Страница:
Александр Шакилов
Герои зоны. Ярость отцов
Глава 1
Готов убивать
Улицу впереди перегораживал корабль.
Не трамвай, не упавший с неба аэробус, а именно корабль, чтоб его!..
Замерев за грудой битого кирпича, я высматривал опасность: слева направо от себя и в глубину.: Увидеть даже лодку у светофора – плохая примета, а тут…
Ничего. Тишь да гладь.
Сверху в нас не целились – надо мной и Патриком лишь серое небо с серыми облаками. Или не облака это вовсе, а клубы серой пыли. Той самой, что везде вокруг: под ногами, на дороге, на домах, на стёклах… Поддень, сорви канализационный люк, загляни в подземелье – и там будет пыль, много пыли. Из этой пыли выросли, устремившись к облакам, свечки небоскрёбов. Треть из них обрушилась полностью, ещё треть – частично, примерно наполовину, но последняя треть удивительным образом уцелела – не в первозданном виде, конечно, но всё-таки. Дома выщербил ветер, оконные проёмы опустели, позволив пыли проникнуть в помещения…
Тишина беспокоила меня всё сильнее. Патрик тоже выказывал соответствующие признаки, но по иному поводу – он предлагал сняться-таки с ручника и топать дальше.
Я похлопал ладошкой по тяжеленной дурище, висевшей на правом плече, – это меня успокаивало. Скорострельная пушка сделана вроде бы из стали – ну, большей частью – и точно не на нашей Земле. А я-то был уверен, что в иных мирах придумали что-то особенное. Ага, как же! У Патрика, вон, тоже игрушка не оригинальней моей: ствол с частичным продольным оребрением, над ним – противомиражная шина, под ним – небольшое пластиковое цевье. Лента патронов на двести уложена в короб. Инженерная мысль на отдельно взятой планете даже в параллельных реальностях развивается примерно одинаково. Исключение – цивилизации путников. Эти с вывертом.
Я вновь взглянул на корабль. Надстройку его венчали сплетения антенн, а в носу зияла пробоина, в которую запросто мог въехать карьерный грузовик. Громадный якорь валялся в полусотне метров дальше, на тротуаре, от якоря к кораблю тянулась цепь, – каждое звено больше меня – но чуток не добирала, обрывалась у самой кормы. Над бортами торчали из башенок, грозя всему живому, трубы пушек. Не сейнер это, не траулер какой и точно не пассажирский лайнер.
– Город затопило, и тут плавали боевые суда, дырявя друг дружку и отправляя на дно проспектов? А потом вода сошла, и… – предположил я.
Патрик никак на это не отреагировал. «Летучий Голландец», перекрывший улицу, его категорически не смущал.
Я непроизвольно залюбовался сыном, затянутым с головы до ног в особую защиту. Он у нас с Миленой вырос грозой девиц пубертатного возраста. Да и кого постарше. Будь я особой женского пола, обязательно влюбился бы в такого парня. Ярко-голубые глаза с лёгким прищуром – прищур от меня – и пшеничные волосы завитушками. Они немного портят его имидж мачо, добавляют женственности, на чём и обламывается шпана, считая, что такого мальчонку можно легко поколотить. Но его не по годам развитые мышцы и широкие плечи быстро убеждают глупцов, что они погорячились с выбором жертвы.
– Батя, ну чего, идём уже? Или ещё помечтаем тут? Глядишь, скоро в асфальт врастём…
Мне всегда казалось, что Милена – моя бывшая – чрезмерно опекала нашего сына. Чуть что, – животик у него заболел, или охрип пацан после пятой порции пломбира – она устраивала такую истерику, что её мнение о нерадивом папашке слышали в радиусе трёх кварталов. Сын вырос, но Милена не изменилась. Патрик сидит вечерами дома – тревога, у нашего мальчика нет друзей, Край, ты же его отец, сделай что-нибудь… Патрик пропадает где-то по вечерам – кошмар и ужас, что происходит, он точно связался с плохими парнями, Край, займись наконец воспитанием ребёнка… Милена доводила себя до полуобморочного состояния, звонила мне, скандалила… Видела бы она, как наш сынок швырял в путника-ликвидатора автомобили посреди Нью-Йорка! Впрочем, и в этом случае она извела бы меня, беспокоясь, чтобы мальчик не надорвался…
И вот тут, за кучей битого кирпича, я впервые понял, что чувствовала моя бывшая.
Потому что нынче мы с сыном отнюдь не на прогулке.
Мы в исходнике – мире, породившем путников, и ими же превращённом в радиоактивную помойку, загаженную химическим оружием и ещё бог знает чем смертельно опасным. С миром своим путники разобрались так, будто люто его ненавидели. Именно отсюда началась их экспансия, их Всеобщее Единение, ради которого разведчики-метаморфы, способные изменять свои тела, заняли ответственные – ключевые! – посты в органах управления не только Вавилона, но и всей Украины. Быть может, такая же ситуация во всём мире: в каждой могущественной организации есть если не сами путники, то их представители – предатели рода человеческого по своей воле или против неё.
Тихонечко напевая под нос «Неба утреннего стяг, в жизни важен первый шаг»[1], я поднялся из-за кучи. Может, действительно перегибаю? Ну корабль и корабль, подумаешь…
Патрик ударил меня по лодыжке. Умело так подсёк ровно за миг до того, как я получил бы порцию осколков от разорвавшего перед кучей снаряда. Загрохотало и засвистело так, что я и думать позабыл о странных городских плавсредствах. Наоборот – даже обрадовался. Чутьё не подвело старого волка!
Вот только кто стрелял?!
И откуда?..
Вновь бахнуло.
Нас хорошенько присыпало кирпичным крошевом. И опять я не засёк стрелка.
Следующий снаряд лёг в полусотне метров дальше по улице от нашей кучи. Значит, цель – не мы? Кто и по кому тут стреляет, а? Нет ответа. А хочется узнать.
Как говорится, бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Из-за корабля, вздымая траками пыль и рыча мощным движком, выползло нечто сплошь в броне и противокуммулятивных блоках. Нечто обладало артиллерийской частью (направляющие, понятно, гладкостенные трубы) на поворотном основании. Уныло грозил небу зенитный пулемёт. Ствол его выгнуло чуть ли не под девяносто градусов. Бесполезный девайс, разве что для красоты.
Подобные гусеничные РСЗО[2] кто-то шибко умный продавал партизанам того бананового рая, где я отдавал свой интернациональный долг Родине. Аборигены, ещё вчера не знавшие, как выглядит автомат Калашникова, подозрительно быстро научились из джунглей обстреливать аэродром, на который садились самолёты с пополнением, жратвой и боеприпасами…
Залп. Разрыв в сотне метров от нас.
