсемальской авантюры будут судить все честные люди мира.
— И там будет фигурировать мое имя?
— Вне всякого сомнения.
Бейтс схватился за голову. Час от часу не легче! Он сразу сообразил, какие последствия это будет иметь для него лично. В Штаты и нос не покажешь, у разведки длинные руки. Майкл Кэрли не простит ему разоблачений. Он либо «уберет» его, либо посадит за решетку.
А Зобиара, гадливо глядя на трясущегося, бледного человечка, спросил:
— Что же с вами делать? На родину отправить вас нельзя: мало того, что вы трус, вы еще и болтун. Оставить вас на острове, сами понимаете, мы тоже не можем.
— Отправьте меня куда угодно, только не в Штаты! — взмолился Бейтс.
— Ба! Нашел! — инженер хлопнул себя по лбу. — Мы отвезем вас к нашим друзьям, на другой остров…
— О-опять о-остров? — просипел окончательно обессилевший Бейтс.
— Да. Не волнуйтесь: климат там превосходный, вы попадете в среду нецивилизованных, полудиких, но хороших, честных («честных!» — подчеркнул Зобиара) людей. Это явится весьма полезным для вас в моральном смысле. И вы пробудете там до тех пор, пока тайна Острова Больших Молний перестанет быть тайной…
* * *
Лифт, устроенный в недрах потухшего вулкана, доставил участников советской экспедиции в сопровождении Зобиара и Декобра к лаборатории «Д». Это просторное и высокое помещение являлось преддверием таинственной сферы, скрытой в кратере.
Островитяне повели советских гостей вверх, по прихотливым зигзагам алюминиевой лесенки. Повинуясь нажатию кнопки, откинулась крышка круглого люка в потолке зала. Прибывшие очутились внутри шара.
С площадки, расположенной у боковой стенки на уровне середины сферы, можно было хорошо рассмотреть ее внутреннее устройство. Прежде всего, сама сфера была поражающе обширна, здесь поместилось бы десятиэтажное здание. Шестигранная трубка из серебристого сплава спиралью обегала стенки шара сверху донизу. В средине сферы на четырех пластмассовых столбах были установлены два металлических полудиска, один над другим. Это устройство напоминало круглую конфетную коробку, разрезанную пополам. Внизу и вверху помещались громадные электромагниты.
Как-то само собой люди на площадке разделились на две группы: В одной оказались Зобиара с Разиным и Гао Шэном, в другой Декобра с Крюковым, Пчелинцевой и Курочкиным. В первой группе завязался очень специальный разговор, во второй Декобра взял на себя роль гида.
— Атака на атомное ядро — самая захватывающая страница науки нашего века, — говорил он. — Расщепить это ядро — задача чрезвычайно трудная. Силы, связывающие составные части ядра, необычайно велики. Некоторые исследователи пытались использовать при бомбардировке атомного ядра электричество грозового разряда. Но удалось это пока только Рао-Сагибу.
Орудие, разбивающее атомное ядро — перед вами. Оно представляет собой трубку, к которой прикладывается напряжение в несколько десятков миллионов вольт. Принципиальная схема этого устройства хорошо известна ученым-атомникам.
— Что же здесь нового? — спросите вы. — Новое — это «сигма-лучи», заветный, могучий поток частиц, способный освободить энергию, заключенную в материи.
— Бейтс рассказал, как Хаутон издевался над островитянами: уж не ищете ли вы «философский камень», могущий превращать свинец в золото, — заметил Крюков.
— Хаутон был не сведущ в этих вопросах и не подозревал, насколько он близок к истине, — спокойно ответил Декобра. — Поиски эти были начаты еще средневековыми алхимиками. Но опыты их не могли увенчаться успехом, слишком бедны были тогда сведения о строении вещества. Физика атомного ядра вплотную подошла к решению проблемы. Ученым уже удавалось превращать гелий в литий, фосфор в алюминий, цинк в медь. Островитяне расширили этот список: разбивая и перемешивая атомы, отнимая и прибавляя недостающие электроны, мы можем производить перевоплощение матерки, многие элементы по своему желанию превращать в другие.
— Вы не шутите? — Крюков недоверчиво смотрел на физика.
— Нет.
— Дима, переведи! — дергая моряка за рукав, просила Наташа.
— Он говорит, — сообщил Крюков, — что островитяне могут из свинца делать золото!..
