Страница:
Александр Шакилов
Война зомби
Пролог
Бредешь по бескрайнему лесу. Босые ноги сбиты в кровь. В животе пусто, еще немного – и шишки жрать начнешь, закусывая хвоей. Если хозяин разрешит.
Контроля почти нет, и все же, вопреки смертельной усталости, топаешь дальше.
Хозяин – в прошлой жизни ты называл подобных ему слизнями – наконец-то забеспокоился о твоем здоровье. Вокруг ведь нет его сородичей, никто не подставит своего носителя, когда упадешь замертво. Надо срочно найти пищу. Плоть, ягоды, грибы – без разницы. Но лучше бы плоть, сочную, трепещущую.
Ты с удивлением смотришь на рванину, в которую превратился камуфляж. Вспоминаешь бой под Новосибом, орды зомбаков… А потом – пустота. Годы пустоты. Оно и к лучшему, что в черепе нет ничего. Страшные обломанные когти, спутанная борода, волосы колтунами – нетрудно догадаться, во что ты превратился, чем долго-долго жил, и потому лучше не знать, не помнить…
Ты хочешь спросить у неба: «За что, Господи?! За что?!» Но из горла вырывается лишь звериный вой. Ты больше не человек.
Ноздри трепещут, ты почуял особый, очень людской запах. Когда-то ты частенько сиживал у костра, но теперь от этого смрада тебя воротит – потому что хозяин не терпит дыма. И все же ты становишься носом по ветру, крадешься туда, где сучья облизывает пламя.
Вскоре слышится людская речь, резкий, лающий смех то и дело ее прерывает.
В животе бурчит, рот наполняется липкой слюной. Кинуться бы, рыча, и рвать врагов, и насыщаться ими!..
Но у хозяина другие планы. Он подключился к твоему мозгу в поисках нужной информации – зная, о чем говорит противник, можно нанести более существенный урон его живой силе. Увы, кроме русского, ты языков не знаешь. А люди, разжегшие огонь на лесной поляне, говорят вовсе не по-русски. Они одеты в шкуры, у них раскосые глаза и жидкие бороды.
Подбираешься ближе, смотришь из кустов на костер, на вороненые стволы автоматов, на луки и стрелы в колчанах. В стороне стоит воткнутый в землю шест, на котором красуется человеческий череп – это знак Орды. Череп свежий. Тут неподалеку был поселок, обнесенный частоколом. Именно что был…
С оленьей туши на угли капает, шипит горячий жир. У тебя в животе громко урчит. Комары, звеня, садятся на лицо, на плечи, прокалывают кожу в прорехах того, что было военной формой когда-то, но тебя это не волнует. Ждешь всплеска ярости, что всегда охватывает тебя при виде людей. Это поможет стать быстрее и не чувствовать боли. Но ярости всё нет и нет!..
Ты отвык думать, разучился принимать решения. Как побитая шавка, неуверенно скулишь, рискуя привлечь внимание людей и их лошадей, до сих пор не почуявших тебя. Что-то не то со слизнем-хозяином. Почему медлит? Почему вернул тебе способность ощущать себя?!
Один из тех, кто возле костра, замирает. Глаза его скрывают солнцезащитные очки, а под очками шевелится что-то очень мерзкое, такое страшное, что становится тяжело и больно в низу живота. Это мерзкое знает, что ты рядом. Ты чувствуешь, как от него тянутся нити к тебе, и видно их не глазами, а чем-то другим… И твой хозяин – то, что поселилось в нем, – не дает этим нитям коснуться тебя и себя, прячет вас.
И контроль исчезает совсем.
Память заполняет твою голову. Картинки содеянного мелькают перед глазами. И это… это просто ужасно. Ты ложишься на спину, тело охватывает дрожь, ты всхлипываешь и щеришь то, что осталось от зубов. Тебе хочется умереть.
Лошади всхрапывают. Люди хватаются за оружие, становятся в круг, спиной друг к дружке, костер с оленьей тушей в центре. Некому больше ее переворачивать, мясо подгорает.
Тебя лихорадит – то, что поселилось в хозяине, вернулось. До конца оно не совладало с вами, но заставило тебя заткнуться. Ты напрягаешь мышцы, чтобы выпрыгнуть из кустов и кинуться на людей. Пусть расстреляют тебя, пусть избавят от душевных мук. Но оно оказывается сильнее – и ты отползаешь назад.
Борьба с ним изматывает почище голода. Перед глазами все плывет, в висках шумит. Еще немного, и потеряешь сознание. Тебя бы вырвало, но в желудке пусто.
А потом все прекращается.
Жалко скуля, ты медленно, чтобы не выдать себя, убираешься подальше от лагеря ордынцев.
Перед глазами вспыхивает картинка – карта местности, военная, подробная, составленная еще до Псидемии. У хозяина – настоящего хозяина, а не того, кто вместо, – этих карт великое множество. Он указывает, куда идти, направляет. Хромая, оставляя за собой кровавые следы, ты ступаешь по слежавшейся хвое…
Новый хозяин по пути кормит тебя малиной, заставляет жевать засохшие, горьковатые после зимы ягоды.
У нового хозяина есть цель.
А значит, надо идти, куда он укажет. Идти, пока есть силы.
Пока новый хозяин не увидит все, что хотел.
Контроля почти нет, и все же, вопреки смертельной усталости, топаешь дальше.
Хозяин – в прошлой жизни ты называл подобных ему слизнями – наконец-то забеспокоился о твоем здоровье. Вокруг ведь нет его сородичей, никто не подставит своего носителя, когда упадешь замертво. Надо срочно найти пищу. Плоть, ягоды, грибы – без разницы. Но лучше бы плоть, сочную, трепещущую.
Ты с удивлением смотришь на рванину, в которую превратился камуфляж. Вспоминаешь бой под Новосибом, орды зомбаков… А потом – пустота. Годы пустоты. Оно и к лучшему, что в черепе нет ничего. Страшные обломанные когти, спутанная борода, волосы колтунами – нетрудно догадаться, во что ты превратился, чем долго-долго жил, и потому лучше не знать, не помнить…
Ты хочешь спросить у неба: «За что, Господи?! За что?!» Но из горла вырывается лишь звериный вой. Ты больше не человек.
Ноздри трепещут, ты почуял особый, очень людской запах. Когда-то ты частенько сиживал у костра, но теперь от этого смрада тебя воротит – потому что хозяин не терпит дыма. И все же ты становишься носом по ветру, крадешься туда, где сучья облизывает пламя.
Вскоре слышится людская речь, резкий, лающий смех то и дело ее прерывает.
В животе бурчит, рот наполняется липкой слюной. Кинуться бы, рыча, и рвать врагов, и насыщаться ими!..
