– Но зачем? Зачем вообще было привлекать внимание к убийству? Почему бы ему не затаиться и не вести себя, как обычно?
– И заявить об исчезновении миссис Уилт? И потом, ты забываешь о Прингшеймах. Исчезает жена, ну и что? Но и ее друзья тоже исчезают, оставив дом в жутком беспорядке и в крови. Это уже надо как-то объяснить. Поэтому он наводит нас на ложный путь…
– И какая ему от того польза? – запротестовал сержант. – Ну отроем мы куклу. Но ведь не прекратим расследование.
– Может и нет, но это даст ему неделю, а за это время трупы разложатся.
– Вы думаете, он воспользовался кислотой, как Хай? – спросил сержант. – Просто ужас.
– Конечно, ужас. А по-твоему, убийство – это одно очарование, так что ли? Между прочим, они прищучили Хая только потому, что этот дурак рассказал им, где останки. Держи он пасть на замке еще с недельку, ничего бы они не нашли. Все бы смыло к чертям собачьим. Кроме того, я не знаю, чем пользовался Уилт. Но я знаю, что он интеллектуал, у него хорошие мозги и он уверен, что не оставил следов. Для начала мы его допросим, может быть, даже возьмем под стражу. а когда мы это сделаем, мы выкопаем надувную пластиковую куклу. Да из нас мартышек сделают, если мы представим в суде пластиковую куклу в качестве доказательства убийства. Мы будем посмешищем для всего мира. Суд откажется рассматривать это дело, а когда мы возьмем его вторично по обвинению в настоящем убийстве, знаешь, что произойдет? Вся эта братия из общества гражданских свобод вцепится нам в глотки. как целая стая вампиров.
– Думаю, теперь понятно, почему он не начал вопить по поводу адвоката. – сказал Ятц.
– Разумеется. Зачем ему сейчас адвокат? Но если мы возьмем его повторно, адвокаты будут распихивать друг друга локтями, лишь бы получить возможность помочь Уилту. Представь только, какой они поднимут визг насчет жестокости и пристрастности полиции. Сам себя не услышишь. Его адвокаты будут на коне. Сначала пластиковая кукла, а потом вообще никаких трупов. Он выйдет сухим из воды.
– Только сумасшедший мог все это придумать, – сказал сержант.
– Или е..л гений. – с горечью сказал Флинт. – Господи, что за дело! – Он с отвращением загасил сигарету.
– Что мне сейчас делать? Еще потрясти его немного?
– Не надо. я сам им займусь. Ты поезжай в техучилище и заставь его начальника признаться, что он о нем думает на самом деле. Собери всю грязь по капле. Должно же быть что-нибудь в его прошлом, что можно использовать.
– Так, значит, ты парень не промах, Уилт, – сказал он и потянул листок на себя. – Читать и писать ты умеешь, и у тебя логичный и изобретательный умишко. Давай-ка посмотрим, что ты тут написал. Кто такая Этель?
– Сестра Евы, – сказал Уилт. – Она замужем за садовником, выращивающим овощи на продажу. Ева иногда гостит у нее по неделе.
– А это – «кровь в ванне»?
– Интересно, откуда она там взялась.
– А «следы поспешного отъезда»?
– Я просто записывал свои мысли насчет состояния дома Прингшеймов, – сказал Уилт.
– Хочешь нам помочь?
– Я и так помогаю расследованию. Кажется, официально это так называется?
– Официально, может, и так, Уилт, но в данном случае это не соответствует действительности.
– Вероятно, это не единственный случай, – заметил Уилт. – Одно из выражений для сокрытия грехов.
– И преступлений.
– Кроме того, из-за этого человек может потерять свое доброе имя, – сказал Уилт. – Я надеюсь, вы сознаете, какой вред вы наносите моей репутации, задерживая меня здесь таким образом? Вполне достаточно, что всю мою оставшуюся жизнь на меня будут показывать пальцем, как на человека, который одел пластиковую куклу с п… в шмотки своей жены и сбросил ее в шурф. Не хватало еще. чтобы все думали, что я убийца, черт бы вас побрал.
– Там, где ты проведешь оставшуюся жизнь, всем будет плевать, что ты сделал с надувной куклой. – сказал инспектор.
Уилт ухватился за последние слова.
– А, так вы ее нашли, наконец, – обрадовался он. – Прекрасно. Значит, я могу идти.
– Сядь и заткнись, – прорычал инспектор. – Ты никуда не пойдешь, а если и пойдешь, то в большом черном фургоне. Я с тобой еще не кончил. Более того, я только начинаю.
– Опять снова здорово, – сказал Уилт. – Так и знал, что вы все по новой начнете. У вас у всех только условные рефлексы. Причина – следствие, причина – следствие. Что было сначала, курица или яйцо, протоплазма или создатель? Думаю, сейчас вы начнете спрашивать, о чем говорила Ева, когда мы собирались на вечеринку.
– На этот раз, – сказал инспектор, – мне хотелось бы, чтобы ты мне подробно объяснил, почему ты решил спрятать эту чертову куклу на дне ямы.
– Вот это уже интересный вопрос, – сказал Уилт и замолчал. Пожалуй не стоило в данных обстоятельствах пытаться объяснить инспектору, о чем он думал, когда бросал куклу в шурф. Инспектор был не похож на человека, который может понять, почему муж способен мечтать об убийстве собственной жены, не приводя тем не менее свои мечты в исполнение. Наверное, будет лучше подождать, пока Ева не появится жива и невредима, прежде чем касаться этой неизведанной и иррациональной темы. Может быть, познакомившись с Евой, инспектор ему посочувствует. В ее же отсутствие на это рассчитывать не приходилось.
– Считайте, что я просто хотел избавиться от этой жуткой штуки, – сказал, он.
– Ничего такого мы считать не будем, – заметил Флинт. – Скажем так, у тебя был пока не установленный мотив, чтобы засунуть ее туда.
Уилт кивнул.
– Готов с этим согласиться, – сказал он.
Инспектор Флинт одобрительно кивнул.
– Я так и думал. Ну и какой же мотив?
Уилт тщательно обдумал ответ. Он ступал на скользкую почву.
– Давайте скажем, что это было нечто вроде репетиции.
– Репетиции? Какой репетиции?
Уилт немного подумал.
– Интересное слово репетиция, – заметил он. – Оно происходит от французского…
– Плевать, откуда оно происходит, – перебил инспектор. – Я хочу получить ответ.
– Есть в нем что-то похоронное, если хорошо подумать, – продолжил Уилт свои изыскания в области семантики<Английское слово, означающее «репетиция», имеет одинаковый корень со словом, означающим «катафалк» >.
Инспектор немедленно попался на удочку.
