Страница:
вояки?
- А ты бы смог? - если не ошибаюсь, Левка спросил.
- А что? Смог бы!
- А если бы я абхаз был, ты бы выстрелил в меня?
- В тебя - нет. Ты же мне друг.
- А в меня? - вмешался я.
- Конечно, нет!
- А в Хвичу - Хвича было прозвище Астамура - паренька-абхазца,
погибшего уже после войны - тогда он был где-то в абхазском ополчении.
- Хвичу... Конечно, нет!
- А те люди чем хуже?
- Блин, отстань! Все равно абхазы сцаные, а мы победим! Блин, что этот
Ардзинба наделал!
Кто-то из ребят негромко спросил: "Ардзинба ли?"
Тимур потупил взгляд, помолчал, а потом голосом, будто сам себя убедить
пытался, горяче воскликнул: "Ардзинба! Ардзинба! Это наша земля! Абхазы ее
отнять хотят!" А потом резко оборвал: "Давайте не будем про это
разговаривать!"
Вообще, слова "это наша земля" звучали рефреном в речах грузин. По
телевидению, в выступлениях с трибун, в газетах - везде война оправдывалась
этими словами. "Наша земля" - под этим, в корне неверным, кстати, лозунгом
творились все беззаконья, убийства, грабежи. Эти слова оправдывали
развязывание бойни, сожжение деревень, горе людей. Грузинская агитационная
машина не была способна выдать более веское и правдоподобное оправдание
бесчинствам. И поэтому политики, историки, военные на все возражения, словно
заговоренные, твердили: "Наша земля! Это наша земля!"
По телевидению регулярно выступал какой-то "историк". Он рассказывал,
как хорошо в этих местах жили древние цивилизованные грузины, как они
отражали набеги монголо-татар. А потом то ли из Турции приплыли, то ли с гор
спустились дикие абхазские племена в тигровых шкурах и с дубинами. И
погубили всех цивилизованных грузин. Как им это дубинами сделать удалось,
"историк" скромно умалчивал...
Впрочем, телевизор становился все более и более ненужным предметом в
доме. Потому как то у нас света не было, то телецентр не работал.
Однажды телецентр прекратил ретрансляцию и вещание очень надолго. Пошел
слух, будто бы его взорвали. Я тогда не знал, что "телецентр" и "телевышка"
- суть разные вещи. Да и ни кто из ребятни во дворе не знал этого. Поэтому
мы, сидя на берегу моря, всматривались в контуры вышки, ожидая, что она
вот-вот упадет. Вышка не падала. Но после длительного всматривания мы пришли
к выводу, что взорвана только одна ее опора и она постепенно кренится. И
даже крен этот углядели.
А вечером телевизор заработал вновь...
Тем временем грузины продолжали наведываться в армянское ущелье. Из-за
этого рядом с нашим домом чуть было не вспыхнули бои.
Сначала в ущелье приехал УАЗ с гвардейцами. Солдаты построили большую
часть жителей и потребовали, что бы те уплатили "налог". Что-то около
миллиона рублей - по тем временам еще огромная сумма.
Местные сказали: "Хорошо. Соберем до послезавтра."
Грузины, довольные, уехали. Но когда вернулись, обнаружили у входа в
ущелье шлагбаум и вооруженных ружьями, обрезами, карабином и двумя
винтовками мужчин подле него.
После небольшой словесной перепалки УАЗ уехал. Но через два часа
приехал автобус с солдатами. Они начали стрелять, армяне не струсили и
ответили огнем на огонь. Грузины попрыгали обратно в автобус и укатили.
Но это был далеко не конец.
Рядом с нашим домом протекает ручей. Он заключен в канаву, отделанную
бетоном. По краям канавы проходит низенький, но очень широкий, массивный
бордюр. Высота его сантиметров 5 (в том месте, про которое дальше расскажу -
кое-где он повыше), зато ширина около полуметра. Может немного поменьше.
(Кстати, при желании по этой канаве грузины легко могли в тыл к армянам
зайти. Побрезгали, видно, по канавам ползать.)
Стою я с друзьями на перекрестке. Вдруг с ревом и лязгом вылетает на
него БМП. Разворачивается, корректируя движение...
Машина даже не вздрогнула. Кусок бордюра... Нет, не вывернуло. 5 -
сантиметровый слой бетона, возвышавшийся над дорогой, словно как срезало и
вышвырнуло на противоположный берег канавы. Тогда я поразился мощи боевой
машины...