Но у хозяина другие планы. Он подключился к твоему мозгу в поисках нужной информации – зная, о чем говорит противник, можно нанести более существенный урон его живой силе. Увы, кроме русского, ты языков не знаешь. А люди, разжегшие огонь на лесной поляне, говорят вовсе не по-русски. Они одеты в шкуры, у них раскосые глаза и жидкие бороды.
Подбираешься ближе, смотришь из кустов на костер, на вороненые стволы автоматов, на луки и стрелы в колчанах. В стороне стоит воткнутый в землю шест, на котором красуется человеческий череп – это знак Орды. Череп свежий. Тут неподалеку был поселок, обнесенный частоколом. Именно что был…
С оленьей туши на угли капает, шипит горячий жир. У тебя в животе громко урчит. Комары, звеня, садятся на лицо, на плечи, прокалывают кожу в прорехах того, что было военной формой когда-то, но тебя это не волнует. Ждешь всплеска ярости, что всегда охватывает тебя при виде людей. Это поможет стать быстрее и не чувствовать боли. Но ярости всё нет и нет!..
Ты отвык думать, разучился принимать решения. Как побитая шавка, неуверенно скулишь, рискуя привлечь внимание людей и их лошадей, до сих пор не почуявших тебя. Что-то не то со слизнем-хозяином. Почему медлит? Почему вернул тебе способность ощущать себя?!
Один из тех, кто возле костра, замирает. Глаза его скрывают солнцезащитные очки, а под очками шевелится что-то очень мерзкое, такое страшное, что становится тяжело и больно в низу живота. Это мерзкое знает, что ты рядом. Ты чувствуешь, как от него тянутся нити к тебе, и видно их не глазами, а чем-то другим… И твой хозяин – то, что поселилось в нем, – не дает этим нитям коснуться тебя и себя, прячет вас.
И контроль исчезает совсем.
Память заполняет твою голову. Картинки содеянного мелькают перед глазами. И это… это просто ужасно. Ты ложишься на спину, тело охватывает дрожь, ты всхлипываешь и щеришь то, что осталось от зубов. Тебе хочется умереть.
Лошади всхрапывают. Люди хватаются за оружие, становятся в круг, спиной друг к дружке, костер с оленьей тушей в центре. Некому больше ее переворачивать, мясо подгорает.
Тебя лихорадит – то, что поселилось в хозяине, вернулось. До конца оно не совладало с вами, но заставило тебя заткнуться. Ты напрягаешь мышцы, чтобы выпрыгнуть из кустов и кинуться на людей. Пусть расстреляют тебя, пусть избавят от душевных мук. Но оно оказывается сильнее – и ты отползаешь назад.
Борьба с ним изматывает почище голода. Перед глазами все плывет, в висках шумит. Еще немного, и потеряешь сознание. Тебя бы вырвало, но в желудке пусто.
А потом все прекращается.
Жалко скуля, ты медленно, чтобы не выдать себя, убираешься подальше от лагеря ордынцев.
Перед глазами вспыхивает картинка – карта местности, военная, подробная, составленная еще до Псидемии. У хозяина – настоящего хозяина, а не того, кто вместо, – этих карт великое множество. Он указывает, куда идти, направляет. Хромая, оставляя за собой кровавые следы, ты ступаешь по слежавшейся хвое…
Новый хозяин по пути кормит тебя малиной, заставляет жевать засохшие, горьковатые после зимы ягоды.
У нового хозяина есть цель.
А значит, надо идти, куда он укажет. Идти, пока есть силы.
Пока новый хозяин не увидит все, что хотел.
Глава 1
Право сеньора
Дан впился в податливые губы, нежно коснулся упругой груди. Не забывая о ритме, стал одним целым с Маришей, слился дыханием. Пот двух разгоряченных тел смешался на смятых простынях…
И вся эта романтика под лязг по батарее отопления!
Даниле за выдержку медаль надо вручить. А лучше – орден. У кого-нибудь другого на его месте давно пропало бы половое влечение. Минут пять уже дедуля, живущий наверху, вовсю молотит костылем по гулкому радиатору.
Еще и возмущается:
– Молодые люди, вы мешаете мне спать! Тише, молодые люди! Ти-и-ише!
И это притом, что на улицах Питера, одного из самых больших оборонных острогов, нынче праздник: народ отмечает победу революции: стреляет по звездам и, танцуя под гармошки, поет частушки и злоупотребляет алкоголем – преимущественно паточным самогоном, крепким и пахучим. Даже небольшой дождь, прошедший недавно, не распугал гулен.
Под стариковский аккомпанемент завершив начатое, Данила Сташев отвалился от молодой жены, а затем рывком вскочил с постели. Его мускулистое тело освещала единственная лампочка, прикрытая абажуром из ветхого газетного листа. Шрамов на коже Дана, доставщика, бойца диверсионной группы «Варяги», было более чем достаточно.
– Первая брачная ночь в самом разгаре. Ты чего это сачкуешь?
Заскрипела панцирная кровать – это Мариша перевернулась на бок.
– То ли еще будет, – пообещал Дан, соорудив на лице натужную улыбку. – Просто пить хочу.
– Водички?
– Я разве сказал, что хочу помыться? – Шутка получилась неуклюжей. Воспоминания о гибели отца не давали Даниле покоя, как ни гнал он от себя печаль.
Мариша хихикнула и кокетливо завернулась в простыню. Наружу теперь выглядывали только пятки и копна черных волос.
– Тебе принести? – Он двинул на кухню.
– Ага. Только живенько. Одна нога там, другая – где хочешь, а то, что между… Я соскучилась уже!
В холодильнике, знал Сташев, есть литровая бутылка с водой и такая же початая – с крымским вином. Скрипнули ржавые петли, повеяло холодом. Лампочка внутри перегорела, а заменить нечем. Он потянулся за приторно сладким портвейном – хотелось залить, утопить горе в вине, но передумал, взял воду в мгновенно запотевшем пластике, прижал бутылку к щеке, потом ко лбу.
Ключ от своей квартиры молодоженам дал недавний знакомый, питерский лейтенант. Сказал, что остальные москвичи перекантуются как-нибудь, а вот новой ячейке общества этой ночью свидетели ни к чему.
Прямо с кухни Данила вышел на балкон, никак вообще не защищенный. Иногда хочется открытого, без решеток, неба. Только так можно забыть о налетах зомбоптиц и тварях, что бродят за Стеной. Отвинтил крышку, хлебнул прямо из горлышка. Небо этой ночью освещали не столько прожекторы зенитных батарей, сколько прерывистые линии трассеров – празднующая толпа патронов не жалела. Вдоль улицы горели фонари, вдалеке мелькали факелы, указывая, в каком направлении откочевал праздник.
