Дверь хлопнула.
   Со скоростью компьютера тренированный мозг Гвоздики решал задачу высочайшей сложности: выбор цели. Здесь, рядом с ним – можно сказать, руку протянуть, – находился Глобус – расхититель госсобственности, которого Гвоздика преследовал по городам и весям в течение целого отчетного квартала. Это была захватывающая дуэль двух интеллектов, нечто вроде схватки Шерлока Холмса с профессором Мориарти. Сколько раз злокозненный Глобус с украденным кушем ускользал из-под самого носа – на паровозе, пароходе, самолете и даже вертолете! Как часто они ощущали присутствие друг друга в ресторанах, кафе, чайных и пельменных, на стадионах, в музеях, кинотеатрах и библиотеках – везде, где Глобус прожигал жизнь в ожидании возмездия, а Гвоздика, неумолимый как рок, его настигал. И вот теперь, когда настала пора брать преступника, появился марсианин. Покончить с Глобусом было для Гвоздики делом чести, своего рода личным рекордом. Он вправе был рассчитывать на успех, ибо провел операцию безукоризненно и мог с документами в руках доказать до копейки, как Глобус присвоил и как прокутил полмиллиона.
   Но упустить марсианина! Да еще с фамагустой!
   «Прощай, рецидивист, – Гвоздика мысленно улыбнулся полному невысокому человеку с очень уверенными движениями. – Вернее, до свидания!» В два прыжка он покрыл расстояние до двери и пулей вылетел вслед за марсианином.



КТО ИЗ НАС МАРСИАНИН!


   Свет в Заборьевске погас в 21 час 31 минуту. Спустя 12 минут дежуривший по городу младший лейтенант милиции Стенькин принял некую Лютикову Алевтину Никаноровну, которая явилась сделать государственной важности сообщение и исполнить тем самым свой патриотический долг. Занеся в протокол фамилию и домашний адрес заявительницы, установив, что она одинокая, по профессии медсестра и третий год как вышла на пенсию, Стенькин подкрутил фитилек мощной керосиновой лампы и приготовился выслушать главное.
   – Уж не знаю, с чего начать. Я бы тебя, сынок, не стала беспокоить, если б не такое дело.
   – Не стесняйтесь, излагайте все, как было.
   – Сосед у меня марсианин.
   – Вот как! – Младший лейтенант пытливо поглядел на Лютикову; она показалась ему нормальной: небольшая, сухонькая, аккуратно одета, волосы седые, коротко острижена, на правой щеке родинка, глаза карие, ясно смотрит из-под очков в золотой оправе. – Давно обнаружили? – спросил он.
   – Сегодня.
   – А живете вместе сколько?
   – Через неделю два года будет. Прежним соседям отдельную квартиру дали, у них четверо.
   – Как же это вы, Алевтина Никаноровна, два года с человеком бок о бок прожили, можно сказать, пуд соли вместе съели – кухня-то общая – и только сейчас заметили, что он марсианин?
   – Замечать-то я и раньше замечала, а вот додуматься не могла. Нынче, когда по телевизору этот с усиками выступал, меня и осенило.
   Стенькин, естественно, телепрограмм в тот вечер не смотрел, да и вообще видел в голубом экране одну забаву, предпочитая черпать информацию из газет. Поэтому он не стал выяснять, что там было по телевизору: мало ли, может статься, какой-нибудь профессор читал лекцию про жизнь на Марсе.
   – Какие же симптомы? – спросил он.
   – Разные. – Лютикова помедлила, должно быть припоминая и заново осмысливая факты. – Вот, например, интересное обстоятельство. Каждый день в ванне моется, а по субботам и воскресеньям, бывает, и дважды. Я по занятию своему гигиену весьма уважаю, но, извините, голубчик, думаю, вы не обидетесь, если я скажу, что такой чистоплотности у мужчин не бывает.
   Стенькин неопределенно покачал головой, не то соглашаясь, не то протестуя.
