Страница:
На КП вернулись в час ночи. Василевский доложил по ВЧ Сталину о проделанной за день работе и о своих впечатлениях о Черняховском: «работает много, умело и уверенно…» Затем высказал беспокойство по поводу срыва графика прибытия войск, боевой техники, боеприпасов, горючего.
Уже через сутки начальник тыла фронта почувствовал результаты этих переговоров. Эшелоны начали прибывать один за другим. Все же закончить подготовку в сроки не удавалось. По предложению представителей Ставки начало операции было перенесено на 23 июня.
17 июня Василевский был срочно вызван в Москву, а на следующий день на совещании при Верховном Главнокомандующем еще раз согласовал ввод в сражение танковой армии Ротмистрова на Оршанско-Борисовском направлении, как на кратчайшем и наиболее выгодном по условиям местности для маневра.
Перед отъездом Василевского из Москвы маршал Жуков обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой окончательно решить вопрос о перенесении срока наступления для войск 1-го Белорусского фронта на 24 июня, то есть на день позже. Сталин попросил Василевского высказать свое мнение, предварительно выяснив точку зрения командующих фронтами.
Василевский пригласил к аппарату ВЧ Черняховского.
— Как вы относитесь к тому, что Жуков просит начать наступление 1-го Белорусского фронта на сутки позже вас?
— А какими соображениями он руководствуется?
— Во-первых, это позволит поочередно использовать авиацию. Во-вторых, затруднит противнику разгадать общий замысел — окружение его основной группировки. — Маршал помедлил. — Ну и нам с вами это предоставит определенное преимущество…
— Какое, если не секрет?
— При таком варианте мы будем иметь времени на сутки больше, чем Рокоссовский, для освобождения столицы Белоруссии — Минска. Придется согласиться, Иван Данилович. Вероятно, это к лучшему. Как идет подготовка к наступлению?
— Полным ходом, железнодорожники подтягиваются.
20 июня Василевский вернулся в штаб 3-го Белорусского фронта и вместе с Черняховским рассмотрел вопросы авиационного обеспечения предстоящей операции.
Во второй половине июня была завершена перегруппировка. Войска заняли исходные позиции для наступления. В ночь на 22 июня Черняховский, Макаров, Родин, Баранов, Иголкин во главе оперативной группы штаба фронта заняли передовой командно-наблюдательный пункт на высоте 108,5 севернее Минского шоссе, примерно в трех километрах от переднего края. Штаб фронта во главе с генералом Покровским продолжал осуществлять управление войсками с командного пункта, находящегося в лесу южнее Гусина.
Высота, на которой располагался КНП, ничем не отличалась от других высоток, во множестве разбросанных на этом рубеже. Однако здесь было оборудовано столько укрытий, что, если не знать схему их расположения, легко можно было запутаться. В центре подземного городка размещался блиндаж командующего и члена Военного совета, рядом — представителя Ставки Маршала Советского Союза А.М. Василевского, справа и слева — блиндажи командующих родами войск. Все укрытия соединялись между собой ходами сообщения и были тщательно замаскированы. Небо над этой высотой патрулировалось истребителями. Место расположения КНП трижды фотографировалось с воздуха для проверки надежности маскировки.
Накануне операции Черняховский переговорил по телефону с командармами, убедился в готовности войск. В сотый раз, склонившись над картой, перебрал все возможные варианты контрударов противника. Несмотря на позднюю ночь, вызвал начальника оперативного управления генерал-майора Иголкина.
— Держите постоянную связь с соседними фронтами. Очень важно знать, как противник будет реагировать на атаку на их участках.
Иголкин впервые заметил волнение в голосе Черняховского.
— Иван Данилович, с соседями поддерживается надежная связь. Всю необходимую информацию получаем вовремя.
Командующий фронтом и начальник оперативного управления, обсудив все первоочередные вопросы, расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. И им без слов было понятно, как важно теперь хорошо отдохнуть. Но Иван Данилович никак не мог успокоиться. Он пришел в блиндаж на западных скатах высоты, где у стереотрубы дежурил наблюдатель. Только вспышки ракет время от времени разрывали темноту. Враг не проявлял активности.
Ивану Даниловичу предстояло провести первую фронтовую операцию, в которой участвовало огромное количество войск и боевой техники. Это и радовало его и тревожило.
22 июня вслед за ударами артиллерии и авиации танки и пехота 3-го Белорусского фронта начали атаку на ряде участков. По ту сторону фронта, в штабе командующего группой армий «Центр» зазвонили все телефоны. Разбудили Буша. Он выслушал сообщение, буркнул: «Опять помогают своим партизанам», — и бросил трубку.
Белорусские партизаны за последние три дня разрушили много железнодорожных коммуникаций противника, ведя так называемую «рельсовую войну». Войска группы армий «Центр» лишились регулярного снабжения вооружением, боеприпасами, горючим, и фельдмаршал фон Буш вынужден был из своего резерва направлять дивизию за дивизией на охрану коммуникаций.
Телефон зазвонил опять.
— Господин фельдмаршал, у аппарата командующий 4-й армией.
— Докладывайте!
— Русские крупными силами атаковали наши позиции в направлении Орши.
Генерал не имел точных данных и, переоценив силы русских, допустил непоправимую ошибку. Командующий 3-й танковой армией доложил, что на Витебском направлении успешно отбил атаку русских…
Фельдмаршал фон Буш продолжал считать главным направление Орша — Минск. Он исключал возможность наступления крупных сил русских на Богушевском направлении, в условиях болотистой местности и множества озер, и основное внимание сосредоточил на Минском шоссе. Командующему 4-й армией он приказал ввести в бой резервы дивизий и остановить продвижение русских на Оршу. «Сегодня, 22 июня, три года назад мы начали „дранг нах остен“. Не исключено, что в этот памятный для русских день они решили преподнести нам серьезный сюрприз».
Буш еще не догадывался, что командующий 3-м Белорусским фронтом ввел его в заблуждение, выдав разведку боем за начало общего наступления, чтобы раскрыть систему огня немецкой обороны.