БМП ехала "в гости" к армянам. Те даже стрелять по ней не стали,
осознавая бесполезность.
Машина, не снижая хода, снесла шлагбаум, ворвалась в ущелье и встала
посреди улицы в самой населенной его части.
Дальше, со слов очевидцев, из БМП показался офицер, но тут же на горе в
лесу раздался выстрел и пуля чиркнула по броне. Тогда офицер скрылся в
десантном отсеке и через один из люков просунулся мегафон.
Через мегафон грузины объявили, что в случае продолжения сопротивления
они сровняют все дома в ущелье с землей. И для острастки "зарядили" из пушки
по ближайшему дому.
Аргумент был веский. Армяне выслали парламентера.
Переговоры мало что дали. Армяне просили снизить "налог" до разумных
пределов. Грузины утверждали, что "вы сказали "Да" - значит выполняйте! За
язык мы вас не тянули..." - ну и дальше в таком же духе... При этом сами
грузины из БМП уже не высовывались...
Ну а потом, как говорится, понеслась душа в рай... Пошел грабеж по
полной программе. Машины, дорогую мебель, деньги, украшения, вина - все
экспроприировалось и отправлялось в "фонд помощи грузинской армии".
После этого случая большая часть молодого мужского населения из ущелья
ушла к абхазцам. А кто остался, занялись оборудованием обороны. Положили у
входа в ущелье поперек дороги огромную трубу, врыли ее в землю, укрепили
стальными опорами. За ней под углом вбили две рельсы.
Грузины приехали через несколько дней. Но на БМП проехать не смогли.
Сделали выстрел, но труба была врыта в таком месте, что открыт для обстрела
был лишь 1 дом, хозяева которого уехали уже в Россию. Поэтому грузины, не
знавшие, что в обход трубы есть еще одна, хоть очень длинная, дорога,
убрались ни с чем.
Зато на следующий день подогнали танк. Но труба была врыта на гребне
подъема. Тараном танк ее сбить не смог, а из пушки только в упор попасть мог
бы. А вылизать из-под брони и закладывать под трубу взрывчатку мародерам
было слабо. Поэтому, справедливо рассудив, что все, что можно было вывезти,
уже вывезено, они оставили мысли о дальнейшем грабеже ущелья и убрались.
Впоследствии в ущелье грузины появлялись редко. И совсем не для того,
что бы грабить.
Вообще, если пристально посмотреть, грабежи и разложение армии часто
провоцировало само грузинское командование. Случай был. Выходит старушка из
дома. А перед калиткой двое грузинских солдат. Опрятно одеты.
Интеллигентного вида. Видимо, из соответствующих семей. Смотрят на яблоню
голодными взглядами.
Старушка спрашивает: "Чего вам, ребята?"
- Извините, бабушка. Можно яблоко у Вас попросить?
- Да, конечно. Рвите, не жалко!
- Спасибо! А то вот три дня, как сюда нас привезли, а ни разу не
кормили. Деньги только в конце месяца обещали. К командиру подходим, а он
смеется. Мол, дали вам автоматы, что, прокормиться не можете? Вон, ваши
сослуживцы в ресторанах обедают! А мы так не можем. Не так воспитаны...
Вот так и перемешалось все там. Плохое и хорошее. Дружба и ненависть.
Воспитание и дикость... Эта война была сродни самой страшной - гражданской.
Потому что друг стрелял в друга. Сосед убивал соседа. Брат предавал брата. И
никому не дано было уже разобраться в этой мешанине. Движение было дано. И
его было не остановить. Война переходила в месть. В способ выплеснуть
ярость. И окончание ее полным разгромом одной из сторон было логичным,
естественным...
Сейчас вспоминаю те дни. Кажутся жутко однообразными. А тогда было
интересно. Весело.
Был у нас водный велосипед. Незадолго до войны его прибило откуда-то к
берегу. Мы с ребятней его отремонтировали и катались на нем.
В том месте, где речушка впадает в море, постоянно плавали стаи кефали.
И один раз мы застали такую картину.
Утром вышли мы на берег купаться. И обнаружили, что наш велосипед тащат
к воде трое вооруженных гвардейцев. Солдаты поставили его на воду, двое сели
на кресла, а один встал у них за спиной, держась за спинки.
