Страница:
Георгий Шах
О, МАРСИАНЕ!
Фантастическая повесть
ПЕРВОЕ ПОЯВЛЕНИЕ МАРСИАН
Никодима Лутохина собралась компания – сослуживцы и приятели из местных интеллектуалов, если не считать слесаря из домоуправления, позванного за услуги по благоустройству квартиры. Гости отужинали и потягивали коньяк, пребывая в ленивом и возвышенном состоянии, когда склоняет порассуждать о загадках мироздания. Благодаря тонкому расчету хозяйки любители поговорить и добровольцы-слушатели соотносились между собой, как говорят англичане, фифти-фифти. В обществе царила гармония.
– Главная проблема контакта – это, если хотите, совместимость, – авторитетно говорил Звонский, которого считали поэтом районного значения. – Мы вот, человеки, на одной матушке-Земле совместиться не можем, а тут инопланетные цивилизации, возможно даже, иная биологическая форма жизни – попробуй найди общий язык.
– Объясниться можно с помощью математики, – вставил молодой Будушкин, давно искавший минуты проявить себя. – Цифры, они у всех одинаковы, а математические действия – умножение или там деление – тем более. Я читал у Айзека Азимова…
– А если у них двоичная система? – отрезал Звонский. – Да я об языке в прямом смысле. Кое-как объясниться, хоть на алгебраических символах, хоть на химических элементах, хоть, простите, на пальцах, – это еще куда ни шло, это, я думаю, вполне доступно. А вот понять друг друга, суметь сострадать друг другу можно ли?
Красноречие Звонского подавляло, и связываться с ним явно не имело смысла. Будушкин закивал, давая понять, что разделяет глубокие сомнения поэта. Заметив, что беседа угасает, Никодим раскрыл было рот, но осекся под взглядом жены, осознав неуместность всего, что он мог сейчас сказать.
– О чем вы толкуете, – подала голос сама Диана Лукинична, – какой там контакт с пришельцами, когда с домоуправом не сговоришься. Если бы не любезность Гаврилы Никитича, – хозяйка ласково улыбнулась слесарю, – так бы и жили без ванной.
– Ну, это не имеет отношения к разговору, – рискнул возразить ее супруг.
– Ах, не скажите, Никодим Лукьянович, – вступилась же на Дубилова, директора школы. – У нас ведь тоже просьба к Гавриле Никитичу. Придете, дружок? – Она заискивающе потрогала слесаря за рукав.
– Отчего же! – бодро отозвался тот. – Как говорится, контакт есть контакт!
– Путь к контакту лежит через контракт, – сострил Сарафаненко, гитарист.
– Вы всерьез отрицаете возможность взаимопонимания с инопланетчиками? – спросил Дубилов, не позволяя себе поддаться общему легкому настроению. Строго глядя поверх очков в глаза Звонскому, учитель добавил: – Это ведь, знаете, не совсем отвечает диалектическому материализму.
– Давайте-ка, друзья, посмотрим телевизор! – вскочил Лутохин. – Как раз захватим конец программы «Время», узнаем, какая завтра погода.
– А у меня свежий кофе готов. Вам подлить, Митрофан? – обратилась хозяйка к Дубилову.
Гости дружно уставились в голубой экран.
– Вторгшаяся из Арктики волна холодного воздуха, – говорила симпатичная прогнозерша, – столкнулась с мощным встречным потоком. Образовался циклон необычной силы, столбик ртути опустился ниже черты 40 градусов. Последний раз такое случилось 120 лет назад…
– Домой нам теперь не добраться, примем конец свой в урагане, согревая напоследок друг друга! – воскликнул Сарафаненко.
– Оставайтесь у нас, места хватит, – радушно пригласил Никодим.
– Нет уж, не стану доставлять хлопот, да и до работы отсюда далековато.
– Завтра суббота.
– Подумать только, такая холодина! Что с природой творится…
– Я вот читал…
– Оставьте, природа как природа.
– Смотрите! Смотрите!
Все замолкли. На экране действительно происходили странные вещи. Чья-то ладонь легла на руку диктору, сообщавшему-что программа «Время» кончилась и зрители могут посмотреть очередные передачи. Он попытался высвободиться, но безуспешно. Мелькнуло растерянное лицо второго диктора, изображение на секунду потеряло устойчивость, размылось, заплясало, а потом в кадре появился незнакомый мужчина.
– Прошу не паниковать и спокойно выслушать мою информацию, – заявил он высоким, почти женским голосом. У него были бархатные черные глаза и мушкетерские усики. – Я – марсианин. Да, да, не удивляйтесь и не думайте, что я вас мистифицирую. Конечно, у меня совсем иная природная внешность. Не имеет значения какая. Важно, что мы научились принимать облик землян и находимся среди вас, не опасаясь вызвать подозрений. Наших людей здесь, на Земле, не так много, но они есть практически во всех странах и крупных городах.
Теперь я скажу о том, что наверняка волнует вас больше всего. Что нам надо, с чем мы пришли? Будьте покойны: у нас нет намерения покорить вас, хотя достигнутый нашим обществом уровень техники легко позволил бы сделать это. Мы хотим лишь изучить вас и вашу планету. Если окажется возможным, используем энергетические ресурсы Земли, чтобы пополнить иссякающие источники энергии на Марсе. В этом случае мы не станем грабить вас и найдем способ щедро расплатиться.
Вы спросите, почему мы не пришли к вам в открытую? И в то же время почему понадобилось сообщать о нашем присутствии? Я отвечу…
Но Лутохин и его гости так и не услышали в тот вечер ответов на эти вопросы. Внезапно погас свет, лицо марсианина, растянувшись в линейку, отчего он, казалось, ухмыльнулся, исчезло.
Несколько секунд все сидели как завороженные. Потом Никодим кинулся к окну, крикнул:
– У всех погас. Надо же, в такой момент!
Он пошел звонить на станцию, дознаваться, в чем дело. Хозяйка принесла свечу. Компания начала приходить в себя.
– Поразительно! – сказал Звонский. – Рассуждаем, рассуждаем, а когда это наконец случается, не хотим верить.
– Вы всерьез? – спросил Сарафаненко дрогнувшим голосом.
– А вы что, сами не видели? – вступился Дубилов. – Теперь они нам покажут!
– Но позвольте, марсианин ведь сказал, что у них нет дурных намерений, – робко возразил Будушкин.
– Не будьте ослом, – грубо сказал Дубилов, – с добрым делом в чужой дом тайком не пробираются.
