Страница:
Отбывающие рабскую повинность грузчики тут же замерли двумя оранжевыми изваяниями. Пальцы их разжались, ящик с грохотом врезался в дорогой кафель. Нервный тип – Андрей Вячеславович – зашипел змеёй, которой наступили на хвост.
И кинулся на Заура.
Атаковал он неумело, по-женски выставив перед собой руки. Рассчитывал, что ли, ногтями выцарапать палачу глаза? Глупец. Заур шагнул навстречу, легко увернулся от маникюра и так же легко стукнул Андрюшку-сутенёра в челюсть, чтобы пришёл в себя.
Однако грешник его доброты душевной не оценил и, будто приласканный кувалдой, рухнул навзничь, лицом в пол, из-за чего дорогой кафель запятнался алым из расквашенного носа.
Барби завизжала, остальные «курочки» тотчас подхватили.
Грузчики-рабы продолжали корчить из себя памятники, но на лицах у них появилось задумчивое выражение. Небось прикидывают, а не наподдать ли лысому очкарику, который даже Знак не показал? Может, не палач он вовсе, а просто на понт берёт?..
Не дав рабам ни единого шанса перевести нематериальную мысль в конкретные действия, Заур рявкнул, не жалея глотки:
– Всем на пол!!! Работает палач!!!
Грузчики будто только и ждали его команды – вмиг заняли горизонтальное положение, да ещё и руки на затылке сложили, хотя об этом он не просил.
Заур поправил очки на переносице. Слава богу, навыки начальство не смогло отобрать вместе с личным оружием, планшетом и Знаком.
Не дожидаясь, пока рабы и их босс придут в себя, он живенько похромал к ящику.
Из-за ящика этого – точнее, из-за его содержимого – сутенёр Андрюша готов был рискнуть не просто чужой жизнью, но жизнью палача.
Не жалея нового ботинка, – обувка эта обошлась государству в полугодичное жалование палача – Заур сбил крышку, прихваченную гвоздями, и заглянул внутрь.
Содержимое ящика ввело его в оторопь.
Плакали навзрыд перепуганные продавщицы бутика. Искоса поглядывали рабы с пола. Ждали и надеялись, что палач совершит-таки ошибку или хотя повернётся к ним спиной.
– Слышь, кореш, а почему ты не в мышином лапсердаке? – послышалось от уровня плинтуса.
Среди граждан бытует распространённое заблуждение: мол, палач обязан носить серый пиджак, белую рубашку и чёрный галстук. Это у палачей униформа такая. Иногда – в качестве исключения – палачу разрешается заменить матерчатый пиджак на кожаный. Но зачёсанные назад волосы, конкретно унавоженные гелем, – это обязательно, без этого никак. И чтоб выражение извечной мировой скорби на лице, из которого удалили мимические мышцы, а освободившиеся пазухи залили гипсом.
А Заур не такой, отсюда и вопрос. Поэтому, чтобы развеять сомнения, он вежливо и доходчиво ответил любопытному рабу:
– Заткнись, урка.
Невзрачный с виду ящик – в таком разве что картошку хранить – весь был завален часами. Теми самыми «Bregguett», которые так приглянулись путникам. Эти часики – Заур уверен – были урезанной версией, специально разработанной для пособников из местного населения.
Чтобы привлечь внимание, трудно представить себе более удачный дизайн часов: корпус из белого золота, сапфировое стекло, ремешок крокодиловой кожи – всё идеально, выглядит богато и стильно. Представьте: вам вручают такую штуковину на улице. Откажитесь? Похвально. А кто-то возьмёт, позабыв, куда кладут бесплатный сыр. Этот «кто-то» даже не заметит, что часики-то сломаны, не идут.
А можно просто на лавочке в парке «забыть» часы известной швейцарской фирмы. Хотя лавочка в парке – это так, глупости. Там хронометр подхватит разве что студент, передумавший щупать у своей развратной подруги коленки и между ними. Или старичок-пенсионер, выгуливающий мопса в ожидании страшного суда. Мелкие сошки. Вернее часики продавать в солидном бутике с солидной скидкой для солидных клиентов. В бутик ведь заглядывают только те, у кого банковский счёт позволяет тратить много, а наличие денег есть показатель высокого положения в обществе. Завербовать в пособники, к примеру, зама министра энергетики куда интересней для путника, чем отдавать приказы прыщавому юнцу из подворотни. Хотя когда как…
В общем, мало кто устоит перед искушением если не сунуть в карман, то хотя бы примерить находку ценой в тридцать тысяч евро. А только часы окажутся на запястье – всё, раб Божий становится рабом путников, готовым выполнять любые приказы, даже те, что могут навредить его собственному здоровью. Так люди превращаются в послушных марионеток, верующих в чужаков, точно в Господа. И это уже не просто преступление против человечества, но кощунство, достойное анафемы. Потому-то Заур и искореняет эту ересь, не щадя живота своего…
Он нервно провёл по голове ладонью. Есть одна нестыковка: зачем за несколько часов до взрыва, который сотрёт с лица Земли весь Киев, вербовать новых пособников? От этих людей вскоре останется лишь пепел. Так что смысла в вербовке ну никакого!
Хотя, кто их знает, демонов из иного мира?..
На полу застонал нервный тип, он же сутенёр, он же Андрей Вячеславович. Нет, отчество для него – это слишком жирно, не заслужил. Андрей-Андрюшка. Пришёл в себя, значит, и не обрадовался тому, что у него нос сломан и одёжка испачкалась кровью.
Заур встал над ним, заговорил подчёркнуто вежливо:
– Андрей, откуда у вас это?
Для пущего понимания вопроса он кивнул на вскрытый ящик.
– Да кто ты такой?! – Некоторые ошибочно принимают вежливость за слабость и ведут себя в ответ по-хамски. Андрюшка был как раз из таких глупцов. – Да я тебя на британский флаг…
В голосе Заура лязгнула сталь затвора:
– Откуда? У вас? Это?
– Жопу твою на британский…
Носок дорогого ботинка с хрустом – так ломаются кости – врезался в рёбра сутенёра Андрюшки. Этого оказалось достаточно, чтобы тот позабыл, наконец, о флагах и вспомнил, что обменял ящик часов на свой шестисотый «мерин». Старый знакомый – давно не виделись, а тут такая встреча!.. – ему предложил, а он, Андрей-Андрюшка, сразу согласился. Ну а кто бы не согласился? Тут одного металла на дороже, а уж если толкнуть котлы хотя бы вполцены, то…
Зауру даже не пришлось уточнять имя и координаты второго участника сделки – Андрюшка сам всё рассказал. Причём так быстро языком шевелил, что некоторые слова глотал – старался помочь следствию вообще и конкретно пану палачу лично. Некоторые умнеют на глазах, если им что-нибудь сломать. Может, сделать Андрюшку гением? Подумав чуть, Заур решил, что тот не достоин лишнего греха на душе палача.