Ветерок приятно холодил разгоряченную кожу. Данила закрыл глаза, и вновь нахлынули воспоминания. Сначала о том, как ему и Ашоту досрочно выдали дипломы доставщиков – особых спецов, умеющих выживать на Территориях, населенных зомби. Им велели отправляться с Равилем и его командой, раскатывающей по дорогам в лимонно-желтом «хаммере»… Будущая жена Дана, Мариша, вопреки запрету отца, советника Харьковского острога Петрушевича, присоединилась к ним. В пути за экипажем «хаммера» до самой Москвы охотился отряд вольника Гурбана… В Арзамасе попав в секретную военную лабораторию, Данила встретился с отцом, профессором Павлом Николаевичем Сташевым, которого не видел больше двух лет. Дан тогда уже был членом Братства – на затылок ему подсадили слизня нового типа. Обычные слизни превращали людей и животных в безмозглых агрессивных зомби, люто ненавидящих человеческий род, ведь слизни по сути своей являлись биочипами, предназначенными для координации действий отдельных солдат и целых подразделений на поле боя. Смена магнитных полюсов Земли позволила этим биочипам-паразитам вырваться на волю и расплодиться в огромных количествах, практически уничтожив цивилизацию… А вот слизни Братства – это было нечто иное, заставляющее носителя думать, что тот поступает по собственной воле… Благодаря Гурбану и его людям, с помощью Павла Сташева Дан, Ашот и Мариша избавились от Братства. Они привезли в Московский острог Излучатель, созданный профессором, – особые волны этого прибора очистили острог от слизней…[1]
Он отхлебнул еще. Немного воды пролилось, потекло по подбородку, но Данила этого даже не заметил.
…Потом началась война между Питером и Москвой, в которой он принял участие вместе с бойцами диверсионной группы «Варяги». У Москвы не было шансов выстоять против армии зомбаков, созданной Афанасием Стерхом, бывшим коллегой отца. И потому «варяги» совершили дерзкую вылазку в самое логово врага – в Ленинградскую коммуну. Они сумели остановить безумного ученого и его полчища. Но победа стоила им многих жертв. Отец Данилы, профессор Павел Сташев, погиб, заставив-таки зомбаков уйти из Москвы…[2]
Данила вздрогнул, вернувшись в реальность. Показалось, будто услышал шум в квартире. Какой-то неправильный шум в спальне. Мариша приготовила приятный сюрприз? Пообещала ведь, что не даст муженьку заснуть до рассвета, и пока что не филонила.
Он вернулся на кухню, поставил бутылку на стол и шагнул к двери, ведущей в коридор, из которого можно попасть сначала в гостиную, а потом – в спальню.
Подойдя к двери, замер. Сердце в груди точно взбесилось, холодок пробежал по спине. В доставщики берут только тех, кто обладает особым чутьем на опасность.
– Зомбак меня закусай… – Данилу охватило тревожное предчувствие.
Он отпрянул, метнулся за холодильник слева от двери – за миг до того, как автоматная очередь прошила фанеру снизу доверху. Пули вжикнули опасно близко. Из спальни послышался крик Мариши, что-то с грохотом упало, и наступила тишина.
Вот тебе и уютное гнездышко для молодоженов.
– Мариша!!! – выдохнул Дан, но ответа не дождался.
Надо было что-то делать. Но что?! Выход из кухни блокирован неведомым стрелком!
Из подставки для ножей он выдернул тот, у которого лезвие длиннее и толще – им можно вскрыть грудину зомбочеловеку или вспороть живот до позвоночника. Вооружившись, сунулся к двери – и опять едва не схлопотал дозу смертельного металла.
Пригнувшись, кинулся обратно на балкон. Сзади загрохотали выстрелы – дверь окончательно разодрало в щепы, пули вжикнули над затылком.
– Твою мать!.. – прошипел Дан.
Адреналин в крови зашкаливал, надо было успокоиться.
Он притаился за балконной стеной, под оконным проемом, заложенным красным кирпичом. Стрелка́ Дан не видел, но только стихли выстрелы, услышал его гулкую поступь и тяжелое, со свистом, дыхание. Враг шел на кухню, чтобы добить жертву, если та еще жива.
Дан скривился. Даже на расстоянии от стрелка сильно – очень сильно! – разило. Еще круче смердело, чем от толстяка Ашота в июльский день после десятикилометровой пробежки. А ведь нынче не лето и ночь на дворе.
Стрелок остановился посреди кухни. Данила его не видел, зато слышал натужное сопение и вдыхал смрад немытого тела.
Что с Маришей?! Пальцы сдавили деревянную рукоять ножа – еще чуть-чуть, и либо рукоять треснет, либо суставы хрустнут. Данила до боли сжал челюсти, чтобы не зарычать и тем самым не выдать себя.
Вскочить бы, кинуться в атаку, а там была не была!
И все же с собой он совладал. Лезть на рожон – самоубийство. А жене он мертвый никак не поможет. Лишь это остановило его.
Скрипнули петли холодильника – и тело среагировало на звук раньше, чем мозг сообразил, что к чему. Если стрелок потянул на себя дверцу, то, во-первых, развернулся спиной к балкону и Дану, а во-вторых, опустил автомат. Не в морозилку же целиться?..
С ножом в руке Данила бесшумно метнулся к самому огромному человеку, когда-либо им виденному. Покойный Фаза, соратник Гурбана, и то бледно смотрелся бы рядом с тушей, занявшей почти всю кухню.
Ростом незваный гость был изрядно за два метра, а весил все три центнера. Огромный живот его запоздало колыхнулся навстречу опасности, тройной подбородок едва поспел за обвисшими щеками в сизой щетине. Глазки злобно сверкнули, заметив доставщика ровно за миг до того, как нож, пробив кожаный жилет и джинсовую, затертую до белизны рубаху, вошел в массивный живот.
«Такого толстяка не пробить и мечом», – понял Дан. И хоть кровь плеснула из брюха, острие не достало до жизненно важных органов. В ответ же кулак размером с арбуз врезался в грудь «варяга», швырнув его на стенной шкафчик напротив холодильника. Ударившись спиной и затылком, Данила рухнул на пол – к ногам человека-горы. Шкафчик вместе с посудой упал сверху. Посыпалось битое стекло.
Это спасло Дану жизнь. Вместо того чтобы прострелить ему башку, человек-гора решил, что противник больше не опасен, и потому пожалел патроны.