— Золото? — засмеялся Декобра. — Да, и золото… Но что, золото! Скоро мы будем изготовлять радий! Идет ли это в какое-нибудь сравнение с мечтой алхимиков? Судите сами: грамм золота на ваши деньги стоит несколько десятков рублей, а грамм радия — миллионы!
Но не в золоте, даже не в радии, главная цель. К ней стремятся не только островитяне, но и академик Разин, и Гао Шэн, все ученые, которые хотят поставить атом на мирную службу человечеству. Эта цель — освободить скрытые в материи источники энергии.
Задумывались ли вы над вопросом: сколько энергии заключено в одной капле нефти? А ее достаточно, чтобы крупный океанский теплоход совершил кругосветный рейс.
— Но ведь энергия атома уже используется! — сказал Курочкин.
— Это только первые ступеньки очень высокой лестницы. При делении урана извлекается только одна десятая процента внутриатомной энергии, при водородном взрыве — полпроцента.
— Другими словами, разменивая рубль, мы получаем пользы только на копейку. Не так ли? — сказал журналист.
— Очень меткое сравнение. Заметьте, что пока используется только та энергия, которая освобождается при перестройке частиц внутри атомного ядра, на языке науки — разница между так называемыми энергиями связи. А если бы человек сами частицы сумел обратить в энергию, то получил бы такой же безграничный источник ее, как солнце! Тут раскрываются беспримерные, трудно вообразимые перспективы… Все, о чем когда-либо мечтал человек-творец: отепление Арктики и создание новых континентов, победа над вечной мерзлотой и засухой, фруктовые сады на полюсе и хлеба в Сахаре, проникновение в глубочайшие недра земного шара и полет в Космос — все это станет возможным…
— Я еще не видел вас, но уже знаю, братья! Вы те, кто несет жизнь!
Рао-Сагиб долго расспрашивал участников экспедиции об их приключениях. Когда оживленная беседа подошла к концу, академик попросил его оставить с индусом наедине:
— У нас есть свой, очень серьезный разговор с глазу на глаз…
Разин прежде всего выразил Рао-Сагибу свое восхищение размахом исследований и оригинальностью устройств.
— Вы шагнули далеко, шагнули блестяще.
Рао-Сагиб взял руку Разина в свою, сказал с чувством:
— Благодарю вас! Может ли быть более высокая оценка? Ведь она исходит от одного из самых замечательных ученых современного мира.
— Давайте говорить с предельной чистосердечностью, — предложил Разин. — Я не возьму на себя смелости подсказывать вам какие-либо решения, но то, что мне хочется сказать, очень важно.
— Да-да, говорите, мы, конечно, поймем друг друга.
— Скажите мне, дорогой собрат, зачем вы до сих пор сидите на этом острове?
Рао-Сагиб ответил не сразу. Он начал медленно, тщательно подбирая слова:
— В наше время в атомной науке четко наметились два направления: разрушительное и благотворное. Первое порождает страх и беспокойство, второе — надежду. Вы знаете это не хуже меня.
— Разумеется. Мы называем первое направление «минус-наукой» — она работает на истребление. «Плюс-наука» призвана облагодетельствовать человечество. Зачем же вы, представитель благодетельного знания, замкнулись в узкие рамки этого клочка земли, скрываете под спудом замечательные достижения от своего жаждущего народа?
— Я отвечу вам также чистосердечно: меня одолевают сомнения. Я боюсь!..
— Боитесь? Боитесь вы, властелин молний? Чего?
— Я боюсь, что наши открытия попадут в руки тех, кто представляет «минус-науку» и будут использованы во вред людям. Мне горько, друг! Быть почти у финиша и сознавать, что я и мои сотрудники всю жизнь трудились, может быть, для того, чтобы земля стала радиоактивным кладбищем…
— Полно, Рао-Сагиб! Есть и другие силы, силы мира… И они час от часу становятся все многочисленнее, все могущественнее. Кому нужна теперь тайна? Она нужна в Штатах, где научные изыскания зажаты в железном кулаке военщины, где атомная наука стала большим бизнесом и важнейшие открытия засекречиваются крупными концернами. А это неизбежно тормозит прогресс.