И ошибся.
Потому как отвлёкся на рабов, задумавших под шумок сбежать, – и тут же сутенёр Андрюшка набросился, вцепился Зауру в глотку своими холёными, но удивительно сильными пальцами. Целое мгновение отставному палачу казалось, что он лишился кадыка, и что спасать Киев будет некому. А потом его колено состыковалось с пахом напавшего, что чудесным образом избавило горло от чужих фаланг с ровно подпиленными ногтями.
– Эй, парень, ты бы аккуратней! – попросил Заур.
Держась за ушибленное место, Андрюшка попятился и ткнулся задницей в стеклянную витрину, в которой на стеклянных же полочках стояли такие и сякие бензиновые зажигалки и аксессуары к ним. Протараненная витрина треснула, не осмелившись противостоять напору хозяина, и сутенёр плюхнулся на пол, после чего его накрыло водопадом осколков. И всё бы ничего, – мелкие порезы не в счёт – но один осколок угодил в бедро, пробив плоть там, где проходит одна очень важная артерия…
Плеснуло алым.
Заур повернулся к блудницам. Широко открытыми зарёванными глазами те наблюдали за действом.
– Эй, барби, – окликнул он давешнюю знакомую, – как я уйду, сразу вызывай труповозку и пожарных.
– Я не барби, – мгновенно окрысилась блондинка и тут же, умерив пыл, поинтересовалась: – А пожарных зачем?
Заур молча шагнул к Андрюшке, возлежащему среди окровавленных осколков, и вытащил из-под него пяток ёмкостей с чистейшим бензином для заправки зажигалок. Зажигалку он тоже прихватил. Осенив крестным знамением сутенёра, бензин он вылил в ящик с часами, горящую зажигалку уронил туда же. Сверху, чтобы получше занялось, бросил парочку итальянских сорочек, а потом ещё добавил шмоток, и ещё.
Да, это поджог.
И да, это противозаконно.
Но пламя это – очистительное. Ведьм сжигали. Чумные трупы сжигали. Побрякушки путников тоже надобно предать реакции окисления. Горелая крокодилья кожа и расплавленное золото вряд ли сохранит способность воздействовать на разум людей в угоду чужакам-завоевателям…
Убедившись, что даже пытаться избавиться от огня огнетушителем бессмысленно, – отчаянно дымя, горела уже треть помещения, – Заур наконец покинул бутик. Его не поблагодарили за покупку и приходить ещё не попросили, но его это не расстроило.
Скорее наоборот.
Ведь теперь он знал, с чего начать поиски.
Видно сам Господь отправил Заура не куда-нибудь, а именно в магазин дорогих и шикарных вещей, куда рядовому палачу вообще-то несвойственно заглядывать. Да и менее всего ему следовало тратить время на шмотки, когда весь мир летел в тартарары. Причём летел стремительно, не намереваясь не то что останавливаться, но хоть чуточку притормозить.
Заур был в больнице – спасал сестрёнку от опасного маньяка, убившего их родителей, – когда позвонил Край. Он рассказал о том, что путники намерены совершить в Киеве самый страшный теракт в истории человечества. Они спрятали в столице специального бионоида, который, активировавшись, взорвётся подобно ядерной бомбе. И случится это очень скоро. И где именно спрятан бионоид – неизвестно.
Услышав такое, любой здравомыслящий человек впал бы в панику и приложил максимум усилий, чтобы вместе с близкими побыстрее покинуть обречённый город. Но только не Заур. Господь устами Макса Края, грешника из грешников, доверил слуге своему миссию по спасению. Киев – не Содом, не Гоморра, его население должно жить и процветать. К тому же сестру – в её-то состоянии – Заур попросту не мог эвакуировать. Ему ничего не оставалось, кроме как спасти город и заодно уберечь мир от тотальной войны…
Размышляя о случившемся, палач не забывал мониторить обстановку, замечая всё, что попадало в поле зрения и что было вне. На глаза попался парнишка лет двадцати, вряд ли старше. Взгляд отрешённый, лоб и щёки цвета его песчаного камуфляжа. Проблемы с печенью, что называется, налицо. И точно – подносит по рту бумажный пакет, из которого торчит стеклянное горлышко. Будучи в заграничной командировке, – судя по амулету на шее, где-то в Африке, – он вдоволь покатался на раскаленной броне, а по возвращении обзавелся инвалидной коляской. Ранение в позвоночник – и будешь колесить до конца жизни.
– Африка ужасна, да-да-да…[4] – пробормотал Заур, привычно сунув руки в карманы плаща, – и поморщился, не обнаружив там сладкую парочку.
Ругань рикш, не поделивших клиента, достигла апогея. Ей вторили резкие выкрики зазывал, приглашающих отдохнуть и утолить голод в их прекрасном кафе. Запах жареного на мангале мяса заставил Заура сглотнуть слюну. Он долго мог оставаться без пищи, но у каждого «долго» есть свой предел. Блудливо покачивая бёдрами, мимо продефилировала сочногрудая дама. Её голову уставшей коброй обвивала толстая коса.
Вскоре всего этого не станет – всё сожжёт адское пламя.
Быть может, сожжёт.
«Быть может» – потому что появился шанс на спасение.
Ещё несколько минут назад у Заура не было ни малейшего представления о том, с чего начать поиски. Ни единой зацепки. А когда не помогают обычные методы, надо поступать не так, как ведёшь себя в подобных ситуациях. Вот почему палач оказался в магазине, в который при иных обстоятельствах не зашёл бы. Решил напоследок приодеться поприличней. Если не удастся предотвратить взрыв, не хотелось предстать перед апостолом Петром в рванине. Хоть в раю, хоть в аду, а выглядеть надо по-человечески…
Из состояния задумчивости Заура, топающего к спуску в метро, вывел рёв клаксона – не выдержали нервы у одного из сотен бедолаг, что вместе со своими консервными банками на колёсах намертво впаялись в пробку без конца и края. Над пробкой висело жаркое марево, провонявшее выхлопными газами. Потратить последний час жизни на это? Заур пожелал автолюбителям более приятной смерти.
И прозевал атаку.
Драные кошки, императрицы помойки, не соизволили заметить её гибкую фигурку, как и здоровенные – вровень кошкам – крысы. Зато двое безногих бомжей проводили светловолосую красотку хищными взглядами, после чего вновь зарылись в отвалы мусора из перевёрнутого набок контейнера. На груди у бродяг звякали боевые ордена. Рядом, в квартале всего, стреляли – нет, не разборка, у африканского землячества очередной праздник. А какой праздник без АК?! И чтобы каскадом на асфальт гильзы падали, задорно звеня?! Только бар-мицва какая-нибудь…
Ведь это Вавилон, детка.