Из брюха великана обильно текло, но его, казалось, это ничуть не напрягало. Кряхтя, толстяк наклонился, заинтересовавшись прохладными глубинами холодильника. Ноги-окорока незваного гостя были такими огромными, что вместо обуви – подходящего размера не найти – он использовал обмотки из собачьих шкур, перевязанные медной проволокой. И ноги эти нетерпеливо перетаптывались у самого лица Дана. Такая туша требует изрядного количества пищи, человек-гора наверняка всегда голоден.
Медленно, чтобы не привлечь внимания врага, Дан подобрал с пола самый длинный и острый осколок стекла, а затем резко, с силой воткнул великану под колено, перебив бедренную артерию. Из раны тут же плеснуло алым.
Взревев, человек-гора дернулся, ударился гладким, как яйцо, затылком о морозильную камеру. Громко дыша, он развернулся всем телом и уставился на извивавшегося под шкафчиком доставщика с каким-то садистским удовольствием – небось в детстве обожал ампутировать жукам лапки. Сейчас же роль насекомого исполнит Дан.
Кровь лилась из-под колена, хлюпала из живота, но человек-гора даже не пытался ее остановить.
Наконец Дан спихнул с себя шкаф – и замер, глядя в черный провал ствола, наведенного на него. Палец-сарделька нажмет на спуск – и нет больше Сташева, не поминайте лихом.
Но толстяк потерял слишком много крови. Он пошатнулся, глаза его закрылись, ствол АК при этом сместился так, что очередь ушла в стену. Взвизгнули, рикошетя, пули. Рефлекторно обхватив голову руками, будто так можно спастись от смертельной стали, Данила вскочил и отпрыгнул в сторону, а затем врезал кулаком великану по роже.
С таким же эффектом он мог ударить бетонный столб. Никакой реакции! Лишь крохотные глазки уставились на Дана с тупым интересом – мол, почти все лапки оторваны, а таракашка еще трепыхается.
Неугомонный старикан сверху возмущенно замолотил по батарее.
– Даня!!! Помоги!!! – крикнула Мариша. – На помощь!!!
Голос ее донесся с улицы. Враги – великан действовал не один – похитили ее, вывели из дома. Внизу взревел движок машины, хлопнули дверцы, крики как обрезало.
Это удвоило силы Дана. Он вогнал кулак в три подбородка человека-горы, вбив ему кадык в гортань. Великан удивленно хрюкнул, изо рта его хлынуло, запузырилось на губах, он осел на пол.
Вырвав из его рук автомат, доставщик кинулся на балкон. Успел. Задержись он на секунду-две – и всё, Маришу увезли бы на заляпанном грязью джипе, колеса которого прикрывали стальные листы, приваренные к крыльям. Проходимость тачки это существенно снижало, зато защищало покрышки от когтей и клыков, рогов и копыт зомбозверья. И все же листы эти не остановят стальные сердечники в свинцовых рубашках и томпаковых оболочках – с грохотом автомат затрясся в руках Данилы.
Лопнули скаты, джип развернуло поперек проезжей части. Из него выскочил такой же лысый, как человек-гора, мужчина с пистолетом в руке. Целя в Дана, он всего раз нажал на спуск, после чего выронил оружие и упал, получив в живот короткую очередь из «калаша».
– Зомбак тебя закусай! – Отщелкнув пустой магазин, Дан метнулся обратно на кухню, к трупу человека-горы. У того должен быть запас патронов.
Времени, чтобы одеться и спуститься по лестнице, не было. Метнувшись в спальню, схватив штаны, Дан выскочил на балкон. Третий этаж – довольно высоко, потолки под четыре метра. Ни секунды не раздумывая, он перемахнул через ограждение. Земля палисадника ткнулась в стопы. Чтобы смягчить удар, Дан кувыркнулся вперед. После дождя почва чуть размякла – это хорошо, это лучше, чем пятками щупать асфальт.
Секунда, две – и он возле джипа, дверцы распахнуты. Наведя на машину автомат, подбежал ближе, заглянул в салон. Пусто! Пока Данила перезаряжался, похитители покинули тачку. Где они?! Что с Маришей?!
Доставщик шумно втянул воздух носом. Пахло бензином. Пули не только прошили колеса, но и пробили бак – топливо вытекало. В любой момент джип мог загореться.
В чем мать родила, зато с автоматом и штанами в руках Данила Сташев отправился на поиски жены.
Позади вспыхнуло и громыхнуло.
Проклятая память не давала покоя, вымывала комаров из-под век слезами, клокотала рыданиями в груди.
Последний хозяин провел его по местным лесам, вымотал до смерти, спасибо ему за это. Хозяину нужно было что-то высмотреть тут, под Новосибирском. Особое внимание он уделял отрядам ордынцев, собиравшимся в большие группы, для того чтобы… Для чего? Понимание было где-то рядом, но воспаленный мозг никак не мог ухватиться за него – слишком долго бездействовал…
Рывком зомбак вырвал из трясины руку, но и только.
– Спасибо… – шевельнулись губы, покрытые язвами.
Спасибо за то, что он, кусок мяса, носитель, хотя бы перед смертью опять стал человеком. Развернув голову, уткнувшись щекой в трясину, чтобы подольше подышать, бывший зомбак попытался вспомнить имя, которым называла его мать, и имя это было…
Он умер до того, как трясина засосала его.
Тело отказалось жить без приказов слизня. Оно просто разучилось это делать…
А за тысячи километров от трупа, который медленно погружался в болото, с ветки упал зомбофилин. И вроде бы ничего такого, подумаешь, а все же странно. Крылатые зомби себя так не ведут.
С пятой попытки птице, обезображенной слизнем – нет части маховых перьев, одного когтя не хватает, – удалось-таки взлететь. Вот только полет зомбофилина был не очень-то стабилен. Хищная птица будто задалась целью врезаться во все деревья по пути, но за миг до столкновения умудрялась вывернуться, не покалечиться.
У самой Стены, освещенной прожекторами, утыканной занозами пулеметных стволов, филин с трудом начал набирать высоту. По нему тут же открыл огонь снайпер, обозревающий подходы к острогу. Вторя стрелку, пулеметная очередь едва не разорвала зомбоптицу в клочья – филина спасла лишь неуверенность движений, из-за которых траектория полета превратилась в ломаную линию.
Крылатый зомбак камнем свалился по другую сторону Стены. Прочь от засвеченного поднебесья, громыхающего тысячами выстрелов! Прочь! Казалось, каждый праздно гуляющий гражданин острога считает своим долгом истратить патрон-другой.
– Семен, ты чего вообще? Было что? – спросил пулеметчик, покинув свое «гнездо» на Стене и подойдя к соседу-снайперу.
Занюхав рукавом, снайпер протянул пулеметчику флягу:
– Не-а, показалось.
– А-а. Ну, за победу революции!