Время фаустов, дерзавших в одиночку, за свой страх и риск, прошло. Я не хочу сказать, что вы работаете совсем в одиночку, у вас великолепный коллектив. Но все же — это только горстка талантливых людей, отграничившихся от бурь и страстей, которые сегодня потрясают мир. Отсюда ваши мучительные сомнения, ваши страхи, когда вы находитесь так близко от цели. Вы идете под неведомым флагом, опасаясь войти в нужную гавань. Пусть это, может быть, сказано слишком прямолинейно, но не в форме дело. Время не ждет, пришла пора решаться!
— В ваших словах много верного, — задумчиво сказал Рао-Сагиб.
— Беда в том, что ученые, работающие на благо человека, до последнего времени были разобщены, — продолжал академик. — Положительные результаты, добытые наукой в одной стране, не становились общим достоянием. Но современное состояние атомной науки теперь таково, что основное засекретить просто невозможно. И то, что уже было открыто в одном месте, снова, с огромными затратами средств, мысли и труда, открывается в другом. Я видел ваши лаборатории. Многое из того, что ваши сотрудники демонстрировали мне, как секрет, уже стало известным нам. Сознаюсь: кое в чем вы нас обогнали, но кое в чем и мы опередили вас.
…Разин описал Рао-Сагибу новейшие установки, применяемые в Советском Союзе для получения мельчайших частиц, эти сложнейшие агрегаты, позволяющие заглянуть в самые недра атомного ядра, рассказал об успешных попытках получения искусственных космических лучей и, наконец, подробно поведал о собственных работах по управлению термоядерными реакциями. В конечном результате эти исследования открывали возможность использовать для мирных нужд реакции, протекающие взрывообразно в водородной бомбе.
— Советские ученые объединили свои усилия с учеными ряда стран, — заключил академик. — Вы слышали об институте мирного атома? Все оборудование, о котором я говорил, передано теперь в его распоряжение.
— Я могу только позавидовать вам, — сказал Рао-Сагиб (Разин, в самом деле, видел, какое сильное впечатление произвел его рассказ на Рао-Сагиба). — Эти установки в сочетании с нашими «сигма-лучами»…
— Советов давать не буду, — промолвил Разин. — Могу только сказать: «Милости просим в нашу семью». Теперь о делах практических: утром мы думаем отбыть на Родину, она ждет нас. И вас тоже ждет ваша Родина, Рао-Сагиб! Вы вернетесь не с пустыми руками. Когда я весной был в Индии…
— Вы были в Индии?! — порывисто воскликнул Рао-Сагиб.
— Да, я посетил вашу чудесную страну. И первое чудо, с которым довелось мне познакомиться, был сам ваш народ, сквозь века угнетения, унижений и неописуемых лишений пронесший свой удивительный талант, свое гордое сердце и чистую, пламенную любовь к свободе. Я видел в вашей стране новое поколение, которое не пойдет ни на какие уступки в борьбе за независимость и настоящую жизнь. Можно ли допустить, чтобы оно погибло в новой, жесточайшей из войн? И мы с вами, Рао-Сагиб, ради этого молодого поколения, должны помочь сделать все, чтобы сорвать оковы с атомной науки и дать ее тем, кому принадлежит будущее…
До позднего вечера затянулся этот задушевный разговор двух богатырей атомной науки. По уходе Разина Рао-Сагиб тотчас созвал совет островитян.
— Долго спите, товарищи! — шутливо выговаривал им академик. — Из-за вас чуть расписание не сорвалось.
— Да они совсем не спали, — крикнул, посмеиваясь, Робуш, — Честное слово, всю ночь под ручку по этой вот лужайке крутились…
— А за это я вас, властью начальника экспедиции, накажу! — заявил Разин. — И вы не узнаете самых злободневных новостей.
— Скажите, Иван Иннокентьевич! — умоляюще шепнула Наташа.
— А вот и не скажу, — поддразнивал академик. — Впрочем, бог с вами… Вот: товарищ Зобиара летит с нами!
— Да ну? Правда?
— Правда, — подтвердил академик, — Вы самое важное еще не слышали. Во-первых, Рао-Сагиб решил вернуться в Индию. Во-вторых: он посылает товарища Зобиару с нами в Советский Союз. Рао-Сагиб и совет островитян решили передать все результаты своих изысканий и «сигма-лучи» институту мирного атома.
— Вот здорово! — закричал Крюков, — Теперь держись атом! А потом куда, Виценте?
— Потом — в Югославию, — сообщил Зобиара. — Я закуплю там три новых теплохода для перевозки нашего оборудования. И на них будет поднят флаг республики Индия!