До решающих событий оставалось менее суток. Заканчивалось выдвижение частей на исходные позиции. Тем временем наша авиация наносила мощные удары по резервам и аэродромам противника в районах Орши, Борисова и Минска.
Один за другим возвращались из соединений представители штаба фронта с докладами о результатах боя передовых батальонов. В штабах согласовывали последние детали начинающейся операции.
Все дни стояла сухая, жаркая погода, но в ночь на 23 июня прошел сильный дождь. Ему были рады все, кроме саперов и связистов: первые беспокоились, не развезет ли грунтовые дороги, вторые — не скажется ли влажность на слышимости телефонных переговоров.
Грунтовые дороги не успели размокнуть, но телефонная связь действительно ухудшилась.
На фронте нередко случалось, что связь выходила из строя именно тогда, когда в ней была наибольшая необходимость. На рассвете Черняховский приказал Комарову связать его с командиром одной из дивизий, но с телефонного узла ответили, что связи нет.
Черняховский тотчас же отдал строжайший приказ начальнику связи генералу Бурову обеспечить непрерывную телефонную связь. От предложения переговорить по радио командующий фронтом отказался: радиостанции до начала наступления должны были молчать. Приказ о радиомаскировке соблюдался строго, даже слишком строго. Позже обер-фельдфебель, взятый в плен под Витебском, показал: «Мы привыкли к обычному режиму работы ваших радиостанций. И вдруг все они замолчали».
Генералу Бугрову пришлось срочно перестроиться: часть новых средств, предназначенных для связи в оперативной глубине, использовать на исходных позициях. В ночь накануне наступления старый провод между дивизиями заменили на новый. В пять часов утра Буров доложил Черняховскому: «Проводная связь до дивизии включительно работает бесперебойно».
Перед началом Белорусской операции в тылу у противника активизировала боевые действия трехсоттысячная армия белорусских партизан. Народные мстители день ото дня усиливали удары по врагу. Под ногами гитлеровцев горела земля. Советские люди и воины Красной Армии были едины и полны решимости разгромить оккупантов и очистить белорусскую землю. Еще задолго до начала операции «Багратион» воины-белорусы действующей армии обратились с призывом к своим землякам.
2
Уже через сутки начальник тыла фронта почувствовал результаты этих переговоров. Эшелоны начали прибывать один за другим. Все же закончить подготовку в сроки не удавалось. По предложению представителей Ставки начало операции было перенесено на 23 июня.
17 июня Василевский был срочно вызван в Москву, а на следующий день на совещании при Верховном Главнокомандующем еще раз согласовал ввод в сражение танковой армии Ротмистрова на Оршанско-Борисовском направлении, как на кратчайшем и наиболее выгодном по условиям местности для маневра.
Перед отъездом Василевского из Москвы маршал Жуков обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой окончательно решить вопрос о перенесении срока наступления для войск 1-го Белорусского фронта на 24 июня, то есть на день позже. Сталин попросил Василевского высказать свое мнение, предварительно выяснив точку зрения командующих фронтами.
Василевский пригласил к аппарату ВЧ Черняховского.
— Как вы относитесь к тому, что Жуков просит начать наступление 1-го Белорусского фронта на сутки позже вас?
— А какими соображениями он руководствуется?
— Во-первых, это позволит поочередно использовать авиацию. Во-вторых, затруднит противнику разгадать общий замысел — окружение его основной группировки. — Маршал помедлил. — Ну и нам с вами это предоставит определенное преимущество…
— Какое, если не секрет?
— При таком варианте мы будем иметь времени на сутки больше, чем Рокоссовский, для освобождения столицы Белоруссии — Минска. Придется согласиться, Иван Данилович. Вероятно, это к лучшему. Как идет подготовка к наступлению?
— Полным ходом, железнодорожники подтягиваются.
20 июня Василевский вернулся в штаб 3-го Белорусского фронта и вместе с Черняховским рассмотрел вопросы авиационного обеспечения предстоящей операции.
Во второй половине июня была завершена перегруппировка. Войска заняли исходные позиции для наступления. В ночь на 22 июня Черняховский, Макаров, Родин, Баранов, Иголкин во главе оперативной группы штаба фронта заняли передовой командно-наблюдательный пункт на высоте 108,5 севернее Минского шоссе, примерно в трех километрах от переднего края. Штаб фронта во главе с генералом Покровским продолжал осуществлять управление войсками с командного пункта, находящегося в лесу южнее Гусина.
Высота, на которой располагался КНП, ничем не отличалась от других высоток, во множестве разбросанных на этом рубеже. Однако здесь было оборудовано столько укрытий, что, если не знать схему их расположения, легко можно было запутаться. В центре подземного городка размещался блиндаж командующего и члена Военного совета, рядом — представителя Ставки Маршала Советского Союза А.М. Василевского, справа и слева — блиндажи командующих родами войск. Все укрытия соединялись между собой ходами сообщения и были тщательно замаскированы. Небо над этой высотой патрулировалось истребителями. Место расположения КНП трижды фотографировалось с воздуха для проверки надежности маскировки.
Накануне операции Черняховский переговорил по телефону с командармами, убедился в готовности войск. В сотый раз, склонившись над картой, перебрал все возможные варианты контрударов противника. Несмотря на позднюю ночь, вызвал начальника оперативного управления генерал-майора Иголкина.
— Держите постоянную связь с соседними фронтами. Очень важно знать, как противник будет реагировать на атаку на их участках.
Иголкин впервые заметил волнение в голосе Черняховского.
— Иван Данилович, с соседями поддерживается надежная связь. Всю необходимую информацию получаем вовремя.
Командующий фронтом и начальник оперативного управления, обсудив все первоочередные вопросы, расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. И им без слов было понятно, как важно теперь хорошо отдохнуть. Но Иван Данилович никак не мог успокоиться. Он пришел в блиндаж на западных скатах высоты, где у стереотрубы дежурил наблюдатель. Только вспышки ракет время от времени разрывали темноту. Враг не проявлял активности.
Ивану Даниловичу предстояло провести первую фронтовую операцию, в которой участвовало огромное количество войск и боевой техники. Это и радовало его и тревожило.