Собрав данные и проанализировав их, система управления огнём взаимодействует с органами управления и беспилотниками, а если взаимодействия нет – действует самостоятельно. Это крутой комп, которому человек не нужен и в нашем мире. Но при этом наверняка есть возможность перейти на ручное управление…
Тут надо пояснить следующее: мы здесь не просто так, но потому что путники хотят превратить нашу Землю в такую же помойку, какой стал их родной мир. Мы с Патриком собираемся помешать им. Хотим раз и навсегда остановить их экспансию. А для этого надо всего лишь найти Цитадель, как сказал Патрик, потому что в ней с самого сотворения исходника хранится одна хитрая штуковина, могущественный артефакт, который называется… Глупо называется. Не нравится мне название этого артефакта. Ну да ладно. Главная же проблема заключалась в том, что Лоно моего сына – пятиметровой высоты яйцо для передвижения в пространстве и между реальностями – никак нельзя было направить прямо к Цитадели, потому что вблизи неё яйцо энергетически дестабилизировалось бы, после чего мы, скорее всего, погибли бы.
Патрик забросил нас в ближайший к Цитадели сектор исходника, куда мы могли попасть без риска дестабилизации. Этот сектор, как заверил меня сын, самый безопасный в исходнике, разделённом на множество отличных друг от друга секторов. Самый безопасный – потому что он населён всего лишь киборгами.
Ага, «всего лишь»…
Проваливаясь траками в пыль, РЗСО медленно ползла в нашу сторону и безобидной отнюдь не выглядела. Жахни она по груде кирпича со всех стволов сразу – и от нас не останется даже горстки пепла для похорон.
– Батя, тсс! – почти бесшумно шевельнул губами Патрик. – Даже не дыши.
Я кивнул – мол, верно, сынок, тихо пересидим, авось пронесёт.
И, поднявшись в полный рост, вышел из-за кучи, за которой мы так уютно обосновались.
– Привет! – Я махнул рукой бронированному монстру, представив, что оптика его, которая меня нынче изучает – это глаза. Карие. Или нет, лучше зелёные. – Как дела?!
Разговаривать с киборгами – плохая примета? Не знаю, сейчас проверим.
Спустя секунду я всё ещё был жив, а бронированная тележка остановилась. Движок, впрочем, она не заглушила – топливо не экономит, сволочь. Её электронный мозг, небось, вскипел, анализирую ситуацию: откуда здесь человек, кто он, почему так странно себя ведёт, а есть ли ещё, а вдруг это засада?.. Ну, меня бы точно посетили все эти вопросы.
Как я и ожидал, Патрик попытался взять на себя управление моим телом, но его ментальные штучки на меня не действовали. Надеюсь, он сообразит, зачем я всё это затеял, и подыграет мне. Без помощи сына вся моя безумная затея превратится в глупую самоубийственную выходку.
Смиренно выставив перед собой ладошки, я улыбнулся во все тридцать два без кариеса. Даже в банановом раю смутно разумные партизаны понимали этот жест. Но сумеет ли сообразить броневичок путников, что я не хочу неприятностей? Мне всегда удавалось косить под наивного дурачка, чтобы расслабить врага, пожелавшего вступить в переговоры. Надеюсь, старый финт прокатит при общении с боевой машиной-киборгом.
– Эй, красотка! Отлично выглядишь! – не делая резких движений, плавно забирая в сторону от кирпичной кучи, я принялся отпускать РСЗО комплименты. Возможно, я делал это неумело, потому что после моих слов гусеницы провернулись, и бронемашина медленно поползла вперёд. Но откуда, чёрт побери, мне знать, какие комплименты нравятся киборгам, а какие приводят их в бешенство?.. Неожиданно для себя я ляпнул: – Миру – мир!
Язык мой – враг мой.
Я б ещё броневику про труд и май рассказал, ёлы!
Под бронёй что-то протяжно загудело, и я тут же сорвался с места – к соседней груде стройматериалов. Снаряд ударил туда, где ещё пару секунд назад стоял я. В спину мне швырнуло кирпичным крошевом. Падая, я обернулся – и увидел, что Патрика на прежнем месте нет. Тут же вскочив и на ходу открыв огонь из своей скорострельной пушки, я метнулся к следующей куче, но, не добежав до неё, рухнул навзничь.
И правильно сделал.
Ибо микросхемы, заменяющие киборгу извилины, прикинули, что согласно траектории движения через секунду я окажусь за кучей. Вот потому следующий залп был тремя снарядами сразу – и кучу попросту снесло до основания и разметало по окрестностям. С полцентнера её обломков насыпало на меня.
Идиот! Нашёл с кем говорить! Ладно бы с уродом каким, с тварью, отщепенцем, не достойным не то что пули, но даже удара мотыгой в висок! Но ты же, Макс, затеял беседу по душам с бездушной машиной! С роботом, усиленным многослойной бронёй!
Подниматься и бежать к новому укрытию смысла не было. Во-первых, не успел бы. Во-вторых, меня всё равно накрыло бы следующим залпом. Поэтому я жахнул длинной очередью из пушки, собранной в неизвестном мне мире. С лобовой брони сорвало парочку противокуммулятивных блоков – это всё, чего я добился перед грядущей неотвратимой гибелью.
Я пристально – не моргая! – смотрел на мчащую ко мне РСЗО. Сейчас из направляющих вылетят птички, и…
Человек в защите и с оружием в руках – это Патрик! – отделился от пыли и камней в полуметре от гусеницы бронемашины – мог ведь угодить под траки, мальчишка!.. – и ловко, в одно движение запрыгнул на отнюдь не низкий борт киборга.
Реакция боевой машины на этот демарш последовала незамедлительно: она изменила направления движения, сшибая всё на своём пути, проехала метров десять, затем резко остановилась и принялась вертеться на месте. При этом артиллерийская часть тоже принялась вертеться, но в другую сторону и выстреливая снаряды. Патрик чудом просто уклонялся, и чудом же его не сбросило под траки. Всё это я видел, мчась галопом к РСЗО и не забывая при этом разряжать свою пушку, целясь исключительно по приборам и до смерти боясь попасть в Патрика. К чести моего сына, он не стал дожидаться, пока его прикончим либо я, либо взбесившийся киборг, но изловчился оказаться у люка, ведущего в отделение управления. Выстрелом он вышиб замок, затем нырнул внутрь.
И вот тут вся ярость боевой машины обратилась на меня.
