Шакилов Александр. Война зомби

   – Дайте пройти! Разойдись!
   Никакой реакции. Смех, дым, бутылки – крик Данилы утонул во всем этом.
   Приклад сам собой ткнулся в плечо. В отчаянии Дан навел на толпу автомат. Если что, он пулями выкосит себе дорогу. Палец лег на спуск.
   – Революция, парень! На, выпей! – Ему сунули флягу, ударили ею в плечо, на кожу плеснуло самогоном. Вокруг счастливые лица, улыбки, шутки и объятия… Дан опустил оружие. Эти люди ни в чем не виноваты.
   Толпа начала смещаться, повинуясь единому порыву сотен тел. Только что было не протолкнуться, а сейчас посвободнее стало. И все бы хорошо, вот только на Данилу вновь упала та же настырная девица.
   Рыжая обняла его, жарко прошептала:
   – Ты такой грубый. Мне это нравится…
   На сей раз он брезгливо оттолкнул ее – перестарался, она свалилась на асфальт. Дан, смутившись, наклонился, чтобы помочь рыжей подняться, – и увидел, как на спине у нее расплываются алые пятна. Кровь. Одного взгляда хватило, чтобы понять: девушка мертва, кто-то застрелил ее, когда она прильнула к Дану.
   А ведь мишенью был он. В рыжую попали по чистой случайности. По сути, она прикрыла его своим телом, спасла.
   Смерть девушки осталась незамеченной для толпы. В шуме праздника грохотом выстрелов никого не удивишь. Вслед за очередью, которая едва не отправила Данилу на тот свет, загрохотали десятки выстрелов – ленинградцы дружно дали залп в воздух. Веселье продолжалось.
   Дан метнулся влево, потом сместился вправо. Прикрываясь чужими телами, он продолжал двигаться вперед. Враг рядом и не стоит на месте. Дан вертел головой, высматривая лысых в черном. Минута – нет результата. Две, три… В глазах пестрело. Он уже отчаялся найти жену, когда сзади его хлопнули по плечу.
   Сработали рефлексы, не единожды спасавшие Даниле жизнь. Резко обернувшись, он ударил прикладом автомата. Кому-нибудь другому раскроил бы череп, но Ашот был доставщиком и потому увернулся.
   Будучи довольно упитанным малым, с виду неуклюжим, носатый однокашник Дана по Училищу обладал приличной реакцией. А что касается его меткости, Дан ему даже завидовал. В одном Ашота обделила природа – всякого рода транспортные средства толстяк водил не очень-то хорошо. Зато он пользовался удивительной популярностью у девушек.
   – Эй, ты чего автоматом машешь?! – Отпрыгнув на безопасное расстояние, Ашот поднес ко рту ополовиненную бутылку с отнюдь не родниковой водой. Оторвав от губы косяк, поправил автомат на плече и расплылся в добродушной улыбке. – Ни фига себе, братишка! Ну, ты отрываешься! – Он окинул взглядом полуобнаженного босого Дана. – А говорил, не куришь. На-ка, еще затянись! – Протянул самокрутку. – А я на променад вышел, наши рядом, в кабаке… А мне скучно, мне женский коллектив нужен. Где моя Ксю? Почему она в Москве? Я так хочу обнять ее…
   У Ашота роман с Ксю, аппетитной блондинкой из харьковского отряда вольников Гурбана. Ксю не только красавица, но и в технике разбирается на ура – из мясорубки пулемет сделает, если надо. И что она нашла в толстяке, на брюхе которого ни один ремень не сойдется? Женская душа – потемки…
   И тут Ашотик выдал то, от чего у Дана холодок по спине пробежал:
   – Брат, ты с Маришей поссорился, что ли?
   А ведь Дан собирался уже отмахнуться от товарища и отправиться дальше на поиски, но теперь, конечно, чуть ли не прирос к асфальту. Неспроста Ашот про Маришу вспомнил, ой неспроста.
   Боясь спугнуть удачу, Дан спросил как бы невзначай, не выказывая волнения:
   – С чего ты взял вообще?