Милена – это она вышла на променад – остро почувствовала, что любит Вавилон всей душой. Она – часть его, плоть от плоти. И её, как и город, просто распирает от бесконечной свободы. Свободы от всего – от закона, от морали, от любых ограничений. Всё вокруг есть свобода жизни и смерти.
Когда Милена была маленькой, Вавилон назывался иначе. Как давно это было…
Поправив сумочку на плече, она процокала каблучками на проспект.
Здесь было шумно, светло и в меру, как обычно, грязно: под ногами ветер играл обёртками от мороженого и обугленными сигаретными фильтрами. Гудел никогда не иссякающий поток машин. На обочине возле своих «карет» сидели рикши и попивали из пластиковых стаканов американо с молоком. От рикш пахло застарелым потом, на их скудных одеждах проступили вычурные соляные узоры.
– Эй, красотка, вижу, ты не прочь порезвиться с настоящим чёрным мужчиной? – окликнули Милену.
Значит, она не зря надела это платье – снежно-белое, с вырезом на спине до середины ягодиц, а на груди – почти до пупка. И ярко-алые ногти – не зря. И полкило штукатурки на лице.
Муж – бывший! – и сын в отъезде, так что можно пошалить, верно?
– Красотка, давай. Не пожалеешь! Подо мной все кончают!
Недавно Край предложил ей поселиться в дешёвом мотеле со шлюхами. Мол, там она сойдёт за свою…. Ты хотел, чтобы я стала шлюхой, да, Макс? Ну вот и получай!
Она обернулась.
Сначала взгляд её скользнул по тачке – громадному армейскому «хаммеру», с которого содрали камуфляж, чтобы нанести краску цвета ванильного пломбира. Сразу видно, что машина после тюнинга: бронеплиты на дверцах, надменно торчит из башенки над крышей «Корд»[5] – точно оттопыренный средний палец, показанный не только Вавилону и его обитателям, но самому мирозданию. Лишь вдоволь налюбовавшись «пальцем», Милена соизволила заметить высоко чёрнокожего парня лет двадцати пяти. Мальчишка ещё. Широкие плечи и мускулистые руки в сплошной вязи татуировок. Ритуальные шрамы на щеках. Самодовольная пьяная улыбка обнажает чернёные зубы. На чёрной футболке крупная светлая надпись: «АФРИКА», а чуть ниже – «РЕЖЬ БЕЛЫХ!»
– Эй, мачо, а в твоей тачке телевизор есть? – Слегка качнув головой, Милена забросила непослушные пряди волос за спину. Провела кончиком языка по губам – и почувствовала, как напрягся африканец. Вот-вот слюной исходить начнёт. Оскорблённое мироздание Милена ему простила бы…
– Обижаешь, красотка! У меня даже граната в бардачке есть!
…но не Вавилон.
Распускаясь яркими соцветьями, в небе громко захлопали фейерверки. Из-за их грохота никто не услышал, как, схватившись за отбитый пах и рухнув на асфальт, выругался бывший хозяин «хаммера». Бывший – потому что его тачка понравилась Милене. Хорошая тачка, в тон её платью. Исключительно для того, чтобы добыть авто наподобие, она и разоделась как шлюха.
Для чего ж ещё? Что вы вообще подумали?..
Усаживаясь поудобнее на сиденье водителя, Милена подмигнула африканцу:
– Это Вавилон, детка. Здесь клювом не щёлкают.
Стирая протектор, тюнингованный джип сорвался с места.
Шалить так шалить.
Он не снимает их даже в постели. Давно перестал их чувствовать, они стали его частью. И потому Петрович ни за что не поменял бы эти очки на другие, пусть даже отлитые из платины и инкрустированные изумрудами.
– Слышишь, милочка? Ни за что! – говорит Петрович официантке, принёсшей ему чашку ароматного кофе.
Он не видит, но знает, что она вежливо улыбается в ответ, решив, что слепой старик помешался. А ещё она думает, хватит ли у него денег расплатиться. Но она вежливая девочка, воспитание не позволяет ей задавать бестактные вопросы инвалиду, пусть даже одетому в черкеску, на которой среди дыр иногда встречаются лоскуты ткани.
Пятая чашка на блюдечке опускается на столешницу перед стариком. К столу прислонена трость. Слепцу никак без опоры в мире зрячих.
– И ничего, что одна дужка отломана. – Петрович безошибочно перехватывает руку девушки за тонкое запястье. – Всё, что примотано скотчем, считается новым.
Не уловив юмора, девушка пугается. Петрович чувствует резкий запах её адреналина, перебивающий даже аромат только что сваренного кофе. А ещё ей противно прикосновение его пальцев, покрытых пигментными пятнами и поросших седыми волосками. Она слишком много внимания уделяет слепому старцу и потому не слышит жужжания у собственного уха.
Метровое лезвие сверкает молнией, выскочив из трости с секретом, и устремляется к голове официантки, которая даже не успевает дёрнуться. Меч рассекает пополам здоровенного шершня, намеревавшегося сесть девушке на шею.
Мастер не обязан видеть врага. У мастера обязательства иного рода.
– У вас, милочка, аллергия на укусы пчёл, верно? – Петрович вытаскивает из кармана смятую в комочек купюру и, не потрудившись развернуть её, кладёт рядом с чашкой, из которой он не сделал ни глотка. После чего, опёршись на трость (лезвие уже внутри), встаёт из-за столика уличной кафешки.
Жарко. На ходу он снимает тюбетейку, позволяя солнцу высушить седой пушок, слипшийся от пота.
Петровичу пора на очень важную встречу.
Эта встреча определит всю его дальнейшую жизнь. И не только его, к сожалению.
Девушка-официантка кивает ему вслед:
– Да, у меня есть аллергия. А как вы…
Но слепому старцу уже нет дела до её болячек.
Лёгкий ветерок шевелит листья каштанов, растущих вдоль дороги.
Глава 2
И кинулся на Заура.
Атаковал он неумело, по-женски выставив перед собой руки. Рассчитывал, что ли, ногтями выцарапать палачу глаза? Глупец. Заур шагнул навстречу, легко увернулся от маникюра и так же легко стукнул Андрюшку-сутенёра в челюсть, чтобы пришёл в себя.
Однако грешник его доброты душевной не оценил и, будто приласканный кувалдой, рухнул навзничь, лицом в пол, из-за чего дорогой кафель запятнался алым из расквашенного носа.
Барби завизжала, остальные «курочки» тотчас подхватили.
Грузчики-рабы продолжали корчить из себя памятники, но на лицах у них появилось задумчивое выражение. Небось прикидывают, а не наподдать ли лысому очкарику, который даже Знак не показал? Может, не палач он вовсе, а просто на понт берёт?..