Вбежал Лутохин и сообщил, что телефон не работает, а света, насколько можно судить по поднявшемуся вокруг переполоху, нет во всем городе.
– Не понимаю, чего мы сидим? – вскочил вдруг Дубилов.
– А что?
– Надо принимать меры.
– О чем вы? – спросил Будушкин.
– Среди нас марсиане. Их следует выловить, и без промедления.
– Как вы собираетесь это сделать? – осведомился Звонский.
– Пока не знаю. Знаю, что надо браться тотчас.
– Тогда беритесь. Прямо здесь советую и начать. Вам ведь, без сомнения, известно, чем пахнут марсиане, так вам и бояться нечего.
– Друзья, друзья, успокойтесь, прошу вас! – взывал Никодим.
Звонский и Дубилов стаяли друг перед другом в позе изготовившихся к бою петухов. Слесарь Гаврила Никитич собирался разнять, если все-таки начнут, во что он, зная эту публику, в глубине души не верил. Жена Дубилова повисла на своем муже, а Диана – на Звонском. Сарафаненко исчез. Будушкин пробирался к выходу.
– Главная проблема контакта – это, если хотите, совместимость, – авторитетно говорил Звонский, которого считали поэтом районного значения. – Мы вот, человеки, на одной матушке-Земле совместиться не можем, а тут инопланетные цивилизации, возможно даже, иная биологическая форма жизни – попробуй найди общий язык.
– Объясниться можно с помощью математики, – вставил молодой Будушкин, давно искавший минуты проявить себя. – Цифры, они у всех одинаковы, а математические действия – умножение или там деление – тем более. Я читал у Айзека Азимова…
– А если у них двоичная система? – отрезал Звонский. – Да я об языке в прямом смысле. Кое-как объясниться, хоть на алгебраических символах, хоть на химических элементах, хоть, простите, на пальцах, – это еще куда ни шло, это, я думаю, вполне доступно. А вот понять друг друга, суметь сострадать друг другу можно ли?
Красноречие Звонского подавляло, и связываться с ним явно не имело смысла. Будушкин закивал, давая понять, что разделяет глубокие сомнения поэта. Заметив, что беседа угасает, Никодим раскрыл было рот, но осекся под взглядом жены, осознав неуместность всего, что он мог сейчас сказать.
– О чем вы толкуете, – подала голос сама Диана Лукинична, – какой там контакт с пришельцами, когда с домоуправом не сговоришься. Если бы не любезность Гаврилы Никитича, – хозяйка ласково улыбнулась слесарю, – так бы и жили без ванной.
– Ну, это не имеет отношения к разговору, – рискнул возразить ее супруг.
– Ах, не скажите, Никодим Лукьянович, – вступилась же на Дубилова, директора школы. – У нас ведь тоже просьба к Гавриле Никитичу. Придете, дружок? – Она заискивающе потрогала слесаря за рукав.
– Отчего же! – бодро отозвался тот. – Как говорится, контакт есть контакт!
– Путь к контакту лежит через контракт, – сострил Сарафаненко, гитарист.
– Вы всерьез отрицаете возможность взаимопонимания с инопланетчиками? – спросил Дубилов, не позволяя себе поддаться общему легкому настроению. Строго глядя поверх очков в глаза Звонскому, учитель добавил: – Это ведь, знаете, не совсем отвечает диалектическому материализму.
– Давайте-ка, друзья, посмотрим телевизор! – вскочил Лутохин. – Как раз захватим конец программы «Время», узнаем, какая завтра погода.
– А у меня свежий кофе готов. Вам подлить, Митрофан? – обратилась хозяйка к Дубилову.
Гости дружно уставились в голубой экран.
– Вторгшаяся из Арктики волна холодного воздуха, – говорила симпатичная прогнозерша, – столкнулась с мощным встречным потоком. Образовался циклон необычной силы, столбик ртути опустился ниже черты 40 градусов. Последний раз такое случилось 120 лет назад…
– Домой нам теперь не добраться, примем конец свой в урагане, согревая напоследок друг друга! – воскликнул Сарафаненко.
– Оставайтесь у нас, места хватит, – радушно пригласил Никодим.
– Нет уж, не стану доставлять хлопот, да и до работы отсюда далековато.
– Завтра суббота.
– Подумать только, такая холодина! Что с природой творится…
– Я вот читал…
– Оставьте, природа как природа.
– Смотрите! Смотрите!
Все замолкли. На экране действительно происходили странные вещи. Чья-то ладонь легла на руку диктору, сообщавшему-что программа «Время» кончилась и зрители могут посмотреть очередные передачи. Он попытался высвободиться, но безуспешно. Мелькнуло растерянное лицо второго диктора, изображение на секунду потеряло устойчивость, размылось, заплясало, а потом в кадре появился незнакомый мужчина.
– Прошу не паниковать и спокойно выслушать мою информацию, – заявил он высоким, почти женским голосом. У него были бархатные черные глаза и мушкетерские усики. – Я – марсианин. Да, да, не удивляйтесь и не думайте, что я вас мистифицирую. Конечно, у меня совсем иная природная внешность. Не имеет значения какая. Важно, что мы научились принимать облик землян и находимся среди вас, не опасаясь вызвать подозрений. Наших людей здесь, на Земле, не так много, но они есть практически во всех странах и крупных городах.
Теперь я скажу о том, что наверняка волнует вас больше всего. Что нам надо, с чем мы пришли? Будьте покойны: у нас нет намерения покорить вас, хотя достигнутый нашим обществом уровень техники легко позволил бы сделать это. Мы хотим лишь изучить вас и вашу планету. Если окажется возможным, используем энергетические ресурсы Земли, чтобы пополнить иссякающие источники энергии на Марсе. В этом случае мы не станем грабить вас и найдем способ щедро расплатиться.
Вы спросите, почему мы не пришли к вам в открытую? И в то же время почему понадобилось сообщать о нашем присутствии? Я отвечу…
Но Лутохин и его гости так и не услышали в тот вечер ответов на эти вопросы. Внезапно погас свет, лицо марсианина, растянувшись в линейку, отчего он, казалось, ухмыльнулся, исчезло.
Несколько секунд все сидели как завороженные. Потом Никодим кинулся к окну, крикнул:
– У всех погас. Надо же, в такой момент!
Он пошел звонить на станцию, дознаваться, в чем дело. Хозяйка принесла свечу. Компания начала приходить в себя.
– Поразительно! – сказал Звонский. – Рассуждаем, рассуждаем, а когда это наконец случается, не хотим верить.