22 июня вслед за ударами артиллерии и авиации танки и пехота 3-го Белорусского фронта начали атаку на ряде участков. По ту сторону фронта, в штабе командующего группой армий «Центр» зазвонили все телефоны. Разбудили Буша. Он выслушал сообщение, буркнул: «Опять помогают своим партизанам», — и бросил трубку.
Белорусские партизаны за последние три дня разрушили много железнодорожных коммуникаций противника, ведя так называемую «рельсовую войну». Войска группы армий «Центр» лишились регулярного снабжения вооружением, боеприпасами, горючим, и фельдмаршал фон Буш вынужден был из своего резерва направлять дивизию за дивизией на охрану коммуникаций.
Телефон зазвонил опять.
— Господин фельдмаршал, у аппарата командующий 4-й армией.
— Докладывайте!
— Русские крупными силами атаковали наши позиции в направлении Орши.
Генерал не имел точных данных и, переоценив силы русских, допустил непоправимую ошибку. Командующий 3-й танковой армией доложил, что на Витебском направлении успешно отбил атаку русских…
Фельдмаршал фон Буш продолжал считать главным направление Орша — Минск. Он исключал возможность наступления крупных сил русских на Богушевском направлении, в условиях болотистой местности и множества озер, и основное внимание сосредоточил на Минском шоссе. Командующему 4-й армией он приказал ввести в бой резервы дивизий и остановить продвижение русских на Оршу. «Сегодня, 22 июня, три года назад мы начали „дранг нах остен“. Не исключено, что в этот памятный для русских день они решили преподнести нам серьезный сюрприз».
Буш еще не догадывался, что командующий 3-м Белорусским фронтом ввел его в заблуждение, выдав разведку боем за начало общего наступления, чтобы раскрыть систему огня немецкой обороны.
До решающих событий оставалось менее суток. Заканчивалось выдвижение частей на исходные позиции. Тем временем наша авиация наносила мощные удары по резервам и аэродромам противника в районах Орши, Борисова и Минска.
Один за другим возвращались из соединений представители штаба фронта с докладами о результатах боя передовых батальонов. В штабах согласовывали последние детали начинающейся операции.
Все дни стояла сухая, жаркая погода, но в ночь на 23 июня прошел сильный дождь. Ему были рады все, кроме саперов и связистов: первые беспокоились, не развезет ли грунтовые дороги, вторые — не скажется ли влажность на слышимости телефонных переговоров.
Грунтовые дороги не успели размокнуть, но телефонная связь действительно ухудшилась.
На фронте нередко случалось, что связь выходила из строя именно тогда, когда в ней была наибольшая необходимость. На рассвете Черняховский приказал Комарову связать его с командиром одной из дивизий, но с телефонного узла ответили, что связи нет.
Черняховский тотчас же отдал строжайший приказ начальнику связи генералу Бурову обеспечить непрерывную телефонную связь. От предложения переговорить по радио командующий фронтом отказался: радиостанции до начала наступления должны были молчать. Приказ о радиомаскировке соблюдался строго, даже слишком строго. Позже обер-фельдфебель, взятый в плен под Витебском, показал: «Мы привыкли к обычному режиму работы ваших радиостанций. И вдруг все они замолчали».
Генералу Бугрову пришлось срочно перестроиться: часть новых средств, предназначенных для связи в оперативной глубине, использовать на исходных позициях. В ночь накануне наступления старый провод между дивизиями заменили на новый. В пять часов утра Буров доложил Черняховскому: «Проводная связь до дивизии включительно работает бесперебойно».
Перед началом Белорусской операции в тылу у противника активизировала боевые действия трехсоттысячная армия белорусских партизан. Народные мстители день ото дня усиливали удары по врагу. Под ногами гитлеровцев горела земля. Советские люди и воины Красной Армии были едины и полны решимости разгромить оккупантов и очистить белорусскую землю. Еще задолго до начала операции «Багратион» воины-белорусы действующей армии обратились с призывом к своим землякам.
«К тебе, народ наш, народ-богатырь, обращаются сыны твои, — писали бойцы. — Каждый день и час носим в сердце образ любимой Родины. Каждым вздохом своим, каждой мыслью своею с вами мы, дорогие, с вами, любимые… Наши сердца жжет великая бессмертная ненависть к врагу… Эта ненависть ведет нас а грозные атаки, она зовет нас бить врага, бить его люто, нещадно, насмерть…
Мы слышим стоны родной земли, видим муки ее, видим зарево пожарищ на ее опустевших просторах… Но не сломила вас вражья неволя. Не склонили вы колен перед оккупантами. Захвачена Беларусь, но не покорен народ ее, не сломлена воля ее к борьбе и победе… Мы слышим вас ежедневно, наши братья, белорусские партизаны. Мы гордимся первыми героями партизанской борьбы Бумажковым и Павловским…
Вместе с братьями своими, русскими и украинцами, вместе а воинами всех народов Советского Союза мы принесем освобождение родной земле, возвратим свободу и радость родному и многострадальному нашему белорусскому народу…»
2
Наступило утро 23 июня. По сигналу красных ракет залпы «катюш» оповестили о начале артиллерийской подготовки. Земля застонала от грома сотен батарей. Позиции противника (по фронту более тридцати и в глубину до семи километров) сплошь покрыл дым разрывов. Приняв проведенную накануне разведку боем за общее наступление, противник выдвинул резервы в тактическую зону обороны, подставив этим свои войска под удар нашей артиллерии и авиации.
Артиллерийская канонада, рев авиационных моторов слились в один общий гул. Волна за волной шли на вражеские позиция наши самолеты. Отбомбившиеся эскадрильи тут же сменялись другими. Черняховский сознавал, какие огромные силы пришли в движение по его приказу, и испытывал радостное возбуждение. Артиллерийская подготовка подходила к концу, командующего фронтом интересовало, насколько эффективно подавлена оборона врага? Как нужны были сейчас Черняховскому мнения командармов, наблюдавших за противником на своих участках прорыва! Но он не беспокоил пока ни одного из них, понимая, как они заняты. Эти минуты стоили ему напряжения всех сил. Выдержку Черняховского по достоинству оценили подчиненные, которым не раз приходилось испытывать на себе излишнюю нервозность вышестоящих начальников: она передавалась сверху вниз и зачастую вредила делу.
