уверенной в себе, цветущей девушки. А тут: слезы, недомолвки...
Регина пила со всеми кофе, как обычно, мило улыбалась и успешно играла
роль довольной собой невесты преуспевающего голландца.
А Артур снова наполнил рюмку.
- Ой, сынок, - встревожилась Илга Дайнисовна, - ты уже третью
наливаешь.
- Наверстываю упущенное.
- Лучше тебе попридержаться, - строго посоветовал Юрий Антонович.
Пытаясь сохранять миролюбие, с едва уловимым раздражением Артур
напомнил:
- Батя, праздник ведь.
- Но святой! - Илга Дайнисовна посуровела. - В такой день...
- Блин, как бесит меня это слово! - Артур занервничал, снова потер
висок. - Святой день, святое дело, святое чувство... Задолбали! Нахавались!
- он чиркнул пальцем по горлу. - Во! В детстве куда ни плюнь, обязательно
угодишь на что-нибудь святое, а то еще и заденешь святую мечту о светлом
будущем. Щас все это заплевали, а святым объявили все то, что заставляли
люто ненавидеть, - прищурив глаз, он уставился на мать. - Как это
называется?
- Я всегда была с Богом, - не очень твердо произнесла Илга Дайнисовна.
- Только так, как нынче, никогда этого не выпячивала, - кисло протянул
Артур. - И четко следила за тем, чтобы я - упаси твой Бог! - не пропустил ни
одной демонстрации.
- Чего привязался? - вступилась вдруг за Илгу Дайнисовну Елена
Антоновна. - Будто не знаешь, что так надо было.
- А называется это!.. - сделав паузу, Артур глянул исподлобья на тетку,
и она принялась поправлять прическу. - Про-сти-туция.
Елена Антоновна против всех ожиданий усмехнулась и даже явно
расслабилась.
- Ой, укорил! Да сейчас это почти официально процветает в каждом
квартале. Так что, - она развела ладонями, - уже не грех!
Регина залилась вдруг громким, судорожным хохотом. Тыча пальцем в
сторону матери, она силилась что-то сказать, но с трудом выдавливала из себя
какие-то нечленораздельные, захлебывающиеся звуки.
Все ошарашено уставились на нее - даже Артур был удивлен.
- Ты что? - пролепетала Елена Антоновна.
- Это я так... - Регина, наконец, совладала с собой, прерывисто
вздохнула. - Праздничное настроение выплеснулось наружу.
Елена Антоновна с сомнением еще раз глянула на дочь, но предпочла все
же поверить. Артур чему-то хмыкнул, покачал головой и, с хрустом
потянувшись, уставился в окно.
Возникла неловкая пауза.
- Зин, - заговорил, наконец, Юрий Антонович. - А чего Пашка не сдает
экзамен на гражданство? Он же неплохо знает эстонский.
Зинаида Антоновна обреченно махнула ладонью.
- Не хочет. Не буду, говорит, унижаться, я здесь родился и вырос и
становиться в один ряд с какими-то иммигрантами не собираюсь. Да и вообще
недавно заявил, что через пару лет уедет: может, в Канаду, а может, и в
Россию...
- А как за эстонцев радел, - с ехидцей напомнила Елена Антоновна. - Как
радовался, когда они из Союза слиняли!
- Молчала бы! - процедила Регина.
- Чего это мне молчать? - Елена Антоновна возмущенно посмотрела на
дочь. - Я же предупреждала, что эстонцы покажут себя. Вот они и пинают
теперь таких, как Пашка! Им только голоса нужны были...
- Никто его не пинает, - буркнула Регина.
- Не пинает, это верно, - согласился Юрий Антонович. - Но родившимся
здесь гражданство дать должны были. И разговоры про какую-то историческую
родину - это чепуха!
- Для тебя, - угрюмо уточнил Артур, поймал на себе четыре вопрошающих
взгляда и пояснил: - Как-то раз сидели мы с Витьком в одном баре. К нам
подсел эстоха - давний Витькин приятель. Малость побазарили, ничего парнишка
оказался - даже с юмором. Ну, по пьяному делу разоткровенничался я, стал на
законы да на правительство жаловаться. Эстоха тот кивает, во всем со мной
соглашается. Но когда я заговорил о видах на жительство, о гражданстве,
круто насупился и заявил, что они - эстохи - русских сюда не звали, а раз уж
они добились независимости (хотя добиваются только чеченцы, а эти на халяву
получили), то остальные должны считаться с требованиями коренной нации. Я по
первости взбеленился, хотел ему врезать, но потом решил уделать культурно -
на словах. Спрашиваю: а делали с вами, чмошниками толопонскими, что-нибудь
такое при советской власти? Он про лагеря песню завел, так я на это
моментально отвечаю, что у самого дед не один год отсидел, говори про то
время, в которое сам жил. Ему сказать-то и нечего - затарабанил, как
автомат, что чужаки по-любому обязаны подчиняться местным законам. Объясняю
тогда, что родился здесь так же, как и он. Так этот йоннакас, знай себе,
твердит: не нравится - чеши на свою историческую родину! Спрашиваю: на какую
именно? В Россию, говорит, твою лапотную - куда же еще? После чего я -
образец терпимости - объясняю, что отец мой родился на Украине, а мать
вообще из Латвии. Толопоша похлопал зенками и зарядил, что мне, мол, даже
лучше, чем другим, так как имею офигенную возможность выбора между Россией,
Латвией и Украиной, и что я здесь делаю, ему совершенно непонятно! - Артур
окинул родню вопрошающим взглядом. - Есть ли толк говорить с ними о чем бы
то ни было? Наверное, прав был тот, кто сказал: "Хороший индеец - это
мертвый индеец".
- Типун тебе на язык! - ужаснулась Илга Дайнисовна. - Разве можно
говорить такое?
- А им можно? - глаза Артура зло сверкнули. - Страдальцы поганые!
Выставляют напоказ свои лакейские синячки, возмущаются: "Какой грубый был у
нас хозяин!" Рожа с трудом в дверь протискивается, на каждом сарделистом
пальце по перстню, выглядывая из своего "Мерседеса", плачет сальными
слезками: "Как нас в советское время притесняли! Житья не было от этих
оккупантов! Мы и теперь бедные, несчастные". А у самого в дальнем углу
холодильника на всякий случай партбилет припрятан... - он ткнул пальцем в
сторону отца. - Ты, старый оккупант, хоть что-то заимел от своей Империи
Зла?
Юрий Антонович понуро махнул и отвернулся.
- А они... - Артур скривился, взялся за виски и заговорил чуть тише: -
Весь Пирита застроен частными домами, и большинство хозяев там еще с
советским стажем. Среди них только одна десятая - наш брат, притеснитель, а
остальные - самые что ни на есть коренные. Лихо же мы их притесняли!
- Да они всегда на нашей шее сидели! - закивала Елена Антоновна.
- На твою не больно-то сядешь, - урезонил сестру Юрий Антонович, с
надеждой посмотрел на сына. - И все-таки жизнь потихоньку налаживается. Так
ведь?
Артур ответил ему кислой, ироничной улыбкой, потом завертел головой.
- Куда это Пашка подевался?
- И в самом деле, - забеспокоилась Зинаида Антоновна. - Пойду разыщу.
Юрий Антонович сделал залихватский мах рукой.
- Эххх!.. Что-то мы раскисли. Расскажу-ка я для поднятия настроения
один очень жизненный анекдот. Трахнул мужик королевну и говорит...
Павел по-прежнему сидел на кухне, любовался в полумраке огоньком
сигареты и смаковал второй бокал "Чинзано".