А в это время зомбофилин приметил человека, отставшего от толпы. Человек едва стоял на ногах. Филин спикировал на него, вцепился когтями в волосы. Бутылка выскользнула из пальцев гулены, но не разбилась, покатилась по мостовой, расплескивая содержимое.
Все произошло так быстро, что человек ничего толком не успел понять. Омраченный алкоголем мозг состыковался со слизнем, принесенным птицей из-за Стены. Человек упал, дернулся, затих на пару секунд, затем перевернулся на живот, поднялся.
Первый шаг – неуверенный, второй – уже лучше, третий…
Походкой изрядно выпившего человек двинул по улице. Кряхтя, наклонился, поднял опустевшую уже бутылку. Рядом лежала кем-то оброненная шляпа, помятая, с широкими полями – взял, прикрыл ею слизня на затылке. Бутылка понадобилась тоже для маскировки.
Позади в конвульсиях содрогалась на асфальте хищная птица.
– Данила Сташев, – икнув, сказал человек самому себе. – Найти Данилу.
Неужели кто-то осмелился на подобное сейчас? Напрасно! Данила не позволит надругаться над своей любовью!.. Он на ходу попытался надеть штаны, упал, поднялся, опять сунул ногу в штанину, на вторую наступил… Нет, это никуда не годится. Он остановился и, повесив автомат на плечо, натянул пятнистые брюки, после чего засеменил дальше, пытаясь застегнуться. Пальцы от волнения дрожали так, что пуговицы никак не желали втиснуться в дырки, для них предназначенные.
Вот так, держась двумя руками за ширинку, Дан попал на праздник жизни.
Улицы ночного острога были заполнены толпами людей. В толпе легко затеряться – наверняка похитители где-то здесь, Данила на их месте поступил бы именно так. Далеко уйти они не могли, значит…
С «калашом» на плече полуобнаженный Дан приблизился к большой группе – человек эдак на полтысячи – граждан, распевающих матерные частушки. После каждого куплета они палили в воздух. Ну и тискали пьяных девиц – вне зависимости от куплетов и пальбы. Где-то там спрятали Маришу, за этими телами, стремительно теряющими трезвость и людское подобие.
Толпа встретила его хриплым мужским хохотом и восхищенными дамскими взглядами.
– Ну, дает! Эй, хватит себя трогать! Найди подружку, в твоем возрасте пора уже!
– Какой красавчик! Иди к нам, мы тебя приласкаем!
Дан покраснел. Последняя пуговица проскользнула в паз. Теперь штаны не спадут.
Забавно, но его автомат никого не смутил. Почти у всех тут были пистолеты, обрезы или хотя бы самострелы. АК и снайперские винтовки тоже попадались.
Не обращая внимания на подначки и смех, Дан влез в самую гущу толпы. Работая локтями, он пробирался дальше. И если поначалу было немного прохладно без куртки, то в тесноте он быстро взмок. Кое-кто из празднующих – те, кто постарше, – щеголяли в шарфах с символикой футбольного клуба «Зенит». Тут и там передавали пластиковые бутылки и армейские фляги с самогоном. Над толпой плыл дым конопли.
Данилу хватали за руки, предлагали выпить и обидеться на его отказы не успевали – он исчезал за спинами и плечами тех, кто стоял дальше, кто тоже протягивал руки и кружки с мутным первачом.
В небольшом просвете, чудом образовавшемся в толпе, он увидел Маришу.
Ее тащили под руки двое лысых мужчин в черных одеждах.
Толпа сомкнула ряды, скрыв жену от Дана.
– Дорогу! Разойдись! – Он сильнее заработал локтями.
Что-то было, видать, особенное в его рыке и выражении лица, из-за чего народ расступился, образовав неширокий, но вполне проходимый коридор. Данила кинулся вперед. Расстояние между ним и похитителями сокращалось с каждым шагом, с каждой долей секунды. Вот-вот он настигнет лысых, и они ответят ему за всё!
– Вау! Ну ты ваще! – Дыхнув перегаром, на нем повисла пьяная девица. Рыжие волосы в беспорядке рассыпаны по плечам, на лице слишком много самодельной косметики.
– Девушка, уберите руки! – Данила честно попытался быть вежливым. Учитывая ситуацию, он был сама обходительность. – Отпустите!
Увы, рыжая не вняла его просьбам. Ладони ее скользнули по обнаженному торсу Данилы, пальцы коснулись шрамов, устремились вниз, к пуговицам, с которыми Дан и так едва справился.
Он перехватил ее кисть. Сжал. Вскрикнув, девушка отпрянула, свободная рука ее взметнулась для пощечины, но Дан уже оставил рыжую позади – пусть теперь ругается сколько хочет, пусть проклинает его на чем свет стоит.
Замешательство было секундным, ерундовым, он без особого труда избавился от навязчивой девчонки, но этих секунд оказалось достаточно, чтобы потерять из виду Маришу и ее похитителей! Свободного коридора впереди больше не было.
И вся эта романтика под лязг по батарее отопления!
Даниле за выдержку медаль надо вручить. А лучше – орден. У кого-нибудь другого на его месте давно пропало бы половое влечение. Минут пять уже дедуля, живущий наверху, вовсю молотит костылем по гулкому радиатору.
Еще и возмущается:
– Молодые люди, вы мешаете мне спать! Тише, молодые люди! Ти-и-ише!
И это притом, что на улицах Питера, одного из самых больших оборонных острогов, нынче праздник: народ отмечает победу революции: стреляет по звездам и, танцуя под гармошки, поет частушки и злоупотребляет алкоголем – преимущественно паточным самогоном, крепким и пахучим. Даже небольшой дождь, прошедший недавно, не распугал гулен.
Под стариковский аккомпанемент завершив начатое, Данила Сташев отвалился от молодой жены, а затем рывком вскочил с постели. Его мускулистое тело освещала единственная лампочка, прикрытая абажуром из ветхого газетного листа. Шрамов на коже Дана, доставщика, бойца диверсионной группы «Варяги», было более чем достаточно.
– Первая брачная ночь в самом разгаре. Ты чего это сачкуешь?
Заскрипела панцирная кровать – это Мариша перевернулась на бок.
– То ли еще будет, – пообещал Дан, соорудив на лице натужную улыбку. – Просто пить хочу.
– Водички?
– Я разве сказал, что хочу помыться? – Шутка получилась неуклюжей. Воспоминания о гибели отца не давали Даниле покоя, как ни гнал он от себя печаль.
Мариша хихикнула и кокетливо завернулась в простыню. Наружу теперь выглядывали только пятки и копна черных волос.
– Тебе принести? – Он двинул на кухню.
– Ага. Только живенько. Одна нога там, другая – где хочешь, а то, что между… Я соскучилась уже!