В первый час артподготовки командующий получал информацию по линии штабов, и этих данных было достаточно, чтобы оценить обстановку и отдать соответствующие распоряжения. Он приказал командующему воздушной армией усилить удары вдоль Минского шоссе и нацелить часть штурмовой и бомбардировочной авиации на подавление вновь обнаруженной артиллерии противника. Наконец потребовал от командармов доклада о результатах артподготовки. Выяснилось, что огонь в полосах армий Глаголева и Галицкого оказался менее эффективным, чем на участках Крылова и Людникова.
Черняховский, не отрываясь от стереотрубы, приказал командармам Глаголеву и Галицкому вместо вышедших из строя орудий прямой наводки выдвинуть танки непосредственной поддержки пехоты.
Несколько необычно развернулись события в полосе наступления армии генерала Людникова. Артподготовка там должна была длиться еще час. Наблюдая за противником, командир первого батальона 61-го гвардейского полка майор Б. Ф. Федоров установил, что немцы, не выдержав артиллерийского огня, оставили первую траншею. Нужно было немедленно решать: ждать конца артподготовки или атаковать противника? Если ждать, фашисты успеют укрепиться во второй траншее, инициатива будет упущена. Федоров не сомневался, что командование поймет правильно его решение и своевременно перенесет огонь в глубину. Если примеру его батальона последуют соседи, то оборона врага будет прорвана и при этом сохранено большое количество снарядов для дальнейшего наступления.
Майор нажал на спусковой крючок ракетницы. Ракета взвилась, указывая путь на запад. Солдаты ринулись вперед. Быстро миновали первую траншею, ворвались во вторую. Пошли в ход ручные гранаты, в траншеях завязался штыковой бой. Мощное «ура!» усиливалось, гремело справа и слева: за батальоном Федорова поднялись в атаку соседи. Лихорадочно заработала связь: «Прекратить огонь артиллерии в квадратах…»
Штабные офицеры не сразу поняли, что произошло. Начальник штаба артиллерии фронта поспешил доложить:
— Товарищ командующий, пехота Людникова поднялась в атаку, не дожидаясь переноса артиллерийского огня.
Известие насторожило Черняховского, но он невозмутимо приказал:
— Передайте командирам артиллерийских групп: на участке 39-й армии, а также на стыках с ней перенести огонь в глубину.
Огонь был своевременно перенесен. Батальон Федорова успешно продвигался вперед, за ним — другие. В результате обозначившегося успеха на направлении главного удара генерал Людников досрочно ввел в сражение основные силы. Стремительным броском они преодолели первую и вторую траншеи противника на широком фронте. Пехотинцы, артиллеристы, танкисты действовали четко и слаженно.
Батальон майора Федорова по-прежнему был впереди. В первых его рядах шли коммунисты и комсомольцы. Войскам всего фронта стало известно имя комсорга батальона лейтенанта М.И. Дружинина: под огнем врага он первым ворвался на мост через реку Лучесу и перерезал провода, идущие к фугасам, не дав возможности немцам подорвать мост. Батальон без задержки форсировал реку.
К тринадцати часам первого дня наступления дивизии Людникова перерезали железную дорогу Витебск — Орша в районе станции Замосточье. Гитлеровцы, пытаясь оказать сопротивление, сосредоточили у станции свой корпусной резерв — 280-й пехотный полк.
Более успешно развернулись события в полосе наступления армии генерала Крылова. Еще накануне в шестнадцать часов на всю глубину позиции врага обрушился шквал огня. Двадцать пять минут громыхали разрывы снарядов и авиабомб по ту сторону переднего края армии. После мощного залпа «катюш» передовые батальоны дружно атаковали врага. Один из батальонов дивизии генерала Н.М. Ласкина захватил господствующую высоту, па которой противник расположил крупнокалиберные пулеметы. Соседние батальоны с ходу форсировали речку Суходровку и закрепились на ее крутом противоположном берегу. Противник опомнился, начался тяжелый, кровопролитный бой. Фашисты с трех сторон контратаковали смельчаков, их силы превосходили наши в три-четыре раза. Отважных пехотинцев в этом неравном бою поддержала дивизионная и корпусная артиллерия. Но, несмотря на огромные потери, немцы продолжали контратаковать. Уже не было уверенности, что небольшой плацдарм удастся отстоять. Однако удары артиллерии сделали свое дело. К концу дня вражеские атаки начали ослабевать и наконец захлебнулись. Наступила ночь. Под ее покровом на ту сторону реки были переправлены главные силы дивизии.
Командарм Крылов, успешно проведя разведку боем, задумался, как наилучшим образом использовать ее результаты. И нашел удачное решение: в первый день наступления артиллерийскую подготовку начал в отличие от других армий не за два часа до атаки, а гораздо позже, заручившись на это согласием Черняховского.
Восемьдесят пять минут бушевал огонь в полосе наступления армий Галицкого и Глаголева, а на участке армии Крылова велась лишь редкая орудийная стрельба. Создалась картина пассивных действий, какие обычно ведутся на второстепенных направлениях. Командир немецкого 6-го армейского корпуса доложил в штаб 3-й танковой армии, что на его участке сравнительное затишье. Командующий армией быстро отреагировал на это сообщение: пока продолжалась артиллерийская подготовка, снял резервы с участка 6-го армейского корпуса.
Лишь за тридцать пять минут до начала атаки генерал Крылов приказал открыть ураганный огонь по врагу. Заключительным аккордом артиллерийской и авиационной подготовки был мощный удар по передовым траншеям противника. Не успели смолкнуть орудия, как стрелковые части, вплотную прижимаясь к огневому валу, поддерживаемые танками и авиацией, стремительно атаковали врага. В середине первого дня наступления войска генерала Крылова овладели шестью линиями траншей и вечером вышли к реке Лучесе, прервав оборону 6-го армейского корпуса немцев на глубину двенадцать километров.