- Ты чего? - удивилась мать.
Павел сделал пару затяжек, стряхнул пепел в используемое в качестве
пепельницы блюдце.
- Боюсь, достанет меня сегодня дядька Юра. Как я ненавижу эти тупые
сальные истории про виденные им сиськи-письки!
- Тебе-то что? - вздохнула Зинаида Антоновна.
- Стыдно. Он же дядька мне!
Зинаида Антоновна покачала головой.
- Все равно надо идти. Не будешь же ты сидеть здесь до конца.
Павел молчал.
- Ну что еще? - насторожилась мать.
- Помнишь, как мы в последний раз были в Хворостовке?
- Это когда Ванька на второе утро приполз с фингалом под обоими
глазами?
- Угу! - усмехнулся Павел.
- Всего три года прошло, а кажется - целая вечность, - с грустинкой
сказала Зинаида Антоновна.
Павел одним глотком допил "Чинзано", со вкусом затянулся.
- Как-то раз я, Артур и Регинка до утра отрывались на дискотеке в
клубе. Регинка была в ударе - вытанцовывала так, что все вокруг глазели на
нее, как на столичную звезду.
- Ну, она ведь четыре года на бальные танцы ходила.
- После дискотеки, по пути домой я сказал Артуру, что из Регинки
наверняка могла бы получиться классная балерина, - Павел чуть помолчал. - А
он глянул на нее и говорит: "Больно сиськастая для балерины".
Зинаида Антоновна рассмеялась, легонько шлепнула сына по спине.
- Ладно, пошли. Перед гостями неудобно.
- Пошли, - Павел потушил сигарету и, идя за матерью, едва слышно запел:
- Над Канадой небо синее, меж берез дожди косые...
- Дождь был лютый!.. - одиноко хохочущий Юрий Антонович сладко
поежился. - Платье у Катьки к груди прилипло... А соски-то!..
- Вот и Паша! - почти крикнула пунцовая Илга Дайнисовна. - От кого
прячешься?
Павел и Зинаида Антоновна с грустной усмешкой глянули на все еще
посмеивающегося в кулак Юрия Антоновича, переглянулись.
- От него не спрячешься, - хмыкнул Павел, садясь.
- Сейчас ни от кого не спрячешься, - сказал Артур, взял новую бутылку.
- Давай, братан, дябнем за нас, - он наполнил обе рюмки, косо глянул на
отца. - Будешь, батя?
Юрий Антонович кивнул.
- Половину.
- О'кей! - посветлел Артур. - Может, еще кому?
Женщины отказались.
- И правильно, - кивнул Артур. - Путь эта рюмка будет чисто мужской.
Вздрогнули?
После этой порции стало заметно, что Артур, в отличие от отца и брата,
немного захмелел. Мало того, словно стремясь быстрее опьянеть, он и
закусывать не стал.
- Интересно, - Елена Антоновна призадумалась. - А что эстонцы пьют на
Рождество?
- Пиво хлещут, - Артур поморщился. - А закусывают квашеной капустой и
кровяной колбасой.
- Жуть какая!
Глянув на брезгливо скривившихся теток, Павел развеселился.
- Кровопийцы - что с них взять?
В это время Юрий Антонович осмотрел стол и зафиксировал взгляд на
коробке с пирожными.
- Шоколадные?
- Они самые, - кивнула хозяйка, приподнялась. - Чайку?
Юрий Антонович протестующе помахал рукой, надкусил пирожное и,
традиционно чавкая, пояснил:
- Шоколад с чаем не сочетается. А кофе я больше не хочу.
Артур в очередной раз потянулся к бутылке.
- Хватит, Артур! - крикнула Илга Дайнисовна.
- Отвали.
- Ты как с матерью разговариваешь? - грозно проговорил Юрий Антонович,
но с вымазанным ртом выглядело это довольно комично.
Артур брезгливо посмотрел на него, наполнил рюмку и тут же выпил.
- Чтоб им всем!..
Родители ошарашенно уставились на быстро пьянеющего сына.
- Ну, че вылупились? - протянул Артур. - Дайте хоть вмазать спокойно!
- Всему есть предел...
- Да знаю я свои пределы! - раздраженно оборвал Артур отца. - Ты за
собой следи - извраще...
- Хватит вам, - встревожилась Зинаида Антоновна. - Рождество ведь!
Артур победоносно глянул на отца.
- Слыхал?
Юрий Антонович побледнел от напряжения, но удержал эмоции в себе.
- А ты, Артур, не пей больше, - сказала Зинаида Антоновна. - Я тебя
очень прошу!
Племянник посмотрел на нее мутноватыми глазами, посопел и нетвердой
походкой удалился из гостиной.
- Куда ты? - забеспокоилась Илга Дайнисовна.
- В сортир! - рявкнул сын уже из прихожей.
- Во бешеный! - поразилась Елена Антоновна, скрестила руки на груди. -
Упиться, видите ли, не дали.
- Что с ним, Юра? - спросила Зинаида Антоновна.
Юрий Антонович провел пятерней по макушке, облокотился на колени и,
глядя в стол, тихо произнес:
- Не знаю. Но таким он бывает все чаще...
- Чего тут думать? - воскликнула Елена Антоновна. - С жиру бесится!
- Не лезь! - процедила Регина.
- Ты что, не видишь, как этот бандюга со своими родителями?..
- Да заткнись же ты! - Регина страдальчески закатила глаза. - Хоть в
праздничный день побудь человеком.
Елена Антоновна изумленно посмотрела на дочь и заговорила вдруг тише:
- Тоже мне праздник. Раньше были праздники - с парадами,
демонстрациями. Юмористы по телевидению выступали...
- Дефицит выбрасывали, - с сарказмом добавил Павел.
- Вот именно, - кивнула тетка. - Создавали праздничную атмосферу. А
сейчас? Товаров море, да позволить себе люди ничего не могут. Сидят все по
квартирам, друг на друга глазеют...
- Опять в толпу охота? - с усмешкой поинтересовался Павел.
Елена Антоновна от него лениво отмахнулась, зевнула и глянула в окно.
- Салют-то хоть будет?
- Ты что? - Илга Дайнисовна едва не выронила чашку. - Рождество не
Новый год!
- Я и говорю: скукотень.
Артур возвращаться в гостиную не спешил. Он сидел в темноте за кухонным
столом с увесистым "ТТ" в руке, покачиваясь, отхлебывал из дорогой фляжки
молдавский коньяк и изображал стрельбу по неведомой мишени за окном.
Пистолет обошелся в три с половиной тысячи, он прикупил к нему кучу
патронов, но не сделал еще ни одного выстрела. Раз пять уже порывался
выбраться в тир и отвести душу, но никак не получалось.
В дверном проеме возникла Регина. Сидя к ней спиной, Артур сестру не
заметил и не услышал и продолжал пхыкать. Лицо его при этом было откровенно
скучающее, но в глазах тлел недобрый огонек. Поначалу Регина смотрела на
него с едва сдерживаемой усмешкой. Но когда он поднес вдруг дуло к виску, не
на шутку испугалась.
- Перестань!
Артур замер, потом все же пхыкнул и обронил руку с пистолетом на стол.
- Шутю. Сам с собой.
Регина села напротив брата, заглянула ему в глаза.
- Зачем ты напиваешься?
- Душа требует, - Артур пожал плечами.
- Пистолет таскаешь с собой тоже для души?
- Ага, - Артур прижал оружие к груди, нежно погладил.
- Дурак ты! - вспыхнула Регина.