Весь боекомплект она расстреляла в небо и соседние небоскрёбы, пытаясь попасть в Патрика, но догнать меня и раскатать по асфальту и пыли могла запросто. Выругавшись сквозь зубы, я принялся всаживать очередь за очередью в гусеницы прущей на меня РСЗО. Перебить траки и тем самым остановить кибернетическую бронемашину – это был единственный мой шанс на спасение. О том, что это противоречит моего первоначальному плану, ради которого всё и затеялось, я не думал. Не до того было. Тем более что траки оказались крепкими, «разуть» броневик путников мне не удалось – подпрыгивая на кирпичных кучах, взбираясь на них и плюхаясь на асфальт, бронированный монстр стремительно сокращал расстояние между нами. А тут ещё и патроны закончились. Уронив бесполезную уже пушку, я чуть наклонился и согнул ноги в коленях, собираясь напоследок поиграть с киборгом в тореадора.
Метрах в пяти от меня бронемашина резко остановилась, подняв облако пыли.
И меня выключило. У Края сорвало крышу. Заорав, я сжал кулаки и, рыча, бросился на врага.
Из люка отделения управления вынырнула голова Патрика и удивлённо поинтересовалась:
– Ты чего, батя? Я просто тачку поближе подогнал.
Надрать бы ему уши за эту шутку – меня едва кондрашка не хватила! – или в угол на гречку! Правда, я его даже маленького не наказывал, а уж теперь-то… м-да…
Я полез на броню.
– Батя, ты сам виноват, – Патрик понял, что я зол на него и принялся оправдываться. – Не надо было вообще всё это затевать. Проехала бы эта тачка мимо, а мы бы…
– Пешком, да, сынок? Пошли бы туда, не знаю куда. И нашли бы то, не знаю что. – Со слов Патрика я знал, что соседние секторы исходника связаны между собой надпространственными порталами и только ими; иначе, как через портал, в другой сектор не попадёшь. Вот только сынок мой не в курсе, где эти порталы искать и как они выглядят. – Но у нас мало времени для пеших прогулок. Мы можем не успеть. В Киев бионоид-бомба в любой момент может шарахнуть, забыл?! – Сказав это, я с гниленьким таким облегчением подумал о Милене. Хорошо, что она в Вавилоне, который достаточно удалён от Киева, чтоб его не зацепило ударной волной и не засыпало радиоактивной пылью.
Патрик исчез в отделении управления и уже оттуда пробурчал:
– Батя, в исходнике время не имеет значения! Если у нас всё получится, мы спасём не только Киев. – После чего, чуть подумав, он добавил: – Почти всегда и везде не имеет значения. Но на подступах к Цитадели имеет значение вообще всё.
От сына веяло спокойной уверенностью, но он меня не убедил своими сентенциями насчёт времени. Даже если у Заура всё получится, в любой момент – прямо сейчас – американцы могут задействовать план СИОП[3], согласно которому подлежат уничтожению так называемые «ядерные цели» на территориях таких государств, как Россия, КНР, Иран, Ливия, Сирия, Пакистан, Северная Корея…
– Подвинься, – велел я Патрику и забрался в отделение управления.
Разглядывая «салон», я загрустил. Да, это не моя гламурная машинка 4х4 с прожекторами на крыше, тонированными стеклами и полным фаршем везде, куда его только можно запихнуть. Танк – так ласково я называл свой джип – пришлось бросить в Киеве. Если там, где-нибудь возле Родины-матери, взорвётся бионоид, подобный ядерной бомбе, от моей бронированной тачки останутся рожки да детальки кучкой и россыпью. Так что Заур обязан постараться. Иначе я ему этого не прощу.
Резко захотелось домой.
Ну что я здесь делаю, а?
Плюхнуться бы сейчас на кожаный диванчик моего клуба «Янтарь», и чтобы рядом полуголые девицы, и ди-джей мутит микс из брейкбита, регги и еще бог знает чего… Так нет, я вынужден торчать тут, в исходном мире путников, да ещё в таких некомфортных условиях!
– Ну что, батя, прокатимся с ветерком?
Я ещё раз кинул взглядом по отсеку, прикидывая, что бы мне такое сунуть под задницу, чтобы не отшибить копчик на ухабах, – и замер с открытым ртом.
На спину будто вылили ведро воды из колодца.
Справа от меня на крышке блока непонятного мне назначения было криво выведено – предположительно кровью и без знаков препинания: «ПРИВЕТ КРАЙ».
– Твоя безграмотная шутка? – я показал надпись сыну и по тому, как он побледнел, понял, что не его.
Буквально вышвырнув Патрика вместе с его стволом из бронемашины, я щучкой вынырнул из люка, скатился по броне и, умудрившись каблуками приземлиться на асфальт, подхватив не столь ловкого, как я, сына под локоть.
– Быстрее!!! – Я потащил Патрика прочь от РСЗО.
Через десяток шагов, он вырвал руку, и мы смогли устроить полноценные соревнования по бегу по пересечённой местности.
А потом сзади раскатисто ухнуло.
В тыл толкнуло ударной волной. Я упал, Патрик растянулся рядом. Сверху сыпануло всякой дрянью, над нами пролетело что-то большое и пылающее…
Я обернулся – от РСЗО остались только ошмётки, разбросанные по сторонам. Ещё бы немного засиделись в отделении управления, и…
– Улыбнись, батя, нас снимает скрытая камера! – вдруг фальшиво радостно заявил Патрик.
Да, я тоже был безмерно счастлив, что мы всё ещё живы, но причём тут камера?..
Сын показал мне пальцем, причём. При том бетонном столбе, у которого мы разлеглись. Довольно высоко на нём установили видеокамеру наружного наблюдения, которая как раз сейчас пялилась на нас красным глазком-объективом.
Несомненно за нами наблюдали.
И ещё эта надпись кровью…
– Дай! – потребовал я у Патрика оружие.
Снайпером я никогда не был и вряд ли уже стану, но в камеру попал с первого выстрела.
Заур собрал этот аппарат по кусочкам в больничной палате – после того, как его, истового слугу Закона, разжаловали, низвергли, точно падшего ангела!..
Он вспомнил, как всё было: Алекс Пападакис, шеф, забирает служебный планшет и Знак, а Мигель, мерзкая мексиканская душонка, продажный палач, радуется!.. Глаза заволокло багрово-чёрной пеленой.
«Телефон, – напомнил себе Заур. – Главное сейчас – телефон».
Покорёженный, разбитый пластик, экран «поплыл», почти весь теперь – чёрное пятно. Обломки стали единым целым и не рассыпались только благодаря скотчу, а работало сие устройство исключительно по воле Божьей и, наверное, потому, что Зауру сейчас очень не помешал бы звонок друга. Но друг – друг ли тебе, палачу, разыскиваемый Интерполом Максим Краевой по прозвищу Край? – не желал выходить на связь, а помощь зала в шоу под названием «Жизнь» отменили давным-давно.
