Шахов Александр. Как привыкнуть к Рождеству?

себя иногда хуже бабы базарной. Разве может Регина молча сносить, когда ты
ее на каждом шагу дурой обзываешь?
Елена Антоновна шумно шмыгнула носом, раздосадовано хлопнула ладонями
по коленям.
- Так ведь дура и есть! На кой черт ей понадобилось говорить об этом? -
она чуть снова не расплакалась. - Будто мало для нее делаю: разодела, как
принцессу, во всякие кружки водила...
- Может, ей другого не хватает? - спрашивая, Зинаида Антоновна поймала
себя на мысли, что разговор этот повторяется, наверное, в тридцатый раз.
- Да брось ты! Думаешь с голландцем она от большой любви связалась?
Шикарно жить хочет, мерзавка! И чтоб от меня не зависеть.
Зинаида Антоновна начала сердиться.
- Почему ты кругом только злой умысел видишь?
- А то ты не знаешь, что человек человеку - волк?
- И собственная дочь?
Елена Антоновна отвела глаза.
"Как мне надоело всех успокаивать, уговаривать, обнадеживать, мирить! -
Зинаида Антоновна прерывисто вздохнула. - Почему обо мне никто не думает?"
Она прислонилась к холодильнику, вытянула уставшие за день ноги. Да что ноги
- ныло все тело. В последние годы ее без конца бросало то в жар, то в холод,
мучила бессонница, сводило судорогой игры - десятилетия работы на износ ни
для кого не проходят бесследно.
Зина начала вкалывать еще до школы: стирала, мыла посуду, помогала с
уборкой, нянчила Ваню. Потом, когда пошла в школу, по ночам делала еще и
уроки. Только подрос братишка, родители произвели на свет Лену - пришлось
нянчиться с ней.
В поисках лучшей доли еще девчонкой Зина уехала на Урал, а потом и
вовсе в Сибирь. Надежды на счастье не очень-то оправдались, но о родных она
все равно не забывала: вкалывая до упаду и в дождь, и в снег, и в жару,
отказывая себе в обновках и никогда не наедаясь досыта, регулярно отсылала
домой переводы. Чтоб хоть Ваня и Лена не голодали, как она, выучились и
стали большими людьми. Откуда ей было знать, что большую часть оторванных от
сердца копеек пропьет мерзавец Ванька?
Зина долго не выходила замуж - все выбирала. Но ближе к тридцати вдруг
поняла, что рискует остаться старой девой и выскочила чуть ли не за первого
встречного. Муженек достался - поискать таких: дикий, дремучий, пьющий не
слишком часто, но всегда до поросячьего визга и постоянно охочий до шлюх.
"Ничего, - думала Зина. - Переломлю!" Устроилась на работу дворником,
получила от ЖЭУ однокомнатную "хрущевку", родила Павлика и впряглась: одной
рукой нянчила сынишку, другой - готовила, стирала и убирала квартиру,
содержала в идеальной чистоте вверенную ей территорию, бегала по магазинам,
а иногда и перехватывала на проходной муженька с еще не пропитой получкой.
После долгих лет уговоров, угроз, хождения по врачам и знахаркам
Зинаида все же добилась своего и отвадила мужа от водки. Мужик быстро
раздобрел, приосанился, превратился в хозяина - дома, и спеца - на работе,
откуда-то появились достойные друзья-приятели, совсем не похожие на прежних
бродяг-собутыльников.
Два года Зинаида порадовалась новой жизни, да еще в двухкомнатной
кооперативной квартире. Она знала, что муж вовсю гуляет на стороне, но
надеялась, что перебесится и угомонится. Да и вообще мало об этом думала -
все силы отбирали две работы.
А муж однажды обвинил ее в том, что она слишком много работает и
экономит, и ему, супругу дорогому, уделяет недостаточно внимания,
приплюсовал целый список аналогичных прегрешений и подал на развод. Зинаида
была потрясена, но думала, как всегда, не о себе - сердце болело за
травмируемого сына. "Ничего с ним не случится, - заявил его отец, собирая
вещи. - Я вырос без отца, и он не сдохнет!"