- Не гневи меня, - протянул брат. - Не то палить начну.
- Напугал, господи. Ты и кошки в жизни не обидел.
- А кто говорит о кошках? - обиделся Артур и приставил пистолет к
виску.
Регина вскинулась, с большим трудом, налегая всем телом, опустила его
руку на стол.
- Придурок! Комплексы замучали?
- Я бандит, - хмыкнул Артур и безвольно сник. - Какие тут комплексы?
- Ты пьяный дурак! Строишь из себя черт-те что, таскаешь повсюду эту
идиотскую железяку... Почему тебе так охота бандюгу из себя изображать?
Артур посопел, пожал плечами.
- Легенда творит человека.
- Наклюкался, - поморщилась Регина. - Что, стыдно быть котом?
- И ты, сестренка, меня не понимаешь. Я тебя понимаю, а ты меня - нет,
- Артур подпер голову ладонью. - А Галка понимает.
- Что за Галка?
- Проститутка, как и ты...
Регина наотмашь врезала Артуру по щеке, голова его бессильно сникла.
- Ладно, - тихо смеясь, он поднял голову, пощупал пылающую щеку. - Она
- проститутка, ты - гетера, гейша... Кто там еще?
Регина закусила губу и отвернулась.
- Галка и впрямь дешевка, - продолжал Артур. - Я беру ее на сутки за
половину обычной ночной ставки. Но она меня понимает... - Тут его осенило: -
Ты, небось, клиентов своих тоже понимаешь?
- Придурок, - холодно произнесла сестра, уходя.
- За умного у нас Пашка, - сказал Артур, глотнул из фляжки, едва не
выронив, спешно вернул ее на стол и схватился за виски. - Ух ты, мамочки!..
Полгода назад, где-то в апреле, на Артура наехал Трей - из новых
крутых. Потребовал "десятину" и почему-то не заикнулся ни о какой "крыше"
взамен. Артур платил Иванову вдвое больше, но, предпочитая иметь хомут,
пусть и тяжкий, зато давно знакомый и проверенный, решил не ерзать и от Трея
отмахнуться.
Однако Иванов сказал:
- Плати и ему.
- Как так? - обалдел Артур. - За какую такую, на хрен, радость?
- За счастье быть живым и даже здоровым.
Артур начал понимать, что он чего-то не понимает, и решил прояснить
положение.
- Значит, тебе я должен будут по-прежнему отстегивать двадцать
процентов из кровно заработанных, но уже не за "крышу", а за твои
красивые... Что у тебя красивое-то? Хрен с ним, ухи! А ему "десятину" за
сладко звучащую фамилию? Завтра явится какой-нибудь Хачикян, скажет: "Вишь,
дарагой, какой у меня нос бальшой? И гони за это тридцать процентов". Я и
ему должен будут "максовать"?
Иванов досадливо сплюнул, подтянул Артура за воротник к себе поближе.
Громилы за его спиной насторожились.
- Слушай сюда и знай: я презираю таких ублюдков, как ты, но дело сейчас
совсем не в этом. Трей - большая сила. За ним полиция и важные фигуры.
Платят ему не за "крышу", а за радость жить и грести "капусту"...
- Но это значит, что мне придется...
- Будешь побольше драть со своих коз, - Иванов увидел в глазах Артура
растущую злость и рассвирепел. - Будешь платить - и точка! Кем ты мнишь
себя, урод? Да ты гнида! Ты же из пизды кормишься, котяра!
- Я и тебя кормлю оттуда.
Иванов на какое-то время онемел. Потом щелкнул своим бугаям.
- Сделайте ему профилактику.
Артура били недолго и не в полную силу - "дойную корову" убивают только
после того, как она перестает доиться. Но все равно сломали ребро и два
пальца. Изрядно досталось голове; с той поры она и начала болеть...
- До самой смерти не забуду, - прижимая ладонь к груди, Зинаида
Антоновна боролась с одолевающим ее смехом, - как ты, Юра, лет так в десять
сшил из школьных транспарантов парашют и полдня спускал на нем с
водонапорной башни кошек и собак! Помнишь?
Юрий Антонович наморщил лоб, пожал плечами.
- Ну как же? - удивилась сестра. - Скандал ведь был на весь колхоз!
Лен, а ты?..
- Как не помнить? - Елена Антоновна усмехнулась. - После школьного
собрания мать распорола ему ремнем кожу на макушке.
- Разве за это? - Юрий Антонович на секунду нахмурился и вдруг
заулыбался. - Я другое не забуду... - он поскреб подбородок, никак не
отмирающим жестом пригладил пятерней жалкие остатки шевелюры на макушке. -
Дарью и Таню Кречетовых помните?
Предвидя повторение одной из многих неоднократно слышанных
"эротических" историй, сестры погрустнели. Регина уставилась на экран давно
выключенного телевизора.
- Наши девчата частенько купались на лесной стороне озера, - напомнил
Юрий Антонович и, хихикая, сознался: - А мы, парни, ходили туда
подглядывать... Еду как-то раз на велосипеде из лесничества, слышу: девки
смеются и вроде как в воде плещутся.
В дверном проеме возник пока никем не замеченный Артур. Мокрые волосы
его были всклокочены, по лицу стекали капли воды. Он был почти трезв, во
всяком случае, выглядел таковым. Направленный на отца взгляд казался пустым.
Если бы не пистолет...
Юрий Антонович продолжал:
- Я велосипед отставил и крадусь на голоса...
- Угомонись, старый черт! - воскликнула пунцовая супруга. - Ну, что за
человек?
Юрий Антонович косо глянул на нее.
- На себя посмотри...
- Прекратите! - потребовала Зинаида Антоновна. - Не забывайте, что
сегодня святой день.
- В Рождество - и такое! - сокрушенно пробормотала Илга Дайнисовна.
Юрий Антонович пробурчал что-то неразборчивое, нахохлившись, оглядел
стол и вновь взялся за пирожное.
- Люблю я все шоколадное.
- А как насчет свинцового? - с кривой усмешкой спросил Артур, приткнув
к его затылку дуло пистолета.
Илга Дайнисовна обернулась, сдавленно вскрикнула и прикрыла рот
ладонью. Остальные не решились и пикнуть.
- Не наложил в штаны? - Артур шумно принюхался.
- У тебя что, крыша съехала? - Павел первым обрел дар речи. - Убери
ствол!
- Не лезь! Это наше дело.
- Так и разбирались бы у себя дома!
Зинаида Антоновна бросила на сына негодующий взгляд.
- Сынок... - прочавкал Юрий Антонович. - Ты... что?
- Не догадываешься? - Артур на миг призадумался. - А может, шлепнуть
тебя без разъяснений?
- Опомнись, - прохрипела Илга Дайнисовна. - Ты пьян!
- А все равно попаду.
- Да ты спятил! - Регина приподнялась.
- Щас пальну, - вполне серьезно пообещал Артур.
Елена Антоновна схватила дочь за руку, усадила на место.
- За что, сынок? - снова спросил Юрий Антонович, дожевав кусок.
Артур, решая, как быть дальше, нервно поерзал, наконец, спросил:
- Объясни мне, Бога ради: на кой черт вы поженились? Только не вздумай
даже заикнуться о любви - пристрелю тут же!
Юрий Антонович не ответил. И Артур продолжил:
- Я всю жизнь гадал: в чем тут дело? Вы с таким трудом переносите друг
друга, цапаетесь из-за любой мелочи. Когда раз в год я видел вас
обнимающимися, вместо радости испытывал раздражение - так ненормально это
выглядело. Что вас связывает?