– Вы всерьез? – спросил Сарафаненко дрогнувшим голосом.
– А вы что, сами не видели? – вступился Дубилов. – Теперь они нам покажут!
– Но позвольте, марсианин ведь сказал, что у них нет дурных намерений, – робко возразил Будушкин.
– Не будьте ослом, – грубо сказал Дубилов, – с добрым делом в чужой дом тайком не пробираются.
Вбежал Лутохин и сообщил, что телефон не работает, а света, насколько можно судить по поднявшемуся вокруг переполоху, нет во всем городе.
– Не понимаю, чего мы сидим? – вскочил вдруг Дубилов.
– А что?
– Надо принимать меры.
– О чем вы? – спросил Будушкин.
– Среди нас марсиане. Их следует выловить, и без промедления.
– Как вы собираетесь это сделать? – осведомился Звонский.
– Пока не знаю. Знаю, что надо браться тотчас.
– Тогда беритесь. Прямо здесь советую и начать. Вам ведь, без сомнения, известно, чем пахнут марсиане, так вам и бояться нечего.
– Друзья, друзья, успокойтесь, прошу вас! – взывал Никодим.
Звонский и Дубилов стаяли друг перед другом в позе изготовившихся к бою петухов. Слесарь Гаврила Никитич собирался разнять, если все-таки начнут, во что он, зная эту публику, в глубине души не верил. Жена Дубилова повисла на своем муже, а Диана – на Звонском. Сарафаненко исчез. Будушкин пробирался к выходу.
ДЕРЖИ МАРСИАНИНА!
Гражданин Гудаутов сошел с поезда дальнего следования и прошествовал в вокзальный ресторан, пребывая в отличном расположении духа. Он с энтузиазмом насвистывал популярную песенку:
Гудаутова впервые назвали гражданином много лет назад, когда председатель райсовета вручил ему паспорт, а родня и местная общественность сердечно поздравили с приобретением широкого круга гражданских прав.
В следующий раз он был назван так уже в связи с нарушением своих гражданских обязанностей и попыткой присвоить не принадлежащие ему ценности. Потом Гудаутов неоднократно бывал в подобной ситуации, обращение «гражданин» ему полюбилось, он привык так представляться и даже думать о себе в третьем лице.
Вот и сейчас. «Гражданин Гудаутов, – мурлыкал он сам себе, шагая мягкой и цепкой поступью барса к свободному столику в темном углу ресторанного зала, – гражданин Гудаутов, ты настоящий мужчина!» Давно не было у него такой удачной операции. Три туго набитых бумажника добыто в одну железнодорожную ночь. За вычетом стоимости билета и саквояжика с грязным бельем, который пришлось забыть в вагоне, чистая выручка составила 1895 рублей. А какие сюрпризы таил элегантный чемоданчик из желтой кожи, который Гудаутов подхватил на выходе и с содержимым которого не успел ознакомиться? Жизнь и в самом деле была прекрасна!
Гудаутов привычно запечатлел в памяти расположение столиков, наметил кратчайший путь на волю и взял на учет ближних посетителей. Карта местности показалась ему благоприятной. Устроившись поудобней и надежно примостив чемоданчик у своей правой ноги, он позвал официанта и позволил себе расслабиться.
Прямо перед ним сидели двое мужчин и девушка. Одного из мужчин, крупного и румяного, который подносил бокал ко рту осторожными замедленными движениями, Гудаутов сразу окрестил лопухом. Второй был худ и истерически подвижен, ерзал на стуле, временами даже подпрыгивал и поглядывал по сторонам, явно не стесняясь привлекать к себе внимание. «Артист», – определил опытный Гудаутов. Как всегда, он с большим удовольствием оглядел девушку. На его вкус она была «не ахти, но ничего».
Следующие полчаса его внимание было занято выбором блюд. Официанты в провинции не меньше, чем в столице, проявляли к Гудаутову особое почтение. Чутье, видимо, им подсказывало, что этот смуглый южный человек с бархатными глазами, барскими манерами и фамильярным обхождением умеет легко зарабатывать деньги и привык сорить ими. Словом, сердца людей, занятых в сфере обслуживания, раскрывались перед Гудаутовым. Он был приятно удивлен изысканностью и широтой выбора пищи, предложенной вокзальным ресторанчиком. И лишний раз похвалил себя за решение сделать остановку в Заборьевске.
Дожевывая котлету по-киевски, Гудаутов с удовольствием поймал на себе заинтересованный взгляд девицы и немедленно ответил встречным взглядом. Его не смутило, что девица поспешно отвела глаза, – все шло как надо. Тем более, что «лопух», с которым Гудаутов, учитывая разницу весовых категорий, предпочел бы не вступать в прямой конфликт, куда-то исчез, а «артиста» можно было не принимать в расчет.
Шевельнув ногой, Гудаутов вспомнил о чемоданчике. Это несколько его утешило. «Ну, денег, конечно, там нет, не найдешь теперь дураков возить тугрики в такой упаковке. Но если человек отправился в дальнюю дорогу только с чемоданчиком, значит, в нем должно быть нечто стоящее.
Нет занятия более увлекательного, чем угадывать содержимое чужого чемодана, который стал твоим. На секунду выключившись из атмосферы, Гудаутов проворонил возвращение «лопуха» и его интенсивное переглядывание с «артистом». Он не смог оценить маневра двух официантов и нескольких добровольцев из публики, которые заняли стратегические позиции в зале, отрезав путь к отступлению. Но самым большим позором для профессиональной репутации Гудаутова стало то, что он не заметил, как к нему вплотную приблизился статный администратор, и не почуял никакого подвоха, когда тот осведомился, понравилась ли гостю заборьевская привокзальная кухня.
– Недурно, совсем недурно, – благодушно ответил он. – Можете, уважаемый, поблагодарить повара от имени… э… номенклатурного командированного.
– Издалека следуете? – дружески поинтересовался администратор.
– Из столицы, конечно, друг мой, – ответил Гудаутов.
– Как там она?
Гудаутов лишь закатил глаза и многозначительно покачал головой, давая понять, что с Москвой все в порядке. Но метр этим не удовлетворился, решив, видимо, выудить как можно больше сведений о положении вещей в столице.
– Приезжих небось много? – спросил он полуутвердительно.
– Хватает. – Гудаутов начал раздражаться.
– И откуда?
Это уже было нахальством.