Разин обнял одной рукой за плечи моряка, а другой Наташу и повел их к краю площадки.
— Итак, сейчас на «Изумруд», а потом — сразу домой. Гм… гм… на свадьбу-то позовете?
— Иван Иннокентьевич, вы все подшучиваете! — Наташа подарила его обаятельной улыбкой. — Вот Дмитрий хочет учиться поступать, в энергетический институт.
— Значит, с воды на сушу? Ну, добро, добро… Могу только пожелать успеха. А счастье — уже с вами: молодость, учеба, интересная работа на пользу трудового народа, простор впереди… Да какой простор! Как этот океан. Чего же больше желать человеку?
И они устремили взоры на Восток — там, за океанами, по ту сторону Гималаев, ждала их светлая, милая Родина, надежда человечества. Им казалось, что они слышат ее голос, зовущий в полет, к новым дерзаниям.
— С-с-смертельная?! Ах, зачем я не бежал на «Ломоносове»!
— «Ломоносов» погиб, — сказал Зобиара. Лицо Бейтса перекосилось.
— А Хаутон, Портер, Рамирес?
— Тоже погибли.
— Это какой-то р-рок! — воскликнул Бейтс. — Куда ни повернешься — всюду смерть! Господа! Не бросайте меня на произвол судьбы, дайте мне возможность спастись! Я все ра-ра-расскажу!
— Мы слушаем, — произнес Зобиара.
И Бейтс поведал все, что касалось изнанки экспедиции Хаутона. Закончив рассказ, он поглядел на Зобиару и затрепетал. Глаза инженера пылали, кисти рук сжались в кулаки, он сделал в сторону Бейтса недвусмысленное порывистое движение. Незадачливый заговорщик поспешил отскочить.
— Какая гнусная провокация! — процедил сквозь зубы инженер. — Ваши компаньоны, мистер Бейтс, заслуживали иной смерти: веревки.
— Но я надеюсь, что меня-то вы не по-по-повесите, г-гослода! — завопил Бейтс.
— По справедливости, следовало бы! — бросил Зобиара. — Впрочем, не беспокойтесь за вашу жизнь, она нам не нужна. — И со злой иронией добавил: — Ведь вы не в руках гарсемальского правительства…
Бейтс сразу воспрянул духом: он будет жить! Возникла и заполнила все его существо мелкая, подленькая радость: Хаутон и Портер погибли, и теперь никто в Штатах не узнает о его измене.
Но тут Бейтс заметил, что Курочкин что-то быстро строчит в блокноте.
— Что вы записываете? — опасливо осведомился он.
— Как же ему не записывать такие любопытные вещи? — ответил за Курочкина инженер. — Ведь он журналист. Вся эта подлая история должна быть обнародована! Вас, ваших компаньонов и вдохновителей гарсемальской авантюры будут судить все честные люди мира.
— И там будет фигурировать мое имя?
— Вне всякого сомнения.
Бейтс схватился за голову. Час от часу не легче! Он сразу сообразил, какие последствия это будет иметь для него лично. В Штаты и нос не покажешь, у разведки длинные руки. Майкл Кэрли не простит ему разоблачений. Он либо «уберет» его, либо посадит за решетку.
А Зобиара, гадливо глядя на трясущегося, бледного человечка, спросил:
— Что же с вами делать? На родину отправить вас нельзя: мало того, что вы трус, вы еще и болтун. Оставить вас на острове, сами понимаете, мы тоже не можем.
— Отправьте меня куда угодно, только не в Штаты! — взмолился Бейтс.
— Ба! Нашел! — инженер хлопнул себя по лбу. — Мы отвезем вас к нашим друзьям, на другой остров…
— О-опять о-остров? — просипел окончательно обессилевший Бейтс.
— Да. Не волнуйтесь: климат там превосходный, вы попадете в среду нецивилизованных, полудиких, но хороших, честных («честных!» — подчеркнул Зобиара) людей. Это явится весьма полезным для вас в моральном смысле. И вы пробудете там до тех пор, пока тайна Острова Больших Молний перестанет быть тайной…
* * *
Лифт, устроенный в недрах потухшего вулкана, доставил участников советской экспедиции в сопровождении Зобиара и Декобра к лаборатории «Д». Это просторное и высокое помещение являлось преддверием таинственной сферы, скрытой в кратере.