В холодильнике, знал Сташев, есть литровая бутылка с водой и такая же початая – с крымским вином. Скрипнули ржавые петли, повеяло холодом. Лампочка внутри перегорела, а заменить нечем. Он потянулся за приторно сладким портвейном – хотелось залить, утопить горе в вине, но передумал, взял воду в мгновенно запотевшем пластике, прижал бутылку к щеке, потом ко лбу.
Ключ от своей квартиры молодоженам дал недавний знакомый, питерский лейтенант. Сказал, что остальные москвичи перекантуются как-нибудь, а вот новой ячейке общества этой ночью свидетели ни к чему.
Прямо с кухни Данила вышел на балкон, никак вообще не защищенный. Иногда хочется открытого, без решеток, неба. Только так можно забыть о налетах зомбоптиц и тварях, что бродят за Стеной. Отвинтил крышку, хлебнул прямо из горлышка. Небо этой ночью освещали не столько прожекторы зенитных батарей, сколько прерывистые линии трассеров – празднующая толпа патронов не жалела. Вдоль улицы горели фонари, вдалеке мелькали факелы, указывая, в каком направлении откочевал праздник.
Ветерок приятно холодил разгоряченную кожу. Данила закрыл глаза, и вновь нахлынули воспоминания. Сначала о том, как ему и Ашоту досрочно выдали дипломы доставщиков – особых спецов, умеющих выживать на Территориях, населенных зомби. Им велели отправляться с Равилем и его командой, раскатывающей по дорогам в лимонно-желтом «хаммере»… Будущая жена Дана, Мариша, вопреки запрету отца, советника Харьковского острога Петрушевича, присоединилась к ним. В пути за экипажем «хаммера» до самой Москвы охотился отряд вольника Гурбана… В Арзамасе попав в секретную военную лабораторию, Данила встретился с отцом, профессором Павлом Николаевичем Сташевым, которого не видел больше двух лет. Дан тогда уже был членом Братства – на затылок ему подсадили слизня нового типа. Обычные слизни превращали людей и животных в безмозглых агрессивных зомби, люто ненавидящих человеческий род, ведь слизни по сути своей являлись биочипами, предназначенными для координации действий отдельных солдат и целых подразделений на поле боя. Смена магнитных полюсов Земли позволила этим биочипам-паразитам вырваться на волю и расплодиться в огромных количествах, практически уничтожив цивилизацию… А вот слизни Братства – это было нечто иное, заставляющее носителя думать, что тот поступает по собственной воле… Благодаря Гурбану и его людям, с помощью Павла Сташева Дан, Ашот и Мариша избавились от Братства. Они привезли в Московский острог Излучатель, созданный профессором, – особые волны этого прибора очистили острог от слизней…[1]
Он отхлебнул еще. Немного воды пролилось, потекло по подбородку, но Данила этого даже не заметил.
…Потом началась война между Питером и Москвой, в которой он принял участие вместе с бойцами диверсионной группы «Варяги». У Москвы не было шансов выстоять против армии зомбаков, созданной Афанасием Стерхом, бывшим коллегой отца. И потому «варяги» совершили дерзкую вылазку в самое логово врага – в Ленинградскую коммуну. Они сумели остановить безумного ученого и его полчища. Но победа стоила им многих жертв. Отец Данилы, профессор Павел Сташев, погиб, заставив-таки зомбаков уйти из Москвы…[2]
Данила вздрогнул, вернувшись в реальность. Показалось, будто услышал шум в квартире. Какой-то неправильный шум в спальне. Мариша приготовила приятный сюрприз? Пообещала ведь, что не даст муженьку заснуть до рассвета, и пока что не филонила.
Он вернулся на кухню, поставил бутылку на стол и шагнул к двери, ведущей в коридор, из которого можно попасть сначала в гостиную, а потом – в спальню.
Подойдя к двери, замер. Сердце в груди точно взбесилось, холодок пробежал по спине. В доставщики берут только тех, кто обладает особым чутьем на опасность.
– Зомбак меня закусай… – Данилу охватило тревожное предчувствие.
Он отпрянул, метнулся за холодильник слева от двери – за миг до того, как автоматная очередь прошила фанеру снизу доверху. Пули вжикнули опасно близко. Из спальни послышался крик Мариши, что-то с грохотом упало, и наступила тишина.
Вот тебе и уютное гнездышко для молодоженов.
– Мариша!!! – выдохнул Дан, но ответа не дождался.
Надо было что-то делать. Но что?! Выход из кухни блокирован неведомым стрелком!
Из подставки для ножей он выдернул тот, у которого лезвие длиннее и толще – им можно вскрыть грудину зомбочеловеку или вспороть живот до позвоночника. Вооружившись, сунулся к двери – и опять едва не схлопотал дозу смертельного металла.
Пригнувшись, кинулся обратно на балкон. Сзади загрохотали выстрелы – дверь окончательно разодрало в щепы, пули вжикнули над затылком.
– Твою мать!.. – прошипел Дан.
Адреналин в крови зашкаливал, надо было успокоиться.
Он притаился за балконной стеной, под оконным проемом, заложенным красным кирпичом. Стрелка́ Дан не видел, но только стихли выстрелы, услышал его гулкую поступь и тяжелое, со свистом, дыхание. Враг шел на кухню, чтобы добить жертву, если та еще жива.
Дан скривился. Даже на расстоянии от стрелка сильно – очень сильно! – разило. Еще круче смердело, чем от толстяка Ашота в июльский день после десятикилометровой пробежки. А ведь нынче не лето и ночь на дворе.
Стрелок остановился посреди кухни. Данила его не видел, зато слышал натужное сопение и вдыхал смрад немытого тела.
Что с Маришей?! Пальцы сдавили деревянную рукоять ножа – еще чуть-чуть, и либо рукоять треснет, либо суставы хрустнут. Данила до боли сжал челюсти, чтобы не зарычать и тем самым не выдать себя.
Вскочить бы, кинуться в атаку, а там была не была!
И все же с собой он совладал. Лезть на рожон – самоубийство. А жене он мертвый никак не поможет. Лишь это остановило его.
Скрипнули петли холодильника – и тело среагировало на звук раньше, чем мозг сообразил, что к чему. Если стрелок потянул на себя дверцу, то, во-первых, развернулся спиной к балкону и Дану, а во-вторых, опустил автомат. Не в морозилку же целиться?..
С ножом в руке Данила бесшумно метнулся к самому огромному человеку, когда-либо им виденному. Покойный Фаза, соратник Гурбана, и то бледно смотрелся бы рядом с тушей, занявшей почти всю кухню.