Может, и сломалась бы Зинаида Антоновна, да было некогда - чтобы
обеспечить Павлу достойное настоящее и перспективы на еще лучшее будущее,
пришлось устроиться на третью работу. Она понимала, что времени на
воспитание сына почти не остается, но иного выхода не было. "Ничего, -
утешала она себя. - Зато вложу в Павлика все, что смогу".
Калеча организм запредельными нагрузками, отказывая себе порой в самом
необходимом, Зинаида Антоновна выплатила стоимость квартиры и накопила семь
тысяч рублей. Но ушедший в небытие Советский Союз на прощанье обесценил
вклады своих граждан, и после введения в Эстонии остановившей гиперинфляцию
национальной валюты на книжке у Зинаиды Антоновны оказалась всего-то одна
тысяча крон - месячный оклад. А приватизация жилья по-эстонски обессмыслила
вложенные ею в квартиру восемь тысяч рублей - наниматели государственных
квартир, смеясь над кооперативщиками, легко приватизировали их за
собственные и купленные по бросовой цене у алкашей и пенсионеров "желтые
карты".
И вновь Зинаида Антоновна выслушивала укоры. Уже от Павла - за
недальновидность, за то, что так глупо лишила и его, и себя многих радостей
жизни. Зинаида Антоновна молча кивала - уж она-то знала, что можно было
позволить себе на пятнадцать тысяч! И с ужасом думала, что, выйдя на пенсию,
не только не сможет поддерживать Павла, но и окажется для него непосильной
обузой...
Чтобы как-то отвлечься от невеселых размышлений, Зинаида Антоновна,
мотнув головой, обняла сестру, слегка качнула.
- Ленка, ты же всех своих подруг растеряла. Я слышала, даже с Ниной
встречаться перестала.
- Нинка давным-давно не работает на мясокомбинате, - вздохнула Елена
Антоновна. - Нужна мне она теперь.
Зинаида Антоновна укоризненно покачала головой.
- Но с Региной тебе следует помириться. Дочь свою надо все же уважать.
Елена Антоновна возмутилась.
- Ты ж сама слыхала, что она про меня плела!
- Неправду?
На секунду Елена Антоновна стыдливо опустила глаза, потом воскликнула:
- Какая разница? Разве тебе не обидно, когда Пашка выпендривается? Как
они смеют?!
- Мы ведь в самом деле были для них старшим братом - приняли в огромную
семью народов, столько всего понастроили... - Юрий Антонович осекся, хмуро
глянул на скривившегося племянника. - Скажешь, я не прав?
- Чего вы тут понастроили? Панельные бараки, в которых живут теперь
только те, кому некуда деваться...
- Большинство! - уточнила Илга Дайнисовна.
- Правильно, - охотно согласился Павел. - Потому что большинство до сих
пор нищие.
Илга Дайнисовна горько усмехнулась.
- Разбогатеешь тут, когда почти все заводы обанкротили!
- Ну, заводчане в богатеях никогда не бывали, - напомнил ей племянник.
- И заводы не обанкротили. Сами они развалились, потому что построены было
по указке того самого "старшего брата" и выпускали продукцию, на фиг никому
не нужную.
- Пока был Союз, ее даже не хватало! - не сдавалась тетка.
- Правильно! Потому что нормальные товары мы видели только в рекламе
финского телевидения. Кое-что за бешеные деньги доставали у моряков и
фарцовщиков. Елки зеленые, совсем забытое слово - "фарца"!.. Купить
вшивенькие джинсы - это ж было событие, несколько месяцев деньги
откладывали! А сегодня на свою совсем обыкновенную зарплату я могу легко
купить за раз хоть три пары вполне приличных джинсов...
- А квартплата?
Ответить Павел не успел.
- Ладно, - вздохнул Юрий Антонович. - Согласен: многое было
недоработано. Но это не повод, чтобы нас ненавидеть. Мы ведь нормально к
эстонцам относились.
- По-разному, - Павел поморщился. - Как вспомню эти рожи интеровские...
- Прекрати! - возмутила Юрий Антонович. - Люди пытались сохранить Союз,
боролись за дружбу народов!