– Похороны? Чьи похороны?
– А кого хотите, – сказал Уилт жизнерадостно. – Репетировать, повторять. Можно сказать, что, когда вы проводите эксгумацию, вы повторяете похороны. Хотя я не думаю, что вы пользуетесь катафалками.
– Ради Христа, – заорал инспектор, – не меняй тему. Ты сказал, что что-то репетировал, и я хочу знать что.
– Просто одну идею, – сказал Уилт. – одну из мимолетных идей, возникающих в воображении, которые порхают, как бабочки летом над поляной разума, подгоняемые легким ветерком ассоциаций, дождь которых возникает так, внезапно… Право, неплохо сказано.
– Я так не думаю, – сказал инспектор, с горечью глядя на него. – Я хочу знать, что ты репетировал. Вот что я хочу знать.
– Я же сказал. Идею.
– Какую идею?
– Просто идею, – сказал Уилт. – Просто…
– Да простит меня Господь, Уилт, – завопил инспектор, – если ты снова заведешь про этих блядских бабочек, я нарушу правило всей моей жизни и сверну тебе шею ко всем чертям.
– Я вовсе не собирался говорить на этот раз о бабочках, – ответил Уилт обиженно. – Я хотел сказать, что у меня появилась идея написать книгу…
– Книгу? – рявкнул инспектор. – Какую книгу? Сборник стихотворений или детектив?
– Детектив, – ответил Уилт, воспользовавшись подсказкой.
– Понятно, – сказал инспектор. – Значит, ты собираешься написать занимательный детектив. Дай-ка я попробую угадать сюжет. Значит, жил да был преподаватель техучилища, который ненавидел свою жену и решил ее убить…
– Продолжайте. – сказал Уилт, – пока у вас неплохо получается.
– Еще бы, – сказал инспектор с удовлетворением. – Ну. этот преподаватель считает себя умным парнем, способным одурачить полицию. Он бросает пластиковую куклу в яму, которую должны залить бетоном, надеясь, что, пока полиция возится, пытаясь ее оттуда достать, он спрячет тело жены где-нибудь в другом месте. Кстати, Генри, где ты закопал миссис Уилт? Давай покончим с этим раз и навсегда. Где ты ее спрятал? Скажи. Тебе же самому будет легче.
– Нигде я ее не прятал. Я сказал это уже один раз и готов повторить еще хоть тысячу. Сколько раз можно говорить вам, что я не знаю, где она?
– Я скажу за тебя, Уилт, – заявил инспектор, когда к нему вернулся дар речи. – Мне и раньше приходилось встречаться с крутыми парнями, но перед тобой я снимаю шляпу. Ты самый крутой из всех, с кем мне когда-либо не повезло встретиться.
Уилт покачал головой.
– Вы знаете, инспектор, – сказал он, – мне вас жаль, честное слово. Вы не способны разглядеть правду, даже если она у вас прямо под носом.
Инспектор поднялся и вышел из комнаты. – Эй. ты, – обратился он к первому же попавшемуся детективу, – иди к нему и задавай этому поганцу вопросы, и не останавливайся, пока я не скажу.
– Какие вопросы?
– Любые. Какие в голову придут. Не переставай спрашивать его, зачем он засунул надувную пластиковую куклу в яму. Спрашивай снова и снова. Я его расколю, этого урода.
Вернувшись в свой кабинет, он бросился в кресло и принялся думать.
– И заявить об исчезновении миссис Уилт? И потом, ты забываешь о Прингшеймах. Исчезает жена, ну и что? Но и ее друзья тоже исчезают, оставив дом в жутком беспорядке и в крови. Это уже надо как-то объяснить. Поэтому он наводит нас на ложный путь…
– И какая ему от того польза? – запротестовал сержант. – Ну отроем мы куклу. Но ведь не прекратим расследование.
– Может и нет, но это даст ему неделю, а за это время трупы разложатся.
– Вы думаете, он воспользовался кислотой, как Хай? – спросил сержант. – Просто ужас.
– Конечно, ужас. А по-твоему, убийство – это одно очарование, так что ли? Между прочим, они прищучили Хая только потому, что этот дурак рассказал им, где останки. Держи он пасть на замке еще с недельку, ничего бы они не нашли. Все бы смыло к чертям собачьим. Кроме того, я не знаю, чем пользовался Уилт. Но я знаю, что он интеллектуал, у него хорошие мозги и он уверен, что не оставил следов. Для начала мы его допросим, может быть, даже возьмем под стражу. а когда мы это сделаем, мы выкопаем надувную пластиковую куклу. Да из нас мартышек сделают, если мы представим в суде пластиковую куклу в качестве доказательства убийства. Мы будем посмешищем для всего мира. Суд откажется рассматривать это дело, а когда мы возьмем его вторично по обвинению в настоящем убийстве, знаешь, что произойдет? Вся эта братия из общества гражданских свобод вцепится нам в глотки. как целая стая вампиров.
– Думаю, теперь понятно, почему он не начал вопить по поводу адвоката. – сказал Ятц.
– Разумеется. Зачем ему сейчас адвокат? Но если мы возьмем его повторно, адвокаты будут распихивать друг друга локтями, лишь бы получить возможность помочь Уилту. Представь только, какой они поднимут визг насчет жестокости и пристрастности полиции. Сам себя не услышишь. Его адвокаты будут на коне. Сначала пластиковая кукла, а потом вообще никаких трупов. Он выйдет сухим из воды.
– Только сумасшедший мог все это придумать, – сказал сержант.
– Или е..л гений. – с горечью сказал Флинт. – Господи, что за дело! – Он с отвращением загасил сигарету.
– Что мне сейчас делать? Еще потрясти его немного?
– Не надо. я сам им займусь. Ты поезжай в техучилище и заставь его начальника признаться, что он о нем думает на самом деле. Собери всю грязь по капле. Должно же быть что-нибудь в его прошлом, что можно использовать.
* * *
Флинт пошел в комнату для допросов. Уилт сидел за столом и делал пометки на оборотной стороне бланка для признания. Теперь, когда он начал чувствовать себя в полицейском участке если не как дома, то, по крайней мере. достаточно спокойно, он принялся размышлять, куда же делась Ева Он вынужден был признать, что его беспокоили пятна крови в спальне Прингшеймов. Чтобы занять время, он пытался сформулировать свои мысли на бумаге. Именно этим он продолжал заниматься, когда вошел инспектор Флинт.– Так, значит, ты парень не промах, Уилт, – сказал он и потянул листок на себя. – Читать и писать ты умеешь, и у тебя логичный и изобретательный умишко. Давай-ка посмотрим, что ты тут написал. Кто такая Этель?