Ростом незваный гость был изрядно за два метра, а весил все три центнера. Огромный живот его запоздало колыхнулся навстречу опасности, тройной подбородок едва поспел за обвисшими щеками в сизой щетине. Глазки злобно сверкнули, заметив доставщика ровно за миг до того, как нож, пробив кожаный жилет и джинсовую, затертую до белизны рубаху, вошел в массивный живот.
«Такого толстяка не пробить и мечом», – понял Дан. И хоть кровь плеснула из брюха, острие не достало до жизненно важных органов. В ответ же кулак размером с арбуз врезался в грудь «варяга», швырнув его на стенной шкафчик напротив холодильника. Ударившись спиной и затылком, Данила рухнул на пол – к ногам человека-горы. Шкафчик вместе с посудой упал сверху. Посыпалось битое стекло.
Это спасло Дану жизнь. Вместо того чтобы прострелить ему башку, человек-гора решил, что противник больше не опасен, и потому пожалел патроны.
Из брюха великана обильно текло, но его, казалось, это ничуть не напрягало. Кряхтя, толстяк наклонился, заинтересовавшись прохладными глубинами холодильника. Ноги-окорока незваного гостя были такими огромными, что вместо обуви – подходящего размера не найти – он использовал обмотки из собачьих шкур, перевязанные медной проволокой. И ноги эти нетерпеливо перетаптывались у самого лица Дана. Такая туша требует изрядного количества пищи, человек-гора наверняка всегда голоден.
Медленно, чтобы не привлечь внимания врага, Дан подобрал с пола самый длинный и острый осколок стекла, а затем резко, с силой воткнул великану под колено, перебив бедренную артерию. Из раны тут же плеснуло алым.
Взревев, человек-гора дернулся, ударился гладким, как яйцо, затылком о морозильную камеру. Громко дыша, он развернулся всем телом и уставился на извивавшегося под шкафчиком доставщика с каким-то садистским удовольствием – небось в детстве обожал ампутировать жукам лапки. Сейчас же роль насекомого исполнит Дан.
Кровь лилась из-под колена, хлюпала из живота, но человек-гора даже не пытался ее остановить.
Наконец Дан спихнул с себя шкаф – и замер, глядя в черный провал ствола, наведенного на него. Палец-сарделька нажмет на спуск – и нет больше Сташева, не поминайте лихом.
Но толстяк потерял слишком много крови. Он пошатнулся, глаза его закрылись, ствол АК при этом сместился так, что очередь ушла в стену. Взвизгнули, рикошетя, пули. Рефлекторно обхватив голову руками, будто так можно спастись от смертельной стали, Данила вскочил и отпрыгнул в сторону, а затем врезал кулаком великану по роже.
С таким же эффектом он мог ударить бетонный столб. Никакой реакции! Лишь крохотные глазки уставились на Дана с тупым интересом – мол, почти все лапки оторваны, а таракашка еще трепыхается.
Неугомонный старикан сверху возмущенно замолотил по батарее.
– Даня!!! Помоги!!! – крикнула Мариша. – На помощь!!!
Голос ее донесся с улицы. Враги – великан действовал не один – похитили ее, вывели из дома. Внизу взревел движок машины, хлопнули дверцы, крики как обрезало.
Это удвоило силы Дана. Он вогнал кулак в три подбородка человека-горы, вбив ему кадык в гортань. Великан удивленно хрюкнул, изо рта его хлынуло, запузырилось на губах, он осел на пол.
Вырвав из его рук автомат, доставщик кинулся на балкон. Успел. Задержись он на секунду-две – и всё, Маришу увезли бы на заляпанном грязью джипе, колеса которого прикрывали стальные листы, приваренные к крыльям. Проходимость тачки это существенно снижало, зато защищало покрышки от когтей и клыков, рогов и копыт зомбозверья. И все же листы эти не остановят стальные сердечники в свинцовых рубашках и томпаковых оболочках – с грохотом автомат затрясся в руках Данилы.
Лопнули скаты, джип развернуло поперек проезжей части. Из него выскочил такой же лысый, как человек-гора, мужчина с пистолетом в руке. Целя в Дана, он всего раз нажал на спуск, после чего выронил оружие и упал, получив в живот короткую очередь из «калаша».
– Зомбак тебя закусай! – Отщелкнув пустой магазин, Дан метнулся обратно на кухню, к трупу человека-горы. У того должен быть запас патронов.
Времени, чтобы одеться и спуститься по лестнице, не было. Метнувшись в спальню, схватив штаны, Дан выскочил на балкон. Третий этаж – довольно высоко, потолки под четыре метра. Ни секунды не раздумывая, он перемахнул через ограждение. Земля палисадника ткнулась в стопы. Чтобы смягчить удар, Дан кувыркнулся вперед. После дождя почва чуть размякла – это хорошо, это лучше, чем пятками щупать асфальт.
Секунда, две – и он возле джипа, дверцы распахнуты. Наведя на машину автомат, подбежал ближе, заглянул в салон. Пусто! Пока Данила перезаряжался, похитители покинули тачку. Где они?! Что с Маришей?!
Доставщик шумно втянул воздух носом. Пахло бензином. Пули не только прошили колеса, но и пробили бак – топливо вытекало. В любой момент джип мог загореться.
В чем мать родила, зато с автоматом и штанами в руках Данила Сташев отправился на поиски жены.
Позади вспыхнуло и громыхнуло.
* * *
Под тяжелыми, непослушными ногами чавкала трясина. Полчища комаров облепили измученное тело. Насекомые набились в рот, в нос, их полно было в закисших глазах. Зомбак в рванине с погонами споткнулся. Упал на колени, рухнул лицом в грязь. Попытался встать – не получилось. Еще раз – никак. И еще… Он больше не мог идти. Он понимал, что умирает. Новый хозяин покинул его, а старый – ненавистный слизень! – больше не имел над ним власти.Проклятая память не давала покоя, вымывала комаров из-под век слезами, клокотала рыданиями в груди.
Последний хозяин провел его по местным лесам, вымотал до смерти, спасибо ему за это. Хозяину нужно было что-то высмотреть тут, под Новосибирском. Особое внимание он уделял отрядам ордынцев, собиравшимся в большие группы, для того чтобы… Для чего? Понимание было где-то рядом, но воспаленный мозг никак не мог ухватиться за него – слишком долго бездействовал…
Рывком зомбак вырвал из трясины руку, но и только.
– Спасибо… – шевельнулись губы, покрытые язвами.
Спасибо за то, что он, кусок мяса, носитель, хотя бы перед смертью опять стал человеком. Развернув голову, уткнувшись щекой в трясину, чтобы подольше подышать, бывший зомбак попытался вспомнить имя, которым называла его мать, и имя это было…
Он умер до того, как трясина засосала его.