Не дав рабам ни единого шанса перевести нематериальную мысль в конкретные действия, Заур рявкнул, не жалея глотки:
– Всем на пол!!! Работает палач!!!
Грузчики будто только и ждали его команды – вмиг заняли горизонтальное положение, да ещё и руки на затылке сложили, хотя об этом он не просил.
Заур поправил очки на переносице. Слава богу, навыки начальство не смогло отобрать вместе с личным оружием, планшетом и Знаком.
Не дожидаясь, пока рабы и их босс придут в себя, он живенько похромал к ящику.
Из-за ящика этого – точнее, из-за его содержимого – сутенёр Андрюша готов был рискнуть не просто чужой жизнью, но жизнью палача.
Не жалея нового ботинка, – обувка эта обошлась государству в полугодичное жалование палача – Заур сбил крышку, прихваченную гвоздями, и заглянул внутрь.
Содержимое ящика ввело его в оторопь.
Плакали навзрыд перепуганные продавщицы бутика. Искоса поглядывали рабы с пола. Ждали и надеялись, что палач совершит-таки ошибку или хотя повернётся к ним спиной.
– Слышь, кореш, а почему ты не в мышином лапсердаке? – послышалось от уровня плинтуса.
Среди граждан бытует распространённое заблуждение: мол, палач обязан носить серый пиджак, белую рубашку и чёрный галстук. Это у палачей униформа такая. Иногда – в качестве исключения – палачу разрешается заменить матерчатый пиджак на кожаный. Но зачёсанные назад волосы, конкретно унавоженные гелем, – это обязательно, без этого никак. И чтоб выражение извечной мировой скорби на лице, из которого удалили мимические мышцы, а освободившиеся пазухи залили гипсом.
А Заур не такой, отсюда и вопрос. Поэтому, чтобы развеять сомнения, он вежливо и доходчиво ответил любопытному рабу:
– Заткнись, урка.
Невзрачный с виду ящик – в таком разве что картошку хранить – весь был завален часами. Теми самыми «Bregguett», которые так приглянулись путникам. Эти часики – Заур уверен – были урезанной версией, специально разработанной для пособников из местного населения.
Чтобы привлечь внимание, трудно представить себе более удачный дизайн часов: корпус из белого золота, сапфировое стекло, ремешок крокодиловой кожи – всё идеально, выглядит богато и стильно. Представьте: вам вручают такую штуковину на улице. Откажитесь? Похвально. А кто-то возьмёт, позабыв, куда кладут бесплатный сыр. Этот «кто-то» даже не заметит, что часики-то сломаны, не идут.
А можно просто на лавочке в парке «забыть» часы известной швейцарской фирмы. Хотя лавочка в парке – это так, глупости. Там хронометр подхватит разве что студент, передумавший щупать у своей развратной подруги коленки и между ними. Или старичок-пенсионер, выгуливающий мопса в ожидании страшного суда. Мелкие сошки. Вернее часики продавать в солидном бутике с солидной скидкой для солидных клиентов. В бутик ведь заглядывают только те, у кого банковский счёт позволяет тратить много, а наличие денег есть показатель высокого положения в обществе. Завербовать в пособники, к примеру, зама министра энергетики куда интересней для путника, чем отдавать приказы прыщавому юнцу из подворотни. Хотя когда как…
В общем, мало кто устоит перед искушением если не сунуть в карман, то хотя бы примерить находку ценой в тридцать тысяч евро. А только часы окажутся на запястье – всё, раб Божий становится рабом путников, готовым выполнять любые приказы, даже те, что могут навредить его собственному здоровью. Так люди превращаются в послушных марионеток, верующих в чужаков, точно в Господа. И это уже не просто преступление против человечества, но кощунство, достойное анафемы. Потому-то Заур и искореняет эту ересь, не щадя живота своего…
Он нервно провёл по голове ладонью. Есть одна нестыковка: зачем за несколько часов до взрыва, который сотрёт с лица Земли весь Киев, вербовать новых пособников? От этих людей вскоре останется лишь пепел. Так что смысла в вербовке ну никакого!
Хотя, кто их знает, демонов из иного мира?..
На полу застонал нервный тип, он же сутенёр, он же Андрей Вячеславович. Нет, отчество для него – это слишком жирно, не заслужил. Андрей-Андрюшка. Пришёл в себя, значит, и не обрадовался тому, что у него нос сломан и одёжка испачкалась кровью.
Заур встал над ним, заговорил подчёркнуто вежливо:
– Андрей, откуда у вас это?
Для пущего понимания вопроса он кивнул на вскрытый ящик.
– Да кто ты такой?! – Некоторые ошибочно принимают вежливость за слабость и ведут себя в ответ по-хамски. Андрюшка был как раз из таких глупцов. – Да я тебя на британский флаг…
В голосе Заура лязгнула сталь затвора:
– Откуда? У вас? Это?
– Жопу твою на британский…
Носок дорогого ботинка с хрустом – так ломаются кости – врезался в рёбра сутенёра Андрюшки. Этого оказалось достаточно, чтобы тот позабыл, наконец, о флагах и вспомнил, что обменял ящик часов на свой шестисотый «мерин». Старый знакомый – давно не виделись, а тут такая встреча!.. – ему предложил, а он, Андрей-Андрюшка, сразу согласился. Ну а кто бы не согласился? Тут одного металла на дороже, а уж если толкнуть котлы хотя бы вполцены, то…
Зауру даже не пришлось уточнять имя и координаты второго участника сделки – Андрюшка сам всё рассказал. Причём так быстро языком шевелил, что некоторые слова глотал – старался помочь следствию вообще и конкретно пану палачу лично. Некоторые умнеют на глазах, если им что-нибудь сломать. Может, сделать Андрюшку гением? Подумав чуть, Заур решил, что тот не достоин лишнего греха на душе палача.
И ошибся.
Потому как отвлёкся на рабов, задумавших под шумок сбежать, – и тут же сутенёр Андрюшка набросился, вцепился Зауру в глотку своими холёными, но удивительно сильными пальцами. Целое мгновение отставному палачу казалось, что он лишился кадыка, и что спасать Киев будет некому. А потом его колено состыковалось с пахом напавшего, что чудесным образом избавило горло от чужих фаланг с ровно подпиленными ногтями.
– Эй, парень, ты бы аккуратней! – попросил Заур.
Держась за ушибленное место, Андрюшка попятился и ткнулся задницей в стеклянную витрину, в которой на стеклянных же полочках стояли такие и сякие бензиновые зажигалки и аксессуары к ним. Протараненная витрина треснула, не осмелившись противостоять напору хозяина, и сутенёр плюхнулся на пол, после чего его накрыло водопадом осколков. И всё бы ничего, – мелкие порезы не в счёт – но один осколок угодил в бедро, пробив плоть там, где проходит одна очень важная артерия…
Плеснуло алым.