– Сестра Евы, – сказал Уилт. – Она замужем за садовником, выращивающим овощи на продажу. Ева иногда гостит у нее по неделе.
– А это – «кровь в ванне»?
– Интересно, откуда она там взялась.
– А «следы поспешного отъезда»?
– Я просто записывал свои мысли насчет состояния дома Прингшеймов, – сказал Уилт.
– Хочешь нам помочь?
– Я и так помогаю расследованию. Кажется, официально это так называется?
– Официально, может, и так, Уилт, но в данном случае это не соответствует действительности.
– Вероятно, это не единственный случай, – заметил Уилт. – Одно из выражений для сокрытия грехов.
– И преступлений.
– Кроме того, из-за этого человек может потерять свое доброе имя, – сказал Уилт. – Я надеюсь, вы сознаете, какой вред вы наносите моей репутации, задерживая меня здесь таким образом? Вполне достаточно, что всю мою оставшуюся жизнь на меня будут показывать пальцем, как на человека, который одел пластиковую куклу с п… в шмотки своей жены и сбросил ее в шурф. Не хватало еще. чтобы все думали, что я убийца, черт бы вас побрал.
– Там, где ты проведешь оставшуюся жизнь, всем будет плевать, что ты сделал с надувной куклой. – сказал инспектор.
Уилт ухватился за последние слова.
– А, так вы ее нашли, наконец, – обрадовался он. – Прекрасно. Значит, я могу идти.
– Сядь и заткнись, – прорычал инспектор. – Ты никуда не пойдешь, а если и пойдешь, то в большом черном фургоне. Я с тобой еще не кончил. Более того, я только начинаю.
– Опять снова здорово, – сказал Уилт. – Так и знал, что вы все по новой начнете. У вас у всех только условные рефлексы. Причина – следствие, причина – следствие. Что было сначала, курица или яйцо, протоплазма или создатель? Думаю, сейчас вы начнете спрашивать, о чем говорила Ева, когда мы собирались на вечеринку.
– На этот раз, – сказал инспектор, – мне хотелось бы, чтобы ты мне подробно объяснил, почему ты решил спрятать эту чертову куклу на дне ямы.
– Вот это уже интересный вопрос, – сказал Уилт и замолчал. Пожалуй не стоило в данных обстоятельствах пытаться объяснить инспектору, о чем он думал, когда бросал куклу в шурф. Инспектор был не похож на человека, который может понять, почему муж способен мечтать об убийстве собственной жены, не приводя тем не менее свои мечты в исполнение. Наверное, будет лучше подождать, пока Ева не появится жива и невредима, прежде чем касаться этой неизведанной и иррациональной темы. Может быть, познакомившись с Евой, инспектор ему посочувствует. В ее же отсутствие на это рассчитывать не приходилось.
– Считайте, что я просто хотел избавиться от этой жуткой штуки, – сказал, он.
– Ничего такого мы считать не будем, – заметил Флинт. – Скажем так, у тебя был пока не установленный мотив, чтобы засунуть ее туда.
Уилт кивнул.
– Готов с этим согласиться, – сказал он.
Инспектор Флинт одобрительно кивнул.
– Я так и думал. Ну и какой же мотив?
Уилт тщательно обдумал ответ. Он ступал на скользкую почву.
– Давайте скажем, что это было нечто вроде репетиции.
– Репетиции? Какой репетиции?
Уилт немного подумал.
– Интересное слово репетиция, – заметил он. – Оно происходит от французского…
– Плевать, откуда оно происходит, – перебил инспектор. – Я хочу получить ответ.
– Есть в нем что-то похоронное, если хорошо подумать, – продолжил Уилт свои изыскания в области семантики<Английское слово, означающее «репетиция», имеет одинаковый корень со словом, означающим «катафалк» >.
Инспектор немедленно попался на удочку.
– Похороны? Чьи похороны?
– А кого хотите, – сказал Уилт жизнерадостно. – Репетировать, повторять. Можно сказать, что, когда вы проводите эксгумацию, вы повторяете похороны. Хотя я не думаю, что вы пользуетесь катафалками.
– Ради Христа, – заорал инспектор, – не меняй тему. Ты сказал, что что-то репетировал, и я хочу знать что.
– Просто одну идею, – сказал Уилт. – одну из мимолетных идей, возникающих в воображении, которые порхают, как бабочки летом над поляной разума, подгоняемые легким ветерком ассоциаций, дождь которых возникает так, внезапно… Право, неплохо сказано.
– Я так не думаю, – сказал инспектор, с горечью глядя на него. – Я хочу знать, что ты репетировал. Вот что я хочу знать.
– Я же сказал. Идею.
– Какую идею?
– Просто идею, – сказал Уилт. – Просто…
– Да простит меня Господь, Уилт, – завопил инспектор, – если ты снова заведешь про этих блядских бабочек, я нарушу правило всей моей жизни и сверну тебе шею ко всем чертям.
– Я вовсе не собирался говорить на этот раз о бабочках, – ответил Уилт обиженно. – Я хотел сказать, что у меня появилась идея написать книгу…
– Книгу? – рявкнул инспектор. – Какую книгу? Сборник стихотворений или детектив?
– Детектив, – ответил Уилт, воспользовавшись подсказкой.
– Понятно, – сказал инспектор. – Значит, ты собираешься написать занимательный детектив. Дай-ка я попробую угадать сюжет. Значит, жил да был преподаватель техучилища, который ненавидел свою жену и решил ее убить…
– Продолжайте. – сказал Уилт, – пока у вас неплохо получается.
– Еще бы, – сказал инспектор с удовлетворением. – Ну. этот преподаватель считает себя умным парнем, способным одурачить полицию. Он бросает пластиковую куклу в яму, которую должны залить бетоном, надеясь, что, пока полиция возится, пытаясь ее оттуда достать, он спрячет тело жены где-нибудь в другом месте. Кстати, Генри, где ты закопал миссис Уилт? Давай покончим с этим раз и навсегда. Где ты ее спрятал? Скажи. Тебе же самому будет легче.
– Нигде я ее не прятал. Я сказал это уже один раз и готов повторить еще хоть тысячу. Сколько раз можно говорить вам, что я не знаю, где она?
– Я скажу за тебя, Уилт, – заявил инспектор, когда к нему вернулся дар речи. – Мне и раньше приходилось встречаться с крутыми парнями, но перед тобой я снимаю шляпу. Ты самый крутой из всех, с кем мне когда-либо не повезло встретиться.
Уилт покачал головой.
– Вы знаете, инспектор, – сказал он, – мне вас жаль, честное слово. Вы не способны разглядеть правду, даже если она у вас прямо под носом.