   Лютикова продолжала:
   – Разве я не понимаю, что это может показаться пустяком? Подумаешь, нашла старая, чем укорить! Но скажите на милость, почему он каждое утро на голове стоит? По полчаса, проверено по хронометру. Почему стены в своей комнате раскрасил в четыре цвета? Почему огурец сахарным песком, а дыню солью посыпает? Почему на жэковские собрания его не затащишь? И вот так по всем пунктам, хотите верьте, хотите нет. Все не как у людей.
   Стенькин почесал затылок.
   – Как я понимаю, гражданка Лютикова, – возразил он, – сосед ваш не дерется, не сквернословит, порядка в доме не нарушает, вас не беспокоит?
   – Да разве обо мне, миленький, речь! – воскликнула Лютикова, оскорбленная и негодующая. – Не о себе пекусь, по мне, лучше соседа не сыщешь. Но я с ним расстанусь без колебаний, если будет доказано, что он из отряда марсианских захватчиков!
   Сказав это, бывшая медсестра поджала губы, от чего ее лицо, поначалу показавшееся младшему лейтенанту добродушным, приобрело жесткий и неумолимый вид.
   Стенькин поежился.
   – Ну хоть какие-то еще симптомы замечали, Алевтина Никаноровна? – спросил он, досадуя, что говорит с посетительницей несвойственным ему извиняющимся тоном, а поправиться не может. – Постарайтесь припомнить.
   – Есть еще симптом, – торжествующе сказала Лютикова, – я его на конец держала. Знаете, какое увлечение у моего соседа? Он радиоманьяк. Это я его так окрестила, поскольку дни и ночи крутит-вертит всякие сопротивления, динамики, репродукторы, микрофоны и прочую технику. Вся его комната, а там ни много ни мало двадцать квадратных метров, завалена этим хламом. А главное… – Она приподнялась со стула и, приблизившись к младшему лейтенанту вплотную, отчего тот даже отшатнулся, со значением произнесла: – Каждый день в эфир выходит.
   Стенькин зажмурился. Ему почему-то представился щуплый, отмытый до жуткой белизны человечек, распахивающий окно и плавно летающий над крышей самого большого в Заборьевске дома, в котором разместился горсовет. В полете человечек чуть помахивал руками, а вместо кистей у него были обыкновенные клешни, прикрытые манжетами.
   – На чем выходит в эфир? – спросил младший лейтенант, стряхивая с себя наваждение.
   Лютикова посмотрела на него с недоумением.
   – Как на чем? На радиопередатчике, разумеется.
   «Черт-те что! – подумал Стенькин. – Я и впрямь настроился на марсианина».
   – С кем же у него связь? – спросил он строго.
   – Это уж вам надлежит установить. А вполне вероятно, что и другому ведомству. Лично мне все ясно, как божий день: с базой на Марсе. Докладывает, что разнюхал, получает задания.
   – Ладно, – махнул рукой Стенькин. – Распишитесь здесь, товарищ Лютикова. У вас всё?
   – Вот что еще, голубок, – сказала заявительница, опять превращаясь в милую пожилую дамочку, – если будете выселять марсианина, намекни начальству, комнату его нехудо бы мне отдать. Я человек вполне заслуженный, тридцать лет в больницах проработала, скоро шестьдесят стукнет, а все по коммунальным квартирам мыкаюсь.
   – А марсианина, значит, на Марс? – ехидно спросил младший лейтенант.
   – Куда же еще?
   Стенькин смял в руке протокол.
   – Это что же, гражданочка, получается? Выходит, все ваши марсианские хроники – один лишь голый навет на безвинного человека с умыслом захватить его жилплощадь? Да вы знаете, что по закону полагается за оговор?
   Лютикова, однако, ничуть не испугалась. Напротив, она грудью двинулась на младшего лейтенанта, так что тот поневоле должен был шаг за шагом отступать. А голос ее при этом металлически звенел, гулко отдаваясь в коридорах.