Заур повернулся к блудницам. Широко открытыми зарёванными глазами те наблюдали за действом.
– Эй, барби, – окликнул он давешнюю знакомую, – как я уйду, сразу вызывай труповозку и пожарных.
– Я не барби, – мгновенно окрысилась блондинка и тут же, умерив пыл, поинтересовалась: – А пожарных зачем?
Заур молча шагнул к Андрюшке, возлежащему среди окровавленных осколков, и вытащил из-под него пяток ёмкостей с чистейшим бензином для заправки зажигалок. Зажигалку он тоже прихватил. Осенив крестным знамением сутенёра, бензин он вылил в ящик с часами, горящую зажигалку уронил туда же. Сверху, чтобы получше занялось, бросил парочку итальянских сорочек, а потом ещё добавил шмоток, и ещё.
Да, это поджог.
И да, это противозаконно.
Но пламя это – очистительное. Ведьм сжигали. Чумные трупы сжигали. Побрякушки путников тоже надобно предать реакции окисления. Горелая крокодилья кожа и расплавленное золото вряд ли сохранит способность воздействовать на разум людей в угоду чужакам-завоевателям…
Убедившись, что даже пытаться избавиться от огня огнетушителем бессмысленно, – отчаянно дымя, горела уже треть помещения, – Заур наконец покинул бутик. Его не поблагодарили за покупку и приходить ещё не попросили, но его это не расстроило.
Скорее наоборот.
Ведь теперь он знал, с чего начать поиски.
Видно сам Господь отправил Заура не куда-нибудь, а именно в магазин дорогих и шикарных вещей, куда рядовому палачу вообще-то несвойственно заглядывать. Да и менее всего ему следовало тратить время на шмотки, когда весь мир летел в тартарары. Причём летел стремительно, не намереваясь не то что останавливаться, но хоть чуточку притормозить.
Заур был в больнице – спасал сестрёнку от опасного маньяка, убившего их родителей, – когда позвонил Край. Он рассказал о том, что путники намерены совершить в Киеве самый страшный теракт в истории человечества. Они спрятали в столице специального бионоида, который, активировавшись, взорвётся подобно ядерной бомбе. И случится это очень скоро. И где именно спрятан бионоид – неизвестно.
Услышав такое, любой здравомыслящий человек впал бы в панику и приложил максимум усилий, чтобы вместе с близкими побыстрее покинуть обречённый город. Но только не Заур. Господь устами Макса Края, грешника из грешников, доверил слуге своему миссию по спасению. Киев – не Содом, не Гоморра, его население должно жить и процветать. К тому же сестру – в её-то состоянии – Заур попросту не мог эвакуировать. Ему ничего не оставалось, кроме как спасти город и заодно уберечь мир от тотальной войны…
Размышляя о случившемся, палач не забывал мониторить обстановку, замечая всё, что попадало в поле зрения и что было вне. На глаза попался парнишка лет двадцати, вряд ли старше. Взгляд отрешённый, лоб и щёки цвета его песчаного камуфляжа. Проблемы с печенью, что называется, налицо. И точно – подносит по рту бумажный пакет, из которого торчит стеклянное горлышко. Будучи в заграничной командировке, – судя по амулету на шее, где-то в Африке, – он вдоволь покатался на раскаленной броне, а по возвращении обзавелся инвалидной коляской. Ранение в позвоночник – и будешь колесить до конца жизни.
– Африка ужасна, да-да-да…[4] – пробормотал Заур, привычно сунув руки в карманы плаща, – и поморщился, не обнаружив там сладкую парочку.
Ругань рикш, не поделивших клиента, достигла апогея. Ей вторили резкие выкрики зазывал, приглашающих отдохнуть и утолить голод в их прекрасном кафе. Запах жареного на мангале мяса заставил Заура сглотнуть слюну. Он долго мог оставаться без пищи, но у каждого «долго» есть свой предел. Блудливо покачивая бёдрами, мимо продефилировала сочногрудая дама. Её голову уставшей коброй обвивала толстая коса.
Вскоре всего этого не станет – всё сожжёт адское пламя.
Быть может, сожжёт.
«Быть может» – потому что появился шанс на спасение.
Ещё несколько минут назад у Заура не было ни малейшего представления о том, с чего начать поиски. Ни единой зацепки. А когда не помогают обычные методы, надо поступать не так, как ведёшь себя в подобных ситуациях. Вот почему палач оказался в магазине, в который при иных обстоятельствах не зашёл бы. Решил напоследок приодеться поприличней. Если не удастся предотвратить взрыв, не хотелось предстать перед апостолом Петром в рванине. Хоть в раю, хоть в аду, а выглядеть надо по-человечески…
Из состояния задумчивости Заура, топающего к спуску в метро, вывел рёв клаксона – не выдержали нервы у одного из сотен бедолаг, что вместе со своими консервными банками на колёсах намертво впаялись в пробку без конца и края. Над пробкой висело жаркое марево, провонявшее выхлопными газами. Потратить последний час жизни на это? Заур пожелал автолюбителям более приятной смерти.
И прозевал атаку.
* * *
Город встретил её ароматами гниющего мусора.Драные кошки, императрицы помойки, не соизволили заметить её гибкую фигурку, как и здоровенные – вровень кошкам – крысы. Зато двое безногих бомжей проводили светловолосую красотку хищными взглядами, после чего вновь зарылись в отвалы мусора из перевёрнутого набок контейнера. На груди у бродяг звякали боевые ордена. Рядом, в квартале всего, стреляли – нет, не разборка, у африканского землячества очередной праздник. А какой праздник без АК?! И чтобы каскадом на асфальт гильзы падали, задорно звеня?! Только бар-мицва какая-нибудь…
Ведь это Вавилон, детка.
Милена – это она вышла на променад – остро почувствовала, что любит Вавилон всей душой. Она – часть его, плоть от плоти. И её, как и город, просто распирает от бесконечной свободы. Свободы от всего – от закона, от морали, от любых ограничений. Всё вокруг есть свобода жизни и смерти.
Когда Милена была маленькой, Вавилон назывался иначе. Как давно это было…
Поправив сумочку на плече, она процокала каблучками на проспект.
Здесь было шумно, светло и в меру, как обычно, грязно: под ногами ветер играл обёртками от мороженого и обугленными сигаретными фильтрами. Гудел никогда не иссякающий поток машин. На обочине возле своих «карет» сидели рикши и попивали из пластиковых стаканов американо с молоком. От рикш пахло застарелым потом, на их скудных одеждах проступили вычурные соляные узоры.