Так что, попрощавшись с сестрой и выйдя из больницы, первый делом Заур заглянул в магазин. Нет, не в продуктовый маркет, хотя он уже позабыл, когда в последний раз что-то пережёвывал и глотал, а в самый настоящий бутик для мажоров.
Девушки, скучавшие в просторном светлом помещении, разбитом на два цветных сектора – гламурно-розовый и серьёзно-серый – были бы миленькими, если бы не презрение, сквозившее во взглядах. Подведенные дорогой тушью глазки так и сверлили затылок Заура, единственного посетителя бутика. Презрение пока что по капелькам сочилось сквозь профессиональные улыбки, надетые на лица с десяти утра до восемнадцати вечера, без перерывов. Но скоро сквозь свищ хлынет целый фонтан злобы.
Заура часто не принимали всерьез. Он ведь высокий – без малого два метра – и очень худой. Ну просто очень-очень. Можно сказать, тощий, аж щёки впали. А ещё он очкарик. И очки у него с линзами такими толстыми, будто сняты с иллюминатора океанского лайнера. Без них он завидовал кроту – из-за феноменальной зоркости последнего. Мало того, Заур хромает – девушки не могли этого не заметить, когда он вошёл в магазин и, оглядываясь по сторонам, принялся яростно тереть искусственной ладонью – вместо одной руки у него дешёвый протез – свой лысый, как колено, череп. Словно в отместку голова вмиг покрылась потом и заблестела в свете ламп у потолка. Матовыми остались только многочисленные шрамы.
Разве можно, будучи в здравом уме, воспринять всерьез такого олуха царя небесного, как Заур? Учитывая, что он впервые в этой части города, и его тут не знают? И ладно окружающие, сам Заур, признаться, себя подначивает, смотрясь в зеркало. А тут он заявился в шикарный бутик после конкретной передряги – как последний бомжара, в грязной вонючей одежде, которую проще сжечь, чем отстирать.
Хромая, он проследовал в серый сектор магазина, где продавалось всё, что нужно настоящему мачо, – от бензиновых зажигалок и галстуков до роскошных меховых шуб. Там Заур быстро определился с перчатками, – конечно же, чёрными кожаными. Требования к ним были предельно простые: цвет, материал и чтобы не жали, а то искусственным пальцам неприятно. С нижним бельём и брюками тоже проблем не возникло, а вот плащ…
С плащом была просто беда.
Пока что ни один из осмотренных не соответствовал главному требованию.
– Мужчина, вы, наверное, заблудились? – услышал он и обернулся на голос.
То, что продавщица, блондинка-барби базовой комплектации, зашла к нему со спины, он и так знал – с первого её шага к нему. Это его профессия – знать подобное и ещё многое другое. Он обернулся к ней лишь потому, что невежливо общаться с людьми, показывая им тыл вместо лица.
– Заблудились, да? – повторила барби. – Бесплатная столовая для неимущих через дорогу. Третий дом справа, первый подъезд.
Сунув кисти, – новые перчатки уже натянуты, не жмут – в карманы очередного плаща, Заур участливо поинтересовался:
– Частенько туда захаживаете? В столовую? Раз адресок так хорошо запомнили?
Губы девицы задрожали, из-под многих слоёв косметики на лице проступили малиновые пятна. «Неужели стыдно стало?» – подумал Заур и сам себе не поверил.
– Я… Я… – только и могла выдавить девица.
Заур пришёл к ней на помощь:
– Вы всего лишь пошутили, верно? Ну а я пошутил в ответ. Кстати, вы удачно подошли. Вовремя. Мне нужна консультация. Точнее – мне нужен плащ. С карманами. И чтобы в каждый можно по килограмму картофеля засунуть, и при этом незаметно было.
– Вы что – фермер? – язвительно поинтересовалась барби, вновь обретя способность говорить.
Заур кивнул – линзы очков блеснули в унисон лысине – и обронил, пока блондинка не успела сказать глупость, из-за которой её должно будет заковать в колодки и передать работорговцам:
– Я – палач.
Это вмиг сбило с неё спесь. Она так и застыла с открытым ртом.
– И давайте побыстрее, я очень тороплюсь, – распорядился Заур.
Наличных у него оказалось…. вообще не оказалось. Поэтому, зайдя на сайт Управы, он оформил все покупки по безналу за госсчёт. Пароль Заура ещё не аннулировали – значит, Пападакис не провёл по базе увольнение нерадивого сотрудника, а следовательно, официально Заур – всё ещё палач, пусть даже у него изъяли Знак. Так что никто ничего не украл, Закон не нарушен.
Несомненно небеса благоволили Зауру. Это ли не намёк, что после окончания жизни земной его примут в райских кущах? Хотелось бы в это верить, но… Заур не верил. Служил Господу – и знал, что ему уготовано более чем тёплое местечко в аду.
Переодевшись в примерочной, он уже собрался к выходу, когда звякнул колокольчик, извещая о визите нового клиента. Девицы-продавщицы дружно повернули к двери свои типично красивые головки. Заур последовал их примеру. Натужно сопя, обливаясь потом и багровея лицами, в магазин ввалились двое крепких парней в оранжевой униформе рабов.
Согнувшись чуть ли не вдвое, парни несли средних размеров ящик, сколоченный из сосновых досок. Сопровождал их нервный тип в дорогом костюме. Волосы мелкими завитушками, тонкие чёрные усики, глаза чуть навыкате, движения резкие, толстая золотая цепь на шее… Сутенёр, не иначе. Только сутенёры так безвкусно одеваются.
– Салют, курочки, – нервный тип коротко махнул рукой продавщицам.
Те дружно защебетали приветствия, из которых Заур понял, что насчёт сутенёра он почти что угадал, ибо тип в костюме – хозяин магазина, и зовут его Андрей Вячеславович. Небось, собеседования с будущими сотрудницами он проводит в своём кабинете на диванчике… Заур печально вздохнул. Везде разврат и блуд, никто не думает о бессмертной душе…
Не стоит здесь задерживаться. Времени и так нет.
Он двинул к выходу.
И тут тип в костюме его заметил – тотчас взгляд у типа стал испуганно-напряжённым и в то же время крайне решительным.
Такой взгляд бывает только у того, кто готов убивать. И потому дальше Заур действовал уже инстинктивно.
– Всем стоять!!! – дурным голосом заорал он, демонстративно сунув руку под плащ – вроде как потянувшись за оружием в кобуре. – Я – палач!!! Подготовиться к досмотру!!!