Инспектор поднялся и вышел из комнаты. – Эй. ты, – обратился он к первому же попавшемуся детективу, – иди к нему и задавай этому поганцу вопросы, и не останавливайся, пока я не скажу.
– Какие вопросы?
– Любые. Какие в голову придут. Не переставай спрашивать его, зачем он засунул надувную пластиковую куклу в яму. Спрашивай снова и снова. Я его расколю, этого урода.
Вернувшись в свой кабинет, он бросился в кресло и принялся думать.
13
Тем временем в техучилище сержант Ятц сидел в кабинете мистера Морриса.
– Извините, что я вас опять беспокою, – сказал он, – но требуется уточнить кой-какие детали насчет этого Уилта.
Заведующий гуманитарным отделением устало поднял глаза от расписания. Он безуспешно пытался найти кого-нибудь вместо Уилта для группы каменщиков. Прайс не годился, потому что у него занятия с механиками, а Уильяме не согласится. Он и так накануне ушел домой с расстройством желудка на нервной почве и пригрозил, что вообще откажется подменять любого, кто в его присутствии, хотя бы упомянет группу каменщиков еще раз. Оставался только сам мистер Моррис, и он был согласен, чтобы сержант беспокоил его сколько его душе угодно, лишь бы не идти на занятия к этим чертовым каменщикам.
– Располагайте мной, – сказал он с любезностью. которая представляла любопытный контраст с его загнанным видом. – Какие детали вас интересуют?
– Только общее впечатление о человеке, сэр, – сказал сержант. – Какие-нибудь странности?
– Странности? – мистер Моррис на минуту задумался. Если не считать безропотную готовность год за годом преподавать в самых ужасных классах, мистер Моррис никаких странностей за Уилтом не знал. – Наверное, можно считать немного странной его фанатическую приверженность «Повелителю мух», но я сам никогда..
– Подождите минутку, сэр, – прервал его сержант Ятц, торопливо записывая что-то в блокнот. – Как вы сказали, «фанатическая привязанность»?
– Я имел в виду…
– Мухам, сэр?
– «Повелителю мух». Это книга такая, – сказал мистер Моррис, сознавая, что вряд ли стоило об этом говорить. Полицейские казались не слишком большими ценителями всех тех изысков литературного вкуса, который он привык считать признаком интеллигентности. – Надеюсь, я не сказал ничего лишнего.
– Разумеется нет, сэр. Все эти маленькие детали позволяют нам понять, как работает ум преступника.
Мистер Моррис вздохнул.
– Должен сказать, что когда мистер Уилт пришел к нам из университета, мне и в голову не могло прийти, что такое может случиться.
– Конечно, сэр. А мистер Уилт никогда плохо не отзывался о своей жене?
– Плохо? Бог мой, да нет. Да и нужды не было говорить. Ева говорила сама за себя. – Сквозь окно он посмотрел на работающую бурильную машину.
– Значит, по-вашему, миссис Уилт была не очень симпатичным человеком?
Мистер Моррис покачал головой.
– Ева была ужасной женщиной.
Сержант Ятц облизал кончик своей шариковой ручки.
– Как вы сказали, «ужасной», сэр?
– Боюсь, что так. Она как-то посещала мои вечерние занятия по элементарной драме.
– Элементарной? – переспросил сержант и сделал соответствующую запись.
– Да, хотя в случае с миссис Уилт больше бы подошло определение стихийная. Она так экспансивно играла все роли, что была далека. от убедительности. Ее Дездемона – это было нечто, такое трудно забыть.
– Она была импульсивной женщиной, вы это хотите сказать?
– Давайте лучше скажем так, – заметил мистер Моррис. – Если бы Шекспир написал пьесу так, как ее интерпретировала миссис Уилт, то задушенным бы оказался Отелло.
– Понятно, сэр, – сказал сержант. – Вы имеете в виду, что она не любит черных.
– Не имею представления о ее взглядах на расовую проблему, – сказал мистер Моррис. – Я говорил о физической силе.
– Сильная женщина, сэр?
– Очень, – ответил мистер Моррис с чувством.
На лице сержанта отразилось искреннее недоумение.
– Как-то странно, что такая сильная женщина дала себя убить Уилту и не оказала большого сопротивления, – сказал он задумчиво.
– Я в это тоже не могу поверить, – согласился мистер Моррис. – Более того, это говорит о том, что Генри обладает фанатическим мужеством, чего я никогда в нем не подозревал. Наверное, в тот момент он обезумел.
Сержант Ятц ухватился за эти слова.
– Значит, вы серьезно считаете, что он был не в своем уме, когда убил свою жену?
– В своем уме? Кто же в своем уме убьет жену и бросит ее тело…
– Я хочу сказать, сэр, – перебил сержант, – не считаете ли вы мистера Уилта сумасшедшим?
Мистер Моррис заколебался. У него в штате было немало психически неуравновешенных людей, но ему вовсе не хотелось это афишировать. С другой стороны, не исключено, что таким признанием он поможет бедняге Уилту.
– Да. я думаю, можно так сказать, – в конце концов сказал Моррис, у которого было доброе сердце. – Очень даже сумасшедший. Сержант, между нами, любой человек, согласившийся учить таких кровожадных молодых негодяев, как у нас в училище, не может быть полностью нормальным. Только на прошлой неделе Уилт ввязался в перепалку с наборщиками и получил удар в лицо. Я думаю, это сказалось на его поведении в дальнейшем. Надеюсь, вы сохраните все, что я вам сказал, в строжайшей тайне. Я бы не хотел…
– Разумеется, сэр, – сказал сержант. – Ну, не буду вас больше задерживать.
Он вернулся в полицейский участок и доложил о своих успехах инспектору Флинту.
– Совершенный псих, – провозгласил он. – Так он считает. Он высказался вполне определенно.
– В этом случае он не имел права держать ублюдка на работе, – сказал Флинт. – Он должен был уволить мерзавца.
– Уволить? Из училища? Вы же знаете, учителей нельзя уволить. Надо сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы тебя уволили.
– Например, укокошить троих. Ну, что касается меня, то они могут получить этого мерзавца назад.
– Вы хотите сказать, он еще держится?
– Держится? Да он перешел в контратаку. Сначала он довел меня до нервного истощения, а теперь Болтон умоляет, чтобы его заменили. Больше не может выдержать напряжения.
Сержант Ятц почесал голову.
– Понять не могу, как ему это удается, – сказал он. – Всякий подумает, что он невиновен. Хотел бы я знать, когда он попросит адвоката.
– Никогда, – сказал Флинт. – Зачем ему адвокат? Если бы на допросе присутствовал адвокат и лез с советами, я бы давно вытянул из Уилта правду.
– Так я себе представляю ад, – заявил Гаскелл, – быть запертым с парой сапфисток.