   – А чего она тусуется с какими-то лысыми жлобами? Ну, ты даешь, брат! Совсем не ревнивый? Да я бы на твоем месте вот этими руками…
   – Где ты их видел?
   – Да вон там. – Ашот неопределенно махнул. – В подъезд они зашли.
   – Покажи! Веди туда! – Данила схватил друга за локоть. На сей раз толстяк, несмотря на свою хваленую реакцию, попался.
   – Не-а. – Ашот вырвался. – На кой мне семейные разборки? Это ж кем надо быть, чтобы жена в первую же ночь изменила с какими-то засранцами?
   – Ее похитили, – сквозь зубы сцедил Дан.
   Ухмылка сползла с круглого лица. Ашот наконец-то понял, что случилось нечто из ряда вон, что Дан не просто так гуляет по Питеру в одних только штанах.
   – За мной, брат. – У толстяка отлично получалось проталкиваться через толпу, пусть поредевшую, но довольно плотную. Его косяк, словно труба Острога-на-колесах, испускал клубы дыма.
   Данила не отставал.
   Выплюнув окурок, Ашот сдернул с плеча автомат и с ходу нырнул в подъезд неказистой кирпичной пятиэтажки, древней, как весь мир до Псидемии. На входе дверь отсутствовала. Свет не горел ни в одном окне. Дом заброшенный, нежилой.
   – Ты точно здесь Маришу видел?
   Не дождавшись ответа, Дан поспешил за толстяком.
   В подъезде было пыльно, паутина свисала с потолка – это все, что просматривалось благодаря освещению с улицы. Стоило чуть подняться по лестнице – и стало темно, как в тылу у африканского зомбака. Может, кого другого это и смутило бы, но не доставщиков, обученных сражаться с завязанными глазами, на ощупь, доверившись развитому слуху.
   Чуть опережая Данилу, сопел Ашот. Толстяк двигался слишком медленно. Так медленно, что вообще остановился – Дан уткнулся ему в спину.
   – Ты чего?
   – Тс-с! – шикнул Ашот.
   Дан замер. Секунда, две, три… Ничего.
   Он отодвинул толстяка, чтобы не стоял на пути.
   Послышался крик Мариши, приглушенный, на грани восприятия. Дан рванул на звук, перепрыгивая через три ступеньки. Четвертый этаж. Здесь! Ударил плечом в дверь. Обитая ветхим дерматином, она ввалилась в квартиру неожиданно легко – от ржавых петель мало что осталось. Вместе с дверью на паркет упал Данила, сразу откатился к стене – и не напрасно: через миг после маневра автоматная очередь искромсала дерматин, выдрала из-под него поролоновые клочья.
   Ашот отступил, исчез во мраке лестничной клетки. Ранили его, что ли? Очень может быть. Дан вот точно – мишень, лучше не бывает. Опасаясь попасть в Маришу, он выпустил очередь в потолок, рассчитывая так отвлечь похитителей. Сверху посыпалась штукатурка. Коридор заволокло меловой дымкой.
   – Суки! Матвея подстрелили! – истерично взвизгнули в квартире. – Насмерть!
   Надо же, рикошетом зацепило вражину, Дан не рассчитывал на такую удачу. Только бы Марише случайно не перепало!..
   У входа показался сначала ствол автомата, потом нарисовалась круглая рожа Ашота.
   – Ты как?
   – Ерунда, брат, царапина.
   Данила жестом велел товарищу не стрелять. Сам же он, набрав в легкие побольше воздуха и едва не закашлявшись, рявкнул:
   – Вы окружены!!! Сопротивление бесполезно!!! Сдавайтесь!!!
   Ашот показал ему большой палец – мол, братишка, ты крут.
   На что Дан надеялся? Во-первых, не помешает сбить врага с толку. Во-вторых, неизвестно, сколько лысых засело в квартире и сумеют ли «варяги» с ними справиться. А так, может, враг поостережется контратаковать… Хотя, конечно, в тот момент Дан об этом не думал, действовал интуитивно, доверившись инстинктам.
   В квартире послышалась какая-то возня, а потом все стихло.