- Что же они не продолжают борьбу, такие, блин, идейные? - Павел даже
крякнул от досады. - Где их вождюшки?
Юрий Антонович оторопело захлопал глазами. Племянник ответил сам:
- Сделали на голосовавших за них идиотах карьерищи и устроились в
уютных московских креслах. Об Эстонии уже и не вспоминают. Многие, кстати,
цепко захватили кабинеты и лимузины на нашем Северо-Востоке, получили "за
особые заслуги" совсем недавно так ненавистное им эстонское гражданство и
настроены теперь так проэстонски, что не сразу поверишь в их интеровское
прошлое.
Юрий Антонович ослабил галстук, закурил. Руки его мелко подрагивали. Он
сам голосовал за человека, сделавшего во время перестроечной смуты
потрясающую карьеру. Работал с ним на заводе молодой парень - Сергей
Звонков. Он никогда не блистал особым умом, но работал аккуратно и норму
выполнял всегда. Вроде бы, никогда не высовывался, а как-то выбился в
комсомольские вожаки. В год последних советских выборов его и двинули
кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Решили, раз молчаливый и без
зауми, значит, честный, за работяг. И стал Звонарь депутатом! Юрий Антонович
видел его потом раз пять по телевидению: сидит себе в дальнем ряду зала и
загадочно чему-то улыбается. А чего грустить? Перевел семью в Москву, сделал
квартиру не только себе, но и сыну. После того, как гикнулся СССР, мигом
перевелся в какую-то комиссию при российской Думе. Звонил недавно,
интересовался: не турнули еще эстонцы родных заводчан? Есть возможность
какое-то число пристроить в лагеря беженцев... Гадина!
- Все равно, - подала голос Илга Дайнисовна. - В советское время
эстонский язык никто не запрещал. Эстонские дети учились в эстонских школах
и институтах. И все были советскими гражданами!
- А что плохого было, - добавил немного успокоившийся Юрий Антонович, -
так вместе хлебали.
Павел взглянул на внешне безразличную к спору Регину, мелко закивал.
- Правильно. Но основная масса эстонцев не ненавидит нас, а не
понимает. Как и мы их, - он немного поразмыслил, почесал затылок. - У нас
ведь принципиальные различия в темпераменте и менталитете. Эстонец - образ -
это кто? Эдакий двухметровый блондинистый потомок Калевипоэга, тратящий на
принятие любого решения не меньше месяца, и раз что-либо надумав, не
передумывающий уже никогда. А русский? В глазах эстонца - это пронырливый
холерик, способный за минуту принять десяток совершенно противоречивых
решений, но поступать в соответствии с еще неведомым ему одиннадцатым. В
отличие от эстонца реакция у него мгновенная - размышления идут потом и
отстают от действий безнадежно. Эстонец, кроме своего хутора и ближайших
окрестностей, четко упирающихся в границы страны, ничем иным никогда не
интересовался - с хозяйством дел по горло, да и мерзлые мозги не поспевают
следить за событиями в "слиском суустро" меняющемся мире. А для русского что
родная Россия, что весь мир - все едино, ибо необъятно одинаково. Даже после
отмены крепостного права ничего своего он не заимел, болтался то в общинах,
то в колхозах и из-за неполной занятости любопытства и энергии имел всегда
море. Подходит к нему, на завалинке тоскливо восседающему, какой-нибудь
агитатор, просит, скажем: "Эй, Вань, а отчебучь-ка ты мне революцию!" Ваня
стремглав летит за топором, лишь на секунду задержавшись, вежливо
интересуется: "А те, мил человек, какую - масштаба местного али весь свет
шоб содрогнулся?"
Регина невольно слушала Павла и улыбалась. Юрий Антонович провел
пятерней по лысине, немигающими глазами уставился в дальний угол комнаты.
Чувствовалось: не согласен он, никак не согласен. Судя по пустому взгляду
Илги Дайнисовны, ей рассуждения племянника были вообще до фени.