– Что такое сапфистка? – спросила Ева.
Пораженный Гаскелл вытаращил на нее глаза.
– Вы что, не знаете?
– Ну, я слышала что-то про остров…
– Дремучая вы наша, – сказал Гаскелл. – Надо же быть такой наивной. Сапфистка это…
– Джи, прекрати, – перебила Салли. – Чей ход?
– Мой, – сказала Ева? – И…М…П… получается Имп.
– О…Т…Е…Н…Т… получается Гаскелл, – сказала Салли.
Гаскелл еще разочек приложился к бутылке.
– Черт побери, во что мы играем? В слова или в откровенность?
– Твой ход, – сказала Салли.
Гаскелл поставил Д…И…Л…Д вокруг буквы О. – Попробуй, размер подходит?
Ева посмотрела на него осуждающе.
– Нельзя употреблять собственные имена, – сказала она. – Вы же не дали мне употребить Сквизи.
– Ева, детка, дилдо вовсе не собственное имя. Это такая вещь. Суррогат пениса.
– Что?
– Ладно, проехали, – сказала Салли. – Теперь твой ход. – Ева посмотрела на свои буквы. Ей надоели эти постоянные указания, и, кроме того, ей хотелось знать, что такое сапфистка. И суррогат пениса. Наконец она составила слово Л…Ю…Б…О…В…Ь вокруг буквы О.
– У любви как у пташки крылья, – сказал Гаскелл и поставил Д…И…Д… к уже имеющимся Л.
– У вас два одинаковых слова, – заметила Ева. – Дилдо уже было.
– А этот другой, – сказал Гаскелл, – с усиками.
– Какая разница?
– Спросите Салли. Это у нее пенисомания.
– Ах ты, жопа, – сказала Салли и составила слово «педик» вокруг буквы Д. – Это про тебя.
– Ну, что я говорил? Игра в откровенность, – сказал Гаскелл. – Да здравствует правда!
Ева составила слово «верный», Гаскелл написал «шлюха», а Салли ответила словом «псих».
– Великолепно, – заметил Гаскелл, – почти так же гениально, как у Ай Чинга.
– Вундеркинд, ты меня без ножа режешь, – сказала Салли.
– Переходи на самообслуживание, – сказал Гаскелл и положил руку на Евино бедро.
– Уберите руки, – сказала Ева и оттолкнула его. Ее следующим словом было «грех». Гаскелл изобразил: «Трибадия».
– И не говорите мне, что это собственное имя.
– Во всяком случае, я такого слова не встречала, – сказала Ева.
Гаскелл уставился на нее и покатился со смеху.
– Теперь я слышал все, – сказал он, – к примеру, что минет это лекарство от кашля. У глупости есть границы?
– Посмотри в зеркало, узнаешь, – предложила Салли.
– Ну разумеется. Значит, я женился на проклятой лесбиянке, которая еще к тому же взяла моду красть чужие катера и чужих жен. Ладно, пусть я дурак. Но эти сиськи дадут мне сто очков вперед. Она такая ханжа, что делает вид, будто она вовсе не сапфистка…
– Я не знаю, что это такое, – вмешалась Ева.
– Ну так я тебе скажу, толстуха. Сапфистка означает лесбиянка.
– Вы что, обзываете меня лесбиянкой? – спросила Ева.
– Вот именно, – подтвердил Гаскелл.
Ева закатила ему увесистую пощечину. Очки слетели у него с носа, и он плюхнулся на пол.
– Слушай, Джи… – начала было Салли, но Гаскелл уже поднялся на ноги.
– Вот что, жирная ты сука, – сказал он. – Правды захотела? Получай? Первое, ты ведь считаешь, что Генри, твой муженек, сам вляпался в эту куклу, так вот позволь мне тебе сказать…
– Гаскелл, заткнись немедленно. – закричала Салли.
– Черта с два. Мне уже обрыдли и ты и твои штучки. Я взял тебя из дурдома…
– Неправда, это была клиника, – взвизгнула Салли, – клиника для больных извращенцев вроде тебя.
Но Ева не слушала. Она во все глаза смотрела на Гаскелла. Он обозвал ее лесбиянкой и сказал, что Генри попал в эту куклу не по своей воле.
– Расскажите мне о Генри, – закричала она. – Как он попал в эту куклу?
Гаскелл указал на Салли.
– Ее работа. Он был без сознания…
– Вы его туда засунули? – спросила Ева, обращаясь к Салли. – Это правда?
– Он пытался меня изнасиловать, Ева. Он пытался…
– Не верю, – закричала Ева. – Генри не такой.
– Говорю тебе, он пытался. Он…
– И вы защемили его этой куклой? – Ева завизжала и бросилась через стол на Салли. Раздался треск, и стол рухнул. Гаскелл откатился в сторону, поближе к койке, а Салли пулей вылетела из каюты. Ева встала и направилась к двери. Ее использовали, обманывали и ей врали. И унизили Генри. Она убьет эту сучку Салли. Ева вышла на палубу. В конце ее виднелся смутный силуэт Салли. Ева обошла двигатель и сделала бросок. В следующее мгновение она поскользнулась на разлитом топливе, а Салли рванулась к каюте и захлопнула за собой дверь. Ева поднялась на ноги и долго стояла. Дождь струился по ее лицу, смывая все те иллюзии, которыми она жила целую неделю. И она увидела себя такой, как есть – толстой дурой, бросившей мужа в погоне за блеском, который оказался фальшивым и дрянным, замешанным исключительно на словоблудии и деньгах. И к тому же Гаскелл сказал, что она лесбиянка. В этот момент на нее обрушилась вся тошнотворная правда относительно касательной терапии. Она шатаясь подошла к борту и села на ящик.
И постепенно ее отвращение к самой себе перешло в гнев и холодную ненависть к Прингшеймам. Она на них отыграется. Они еще пожалеют, что встретили ее. Ева встала, открыла ящик, вытащила спасательные жилеты и перебросила их за борт. Затем она надула матрац, опустила его в воду и сама перебралась через борт. Спустившись в воду, она улеглась на матрац. Он угрожающе раскачивался, но Ева не боялась. Она мстила Прингшеймам, и ей было наплевать, что произойдет с ней самой. Она осторожно гребла, подталкивая спасательные жилеты впереди себя. Ветер дул в спину, и матрац двигался легко. Через пять минут она уже обогнула камыши, и теперь ее нельзя было увидеть с катера. Где-то впереди была открытая вода, баржи, а значит, и земля.