Илга Дайнисовна прослезилась.
- Жизнь, сынок, не из одной любви состоит.
- Знаю, - кивнул Артур. - Как и предысторию вашей свадьбы. Рассказать,
отчего это я родился всего через четыре месяца после нее?
- Не надо, - еле слышно попросил отец.
- Чего так? - воскликнул Артур. - Ты, старый маньяк, не хочешь
похвастаться еще одним эротическим подвигом?
- Но мы любим тебя, - пропищала Илга Дайнисовна.
- Да? А помните, как ровно пятнадцать лет назад поочередно лупили меня
два самых долгих в моей жизни дня?
Юрий Антонович наморщил лоб.
- Это когда тебя забрали в милицию?
- Надо же! - Артур похлопал отца по плечу. - Вспомнил!
- Но ты был виноват, - мать уже не плакала.
- В том, что трое пятнадцатилетних дундуков под видом интересной игры
поставили меня, восьмилетнего сопляка, "на шухер" у склада продуктового
магазина, - голос Артура был предельно саркастичен, - а сами стащили из него
пару ящиков гнилых мандаринов? - он перешел почти на визг: - За это вы
лупили меня два нескончаемых дня?!
Стараясь не делать подозрительных телодвижений, Юрий Антонович
прерывисто вздохнул, провел по скатерти взмокшими ладонями.
- Но мы боялись, что ты станешь вором.
Мигрень вновь напомнила Артуру о себе. Он потер висок, хрипло произнес:
- Да-а, ты орал: "В моем доме вора не будет!" А я, забившись в угол,
пытался представить, как буду жить на улице, если меня выгонят... Только
повзрослев, я понял, почему ты так разорялся тогда, - лицо исказила боль. -
Я ведь был и без того ненавистной причиной на фиг тебе не нужной женитьбы! А
тут еще выяснилось, что со мной надо возиться - воспитывать. Я был пацаном
совершенно обыкновенным - ничуть не лучше и не хуже других. Но тебе
казалось, что сама судьба покарала тебя худшим в мире сыном! И чтобы не
стыдиться окружающих, ты стал лепить из меня липовый образ чудного ребенка -
все за меня делал, всегда и везде выгораживал... Пашка, "догоняешь" теперь,
почему тебе частенько за меня доставалось?
- Да пошел ты...
Юрий Антонович неожиданно повысил голос:
- Может, и в бандюгу я тебя превратил?
Илга Дайнисовна, ожидая взрыва, зажмурила глаза.
- Какие бандиты, папуля? - усмехнулся Артур. - Я обыкновенный кот!
Су-те-нер - сексуальный антрепренер, - он нагнулся к самому уху отца. -
Девок под таких, как ты, подкладываю.
Елена Антоновна брезгливо поморщилась. Илга Дайнисовна замерла в
оцепенении: бандит - это еще куда ни шло, при случае можно соседей пугнуть,
но сутенер...
- Что ты, сынок? - она еще надеялась на опровержение.
Но Артур был неумолим.
- Сколько лет вы друг к другу не прикасаетесь? А-а, - он махнул, -
какое это имеет значение? Так или иначе, но папка мой в постели полный ноль.
Раз в два-три месяца он прилично надирается и со "штукой" в кармане...
- Заткнись! - рявкнул отец, губы его задрожали, на подбородок стекла
жидкая слюна.
Артур рывком прижал его лицо щекой к столу и опустил дуло на висок.
- Больненько? - он откровенно злорадствовал. - За минуту, бедняга,
замучался! Может, хоть теперь поймешь, каково было мне... - голову обдала
горячая волна, он заговорил с усилием. - Только как ты поймешь? Ты и такие,
как ты, с энтузиазмом калечили землю и собственных детей, слепили этот
сральник, в котором мы теперь братва, барыги, проститутки, доходяги...
- Говорил бы за себя, мерзавец! - Елена Антоновна всем своим видом
выразила племяннику предельное презрение. - Мы еще и виноваты.
Артур медленно перевел взгляд на нее, глянул на побледневшую Регину. В
глазах сестры отчетливо читалась немая мольба. Но тетка дрогнула, принялась
поправлять прическу, и возможность добить ее показалась слишком уж
заманчивой.
- Я и за тебя кое-что скажу, дорогуша, - зловеще передразнил Артур
Елену Антоновну. - Ты ведь из Регинки проститутку сделала!
- Заткнись! - тетка вскочила и взвизгнула: - Заткнись, подонок!
Крику не доставало твердости. Елена Антоновна неожиданно скривилась и,
закрыв лицо, громко разревелась. Регина продержалась на три секунды
дольше...
- Регин, она и не удивляется, - поразился Артур. - Знала, оказывается!
- Ничего я не знала, - проклокотала Елена Антоновна. - Заткнись, прошу
тебя.
Родственничкам совсем не часто доводилось видеть ее сломленной, не
зная, как и реагировать, они молча следили за происходящим и жадно ловили
каждое слово. Даже уткнутый в стол Юрий Антонович.
- А казалась такой непрошибаемой, - выразил общее мнение Артур. - Тоже
больно? Зачем же ты дочь до панели довела? Какого хрена, психанув однажды,
вытолкала на улицу?
- Я не выгоняла. Просто припугнуть хотела. Откуда мне было знать?..
- Теперь знаешь!
- Регина, - осторожно подала голос Зинаида Антоновна. - Ты ведь могла
найти работу...
- Какую? - простонала племянница. - Без гражданства, без этой чертовой
категории по языку, с одним только школьным образованием... С таким набором
и уборщицей не везде возьмут! Да и какой смысл уродоваться за тыщу-полторы?
- Ничего, доченька, - Елена Антоновна обхватила ее за плечи. - Все еще
поправимо. У тебя есть голландец...
- Голландец? - воскликнул Артур, скривившись, энергично потер висок.
- Остановись же ты! - взмолилась сестра.
Артур отпустил отца, обеими руками надавил на виски.
- А нет никакого голландца... - казалось, он говорил сам с собой. Был -
да сплыл! Полгодика, считай, задарма... Регинку потрахал, да и смылся в свою
Голландию. - И простонал: - Я ведь предупреждал!
Елена Антоновна и Регина, обнявшись, разревелись с новой силой. Видя,
как страдальчески исказилось лицо сына, Илга Дайнисовна испугалась.
- Тебе плохо?
- Ну ты козел, - покачал головой Павел и с жалостью глянул на сестру.
Артур вдруг пошатнулся, отпрянул к стене и, кряхтя, съехал по ней на
корточки.
- Что с тобой? - встрепенулся отец.
- Сидеть! - Артур слепо помахал пистолетом и уткнулся лицом в колени.
Голова болела нестерпимо. Он плохо слышал и почти не видел, так -
смутные тени вместо людей. Но еще мог думать и говорить.
- Голландец... Хорошо звучит, однако. Даже "эстонец"... Есть что-то в
этом слове... - он сдавленно ахнул. - А я-то кто? Как называются
латышско-украинско-русские гибриды, рожденные в Эсто...
Пистолет брякнулся на пол. Отец и мать бросились к завалившемуся на бок
сыну. Павел выбежал в прихожую - к телефону. Юрий Антонович расстегнул
Артуру рубашку, трясущимися пальцами прикоснулся к его восковому лицу.
- Что же с ним такое?
Артур уже ничего не видел, не слышал, не воспринимал. Перед
закатывающимися глазами вспыхнул огненный шар, в голове что-то треснуло, и
мозг залила кипящая лава. Артур изогнулся, потом затих и едва заметно
шевельнул губами:
- О, Господи...