Наконец вернулись сестры. Елена Антоновна чувствовала себя явно неловко
- пряча глаза, глуповато улыбалась и без конца поправляла прическу. Потом
вдруг дергано взмахнула рукой и громко предложила выпить еще раз.
Юрий Антонович пристально посмотрел на нее.
- Почему бы и нет? - налил себе и сестре. - Кому еще?
Кроме Павла, желающих больше не нашлось. Натянутость сохранялась. Елена
Антоновна подняла рюмку, осмотрела родню, немного задержала взгляд на
насупленном лице Илги Дайнисовны.
- Вы уж простите меня, родственнички мои дорогие! Все от нервов... А
что касается голосования - не думала я, что слушать меня станете.
- Зачем тогда разорялась? - поинтересовалась Регина.
Елена Антоновна напряженно сглотнула.
- Успокойся, - сказал Юрий Антонович. - Не голосовали мы не из-за твоих
слов. Слава Богу, свои головы на плечах имеем.
- Вот и хорошо, - с облегчением выдохнула сестра. - Так давайте жить
дружно!
Все переглянулись. Кто кивнул, кто пожал плечами, но прямых возражений
не возникло. Павел и Юрий Антонович выпили, принялись торопливо закусывать.
Вслед за ними опустошила рюмку и Елена Антоновна. Хлебнув лимонада, одной
рукой она обняла дочь, другой - Илгу Дайнисовну, уже хмелея, произнесла:
- Регина, ты не думай... Я очень хочу, чтоб ты счастливой была.
- Угу.
- И ты, Илга, на слова мои не обижайся. Бывает, срывается... - она
заметила, как задумчиво смотрит Илга Дайнисовна на нож в своей тарелке, и
вдруг предложила: - Ну, хочешь, когда Артура посадят, я ему тоже передачи
носить буду носить?
Наверное, случилось бы убийство, не прозвучи в воцарившейся гробовой
тиши дверной звонок. Илга Дайнисовна мгновенно позабыла обо всем на свете и
с облегчением выдохнула:
- Вот и Артур!
- Больше некому, - едва слышно согласился супруг, о чем-то размышляя.
Зинаида Антоновна встретила гостя и быстро вернулась. Тут же, не сняв
даже дорогую куртку на меху, в комнату заглянул Артур. Пахнуло кожей и
морозцем.
- Кого хороним? - Артур с насмешливым удивлением окинул близоруким
взглядом невеселую родню.
- Ешую... - отрешенно произнес отец, тут же спохватился: - То есть...
наоборот...
- Рожаем, значит, - хмыкнул Артур. - Дело хорошее, - его и без того
длинноватое, немного девичье лицо слегка вытянулось, взгляд пал на Павла. -
Пошли, братан, побазарим.
Как только братья ушли, Елена Антоновна залпом осушила стакан лимонада
и, утирая пригоршней губы, покосилась на дочь. Когда зазвучал звонок, она
сообразила, что в очередной раз брякнула нечто очень неудачное и, как вошел
Артур, со страхом ожидала, что Регина ее выдаст. Но та промолчала. Пожалела?
Илга Дайнисовна, глядя сыну вслед, снова посуровела.
- Мог бы для начала хоть минуту за столом посидеть.
- Еще насидится, - махнула Зинаида Антоновна, вставая. - Кофе никто не
желает?
Юрий Антонович, выходя из задумчивого оцепенения, чуть дрогнул, потер
подбородок и предложил:
- Делай на всех.
- Я вам помогу, - вызвалась Регина и пошла вслед за хозяйкой на кухню.
Павел усадил брата на диван, сам сел за письменный стол, включил
радиоприемник магнитолы: "Не ходи к нему на встречу, не ходи! У него
гранитный камушек в груди!" Артур бросил короткий взгляд на единственный в
комнате брата мало-мальски ценный предмет - недавно купленный кульман у
окна.
- У меня всегда по черчению "тройбан" был, - сказал безразлично,
вскользь.
Павел пожал плечами: "каждому свое", нетерпеливо поинтересовался:
- Ну, говорил ты со своим барыгой?
- Думай, че говоришь, - брови на лице Артура взмыли вверх. - Он не
барыга, он - человек.