Велосипед поплыл к устью. Тот, кто стоял на корме, вскинул РПК и начал
строчить по воде. Глубина в том месте была маленькой и пули, ударяясь под
водой о камни, вызывали бурление и массу брызг.
На поверхности появилась рыба. Немного. Но всплыла. Солдат прекратил
стрельбу и его напарники принялись собирать добычу.
Затем, спустя время, когда рыба успокоилась, все повторилось. А
потом... Потом произошло то, смысл чего я не могу до сих пор понять.
Гвардейцы причалили к берегу, сгрузились с катамарана, развернули его носом
в море... Оттолкнули... Потом, дождавшись, когда плавсредство отойдет метров
на 5 от берега, вскинули оружие и принялись расстреливать наш, не их, водный
велосипед. Стреляли по поплавкам. Поэтому наше судно быстро начало идти ко
дну...
Катамаран мы потом кое-как достали. Пробоины, по возможности, заделали
и залили гудроном. Но он уже никогда не плавал, как раньше и в итоге в один
прекрасный день затонул на такой глубине, откуда мы его уже не смогли
поднять.
Взрывать патроны надоело. Поэтому перешли к изготовлению самодельных
бомб. Гранаты все же были слишком ценны для того, что бы ими разбрасываться.
Начали с самых простых - гильз с фитилями, заполненных порохом. Вскоре
процесс их "производства" максимально упростился, так как кто-то с нашего
двора нашел сумку с нарезанным огнепроводным шнуром. Благодаря этому при
"выпуске" наших взрывных устройств больше не нужно было тратить время на
самую долгую и трудоемкую операцию - изготовление фитиля.
Потом достали аманал, тротил, детонаторы. Как-то кто-то динамитную
шашку принес.
"Выколоченный" из снарядов тротил и аманал мы помещали в гильзы. Шашки
взрывали прямо так.
Обычно взрывчатку тратили, глуша рыбу в речушке рядом с домом. Там даже
не речушка, а так, ручей. И взрывом, порою, его полностью расплескивало.
Иногда взрывали наши самоделки и просто так. Обычно подрывали таким
образом всякую мелочь. Например, полностью зажатые гильзы, наполненные
порохом. Их мы подрывали, положив на кусочки оргстекла и подпалив последнее.
Правда часто вместо взрыва гильза в местах обжима разворачивалась и со
свистом и шипением выпускала из себя струю дыма или пламени.
Начали и фейерверки устраивать. Например, заворачивали "макаронину" или
несколько полосочек орудийного пороха в фольгу, поджигали, потом сбивали
пламя так, что бы порошина тлела, испуская струю белого дыма и подкидывали
всю систему в верх. Через секунду внутри фольги будто бы двигатель
срабатывал и сверток, оставляя за собою белый дымный хвост, уносился прочь.
Были "изделия" и поэффектней. Например, брали мяч для большого тенниса.
Проделывали в нем небольшое отверстие. Внутрь засыпали "бочонки"
артиллеристского пороха вперемежку с порохом из патронов от ДШК, автоматных
патронов и патронов "мелкашки". Потом в качестве фитиля вставляли
какую-нибудь длинную порошину. А дальше - дело вкуса. Одни, запалив
"фитиль", подкидывали устройство, другие - клали на землю. В любом случае,
мячик начинал крутиться волчком, раскидывая в стороны струи огня и фонтаны
разноцветных искр. При удачном соотношении массы пороха и диаметра дырки,
бывало, мячик даже подлетал с земли в воздух, дико вращаясь на лету.
Выглядело все это очень красиво...
Правда попадали мы со взрывчаткой в переплеты. Несколько раз "изделия"
наши взрывались подле проезжавших машин с грузинскими солдатами. И нам,
вместо любования результатами взрывов, приходилось уносить ноги.
Один раз снаряд от "Шилки" неудачно взорвали. Около железной дороги.
Когда там дрезина с ДШК проезжала. В ответ и над нами "пошутили". Мы
купались тогда. Взрывать "Шилку" пошли, наплававшись. До сих пор не пойму,
какого черта нас, в одних плавках, метров за 70 понесло взрывать. В общем,
из ДШК солдаты в ответную шутку по нашим шмоткам прошлись. Здорово некоторым
попортили особенно тем, кто, в отличии от меня, аккуратненько вещи
складывал.