Из опыта ожесточенных боев в Севастополе и в Сталинграде Крылов знал, что врагу не надо давать передышки. За ночь командованием и штабом армии была проделана большая подготовительная работа с целью развития успеха операции. Уточнены задачи соединениям первого эшелона и артиллерии. Более тысячи орудий и минометов сменили огневые позиции, придвинувшись ближе к Лучесе, и с рассветом обрушили огонь на передовые части 6-го армейского корпуса немцев. Одновременно по его резервам и тылам был нанесен сокрушительный удар с воздуха силами бомбардировочной и штурмовой авиации фронта.
Соединения Крылова, поддержанные мощным огнем артиллерии, авиации и танками, утром 24 июня вновь атаковали врага. Сам Крылов находился в боевых порядках первого эшелона, внимательно следя за ходом сражения.
Вскоре противник на Богушевском направлении бросил в бой свежую пехотную дивизию, но, несмотря на это, к тринадцати часам сопротивление его было сломлено.
Стрелковые соединения 5-й армии в полдень подошли к Богушевску. Здесь произошла заминка. Крылов обратился к Черняховскому:
— Прошу нанести удар авиацией по лесу восточнее Богушевска.
— Перенацеливаю на ваш участок штурмовиков. Будет сделано шестьдесят самолето-вылетов. Не сбавляйте темпа наступления. Обходите врага с флангов, — потребовал командующий фронтом.
Войска Крылова, умело маневрируя и взаимодействуя с фронтовой авиацией, продолжали наращивать темп наступления. Богушевск представлял собой мощный узел обороны, где подступы к его опорным пунктам были прикрыты проволочными и минными заграждениями и тремя линиями траншей. На окраине города завязались ожесточенные бои. Богушевск являлся той ключевой позицией, при потере которой рушилась вся система обороны противника на этом участке.
— Товарищ генерал, вас просит к аппарату командующий фронтом, — доложил Крылову адъютант.
— Потребует срочно взять Богушевск, а у нас артиллерия отстала, — с досадой сказал Крылов, подходя к аппарату ВЧ.
— Николай Иванович, — прозвучал в трубке спокойный голос Черняховского, — получены разведданные от наших партизан. Богушевск — орешек! Придется подтянуть резервы и как следует подготовиться, чтобы взять его с наименьшими потерями.
У Крылова отлегло от сердца. Черняховский понял его тревогу и сумел объективно оценить обстановку.
— Товарищ командующий, командирам стрелковых корпусов приказал подтянуть артиллерию и части, действующие на главных направлениях, усилить танками. На этом же направлении сосредоточиваю армейскую артиллерию. Прошу еще раз помочь авиацией.
— По противнику в Богушевске бомбовые удары наносит 3-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия генерал-майора Андреева. Сопровождать пехоту и танки будут летчики 3-го штурмового авиакорпуса. Командиры этих соединений уже выехали на ваш командно-наблюдательный пункт, — сообщил Черняховский. Операция была разработана настолько четко, что взаимодействие родов войск было расписано по часам.
К вечеру подготовительные работы были закончены. После мощного артиллерийского и авиационного налетов дивизии Казаряна и Донца, усиленные танковыми бригадами, двинулись на штурм Богушевска. Бой длился всю ночь. В результате одновременного удара с фронта и флангов к трем часам утра город был освобожден от противника.
Иначе развивались боевые действия в направлении Орши. С утра 23 июня ударная группировка, состоящая из основных сил 11-й гвардейской и 31-й армий, встретила ожесточенное сопротивление врага, занимающего глубоко эшелонированную оборону с долговременными сооружениями. За день боя соединения Галицкого продвинулись на два километра и лишь на стыке с 5-й армией — до восьми километров. Армия Глаголева отражала контратаки 78-й штурмовой и 25-й моторизованной дивизий противника и смогла преодолеть вражескую оборону только лишь на глубину около двух километров.
Маршал Василевский выехал к Галицкому, чтобы разобраться в обстановке на месте. Возвратившись на КНП фронта, сказал Черняховскому:
— Галицкому нужно помочь. Завтра Рокоссовский южнее нанесет сокрушительный удар. Ввод в сражение танков Ротмистрова в полосе наступления армии Галицкого считаю достаточно обоснованным. Так и буду докладывать Верховному.
— Галицкому окажем максимальную помощь. На Оршанское направление перенацеливаю основную массу штурмовой и бомбардировочной авиации, — ответил Черняховский. — Будем рассчитывать, что с утра Кузьма Никитович завершит прорыв тактической зоны.
Черняховский вызвал по ВЧ командарма-11.
— Кузьма Никитович! Ваша гвардия усилена лучшим танковым корпусом и артиллерийской дивизией прорыва, чем еще вам помочь?
— Товарищ командующий, приходится преодолевать заболоченные и торфяные поля, лесные завалы, заминированные и опутанные колючей проволокой, перекрытые фланкирующим огнем из дзотов. Гитлеровцы здесь создали непреодолимую полосу обороны. С захватом узкоколейки, может быть, танки Ротмистрова помогут нам допрорывать вражескую оборону?
— Подвижная группа фронта имеет строгое предназначение и будет введена в сражение только в чистый прорыв.
— С овладением рокадной дорогой Орша — Витебск оборона противника начнет рушиться, и тогда Траут не удержится. Но пока нам мешают вражеская артиллерия с закрытых огневых позиций и доты, прикрывающие шоссе огнем.
— Хорошо, штурмовую авиацию нацеливаю на контрбатарейную борьбу и на подавление дотов! Кто у вас ближе всех к шоссе Орша — Витебск?
— Дивизия генерала Щербины.
Черняховский, отдав соответствующие распоряжения командующему артиллерией фронта и командующему воздушной армией на подавление противника, вызвал генерала Щербину.
— «Тигр» слушает. — Комдив назвал позывной своего наблюдательного пункта.