Не трамвай, не упавший с неба аэробус, а именно корабль, чтоб его!..
Замерев за грудой битого кирпича, я высматривал опасность: слева направо от себя и в глубину.: Увидеть даже лодку у светофора – плохая примета, а тут…
Ничего. Тишь да гладь.
Сверху в нас не целились – надо мной и Патриком лишь серое небо с серыми облаками. Или не облака это вовсе, а клубы серой пыли. Той самой, что везде вокруг: под ногами, на дороге, на домах, на стёклах… Поддень, сорви канализационный люк, загляни в подземелье – и там будет пыль, много пыли. Из этой пыли выросли, устремившись к облакам, свечки небоскрёбов. Треть из них обрушилась полностью, ещё треть – частично, примерно наполовину, но последняя треть удивительным образом уцелела – не в первозданном виде, конечно, но всё-таки. Дома выщербил ветер, оконные проёмы опустели, позволив пыли проникнуть в помещения…
Тишина беспокоила меня всё сильнее. Патрик тоже выказывал соответствующие признаки, но по иному поводу – он предлагал сняться-таки с ручника и топать дальше.
Я похлопал ладошкой по тяжеленной дурище, висевшей на правом плече, – это меня успокаивало. Скорострельная пушка сделана вроде бы из стали – ну, большей частью – и точно не на нашей Земле. А я-то был уверен, что в иных мирах придумали что-то особенное. Ага, как же! У Патрика, вон, тоже игрушка не оригинальней моей: ствол с частичным продольным оребрением, над ним – противомиражная шина, под ним – небольшое пластиковое цевье. Лента патронов на двести уложена в короб. Инженерная мысль на отдельно взятой планете даже в параллельных реальностях развивается примерно одинаково. Исключение – цивилизации путников. Эти с вывертом.
Я вновь взглянул на корабль. Надстройку его венчали сплетения антенн, а в носу зияла пробоина, в которую запросто мог въехать карьерный грузовик. Громадный якорь валялся в полусотне метров дальше, на тротуаре, от якоря к кораблю тянулась цепь, – каждое звено больше меня – но чуток не добирала, обрывалась у самой кормы. Над бортами торчали из башенок, грозя всему живому, трубы пушек. Не сейнер это, не траулер какой и точно не пассажирский лайнер.
– Город затопило, и тут плавали боевые суда, дырявя друг дружку и отправляя на дно проспектов? А потом вода сошла, и… – предположил я.
Патрик никак на это не отреагировал. «Летучий Голландец», перекрывший улицу, его категорически не смущал.
Я непроизвольно залюбовался сыном, затянутым с головы до ног в особую защиту. Он у нас с Миленой вырос грозой девиц пубертатного возраста. Да и кого постарше. Будь я особой женского пола, обязательно влюбился бы в такого парня. Ярко-голубые глаза с лёгким прищуром – прищур от меня – и пшеничные волосы завитушками. Они немного портят его имидж мачо, добавляют женственности, на чём и обламывается шпана, считая, что такого мальчонку можно легко поколотить. Но его не по годам развитые мышцы и широкие плечи быстро убеждают глупцов, что они погорячились с выбором жертвы.
– Батя, ну чего, идём уже? Или ещё помечтаем тут? Глядишь, скоро в асфальт врастём…
Мне всегда казалось, что Милена – моя бывшая – чрезмерно опекала нашего сына. Чуть что, – животик у него заболел, или охрип пацан после пятой порции пломбира – она устраивала такую истерику, что её мнение о нерадивом папашке слышали в радиусе трёх кварталов. Сын вырос, но Милена не изменилась. Патрик сидит вечерами дома – тревога, у нашего мальчика нет друзей, Край, ты же его отец, сделай что-нибудь… Патрик пропадает где-то по вечерам – кошмар и ужас, что происходит, он точно связался с плохими парнями, Край, займись наконец воспитанием ребёнка… Милена доводила себя до полуобморочного состояния, звонила мне, скандалила… Видела бы она, как наш сынок швырял в путника-ликвидатора автомобили посреди Нью-Йорка! Впрочем, и в этом случае она извела бы меня, беспокоясь, чтобы мальчик не надорвался…
И вот тут, за кучей битого кирпича, я впервые понял, что чувствовала моя бывшая.
Потому что нынче мы с сыном отнюдь не на прогулке.
Мы в исходнике – мире, породившем путников, и ими же превращённом в радиоактивную помойку, загаженную химическим оружием и ещё бог знает чем смертельно опасным. С миром своим путники разобрались так, будто люто его ненавидели. Именно отсюда началась их экспансия, их Всеобщее Единение, ради которого разведчики-метаморфы, способные изменять свои тела, заняли ответственные – ключевые! – посты в органах управления не только Вавилона, но и всей Украины. Быть может, такая же ситуация во всём мире: в каждой могущественной организации есть если не сами путники, то их представители – предатели рода человеческого по своей воле или против неё.
Тихонечко напевая под нос «Неба утреннего стяг, в жизни важен первый шаг»[1], я поднялся из-за кучи. Может, действительно перегибаю? Ну корабль и корабль, подумаешь…
Патрик ударил меня по лодыжке. Умело так подсёк ровно за миг до того, как я получил бы порцию осколков от разорвавшего перед кучей снаряда. Загрохотало и засвистело так, что я и думать позабыл о странных городских плавсредствах. Наоборот – даже обрадовался. Чутьё не подвело старого волка!
Вот только кто стрелял?!
И откуда?..
Вновь бахнуло.
Нас хорошенько присыпало кирпичным крошевом. И опять я не засёк стрелка.
Следующий снаряд лёг в полусотне метров дальше по улице от нашей кучи. Значит, цель – не мы? Кто и по кому тут стреляет, а? Нет ответа. А хочется узнать.
Как говорится, бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Из-за корабля, вздымая траками пыль и рыча мощным движком, выползло нечто сплошь в броне и противокуммулятивных блоках. Нечто обладало артиллерийской частью (направляющие, понятно, гладкостенные трубы) на поворотном основании. Уныло грозил небу зенитный пулемёт. Ствол его выгнуло чуть ли не под девяносто градусов. Бесполезный девайс, разве что для красоты.
Подобные гусеничные РСЗО[2] кто-то шибко умный продавал партизанам того бананового рая, где я отдавал свой интернациональный долг Родине. Аборигены, ещё вчера не знавшие, как выглядит автомат Калашникова, подозрительно быстро научились из джунглей обстреливать аэродром, на который садились самолёты с пополнением, жратвой и боеприпасами…
Залп. Разрыв в сотне метров от нас.