Островитяне повели советских гостей вверх, по прихотливым зигзагам алюминиевой лесенки. Повинуясь нажатию кнопки, откинулась крышка круглого люка в потолке зала. Прибывшие очутились внутри шара.
С площадки, расположенной у боковой стенки на уровне середины сферы, можно было хорошо рассмотреть ее внутреннее устройство. Прежде всего, сама сфера была поражающе обширна, здесь поместилось бы десятиэтажное здание. Шестигранная трубка из серебристого сплава спиралью обегала стенки шара сверху донизу. В средине сферы на четырех пластмассовых столбах были установлены два металлических полудиска, один над другим. Это устройство напоминало круглую конфетную коробку, разрезанную пополам. Внизу и вверху помещались громадные электромагниты.
Как-то само собой люди на площадке разделились на две группы: В одной оказались Зобиара с Разиным и Гао Шэном, в другой Декобра с Крюковым, Пчелинцевой и Курочкиным. В первой группе завязался очень специальный разговор, во второй Декобра взял на себя роль гида.
— Атака на атомное ядро — самая захватывающая страница науки нашего века, — говорил он. — Расщепить это ядро — задача чрезвычайно трудная. Силы, связывающие составные части ядра, необычайно велики. Некоторые исследователи пытались использовать при бомбардировке атомного ядра электричество грозового разряда. Но удалось это пока только Рао-Сагибу.
Орудие, разбивающее атомное ядро — перед вами. Оно представляет собой трубку, к которой прикладывается напряжение в несколько десятков миллионов вольт. Принципиальная схема этого устройства хорошо известна ученым-атомникам.
— Что же здесь нового? — спросите вы. — Новое — это «сигма-лучи», заветный, могучий поток частиц, способный освободить энергию, заключенную в материи.
— Бейтс рассказал, как Хаутон издевался над островитянами: уж не ищете ли вы «философский камень», могущий превращать свинец в золото, — заметил Крюков.
— Хаутон был не сведущ в этих вопросах и не подозревал, насколько он близок к истине, — спокойно ответил Декобра. — Поиски эти были начаты еще средневековыми алхимиками. Но опыты их не могли увенчаться успехом, слишком бедны были тогда сведения о строении вещества. Физика атомного ядра вплотную подошла к решению проблемы. Ученым уже удавалось превращать гелий в литий, фосфор в алюминий, цинк в медь. Островитяне расширили этот список: разбивая и перемешивая атомы, отнимая и прибавляя недостающие электроны, мы можем производить перевоплощение матерки, многие элементы по своему желанию превращать в другие.
— Вы не шутите? — Крюков недоверчиво смотрел на физика.
— Нет.
— Дима, переведи! — дергая моряка за рукав, просила Наташа.
— Он говорит, — сообщил Крюков, — что островитяне могут из свинца делать золото!..
— Золото? — засмеялся Декобра. — Да, и золото… Но что, золото! Скоро мы будем изготовлять радий! Идет ли это в какое-нибудь сравнение с мечтой алхимиков? Судите сами: грамм золота на ваши деньги стоит несколько десятков рублей, а грамм радия — миллионы!
Но не в золоте, даже не в радии, главная цель. К ней стремятся не только островитяне, но и академик Разин, и Гао Шэн, все ученые, которые хотят поставить атом на мирную службу человечеству. Эта цель — освободить скрытые в материи источники энергии.
Задумывались ли вы над вопросом: сколько энергии заключено в одной капле нефти? А ее достаточно, чтобы крупный океанский теплоход совершил кругосветный рейс.
— Но ведь энергия атома уже используется! — сказал Курочкин.
— Это только первые ступеньки очень высокой лестницы. При делении урана извлекается только одна десятая процента внутриатомной энергии, при водородном взрыве — полпроцента.
— Другими словами, разменивая рубль, мы получаем пользы только на копейку. Не так ли? — сказал журналист.