- Если он человек, то кто ж такие барыги? - спросил удивленный Павел.
- Фирмачи всякие, - пренебрежительно произнес брат.
- Ладно, - кивнул Павел. - Говорил ты со своим человеком?
- Говорил, - Артур наконец-то снял куртку. - Проектом вашим он доволен
- все, говорит, в кайф. Для полной классухи хочет, чтоб пару моментов
изменили... Ну, он сам тебе покажет.
- А насчет строительства?
- Согласен. Как весна начнется, тащи своих парней - и впрягайтесь.
- По поводу цен возражений не было?
- Нет. Только не забывай, - Артур погрозил брату длинным пальцем, - со
всех ваших мне причитается три процента.
Павел развел руками.
- Как и договаривались.
Артур собрался было встать, но тут же передумал и хлопнул ладонью по
дивану.
- Эх, если бы не козлы эти!..
- Ты о ком?
- Об эстохах, - протянул Артур, отворачиваясь. - О ком же еще?
- А что тебе эстонцы?
Артур немного помолчал, криво усмехнулся.
- То же, что и тебе, - житья не дают!
- Не выпендривайся, - скривился уже Павел. - Гражданство купил?
Артур кивнул.
- "Бабок" на житье имеешь предостаточно, - добавил Павел. - Чего еще?
- Не могу я здесь, - почти прошептал Артур, с усталым вздохом уткнулся
в ладони. - "Французов" этих ненавижу - перестрелял бы всех!
- Интересная мысль, - поразился Павел. - Что ж, можешь начинать.
- Че? - Артур туповато глянул на брата.
- Приставь пистолет к виску и пали.
Артур зло прищурился.
- Ты на че намякиваешь?
- У тебя мать кто?
- Не эстонка - это точно!
- Но латышка, - Павел был невозмутим. - А "французами", к твоему
сведению, в нашей некогда единой и неделимой тепло величали всех прибалтов и
латышей в том числе. Следовательно, "француз" и ты, хоть и с поганой для них
русской примесью, - он с ухмылкой посмотрел на брата. - Чего ж так пыжиться?
Артур замялся, опустил лицо. Ему было что сказать, но...
- Тебя это не касается, - он резко встал, с прежней ухмылкой глянул на
брата. - Твоя задача сейчас - не разочаровать человека и построить ему
клевый дом.
- И заработать тебе немного "бабок", - кивнул Павел. - Ладно, иди уж.
Артур ушел. А Павел вдруг впервые подумал, что, в общем-то, понятия не
имеет о жизни и проблемах двоюродного брата. Да, слыхал краем уха про
какую-то мафию, но не особенно в это верил. Однако деньги у Артура водились
немалые. Отлично обставленная двухкомнатная квартира в Мустамяэ и пятилетний
"Фольксваген-Пассат" тоже наводили на кое-какие размышления. Артур ведь хоть
и не был глуп, в представлении Павла с образом бизнесмена никак не вязался.
Да и сам особой любовью фирмачей не жаловал. Так что...
- Если бы не поднялся тогда ураган... - давясь от распирающего его
хохота, почти кричал Юрий Антонович. - Никто, наверное, и не узнал бы... что
Галка носит "семейники"!
Илга Дайнисовна, краснея, с кислой улыбкой посмотрела на Елену
Антоновну. Та в ответ небрежно махнула ладонью - к этим рассказам брата она
привыкла еще с детства.
В комнату вошел Артур, сел рядом с отцом и торопливо наполнил тарелку
самой разнообразной снедью.
- Че вы тут смотрите? - глянув на экран телевизора, брезгливо
поморщился, с помощью пульта прошелся по каналам. - Вот это вещь!
Юрий Антонович с минуту тускло смотрел идущий по кабельному каналу
круто "запеченный" боевик, пожал плечами.
- Как только может нравиться такая гадость? - вздохнув, скрестил руки
на груди. - Не понимаю я этих американцев. Не умеют снимать, хоть ты тресни!
Ума хватает только на пальбу и ругательства. Да и актеры у них слабоватые.
Артур, быстро жуя, с ухмылкой мотнул головой, но промолчал.