Разок патруль на БМП напугал нас до полусмерти. Купались на пляже, а
машина по берегу неслась. Сначала проехала совсем рядом с нашими вещами.
Потом развернулась и начала кружить подле них. Мы, не помню уже почему,
повыскакивали из воды, схватили шмотки и бросились бежать. А БМП носилась
вокруг нас кругами, то перерезая дорогу, то догоняя... Это было ни разу не
смешно. Для нас это было страшно.
Что творилось на фронте, было для нас загадкою. Ходили слухи, будто
абхазцы удачно провели какую-то операцию. Но от грузин, естественно, об этом
ничего узнать было нельзя.
Начались и недобрые шутки. Особенно со стороны старших пацанов.
Однажды мы сидели у костра и, как всегда, взрывали патроны. Вдруг со
стороны девятиэтажек появились люди в окровавленной форме. Они двигались в
нашу сторону. Издалека не было видно, кто это такие, поэтому мы, как всегда,
юркнули в нашу будку.
А дальше...
За стенами будки раздался какой-то знакомый голос: "Гранатой их,
гранатой!" И в окно влетела "Ф-ка". А увидел, как она со стуком брякнулась
на пол, слышал, как шипел запал... Секунда, другая... Ноги, как вата. Мышцы
не успевают сокращаться, что бы вытолкнуть тело... В один узкий проем
"ломятся" несколько человек... Бамс! - все. Конец. Сейчас меня настигнут
осколки...
Но вместо этого слышу хохот... Оборачиваю покрытое холодным потом
лицо... Около будки стоят старшие пацаны о покатываются со смеху... Они
раздобыли окровавленную форму и учебную гранату с запалами... Им было
весело...
Вот так и развлекались. Порой, выкроив время, когда на пляже никого не
было, взрывали там гранаты, которые оставляли за собою в песке небольшие
вороночки с разметанными во все стороны следами осколков.
Иногда, правда, подобные развлечения заканчивались плачевно. Правда,
слава Богу, не среди нашей ребятни. Но вообще, то тут, то там, подрывались.
На Каштаке на берегу моря как-то раз застал ребят, отпиливающих взрыватель у
снаряда.
- Что делаете?
- Приржавел.
- А если взорвется?
- Нет, мы аккуратно...
Через 20 минут аккуратность закончилась взрывом.
На Маяке ребятня нашла зажигательный снаряд. Стали разбирать. Заодно
случайно подожгли... 3 трупа в оплавленном песке.
В общем, до хорошего эти игры довести не могли. У нас в районе позже,
ближе к концу и после окончания войны, тоже несколько подрывов было. Но
Господь уберег - без жертв. Зато страдали балконы, квартиры, окна домов и
даже железнодорожная платформа...
Так вот, под грохот взрывов, проходили дни... День за днем. Неделя за
неделею...
Один раз решили мы в костер около будки кинуть патрон от ДШК. Закинули.
Побежали прятаться в будку...
Бамс! - раздалось в костре.
Хрум! Сломались доски в стене, противоположной костру... Пуля проломила
доски ближней стены, пролетела через всю будку и застряла в
противоположной...
Так же чуть было плачевно не закончились эксперименты с пулями легкого
оружия.
Мы развлекались, ставя небольшую пластмассовую машинку, кладя перед ней
патрон 5,6 мм, посыпая его капсюль порохом и поджигая.
Патрон выстреливал, и пуля отбрасывала машинку. Повреждений при этом
она не причиняла.
И вот один из наших, Кунда, по-моему, начал "гнуть пальцы". Мол, я пулю
так рукой поймаю.
Ну что ж, рукой, так рукой. Лови, коли не шутишь...
Кто-то кинул в костер горсть "мелкашечных" патронов. Тра-та-та-та! Бах!
Бах! Дрададам! - над костром взметнулись небольшие фонтанчики искр и горящих
углей.
Кунда полез в карман, но вместо 5,6 миллиметрового патрона, извлек
автоматный 5,45.
Под треск рвущихся в костре боеприпасов, "наломали" "мелкашечных"
патронов. Ссыпали порох. Гильзы горстью швырнули в пламя костра...
Кунда положил автоматный патрон на бетонную плиту дамбы. Мы присыпали
его дно порохом. Парнишка поставил напротив патрона раскрытую ладонь... Я
чувствовал, что народ начинает волноваться и среди ребятни растет желание
отговорить Кунду...