Собрав данные и проанализировав их, система управления огнём взаимодействует с органами управления и беспилотниками, а если взаимодействия нет – действует самостоятельно. Это крутой комп, которому человек не нужен и в нашем мире. Но при этом наверняка есть возможность перейти на ручное управление…
Тут надо пояснить следующее: мы здесь не просто так, но потому что путники хотят превратить нашу Землю в такую же помойку, какой стал их родной мир. Мы с Патриком собираемся помешать им. Хотим раз и навсегда остановить их экспансию. А для этого надо всего лишь найти Цитадель, как сказал Патрик, потому что в ней с самого сотворения исходника хранится одна хитрая штуковина, могущественный артефакт, который называется… Глупо называется. Не нравится мне название этого артефакта. Ну да ладно. Главная же проблема заключалась в том, что Лоно моего сына – пятиметровой высоты яйцо для передвижения в пространстве и между реальностями – никак нельзя было направить прямо к Цитадели, потому что вблизи неё яйцо энергетически дестабилизировалось бы, после чего мы, скорее всего, погибли бы.
Патрик забросил нас в ближайший к Цитадели сектор исходника, куда мы могли попасть без риска дестабилизации. Этот сектор, как заверил меня сын, самый безопасный в исходнике, разделённом на множество отличных друг от друга секторов. Самый безопасный – потому что он населён всего лишь киборгами.
Ага, «всего лишь»…
Проваливаясь траками в пыль, РЗСО медленно ползла в нашу сторону и безобидной отнюдь не выглядела. Жахни она по груде кирпича со всех стволов сразу – и от нас не останется даже горстки пепла для похорон.
– Батя, тсс! – почти бесшумно шевельнул губами Патрик. – Даже не дыши.
Я кивнул – мол, верно, сынок, тихо пересидим, авось пронесёт.
И, поднявшись в полный рост, вышел из-за кучи, за которой мы так уютно обосновались.
– Привет! – Я махнул рукой бронированному монстру, представив, что оптика его, которая меня нынче изучает – это глаза. Карие. Или нет, лучше зелёные. – Как дела?!
Разговаривать с киборгами – плохая примета? Не знаю, сейчас проверим.
Спустя секунду я всё ещё был жив, а бронированная тележка остановилась. Движок, впрочем, она не заглушила – топливо не экономит, сволочь. Её электронный мозг, небось, вскипел, анализирую ситуацию: откуда здесь человек, кто он, почему так странно себя ведёт, а есть ли ещё, а вдруг это засада?.. Ну, меня бы точно посетили все эти вопросы.
Как я и ожидал, Патрик попытался взять на себя управление моим телом, но его ментальные штучки на меня не действовали. Надеюсь, он сообразит, зачем я всё это затеял, и подыграет мне. Без помощи сына вся моя безумная затея превратится в глупую самоубийственную выходку.
Смиренно выставив перед собой ладошки, я улыбнулся во все тридцать два без кариеса. Даже в банановом раю смутно разумные партизаны понимали этот жест. Но сумеет ли сообразить броневичок путников, что я не хочу неприятностей? Мне всегда удавалось косить под наивного дурачка, чтобы расслабить врага, пожелавшего вступить в переговоры. Надеюсь, старый финт прокатит при общении с боевой машиной-киборгом.
– Эй, красотка! Отлично выглядишь! – не делая резких движений, плавно забирая в сторону от кирпичной кучи, я принялся отпускать РСЗО комплименты. Возможно, я делал это неумело, потому что после моих слов гусеницы провернулись, и бронемашина медленно поползла вперёд. Но откуда, чёрт побери, мне знать, какие комплименты нравятся киборгам, а какие приводят их в бешенство?.. Неожиданно для себя я ляпнул: – Миру – мир!
Язык мой – враг мой.
Я б ещё броневику про труд и май рассказал, ёлы!
Под бронёй что-то протяжно загудело, и я тут же сорвался с места – к соседней груде стройматериалов. Снаряд ударил туда, где ещё пару секунд назад стоял я. В спину мне швырнуло кирпичным крошевом. Падая, я обернулся – и увидел, что Патрика на прежнем месте нет. Тут же вскочив и на ходу открыв огонь из своей скорострельной пушки, я метнулся к следующей куче, но, не добежав до неё, рухнул навзничь.
И правильно сделал.
Ибо микросхемы, заменяющие киборгу извилины, прикинули, что согласно траектории движения через секунду я окажусь за кучей. Вот потому следующий залп был тремя снарядами сразу – и кучу попросту снесло до основания и разметало по окрестностям. С полцентнера её обломков насыпало на меня.
Идиот! Нашёл с кем говорить! Ладно бы с уродом каким, с тварью, отщепенцем, не достойным не то что пули, но даже удара мотыгой в висок! Но ты же, Макс, затеял беседу по душам с бездушной машиной! С роботом, усиленным многослойной бронёй!
Подниматься и бежать к новому укрытию смысла не было. Во-первых, не успел бы. Во-вторых, меня всё равно накрыло бы следующим залпом. Поэтому я жахнул длинной очередью из пушки, собранной в неизвестном мне мире. С лобовой брони сорвало парочку противокуммулятивных блоков – это всё, чего я добился перед грядущей неотвратимой гибелью.
Я пристально – не моргая! – смотрел на мчащую ко мне РСЗО. Сейчас из направляющих вылетят птички, и…
Человек в защите и с оружием в руках – это Патрик! – отделился от пыли и камней в полуметре от гусеницы бронемашины – мог ведь угодить под траки, мальчишка!.. – и ловко, в одно движение запрыгнул на отнюдь не низкий борт киборга.
Реакция боевой машины на этот демарш последовала незамедлительно: она изменила направления движения, сшибая всё на своём пути, проехала метров десять, затем резко остановилась и принялась вертеться на месте. При этом артиллерийская часть тоже принялась вертеться, но в другую сторону и выстреливая снаряды. Патрик чудом просто уклонялся, и чудом же его не сбросило под траки. Всё это я видел, мчась галопом к РСЗО и не забывая при этом разряжать свою пушку, целясь исключительно по приборам и до смерти боясь попасть в Патрика. К чести моего сына, он не стал дожидаться, пока его прикончим либо я, либо взбесившийся киборг, но изловчился оказаться у люка, ведущего в отделение управления. Выстрелом он вышиб замок, затем нырнул внутрь.
И вот тут вся ярость боевой машины обратилась на меня.