– С Луны, – ответил Гудаутов и хотел было добавить что-нибудь покрепче, но тут вдруг до него дошло все сразу: «И пристает неспроста, и пялится подозрительно, и в окружение взял… Ах, чемоданчик, чемоданчик!»
Гудаутов молниеносно привел себя в состояние самообороны. В данный момент главной задачей стало не сказать ничего такого, что могло бы навести их на след. «А что им известно? Неужели по тревоге с поезда опознали чемоданчик? Я-то, идиот, выставил на обозрение! Однако никто вроде бы его и не замечает, все уставились на мой портрет. Усы не понравились, что ли?»
Гудаутов машинально провел рукой по своим мушкетерским усикам.
– А с других планет никого не встречали? – обаятельно улыбаясь, спросил статный администратор.
– Только с Марса, – быстро нашелся Гудаутов, тоже обаятельно улыбаясь. На какой-то миг ему подумалось, что местные шутники всего-то решили его разыграть. Но эта утешительная версия была перечеркнута сразу же, ибо слово «Марс» вызвало в зале необыкновенное движение.
«Артист», вскочив с места, завопил:
– Он, он, хватайте!
«Лопух», повинуясь призыву, в два прыжка преодолел расстояние между столиками. В момент оказались здесь и официанты с добровольцами. Дюжина рук цепко ухватила Гудаутова, он оказался в центре плотного кружка, который, быстро обрастая любопытствующими из персонала и посетителей, на глазах превращался в толпу.
– В чем дело? Уберите лапы! – возмущался Гудаутов, не теряя самообладания.
– Он, не пускайте! – кричал «артист», взявший на себя распорядительские функции.
– Кто «он»? Чего орешь? – повысил голос Гудаутов. – Вы, как официальное лицо, – обратился он к администратору, – будете отвечать за это беспримерное издевательство над личностью гражданина.
– Он еще хорохорится! – сказал кто-то из ближайшего окружения.
– Посмотрите-ка, какой кот! – добавил другой.
– Не запугаешь, мы вашу породу знаем! – продолжал голосить «артист».
– Вы не беспокойтесь, гражданин, – на всякий случай заявил статный администратор, – зря вас задерживать никто не станет.
– Чего время терять, отправьте его куда надо, – посоветовала какая-то дама.
– А в чем, собственно, дело? – спросил один из подоспевших.
– Платить не хочет, – разъяснил ему очевидец.
– При чем тут плата? – возмутился «артист». – Вы что, не видите, это ведь марсианин!
Кругом охнули.
– Что? – удивился Гудаутов. – Да вы все здесь спятили!
– Я сразу почувствовала, что он оттуда, – сказала дама, но без всякой враждебности, скорее даже с сочувствием.
– Какой там марсианин, чушь! – сердито заметил очевидец. – Он просто жулик!
– Я вам покажу жулика! – спокойно оскорбился Гудаутов.
– Не покажешь!
– А действительно, с чего вы взяли, что он марсианин? – обратился какой-то другой скептик к статному администратору.
– Я, товарищи, действовал по сигналу этого молодого человека, – администратор кивнул в сторону «лопуха».
– Будушкин, – представился тот. – Я, строго говоря, тоже сомневаюсь в этой гипотезе.
– Какой гипотезе?
– Ну, что марсиане сумели к нам внедриться. Я читал у Айзека Азимова…
– Это к делу не относится! – оборвали его.
– Не морочьте нам голову, юноша. Возвели поклеп на человека, учинили скандал, а теперь сваливаете на какого-то ветхозаветного Исака.
– Да я, ей-богу, ни при чем, – оправдывался Будушкин. – Это вот он, Сарафаненко, меня уговорил пойти к метру. Он его и опознал.
– Значит, сам с Марса, раз опознал. Хватайте и его, братцы! – пошутил скептик.
Вокруг засмеялись. Общественное настроение явно менялось, и Гудаутов ощутил, что вцепившиеся в него руки ослабили свою хватку.
Но тут, на его беду, появился невысокий, полный и, по всему видно, очень уверенный в себе человечек.
– Позвольте, – говорил он, пробираясь через толпу, – позвольте мне, я знаю, я вам сейчас точно скажу.
Толпа послушно расступилась. Человечек посмотрел на Гудаутова в фас, потом в профиль и сказал твердо: – Это он, марсианин, я его узнал!
– Конечно он, господи, разве можно сомневаться! – истерически вскрикнула дама.
– Что же теперь делать? – растерялся администратор.
– В милицию его, – сказал очевидец, – там разберутся, ху ис ху.
– Ведите в милицию, – гордо заявил Гудаутов, поняв, что унести ноги не удастся, и вынашивая новый оригинальный план спасения. – За всё ответите! – Он энергично погрозил пальцем администратору, ловко отпихнул под стол чемоданчик и двинулся к выходу. Стражи и любопытствующие повалили за ним.
Слова эти находили живейший отклик в его душе, поскольку Гудаутов действительно жил каждый раз, как в последний. Во всяком случае, перед очередной отсидкой.
«Грусть напрасна,
Потому что жизнь прекрасна,
Если ты живешь и любишь,
Как в последний раз».
Гудаутова впервые назвали гражданином много лет назад, когда председатель райсовета вручил ему паспорт, а родня и местная общественность сердечно поздравили с приобретением широкого круга гражданских прав.
В следующий раз он был назван так уже в связи с нарушением своих гражданских обязанностей и попыткой присвоить не принадлежащие ему ценности. Потом Гудаутов неоднократно бывал в подобной ситуации, обращение «гражданин» ему полюбилось, он привык так представляться и даже думать о себе в третьем лице.
Вот и сейчас. «Гражданин Гудаутов, – мурлыкал он сам себе, шагая мягкой и цепкой поступью барса к свободному столику в темном углу ресторанного зала, – гражданин Гудаутов, ты настоящий мужчина!» Давно не было у него такой удачной операции. Три туго набитых бумажника добыто в одну железнодорожную ночь. За вычетом стоимости билета и саквояжика с грязным бельем, который пришлось забыть в вагоне, чистая выручка составила 1895 рублей. А какие сюрпризы таил элегантный чемоданчик из желтой кожи, который Гудаутов подхватил на выходе и с содержимым которого не успел ознакомиться? Жизнь и в самом деле была прекрасна!
Гудаутов привычно запечатлел в памяти расположение столиков, наметил кратчайший путь на волю и взял на учет ближних посетителей. Карта местности показалась ему благоприятной. Устроившись поудобней и надежно примостив чемоданчик у своей правой ноги, он позвал официанта и позволил себе расслабиться.