   Жестами попросив Ашота прикрыть его, Данила с автоматом у плеча кинулся в логово врага. По длинному коридору, ведущему от входной двери, добежал до первой комнаты, заглянул в нее, увидел Маришу. Руки у нее были связаны за спиной, во рту торчал кляп. Вопреки ожиданиям жены – и возможно, врага, – Дан не бросился к ней сразу, но внимательно осмотрел комнату. Засады вроде нет. Выглянул в коридор, показал Ашоту, что прикроет его, пусть заходит. Толстяка второй раз приглашать не надо. Только сейчас Дан заметил: рукав камуфляжной куртки товарища промок от крови.
   Ашот двинул во вторую комнату, затем обследовал кухню и совмещенный санузел.
   Дан вернулся к Марише.
   – Где они? – спросил он, вынув изо рта жены кляп. Спасибо похитителям, замотали Маришу в простыню, а не протащили по улицам Питера нагишом. – Кто такие?
   – Я не знаю! Не знаю, кто они! – Мариша принялась разминать затекшие запястья. Была она не очень испуганной, но очень злой.
   Ашот заглянул в комнату:
   – В шкафу смотрел? Классика жанра: муж внезапно возвращается, а в шкафу…
   Мариша посмотрела на него так, что у толстяка тут же захлопнулся рот.
   – Не ищите их, они ушли через запасной выход. Вон там, под ковром на стене.
   Ашот и Данила вмиг оказались у старого, пахнущего плесенью ковра. Ашот брезгливо приподнял край, под которым обнаружился пролом в кирпичной кладке, ведущий в соседнюю квартиру. Соваться туда ой как не хотелось. Если уж похитители позаботились о запасном выходе, то почему бы им не оставить пару-тройку ловушек для тех, кто за ними сунется? Дан взглянул на Ашота, тот покачал головой – мол, не стоит рисковать.
   – Мариша, ты как, цела? – Данила повернулся к жене.
   – Эти умеренно волосатые парни были предельно обходительны. Одному я врезала по яйцам, а он даже не пикнул. А потом, любимый, ты его завалил, они его с собой утащили… Короче, мы в расчете. – Она почти сумела уговорить супруга не преследовать лысых в черном.
   Окончательно убедил его Ашот:
   – Брат, надо быстро-быстро вывести Маришу отсюда. Враги могут вернуться.

Глава 2
На том свете

   На подсвеченном прожекторами кумаче белели буквы.
   – «Завет Ильича», – вслух прочел Дан. Кто такой этот Ильич и зачем он завещал назвать так питейное заведение, доставщик не знал.
   – Наверное, Ильич этот – батя нынешнего хозяина бара, – предположил Ашот.
   – Логично, – кивнул Данила.
   Мариша на них внимательно посмотрела, хотела что-то сказать, но передумала, лишь покачала головой. При этом с нее едва не свалилась простыня. Впрочем, внешний вид молодых людей в «Завете Ильича» никого не смутил. Большинство особ женского пола тут были куда менее одеты, чем супруга Дана. Мужчины же, разгоряченные алкоголем, с удовольствием рвали на груди рубаху – не на своей груди, а на соседской, если сосед никак не реагировал на вопрос «Ты меня уважаешь?».
   В чаду, заполнившем бар от пола до потолка, едва различались человеческие фигуры, обильно дымящие самосадом и заливающие в себя самогон стаканами. И все же Ашот умудрился подвести однокашников к нужному столику.
   На столике возвышались две пустые и одна початая литровые бутыли. На самодельных этикетках, приклеенных к стеклотаре, от руки было написано «Столичная». Закуски тоже разнообразием не поражали: квашеная капуста в алюминиевой миске и та же капуста в щербатой тарелке. Данила кинул взглядом по сторонам – похоже, в заведении все меню состояло только из «Столичной» и капусты.
   – Я спросил у бармена, есть ли у них еще что-нибудь, а он обиделся. – Рядовой Петров налил сначала Гурбану, сидевшему рядом, потом себе, после чего бутылка зависла над стаканом толстяка, но ни капли больше не пролилось. – Ашотик, будь добр, организуй стакашки для дамы и ее спутника.