– Эй, красотка, вижу, ты не прочь порезвиться с настоящим чёрным мужчиной? – окликнули Милену.
Значит, она не зря надела это платье – снежно-белое, с вырезом на спине до середины ягодиц, а на груди – почти до пупка. И ярко-алые ногти – не зря. И полкило штукатурки на лице.
Муж – бывший! – и сын в отъезде, так что можно пошалить, верно?
– Красотка, давай. Не пожалеешь! Подо мной все кончают!
Недавно Край предложил ей поселиться в дешёвом мотеле со шлюхами. Мол, там она сойдёт за свою…. Ты хотел, чтобы я стала шлюхой, да, Макс? Ну вот и получай!
Она обернулась.
Сначала взгляд её скользнул по тачке – громадному армейскому «хаммеру», с которого содрали камуфляж, чтобы нанести краску цвета ванильного пломбира. Сразу видно, что машина после тюнинга: бронеплиты на дверцах, надменно торчит из башенки над крышей «Корд»[5] – точно оттопыренный средний палец, показанный не только Вавилону и его обитателям, но самому мирозданию. Лишь вдоволь налюбовавшись «пальцем», Милена соизволила заметить высоко чёрнокожего парня лет двадцати пяти. Мальчишка ещё. Широкие плечи и мускулистые руки в сплошной вязи татуировок. Ритуальные шрамы на щеках. Самодовольная пьяная улыбка обнажает чернёные зубы. На чёрной футболке крупная светлая надпись: «АФРИКА», а чуть ниже – «РЕЖЬ БЕЛЫХ!»
– Эй, мачо, а в твоей тачке телевизор есть? – Слегка качнув головой, Милена забросила непослушные пряди волос за спину. Провела кончиком языка по губам – и почувствовала, как напрягся африканец. Вот-вот слюной исходить начнёт. Оскорблённое мироздание Милена ему простила бы…
– Обижаешь, красотка! У меня даже граната в бардачке есть!
…но не Вавилон.
Распускаясь яркими соцветьями, в небе громко захлопали фейерверки. Из-за их грохота никто не услышал, как, схватившись за отбитый пах и рухнув на асфальт, выругался бывший хозяин «хаммера». Бывший – потому что его тачка понравилась Милене. Хорошая тачка, в тон её платью. Исключительно для того, чтобы добыть авто наподобие, она и разоделась как шлюха.
Для чего ж ещё? Что вы вообще подумали?..
Усаживаясь поудобнее на сиденье водителя, Милена подмигнула африканцу:
– Это Вавилон, детка. Здесь клювом не щёлкают.
Стирая протектор, тюнингованный джип сорвался с места.
Шалить так шалить.
* * *
На пустых глазницах Петровича чёрные очки.Он не снимает их даже в постели. Давно перестал их чувствовать, они стали его частью. И потому Петрович ни за что не поменял бы эти очки на другие, пусть даже отлитые из платины и инкрустированные изумрудами.
– Слышишь, милочка? Ни за что! – говорит Петрович официантке, принёсшей ему чашку ароматного кофе.
Он не видит, но знает, что она вежливо улыбается в ответ, решив, что слепой старик помешался. А ещё она думает, хватит ли у него денег расплатиться. Но она вежливая девочка, воспитание не позволяет ей задавать бестактные вопросы инвалиду, пусть даже одетому в черкеску, на которой среди дыр иногда встречаются лоскуты ткани.
Пятая чашка на блюдечке опускается на столешницу перед стариком. К столу прислонена трость. Слепцу никак без опоры в мире зрячих.
– И ничего, что одна дужка отломана. – Петрович безошибочно перехватывает руку девушки за тонкое запястье. – Всё, что примотано скотчем, считается новым.
Не уловив юмора, девушка пугается. Петрович чувствует резкий запах её адреналина, перебивающий даже аромат только что сваренного кофе. А ещё ей противно прикосновение его пальцев, покрытых пигментными пятнами и поросших седыми волосками. Она слишком много внимания уделяет слепому старцу и потому не слышит жужжания у собственного уха.
Метровое лезвие сверкает молнией, выскочив из трости с секретом, и устремляется к голове официантки, которая даже не успевает дёрнуться. Меч рассекает пополам здоровенного шершня, намеревавшегося сесть девушке на шею.
Мастер не обязан видеть врага. У мастера обязательства иного рода.
– У вас, милочка, аллергия на укусы пчёл, верно? – Петрович вытаскивает из кармана смятую в комочек купюру и, не потрудившись развернуть её, кладёт рядом с чашкой, из которой он не сделал ни глотка. После чего, опёршись на трость (лезвие уже внутри), встаёт из-за столика уличной кафешки.
Жарко. На ходу он снимает тюбетейку, позволяя солнцу высушить седой пушок, слипшийся от пота.
Петровичу пора на очень важную встречу.
Эта встреча определит всю его дальнейшую жизнь. И не только его, к сожалению.
Девушка-официантка кивает ему вслед:
– Да, у меня есть аллергия. А как вы…
Но слепому старцу уже нет дела до её болячек.
Лёгкий ветерок шевелит листья каштанов, растущих вдоль дороги.
Глава 2
Мумии атакуют
Забыл сказать: у меня бронепанели на брюках.
Даже икры и заднюю сторону бедра они прикрывают, а где их нет – на коленном сгибе, к примеру, – демпферные элементы из эластичной, но прочной ткани. Я за арматурину зацепился, когда мы ускорились от столба, с которого я выстрелом сшиб видеокамеру. Зацепился – и дальше потопал, а ткань тянуться начала. Спасибо Патрику, он вовремя заметил, а то… У любого предмета, даже сделанного на другой Земле, есть предел прочности… И шея моя тоже прикрыта демпфером, который регулировать можно, подтягивая или ослабляя шнуровку. Ну вот зачем, а? Если перестараться с натяжкой, то… Ну да кто их, чужаков, поймёт?..
Вообще-то я слежу за модой и покупаю самые крутые прикиды в военторге неподалёку от «Янтаря». Пятнистые штанишки, куртка цвета хаки и ботинки с высокими берцами – самое оно для моих не единожды сломанных костей и тренированных мышц. Но то, что нынче на мне, – это нечто!
А тут ещё и Патрик принялся расхваливать защиту:
– Комплект этот сгодится, если авария какая, к примеру, на нефтяном месторождении, и даже пожар. Честно-честно – от пламени спасёт, от гари и копоти ядовитой, от инфракрасного излучения…
– А тут что, есть нефтяные месторождения? – спросил я, глядя по сторонам.