Весь боекомплект она расстреляла в небо и соседние небоскрёбы, пытаясь попасть в Патрика, но догнать меня и раскатать по асфальту и пыли могла запросто. Выругавшись сквозь зубы, я принялся всаживать очередь за очередью в гусеницы прущей на меня РСЗО. Перебить траки и тем самым остановить кибернетическую бронемашину – это был единственный мой шанс на спасение. О том, что это противоречит моего первоначальному плану, ради которого всё и затеялось, я не думал. Не до того было. Тем более что траки оказались крепкими, «разуть» броневик путников мне не удалось – подпрыгивая на кирпичных кучах, взбираясь на них и плюхаясь на асфальт, бронированный монстр стремительно сокращал расстояние между нами. А тут ещё и патроны закончились. Уронив бесполезную уже пушку, я чуть наклонился и согнул ноги в коленях, собираясь напоследок поиграть с киборгом в тореадора.
Метрах в пяти от меня бронемашина резко остановилась, подняв облако пыли.
И меня выключило. У Края сорвало крышу. Заорав, я сжал кулаки и, рыча, бросился на врага.
Из люка отделения управления вынырнула голова Патрика и удивлённо поинтересовалась:
– Ты чего, батя? Я просто тачку поближе подогнал.
Надрать бы ему уши за эту шутку – меня едва кондрашка не хватила! – или в угол на гречку! Правда, я его даже маленького не наказывал, а уж теперь-то… м-да…
Я полез на броню.
– Батя, ты сам виноват, – Патрик понял, что я зол на него и принялся оправдываться. – Не надо было вообще всё это затевать. Проехала бы эта тачка мимо, а мы бы…
– Пешком, да, сынок? Пошли бы туда, не знаю куда. И нашли бы то, не знаю что. – Со слов Патрика я знал, что соседние секторы исходника связаны между собой надпространственными порталами и только ими; иначе, как через портал, в другой сектор не попадёшь. Вот только сынок мой не в курсе, где эти порталы искать и как они выглядят. – Но у нас мало времени для пеших прогулок. Мы можем не успеть. В Киев бионоид-бомба в любой момент может шарахнуть, забыл?! – Сказав это, я с гниленьким таким облегчением подумал о Милене. Хорошо, что она в Вавилоне, который достаточно удалён от Киева, чтоб его не зацепило ударной волной и не засыпало радиоактивной пылью.
Патрик исчез в отделении управления и уже оттуда пробурчал:
– Батя, в исходнике время не имеет значения! Если у нас всё получится, мы спасём не только Киев. – После чего, чуть подумав, он добавил: – Почти всегда и везде не имеет значения. Но на подступах к Цитадели имеет значение вообще всё.
От сына веяло спокойной уверенностью, но он меня не убедил своими сентенциями насчёт времени. Даже если у Заура всё получится, в любой момент – прямо сейчас – американцы могут задействовать план СИОП[3], согласно которому подлежат уничтожению так называемые «ядерные цели» на территориях таких государств, как Россия, КНР, Иран, Ливия, Сирия, Пакистан, Северная Корея…
– Подвинься, – велел я Патрику и забрался в отделение управления.
Разглядывая «салон», я загрустил. Да, это не моя гламурная машинка 4х4 с прожекторами на крыше, тонированными стеклами и полным фаршем везде, куда его только можно запихнуть. Танк – так ласково я называл свой джип – пришлось бросить в Киеве. Если там, где-нибудь возле Родины-матери, взорвётся бионоид, подобный ядерной бомбе, от моей бронированной тачки останутся рожки да детальки кучкой и россыпью. Так что Заур обязан постараться. Иначе я ему этого не прощу.
Резко захотелось домой.
Ну что я здесь делаю, а?
Плюхнуться бы сейчас на кожаный диванчик моего клуба «Янтарь», и чтобы рядом полуголые девицы, и ди-джей мутит микс из брейкбита, регги и еще бог знает чего… Так нет, я вынужден торчать тут, в исходном мире путников, да ещё в таких некомфортных условиях!
– Ну что, батя, прокатимся с ветерком?
Я ещё раз кинул взглядом по отсеку, прикидывая, что бы мне такое сунуть под задницу, чтобы не отшибить копчик на ухабах, – и замер с открытым ртом.
На спину будто вылили ведро воды из колодца.
Справа от меня на крышке блока непонятного мне назначения было криво выведено – предположительно кровью и без знаков препинания: «ПРИВЕТ КРАЙ».
– Твоя безграмотная шутка? – я показал надпись сыну и по тому, как он побледнел, понял, что не его.
Буквально вышвырнув Патрика вместе с его стволом из бронемашины, я щучкой вынырнул из люка, скатился по броне и, умудрившись каблуками приземлиться на асфальт, подхватив не столь ловкого, как я, сына под локоть.
– Быстрее!!! – Я потащил Патрика прочь от РСЗО.
Через десяток шагов, он вырвал руку, и мы смогли устроить полноценные соревнования по бегу по пересечённой местности.
А потом сзади раскатисто ухнуло.
В тыл толкнуло ударной волной. Я упал, Патрик растянулся рядом. Сверху сыпануло всякой дрянью, над нами пролетело что-то большое и пылающее…
Я обернулся – от РСЗО остались только ошмётки, разбросанные по сторонам. Ещё бы немного засиделись в отделении управления, и…
– Улыбнись, батя, нас снимает скрытая камера! – вдруг фальшиво радостно заявил Патрик.
Да, я тоже был безмерно счастлив, что мы всё ещё живы, но причём тут камера?..
Сын показал мне пальцем, причём. При том бетонном столбе, у которого мы разлеглись. Довольно высоко на нём установили видеокамеру наружного наблюдения, которая как раз сейчас пялилась на нас красным глазком-объективом.
Несомненно за нами наблюдали.
И ещё эта надпись кровью…
– Дай! – потребовал я у Патрика оружие.
Снайпером я никогда не был и вряд ли уже стану, но в камеру попал с первого выстрела.
* * *
Липкие от пота пальцы выдернули из кармана телефон.Заур собрал этот аппарат по кусочкам в больничной палате – после того, как его, истового слугу Закона, разжаловали, низвергли, точно падшего ангела!..
Он вспомнил, как всё было: Алекс Пападакис, шеф, забирает служебный планшет и Знак, а Мигель, мерзкая мексиканская душонка, продажный палач, радуется!.. Глаза заволокло багрово-чёрной пеленой.
«Телефон, – напомнил себе Заур. – Главное сейчас – телефон».
Покорёженный, разбитый пластик, экран «поплыл», почти весь теперь – чёрное пятно. Обломки стали единым целым и не рассыпались только благодаря скотчу, а работало сие устройство исключительно по воле Божьей и, наверное, потому, что Зауру сейчас очень не помешал бы звонок друга. Но друг – друг ли тебе, палачу, разыскиваемый Интерполом Максим Краевой по прозвищу Край? – не желал выходить на связь, а помощь зала в шоу под названием «Жизнь» отменили давным-давно.