   Рядовой Петров попал к «варягам» по чистой случайности. Точнее – по протекции престарелого вертолетчика, погибшего при обстреле Москвы. Голубоглазый парнишка с носом-картошкой быстро стал своим среди ветеранов, способных одной левой проломить зомбаку череп. А уж алкоголь вообще сделал из него бесстрашного вояку, вздумавшего помыкать Ашотом.
   У последнего, кстати, глаза на лоб полезли от такой наглости.
   Гурбан подмигнул толстяку – мол, подыграй, чего ты. Не смея перечить командиру, Ашот скрылся в чаду.
   Гурбану хорошо за полтинник, но сохранился он отлично. На поле боя ему нет равных. Да и мозги у него работают как надо, что особо ценно для командира – умеет он принимать самые верные решения. Единственно верные. Его крепкие мышцы бугрятся под армейской курткой – Гурбан согнет арматурный прут без напряга. После Псидемии он только и делал, что убивал зомбаков и нещадно уничтожал слизней, – сначала как предводитель вольников, потом как командир диверсионной группы «Варяги». И все подчиненные слушались его беспрекословно. До вчерашнего дня у него была реальная цель в жизни: помочь профессору Павлу Николаевичу Сташеву, бате Дана, избавить планету от всех-всех-всех паразитов. Но профессор погиб, и внутри у командира будто что-то сломалось. Треснул стержень, что долгие годы не давал ему опустить руки, сдаться.
   – А мы тут с Петровым празднуем окончание войны между Питером и Москвой. – Стакан утонул в лапище Гурбана, метнулся к его губам и уже пустой вернулся на место.
   – Заодно поминаем погибших боевых товарищей. – Петров пригубил и захрустел капустой.
   Выпив, Гурбан уставился сначала на Дана, потом на Маришу так, будто впервые их видел. А они-то уж точно впервые видели его в таком состоянии.
   – Молодожены, вы как-то странно одеты. – Гурбан нахмурился. – И вообще, как вы тут очутились? Вы ведь должны… ну, это… в квартире лейтенанта.
   – Точно! – поддакнул Петров. – Я думал, вас из постели за уши не вытащишь, а вы – в таком виде здесь. Ну, семья Сташевых, вы даете! Мариша, Данила, как это понимать?!
   Из дымовой завесы возник Ашот, поставил на столешницу два граненых стакана и плюхнулся на свой стул. Марише и Дану сесть было не на что. Заметив эту оплошность, рядовой Петров повернулся к соседнему столику и выдернул табурет буквально из-под задницы алкаша, который очень вовремя привстал, потянувшись за бутылкой.
   Табурет Петров поставил перед Маришей:
   – Присаживайтесь, девушка.
   Мариша поощрила улыбкой его знак внимания.
   – Даня, любимый, сначала ты, а я к тебе на колени.
   Усевшись на пустоту вместо табурета, алкаш упал на пол, умудрившись при этом не расплескать мутную выпивку в стакане.
   – Мариша, Дан, что-то произошло? – потребовал объяснений Гурбан.
   Данила вкратце, без лишних подробностей, рассказал о случившемся.
   – Похоже, им нужна была именно Мариша… – Командир озадаченно почесал щетинистую щеку. – Но зачем? И главное, как нашли ее здесь, в Питере? Мы вчера еще сами не знали, что здесь окажемся…
   Данила кивнул. Совершенно верно, не знали. Решение об отправке диверсантов в Питер принималось уже под обстрелом ленинградских минометов.
   – О вашем лежбище знал только лейтенант. Ну, тот татарин, что явился брать Стерха да припоздал. – Петров сунул руку в миску. – Значит, с ним надо побеседовать. Авось чего интересное об этих лысых расскажет.
   – Кажется мне, недоброе затевается… – задумчиво пробормотал Гурбан.
   Рядовой Петров взял бутылку, чтобы налить по чуть-чуть. Но вмешался алкаш, оставшийся без табурета. Мужик этот никуда не исчез – прямо на полу справившись со своей выпивкой, он решил восстановить историческую справедливость.