— Очень меткое сравнение. Заметьте, что пока используется только та энергия, которая освобождается при перестройке частиц внутри атомного ядра, на языке науки — разница между так называемыми энергиями связи. А если бы человек сами частицы сумел обратить в энергию, то получил бы такой же безграничный источник ее, как солнце! Тут раскрываются беспримерные, трудно вообразимые перспективы… Все, о чем когда-либо мечтал человек-творец: отепление Арктики и создание новых континентов, победа над вечной мерзлотой и засухой, фруктовые сады на полюсе и хлеба в Сахаре, проникновение в глубочайшие недра земного шара и полет в Космос — все это станет возможным…
* * *
Рао-Сагиб полулежал на тахте с подложенными за спину подушками, протянув поверх покрывала руки. Совместные усилия Майдео и Поварчука увенчались явным успехом, Рао-Сагиб выглядел бодрым, окрепшим. Светлой улыбкой приветствовал Разина и его спутников индус:— Я еще не видел вас, но уже знаю, братья! Вы те, кто несет жизнь!
Рао-Сагиб долго расспрашивал участников экспедиции об их приключениях. Когда оживленная беседа подошла к концу, академик попросил его оставить с индусом наедине:
— У нас есть свой, очень серьезный разговор с глазу на глаз…
Разин прежде всего выразил Рао-Сагибу свое восхищение размахом исследований и оригинальностью устройств.
— Вы шагнули далеко, шагнули блестяще.
Рао-Сагиб взял руку Разина в свою, сказал с чувством:
— Благодарю вас! Может ли быть более высокая оценка? Ведь она исходит от одного из самых замечательных ученых современного мира.
— Давайте говорить с предельной чистосердечностью, — предложил Разин. — Я не возьму на себя смелости подсказывать вам какие-либо решения, но то, что мне хочется сказать, очень важно.
— Да-да, говорите, мы, конечно, поймем друг друга.
— Скажите мне, дорогой собрат, зачем вы до сих пор сидите на этом острове?
Рао-Сагиб ответил не сразу. Он начал медленно, тщательно подбирая слова:
— В наше время в атомной науке четко наметились два направления: разрушительное и благотворное. Первое порождает страх и беспокойство, второе — надежду. Вы знаете это не хуже меня.
— Разумеется. Мы называем первое направление «минус-наукой» — она работает на истребление. «Плюс-наука» призвана облагодетельствовать человечество. Зачем же вы, представитель благодетельного знания, замкнулись в узкие рамки этого клочка земли, скрываете под спудом замечательные достижения от своего жаждущего народа?
— Я отвечу вам также чистосердечно: меня одолевают сомнения. Я боюсь!..
— Боитесь? Боитесь вы, властелин молний? Чего?
— Я боюсь, что наши открытия попадут в руки тех, кто представляет «минус-науку» и будут использованы во вред людям. Мне горько, друг! Быть почти у финиша и сознавать, что я и мои сотрудники всю жизнь трудились, может быть, для того, чтобы земля стала радиоактивным кладбищем…
— Полно, Рао-Сагиб! Есть и другие силы, силы мира… И они час от часу становятся все многочисленнее, все могущественнее. Кому нужна теперь тайна? Она нужна в Штатах, где научные изыскания зажаты в железном кулаке военщины, где атомная наука стала большим бизнесом и важнейшие открытия засекречиваются крупными концернами. А это неизбежно тормозит прогресс.
Время фаустов, дерзавших в одиночку, за свой страх и риск, прошло. Я не хочу сказать, что вы работаете совсем в одиночку, у вас великолепный коллектив. Но все же — это только горстка талантливых людей, отграничившихся от бурь и страстей, которые сегодня потрясают мир. Отсюда ваши мучительные сомнения, ваши страхи, когда вы находитесь так близко от цели. Вы идете под неведомым флагом, опасаясь войти в нужную гавань. Пусть это, может быть, сказано слишком прямолинейно, но не в форме дело. Время не ждет, пришла пора решаться!
— В ваших словах много верного, — задумчиво сказал Рао-Сагиб.
— Беда в том, что ученые, работающие на благо человека, до последнего времени были разобщены, — продолжал академик. — Положительные результаты, добытые наукой в одной стране, не становились общим достоянием. Но современное состояние атомной науки теперь таково, что основное засекретить просто невозможно. И то, что уже было открыто в одном месте, снова, с огромными затратами средств, мысли и труда, открывается в другом. Я видел ваши лаборатории. Многое из того, что ваши сотрудники демонстрировали мне, как секрет, уже стало известным нам. Сознаюсь: кое в чем вы нас обогнали, но кое в чем и мы опередили вас.