Пейзаж не изменился. Развалины небоскрёбов и относительно уцелевшие здания. Всё в пыли. Из-за неё наши шаги бесшумны. Мы не идём – мы крадёмся по уничтоженному городу. Точно так же и враг, если он тут есть, – а он есть, я не сомневаюсь в этом – может незаметно подобраться к нам. Вот почему я постоянно верчу головой, полагаясь не на слух, но на органы зрения. А ещё я хочу найти нечто, что может оказаться порталом, ведущим в следующий сектор, поближе к Цитадели.
Мой вопрос про добычу нефти Патрика озадачил. Он обиженно засопел, пробурчал, что этот сектор самый безопасный, что не зря он сюда Лоно направил… В общем – ничего по существу так и не выдал.
Пятнистый комплект защиты, который мне вручил Патрик, прежде чем мы отправились в исходник, на «отлично» с плюсом – с десятью плюсами! – спасал мою кожу, лёгкие и глазки с ушками, не говоря уже о заднице, от токсичной хрени – аэрозолей всяких – и радиоактивной пыли, которой тут особенно много. Иначе я уже откинул бы ботинки. Хорошие, кстати, скороходы – ни липучек, ни шнурков, сами обулись, плотно обхватив брюки, став с ними единым целым. Сплавившись, что ли…
Всё это я, конечно, понимал.
Но ничего с собой поделать не мог!
Хорошо сделано, герметично, а душа не принимает!
Материал на ощупь напоминал прорезиненную ткань. Но в том-то и беда, что лишь напоминал. И не прорезинка тут должна быть, а специальная многослойка.
К тому же мне не давала покоя та надпись в отделении управления РСЗО. Ладно, сработал механизм самоуничтожения, это понятно, это мы с сыном просто не учли, но надпись… «ПРИВЕТ КРАЙ»… Кто мог её сделать? Зачем? Чтобы показать, что он, побывавший на нашей Земле, может предугадывать наши поступки?
И видеокамера…
По пути я заметил ещё пяток подобных, и ни одной не оставил целой.
А вот не люблю, когда за мной наблюдают!
– Сынок, ещё раз тебе говорю: в комплектах такого уровня защиты должно быть два комбеза: теплоотражательный и теплоизолирующий. Каждый заодно защищает от химии и радиации. Кто был в Чернобыле, тот знает. Ты был? А я вот был!
В животе у меня громко заурчало, настроив мои мысли на иной лад.
Так и не отведав фастфуда, из забегаловки в Нью-Йорке мы отправились…
Нет, вовсе не крушить мерзких путников.
Использовав Лоно, мы заскочили в хранилище Патрика. В какой части света или в каком мире это хранилище располагалось, я не уточнил, чтобы потом крепче спать. Заодно не спросил, когда и где Патрик собирал свою коллекцию – до уроков за тридевять земель или после, когда делал вид, что ходит в секцию филателистов? Мелькнула у меня мыслишка, что накопить добро он мог ещё до встречи со мной и Миленой, но я тут же её старательно забыл…
Патрик настоял на экскурсии по его хранилищу. Он показал мне стеллажи, заваленные ящиками, коробками, баулами, ещё бог знает чем, пёстрым и тусклым, с надписями на неизвестных мне языках, без надписей, с рисунками – странного вида рогатыми людьми и ещё какими-то тварями, – вообще без рисунков, дурно пахнущим и пыльным. Были там ножи и копья, пистолеты и нечто вроде ракетной установки, с полсотни пулеметов и ещё больше автоматов. А ещё почему-то горшки с цветами, банки с жуками и скромного вида хомячок, которого я хотел погладить, но Патрик, сделав большие глаза, запретил, если мне жизнь дорога. Сын протянул мне свёрток, себе со стеллажа взял такой же и велел переодеваться. Мол, это спецодежда, без неё дальше никак, потом объясню как этим управлять.
То, что спецодежда в тему, я понял очень скоро.
С первой секунды в исходнике.
Но я до сих пор не понял, кто в хранилище цветы поливает и хомяка кормит? Неужто Патрик, стервец, из дому регулярно туда шастает без спросу?..
– Батя, ты посмотри какой шлем хороший, пулестойкий. – Сын постучал кулаком по своему шлему. – Из пулемёта крупнокалиберного попадут – и хоть бы что.
– Согласен, сынок. Пулемёту – хоть бы что. А шлем разворотит, конечно.
Если мой аргумент и убедил Патрика, виду он не подал:
– Зато забрало прозрачное, не запотевает…
К шлему у меня особые претензии, которые я уже озвучил сыну. В нём нет вывода УОВП – узла очистки и подачи воздуха с блоком питания, который можно подзарядить от любой розетки. И не то что вывода, вообще нет УОВП! А раз так – откуда берётся воздух, которым я дышу?! Хотя, хрен с ним, с узлом этим, потому как розеток вокруг аж ни одной…
Но это всё фигня.
Особо в защитном комплекте меня поразили перчатки.
Нечасто доводится примерять такие – шестипалые.
– У них, ну, у иномирцев, которые эти костюмчики сделали, что – по шесть пальцев было? – хрипло поинтересовался я у Патрика.
– Только на руках, – кивнул шлемом сын. – На ногах – по семь.
– А зачем им столько?
– Не знаю, батя. Я когда в их мир попал, они давно Землю покинули. К звёздам улетели. Чем больше пальцев – тем более развитая цивилизация. – Заметив моё удивление, Патрик намекнул: – Шутка. Не в пальцах дело…
В тысячный раз уже взглянув на перчатки с излишествами, я подумал, что нескоро мы, сапиенсы, попадём на Альфу Центавра… Кстати, материал, из которого были сделаны перчатки, совершенно не мешал получать тактильные ощущения. Я чувствовал структуру предметов, к которым прикасался, тепло, холод… Интересно, если сунуть руку в огонь, получу ли я ожог? Проверять на практике не хотелось.
Со слов Патрика я уже знал, что мы попали в один из самых старых секторов исходника. С него всё началось. Это огромный полигон, на котором испытывались различные кибертанки, умные мины, системы залпового огня, химическое оружие… Тут много железа. Лязгающего, противного и смертельного опасного. Часто – ржавого.
Даже икры и заднюю сторону бедра они прикрывают, а где их нет – на коленном сгибе, к примеру, – демпферные элементы из эластичной, но прочной ткани. Я за арматурину зацепился, когда мы ускорились от столба, с которого я выстрелом сшиб видеокамеру. Зацепился – и дальше потопал, а ткань тянуться начала. Спасибо Патрику, он вовремя заметил, а то… У любого предмета, даже сделанного на другой Земле, есть предел прочности… И шея моя тоже прикрыта демпфером, который регулировать можно, подтягивая или ослабляя шнуровку. Ну вот зачем, а? Если перестараться с натяжкой, то… Ну да кто их, чужаков, поймёт?..