Тело отказалось жить без приказов слизня. Оно просто разучилось это делать…
А за тысячи километров от трупа, который медленно погружался в болото, с ветки упал зомбофилин. И вроде бы ничего такого, подумаешь, а все же странно. Крылатые зомби себя так не ведут.
С пятой попытки птице, обезображенной слизнем – нет части маховых перьев, одного когтя не хватает, – удалось-таки взлететь. Вот только полет зомбофилина был не очень-то стабилен. Хищная птица будто задалась целью врезаться во все деревья по пути, но за миг до столкновения умудрялась вывернуться, не покалечиться.
У самой Стены, освещенной прожекторами, утыканной занозами пулеметных стволов, филин с трудом начал набирать высоту. По нему тут же открыл огонь снайпер, обозревающий подходы к острогу. Вторя стрелку, пулеметная очередь едва не разорвала зомбоптицу в клочья – филина спасла лишь неуверенность движений, из-за которых траектория полета превратилась в ломаную линию.
Крылатый зомбак камнем свалился по другую сторону Стены. Прочь от засвеченного поднебесья, громыхающего тысячами выстрелов! Прочь! Казалось, каждый праздно гуляющий гражданин острога считает своим долгом истратить патрон-другой.
– Семен, ты чего вообще? Было что? – спросил пулеметчик, покинув свое «гнездо» на Стене и подойдя к соседу-снайперу.
Занюхав рукавом, снайпер протянул пулеметчику флягу:
– Не-а, показалось.
– А-а. Ну, за победу революции!
А в это время зомбофилин приметил человека, отставшего от толпы. Человек едва стоял на ногах. Филин спикировал на него, вцепился когтями в волосы. Бутылка выскользнула из пальцев гулены, но не разбилась, покатилась по мостовой, расплескивая содержимое.
Все произошло так быстро, что человек ничего толком не успел понять. Омраченный алкоголем мозг состыковался со слизнем, принесенным птицей из-за Стены. Человек упал, дернулся, затих на пару секунд, затем перевернулся на живот, поднялся.
Первый шаг – неуверенный, второй – уже лучше, третий…
Походкой изрядно выпившего человек двинул по улице. Кряхтя, наклонился, поднял опустевшую уже бутылку. Рядом лежала кем-то оброненная шляпа, помятая, с широкими полями – взял, прикрыл ею слизня на затылке. Бутылка понадобилась тоже для маскировки.
Позади в конвульсиях содрогалась на асфальте хищная птица.
– Данила Сташев, – икнув, сказал человек самому себе. – Найти Данилу.
* * *
Давно, тысячу лет назад, феодалы всякие, рыцари, обладали «правом сеньора» – могли взять невесту в первую брачную ночь к себе в покои. Зачем? А разве непонятно?Неужели кто-то осмелился на подобное сейчас? Напрасно! Данила не позволит надругаться над своей любовью!.. Он на ходу попытался надеть штаны, упал, поднялся, опять сунул ногу в штанину, на вторую наступил… Нет, это никуда не годится. Он остановился и, повесив автомат на плечо, натянул пятнистые брюки, после чего засеменил дальше, пытаясь застегнуться. Пальцы от волнения дрожали так, что пуговицы никак не желали втиснуться в дырки, для них предназначенные.
Вот так, держась двумя руками за ширинку, Дан попал на праздник жизни.
Улицы ночного острога были заполнены толпами людей. В толпе легко затеряться – наверняка похитители где-то здесь, Данила на их месте поступил бы именно так. Далеко уйти они не могли, значит…
С «калашом» на плече полуобнаженный Дан приблизился к большой группе – человек эдак на полтысячи – граждан, распевающих матерные частушки. После каждого куплета они палили в воздух. Ну и тискали пьяных девиц – вне зависимости от куплетов и пальбы. Где-то там спрятали Маришу, за этими телами, стремительно теряющими трезвость и людское подобие.
Толпа встретила его хриплым мужским хохотом и восхищенными дамскими взглядами.
– Ну, дает! Эй, хватит себя трогать! Найди подружку, в твоем возрасте пора уже!
– Какой красавчик! Иди к нам, мы тебя приласкаем!
Дан покраснел. Последняя пуговица проскользнула в паз. Теперь штаны не спадут.
Забавно, но его автомат никого не смутил. Почти у всех тут были пистолеты, обрезы или хотя бы самострелы. АК и снайперские винтовки тоже попадались.
Не обращая внимания на подначки и смех, Дан влез в самую гущу толпы. Работая локтями, он пробирался дальше. И если поначалу было немного прохладно без куртки, то в тесноте он быстро взмок. Кое-кто из празднующих – те, кто постарше, – щеголяли в шарфах с символикой футбольного клуба «Зенит». Тут и там передавали пластиковые бутылки и армейские фляги с самогоном. Над толпой плыл дым конопли.
Данилу хватали за руки, предлагали выпить и обидеться на его отказы не успевали – он исчезал за спинами и плечами тех, кто стоял дальше, кто тоже протягивал руки и кружки с мутным первачом.
В небольшом просвете, чудом образовавшемся в толпе, он увидел Маришу.
Ее тащили под руки двое лысых мужчин в черных одеждах.
Толпа сомкнула ряды, скрыв жену от Дана.
– Дорогу! Разойдись! – Он сильнее заработал локтями.
Что-то было, видать, особенное в его рыке и выражении лица, из-за чего народ расступился, образовав неширокий, но вполне проходимый коридор. Данила кинулся вперед. Расстояние между ним и похитителями сокращалось с каждым шагом, с каждой долей секунды. Вот-вот он настигнет лысых, и они ответят ему за всё!
– Вау! Ну ты ваще! – Дыхнув перегаром, на нем повисла пьяная девица. Рыжие волосы в беспорядке рассыпаны по плечам, на лице слишком много самодельной косметики.
– Девушка, уберите руки! – Данила честно попытался быть вежливым. Учитывая ситуацию, он был сама обходительность. – Отпустите!
Увы, рыжая не вняла его просьбам. Ладони ее скользнули по обнаженному торсу Данилы, пальцы коснулись шрамов, устремились вниз, к пуговицам, с которыми Дан и так едва справился.
Он перехватил ее кисть. Сжал. Вскрикнув, девушка отпрянула, свободная рука ее взметнулась для пощечины, но Дан уже оставил рыжую позади – пусть теперь ругается сколько хочет, пусть проклинает его на чем свет стоит.
Замешательство было секундным, ерундовым, он без особого труда избавился от навязчивой девчонки, но этих секунд оказалось достаточно, чтобы потерять из виду Маришу и ее похитителей! Свободного коридора впереди больше не было.