   – Хочешь, милок, марсианина взять под крылышко? Может, у тебя с ним сговор? Ты и сам, должно быть, из их породы? Так мы вас на чистую воду выведем! Уж я об этом позабочусь, будьте покойны!
   Стенькин едва удержался, чтобы не прикрикнуть на старую каргу, но тут загорелся свет и одновременно послышался за дверьми дикий шум. В помещение ввалилась целая орава людей, которых безуспешно пытался удержать сопровождавший их постовой милиционер:
   – Всем сюда нельзя, граждане, имейте совесть! Марсианин и свидетели останутся, прочие могут разойтись по домам!
   Услышав, что привели марсианина, Стенькин схватился за голову, а Лютикова даже взвизгнула – не то от страха, не то от восторга. Кое-как гомон улегся.
   – Кто здесь марсианин? – решительно и зло спросил Стенькин.
   – Я! – спокойно ответил Гудаутов, выходя на передний план. Он уселся на стульчик, который только что занимала Лютикова, закинул ногу на ногу и изобразил одну из обаятельнейших своих улыбок.
   Свита, сопровождавшая его с вокзала, дружно выдавила: «Сознался!» У одних это прозвучало удивленно, у других торжествующе.
   – Я говорил, говорил!.. – заволновался Сарафаненко.
   Будушкин, собиравшийся в очередной раз сослаться на своего кумира Азимова, лишился дара речи.
   – И давно вы, гражданин, стали марсианином? – устало поинтересовался Стенькин, решивший, что больше дурачить себя никому не позволит.
   – От рождения, – резонно заметил Гудаутов. – Как сейчас, помню родной марсианский поселок у канала, в котором мы беззаботно резвились с другими марсианятами. Папу-марсианина, маму-марсианку. Обоих, увы, давно нет в живых. Видели бы они сейчас своего малыша!
   В толпе кто-то сочувственно засопел.
   – У нас живут недолго, – сказал Гудаутов, входя во вкус. – До тридцати лет. Но очень культурно. Работать никому не надо, все кругом растет, подходи – бери.
   – Как же с промтоварами? – поинтересовался кто-то.
   – Тоже растут. Получаем путем скрещивания. Очень сложное дело. Объяснить не могу, все равно не поймете. Не доросли вы еще.
   – А что едят?
   – Разное, – ответил Гудаутов, вспоминая свой недавний ужин в привокзальном ресторанчике. – Например, котлеты по-киевски, шашлык по-карски, пельмени по-сибирски.
   – Все как у нас! – одобрительно воскликнул Сарафаненко. – Значит, и овец разводите?
   – А как же, – оскорбился Гудаутов, – что мы, на Марсе, не люди, что ли!
   – Товарищи, опомнитесь! – воззвал скептик. – Это же прохвост высшей марки, да еще над нами издевается. Он такой же марсианин, как я китайский император.
   – Попрошу официальное лицо, – сказал Гудаутов, обращаясь к Стенькину, – оградить меня от оскорблений. – Если бы кто-нибудь из жителей Заборьевска приехал к нам на Марс, – добавил он с горечью, – его бы так не приняли. Мы гостей уважаем. Хлеб-соль даем, всякие почести оказываем. Неважно, откуда ты – с Луны, с Земли, с этой, как ее, Венеры, хоть с Солнца. Важно, что ты гость. – Заметив, что аудитория внимает ему развесив уши, Гудаутов и вовсе уверился в правильности избранной им тактики. Он ткнул пальцем в сторону скептика и строго сказал: – Он – скептик, он ни во что не верит. Такой человек может не верить даже в свой родной коллектив. Пусть поедет со мной, пусть любой из вас поедет, проверим.
   И Гудаутов приподнялся на носках, готовый немедленно стартовать на Марс.
   Все посмотрели на скептика.
   – Вот еще, – сказал тот, – нашел дурака! С меня хватит! – И исчез, лишь напоследок из-за дверей послышалось приглушенное: – Авантюрист!