Вообще-то я слежу за модой и покупаю самые крутые прикиды в военторге неподалёку от «Янтаря». Пятнистые штанишки, куртка цвета хаки и ботинки с высокими берцами – самое оно для моих не единожды сломанных костей и тренированных мышц. Но то, что нынче на мне, – это нечто!
А тут ещё и Патрик принялся расхваливать защиту:
– Комплект этот сгодится, если авария какая, к примеру, на нефтяном месторождении, и даже пожар. Честно-честно – от пламени спасёт, от гари и копоти ядовитой, от инфракрасного излучения…
– А тут что, есть нефтяные месторождения? – спросил я, глядя по сторонам.
Пейзаж не изменился. Развалины небоскрёбов и относительно уцелевшие здания. Всё в пыли. Из-за неё наши шаги бесшумны. Мы не идём – мы крадёмся по уничтоженному городу. Точно так же и враг, если он тут есть, – а он есть, я не сомневаюсь в этом – может незаметно подобраться к нам. Вот почему я постоянно верчу головой, полагаясь не на слух, но на органы зрения. А ещё я хочу найти нечто, что может оказаться порталом, ведущим в следующий сектор, поближе к Цитадели.
Мой вопрос про добычу нефти Патрика озадачил. Он обиженно засопел, пробурчал, что этот сектор самый безопасный, что не зря он сюда Лоно направил… В общем – ничего по существу так и не выдал.
Пятнистый комплект защиты, который мне вручил Патрик, прежде чем мы отправились в исходник, на «отлично» с плюсом – с десятью плюсами! – спасал мою кожу, лёгкие и глазки с ушками, не говоря уже о заднице, от токсичной хрени – аэрозолей всяких – и радиоактивной пыли, которой тут особенно много. Иначе я уже откинул бы ботинки. Хорошие, кстати, скороходы – ни липучек, ни шнурков, сами обулись, плотно обхватив брюки, став с ними единым целым. Сплавившись, что ли…
Всё это я, конечно, понимал.
Но ничего с собой поделать не мог!
Хорошо сделано, герметично, а душа не принимает!
Материал на ощупь напоминал прорезиненную ткань. Но в том-то и беда, что лишь напоминал. И не прорезинка тут должна быть, а специальная многослойка.
К тому же мне не давала покоя та надпись в отделении управления РСЗО. Ладно, сработал механизм самоуничтожения, это понятно, это мы с сыном просто не учли, но надпись… «ПРИВЕТ КРАЙ»… Кто мог её сделать? Зачем? Чтобы показать, что он, побывавший на нашей Земле, может предугадывать наши поступки?
И видеокамера…
По пути я заметил ещё пяток подобных, и ни одной не оставил целой.
А вот не люблю, когда за мной наблюдают!
– Сынок, ещё раз тебе говорю: в комплектах такого уровня защиты должно быть два комбеза: теплоотражательный и теплоизолирующий. Каждый заодно защищает от химии и радиации. Кто был в Чернобыле, тот знает. Ты был? А я вот был!
В животе у меня громко заурчало, настроив мои мысли на иной лад.
Так и не отведав фастфуда, из забегаловки в Нью-Йорке мы отправились…
Нет, вовсе не крушить мерзких путников.
Использовав Лоно, мы заскочили в хранилище Патрика. В какой части света или в каком мире это хранилище располагалось, я не уточнил, чтобы потом крепче спать. Заодно не спросил, когда и где Патрик собирал свою коллекцию – до уроков за тридевять земель или после, когда делал вид, что ходит в секцию филателистов? Мелькнула у меня мыслишка, что накопить добро он мог ещё до встречи со мной и Миленой, но я тут же её старательно забыл…
Патрик настоял на экскурсии по его хранилищу. Он показал мне стеллажи, заваленные ящиками, коробками, баулами, ещё бог знает чем, пёстрым и тусклым, с надписями на неизвестных мне языках, без надписей, с рисунками – странного вида рогатыми людьми и ещё какими-то тварями, – вообще без рисунков, дурно пахнущим и пыльным. Были там ножи и копья, пистолеты и нечто вроде ракетной установки, с полсотни пулеметов и ещё больше автоматов. А ещё почему-то горшки с цветами, банки с жуками и скромного вида хомячок, которого я хотел погладить, но Патрик, сделав большие глаза, запретил, если мне жизнь дорога. Сын протянул мне свёрток, себе со стеллажа взял такой же и велел переодеваться. Мол, это спецодежда, без неё дальше никак, потом объясню как этим управлять.
То, что спецодежда в тему, я понял очень скоро.
С первой секунды в исходнике.
Но я до сих пор не понял, кто в хранилище цветы поливает и хомяка кормит? Неужто Патрик, стервец, из дому регулярно туда шастает без спросу?..
– Батя, ты посмотри какой шлем хороший, пулестойкий. – Сын постучал кулаком по своему шлему. – Из пулемёта крупнокалиберного попадут – и хоть бы что.
– Согласен, сынок. Пулемёту – хоть бы что. А шлем разворотит, конечно.
Если мой аргумент и убедил Патрика, виду он не подал:
– Зато забрало прозрачное, не запотевает…
К шлему у меня особые претензии, которые я уже озвучил сыну. В нём нет вывода УОВП – узла очистки и подачи воздуха с блоком питания, который можно подзарядить от любой розетки. И не то что вывода, вообще нет УОВП! А раз так – откуда берётся воздух, которым я дышу?! Хотя, хрен с ним, с узлом этим, потому как розеток вокруг аж ни одной…
Но это всё фигня.
Особо в защитном комплекте меня поразили перчатки.
Нечасто доводится примерять такие – шестипалые.
– У них, ну, у иномирцев, которые эти костюмчики сделали, что – по шесть пальцев было? – хрипло поинтересовался я у Патрика.
– Только на руках, – кивнул шлемом сын. – На ногах – по семь.
– А зачем им столько?
– Не знаю, батя. Я когда в их мир попал, они давно Землю покинули. К звёздам улетели. Чем больше пальцев – тем более развитая цивилизация. – Заметив моё удивление, Патрик намекнул: – Шутка. Не в пальцах дело…
В тысячный раз уже взглянув на перчатки с излишествами, я подумал, что нескоро мы, сапиенсы, попадём на Альфу Центавра… Кстати, материал, из которого были сделаны перчатки, совершенно не мешал получать тактильные ощущения. Я чувствовал структуру предметов, к которым прикасался, тепло, холод… Интересно, если сунуть руку в огонь, получу ли я ожог? Проверять на практике не хотелось.
Со слов Патрика я уже знал, что мы попали в один из самых старых секторов исходника. С него всё началось. Это огромный полигон, на котором испытывались различные кибертанки, умные мины, системы залпового огня, химическое оружие… Тут много железа. Лязгающего, противного и смертельного опасного. Часто – ржавого.