Регина пила со всеми кофе, как обычно, мило улыбалась и успешно играла
роль довольной собой невесты преуспевающего голландца.
А Артур снова наполнил рюмку.
- Ой, сынок, - встревожилась Илга Дайнисовна, - ты уже третью
наливаешь.
- Наверстываю упущенное.
- Лучше тебе попридержаться, - строго посоветовал Юрий Антонович.
Пытаясь сохранять миролюбие, с едва уловимым раздражением Артур
напомнил:
- Батя, праздник ведь.
- Но святой! - Илга Дайнисовна посуровела. - В такой день...
- Блин, как бесит меня это слово! - Артур занервничал, снова потер
висок. - Святой день, святое дело, святое чувство... Задолбали! Нахавались!
- он чиркнул пальцем по горлу. - Во! В детстве куда ни плюнь, обязательно
угодишь на что-нибудь святое, а то еще и заденешь святую мечту о светлом
будущем. Щас все это заплевали, а святым объявили все то, что заставляли
люто ненавидеть, - прищурив глаз, он уставился на мать. - Как это
называется?
- Я всегда была с Богом, - не очень твердо произнесла Илга Дайнисовна.
- Только так, как нынче, никогда этого не выпячивала, - кисло протянул
Артур. - И четко следила за тем, чтобы я - упаси твой Бог! - не пропустил ни
одной демонстрации.
- Чего привязался? - вступилась вдруг за Илгу Дайнисовну Елена
Антоновна. - Будто не знаешь, что так надо было.
- А называется это!.. - сделав паузу, Артур глянул исподлобья на тетку,
и она принялась поправлять прическу. - Про-сти-туция.
Елена Антоновна против всех ожиданий усмехнулась и даже явно
расслабилась.
- Ой, укорил! Да сейчас это почти официально процветает в каждом
квартале. Так что, - она развела ладонями, - уже не грех!
Регина залилась вдруг громким, судорожным хохотом. Тыча пальцем в
сторону матери, она силилась что-то сказать, но с трудом выдавливала из себя
какие-то нечленораздельные, захлебывающиеся звуки.
Все ошарашено уставились на нее - даже Артур был удивлен.
- Ты что? - пролепетала Елена Антоновна.
- Это я так... - Регина, наконец, совладала с собой, прерывисто
вздохнула. - Праздничное настроение выплеснулось наружу.
Елена Антоновна с сомнением еще раз глянула на дочь, но предпочла все
же поверить. Артур чему-то хмыкнул, покачал головой и, с хрустом
потянувшись, уставился в окно.
Возникла неловкая пауза.
- Зин, - заговорил, наконец, Юрий Антонович. - А чего Пашка не сдает
экзамен на гражданство? Он же неплохо знает эстонский.
Зинаида Антоновна обреченно махнула ладонью.
- Не хочет. Не буду, говорит, унижаться, я здесь родился и вырос и
становиться в один ряд с какими-то иммигрантами не собираюсь. Да и вообще
недавно заявил, что через пару лет уедет: может, в Канаду, а может, и в
Россию...
- А как за эстонцев радел, - с ехидцей напомнила Елена Антоновна. - Как
радовался, когда они из Союза слиняли!
- Молчала бы! - процедила Регина.
- Чего это мне молчать? - Елена Антоновна возмущенно посмотрела на
дочь. - Я же предупреждала, что эстонцы покажут себя. Вот они и пинают
теперь таких, как Пашка! Им только голоса нужны были...
- Никто его не пинает, - буркнула Регина.
- Не пинает, это верно, - согласился Юрий Антонович. - Но родившимся
здесь гражданство дать должны были. И разговоры про какую-то историческую
родину - это чепуха!
- Для тебя, - угрюмо уточнил Артур, поймал на себе четыре вопрошающих
взгляда и пояснил: - Как-то раз сидели мы с Витьком в одном баре. К нам
подсел эстоха - давний Витькин приятель. Малость побазарили, ничего парнишка
оказался - даже с юмором. Ну, по пьяному делу разоткровенничался я, стал на
законы да на правительство жаловаться. Эстоха тот кивает, во всем со мной
соглашается. Но когда я заговорил о видах на жительство, о гражданстве,
круто насупился и заявил, что они - эстохи - русских сюда не звали, а раз уж
они добились независимости (хотя добиваются только чеченцы, а эти на халяву
получили), то остальные должны считаться с требованиями коренной нации. Я по
первости взбеленился, хотел ему врезать, но потом решил уделать культурно -
на словах. Спрашиваю: а делали с вами, чмошниками толопонскими, что-нибудь
такое при советской власти? Он про лагеря песню завел, так я на это
моментально отвечаю, что у самого дед не один год отсидел, говори про то
время, в которое сам жил. Ему сказать-то и нечего - затарабанил, как
автомат, что чужаки по-любому обязаны подчиняться местным законам. Объясняю
тогда, что родился здесь так же, как и он. Так этот йоннакас, знай себе,
твердит: не нравится - чеши на свою историческую родину! Спрашиваю: на какую
именно? В Россию, говорит, твою лапотную - куда же еще? После чего я -
образец терпимости - объясняю, что отец мой родился на Украине, а мать
вообще из Латвии. Толопоша похлопал зенками и зарядил, что мне, мол, даже
лучше, чем другим, так как имею офигенную возможность выбора между Россией,
Латвией и Украиной, и что я здесь делаю, ему совершенно непонятно! - Артур
окинул родню вопрошающим взглядом. - Есть ли толк говорить с ними о чем бы
то ни было? Наверное, прав был тот, кто сказал: "Хороший индеец - это
мертвый индеец".
- Типун тебе на язык! - ужаснулась Илга Дайнисовна. - Разве можно
говорить такое?
- А им можно? - глаза Артура зло сверкнули. - Страдальцы поганые!
Выставляют напоказ свои лакейские синячки, возмущаются: "Какой грубый был у
нас хозяин!" Рожа с трудом в дверь протискивается, на каждом сарделистом
пальце по перстню, выглядывая из своего "Мерседеса", плачет сальными
слезками: "Как нас в советское время притесняли! Житья не было от этих
оккупантов! Мы и теперь бедные, несчастные". А у самого в дальнем углу
холодильника на всякий случай партбилет припрятан... - он ткнул пальцем в
сторону отца. - Ты, старый оккупант, хоть что-то заимел от своей Империи
Зла?
Юрий Антонович понуро махнул и отвернулся.
- А они... - Артур скривился, взялся за виски и заговорил чуть тише: -
Весь Пирита застроен частными домами, и большинство хозяев там еще с
советским стажем. Среди них только одна десятая - наш брат, притеснитель, а
остальные - самые что ни на есть коренные. Лихо же мы их притесняли!
- Да они всегда на нашей шее сидели! - закивала Елена Антоновна.
- На твою не больно-то сядешь, - урезонил сестру Юрий Антонович, с
надеждой посмотрел на сына. - И все-таки жизнь потихоньку налаживается. Так
ведь?
Артур ответил ему кислой, ироничной улыбкой, потом завертел головой.
- Куда это Пашка подевался?
- И в самом деле, - забеспокоилась Зинаида Антоновна. - Пойду разыщу.
Юрий Антонович сделал залихватский мах рукой.
- Эххх!.. Что-то мы раскисли. Расскажу-ка я для поднятия настроения
один очень жизненный анекдот. Трахнул мужик королевну и говорит...
Павел по-прежнему сидел на кухне, любовался в полумраке огоньком
сигареты и смаковал второй бокал "Чинзано".