Тут она поняла, что ветром ее матрац прибивает к камышам. Дождь прекратился. Тяжело дыша, Ева лежала на матраце. Если избавиться от спасательных жилетов, то будет легче. С катера все равно до них не добраться. Она стала заталкивать их в камыши, но вдруг остановилась. Может, один стоит оставить? Она отцепила один жилет от общей связки и умудрилась надеть его на себя. После этого она снова легла лицом вниз на матрац и начала грести по течению в ту сторону, где протока расширялась.
– Ну и дурак же ты, – сказала она. – И зачем тебе надо было все выбалтывать? Что ты теперь собираешься делать?
– Разведусь с тобой для начала, – сказал Гаскелл.
– Я отсужу у тебя по алиментам все, что у тебя есть.
– Ничего подобного. Ты не получишь ни цента, – заявил Гаскелл и выпил еще водки.
– Да раньше ты сдохнешь, – сказала Салли.
– Я сдохну? – Гаскелл усмехнулся. – Уж если кто и сдохнет, так это ты. Крошка с сиськами тебя прикончит.
– Она остынет.
– Думаешь? Попробуй открыть дверь и убедись. Давай, отпирай дверь.
Салли отошла от двери и села.
– На этот раз ты действительно влипла, – сказал Гаскелл. – Надо же тебе было подобрать чемпионку по борьбе.
– Пойди и успокой ее.
– Ни за что. Я скорее выйду с завязанными глазами против носорога. – Он улегся на койку со счастливым выражением лица. – Знаешь, во всем этом есть нечто смешное. Тебе стоит взяться за эмансипацию неандертальца. Женская эмансипация в эпоху палеолита. Она – Тарзан, ты – Джейн. Завела себе зверинец.
– Очень смешно, – сказала Салли. – А твоя какая роль?
– Я – Ной. Скажи спасибо, что у нее нет пистолета. – Он положил голову на подушку и уснул.
Салли сидела, глядя на него с ненавистью. Она была напугана. Евина реакция оказалась такой бурной, что Салли потеряла уверенность в себе. Гаскелл прав. В поведении Евы есть что-то доисторическое. Она вздрогнула, вспомнив темную фигуру, надвигающуюся на нее на палубе. Салли встала, пошла на камбуз и отыскала длинный острый нож. Потом вернулась в каюту, проверила, хорошо ли закрыта дверь, легла на койку и попыталась заснуть. Но заснуть не удавалось. Снаружи доносились какие-то звуки. Волны бились о борт катера. Завывал ветер. Господи, как же все запуталось. Салли покрепче сжала нож и принялась думать о Гаскелле и о том, что он сказал насчет развода.
– Они держат его с понедельника, а сегодня четверг. Насколько я знаю. они не имеют права держать его так долго, не пригласив к нему адвоката.
– Если он не просит адвоката, а полиция хочет его допросить, и он согласен отвечать на вопросы и отказывается пользоваться своими юридическими правами, то, честное слово, я не знаю, что я могу здесь сделать, – говорил мистер Госдайк.
– Вы уверены, что ситуация именно такова? – спросил Брейнтри.
– Насколько мне удалось выяснить, именно такова. Мистер Уилт не просил свидания со мной. Я разговаривал с инспектором, который ведет это дело, я уже говорил вам об этом, так вот, совершенно очевидно, что по какой-то необъяснимой причине, мистер Уилт готов оказывать полиции помощь в расследовании, пока они считают это необходимым. Если же человек отказывается воспользоваться своими юридическими правами, то он сам несет ответственность за возможные последствия.
– Извините, что я вас опять беспокою, – сказал он, – но требуется уточнить кой-какие детали насчет этого Уилта.
Заведующий гуманитарным отделением устало поднял глаза от расписания. Он безуспешно пытался найти кого-нибудь вместо Уилта для группы каменщиков. Прайс не годился, потому что у него занятия с механиками, а Уильяме не согласится. Он и так накануне ушел домой с расстройством желудка на нервной почве и пригрозил, что вообще откажется подменять любого, кто в его присутствии, хотя бы упомянет группу каменщиков еще раз. Оставался только сам мистер Моррис, и он был согласен, чтобы сержант беспокоил его сколько его душе угодно, лишь бы не идти на занятия к этим чертовым каменщикам.
– Располагайте мной, – сказал он с любезностью. которая представляла любопытный контраст с его загнанным видом. – Какие детали вас интересуют?
– Только общее впечатление о человеке, сэр, – сказал сержант. – Какие-нибудь странности?
– Странности? – мистер Моррис на минуту задумался. Если не считать безропотную готовность год за годом преподавать в самых ужасных классах, мистер Моррис никаких странностей за Уилтом не знал. – Наверное, можно считать немного странной его фанатическую приверженность «Повелителю мух», но я сам никогда..
– Подождите минутку, сэр, – прервал его сержант Ятц, торопливо записывая что-то в блокнот. – Как вы сказали, «фанатическая привязанность»?
– Я имел в виду…
– Мухам, сэр?
– «Повелителю мух». Это книга такая, – сказал мистер Моррис, сознавая, что вряд ли стоило об этом говорить. Полицейские казались не слишком большими ценителями всех тех изысков литературного вкуса, который он привык считать признаком интеллигентности. – Надеюсь, я не сказал ничего лишнего.
– Разумеется нет, сэр. Все эти маленькие детали позволяют нам понять, как работает ум преступника.
Мистер Моррис вздохнул.
– Должен сказать, что когда мистер Уилт пришел к нам из университета, мне и в голову не могло прийти, что такое может случиться.
– Конечно, сэр. А мистер Уилт никогда плохо не отзывался о своей жене?
– Плохо? Бог мой, да нет. Да и нужды не было говорить. Ева говорила сама за себя. – Сквозь окно он посмотрел на работающую бурильную машину.
– Значит, по-вашему, миссис Уилт была не очень симпатичным человеком?
Мистер Моррис покачал головой.
– Ева была ужасной женщиной.
Сержант Ятц облизал кончик своей шариковой ручки.
– Как вы сказали, «ужасной», сэр?
– Боюсь, что так. Она как-то посещала мои вечерние занятия по элементарной драме.
– Элементарной? – переспросил сержант и сделал соответствующую запись.
– Да, хотя в случае с миссис Уилт больше бы подошло определение стихийная. Она так экспансивно играла все роли, что была далека. от убедительности. Ее Дездемона – это было нечто, такое трудно забыть.
– Она была импульсивной женщиной, вы это хотите сказать?
– Давайте лучше скажем так, – заметил мистер Моррис. – Если бы Шекспир написал пьесу так, как ее интерпретировала миссис Уилт, то задушенным бы оказался Отелло.
– Понятно, сэр, – сказал сержант. – Вы имеете в виду, что она не любит черных.
– Не имею представления о ее взглядах на расовую проблему, – сказал мистер Моррис. – Я говорил о физической силе.