   – Молодой человек! – поднявшись, навис он над обидчиком. – А ведь вы не правы! Очень не правы!
   Его запухшие глазки сверлили затылок Петрова. Жидкие сальные волосы слиплись. Замусоленный костюмчик кое-где протерся, да так, что и на кожаных латках появились дыры. Кадык выпивохи судорожно приподнимался вместе с грязно-белым галстуком-бабочкой, повязанным прямо на голую шею.
   И вот наконец рядовой Петров почтил его вниманием, но вовсе не для того, чтобы умолять о снисхождении:
   – Слышь, свояк, а где нынче заседает Верховный совет?
   – На том свете. – Рука алкаша поднялась, точно для крестного знамения, да так и зависла – в последний момент мужчина передумал и трижды сплюнул через левое плечо. – Всех советников наших, негодяев, жизни лишили.
   – А новое руководство? – Петров сформулировал вопрос иначе. – Которое вместо убиенных?
   – Комиссары, что ли? – Мужик заметно оживился. – Эти в Смольном обосновались, оттуда о народе нашем радеют… Выпьем же за них, за благодетелей наших. – Он с намеком протянул стакан.
   Усмехнувшись, рядовой Петров хлюпнул ему граммов сто самогона.
   – А себе? – Мужик прищурился – мол, подозрительные вы какие-то.
   Петров налил и себе. Чокнулись, выпили. Мужик – с удовольствием, Петров – скривившись и сразу закусив капустой.
   – И далеко отсюда до Смольного? – как бы невзначай спросил он.
   Мужик вновь протянул стакан:
   – Ты пока наливать будешь, я вспомню.

* * *

   И он, Петр Егорович Синицын, коренной петербуржец, таки вспомнил и рассказал, как лучше пройти. А потом странные собеседники с девкой, замотанной в простыню, уто́пали, узнав, что тут недалече. Минут же через пару-тройку его, интеллигента в пятом поколении, из кабака выперли, потому как платить за выпивку было уже нечем – все спустил еще вчера, а меценатствовать никто не хотел и наоборот даже – грозились поколотить, чтобы не приставал, не клянчил самогон.
   Пошатываясь, Петр Егорович выбрел на опустевшую улицу. Веселье сместилось к Неве, а тут стало спокойнее, тише. Он тяжко вздохнул. Обломался ведь последний шанс раздобыть хоть полсотни граммов на халяву – в толпе можно незаметно сунуть стакан наливающему, сойти за своего. А тут еще приспичило, спасу нет. Поразмыслив чуток, Петр Егорович решил, что достаточно удалиться за мусорный бак, чтобы справить нужду. Так и сделал. А пока он с удовольствием журчал, мимо кто-то прошел, бормоча вроде бы тихо, но отчетливо:
   – Данила Сташев. Найти Данилу…
   Застегнув штаны, Синицын боевым зигзагом поспешил за этим человеком. Может, у него выпить есть? Сфокусировав взгляд, он углядел в деснице впереди идущего заветный сосуд. Настроение, испорченное завсегдатаями «Завета Ильича», сразу улучшилось.
   Человек с бутылкой был явно на поддаче, уж Синицын собрата по возлияниям определял издалека в любую погоду и в любом состоянии души и тела. Пошатываясь, тот брел и повторял одно и то же, словно боясь забыть:
   – Надо найти Данилу… Данилу Сташева…
   Имя показалось Петру Егоровичу знакомым. Где-то слышал… Точно! Так звали парнишку, что в одних штанах заявился в кабак вместе с девчонкой в простыне!
   А с чего бы кому-то поминать того парня? Да какая ему, Петру Егоровичу, разница? Лишь бы не поколотил его, интеллигента в пятом поколении, незнакомец, когда он на контакт пойдет.
   Синицын прищурился. Вроде оппонент – возможный соратник! – роста невысокого да на ногах едва стоит – видать, употребил по самые гланды. И в шляпе еще – сразу видно, что культурный человек. Но – главное! – бутылка в длани!