— «Тигр», у аппарата Черняховский. Поздравляю с успехом! Молодцы, что свое обещание выполнили с честью. Но к утру во что бы то ни стало нужно оседлать шоссе Орша — Витебск! Задача ясна, товарищ генерал? — Ясна!
Щербина не предполагал, что обстановка может измениться так резко. Начальник штаба дивизии уже докладывал ему, что противник вновь перешел в контратаку и пытается отрезать вырвавшиеся вперед батальоны 95-го гвардейского стрелкового полка и что гитлеровцам удалось вернуть поселок Центральный.
Возникла угроза не только на участке 31-й гвардейской стрелковой дивизии, но и на всем правом крыле армии Галицкого. Комдив-31 понимал всю сложность ситуации, в его ушах все еще звучал приказ Черняховского: «Во что бы то ни стало оседлать шоссе Орша — Витебск!» Спасение положения он видел в дерзких действиях бронированных самоходно-артиллерийских установок.
— Самоходки выдвигай вперед! — решительно сказал он своему адъютанту лейтенанту Кузьменко. — Ну, Петро, давай!
— Товарищ генерал, я мигом! — Кузьменко под разрывами снарядов побежал к машине командира самоходок.
Вскоре самоходки, ведя огонь с коротких остановок, вступили в бой с вражескими танками.
Контратака гитлеровцев захлебнулась. Батальоны 95-го полка при поддержке самоходок вновь перешли в наступление.
Лейтенанта немецкие артиллеристы заметили, когда он уже возвращался обратно на НП дивизии. Совсем рядом в торфяной жиже разорвался вражеский снаряд, Кузьменко залепило буро-зеленой грязью. Он едва успел отпрыгнуть в воронку от снаряда, как снова взрыв, комья земли посыпались на него сверху.
… — Петро, жив? — обрадовался Щербина, когда адъютант свалился в траншею.
— Все в порядке, товарищ генерал, — доложил Кузьменко.
Щербина собрался было доложить Черняховскому, что приказ его выполнен, но в это время раздался звонок.
— Товарищ одиннадцатый, гитлеровцы вновь контратаковали, дальнейшее наступление приостановлено! — сообщал командир 95-го стрелкового полка — так быстро менялась обстановка на фронте.
— Выдвигайте артиллерию на прямую наводку, я иду к вам! — громко сказал в телефонную трубку Щербина.
— Товарищ генерал! Под таким огнем вам не пройти, разрешите, я поползу, все равно потом отмываться, — предложил Кузьменко.
Щербине не хотелось заставлять Кузьменко второй раз испытывать судьбу, но выполнение приказа командующего фронтом находилось под срывом. Щербина обнял своего адъютанта.
— Иди, друг, подними в атаку людей 2-го батальона.
Кузьменко — где ползком, где перебежками — добрался до 5-й стрелковой роты, прижатой вражеским огнем к земле.
Артиллерийская канонада, рев авиационных моторов слились в один общий гул. Волна за волной шли на вражеские позиция наши самолеты. Отбомбившиеся эскадрильи тут же сменялись другими. Черняховский сознавал, какие огромные силы пришли в движение по его приказу, и испытывал радостное возбуждение. Артиллерийская подготовка подходила к концу, командующего фронтом интересовало, насколько эффективно подавлена оборона врага? Как нужны были сейчас Черняховскому мнения командармов, наблюдавших за противником на своих участках прорыва! Но он не беспокоил пока ни одного из них, понимая, как они заняты. Эти минуты стоили ему напряжения всех сил. Выдержку Черняховского по достоинству оценили подчиненные, которым не раз приходилось испытывать на себе излишнюю нервозность вышестоящих начальников: она передавалась сверху вниз и зачастую вредила делу.
В первый час артподготовки командующий получал информацию по линии штабов, и этих данных было достаточно, чтобы оценить обстановку и отдать соответствующие распоряжения. Он приказал командующему воздушной армией усилить удары вдоль Минского шоссе и нацелить часть штурмовой и бомбардировочной авиации на подавление вновь обнаруженной артиллерии противника. Наконец потребовал от командармов доклада о результатах артподготовки. Выяснилось, что огонь в полосах армий Глаголева и Галицкого оказался менее эффективным, чем на участках Крылова и Людникова.
Черняховский, не отрываясь от стереотрубы, приказал командармам Глаголеву и Галицкому вместо вышедших из строя орудий прямой наводки выдвинуть танки непосредственной поддержки пехоты.
Несколько необычно развернулись события в полосе наступления армии генерала Людникова. Артподготовка там должна была длиться еще час. Наблюдая за противником, командир первого батальона 61-го гвардейского полка майор Б. Ф. Федоров установил, что немцы, не выдержав артиллерийского огня, оставили первую траншею. Нужно было немедленно решать: ждать конца артподготовки или атаковать противника? Если ждать, фашисты успеют укрепиться во второй траншее, инициатива будет упущена. Федоров не сомневался, что командование поймет правильно его решение и своевременно перенесет огонь в глубину. Если примеру его батальона последуют соседи, то оборона врага будет прорвана и при этом сохранено большое количество снарядов для дальнейшего наступления.
Майор нажал на спусковой крючок ракетницы. Ракета взвилась, указывая путь на запад. Солдаты ринулись вперед. Быстро миновали первую траншею, ворвались во вторую. Пошли в ход ручные гранаты, в траншеях завязался штыковой бой. Мощное «ура!» усиливалось, гремело справа и слева: за батальоном Федорова поднялись в атаку соседи. Лихорадочно заработала связь: «Прекратить огонь артиллерии в квадратах…»
Штабные офицеры не сразу поняли, что произошло. Начальник штаба артиллерии фронта поспешил доложить:
— Товарищ командующий, пехота Людникова поднялась в атаку, не дожидаясь переноса артиллерийского огня.
Известие насторожило Черняховского, но он невозмутимо приказал:
— Передайте командирам артиллерийских групп: на участке 39-й армии, а также на стыках с ней перенести огонь в глубину.
Огонь был своевременно перенесен. Батальон Федорова успешно продвигался вперед, за ним — другие. В результате обозначившегося успеха на направлении главного удара генерал Людников досрочно ввел в сражение основные силы. Стремительным броском они преодолели первую и вторую траншеи противника на широком фронте. Пехотинцы, артиллеристы, танкисты действовали четко и слаженно.