Прямо перед ним сидели двое мужчин и девушка. Одного из мужчин, крупного и румяного, который подносил бокал ко рту осторожными замедленными движениями, Гудаутов сразу окрестил лопухом. Второй был худ и истерически подвижен, ерзал на стуле, временами даже подпрыгивал и поглядывал по сторонам, явно не стесняясь привлекать к себе внимание. «Артист», – определил опытный Гудаутов. Как всегда, он с большим удовольствием оглядел девушку. На его вкус она была «не ахти, но ничего».
Следующие полчаса его внимание было занято выбором блюд. Официанты в провинции не меньше, чем в столице, проявляли к Гудаутову особое почтение. Чутье, видимо, им подсказывало, что этот смуглый южный человек с бархатными глазами, барскими манерами и фамильярным обхождением умеет легко зарабатывать деньги и привык сорить ими. Словом, сердца людей, занятых в сфере обслуживания, раскрывались перед Гудаутовым. Он был приятно удивлен изысканностью и широтой выбора пищи, предложенной вокзальным ресторанчиком. И лишний раз похвалил себя за решение сделать остановку в Заборьевске.
Дожевывая котлету по-киевски, Гудаутов с удовольствием поймал на себе заинтересованный взгляд девицы и немедленно ответил встречным взглядом. Его не смутило, что девица поспешно отвела глаза, – все шло как надо. Тем более, что «лопух», с которым Гудаутов, учитывая разницу весовых категорий, предпочел бы не вступать в прямой конфликт, куда-то исчез, а «артиста» можно было не принимать в расчет.
Шевельнув ногой, Гудаутов вспомнил о чемоданчике. Это несколько его утешило. «Ну, денег, конечно, там нет, не найдешь теперь дураков возить тугрики в такой упаковке. Но если человек отправился в дальнюю дорогу только с чемоданчиком, значит, в нем должно быть нечто стоящее.
Нет занятия более увлекательного, чем угадывать содержимое чужого чемодана, который стал твоим. На секунду выключившись из атмосферы, Гудаутов проворонил возвращение «лопуха» и его интенсивное переглядывание с «артистом». Он не смог оценить маневра двух официантов и нескольких добровольцев из публики, которые заняли стратегические позиции в зале, отрезав путь к отступлению. Но самым большим позором для профессиональной репутации Гудаутова стало то, что он не заметил, как к нему вплотную приблизился статный администратор, и не почуял никакого подвоха, когда тот осведомился, понравилась ли гостю заборьевская привокзальная кухня.
– Недурно, совсем недурно, – благодушно ответил он. – Можете, уважаемый, поблагодарить повара от имени… э… номенклатурного командированного.
– Издалека следуете? – дружески поинтересовался администратор.
– Из столицы, конечно, друг мой, – ответил Гудаутов.
– Как там она?
Гудаутов лишь закатил глаза и многозначительно покачал головой, давая понять, что с Москвой все в порядке. Но метр этим не удовлетворился, решив, видимо, выудить как можно больше сведений о положении вещей в столице.
– Приезжих небось много? – спросил он полуутвердительно.
– Хватает. – Гудаутов начал раздражаться.
– И откуда?
Это уже было нахальством.
– С Луны, – ответил Гудаутов и хотел было добавить что-нибудь покрепче, но тут вдруг до него дошло все сразу: «И пристает неспроста, и пялится подозрительно, и в окружение взял… Ах, чемоданчик, чемоданчик!»
Гудаутов молниеносно привел себя в состояние самообороны. В данный момент главной задачей стало не сказать ничего такого, что могло бы навести их на след. «А что им известно? Неужели по тревоге с поезда опознали чемоданчик? Я-то, идиот, выставил на обозрение! Однако никто вроде бы его и не замечает, все уставились на мой портрет. Усы не понравились, что ли?»
Гудаутов машинально провел рукой по своим мушкетерским усикам.
– А с других планет никого не встречали? – обаятельно улыбаясь, спросил статный администратор.
– Только с Марса, – быстро нашелся Гудаутов, тоже обаятельно улыбаясь. На какой-то миг ему подумалось, что местные шутники всего-то решили его разыграть. Но эта утешительная версия была перечеркнута сразу же, ибо слово «Марс» вызвало в зале необыкновенное движение.
«Артист», вскочив с места, завопил:
– Он, он, хватайте!
«Лопух», повинуясь призыву, в два прыжка преодолел расстояние между столиками. В момент оказались здесь и официанты с добровольцами. Дюжина рук цепко ухватила Гудаутова, он оказался в центре плотного кружка, который, быстро обрастая любопытствующими из персонала и посетителей, на глазах превращался в толпу.
– В чем дело? Уберите лапы! – возмущался Гудаутов, не теряя самообладания.
– Он, не пускайте! – кричал «артист», взявший на себя распорядительские функции.
– Кто «он»? Чего орешь? – повысил голос Гудаутов. – Вы, как официальное лицо, – обратился он к администратору, – будете отвечать за это беспримерное издевательство над личностью гражданина.
– Он еще хорохорится! – сказал кто-то из ближайшего окружения.
– Посмотрите-ка, какой кот! – добавил другой.
– Не запугаешь, мы вашу породу знаем! – продолжал голосить «артист».
– Вы не беспокойтесь, гражданин, – на всякий случай заявил статный администратор, – зря вас задерживать никто не станет.
– Чего время терять, отправьте его куда надо, – посоветовала какая-то дама.
– А в чем, собственно, дело? – спросил один из подоспевших.
– Платить не хочет, – разъяснил ему очевидец.
– При чем тут плата? – возмутился «артист». – Вы что, не видите, это ведь марсианин!
Кругом охнули.
– Что? – удивился Гудаутов. – Да вы все здесь спятили!
– Я сразу почувствовала, что он оттуда, – сказала дама, но без всякой враждебности, скорее даже с сочувствием.
– Какой там марсианин, чушь! – сердито заметил очевидец. – Он просто жулик!
– Я вам покажу жулика! – спокойно оскорбился Гудаутов.
– Не покажешь!
– А действительно, с чего вы взяли, что он марсианин? – обратился какой-то другой скептик к статному администратору.
– Я, товарищи, действовал по сигналу этого молодого человека, – администратор кивнул в сторону «лопуха».
– Будушкин, – представился тот. – Я, строго говоря, тоже сомневаюсь в этой гипотезе.
– Какой гипотезе?
– Ну, что марсиане сумели к нам внедриться. Я читал у Айзека Азимова…
– Это к делу не относится! – оборвали его.