   Пожевав губами, Будушкин сказал:
   – Что ж, извольте, я готов проверить эту версию.
   Стенькин решил вернуть себе инициативу.
   – Ваши документики, гражданин! – потребовал он.
   – Моя фамилия Гудаутов. У марсиан тоже есть фамилии. Будьте любезны, – Гудаутов протянул паспорт и командировочное предписание.
   Все молча ждали, пока младший лейтенант изучал бумаги.
   – У вас все по норме, как полагается обыкновенному гражданину, – сказал наконец Стенькин. – Чем докажете, что вы марсианин?
   Такого поворота дела Гудаутов не ожидал. Вся его тактика строилась на предположении, что человек, объявляющий себя марсианином, должен быть признан безумным и немедленно отправлен в желтый дом. А там можно через пару дней прийти в себя и быть отпущенным официально либо, на худой конец, исчезнуть, не прощаясь.
   Как должен вести себя человек, свихнувшийся на марсианской почве?
   Гудаутов вдруг засмеялся, и чем больше видел вокруг себя недоумения, тем с большим смаком хохотал, визжал, почти закатывался. Терпение у Стенькина истощилось, он хлопнул кулаком по столу, требуя объяснений.
   – Они мне не верят! – воскликнул Гудаутов, утирая слезы. – Сами сказали, что я марсианин, а теперь я еще должен доказывать. Нет уж, я свои права знаю. Либо отпускайте, либо доказывайте.
   Стенькин взглянул на Гудаутова с уважением: марсианин знал о презумпции невиновности. Что делать? Его взгляд пробежал по лицам присутствующих, напряженно следивших за развертывающейся драмой. И остановился на остренькой физиономии Лютиковой, которая скромно примостилась во втором ряду, явно не стремясь привлечь к себе внимание.
   – А ну-ка, Алевтина Никаноровна, подойдите поближе, помогите установить личность подозреваемого. Узнаете своего соседа?
   – Ничуть, – ответила Лютикова, делая шаг вперед. – Этого товарища вижу впервые.
   – И правильно. Он ведь совсем из других мест. Но сходство какое-то есть?
   – Очень даже похожи, – заметила Лютикова, так прилежно разглядывавшая Гудаутова, что тот даже засмущался. – Как братья.
   – Ну вот, – удовлетворенно хмыкнул Стенькин. – Теперь, гражданин Гудаутов, скажите, как часто вы принимаете ванну?
   Гудаутов наморщил лоб, соображая, какой ответ должен пойти ему на пользу. Не решив этой задачи, он на всякий случай сказал, что каждый день, а в иные дни и по два раза.
   Стенькин и Лютикова со значением переглянулись.
   – Есть у вас какое-нибудь хобби? – спросил Стенькин.
   – Чего?!
   – Ну, увлечение, Например, радиоделом.
   – Угу, – неопределенно мотнул головой Гудаутов.
   Все сошлось, как дважды два. А раз так, значит, подумал Стенькин, мы имеем в Заборьевске двух марсиан. Не слишком ли много для районного центра?
   Зазвонил телефон.
   – Дежурный по городу, – сказал Стенькин, беря трубку и услышал взволнованный голос Гвоздики:
   – Звоню из автомата на Шекспировской. Только что некто, назвавшийся марсианином, совершил вооруженное ограбление в пивном баре. Угрожал бластером с аннигилирующим устройством и фамагустой…
   – Как, как? – переспросил Стенькин, лихорадочно записывая сообщение.
   – Фамагустой. Откровенно, сам не знаю, с чем это едят. Иду по следу. Вынужден на время оставить Глобуса. Всё.
   – Погодите, товарищ старший лейтенант, не вешайте трубку, – сказал Стенькин. Он отвернулся, прикрыл трубку ладонью, чтобы не услышали в комнате. – У меня самого здесь марсианин…
   Гвоздика присвистнул.
   – Улики?
   – Сам признался.
   – Конец света! – вздохнул Гвоздика. – Бластером не грозил?