Батальон майора Федорова по-прежнему был впереди. В первых его рядах шли коммунисты и комсомольцы. Войскам всего фронта стало известно имя комсорга батальона лейтенанта М.И. Дружинина: под огнем врага он первым ворвался на мост через реку Лучесу и перерезал провода, идущие к фугасам, не дав возможности немцам подорвать мост. Батальон без задержки форсировал реку.
К тринадцати часам первого дня наступления дивизии Людникова перерезали железную дорогу Витебск — Орша в районе станции Замосточье. Гитлеровцы, пытаясь оказать сопротивление, сосредоточили у станции свой корпусной резерв — 280-й пехотный полк.
Более успешно развернулись события в полосе наступления армии генерала Крылова. Еще накануне в шестнадцать часов на всю глубину позиции врага обрушился шквал огня. Двадцать пять минут громыхали разрывы снарядов и авиабомб по ту сторону переднего края армии. После мощного залпа «катюш» передовые батальоны дружно атаковали врага. Один из батальонов дивизии генерала Н.М. Ласкина захватил господствующую высоту, па которой противник расположил крупнокалиберные пулеметы. Соседние батальоны с ходу форсировали речку Суходровку и закрепились на ее крутом противоположном берегу. Противник опомнился, начался тяжелый, кровопролитный бой. Фашисты с трех сторон контратаковали смельчаков, их силы превосходили наши в три-четыре раза. Отважных пехотинцев в этом неравном бою поддержала дивизионная и корпусная артиллерия. Но, несмотря на огромные потери, немцы продолжали контратаковать. Уже не было уверенности, что небольшой плацдарм удастся отстоять. Однако удары артиллерии сделали свое дело. К концу дня вражеские атаки начали ослабевать и наконец захлебнулись. Наступила ночь. Под ее покровом на ту сторону реки были переправлены главные силы дивизии.
Командарм Крылов, успешно проведя разведку боем, задумался, как наилучшим образом использовать ее результаты. И нашел удачное решение: в первый день наступления артиллерийскую подготовку начал в отличие от других армий не за два часа до атаки, а гораздо позже, заручившись на это согласием Черняховского.
Восемьдесят пять минут бушевал огонь в полосе наступления армий Галицкого и Глаголева, а на участке армии Крылова велась лишь редкая орудийная стрельба. Создалась картина пассивных действий, какие обычно ведутся на второстепенных направлениях. Командир немецкого 6-го армейского корпуса доложил в штаб 3-й танковой армии, что на его участке сравнительное затишье. Командующий армией быстро отреагировал на это сообщение: пока продолжалась артиллерийская подготовка, снял резервы с участка 6-го армейского корпуса.
Лишь за тридцать пять минут до начала атаки генерал Крылов приказал открыть ураганный огонь по врагу. Заключительным аккордом артиллерийской и авиационной подготовки был мощный удар по передовым траншеям противника. Не успели смолкнуть орудия, как стрелковые части, вплотную прижимаясь к огневому валу, поддерживаемые танками и авиацией, стремительно атаковали врага. В середине первого дня наступления войска генерала Крылова овладели шестью линиями траншей и вечером вышли к реке Лучесе, прервав оборону 6-го армейского корпуса немцев на глубину двенадцать километров.
Из опыта ожесточенных боев в Севастополе и в Сталинграде Крылов знал, что врагу не надо давать передышки. За ночь командованием и штабом армии была проделана большая подготовительная работа с целью развития успеха операции. Уточнены задачи соединениям первого эшелона и артиллерии. Более тысячи орудий и минометов сменили огневые позиции, придвинувшись ближе к Лучесе, и с рассветом обрушили огонь на передовые части 6-го армейского корпуса немцев. Одновременно по его резервам и тылам был нанесен сокрушительный удар с воздуха силами бомбардировочной и штурмовой авиации фронта.
Соединения Крылова, поддержанные мощным огнем артиллерии, авиации и танками, утром 24 июня вновь атаковали врага. Сам Крылов находился в боевых порядках первого эшелона, внимательно следя за ходом сражения.
Вскоре противник на Богушевском направлении бросил в бой свежую пехотную дивизию, но, несмотря на это, к тринадцати часам сопротивление его было сломлено.
Стрелковые соединения 5-й армии в полдень подошли к Богушевску. Здесь произошла заминка. Крылов обратился к Черняховскому:
— Прошу нанести удар авиацией по лесу восточнее Богушевска.
— Перенацеливаю на ваш участок штурмовиков. Будет сделано шестьдесят самолето-вылетов. Не сбавляйте темпа наступления. Обходите врага с флангов, — потребовал командующий фронтом.
Войска Крылова, умело маневрируя и взаимодействуя с фронтовой авиацией, продолжали наращивать темп наступления. Богушевск представлял собой мощный узел обороны, где подступы к его опорным пунктам были прикрыты проволочными и минными заграждениями и тремя линиями траншей. На окраине города завязались ожесточенные бои. Богушевск являлся той ключевой позицией, при потере которой рушилась вся система обороны противника на этом участке.
— Товарищ генерал, вас просит к аппарату командующий фронтом, — доложил Крылову адъютант.
— Потребует срочно взять Богушевск, а у нас артиллерия отстала, — с досадой сказал Крылов, подходя к аппарату ВЧ.
— Николай Иванович, — прозвучал в трубке спокойный голос Черняховского, — получены разведданные от наших партизан. Богушевск — орешек! Придется подтянуть резервы и как следует подготовиться, чтобы взять его с наименьшими потерями.
У Крылова отлегло от сердца. Черняховский понял его тревогу и сумел объективно оценить обстановку.
— Товарищ командующий, командирам стрелковых корпусов приказал подтянуть артиллерию и части, действующие на главных направлениях, усилить танками. На этом же направлении сосредоточиваю армейскую артиллерию. Прошу еще раз помочь авиацией.