– Не морочьте нам голову, юноша. Возвели поклеп на человека, учинили скандал, а теперь сваливаете на какого-то ветхозаветного Исака.
– Да я, ей-богу, ни при чем, – оправдывался Будушкин. – Это вот он, Сарафаненко, меня уговорил пойти к метру. Он его и опознал.
– Значит, сам с Марса, раз опознал. Хватайте и его, братцы! – пошутил скептик.
Вокруг засмеялись. Общественное настроение явно менялось, и Гудаутов ощутил, что вцепившиеся в него руки ослабили свою хватку.
Но тут, на его беду, появился невысокий, полный и, по всему видно, очень уверенный в себе человечек.
– Позвольте, – говорил он, пробираясь через толпу, – позвольте мне, я знаю, я вам сейчас точно скажу.
Толпа послушно расступилась. Человечек посмотрел на Гудаутова в фас, потом в профиль и сказал твердо: – Это он, марсианин, я его узнал!
– Конечно он, господи, разве можно сомневаться! – истерически вскрикнула дама.
– Что же теперь делать? – растерялся администратор.
– В милицию его, – сказал очевидец, – там разберутся, ху ис ху.
– Ведите в милицию, – гордо заявил Гудаутов, поняв, что унести ноги не удастся, и вынашивая новый оригинальный план спасения. – За всё ответите! – Он энергично погрозил пальцем администратору, ловко отпихнул под стол чемоданчик и двинулся к выходу. Стражи и любопытствующие повалили за ним.
ОГРАБЛЕНИЕ ПО-МАРСИАНСКИ
Небо было как потолок, выкрашенный в черное, а звезды как прорези в нем. Вселенная чуть пошатывалась.
Звонский вдохновился на стишок, который произвел на попутчика заметное впечатление. Но главной темой их задушевной беседы были события прошедшего вечера.
– Я к тебе всей душой, – говорил Звонский, – веришь?
– Верю, как же!
– Хорошо! Посуди, что за подлец этот Дубилов. Ведь опаснейшая в социальном смысле личность.
– Подлец, – согласился Гаврила.
– Мало. Это, скажу тебе, типичный охотник за ведьмами.
– Чего-чего?
– За ведьмами. Образное выражение, понимаешь. Есть такая порода людей: хлебом их не корми, дай врага вынюхать. Уж они его в ком угодно распознают, хотя бы и в отце родном. И на костер, и в петлю, и на плаху! К примеру… – Звонский задумался.
– Барри Голдуотер, – подсказал Гаврила.
Звонский от восхищения споткнулся.
– Я ведь, – продолжал Гаврила, – давно заметил, что Дубилов охотник за ведьмами. Сынишка мой у них учится, говорит – зверь, за корень квадратный или там косинус альфа удавить готов. Давеча жена ихняя приглашала кой-какую работенку по дому сделать. Сулила. Не пойду. Тьфу мне на его ведьмины деньги! – Гаврила твердо прислонился к забору.
– Не ходи, голубчик, – поддержал Звонский. – Ко мне придешь. У меня тоже есть сломанный кран. А нет, так сломаем.
И тоже прислонился.
– Как вы считаете, товарищ Звонский, – спросил Гаврила, – выловят марсианца?
– Разумеется. А зачем?
– Как зачем? – Гаврила внимательно посмотрел на собеседника. – Они же хотят нашу энергию прикарманить. А на Земле и без того энергетический кризис. Даже экологический.
– Так марсианин обещал ведь щедро расплатиться.
– Я думал об этом, – возразил Гаврила. – Допустим, они с Землей золотом рассчитаются. А что золото? Им дом не обогреешь, и автомобиль на нем не поедет. Обратно же, что будет с международной валютной системой? С ею и так худо, чудовищная, говорят, инфляция. И нам невыгодно: золотишко на мировом рынке в цене упадет, а мы его добытчики.
– Ну, Гаврила, быть тебе министром финансов.
– Я бы мог, – сказал Гаврила и, поразмыслив, добавил: – По уму бы мог. Да вот из-за Насти нельзя меня подпустить к государственной казне. А что, если нам по кружке пива выпить? Пиво сейчас хорошо пойдет.
– Пойдет, – согласился Звонский. – А где?
– Я тут одну забегаловку знаю, неподалеку. – Гаврила сделал попытку оторваться от забора. Но это оказалось не так просто – забор обладал притягательной силой.
– Прислонишься – не отслонишься, – сказал Звонский, также пытавшийся принять вертикальное положение.
В забегаловке был аншлаг, пришлось занять место у подоконника. Кругом только и было слышно: «Марс, Марсу, Марсом…»
– Идет всеобщая марсианизация Заборьевска, – сострил Звонский.
Между ними вышел спор, кому платить, и, поскольку Звонский уж очень домогался этой чести, Гаврила в конце концов уступил.
На редкость холодное пиво прочищало мозги. Повертев головой, Звонский узрел знакомое лицо.
– Сейчас, Гаврила, – сказал он, беря приятеля под локоток, – мы узнаем ответ на твой вопрос. Видишь там, в углу, худощавого, с головой яйцом?
Гаврила кивнул, причмокивая.
– Это сыщик по особо важным делам. Если уж он здесь, значит, неспроста.
– За марсианцем, должно быть, – возбудился Гаврила. – Может, на след напали. А как его фамилия? Я – никому.
– Под строжайшим секретом, только тебе: Гвоздика. – Прошептав это на ухо Гавриле, Звонский стал размышлять, почему фамилия следователя должна содержаться в секрете и как могли бы воспользоваться ею злоумышленники.
Потом его блуждающая мысль вернулась к Марсу. «Черт-те что, до чего публика легковерна! Впрочем, близкая – рукой подать – и от этого особенно манящая Красная планета вечно будоражила воображение. Сколько шума наделали пресловутые каналы, пока, наконец, космические лаборатории не установили с максимальной достоверностью: мираж, нет никаких каналов. И атмосферы нет, и жизни не должно быть, разве что примитивные зачаточные формы, из которых когда-нибудь через миллионы лет – сумасшедшую, невообразимую бездну времени – родится нечто путное, какие-то марсианские динозавры и птеродактили. Возможно, однако, и вовсе не родятся, не успеют, потому что человек вторгнется на территорию соседней планеты, освоит ее, колонизует, мимоходом прервет тягучую эволюцию местного разума. Вот и вся сказка о могущественной и агрессивной цивилизации Марса. А мы, право, с ума посходили: держи марсианина!..»