– Сильная женщина, сэр?
– Очень, – ответил мистер Моррис с чувством.
На лице сержанта отразилось искреннее недоумение.
– Как-то странно, что такая сильная женщина дала себя убить Уилту и не оказала большого сопротивления, – сказал он задумчиво.
– Я в это тоже не могу поверить, – согласился мистер Моррис. – Более того, это говорит о том, что Генри обладает фанатическим мужеством, чего я никогда в нем не подозревал. Наверное, в тот момент он обезумел.
Сержант Ятц ухватился за эти слова.
– Значит, вы серьезно считаете, что он был не в своем уме, когда убил свою жену?
– В своем уме? Кто же в своем уме убьет жену и бросит ее тело…
– Я хочу сказать, сэр, – перебил сержант, – не считаете ли вы мистера Уилта сумасшедшим?
Мистер Моррис заколебался. У него в штате было немало психически неуравновешенных людей, но ему вовсе не хотелось это афишировать. С другой стороны, не исключено, что таким признанием он поможет бедняге Уилту.
– Да. я думаю, можно так сказать, – в конце концов сказал Моррис, у которого было доброе сердце. – Очень даже сумасшедший. Сержант, между нами, любой человек, согласившийся учить таких кровожадных молодых негодяев, как у нас в училище, не может быть полностью нормальным. Только на прошлой неделе Уилт ввязался в перепалку с наборщиками и получил удар в лицо. Я думаю, это сказалось на его поведении в дальнейшем. Надеюсь, вы сохраните все, что я вам сказал, в строжайшей тайне. Я бы не хотел…
– Разумеется, сэр, – сказал сержант. – Ну, не буду вас больше задерживать.
Он вернулся в полицейский участок и доложил о своих успехах инспектору Флинту.
– Совершенный псих, – провозгласил он. – Так он считает. Он высказался вполне определенно.
– В этом случае он не имел права держать ублюдка на работе, – сказал Флинт. – Он должен был уволить мерзавца.
– Уволить? Из училища? Вы же знаете, учителей нельзя уволить. Надо сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы тебя уволили.
– Например, укокошить троих. Ну, что касается меня, то они могут получить этого мерзавца назад.
– Вы хотите сказать, он еще держится?
– Держится? Да он перешел в контратаку. Сначала он довел меня до нервного истощения, а теперь Болтон умоляет, чтобы его заменили. Больше не может выдержать напряжения.
Сержант Ятц почесал голову.
– Понять не могу, как ему это удается, – сказал он. – Всякий подумает, что он невиновен. Хотел бы я знать, когда он попросит адвоката.
– Никогда, – сказал Флинт. – Зачем ему адвокат? Если бы на допросе присутствовал адвокат и лез с советами, я бы давно вытянул из Уилта правду.
* * *
С наступлением ночи в проливе Ил ветер усилился до восьми баллов. Дождь барабанил по крыше каюты, волны били в правый борт, и катер все больше и больше утопал в иле. В каюте было накурено, а атмосфера накалена. Гаскелл достал бутылку водки и пил. Они играли в слова, чтобы скоротать время.– Так я себе представляю ад, – заявил Гаскелл, – быть запертым с парой сапфисток.
– Что такое сапфистка? – спросила Ева.
Пораженный Гаскелл вытаращил на нее глаза.
– Вы что, не знаете?
– Ну, я слышала что-то про остров…
– Дремучая вы наша, – сказал Гаскелл. – Надо же быть такой наивной. Сапфистка это…
– Джи, прекрати, – перебила Салли. – Чей ход?
– Мой, – сказала Ева? – И…М…П… получается Имп.
– О…Т…Е…Н…Т… получается Гаскелл, – сказала Салли.
Гаскелл еще разочек приложился к бутылке.
– Черт побери, во что мы играем? В слова или в откровенность?
– Твой ход, – сказала Салли.
Гаскелл поставил Д…И…Л…Д вокруг буквы О. – Попробуй, размер подходит?
Ева посмотрела на него осуждающе.
– Нельзя употреблять собственные имена, – сказала она. – Вы же не дали мне употребить Сквизи.
– Ева, детка, дилдо вовсе не собственное имя. Это такая вещь. Суррогат пениса.
– Что?
– Ладно, проехали, – сказала Салли. – Теперь твой ход. – Ева посмотрела на свои буквы. Ей надоели эти постоянные указания, и, кроме того, ей хотелось знать, что такое сапфистка. И суррогат пениса. Наконец она составила слово Л…Ю…Б…О…В…Ь вокруг буквы О.
– У любви как у пташки крылья, – сказал Гаскелл и поставил Д…И…Д… к уже имеющимся Л.
– У вас два одинаковых слова, – заметила Ева. – Дилдо уже было.
– А этот другой, – сказал Гаскелл, – с усиками.
– Какая разница?
– Спросите Салли. Это у нее пенисомания.
– Ах ты, жопа, – сказала Салли и составила слово «педик» вокруг буквы Д. – Это про тебя.
– Ну, что я говорил? Игра в откровенность, – сказал Гаскелл. – Да здравствует правда!
Ева составила слово «верный», Гаскелл написал «шлюха», а Салли ответила словом «псих».
– Великолепно, – заметил Гаскелл, – почти так же гениально, как у Ай Чинга.
– Вундеркинд, ты меня без ножа режешь, – сказала Салли.
– Переходи на самообслуживание, – сказал Гаскелл и положил руку на Евино бедро.
– Уберите руки, – сказала Ева и оттолкнула его. Ее следующим словом было «грех». Гаскелл изобразил: «Трибадия».
– И не говорите мне, что это собственное имя.
– Во всяком случае, я такого слова не встречала, – сказала Ева.
Гаскелл уставился на нее и покатился со смеху.
– Теперь я слышал все, – сказал он, – к примеру, что минет это лекарство от кашля. У глупости есть границы?
– Посмотри в зеркало, узнаешь, – предложила Салли.
– Ну разумеется. Значит, я женился на проклятой лесбиянке, которая еще к тому же взяла моду красть чужие катера и чужих жен. Ладно, пусть я дурак. Но эти сиськи дадут мне сто очков вперед. Она такая ханжа, что делает вид, будто она вовсе не сапфистка…
– Я не знаю, что это такое, – вмешалась Ева.
– Ну так я тебе скажу, толстуха. Сапфистка означает лесбиянка.
– Вы что, обзываете меня лесбиянкой? – спросила Ева.
– Вот именно, – подтвердил Гаскелл.
Ева закатила ему увесистую пощечину. Очки слетели у него с носа, и он плюхнулся на пол.
– Слушай, Джи… – начала было Салли, но Гаскелл уже поднялся на ноги.