   – Держится мирно.
   – Потяни до моего возвращения.
   Раздались отбойные гудки. Стенькин стоял вполоборота к присутствующим, лица его они не видели, голоса тоже услышать не могли. И все же Сарафаненко с интуицией, какая бывает у истеричных женщин и артистов, догадался.
   – О! – сказал он. – Еще марсиане. Десант!
   – С чего вы взяли? – рассердился младший лейтенант. – Глупости! Ох уж эти паникеры!..
   Будучи, однако, человеком честным, Стенькин не смог скрыть смущения, и все поняли, что Сарафаненко догадался правильно.
   Произошло всеобщее тревожное движение, сопровождаемое общим приглушенным вздохом.
   Сарафаненко с необыкновенной ясностью увидел себя с гитарой на филармонической сцене, только в зале были одни марсианские рожи и все улыбались ехидной гудаутовской улыбкой: пусть, мол, поиграет, а там мы ему покажем жулика!
   «Это же надо, – подумала Лютикова, – выходит, сосед и впрямь марсианин. Если эта банда захватит город, так ему могут мою комнату отдать. Нет, конечно, такого закона, чтобы человека на старости лет оставить без своего угла, но какие законы для марсиан? Не исключено, однако, сосед переедет в трехкомнатную ближе к центру». Бывшая медсестра чуть приободрилась.
   «Какая странность! – подумалось Будушкину. – Однако, как говорил Звонский, когда-то это должно было случиться. Трудно поверить? А легко было современникам поверить в нашествие Тимура, в открытие Америки, в изобретение паровой машины? Обыденный разум не допускает исхода за рамки привычного порядка вещей. Даже пытаясь заглянуть в завтрашний день, мы строим его из кирпичиков дня вчерашнего. Но у будущего свой строительный материал, своя конструкция и логика. Отчего же нельзя предположить, что именно нынче настал черед всему этому, что Земля вступила в новую эру, марсианскую?»
   И как всегда бывало у Будушкина, он размышлял об одном вяло и отвлеченно, а параллельно у него созревала совершенно иная мысль, причем в четкой и ясной форме.
   – Товарищи, – сказал он вдруг, – товарищи! Если действительно в Заборьевске появились марсиане, так почему их надо допрашивать в милиции? Ведь это же, скорее всего, наши собратья по разуму, с которыми следует установить дружеские отношения. Так, кстати, полагает и Айзек Азимов. Надо бы передать их в Академию наук, а до той поры в гостиницу, да в лучший номер.
   – Очень правильно, молодой человек, – сказал Гудаутов, дотянувшись до Будушкина и поощрительно хлопая его по плечу. – И обязательно с ванной.
   – А платить кто будет? – полюбопытствовала Лютикова.
   – А я сам расплачусь. По-вашему, с Марса на Землю посылают без подъемных?
   – Повременим с гостиницами! – вмешался Стенькин. – Сначала разберемся, с кем имеем дело. Может, эти субчики к нам с бластерами… – он заглянул в блокнот, – и фамагустами, а мы их в Академию наук.
   Говоря это, младший лейтенант пристально вглядывался в Гудаутова и был готов при малейшем движении принять самые решительные меры. Но тот ничем себя не выдал, даже не шевельнулся, и взгляд его был по-прежнему безмятежен и добродушен.
   – Фамагуста? – пробормотал Будушкин. – Где я слышал это слово?
   – Бластер? – недоуменно поднял брови Гудаутов. – Блейзер, может быть, с блестящими пуговками?
   «Не вооружен, – решил Стенькин. – Впрочем, возможно, не все марсиане налетчики. Среди них тоже могут быть разные, нельзя всех стричь под одну гребенку».
   Гудаутов понятия не имел о космическом оружии. Занятый разработкой очередного тактического маневра, он даже не обратил внимания на зловещую фамагусту.