- Ты чего? - удивилась мать.
Павел сделал пару затяжек, стряхнул пепел в используемое в качестве
пепельницы блюдце.
- Боюсь, достанет меня сегодня дядька Юра. Как я ненавижу эти тупые
сальные истории про виденные им сиськи-письки!
- Тебе-то что? - вздохнула Зинаида Антоновна.
- Стыдно. Он же дядька мне!
Зинаида Антоновна покачала головой.
- Все равно надо идти. Не будешь же ты сидеть здесь до конца.
Павел молчал.
- Ну что еще? - насторожилась мать.
- Помнишь, как мы в последний раз были в Хворостовке?
- Это когда Ванька на второе утро приполз с фингалом под обоими
глазами?
- Угу! - усмехнулся Павел.
- Всего три года прошло, а кажется - целая вечность, - с грустинкой
сказала Зинаида Антоновна.
Павел одним глотком допил "Чинзано", со вкусом затянулся.
- Как-то раз я, Артур и Регинка до утра отрывались на дискотеке в
клубе. Регинка была в ударе - вытанцовывала так, что все вокруг глазели на
нее, как на столичную звезду.
- Ну, она ведь четыре года на бальные танцы ходила.
- После дискотеки, по пути домой я сказал Артуру, что из Регинки
наверняка могла бы получиться классная балерина, - Павел чуть помолчал. - А
он глянул на нее и говорит: "Больно сиськастая для балерины".
Зинаида Антоновна рассмеялась, легонько шлепнула сына по спине.
- Ладно, пошли. Перед гостями неудобно.
- Пошли, - Павел потушил сигарету и, идя за матерью, едва слышно запел:
- Над Канадой небо синее, меж берез дожди косые...
- Дождь был лютый!.. - одиноко хохочущий Юрий Антонович сладко
поежился. - Платье у Катьки к груди прилипло... А соски-то!..
- Вот и Паша! - почти крикнула пунцовая Илга Дайнисовна. - От кого
прячешься?
Павел и Зинаида Антоновна с грустной усмешкой глянули на все еще
посмеивающегося в кулак Юрия Антоновича, переглянулись.
- От него не спрячешься, - хмыкнул Павел, садясь.
- Сейчас ни от кого не спрячешься, - сказал Артур, взял новую бутылку.
- Давай, братан, дябнем за нас, - он наполнил обе рюмки, косо глянул на
отца. - Будешь, батя?
Юрий Антонович кивнул.
- Половину.
- О'кей! - посветлел Артур. - Может, еще кому?
Женщины отказались.
- И правильно, - кивнул Артур. - Путь эта рюмка будет чисто мужской.
Вздрогнули?
После этой порции стало заметно, что Артур, в отличие от отца и брата,
немного захмелел. Мало того, словно стремясь быстрее опьянеть, он и
закусывать не стал.
- Интересно, - Елена Антоновна призадумалась. - А что эстонцы пьют на
Рождество?
- Пиво хлещут, - Артур поморщился. - А закусывают квашеной капустой и
кровяной колбасой.
- Жуть какая!
Глянув на брезгливо скривившихся теток, Павел развеселился.
- Кровопийцы - что с них взять?
В это время Юрий Антонович осмотрел стол и зафиксировал взгляд на
коробке с пирожными.
- Шоколадные?
- Они самые, - кивнула хозяйка, приподнялась. - Чайку?
Юрий Антонович протестующе помахал рукой, надкусил пирожное и,
традиционно чавкая, пояснил:
- Шоколад с чаем не сочетается. А кофе я больше не хочу.
Артур в очередной раз потянулся к бутылке.
- Хватит, Артур! - крикнула Илга Дайнисовна.
- Отвали.
- Ты как с матерью разговариваешь? - грозно проговорил Юрий Антонович,
но с вымазанным ртом выглядело это довольно комично.
Артур брезгливо посмотрел на него, наполнил рюмку и тут же выпил.
- Чтоб им всем!..
Родители ошарашенно уставились на быстро пьянеющего сына.
- Ну, че вылупились? - протянул Артур. - Дайте хоть вмазать спокойно!
- Всему есть предел...
- Да знаю я свои пределы! - раздраженно оборвал Артур отца. - Ты за
собой следи - извраще...
- Хватит вам, - встревожилась Зинаида Антоновна. - Рождество ведь!
Артур победоносно глянул на отца.
- Слыхал?
Юрий Антонович побледнел от напряжения, но удержал эмоции в себе.
- А ты, Артур, не пей больше, - сказала Зинаида Антоновна. - Я тебя
очень прошу!
Племянник посмотрел на нее мутноватыми глазами, посопел и нетвердой
походкой удалился из гостиной.
- Куда ты? - забеспокоилась Илга Дайнисовна.
- В сортир! - рявкнул сын уже из прихожей.
- Во бешеный! - поразилась Елена Антоновна, скрестила руки на груди. -
Упиться, видите ли, не дали.
- Что с ним, Юра? - спросила Зинаида Антоновна.
Юрий Антонович провел пятерней по макушке, облокотился на колени и,
глядя в стол, тихо произнес:
- Не знаю. Но таким он бывает все чаще...
- Чего тут думать? - воскликнула Елена Антоновна. - С жиру бесится!
- Не лезь! - процедила Регина.
- Ты что, не видишь, как этот бандюга со своими родителями?..
- Да заткнись же ты! - Регина страдальчески закатила глаза. - Хоть в
праздничный день побудь человеком.
Елена Антоновна изумленно посмотрела на дочь и заговорила вдруг тише:
- Тоже мне праздник. Раньше были праздники - с парадами,
демонстрациями. Юмористы по телевидению выступали...
- Дефицит выбрасывали, - с сарказмом добавил Павел.
- Вот именно, - кивнула тетка. - Создавали праздничную атмосферу. А
сейчас? Товаров море, да позволить себе люди ничего не могут. Сидят все по
квартирам, друг на друга глазеют...
- Опять в толпу охота? - с усмешкой поинтересовался Павел.
Елена Антоновна от него лениво отмахнулась, зевнула и глянула в окно.
- Салют-то хоть будет?
- Ты что? - Илга Дайнисовна едва не выронила чашку. - Рождество не
Новый год!
- Я и говорю: скукотень.
Артур возвращаться в гостиную не спешил. Он сидел в темноте за кухонным
столом с увесистым "ТТ" в руке, покачиваясь, отхлебывал из дорогой фляжки
молдавский коньяк и изображал стрельбу по неведомой мишени за окном.
Пистолет обошелся в три с половиной тысячи, он прикупил к нему кучу
патронов, но не сделал еще ни одного выстрела. Раз пять уже порывался
выбраться в тир и отвести душу, но никак не получалось.
В дверном проеме возникла Регина. Сидя к ней спиной, Артур сестру не
заметил и не услышал и продолжал пхыкать. Лицо его при этом было откровенно
скучающее, но в глазах тлел недобрый огонек. Поначалу Регина смотрела на
него с едва сдерживаемой усмешкой. Но когда он поднес вдруг дуло к виску, не
на шутку испугалась.
- Перестань!
Артур замер, потом все же пхыкнул и обронил руку с пистолетом на стол.
- Шутю. Сам с собой.
Регина села напротив брата, заглянула ему в глаза.
- Зачем ты напиваешься?
- Душа требует, - Артур пожал плечами.
- Пистолет таскаешь с собой тоже для души?
- Ага, - Артур прижал оружие к груди, нежно погладил.
- Дурак ты! - вспыхнула Регина.
- Не гневи меня, - протянул брат. - Не то палить начну.