Так что, попрощавшись с сестрой и выйдя из больницы, первый делом Заур заглянул в магазин. Нет, не в продуктовый маркет, хотя он уже позабыл, когда в последний раз что-то пережёвывал и глотал, а в самый настоящий бутик для мажоров.
Девушки, скучавшие в просторном светлом помещении, разбитом на два цветных сектора – гламурно-розовый и серьёзно-серый – были бы миленькими, если бы не презрение, сквозившее во взглядах. Подведенные дорогой тушью глазки так и сверлили затылок Заура, единственного посетителя бутика. Презрение пока что по капелькам сочилось сквозь профессиональные улыбки, надетые на лица с десяти утра до восемнадцати вечера, без перерывов. Но скоро сквозь свищ хлынет целый фонтан злобы.
Заура часто не принимали всерьез. Он ведь высокий – без малого два метра – и очень худой. Ну просто очень-очень. Можно сказать, тощий, аж щёки впали. А ещё он очкарик. И очки у него с линзами такими толстыми, будто сняты с иллюминатора океанского лайнера. Без них он завидовал кроту – из-за феноменальной зоркости последнего. Мало того, Заур хромает – девушки не могли этого не заметить, когда он вошёл в магазин и, оглядываясь по сторонам, принялся яростно тереть искусственной ладонью – вместо одной руки у него дешёвый протез – свой лысый, как колено, череп. Словно в отместку голова вмиг покрылась потом и заблестела в свете ламп у потолка. Матовыми остались только многочисленные шрамы.
Разве можно, будучи в здравом уме, воспринять всерьез такого олуха царя небесного, как Заур? Учитывая, что он впервые в этой части города, и его тут не знают? И ладно окружающие, сам Заур, признаться, себя подначивает, смотрясь в зеркало. А тут он заявился в шикарный бутик после конкретной передряги – как последний бомжара, в грязной вонючей одежде, которую проще сжечь, чем отстирать.
Хромая, он проследовал в серый сектор магазина, где продавалось всё, что нужно настоящему мачо, – от бензиновых зажигалок и галстуков до роскошных меховых шуб. Там Заур быстро определился с перчатками, – конечно же, чёрными кожаными. Требования к ним были предельно простые: цвет, материал и чтобы не жали, а то искусственным пальцам неприятно. С нижним бельём и брюками тоже проблем не возникло, а вот плащ…
С плащом была просто беда.
Пока что ни один из осмотренных не соответствовал главному требованию.
– Мужчина, вы, наверное, заблудились? – услышал он и обернулся на голос.
То, что продавщица, блондинка-барби базовой комплектации, зашла к нему со спины, он и так знал – с первого её шага к нему. Это его профессия – знать подобное и ещё многое другое. Он обернулся к ней лишь потому, что невежливо общаться с людьми, показывая им тыл вместо лица.
– Заблудились, да? – повторила барби. – Бесплатная столовая для неимущих через дорогу. Третий дом справа, первый подъезд.
Сунув кисти, – новые перчатки уже натянуты, не жмут – в карманы очередного плаща, Заур участливо поинтересовался:
– Частенько туда захаживаете? В столовую? Раз адресок так хорошо запомнили?
Губы девицы задрожали, из-под многих слоёв косметики на лице проступили малиновые пятна. «Неужели стыдно стало?» – подумал Заур и сам себе не поверил.
– Я… Я… – только и могла выдавить девица.
Заур пришёл к ней на помощь:
– Вы всего лишь пошутили, верно? Ну а я пошутил в ответ. Кстати, вы удачно подошли. Вовремя. Мне нужна консультация. Точнее – мне нужен плащ. С карманами. И чтобы в каждый можно по килограмму картофеля засунуть, и при этом незаметно было.
– Вы что – фермер? – язвительно поинтересовалась барби, вновь обретя способность говорить.
Заур кивнул – линзы очков блеснули в унисон лысине – и обронил, пока блондинка не успела сказать глупость, из-за которой её должно будет заковать в колодки и передать работорговцам:
– Я – палач.
Это вмиг сбило с неё спесь. Она так и застыла с открытым ртом.
– И давайте побыстрее, я очень тороплюсь, – распорядился Заур.
Наличных у него оказалось…. вообще не оказалось. Поэтому, зайдя на сайт Управы, он оформил все покупки по безналу за госсчёт. Пароль Заура ещё не аннулировали – значит, Пападакис не провёл по базе увольнение нерадивого сотрудника, а следовательно, официально Заур – всё ещё палач, пусть даже у него изъяли Знак. Так что никто ничего не украл, Закон не нарушен.
Несомненно небеса благоволили Зауру. Это ли не намёк, что после окончания жизни земной его примут в райских кущах? Хотелось бы в это верить, но… Заур не верил. Служил Господу – и знал, что ему уготовано более чем тёплое местечко в аду.
Переодевшись в примерочной, он уже собрался к выходу, когда звякнул колокольчик, извещая о визите нового клиента. Девицы-продавщицы дружно повернули к двери свои типично красивые головки. Заур последовал их примеру. Натужно сопя, обливаясь потом и багровея лицами, в магазин ввалились двое крепких парней в оранжевой униформе рабов.
Согнувшись чуть ли не вдвое, парни несли средних размеров ящик, сколоченный из сосновых досок. Сопровождал их нервный тип в дорогом костюме. Волосы мелкими завитушками, тонкие чёрные усики, глаза чуть навыкате, движения резкие, толстая золотая цепь на шее… Сутенёр, не иначе. Только сутенёры так безвкусно одеваются.
– Салют, курочки, – нервный тип коротко махнул рукой продавщицам.
Те дружно защебетали приветствия, из которых Заур понял, что насчёт сутенёра он почти что угадал, ибо тип в костюме – хозяин магазина, и зовут его Андрей Вячеславович. Небось, собеседования с будущими сотрудницами он проводит в своём кабинете на диванчике… Заур печально вздохнул. Везде разврат и блуд, никто не думает о бессмертной душе…
Не стоит здесь задерживаться. Времени и так нет.
Он двинул к выходу.
И тут тип в костюме его заметил – тотчас взгляд у типа стал испуганно-напряжённым и в то же время крайне решительным.
Такой взгляд бывает только у того, кто готов убивать. И потому дальше Заур действовал уже инстинктивно.
– Всем стоять!!! – дурным голосом заорал он, демонстративно сунув руку под плащ – вроде как потянувшись за оружием в кобуре. – Я – палач!!! Подготовиться к досмотру!!!