Подожгли порох. Он вспыхнул с едва слышным шипением и почти сразу же
прогорел... Выстрела не последовало.
- Давайте еще! - Кунда не унимался.
"Наломали" еще патронов. Побольше. Подожгли... Опять выстрела не
последовало.
И тут Крол не выдержал: "Давай машинку поставим. Если ничего ей не
будет, я тебе дам новый патрон."
Тут и остальные подключились. Давай, мол, прекращай фигней маяться.
Стрельни по машинке, а потом, если нормально все будет, руку подставишь...
Поставили машинку. На это раз на порох не поскупились. Насыпали из него
площадку, положили патрон, сверху полностью засыпали порохом. Подожгли...
Выстрел. Машинка отлетела в сторону. Кидаемся ее искать в траве.
- Нашел! - Влас, по-моему, поднял из-под желтой листвы синий предмет.
Смотрим. В пластмассе неаккуратная дырка. Кунда от идеи ловли пули
отказался...
Начали попадаться нам трассирующие пули. Они очень красиво горели. Мы
выламывали их из патронов, клали на асфальт, присыпали порохом и поджигали.
Пуля вспыхивала ярким светом и иногда начинала крутиться по асфальту.
Еще можно было такую пулю перевернуть, отсыпать из гильзы от ее патрона
часть пороха, пулю обратной стороной затолкать внутрь гильзы, засыпать
порохом сверху и поджечь. Полученный "агрегат", громко шипя, начинал
разбрасывать разноцветные искры, вертеться волчком и иногда подлетал в
воздух. Часто его горение заканчивалось громким щелчком взрываемого
капсюля...
Подошла пора уборки урожая. В городе с продуктами становилось все
тяжелее и тяжелее. Денег никому не платили и наша семья тратила довоенные
сбережения. Бабушка потихоньку начала ездить на рынок и обменивать разные
вещи на еду, или продавать их. Иногда удавалось выбраться в порт. Там по
дешевке покупали хамсу и потом солили ее. Изредка моим бабушке и дедушке
удавалось разжиться "гуманитаркой". Иногда родители бабушкиных учеников или
бывшие ученики что-то дарили.
В принципе, летом в еде мы не нуждались. Но близилась зима, и пора было
делать запасы.
Решено было нам с дедушкой подняться на дачу. Там мы должны были
забрать приготовленные с лета сухофрукты и пастилу, я, по возможности, мед
из моего улья и еще мы должны были отрясти яблони и груши зимних сортов.
Наверх поехали на автобусе... За время моего отсутствия все опять
успело измениться. Вдоль дорог - массы вооруженных людей. Техника. Повсюду
шлагбаумы блокпостов.
Проезжаем между опорами недостроенного моста объездной сухумской дороги
(что-то типа МКАД по горам перед войной строили). На отдельной опоре, на
огромнейшей высоте над землей - грузинский флаг. Как он туда попал -
непонятно. Разве что с вертолета поставили как-то.
Зато здесь, в отличии от города, в небе не видно самолетов - они делали
облет лесов дальше, над нашей дачей.
В городе самолеты часто проносились в небе. Летали по несколько штук.
Ходили слухи, будто пилотируют их русские наемники. Машины, порою казалось,
проносились над самыми верхушками деревьев, оглушая окрестности низким
свистом своих двигателей.
Летали, в основном, СУ-25, но мне, почему-то, они запомнились как
МИГ-29 и СУ-27. Хотя этих машин у грузин или очень мало было, или вообще не
было - достоверно сейчас не могу сказать. Но впечатление они оставляли
неизгладимое.
Приехали в Шромы. Здесь вооруженных людей и техники стало поменьше.
Зато возросло количество гильз вдоль дороги.
У реки, на развилке дороги, появился блокпост. Правда он не был
оборудован бетонными укрытиями. Я даже мешков с песком на нем не помню. Но,
тем не менее, грузины на нем дежурили.
От Шром до Развилки пошли пешком. Всю дорогу казалось, что кто-то
выскочит из чащи, окружающей дорогу, и примется стрелять. Но все было
спокойно. Даже пулеметчик, выводивший трели в начале войны куда-то пропал.