…Разин описал Рао-Сагибу новейшие установки, применяемые в Советском Союзе для получения мельчайших частиц, эти сложнейшие агрегаты, позволяющие заглянуть в самые недра атомного ядра, рассказал об успешных попытках получения искусственных космических лучей и, наконец, подробно поведал о собственных работах по управлению термоядерными реакциями. В конечном результате эти исследования открывали возможность использовать для мирных нужд реакции, протекающие взрывообразно в водородной бомбе.
— Советские ученые объединили свои усилия с учеными ряда стран, — заключил академик. — Вы слышали об институте мирного атома? Все оборудование, о котором я говорил, передано теперь в его распоряжение.
— Я могу только позавидовать вам, — сказал Рао-Сагиб (Разин, в самом деле, видел, какое сильное впечатление произвел его рассказ на Рао-Сагиба). — Эти установки в сочетании с нашими «сигма-лучами»…
— Советов давать не буду, — промолвил Разин. — Могу только сказать: «Милости просим в нашу семью». Теперь о делах практических: утром мы думаем отбыть на Родину, она ждет нас. И вас тоже ждет ваша Родина, Рао-Сагиб! Вы вернетесь не с пустыми руками. Когда я весной был в Индии…
— Вы были в Индии?! — порывисто воскликнул Рао-Сагиб.
— Да, я посетил вашу чудесную страну. И первое чудо, с которым довелось мне познакомиться, был сам ваш народ, сквозь века угнетения, унижений и неописуемых лишений пронесший свой удивительный талант, свое гордое сердце и чистую, пламенную любовь к свободе. Я видел в вашей стране новое поколение, которое не пойдет ни на какие уступки в борьбе за независимость и настоящую жизнь. Можно ли допустить, чтобы оно погибло в новой, жесточайшей из войн? И мы с вами, Рао-Сагиб, ради этого молодого поколения, должны помочь сделать все, чтобы сорвать оковы с атомной науки и дать ее тем, кому принадлежит будущее…
До позднего вечера затянулся этот задушевный разговор двух богатырей атомной науки. По уходе Разина Рао-Сагиб тотчас созвал совет островитян.
* * *
Заря разгоралась над Островом Больших Молний. Раскаленный краешек солнца показался на горизонте там, где океан сливался с небом. «Мир» стоял на полянке, готовый к отлету. Около машины возился Робуш, рядом разговаривали Разин и Зобиара, окруженные тесным кольцом островитян. Наташа и Крюков бежали к вертолету.— Долго спите, товарищи! — шутливо выговаривал им академик. — Из-за вас чуть расписание не сорвалось.
— Да они совсем не спали, — крикнул, посмеиваясь, Робуш, — Честное слово, всю ночь под ручку по этой вот лужайке крутились…
— А за это я вас, властью начальника экспедиции, накажу! — заявил Разин. — И вы не узнаете самых злободневных новостей.
— Скажите, Иван Иннокентьевич! — умоляюще шепнула Наташа.
— А вот и не скажу, — поддразнивал академик. — Впрочем, бог с вами… Вот: товарищ Зобиара летит с нами!
— Да ну? Правда?
— Правда, — подтвердил академик, — Вы самое важное еще не слышали. Во-первых, Рао-Сагиб решил вернуться в Индию. Во-вторых: он посылает товарища Зобиару с нами в Советский Союз. Рао-Сагиб и совет островитян решили передать все результаты своих изысканий и «сигма-лучи» институту мирного атома.
— Вот здорово! — закричал Крюков, — Теперь держись атом! А потом куда, Виценте?
— Потом — в Югославию, — сообщил Зобиара. — Я закуплю там три новых теплохода для перевозки нашего оборудования. И на них будет поднят флаг республики Индия!
Разин обнял одной рукой за плечи моряка, а другой Наташу и повел их к краю площадки.
— Итак, сейчас на «Изумруд», а потом — сразу домой. Гм… гм… на свадьбу-то позовете?
— Иван Иннокентьевич, вы все подшучиваете! — Наташа подарила его обаятельной улыбкой. — Вот Дмитрий хочет учиться поступать, в энергетический институт.
— Значит, с воды на сушу? Ну, добро, добро… Могу только пожелать успеха. А счастье — уже с вами: молодость, учеба, интересная работа на пользу трудового народа, простор впереди… Да какой простор! Как этот океан. Чего же больше желать человеку?
И они устремили взоры на Восток — там, за океанами, по ту сторону Гималаев, ждала их светлая, милая Родина, надежда человечества. Им казалось, что они слышат ее голос, зовущий в полет, к новым дерзаниям.