   «Один марсианин, – размышлял он, – плюс один – это уже два марсианина. А если еще марсиане, много марсиан, если налет, как сказал «артист», что тогда? Тогда паника, суматоха, кто куда – и просто смыться».
   – У меня важное заявление, – с достоинством сказал он младшему лейтенанту. – Прошу занести в протокол.
   – Что еще?
   – Довожу до вашего сведения, гражданин начальник, эти двое… – он кивком указал на Будушкина и Сарафаненко, – из моего отряда.
   – Как это понимать?
   – Марсиане. Сами не видите?
   – Что?! – завопил Сарафаненко. – Я марсианин? Да меня весь город знает, я гитарист, в филармонии на концертах выступаю!
   – На Марсе каждый второй – гитарист, – отпарировал Гудаутов.
   Стенькин потерянно глянул на Будушкина, свою последнюю надежду.
   – Может быть, он прав, и мы все действительно марсиане, – философски заметил Будушкин, пребывавший в глубоком раздумье. И добавил: – В известном смысле.
   Гудаутов развел руками и, обратившись к своим вновь обретенным соотечественникам, произнес фразу на чистейшем марсианском языке. Уголком глаз он наблюдал за произведенным эффектом. Рука Стенькина невольно потянулась к кобуре. Лютикова тихо охнула и, уцепившись за стену, поползла к выходу.
   Сомнений не было: Заборьевск подвергся массированному нападению марсианского десанта. Возможно, пришельцы успели захватить жизненные центры и кинулись бесчинствовать. Но его, Стенькина, они так просто, за здорово живешь, не возьмут. Сукины сыны, комедию ломают, потешаются…



МАРСИАНСКАЯ ПРОПОВЕДЬ


   Городу Заборьевску не менее трех столетий. В местном краеведческом музее есть данные, что назван он так не потому, что в нем много заборов, а потому, что расположен за бором. С течением времени, однако, бора не стало: должно быть, мало-помалу его перевели на заборы. Чего не случится за триста лет! Вот только марсианское нашествие горожане испытали впервые.
   Ближе к полуночи тьма установилась на улицах кромешная. Словно какой-то озорной маляр прошелся кистью по поднебесью и наглухо зачернил все отверстия, сквозь которые пробивался на землю звездный свет. Вдобавок вязкий туман от реки окутал электрические фонари, и мерцали они без проку. Прохожему стало совсем худо – что ни шаг, рискуешь споткнуться о булыжник или угодить в лужицу. Словом, лучше ночи для захвата города космическими пришельцами не придумаешь.
   – Вот они ее и выбрали, – сказал человек вполголоса и самодовольно хмыкнул. Он шел посередине пустынной улицы, ухитряясь обходить препятствия, будто ведомый неким внутренним локатором. И бормотал себе под нос: – Пусть спящий проснется. Рожденный ползать пусть взлетит!.. Это вам, уважаемый Сергей Сергеич, не дебет-кредит, и не «опять ты напортачил», и не «когда же ты ума-разума наберешься?». Я-то набрался. Все ваши гнусные делишки, все хитроумные приемчики, посредством коих вы запускаете ручищи в государственную казну, вижу. Всегда видел, а теперь скажу, кому надо, учтите. И вас, моя любезная помыкательница, поставим на место! В ногах будете ползать, просить прощенья за тюрю, за кашу, за «у всех мужья как мужья…». Прочь сомнения, настала пора действия! Вперед, и ни шагу назад – вот наш марсианский девиз!
   Окончание этой странной тирады пришлось как раз на угол Шекспировской и Краснопрудской, где в новом белокаменном здании, гордости заборьевских архитекторов и городских властей, разместилась центральная аптека. Была она непомерно велика и с шиком отделана; иные критиканствующие горожане утверждали, будто денег, затраченных на ее сооружение, хватило бы на Петергоф или по крайней мере на три дюжины жилых домов. Но большинство относилось к аптеке одобрительно, резонно полагая, что не крышей единой жив человек, надо заботиться и об эстетике, а главное – оставить нечто стоящее потомкам.