   – Дружище! – Запыхавшись, Петр Егорович нагнал одинокого странника в ночи. – Я знаю, где найти Данилу Сташева.
   «Дружище» вмиг оказался рядом, бешено блеснули из-под шляпы глаза:
   – Где он?! Говори!
   Петр Егорович отшатнулся, пожалев, что связался с этим безумцем. Но желание выпить пересилило страх. Правда, разделить влагу жизни с незнакомцем уже не хотелось.
   – Дружище, ты мне свою бутылочку, а я тебе всё как на духу! Это ведь честная сделка, верно, дружище?
   – Говори!
   …Закончив свой рассказ, Петр Егорович взял протянутую бутылку и жадно припал к горлышку. Но все, что ему досталось, – это единственная жалкая капля. Бутылка была безнадежно пуста.
   – Ах ты ж!.. – В ярости Синицын запустил ее вслед человеку в шляпе. Бутылка разбилась в каком-то шаге от него.
   «Дружище» даже не обернулся.

* * *

   Стальной решетчатый забор с воротами и двумя калитками-арками. За забором памятник. За памятником ступеньки, трехэтажное здание с колоннами. Забор – это плохо. С ходу не прорваться…
   – У новой власти все должно быть по-новому. – В мирной обстановке рядовой Петров оказался весьма разговорчивым малым. – Раньше местные шишкари руководили из Дворца съездов Верховного совета Ленинградской коммуны. Пока скажешь, язык сломаешь. А теперь – в этом, как его, в Комисса… Комисса…р-р…
   Язык у Петров хоть и не был сломан, но заплетался изрядно. Выпитый алкоголь давал о себе знать.
   – В Комиссариате? – пришла ему на помощь Мариша.
   – Точно! В нем. В Смольном.
   У здания собралось довольно много вооруженного люду, причем не галдящие да пьющие повстанцы, а бойцы регулярной армии – в форме и с командирами. К тому же, в отличие от питерских улиц, празднованием здесь и не пахло – смесь из сивухи, конопли и табака-самосада отсутствовала как явление. Зато как ужаленные сновали ординарцы, курьеры мчались с запечатанными пакетами. То и дело открывались ворота, подъезжали грузовики, из которых быстро выгружали ящики с боеприпасами, оружие и канистры то ли с водой, то ли с горючим. Чуть ли не бегом все это добро относилось в здание, грузовики спешно отбывали, чтобы освободить место следующим машинам.
   – Комиссары пришли всерьез и надолго. – Рядовой Петров аж присвистнул, наблюдая за деловитой суетой.
   Вход в Комиссариат охранял взвод бойцов, не меньше. И эти парни не выглядели хлюпиками, с которыми можно договориться за пару сигарет и флягу самогона. Вряд ли они пропустят проходимца в одних лишь штанах, девушку в простыне и троих не очень-то трезвых диверсантов из Москвы. Точно не пропустят.
   – Что это у них там? – Маришу заинтересовал очередной грузовик, подъехавший к Комиссариату.
   С виду этот армейский «Урал» ничем не отличался от прочих, что прибывали и убывали ежеминутно. Такая же мощь под капотом, такой же брезентовый тент, темно-зеленая краска на бортах… И все же его прибытие вызвало ажиотаж у революционеров, они дружно подтянулись, что ли, сосредоточились – охрана как по команде затоптала окурки и схватилась за автоматы. Грузчики из бойцов, которые привычно подскочили к «Уралу», нерешительно остановились – и вроде надо работать, но команды такой нет, зато есть команда отойти и не отсвечивать… К грузовику уже спешили воины в бронежилетах и касках. Их сопровождали рвущиеся с поводков овчарки, головы которых прикрывали кожаные шлемы.
   – Очередную порцию врагов народа привезли, – предположил Ашот.
   – Похоже на то, – согласился с ним Гурбан.