— По противнику в Богушевске бомбовые удары наносит 3-я гвардейская бомбардировочная авиационная дивизия генерал-майора Андреева. Сопровождать пехоту и танки будут летчики 3-го штурмового авиакорпуса. Командиры этих соединений уже выехали на ваш командно-наблюдательный пункт, — сообщил Черняховский. Операция была разработана настолько четко, что взаимодействие родов войск было расписано по часам.
К вечеру подготовительные работы были закончены. После мощного артиллерийского и авиационного налетов дивизии Казаряна и Донца, усиленные танковыми бригадами, двинулись на штурм Богушевска. Бой длился всю ночь. В результате одновременного удара с фронта и флангов к трем часам утра город был освобожден от противника.
Иначе развивались боевые действия в направлении Орши. С утра 23 июня ударная группировка, состоящая из основных сил 11-й гвардейской и 31-й армий, встретила ожесточенное сопротивление врага, занимающего глубоко эшелонированную оборону с долговременными сооружениями. За день боя соединения Галицкого продвинулись на два километра и лишь на стыке с 5-й армией — до восьми километров. Армия Глаголева отражала контратаки 78-й штурмовой и 25-й моторизованной дивизий противника и смогла преодолеть вражескую оборону только лишь на глубину около двух километров.
Маршал Василевский выехал к Галицкому, чтобы разобраться в обстановке на месте. Возвратившись на КНП фронта, сказал Черняховскому:
— Галицкому нужно помочь. Завтра Рокоссовский южнее нанесет сокрушительный удар. Ввод в сражение танков Ротмистрова в полосе наступления армии Галицкого считаю достаточно обоснованным. Так и буду докладывать Верховному.
— Галицкому окажем максимальную помощь. На Оршанское направление перенацеливаю основную массу штурмовой и бомбардировочной авиации, — ответил Черняховский. — Будем рассчитывать, что с утра Кузьма Никитович завершит прорыв тактической зоны.
Черняховский вызвал по ВЧ командарма-11.
— Кузьма Никитович! Ваша гвардия усилена лучшим танковым корпусом и артиллерийской дивизией прорыва, чем еще вам помочь?
— Товарищ командующий, приходится преодолевать заболоченные и торфяные поля, лесные завалы, заминированные и опутанные колючей проволокой, перекрытые фланкирующим огнем из дзотов. Гитлеровцы здесь создали непреодолимую полосу обороны. С захватом узкоколейки, может быть, танки Ротмистрова помогут нам допрорывать вражескую оборону?
— Подвижная группа фронта имеет строгое предназначение и будет введена в сражение только в чистый прорыв.
— С овладением рокадной дорогой Орша — Витебск оборона противника начнет рушиться, и тогда Траут не удержится. Но пока нам мешают вражеская артиллерия с закрытых огневых позиций и доты, прикрывающие шоссе огнем.
— Хорошо, штурмовую авиацию нацеливаю на контрбатарейную борьбу и на подавление дотов! Кто у вас ближе всех к шоссе Орша — Витебск?
— Дивизия генерала Щербины.
Черняховский, отдав соответствующие распоряжения командующему артиллерией фронта и командующему воздушной армией на подавление противника, вызвал генерала Щербину.
— «Тигр» слушает. — Комдив назвал позывной своего наблюдательного пункта.
— «Тигр», у аппарата Черняховский. Поздравляю с успехом! Молодцы, что свое обещание выполнили с честью. Но к утру во что бы то ни стало нужно оседлать шоссе Орша — Витебск! Задача ясна, товарищ генерал? — Ясна!
Щербина не предполагал, что обстановка может измениться так резко. Начальник штаба дивизии уже докладывал ему, что противник вновь перешел в контратаку и пытается отрезать вырвавшиеся вперед батальоны 95-го гвардейского стрелкового полка и что гитлеровцам удалось вернуть поселок Центральный.
Возникла угроза не только на участке 31-й гвардейской стрелковой дивизии, но и на всем правом крыле армии Галицкого. Комдив-31 понимал всю сложность ситуации, в его ушах все еще звучал приказ Черняховского: «Во что бы то ни стало оседлать шоссе Орша — Витебск!» Спасение положения он видел в дерзких действиях бронированных самоходно-артиллерийских установок.
— Самоходки выдвигай вперед! — решительно сказал он своему адъютанту лейтенанту Кузьменко. — Ну, Петро, давай!
— Товарищ генерал, я мигом! — Кузьменко под разрывами снарядов побежал к машине командира самоходок.
Вскоре самоходки, ведя огонь с коротких остановок, вступили в бой с вражескими танками.
Контратака гитлеровцев захлебнулась. Батальоны 95-го полка при поддержке самоходок вновь перешли в наступление.
Лейтенанта немецкие артиллеристы заметили, когда он уже возвращался обратно на НП дивизии. Совсем рядом в торфяной жиже разорвался вражеский снаряд, Кузьменко залепило буро-зеленой грязью. Он едва успел отпрыгнуть в воронку от снаряда, как снова взрыв, комья земли посыпались на него сверху.
… — Петро, жив? — обрадовался Щербина, когда адъютант свалился в траншею.
— Все в порядке, товарищ генерал, — доложил Кузьменко.
Щербина собрался было доложить Черняховскому, что приказ его выполнен, но в это время раздался звонок.
— Товарищ одиннадцатый, гитлеровцы вновь контратаковали, дальнейшее наступление приостановлено! — сообщал командир 95-го стрелкового полка — так быстро менялась обстановка на фронте.
— Выдвигайте артиллерию на прямую наводку, я иду к вам! — громко сказал в телефонную трубку Щербина.
— Товарищ генерал! Под таким огнем вам не пройти, разрешите, я поползу, все равно потом отмываться, — предложил Кузьменко.
Щербине не хотелось заставлять Кузьменко второй раз испытывать судьбу, но выполнение приказа командующего фронтом находилось под срывом. Щербина обнял своего адъютанта.
— Иди, друг, подними в атаку людей 2-го батальона.
Кузьменко — где ползком, где перебежками — добрался до 5-й стрелковой роты, прижатой вражеским огнем к земле.