   Безоговорочно и с воодушевлением приняла аптечный дворец молодежь. Причиной тому был грандиозный холл со стенами из красного пластика и с навесным ажурным бревенчатым потолком, опиравшимся на 65 изящных коринфских колонн. В холле, таким образом, образовалось множество укромных уголков, что делало его, особенно в ненастье, незаменимым прибежищем для всякого рода интимных и деловых встреч.
   – Перст судьбы! – сказал человек, вглядываясь в освещенную витрину, где, на фоне кумачового полотнища с лозунгом «Лечись заблаговременно!» были выставлены противогриппозные медикаменты. – Конечно, – продолжал он рассуждать вслух, – можно было бы ограничиться и одним разом, но раз – это вдохновение, это порыв, а в известном смысле и случай. Нужна привычка. Нужна система. Надо навсегда отбросить слабость и подавить страх. Вперед, и ни шагу назад!
   Он дрожащей рукой достал из кармана чулок, натянул его на лицо и распахнул аптечную дверь.
   В зале было десятка два людей: часть стояли у прилавков, у касс, прочие, попрятавшись за колоннами, были заняты выяснением отношений. Несмотря на то что пришелец изо всех сил хлопнул массивной дверью, никто и ухом не повел.
   – Я марсианин! – крикнул было он, но как-то вяло, уже соображая, что для просторов, воплотивших эстетические амбиции заборьевских градостроителей, крик его подобен муравьиному писку Нет, ограбить эту аптеку можно было не иначе как только с помощью портативного мегафона с усилителем.
   Грабитель в полнейшей растерянности топтался у входа, его трясло от обиды на мироустройство, а также на злокозненное стечение обстоятельств, помешавших деянию свершиться.
   И тут случай пришел ему на выручку. Его узрели и признали острые глаза невысокого, полного, очень уверенного в себе человека, который торчал у ближней к входу аптечной секции, с интересом разглядывая лечебные травы и время от времени бдительно озираясь. Надо же было Глобусу, уйдя от своего преследователя, искать передышки именно в аптеке!
   – Это он, смотрите, он, марсианин! – завопил Глобус, шарахаясь назад, отчего из стоявших рядом покупателей чуть ли не получилась куча мала. Голос у него был высокий и визгливый, так что услышан он был во всех уголках холла, и отовсюду «заколонники» ринулись к месту происшествия.
   Пришелец сумел использовать предоставившийся ему шанс. В несколько прыжков он добрался до ближайшего прилавка, вскочил на него и, выставив на обозрение маленькую блестящую коробочку, заявил:
   – Этот человек прав. Я действительно марсианин. Всем оставаться на местах, иначе пущу в ход аннигилирующий бластер с фамагустой. Повернуться ко мне спиной, руки поднять! Эй ты, вихрастый, не слышишь, что я говорю?!
   Тут с услугами выскочил все тот же Глобус. Тыча кулачком под ребро верзиле с рыжим чубом, который явно не хотел выполнять приказов инопланетчика, он шумно возмущался:
   – Тебе же по-русски сказали, что надо делать, дурья голова! Давай, давай, разворачивайся. Товарищ марсианин может ведь и в пекло отправить. Ты подумал, что станется с аптекой?
   Глобус, как все незаурядные жулики, был психологом. Он затронул, можно сказать, самое чувствительное местечко в Заборьевских душах. Образ прекрасной колоннады, обращенной в руины, был для них настолько нестерпим, что все прочие зашикали на чубатого. Уступая давлению общественности, он подавил в себе волю к сопротивлению и тоже повернулся спиной к грабителю.
   Последовала знакомая процедура осмотра карманов с отбиранием спичек. Женщины были оставлены в покое – на этой основе позднее была выдвинута гипотеза о господстве на Марсе матриархата. Сделав свое дело и предупредив, чтобы не двигались, пришелец направился к выходу. Самообладание его восстановилось полностью; ликуя, он бормотал по своей привычке: