– Меня вызывает кто-то из Братства, не так ли?
   – Да, милорд. На дверях кареты герб Сассекса.
   Блэк фыркнул, раздосадованный необходимостью покинуть свой пост у окна и упустить шанс увидеть Изабеллу, одетую в прозрачное ночное одеяние, с распущенными, разметавшимися по плечам волосами.
   – Полагаю, карета ожидает меня на улице?
   – Да, милорд.
   – Что ж, придется подождать, поскольку, прежде чем я смогу уйти, мне необходимо уладить еще одно дело.
   Щелкнув пальцами, он разбудил своего питомца и жестом приказал следовать за ним. Быстро нацепив на себя брюки и рубашку, Блэк ступил в темноту, спустился по винтовой лестнице и отправился на кухню, откуда вел черный ход в сад. Он прекрасно знал, куда идет и что ему нужно.
   Так же как и Лэмб.
   Оказавшись в холодной темноте осеннего сада, мастиф помчался скачками, преследуя кролика, осмелившегося появиться на его территории. Блэк же пошел по дорожке, ведущей к розовому кусту, на котором виднелся один-единственный бутон, раскачивающийся из стороны в сторону на длинном стебле, храбро противостоя порывам ледяного октябрьского ветра.
   Он осторожно сорвал стебелек и поднес нежный бутон к лицу. Цветок обладал опьяняющим ароматом, и Блэк на мгновение застыл с закрытыми глазами, вдыхая сладкое благоухание. Изабелла пахла розами. Этот запах не выходил у него из головы всю ночь, с той самой минуты, как он поцеловал ей руку, когда их представляли друг другу.
   Блэк знал очень немного вещей, в которых был бы уверен на сто процентов. Однако одна из двух непреложных истин – он хотел ее. Другая – столь же четкое осознание того, что он обязательно найдет способ ее заполучить.
   – Наши самые страшные страхи сбываются, – раздался голос позади него.
   – Мы слишком многого опасаемся с тех пор, как на нас возложили миссию Братства Хранителей, – ответил Блэк, ловя последний миг наслаждения ускользающим образом Изабеллы.
   – Полагаю, ты понимаешь, что я здесь по делу, которое не терпит отлагательств.
   Следуя многолетней привычке, Блэк скользнул взглядом по темным углам осеннего сада. Не существовало ни одного в полной мере безопасного места.
   – Я увижусь с тобой в ложе, и мы сможем все обсудить там.
   – Я уже убедился, что сад безопасен, – недовольно попенял Сассекс. – Ты можешь встретиться со мной сейчас.
   Раздраженный гневными нотками, которые расслышал в обычно спокойном голосе Сассекса, Блэк развернулся, позволяя гостю заметить свирепую вспышку в своих глазах.
   – Что тебе угодно, Сассекс? Я полагал, мы уже давно решили, что часто показываться в компании друг друга неразумно. Ты разве не помнишь заповеди Братства?
   – Черт бы тебя побрал! Я помню их так же хорошо, как и ты!
   – Тогда почему ты здесь? Я думал, мы обо всем договорились перед отъездом из Йоркшира.
   – Они пропали.
   Медленно вращая бутон розы в руках, Блэк вдыхал тонкий аромат, окутывавший его, словно облако.
   – Что пропало?
   – Чаша и медальон.
   Глаза Блэка сузились, и даже волоски на его шее тревожно вздыбились.
   – Забрав реликвии из Йоркшира, мы спрятали их так, чтобы никто и никогда не нашел, только нам троим известно о катакомбах под зданием ложи. Как они могли пропасть?
   – Откуда я, черт возьми, знаю? – вспыхнул Сассекс. – Когда мне стало известно, что во время своего путешествия в Иерусалим Уэнделл раскопал несколько артефактов из храма Соломона,[7] я забеспокоился, предположив, что он, возможно, обнаружил какую-то информацию относительно реликвий. Естественно, я отправился удостовериться в том, что чаша и медальон по-прежнему спрятаны под часовней тамплиеров. Однако их уже не было.
   – И что я должен с этим делать? – проворчал Блэк.
   Ему никогда не хотелось иметь отношение к защите легендарной чаши и медальона. Однако и Сассекс, и он оказались в числе тех, кому была поручена охрана реликвий. Отец Сассекса спрятал чашу, отец Блэка – медальон. Оба артефакта не принесли ничего, кроме горя и смерти, обоим семьям с тех пор, как их предки-тамплиеры вернулись из Святой земли, захватив с собой реликвии. На их долю выпала обязанность держать легендарные памятники сокрытыми от мира и нечистых помыслов.
   «Никогда не рассказывай о том, что знаешь. Никогда не говори, кто ты. Никогда не теряй веры в свое предназначение, ибо Грядущему Царствию понадобишься ты и сыновья твои».
   Эти строчки стали заклинанием, священной молитвой и проклятием его семьи, равно как и семьи Сассекса. Слова, в буквальном смысле вписанные в его плоть, навеки запечатлевшиеся в его душе. Блэк никогда не забудет об этом, ибо он такой, какой есть. Каким будет всегда. Каким станет однажды его сын.
   – Ты забыл, что мы поклялись совместно приложить все усилия, чтобы спрятать реликвии от человечества. И если кто-нибудь обнаружит их, если кому-нибудь станет известно их подлинное предназначение…
   – Я прекрасно себе представляю, что может случиться, Сассекс. Просто не могу в это поверить.
   Вера его умерла много лет назад вместе с желанием заботиться о фамильном наследии.
   – Не важно, во что ты веришь. Мы обязаны отыскать артефакты и удостовериться в том, что никто не проведал об их силе. Я уже вызвал Элинвика. Он прибудет со свитком.
   – Я знаю, видел маркиза сегодня на вечере у Стоунбруков. Во всей своей варварской горской красе. Собравши еся пожирали его глазами. Элинвик непременно устроит какое-нибудь скандальное происшествие, и в свете пойдут разговоры. Едва кому-то станет известна его связь с любым из нас, поползут слухи, особенно если Найтону удалось разузнать в Иерусалиме что-нибудь о наших предках.
   Сассекс пожал плечами:
   – Элинвик – часть всего этого, ведь так? И мы нуждаемся в его знаниях древности. Маркиз имеет полное право здесь находиться, чтобы помочь нам в поисках чаши и медальона.
   Мнение Сассекса сложно было оспорить. На Элинвика и его предков возлагалась обязанность оберегать сохранность древнего сакрального текста и держать его как можно дальше от чаши и медальона. Сам текст, представлявший собой древнюю рукопись, являлся третьим артефактом, вынесенным из храма Соломона их предками-тамплиерами.[8] Мистический свиток хранил в себе пророчества и алхимические тайны, сведения о том, как высвободить магическую силу, рожденную от соединения чаши, медальона и самой рукописи. Существовало пророчество, будто тому, кто сможет завладеть всеми тремя реликвиями и воспользоваться их объединенной силой, суждено обрести власть над миром. Блэк никогда не верил в эти легенды. Но однажды, держа в руке медальон из черного оникса со странными символами, выгравированными золотом, он всерьез задумался: а что, если эта реликвия, которую его предки передавали из поколения в поколение, от отца к сыну, не обладает никакой силой? И внезапно ощутил что-то… услышал… странный голос обольстительно нашептывал ему, суля могущество и власть, которые он мог бы обрести.
   Блэк тогда был погружен в скорбь, ангел смерти преследовал его по пятам, трижды приходя за его близкими.
   Граф решил, что случившееся с ним порождено лишь разочарованием и горем. Однако сейчас, десять лет спустя, он всерьез задался вопросом: обладает ли медальон магической силой?
   – Вскоре все заговорят о сокровищах тамплиеров, – напомнил ему Сассекс, – и нам понадобится помощь Элинвика, чтобы оградить Лондон от опасности, грозящей ему в том случае, если тот, кто похитил медальон и чашу, проведает об их магической силе.
   – Оградить от опасности, – пробормотал Блэк, возведя глаза к небу и думая об Изабелле. – Смерть неотступно следует за мной, Сассекс. Никого невозможно оградить от моего семейного проклятия.
   – Мы все прокляты, – горько заметил Сассекс. – Но вряд ли это имеет сейчас значение, так?
   – Согласен с тобой.
   Слегка дрожащей рукой Сассекс поправил черную копну волос.
   – Завтра прибывает корабль из Иерусалима. Будь в доках, чтобы разузнать, что раскопал Найтон. И немедленно сообщи мне, если что-нибудь обнаружишь. Мы должны действовать очень осторожно, Блэк.
   – Разве я когда-нибудь поступал иначе?
   – Например, сегодня вечером.
   Граф взглянул на Сассекса.
   – Тебя можно обвинить в том же.
   – Я всего лишь следил, чтобы какое-нибудь досадное неудобство не стало причиной раскрытия нашей тайны.
   Блэк рассмеялся, однако в его смехе сквозили усталость и обеспокоенность.
   – А, значит, ты называешь Люси Эштон «досадным неудобством»?
   В глазах Сассекса мелькнули негодование и обида.
   – Не беспокойся о ней, это моя проблема, и я сам с ней справлюсь, – возмущенно ответил герцог, и Блэк почувствовал в его словах собственнические нотки.
   – Ты без ума от Люси.
   – Конечно же нет.
   – Твой тон свидетельствует об обратном.
   – Это всего лишь раздражение, Блэк. Юная леди слишком умна и активна, что совсем ей не на пользу, – проворчал герцог. – Я не могу позволить ей пойти на поводу у своего любопытства и узнать об артефактах или моей вовлеченности в это дело.
   – И что позволяет тебе думать, будто ей известно что-нибудь о наших реликвиях?
   – Она постоянно забрасывает меня вопросами о Братстве и Великой ложе.[9] Леди без ума от масонских таинств и, боюсь, вполне может проведать о том, что наша семья использовала франкмасонство, дабы сохранить тайные знания и реликвии, полученные после разрушения храма Соломона. Мисс Эштон жаждет новых сведений, и это меня пугает. Боже правый, она даже начала посещать спиритические сеансы. Невозможно себе представить, на что готова пойти эта упрямая леди, чтобы утолить свою жажду знаний.
   – Уверен, ты настолько очаровал мисс Эштон, что ее страсть к разгадыванию тайн несколько поутихнет.
   – Я ее не интересую, – произнес Сассекс с болью обиды и разочарования.
   Как ни странно, Блэк нашел в этом некоторое утешение. Страдания всегда легче переносятся в обществе собрата по несчастью, а граф понимал, что его страсть к Изабелле столь же безнадежна, как и Сассекса к Люси.
   – Увлечение сверхъестественным – лишь игра для нее, Сассекс. Не забывай, спириты нынче в моде, а леди Люси Эштон всегда слыла одной из законодательниц светских увлечений. Полагаю, все это – не более чем невинное любопытство и лекарство от скуки. Поверь мне, юной леди вряд ли удастся сделать неожиданные открытия.
   – Ах так? – Сассекс сунул руку в карман своего сюртука и достал оттуда нечто, быстро подхваченное Блэком.
   Разжав пальцы, граф внимательно всмотрелся в золотую монету, лежавшую у него на ладони.
   На аверсе красовалось изображение лаврового венка и лиры. На реверсе – шестиконечная звезда, вокруг которой вдоль всего внешнего края монеты шли слова: «Дом Орфея».[10] Нахмурившись, Блэк изучал монету, размышляя, где же он мог видеть ее прежде. Было в ней нечто для него очень знакомое.
   – Ты все еще пребываешь в убеждении, что нам не о чем беспокоиться? – отрывисто произнес Сассекс. – Я же предупреждал тебя в Йоркшире, что кто-то охотится за чашей и медальоном. Я это чувствовал.
   Блэк резко поднял голову.
   – Что это?
   – Я нашел это в ридикюле Люси Эштон. Ты по-прежнему думаешь, что все хорошо?
   Блэк вовсе не имел желания спрашивать, какого черта Сассекс рылся в сумочке Люси, однако монета и ее зловещий смысл заинтересовали его.
   – Я припоминаю подобное – не в прошлом, нет. Я видел это совсем недавно, – пробормотал граф. – Изображение изменилось, но не слишком.
   – Ты помнишь «Дом Орфея» и того мерзавца, который там всем заправлял?
   Такое вряд ли забудешь. Отцы Сассекса и Элинвика, вместе с его собственным отцом, однажды уже положили конец преступной деятельности этого тайного клуба, созданного в подражание печально знаменитому Клубу адского пламени,[11] существовавшему в прошлом столетии. Возглавлял «Дом Орфея» масон, предавший клятвы и вступивший на путь зла, и, что гораздо хуже, бывший одним из них. Он – четвертый тамплиер, тот самый, предок которого устроил предательское нападение на троих своих собратьев-храмовников, остановившихся на отдых перед тем, как покинуть пределы Святого города вместе с похищенными артефактами. Тот тамплиер был убит, по крайней мере, так решили трое оставшихся. Они верили, что их тайна надежно спрятана и навеки позабыта со смертью четвертого храмовника. Однако после того, как стало известно о «Доме Орфея», их отцы напрямую столкнулись с существованием таинственного некто, знающего о них и тех реликвиях, которые они охраняли. Более того, сознающего магическую силу и власть сокровищ тамплиеров. Этот человек предпринимал попытку прибрать к рукам реликвии двадцать лет назад, очевидно, кто-то желает заполучить артефакты сейчас. Возможно, даже этот или эти некто уже завладели ими.
   – Наши отцы разгромили проклятый клуб много лет назад. «Дом Орфея» не мог возродиться спустя столько времени.
   – Черт бы тебя побрал, Блэк, одного твоего желания, чтобы его не было, недостаточно для его исчезновения. Веришь ты или нет, клуб существует. Вместе с монетой я нашел и листок бумаги. На нем написано: «Ты умер и рожден заново. О, трижды благословенный, ибо случилось это в тот же самый день. Передай Персефоне,[12] что Орфей отпустил тебя».
   Блэк замер, потрясенный.
   – Это же фраза из ритуала посвящения!
   – Да. Кто-то узнал о нас. Слишком много общего, чтобы быть простым совпадением.
   – Кто? – гневно задал вопрос Блэк. – Кто мог разведать о том клубе и возродить его? Кто, кроме нас, мог знать о реликвиях или о том, что катакомбы под помещением масонской ложи ведут к крипте храма тамплиеров? Наши отцы позаботились о том, чтобы эти сведения навсегда остались тайной. Возможно, новый «Дом Орфея» не имеет никакого отношения к нашим реликвиям.
   – Вот вопросы, ответы на которые мы обязаны отыскать. – В глазах Сассекса вспыхнуло нечто невыразимое. – Нам следует соблюдать максимум предосторожностей, Блэк. Никто не должен узнать о нас или о возложенной на наши семьи миссии.
   Блэк вернул монету Сассексу.
   – Ты думаешь, здесь замешана Люси, не так ли? – Господи боже, если Люси увязла в этом смертельно опасном деле, то, вполне вероятно, Изабелла также имеет к нему отношение.
   Убрав монету в карман, Сассекс взглянул на небо, на луну, скрывшуюся за темное, мрачное облако.
   – Я уже и сам не знаю, во что мне верить. Однако, если клуб возродился, а реликвии утеряны, мы столкнемся со значительно большей проблемой, чем я даже могу предположить.
   – Утром я отправлюсь в доки и разыщу корабль.
   – Элинвик встретится там с тобой. Я продолжу расследовать обстоятельства, связанные с монетой. Мы переговорим на следующем собрании масонской ложи. Однако потом нам необходимо встретиться наедине и обсудить все, что удастся узнать.
   Блэк кивнул и проследовал за Сассексом. Лэмб ожидал их на тропинке, свесив из пасти огромный язык. Пес был страшен, как демон, в его имени заключалась определенная доля иронии,[13] однако собака служила Блэку некоторым утешением и развлечением. Неожиданно графу пришла в голову мысль: а что бы подумала Изабелла о его питомце? Добрая и любящая, девушка, несомненно, отнеслась бы к Лэмбу со страстной привязанностью. Странно, но порой совсем обычные вещи внезапно заставляли его вспоминать Изабеллу. Оказалось достаточно всего лишь одного танца…
   Сассекс потянул Блэка за рукав рубашки, когда граф наклонился, чтобы потрепать пса по голове.
   – Придумай способ держать Найтона поблизости от себя. Я ему не доверяю.
   Перед внутренним взором Блэка предстал образ Уэнделла Найтона. Наглец ухаживал за Изабеллой, и факт этот приводил его в бешенство. Ему хотелось порвать молодого археолога на части, а не распивать с ним чай. В одном Блэк был уверен: он не станет водить «дружбу» с Найтоном, пока глупец пытается завоевать сердце Изабеллы. Существовали определенные пределы тому, что граф мог вынести, но наблюдать за влюбленной в Найтона Изабеллой – выходило за пределы.
   – Дай мне слово, что будешь держать его при себе живым.
   – Конечно, – протянул Блэк. – Но ты помнишь, я проклят. Смерть вокруг меня.
   Его настиг мрачный взгляд Сассекса.
   – Смерть преследует всех нас. Будем надеяться, что на этот раз за нами небольшое преимущество.
   – Сассекс, – заметил Блэк, – несколько дней назад я где-то видел то же самое изображение, что нанесено на монету. Я никак не могу вспомнить где, однако постараюсь восстановить в памяти все, что делал, и, возможно, это наведет меня на правильный путь. Я дам тебе знать.
   Герцог кивнул, взъерошив рукой волосы, а потом внимательно окинул его взглядом своих серых глаз.
   – Я беру с тебя слово, что, если ты обнаружишь какую-нибудь связь между мисс Эштон и этим клубом, сохранишь все в тайне. Репутация Люси… то есть… мисс Эштон ни при каких условиях не должна пострадать.
   Сассекс удалился, растворившись в окутывающих садик тенях и призрачном свете освещавшего улицу газового фонаря. Взглянув на свою руку, Блэк поднес розовый бутон к лицу, задумавшись о монете и странным образом знакомом изображении на ней. Где же он его видел? Однако аромат розы практически немедленно заставил его напрочь позабыть о Сассексе и таинственных артефактах тамплиеров, унося прочь от реальности мысли, к волшебным мгновениям танца с Изабеллой.
   – Последняя роза лета, – прошептал он с отсутствующим видом, касаясь пальцами ее бархатистых лепестков, уже вполне представляя себе, что собирается сделать.
 
   – Мисс Фэрмонт, – провозгласила Энни, горничная Изабеллы, застыв у дверей спальни. – Явился джентльмен и просит увидеться с вами. Я проводила его в дальнюю гостиную, от него воняет похуже, чем от Темзы.
   Взглянув на стоявшие на ее конторке часы палисандрового дерева, Изабелла удивленно вскинула брови. Всего лишь одиннадцать.
   – Немного рановато для приема гостей, – простонала Люси и вновь повалилась на груду подушек. – Интересно, понимает ли мистер Найтон, что для визитов существует четко предписанное время и эти предписания никак не распространяются на раннее утро, когда леди не успели еще позавтракать и одеться?
   – Должна ли я отослать его, мисс?
   – Нет, – объявила Изабелла, поднимаясь из кресла в полупрозрачном облаке белого атласа и кружев. – Помоги мне снять ночной наряд, Энни. Я быстро оденусь и вскоре буду готова его принять.
   – Я сейчас же вернусь, мисс. Позвольте мне только объявить джентльмену, что вы дома.
   Едва за Энни захлопнулась дверь, Люси нетерпеливо воскликнула:
   – Мужчины! Им хорошо известно, как испортить утро, еще совсем недавно замечательное во всех отношениях, правда? Я была так захвачена твоей историей, Исси. А теперь должна ждать, прежде чем услышу, что случилось с героиней, присевшей на скамью и ощутившей на себе соблазнительный взгляд Лорда Смерти.