- Вот кино французское, итальянское там или старое советское, -
продолжал Юрий Антонович, - совсем другое дело! Особенно комедии или
что-нибудь про любовь; все жизненно, узнаваемо...
- Чем же твоя любимая "Эммануэль" так похожа на твою жизнь? - не
выдержал Артур и хмуро посмотрел на отца.
Юрий Антонович покосился на жену, проведя рукой по лысине, досадливо
крякнул.
- Или "Семнадцать мгновений весны" напоминают о подвигах героической
молодости? - добавил Артур.
- А я фантастику ненавижу, - призналась Илга Дайнисовна, не обратив
внимания на раздражение сына. - Там одно вранье. Помню, показали однажды по
телевизору американский фильм с каким-то дурацким козлиным названием...
- "Козерог-один", что ли? - опешил Артур и, когда мать кивнула,
прыснул. - Ну, ты даешь!..
- И о чем тот фильм был? - зевая, поинтересовалась Елена Антоновна.
- Космонавты должны были лететь на Марс, - стала припоминать Илга
Дайнисовна. - Но в ракете что-то отказало, полет отменили, космонавтов
отвезли в какой-то секретный железный сарай...
- Ангар, - с усмешкой уточнил Артур.
- Какая разница? - махнула мать. - И вот из этого... ангара показывали
их по телевизору будто с Марса, - скрестила руки на груди. - После этого
фильма я и поняла, как нас с космосом дурачат.
- Тоже мне правдолюбица! - подивился Артур. - Можно подумать, в твоих
любимых ужасах про вампиров и прочую нечисть есть хоть капля истины.
- И истина! - Илга Дайнисовна слегка повысила голос. - Чем незнанием
похваляться, почитал бы "Скандалы".
Артур хмыкнул, пожал плечами и снова уткнулся в тарелку.
- И все-таки я горжусь Региной! - заявила вдруг Елена Антоновна.
Юрий Антонович и Илга Дайнисовна с недоумением уставились на нее. Елена
Антоновна охотно пояснила:
- Другие дуры годами за иностранцами охотятся, а моя враз подцепила. И
какого!
- А какой он? - поинтересовалась Илга Дайнисовна.
Елена Антоновна чуть смутилась.
- Как выглядит, не знаю - Регина даже фотку не показывает. Но, урода и
не выбрала б! - она немного понизила голос. - Знаю зато в точности:
голландец этот не из голодранцев - столько деньжищ ей дает! Она с тех денег
не только кормится и одевается, а еще и квартиру в центре снимает.
- А чем ее голландец занимается? - спросил Юрий Антонович, косо глянув
на безучастного к разговору сына.
- Наркотики продает! - Елена Антоновна не без удовольствия увидела на
лицах брата и его жены тень секундного испуга и хохотнула. - Шучу! Машинами
торгует... - на миг призадумалась, махнула. - Да и какая разница, чем он
занимается? Главное, девка за ним не пропадет!
Илга Дайнисовна обменялась скептическим взглядом с мужем и продолжила
дознание:
- А чего она к голландцу своему в Голландию не едет?
- Потом что гордячка эдакая! - воскликнула Елена Антоновна, играя
зажатой между пальцев вилкой. - Она ж самостоятельная, не хочет от богатого
мужа зависеть. Собирается выучиться на секретаря-референта. Только после
этого замуж пойдет.
- На кой черт ей это ре... фере?.. - изумилась Илга Дайнисовна.
Елена Антоновна, вскинув брови, снисходительно улыбнулась.
- За такую работу прилично платят, дорогуша.
"Знаю я эту работу, - подумала Илга Дайнисовна. - Платят за то, что
ноги перед хозяином раздвигают!"
Вернулась Зинаида Антоновна.
- Кофе скоро будет готов, - она с теплотой посмотрела на аппетитно
жующего Артура. - Может, рыбки?
- Спасибо, тетя Зина! - Артур сцепил руки над головой. - Я и так уже
почти под завязку... - глаза пали на недопитую бутылку. - Надо же! Пришел
целую вечность назад, а во рту еще не было ни капли! - взял бутылку. - Батя?