Звонский вздрогнул от звука резко захлопнутой двери. Все обернулись. На пороге стоял человек, лицо которого было затянуто черным чулком. В протянутой вперед и вверх руке поблескивал какой-то металлический предмет.
– Я марсианин! – сказал он глуховатым голосом. – Всем оставаться на местах, иначе пущу в ход аннигилирующий бластер с фамагустой.
Эта фамагуста и сыграла решающую роль во всем происшествии.
Старший лейтенант Гвоздика был безгранично мужественным человеком. Кавалер всех значков ГТО, он стрелял только в яблочко, ходил на лыжах по первому разряду, с одинаковым совершенством владел приемами самбо, дзюдо и каратэ. Ко всем, прочим своим достоинствам Григорий Михайлович был примерный семьянин и общественник.
Но у этого образцового детектива была, увы, своя ахиллесова пята: любовь к научной фантастике. Он знал едва ли не на зубок все произведения завлекательного жанра: отечественные и зарубежные, собранные в оранжевую библиотеку и разбросанные по карманным изданиям с яркими суперобложками, удостоенные признания, не удостоенные и совсем недостойные. Нечего говорить, что старший лейтенант знал о Марсе и его обитателях досконально все, а уж по части бластеров и других моделей космического оружия он, можно сказать, собаку съел. Не могло его устрашить и аннигилирующее устройство, ибо, действительно, какая разница, хлопнут тебя из пистолета с последующей кремацией или испепелят на месте?
Но эта непостижимая фамагуста! Она была как зубная боль.
Звонский, ожидавший от сыщика решительных действий, пронзил его презрительным взглядом, но Гвоздика этого не ощутил, поскольку лихорадочно и, увы, безуспешно пытался установить этимологию слова «фамагуста».
Директриса забегаловки, она же продавец, выронила кружку, которая покатилась по наклонному полу прямо к дверям и разбилась о порожек, замочив пивом (жигулевским) штанину налетчика.
Женщина истерично вскрикнула. Марсианин отшатнулся рука его с бластером, аннигилирующим устройством и фамагустой угрожающе взметнулась, все зажмурились в ожидании неведомого.
Положение, однако, спас невысокий, полный и очень уверенный в себе человек, стоявший у стойки. Он схватил продавщицу за руку, поднял ее, чтобы было явственно видно что ей не шевельнуться, и крикнул марсианину:
– Не тревожьтесь, товарищ, она вам ничего не сделает!
– Благодарю вас, – вежливо ответил тот и шагнул вперед. – Теперь всем повернуться к стене и поднять руки! Живо!
Команда была исполнена. Один лишь невидимый для межпланетного гостя Гвоздика не шевельнулся. Перед его взором мелькнула пенистая волна, набегающая на усыпанный галькой берег. «Галлюцинации, – подумал он, – но фамагуста…»
Марсианин подошел к ближайшему посетителю и запустил руки к нему в карманы, потом к следующему. Гаврила, наблюдавший за ним уголком глаза, заметил, что он ограничивается наружными карманами и не посягает на внутренние, где люди хранят основной капитал. Вполголоса поделился своим наблюдением со Звонским, но тот не успел его осмыслить: как раз в этот момент очередь дошла до наших собеседников, и они покорно подверглись процедуре обыска. Звонскому представились отвратительные щупальца, тянувшиеся к горлу, а Гаврила со злорадством подумал, что в его наружных карманах пусто.
Спасителя перепуганной продавщицы марсианин обшаривать не стал, только дружески хлопнул по плечу.
– Молодец, – похвалил он, – быстрая реакция! Не посрамил землян.
– А я, товарищ, – ответил тот невпопад, – вашего коллегу видел.
– Вот как! – удивился марсианин. – Где же это?
– А на вокзале. В ресторанчике.
– Ага. Только никому об этом ни слова, – сказал марсианин и еще раз похлопал полного по плечу, на этот раз – бластером с аннигилирующим устройством.
– Будьте покойны! – Полный обмер от страха.
– Внимание, – сказал марсианин. – Я ухожу. Пять минут всем не двигаться, иначе… сами знаете, что будет!
Звонский вдохновился на стишок, который произвел на попутчика заметное впечатление. Но главной темой их задушевной беседы были события прошедшего вечера.
– Я к тебе всей душой, – говорил Звонский, – веришь?
– Верю, как же!
– Хорошо! Посуди, что за подлец этот Дубилов. Ведь опаснейшая в социальном смысле личность.
– Подлец, – согласился Гаврила.
– Мало. Это, скажу тебе, типичный охотник за ведьмами.
– Чего-чего?
– За ведьмами. Образное выражение, понимаешь. Есть такая порода людей: хлебом их не корми, дай врага вынюхать. Уж они его в ком угодно распознают, хотя бы и в отце родном. И на костер, и в петлю, и на плаху! К примеру… – Звонский задумался.
– Барри Голдуотер, – подсказал Гаврила.
Звонский от восхищения споткнулся.
– Я ведь, – продолжал Гаврила, – давно заметил, что Дубилов охотник за ведьмами. Сынишка мой у них учится, говорит – зверь, за корень квадратный или там косинус альфа удавить готов. Давеча жена ихняя приглашала кой-какую работенку по дому сделать. Сулила. Не пойду. Тьфу мне на его ведьмины деньги! – Гаврила твердо прислонился к забору.
– Не ходи, голубчик, – поддержал Звонский. – Ко мне придешь. У меня тоже есть сломанный кран. А нет, так сломаем.
И тоже прислонился.
– Как вы считаете, товарищ Звонский, – спросил Гаврила, – выловят марсианца?
– Разумеется. А зачем?
– Как зачем? – Гаврила внимательно посмотрел на собеседника. – Они же хотят нашу энергию прикарманить. А на Земле и без того энергетический кризис. Даже экологический.
– Так марсианин обещал ведь щедро расплатиться.
– Я думал об этом, – возразил Гаврила. – Допустим, они с Землей золотом рассчитаются. А что золото? Им дом не обогреешь, и автомобиль на нем не поедет. Обратно же, что будет с международной валютной системой? С ею и так худо, чудовищная, говорят, инфляция. И нам невыгодно: золотишко на мировом рынке в цене упадет, а мы его добытчики.
– Ну, Гаврила, быть тебе министром финансов.
– Я бы мог, – сказал Гаврила и, поразмыслив, добавил: – По уму бы мог. Да вот из-за Насти нельзя меня подпустить к государственной казне. А что, если нам по кружке пива выпить? Пиво сейчас хорошо пойдет.