   Послышался выстрел, еще один, и еще. Нынче-то в Питере канонадой никого не удивишь, но когда стреляют в воздух от радости, не падают замертво бойцы в брониках. А сколько раз жахнуло, столько трупов с продырявленными лицами и свалились на бегу. У одного упавшего поводок крепился к запястью, овчарка дергалась всем телом вперед, ошейник впивался ей в горло, она вытянула за собой конечность хозяина, но сдвинуть с места мертвеца не могла.
   Стреляли из грузовика, из-под тента, больше неоткуда. Подтверждая догадку Дана, из кузова неуклюже выпрыгнул мужчина в «семейных» трусах и майке сплошь в алых пятнах. Руки скованы наручниками, лицо – сплошной кровоподтек. Его пытали. Мужчина держал перед собой ПМ. Пошатываясь, он шагнул к встречающим, осел на колени и из этого положения выстрелил – еще одно тело опрокинулось на спину. Пули высекали искры рядом с ним, но точно избегали его, опасались причинить вред. Мужчина еще раз нажал на спуск – и овчарку, которая таки оборвала поводок, швырнуло назад, она завизжала, пытаясь выкусить металл из-под ребер.
   А потом сразу несколько очередей изрешетили стрелка с пистолетом.
   Его привезли к Комиссариату, чтобы продемонстрировать народу всю полноту злодеяний предыдущей власти. Но он сумел вырваться на свободу. Пусть ненадолго, но сумел.
   Что тут началось! Суета, беготня, крики, приказы… Собаки лаяли, брызгали слюной, когтили асфальт. Бойцы в бронежилетах окружили «Урал», автоматы на изготовку. Отмашка – и сразу грохот длинных очередей, прошибающих брезент. Водила выпал из кабины, пополз прочь. Его подхватили под руки, потащили в сторону…
   «Варяги» поняли друг друга без слов – кинулись к зданию Комиссариата. Пока все заняты живым грузом «Урала», есть шанс прорваться внутрь. Но тут Данилу сзади схватили за локоть. А вот нельзя, нельзя подкрадываться к доставщику с тыла! Он с разворота кулаком в лицо ударил человека, позволившего себе лишнее. Чужие пальцы соскользнули с локтя, голова наглеца запрокинулась, с нее слетела шляпа.
   Штатский, заметил Дан. Не вояка.
   – Вы в порядке? – Он подхватил штатского, не дал ему упасть.
   А потом заметил, что глаза у Мариши широко раскрыты.
   Она видела то, чего не видел Дан, и лишь открыла рот, чтобы предупредить об опасности, а он уже понял, что перед ним зомбак со слизнем на затылке.
   – Даня, берегись!
   Ствол трофейного автомата ткнулся в лоб твари, сумевшей пробраться в острог. Палец коснулся спуска.
   Но за миг до того, как пули разворотили бы ему голову, зомбак сказал:
   – Даня! Сынок!
   В глазах его блеснули слезы. И было еще что-то в этих глазах такое, что заставило Данилу опустить «калаш».
   – Ты чего, брат, совсем уже?! – Ашот хотел прикладом садануть зомбаку в череп, но Дан перехватил его АК и прикрыл собой зомби от стволов Петрова и Гурбана, крикнул Марише, что всё в порядке, нормально всё.
   Комиссариат был так близко…
   – Кто ты?! – Он обернулся к зомби.
   – Даня… сынок… – пробормотал тот. – Сынок…
   – Не смей так говорить. – Дан отпустил автомат Ашота. – Какой я тебе сынок?
   Что на него нашло? Почему не убил тварь и не дал это сделать товарищам? Дорога́ ведь каждая секунда, суматоха скоро закончится, и попасть в гости к комиссарам будет не так-то просто… И мало ли что зомби разговаривает! Да, такое нетипично для кровожадных монстров, но в подвалах Стерха «варяги» всякого повидали…
   Дан вскинул автомат к плечу. Зомбак отшатнулся и поднял перед собой руки.
   – Погоди, – остановил доставщика Гурбан. – Откуда эта падаль знает твое имя?
   Дан пожал плечами. Было бы имя редким – еще ладно, а так…
   – Даня, сынок, это же я, твой отец!
   Захотелось выбить зомбаку зубы. Чтобы заткнулся раз и навсегда.