– Вот что, жирная ты сука, – сказал он. – Правды захотела? Получай? Первое, ты ведь считаешь, что Генри, твой муженек, сам вляпался в эту куклу, так вот позволь мне тебе сказать…
– Гаскелл, заткнись немедленно. – закричала Салли.
– Черта с два. Мне уже обрыдли и ты и твои штучки. Я взял тебя из дурдома…
– Неправда, это была клиника, – взвизгнула Салли, – клиника для больных извращенцев вроде тебя.
Но Ева не слушала. Она во все глаза смотрела на Гаскелла. Он обозвал ее лесбиянкой и сказал, что Генри попал в эту куклу не по своей воле.
– Расскажите мне о Генри, – закричала она. – Как он попал в эту куклу?
Гаскелл указал на Салли.
– Ее работа. Он был без сознания…
– Вы его туда засунули? – спросила Ева, обращаясь к Салли. – Это правда?
– Он пытался меня изнасиловать, Ева. Он пытался…
– Не верю, – закричала Ева. – Генри не такой.
– Говорю тебе, он пытался. Он…
– И вы защемили его этой куклой? – Ева завизжала и бросилась через стол на Салли. Раздался треск, и стол рухнул. Гаскелл откатился в сторону, поближе к койке, а Салли пулей вылетела из каюты. Ева встала и направилась к двери. Ее использовали, обманывали и ей врали. И унизили Генри. Она убьет эту сучку Салли. Ева вышла на палубу. В конце ее виднелся смутный силуэт Салли. Ева обошла двигатель и сделала бросок. В следующее мгновение она поскользнулась на разлитом топливе, а Салли рванулась к каюте и захлопнула за собой дверь. Ева поднялась на ноги и долго стояла. Дождь струился по ее лицу, смывая все те иллюзии, которыми она жила целую неделю. И она увидела себя такой, как есть – толстой дурой, бросившей мужа в погоне за блеском, который оказался фальшивым и дрянным, замешанным исключительно на словоблудии и деньгах. И к тому же Гаскелл сказал, что она лесбиянка. В этот момент на нее обрушилась вся тошнотворная правда относительно касательной терапии. Она шатаясь подошла к борту и села на ящик.
И постепенно ее отвращение к самой себе перешло в гнев и холодную ненависть к Прингшеймам. Она на них отыграется. Они еще пожалеют, что встретили ее. Ева встала, открыла ящик, вытащила спасательные жилеты и перебросила их за борт. Затем она надула матрац, опустила его в воду и сама перебралась через борт. Спустившись в воду, она улеглась на матрац. Он угрожающе раскачивался, но Ева не боялась. Она мстила Прингшеймам, и ей было наплевать, что произойдет с ней самой. Она осторожно гребла, подталкивая спасательные жилеты впереди себя. Ветер дул в спину, и матрац двигался легко. Через пять минут она уже обогнула камыши, и теперь ее нельзя было увидеть с катера. Где-то впереди была открытая вода, баржи, а значит, и земля.
Тут она поняла, что ветром ее матрац прибивает к камышам. Дождь прекратился. Тяжело дыша, Ева лежала на матраце. Если избавиться от спасательных жилетов, то будет легче. С катера все равно до них не добраться. Она стала заталкивать их в камыши, но вдруг остановилась. Может, один стоит оставить? Она отцепила один жилет от общей связки и умудрилась надеть его на себя. После этого она снова легла лицом вниз на матрац и начала грести по течению в ту сторону, где протока расширялась.
* * *
Салли прислонилась к двери и с отвращением посмотрела на Гаскелла.– Ну и дурак же ты, – сказала она. – И зачем тебе надо было все выбалтывать? Что ты теперь собираешься делать?
– Разведусь с тобой для начала, – сказал Гаскелл.
– Я отсужу у тебя по алиментам все, что у тебя есть.
– Ничего подобного. Ты не получишь ни цента, – заявил Гаскелл и выпил еще водки.
– Да раньше ты сдохнешь, – сказала Салли.
– Я сдохну? – Гаскелл усмехнулся. – Уж если кто и сдохнет, так это ты. Крошка с сиськами тебя прикончит.
– Она остынет.
– Думаешь? Попробуй открыть дверь и убедись. Давай, отпирай дверь.
Салли отошла от двери и села.
– На этот раз ты действительно влипла, – сказал Гаскелл. – Надо же тебе было подобрать чемпионку по борьбе.
– Пойди и успокой ее.
– Ни за что. Я скорее выйду с завязанными глазами против носорога. – Он улегся на койку со счастливым выражением лица. – Знаешь, во всем этом есть нечто смешное. Тебе стоит взяться за эмансипацию неандертальца. Женская эмансипация в эпоху палеолита. Она – Тарзан, ты – Джейн. Завела себе зверинец.
– Очень смешно, – сказала Салли. – А твоя какая роль?
– Я – Ной. Скажи спасибо, что у нее нет пистолета. – Он положил голову на подушку и уснул.
Салли сидела, глядя на него с ненавистью. Она была напугана. Евина реакция оказалась такой бурной, что Салли потеряла уверенность в себе. Гаскелл прав. В поведении Евы есть что-то доисторическое. Она вздрогнула, вспомнив темную фигуру, надвигающуюся на нее на палубе. Салли встала, пошла на камбуз и отыскала длинный острый нож. Потом вернулась в каюту, проверила, хорошо ли закрыта дверь, легла на койку и попыталась заснуть. Но заснуть не удавалось. Снаружи доносились какие-то звуки. Волны бились о борт катера. Завывал ветер. Господи, как же все запуталось. Салли покрепче сжала нож и принялась думать о Гаскелле и о том, что он сказал насчет развода.
* * *
Питер Брейнтри сидел в кабинете стряпчего мистера Госдайка и обсуждал с ним проблемы, связанные с Уилтом.– Они держат его с понедельника, а сегодня четверг. Насколько я знаю. они не имеют права держать его так долго, не пригласив к нему адвоката.
– Если он не просит адвоката, а полиция хочет его допросить, и он согласен отвечать на вопросы и отказывается пользоваться своими юридическими правами, то, честное слово, я не знаю, что я могу здесь сделать, – говорил мистер Госдайк.
– Вы уверены, что ситуация именно такова? – спросил Брейнтри.
– Насколько мне удалось выяснить, именно такова. Мистер Уилт не просил свидания со мной. Я разговаривал с инспектором, который ведет это дело, я уже говорил вам об этом, так вот, совершенно очевидно, что по какой-то необъяснимой причине, мистер Уилт готов оказывать полиции помощь в расследовании, пока они считают это необходимым. Если же человек отказывается воспользоваться своими юридическими правами, то он сам несет ответственность за возможные последствия.