Юрий Антонович прикрыл рюмку ладонью и качнул головой.
- Как знаешь, - Артур посмотрел по сторонам. - Никто не будет?
Желающих не нашлось. Ничуть не огорчившись, Артур пожал плечами, до
краев наполнил рюмку, с выражением произнес: "Во имя мира на всей Земле!" -
и залпом выпил. Морщась, несколько секунд он смотрел на бутылку, словно
размышляя: а не принять ли еще грамм пятьдесят? Потом шумно вздохнул и
взялся за недоконченное мясо. Затем откинулся на спинку стула и блаженно
протянул:
- Хорошо-о... - глядя, как закуривает отец, задумчиво добавил: - А вот
если бы курил, наверное, могло бы стать еще лучше.
- Что ты? - испугалась мать. - Одна радость - и той лишить хочешь?
- Значит, в остальном я - сплошные горести? - Артур напрягся.
- Нет, ну что ты...
- Тогда почему радость только в том, что не курю?
- Отвяжись, - велел отец. - Ты ведь знаешь, как любит тебя мать.
Артур угрюмо глянул на него, неожиданно поморщился, помассировал
пальцем висок. Опять начала болеть голова. В последнее время она болела
слишком часто и нередко очень сильно. Сбить мигрень в какой-то степени
помогала водка. Уже не ища компаньонов, Артур торопливо наполнил рюмку и тут
же выпил.
Родители тревожно переглянулись...
Регина долго сидела без движения, смотрела в одну точку прямо перед
собой. Так хотелось разреветься и закричать: "Люди! Убейте, но не мучайте -
я больше не могу!" На самом деле плач получился какой-то жалкий, сиплый.
Закрыв лицо ладонями, минуты две она вздрагивала, хлюпала носом и
прислушивалась, не идет ли кто? Немного успокоившись, прерывисто вздохнула и
принялась старательно вытирать лицо. Вроде полегчало.
Кофе давно был готов. Регина высморкалась в небесно-голубой платок и
взяла посудину из кофеварки.
В дверях она столкнулась с сияющим Павлом.
- Очи у тебя на мокроватом месте, - обронил он походя.
- Да? - всхлипнув, Регина вяло улыбнулась. - А я и не заметила.
Павел, забыв о существовании сестры, отыскал в одном из шкафчиков
большой бокал, потянулся к дверце рядом и только в этот момент заметил, что
Регина все еще здесь.
- Че?
- Сияешь ты, как новехонький франк, - не без зависти сказала сестра.
- Как и положено гарному хлопцу в расцвете лет и сил!
- Завидный оптимизм.
- А чего мне? - Павел пожал плечами. - Ты вот выглядишь неважно.
Стряслось чего?
Регина закусила губу.
- С голландцем своим не в ладах? - предположил Павел.
И Регина не выдержала:
- Да нет никакого голландца! Выдумала я его для матери.
Павел озадаченно почесал затылок.
- К кому же ты в Амстердам-то ездила?
Дважды за невероятно длинную минуту молчания Регина порывалась
рассказать брату обо всем от начала и до конца. Но так и не решилась. Даже
не заплакала, когда поняла, что не может, потому что, несмотря на отчаяние,
все равно боится. Чего? Как это ни смешно, в какой-то мере даже матери!
- Дурак ты, Пашка, - она горько усмехнулась. - Да и я не лучше.
Теперь Регина даже радовалась, что так и не сказала главного. Ведь брат
ничем не мог ей помочь, даже посочувствовать - вон какой счастливый!
- Ладно, - она взболтнула кофе. - Понесу кофеин в народ. Заждались,
небось.
Бросила на Павла последний, почти затравленный взгляд и ушла.
Постояв немного в оцепенении, Павел достал из шкафчика початую бутылку
"Чинзано", наполнил бокал. Смакуя итальянскую прелесть, сел за стол и
задумался о том, что о жизни Регины знает ничуть не больше, чем о делах
Артура. Голову никогда не посещала мысль, что у сестры могут быть проблемы -
она ведь держалась всегда на пять баллов, производила впечатление абсолютно