- Напугал, господи. Ты и кошки в жизни не обидел.
- А кто говорит о кошках? - обиделся Артур и приставил пистолет к
виску.
Регина вскинулась, с большим трудом, налегая всем телом, опустила его
руку на стол.
- Придурок! Комплексы замучали?
- Я бандит, - хмыкнул Артур и безвольно сник. - Какие тут комплексы?
- Ты пьяный дурак! Строишь из себя черт-те что, таскаешь повсюду эту
идиотскую железяку... Почему тебе так охота бандюгу из себя изображать?
Артур посопел, пожал плечами.
- Легенда творит человека.
- Наклюкался, - поморщилась Регина. - Что, стыдно быть котом?
- И ты, сестренка, меня не понимаешь. Я тебя понимаю, а ты меня - нет,
- Артур подпер голову ладонью. - А Галка понимает.
- Что за Галка?
- Проститутка, как и ты...
Регина наотмашь врезала Артуру по щеке, голова его бессильно сникла.
- Ладно, - тихо смеясь, он поднял голову, пощупал пылающую щеку. - Она
- проститутка, ты - гетера, гейша... Кто там еще?
Регина закусила губу и отвернулась.
- Галка и впрямь дешевка, - продолжал Артур. - Я беру ее на сутки за
половину обычной ночной ставки. Но она меня понимает... - Тут его осенило: -
Ты, небось, клиентов своих тоже понимаешь?
- Придурок, - холодно произнесла сестра, уходя.
- За умного у нас Пашка, - сказал Артур, глотнул из фляжки, едва не
выронив, спешно вернул ее на стол и схватился за виски. - Ух ты, мамочки!..
Полгода назад, где-то в апреле, на Артура наехал Трей - из новых
крутых. Потребовал "десятину" и почему-то не заикнулся ни о какой "крыше"
взамен. Артур платил Иванову вдвое больше, но, предпочитая иметь хомут,
пусть и тяжкий, зато давно знакомый и проверенный, решил не ерзать и от Трея
отмахнуться.
Однако Иванов сказал:
- Плати и ему.
- Как так? - обалдел Артур. - За какую такую, на хрен, радость?
- За счастье быть живым и даже здоровым.
Артур начал понимать, что он чего-то не понимает, и решил прояснить
положение.
- Значит, тебе я должен будут по-прежнему отстегивать двадцать
процентов из кровно заработанных, но уже не за "крышу", а за твои
красивые... Что у тебя красивое-то? Хрен с ним, ухи! А ему "десятину" за
сладко звучащую фамилию? Завтра явится какой-нибудь Хачикян, скажет: "Вишь,
дарагой, какой у меня нос бальшой? И гони за это тридцать процентов". Я и
ему должен будут "максовать"?
Иванов досадливо сплюнул, подтянул Артура за воротник к себе поближе.
Громилы за его спиной насторожились.
- Слушай сюда и знай: я презираю таких ублюдков, как ты, но дело сейчас
совсем не в этом. Трей - большая сила. За ним полиция и важные фигуры.
Платят ему не за "крышу", а за радость жить и грести "капусту"...
- Но это значит, что мне придется...
- Будешь побольше драть со своих коз, - Иванов увидел в глазах Артура
растущую злость и рассвирепел. - Будешь платить - и точка! Кем ты мнишь
себя, урод? Да ты гнида! Ты же из пизды кормишься, котяра!
- Я и тебя кормлю оттуда.
Иванов на какое-то время онемел. Потом щелкнул своим бугаям.
- Сделайте ему профилактику.
Артура били недолго и не в полную силу - "дойную корову" убивают только
после того, как она перестает доиться. Но все равно сломали ребро и два
пальца. Изрядно досталось голове; с той поры она и начала болеть...
- До самой смерти не забуду, - прижимая ладонь к груди, Зинаида
Антоновна боролась с одолевающим ее смехом, - как ты, Юра, лет так в десять
сшил из школьных транспарантов парашют и полдня спускал на нем с
водонапорной башни кошек и собак! Помнишь?
Юрий Антонович наморщил лоб, пожал плечами.
- Ну как же? - удивилась сестра. - Скандал ведь был на весь колхоз!
Лен, а ты?..
- Как не помнить? - Елена Антоновна усмехнулась. - После школьного
собрания мать распорола ему ремнем кожу на макушке.
- Разве за это? - Юрий Антонович на секунду нахмурился и вдруг
заулыбался. - Я другое не забуду... - он поскреб подбородок, никак не
отмирающим жестом пригладил пятерней жалкие остатки шевелюры на макушке. -
Дарью и Таню Кречетовых помните?
Предвидя повторение одной из многих неоднократно слышанных
"эротических" историй, сестры погрустнели. Регина уставилась на экран давно
выключенного телевизора.
- Наши девчата частенько купались на лесной стороне озера, - напомнил
Юрий Антонович и, хихикая, сознался: - А мы, парни, ходили туда
подглядывать... Еду как-то раз на велосипеде из лесничества, слышу: девки
смеются и вроде как в воде плещутся.
В дверном проеме возник пока никем не замеченный Артур. Мокрые волосы
его были всклокочены, по лицу стекали капли воды. Он был почти трезв, во
всяком случае, выглядел таковым. Направленный на отца взгляд казался пустым.
Если бы не пистолет...
Юрий Антонович продолжал:
- Я велосипед отставил и крадусь на голоса...
- Угомонись, старый черт! - воскликнула пунцовая супруга. - Ну, что за
человек?
Юрий Антонович косо глянул на нее.
- На себя посмотри...
- Прекратите! - потребовала Зинаида Антоновна. - Не забывайте, что
сегодня святой день.
- В Рождество - и такое! - сокрушенно пробормотала Илга Дайнисовна.
Юрий Антонович пробурчал что-то неразборчивое, нахохлившись, оглядел
стол и вновь взялся за пирожное.
- Люблю я все шоколадное.
- А как насчет свинцового? - с кривой усмешкой спросил Артур, приткнув
к его затылку дуло пистолета.
Илга Дайнисовна обернулась, сдавленно вскрикнула и прикрыла рот
ладонью. Остальные не решились и пикнуть.
- Не наложил в штаны? - Артур шумно принюхался.
- У тебя что, крыша съехала? - Павел первым обрел дар речи. - Убери
ствол!
- Не лезь! Это наше дело.
- Так и разбирались бы у себя дома!
Зинаида Антоновна бросила на сына негодующий взгляд.
- Сынок... - прочавкал Юрий Антонович. - Ты... что?
- Не догадываешься? - Артур на миг призадумался. - А может, шлепнуть
тебя без разъяснений?
- Опомнись, - прохрипела Илга Дайнисовна. - Ты пьян!
- А все равно попаду.
- Да ты спятил! - Регина приподнялась.
- Щас пальну, - вполне серьезно пообещал Артур.
Елена Антоновна схватила дочь за руку, усадила на место.
- За что, сынок? - снова спросил Юрий Антонович, дожевав кусок.
Артур, решая, как быть дальше, нервно поерзал, наконец, спросил:
- Объясни мне, Бога ради: на кой черт вы поженились? Только не вздумай
даже заикнуться о любви - пристрелю тут же!
Юрий Антонович не ответил. И Артур продолжил:
- Я всю жизнь гадал: в чем тут дело? Вы с таким трудом переносите друг
друга, цапаетесь из-за любой мелочи. Когда раз в год я видел вас
обнимающимися, вместо радости испытывал раздражение - так ненормально это
выглядело. Что вас связывает?