   Изабелла заглянула в открытый дневник. Ровные строчки, написанные ее рукой, содержали нечто большее, чем просто историю Смерти и его таинственной леди. Они таили в себе воспоминания о прошлом вечере, проведенном в лабиринте с лордом Блэком, которому каким-то образом удалось проникнуть на страницы ее нового романа.
   Закрыв обложку, Изабелла защелкнула маленький замочек и спрятала ключ в изящном браслете из черного гагата, который носила на запястье. Она доверяла Люси и знала, что в ее отсутствие та не будет подсматривать в личные записи кузины, однако не могла позволить повториться неприятному происшествию, случившемуся прошлым вечером. И хотя Изабелла сознавала, что еще не влюблена в Уэнделла, она очень его ценила и не желала рисковать возможным предложением руки и сердца. Кроме того, ей совсем не хотелось, чтобы тот узнал, что она встречалась наедине с лордом Блэком, позволив ему запретные ласки и наслаждаясь ими. «Не просто наслаждалась, – признала Изабелла, – а мечтала о следующей встрече, мысленно позволяя возмутительные и скандальные вещи, о коих леди хорошего происхождения и здравого рассудка не могла и помыслить».
   Но она продолжала мечтать во сне и наяву. Всю ночь. Сон ее был прерывист, грезы чувственны, обретая все более мрачный и опасный характер. Ей приснился Блэк, и этим утром Изабелла уже расплачивалась за безрассудство ночной страсти головной болью, всегда мучившей ее после тяжелых снов. Однако Белла все-таки надеялась, что сны прошлой ночи не относятся к тем самым, тревожащим ее с двенадцатилетнего возраста.
   – Я спущусь к нему вместе с тобой, – заявила Люси, переворачиваясь на бок и выскальзывая из постели. – Я позову Сибиллу и встречусь с тобой внизу.
   При упоминании о Сибилле, горничной Люси, Изабелла почувствовала необходимость задать вопрос: «Удалось ли Сибилле организовать для тебя участие в еще одном сеансе?»
   Зеленые глаза Люси сверкнули изумрудным блеском.
   – О, Сибилла разделяет мой глубокий интерес к мистике и спиритизму. И меня абсолютно не волнует ее неспособность придать моим волосам подобие приличной прически, ибо она способна отыскивать для меня самые потрясающие развлечения. Уж не знаю, откуда она добывает сведения об этом – не мне спрашивать, поскольку Сибилла занимает меня вот уже целый месяц.
   – Люси… – предупредительно заметила Изабелла, – ты пытаешься избежать вопроса.
   – Ох, хорошо, да. Сегодня будет сеанс, и знаешь где? Ах, это обещает быть просто восхитительным! – воскликнула Люси, подбегая к ней, беря за руки и взволнованно пожимая. – Только представь себе, Исси, на Хайгейтском кладбище![14] Вначале мы устроим наш сеанс, а потом, в полночь при полной луне, отправимся на прогулку среди надгробий и мавзолеев и, возможно, даже повстречаемся с призраками! Медиумом будет Алиса Фокс, родственница знаменитых сестер Фокс.[15] Так что, ты понимаешь, не пойти туда просто стыд и срам! Ох, я едва могу дождаться.
   – Дядюшка запретит тебе. – Изабелла готова была искренне возблагодарить небеса за это, поскольку не имела ни малейшего желания провести ночь на Хайгейтском кладбище, с кем-либо имеющим прямое или косвенное отношение к трем сестрам, ответственным за повальное увлечение всего Лондона спиритизмом.
   – Папа будет сегодня на собрании масонской ложи. Так что об этом не узнает.
   – Люси… – начала Изабелла, не в силах собраться с мыслями из-за усиливающейся головной боли.
   – Сегодня в ложе будет обряд посвящения, я слышала, как папа говорил об этом камердинеру. Ты же знаешь, когда они устраивают этот обряд, маркиз обязан находиться в ложе всю ночь. Он даже не догадается о том, что мы выходили из дома, а вернемся мы задолго до его утреннего появления.