– Пойдет, – согласился Звонский. – А где?
– Я тут одну забегаловку знаю, неподалеку. – Гаврила сделал попытку оторваться от забора. Но это оказалось не так просто – забор обладал притягательной силой.
– Прислонишься – не отслонишься, – сказал Звонский, также пытавшийся принять вертикальное положение.
В забегаловке был аншлаг, пришлось занять место у подоконника. Кругом только и было слышно: «Марс, Марсу, Марсом…»
– Идет всеобщая марсианизация Заборьевска, – сострил Звонский.
Между ними вышел спор, кому платить, и, поскольку Звонский уж очень домогался этой чести, Гаврила в конце концов уступил.
На редкость холодное пиво прочищало мозги. Повертев головой, Звонский узрел знакомое лицо.
– Сейчас, Гаврила, – сказал он, беря приятеля под локоток, – мы узнаем ответ на твой вопрос. Видишь там, в углу, худощавого, с головой яйцом?
Гаврила кивнул, причмокивая.
– Это сыщик по особо важным делам. Если уж он здесь, значит, неспроста.
– За марсианцем, должно быть, – возбудился Гаврила. – Может, на след напали. А как его фамилия? Я – никому.
– Под строжайшим секретом, только тебе: Гвоздика. – Прошептав это на ухо Гавриле, Звонский стал размышлять, почему фамилия следователя должна содержаться в секрете и как могли бы воспользоваться ею злоумышленники.
Потом его блуждающая мысль вернулась к Марсу. «Черт-те что, до чего публика легковерна! Впрочем, близкая – рукой подать – и от этого особенно манящая Красная планета вечно будоражила воображение. Сколько шума наделали пресловутые каналы, пока, наконец, космические лаборатории не установили с максимальной достоверностью: мираж, нет никаких каналов. И атмосферы нет, и жизни не должно быть, разве что примитивные зачаточные формы, из которых когда-нибудь через миллионы лет – сумасшедшую, невообразимую бездну времени – родится нечто путное, какие-то марсианские динозавры и птеродактили. Возможно, однако, и вовсе не родятся, не успеют, потому что человек вторгнется на территорию соседней планеты, освоит ее, колонизует, мимоходом прервет тягучую эволюцию местного разума. Вот и вся сказка о могущественной и агрессивной цивилизации Марса. А мы, право, с ума посходили: держи марсианина!..»
Звонский вздрогнул от звука резко захлопнутой двери. Все обернулись. На пороге стоял человек, лицо которого было затянуто черным чулком. В протянутой вперед и вверх руке поблескивал какой-то металлический предмет.
– Я марсианин! – сказал он глуховатым голосом. – Всем оставаться на местах, иначе пущу в ход аннигилирующий бластер с фамагустой.
Эта фамагуста и сыграла решающую роль во всем происшествии.
Старший лейтенант Гвоздика был безгранично мужественным человеком. Кавалер всех значков ГТО, он стрелял только в яблочко, ходил на лыжах по первому разряду, с одинаковым совершенством владел приемами самбо, дзюдо и каратэ. Ко всем, прочим своим достоинствам Григорий Михайлович был примерный семьянин и общественник.
Но у этого образцового детектива была, увы, своя ахиллесова пята: любовь к научной фантастике. Он знал едва ли не на зубок все произведения завлекательного жанра: отечественные и зарубежные, собранные в оранжевую библиотеку и разбросанные по карманным изданиям с яркими суперобложками, удостоенные признания, не удостоенные и совсем недостойные. Нечего говорить, что старший лейтенант знал о Марсе и его обитателях досконально все, а уж по части бластеров и других моделей космического оружия он, можно сказать, собаку съел. Не могло его устрашить и аннигилирующее устройство, ибо, действительно, какая разница, хлопнут тебя из пистолета с последующей кремацией или испепелят на месте?
Но эта непостижимая фамагуста! Она была как зубная боль.
Звонский, ожидавший от сыщика решительных действий, пронзил его презрительным взглядом, но Гвоздика этого не ощутил, поскольку лихорадочно и, увы, безуспешно пытался установить этимологию слова «фамагуста».
Директриса забегаловки, она же продавец, выронила кружку, которая покатилась по наклонному полу прямо к дверям и разбилась о порожек, замочив пивом (жигулевским) штанину налетчика.
Женщина истерично вскрикнула. Марсианин отшатнулся рука его с бластером, аннигилирующим устройством и фамагустой угрожающе взметнулась, все зажмурились в ожидании неведомого.
Положение, однако, спас невысокий, полный и очень уверенный в себе человек, стоявший у стойки. Он схватил продавщицу за руку, поднял ее, чтобы было явственно видно что ей не шевельнуться, и крикнул марсианину:
– Не тревожьтесь, товарищ, она вам ничего не сделает!
– Благодарю вас, – вежливо ответил тот и шагнул вперед. – Теперь всем повернуться к стене и поднять руки! Живо!
Команда была исполнена. Один лишь невидимый для межпланетного гостя Гвоздика не шевельнулся. Перед его взором мелькнула пенистая волна, набегающая на усыпанный галькой берег. «Галлюцинации, – подумал он, – но фамагуста…»
Марсианин подошел к ближайшему посетителю и запустил руки к нему в карманы, потом к следующему. Гаврила, наблюдавший за ним уголком глаза, заметил, что он ограничивается наружными карманами и не посягает на внутренние, где люди хранят основной капитал. Вполголоса поделился своим наблюдением со Звонским, но тот не успел его осмыслить: как раз в этот момент очередь дошла до наших собеседников, и они покорно подверглись процедуре обыска. Звонскому представились отвратительные щупальца, тянувшиеся к горлу, а Гаврила со злорадством подумал, что в его наружных карманах пусто.
Спасителя перепуганной продавщицы марсианин обшаривать не стал, только дружески хлопнул по плечу.
– Молодец, – похвалил он, – быстрая реакция! Не посрамил землян.
– А я, товарищ, – ответил тот невпопад, – вашего коллегу видел.
– Вот как! – удивился марсианин. – Где же это?
– А на вокзале. В ресторанчике.
– Ага. Только никому об этом ни слова, – сказал марсианин и еще раз похлопал полного по плечу, на этот раз – бластером с аннигилирующим устройством.
– Будьте покойны! – Полный обмер от страха.
– Внимание, – сказал марсианин. – Я ухожу. Пять минут всем не двигаться, иначе… сами знаете, что будет!