Илга Дайнисовна прослезилась.
- Жизнь, сынок, не из одной любви состоит.
- Знаю, - кивнул Артур. - Как и предысторию вашей свадьбы. Рассказать,
отчего это я родился всего через четыре месяца после нее?
- Не надо, - еле слышно попросил отец.
- Чего так? - воскликнул Артур. - Ты, старый маньяк, не хочешь
похвастаться еще одним эротическим подвигом?
- Но мы любим тебя, - пропищала Илга Дайнисовна.
- Да? А помните, как ровно пятнадцать лет назад поочередно лупили меня
два самых долгих в моей жизни дня?
Юрий Антонович наморщил лоб.
- Это когда тебя забрали в милицию?
- Надо же! - Артур похлопал отца по плечу. - Вспомнил!
- Но ты был виноват, - мать уже не плакала.
- В том, что трое пятнадцатилетних дундуков под видом интересной игры
поставили меня, восьмилетнего сопляка, "на шухер" у склада продуктового
магазина, - голос Артура был предельно саркастичен, - а сами стащили из него
пару ящиков гнилых мандаринов? - он перешел почти на визг: - За это вы
лупили меня два нескончаемых дня?!
Стараясь не делать подозрительных телодвижений, Юрий Антонович
прерывисто вздохнул, провел по скатерти взмокшими ладонями.
- Но мы боялись, что ты станешь вором.
Мигрень вновь напомнила Артуру о себе. Он потер висок, хрипло произнес:
- Да-а, ты орал: "В моем доме вора не будет!" А я, забившись в угол,
пытался представить, как буду жить на улице, если меня выгонят... Только
повзрослев, я понял, почему ты так разорялся тогда, - лицо исказила боль. -
Я ведь был и без того ненавистной причиной на фиг тебе не нужной женитьбы! А
тут еще выяснилось, что со мной надо возиться - воспитывать. Я был пацаном
совершенно обыкновенным - ничуть не лучше и не хуже других. Но тебе
казалось, что сама судьба покарала тебя худшим в мире сыном! И чтобы не
стыдиться окружающих, ты стал лепить из меня липовый образ чудного ребенка -
все за меня делал, всегда и везде выгораживал... Пашка, "догоняешь" теперь,
почему тебе частенько за меня доставалось?
- Да пошел ты...
Юрий Антонович неожиданно повысил голос:
- Может, и в бандюгу я тебя превратил?
Илга Дайнисовна, ожидая взрыва, зажмурила глаза.
- Какие бандиты, папуля? - усмехнулся Артур. - Я обыкновенный кот!
Су-те-нер - сексуальный антрепренер, - он нагнулся к самому уху отца. -
Девок под таких, как ты, подкладываю.
Елена Антоновна брезгливо поморщилась. Илга Дайнисовна замерла в
оцепенении: бандит - это еще куда ни шло, при случае можно соседей пугнуть,
но сутенер...
- Что ты, сынок? - она еще надеялась на опровержение.
Но Артур был неумолим.
- Сколько лет вы друг к другу не прикасаетесь? А-а, - он махнул, -
какое это имеет значение? Так или иначе, но папка мой в постели полный ноль.
Раз в два-три месяца он прилично надирается и со "штукой" в кармане...
- Заткнись! - рявкнул отец, губы его задрожали, на подбородок стекла
жидкая слюна.
Артур рывком прижал его лицо щекой к столу и опустил дуло на висок.
- Больненько? - он откровенно злорадствовал. - За минуту, бедняга,
замучался! Может, хоть теперь поймешь, каково было мне... - голову обдала
горячая волна, он заговорил с усилием. - Только как ты поймешь? Ты и такие,
как ты, с энтузиазмом калечили землю и собственных детей, слепили этот
сральник, в котором мы теперь братва, барыги, проститутки, доходяги...
- Говорил бы за себя, мерзавец! - Елена Антоновна всем своим видом
выразила племяннику предельное презрение. - Мы еще и виноваты.
Артур медленно перевел взгляд на нее, глянул на побледневшую Регину. В
глазах сестры отчетливо читалась немая мольба. Но тетка дрогнула, принялась
поправлять прическу, и возможность добить ее показалась слишком уж
заманчивой.
- Я и за тебя кое-что скажу, дорогуша, - зловеще передразнил Артур
Елену Антоновну. - Ты ведь из Регинки проститутку сделала!
- Заткнись! - тетка вскочила и взвизгнула: - Заткнись, подонок!
Крику не доставало твердости. Елена Антоновна неожиданно скривилась и,
закрыв лицо, громко разревелась. Регина продержалась на три секунды
дольше...
- Регин, она и не удивляется, - поразился Артур. - Знала, оказывается!
- Ничего я не знала, - проклокотала Елена Антоновна. - Заткнись, прошу
тебя.
Родственничкам совсем не часто доводилось видеть ее сломленной, не
зная, как и реагировать, они молча следили за происходящим и жадно ловили
каждое слово. Даже уткнутый в стол Юрий Антонович.
- А казалась такой непрошибаемой, - выразил общее мнение Артур. - Тоже
больно? Зачем же ты дочь до панели довела? Какого хрена, психанув однажды,
вытолкала на улицу?
- Я не выгоняла. Просто припугнуть хотела. Откуда мне было знать?..
- Теперь знаешь!
- Регина, - осторожно подала голос Зинаида Антоновна. - Ты ведь могла
найти работу...
- Какую? - простонала племянница. - Без гражданства, без этой чертовой
категории по языку, с одним только школьным образованием... С таким набором
и уборщицей не везде возьмут! Да и какой смысл уродоваться за тыщу-полторы?
- Ничего, доченька, - Елена Антоновна обхватила ее за плечи. - Все еще
поправимо. У тебя есть голландец...
- Голландец? - воскликнул Артур, скривившись, энергично потер висок.
- Остановись же ты! - взмолилась сестра.
Артур отпустил отца, обеими руками надавил на виски.
- А нет никакого голландца... - казалось, он говорил сам с собой. Был -
да сплыл! Полгодика, считай, задарма... Регинку потрахал, да и смылся в свою
Голландию. - И простонал: - Я ведь предупреждал!
Елена Антоновна и Регина, обнявшись, разревелись с новой силой. Видя,
как страдальчески исказилось лицо сына, Илга Дайнисовна испугалась.
- Тебе плохо?
- Ну ты козел, - покачал головой Павел и с жалостью глянул на сестру.
Артур вдруг пошатнулся, отпрянул к стене и, кряхтя, съехал по ней на
корточки.
- Что с тобой? - встрепенулся отец.
- Сидеть! - Артур слепо помахал пистолетом и уткнулся лицом в колени.
Голова болела нестерпимо. Он плохо слышал и почти не видел, так -
смутные тени вместо людей. Но еще мог думать и говорить.
- Голландец... Хорошо звучит, однако. Даже "эстонец"... Есть что-то в
этом слове... - он сдавленно ахнул. - А я-то кто? Как называются
латышско-украинско-русские гибриды, рожденные в Эсто...
Пистолет брякнулся на пол. Отец и мать бросились к завалившемуся на бок
сыну. Павел выбежал в прихожую - к телефону. Юрий Антонович расстегнул
Артуру рубашку, трясущимися пальцами прикоснулся к его восковому лицу.
- Что же с ним такое?
Артур уже ничего не видел, не слышал, не воспринимал. Перед
закатывающимися глазами вспыхнул огненный шар, в голове что-то треснуло, и
мозг залила кипящая лава. Артур изогнулся, потом затих и едва заметно
шевельнул губами:
- О, Господи...