Пришли на Развилку. В будке остановки уже дежурили солдаты, которые,
впрочем, не обратили на нас никакого внимания. Вниз по дороге, там, где мыл
дом дяди Коли, виднелись свежие окопы, которые несколько грузин при
"добровольной" поддержке местных, укрывали ветвями росшей здесь же
растительности.
Спустились к ферме. Там было тихо. Я осторожно заглянул в хлев. Пусто.
Только противоположная дверь скрипит, покачиваясь на ветру. Как какой-то
мертвый город из вестерна...
Подошли к дому. Собаки встретили радостным лаем... Вернее, одна тогда
уже собака. Пес Чарли.
- Дедушка, а давай Чарлика в город возьмем?
- Самим скоро есть нечего будет. А тут он хоть мышей себе наловит...
Чарлик был моим любимым псом. Когда-то, когда у нас еще не было собак,
бабушка ночевала одна в доме. И вдруг ночью ее разбудил шум подъехавшего
грузовика. Бабушка вышла за калитку. Недалеко от дома стоял грузовик. В
кузове слышалась ругань. Потом что-то темное вылетело оттуда и шлепнулось о
камни. Машина уехала.
Бабушка подошла к предмету и увидела, что это пес. Она подняла его и
унесла на крыльцо.
Утром пес немного пришел в себя, но был очень слаб, что бы подняться.
Бабушка оставила ему еды и пошла в город.
Когда вернулась, обнаружила, что пес сидит у калитки и рычит, не пуская
в дом. Ласковыми словами и угощеньем новый сторож был задобрен.
Пса нарекли Чарли. Зверь оказался крайне преданный. Правда для того,
что бы получить право входить в дом и вообще приближаться к бабушке, нам
пришлось по очереди задабривать его. Зато потом он стал необыкновенно
послушен и страшно нас полюбил.
Сначала он жил на даче. Летом мы его кормили. Зимой когда привозили
еду, когда у соседей оставляли передачи для него, что бы те подкармливали.
Когда же не было еды, пес сам ловил мышей, змей, рыбу...
Были у нас и другие собаки потом. Пес Рыцарь. Он пропал незадолго до
войны. Мы уезжали а он побежал за автобусом. Где-то после Шром отстал. Мы
думали, что вернется в дом, но он не вернулся.
Были Лиска еще. Ее мы позже отдали дяде Косте, а у него ее мародеры
застрелили по-моему.
Были еще какие-то приблудшие собаки. Но они, как правило, немного
откормившись, уходили. На начало войны у нас, помимо Чарли и Лиски, было еще
2 или 3 пса. Но к моему отъезду они разбежались.
А вот Чарли... Он охранял дом, как мог. Правда однажды пропал...
Каждый раз, когда мы уезжали в город, он шел за нами, сколько хватало
сил. И ничто не в силах было прогнать его.
И вот как-то раз приезжает с дачи дедушка.
- Чарлик пропал!
- Как пропал?
- Я приехал, а его нет.
Я, помню, страшно расстроился - Чарли был мне, можно сказать, другом.
Когда я бродил по лесу, он неустанно следовал за мною, а когда я однажды
заблудился немного, умный пес вывел меня к дому.
А на другой день... Открываю дверь квартиры, а он сидит на пороге и
смотрит грустными умными глазами!
В тот год он прожил у нас часть осени и всю зиму. Весной опять отвезли
его на дачу.
Сразу обнаружилось, что в дом наш кто-то наведывался. Чарли заметно
хромал, в доме были открыты все шкафчики - ящики, да и окно было распахнуто.
На участке у нас была невысокая скала. На ней я поставил свой улей. В
этот раз я не услышал привычного жужжания пчел. Заподозрив неладное, полез
за курятник. На скале улья не было. Глянул вниз. В зелени травы углядел
груду досок и обломков рамок. Кто-то скинул улей с трехметровой высоты.
Немного позже зашел дядя Костя. Он рассказал, что к нам в дом заходили
грузины. Один из непрошеных гостей полез в улей за медом. Но осенью пчелы
злые - к зиме берегут запасы. И потому мародера покусали. А он, рассвирепев,
спихнул улей со скалы...
И вот рюкзаки наполнены фруктами. Пора двигаться домой.
Я сделал несколько снимков фотоаппаратом (потом эту пленку так и не
проявил - потерялась где-то в Сарове)...
Подошел Чарли. Я присел и обнял его за шею.
- До свидания, Чарличек! - слезы сами катились у меня по лицу.
Пес поднял на меня взгляд. Казалось, он понимает, что происходит
кругом. Он тоже как будто плакал.
Я поцеловал его холодный нос и мы двинулись в город. В первый раз в
жизни Чарли нас не провожал. Он сидел у калитки и молча смотрел нам в след.
Потом я долго надеялся на чудо, убеждал себя, будто Чарли может
прибежать туда, куда я уехал из Сухума. Писал бабушке, что бы переправили
пса ко мне... Но чудес не бывает...
Грузины, узнав что в нашем доме абхазцы останавливаются на отдых,
заминировали все тропинки подле него, а потом еще разрушили дом то ли из
минометов, то ли из танковых орудий. Тогда Чарли и погиб...
Я узнал об этом. Но все равно, когда в первый раз после войны оказался
в тех местах, подошел к самой границе заросшего колючками и ольхой участка и
закричал в сумрак некогда светлого сада: "Чарли! Чарли! Я вернулся!" Ответом
мне было только эхо...
Вернулись в город. Опять, как под горку, покатились дни. И только от
осознания того, что скоро уезжать, становилось все больнее и больнее. Я все
чаще спрашивал у бабушки и дедушки, когда же меня отправят в Россию,
надеясь, что это прекратит мою тоску.
Лето уже сгорело и над городом опустилась теплая южная осень. Дни стали
коротки. Ночи, полные падающих звезд, прохладны. Все северные лиственные
растения давно пожелтели и сбросили листву и только тропическая и
субтропическая растительность продолжала зеленеть.
На пляж ходили мы все реже. Теперь, в основном, купались днем. Сутра и
вечером было слишком прохладно. Иногда, прейдя на берег, ни разу не ныряли в
воду. Особенно, если к берегу подходило холодное течение.
Все чаще ходили купаться на причал около турбазы XV съезда. Той самой,
- А ты бы смог? - если не ошибаюсь, Левка спросил.
- А что? Смог бы!
- А если бы я абхаз был, ты бы выстрелил в меня?
- В тебя - нет. Ты же мне друг.
- А в меня? - вмешался я.
- Конечно, нет!
- А в Хвичу - Хвича было прозвище Астамура - паренька-абхазца,
погибшего уже после войны - тогда он был где-то в абхазском ополчении.
- Хвичу... Конечно, нет!
- А те люди чем хуже?
- Блин, отстань! Все равно абхазы сцаные, а мы победим! Блин, что этот
Ардзинба наделал!
Кто-то из ребят негромко спросил: "Ардзинба ли?"
Тимур потупил взгляд, помолчал, а потом голосом, будто сам себя убедить
пытался, горяче воскликнул: "Ардзинба! Ардзинба! Это наша земля! Абхазы ее
отнять хотят!" А потом резко оборвал: "Давайте не будем про это
разговаривать!"
Вообще, слова "это наша земля" звучали рефреном в речах грузин. По
телевидению, в выступлениях с трибун, в газетах - везде война оправдывалась
этими словами. "Наша земля" - под этим, в корне неверным, кстати, лозунгом
творились все беззаконья, убийства, грабежи. Эти слова оправдывали
развязывание бойни, сожжение деревень, горе людей. Грузинская агитационная
машина не была способна выдать более веское и правдоподобное оправдание
бесчинствам. И поэтому политики, историки, военные на все возражения, словно
заговоренные, твердили: "Наша земля! Это наша земля!"
По телевидению регулярно выступал какой-то "историк". Он рассказывал,
как хорошо в этих местах жили древние цивилизованные грузины, как они
отражали набеги монголо-татар. А потом то ли из Турции приплыли, то ли с гор
спустились дикие абхазские племена в тигровых шкурах и с дубинами. И
погубили всех цивилизованных грузин. Как им это дубинами сделать удалось,
"историк" скромно умалчивал...
Впрочем, телевизор становился все более и более ненужным предметом в
доме. Потому как то у нас света не было, то телецентр не работал.
Однажды телецентр прекратил ретрансляцию и вещание очень надолго. Пошел
слух, будто бы его взорвали. Я тогда не знал, что "телецентр" и "телевышка"
- суть разные вещи. Да и ни кто из ребятни во дворе не знал этого. Поэтому
мы, сидя на берегу моря, всматривались в контуры вышки, ожидая, что она
вот-вот упадет. Вышка не падала. Но после длительного всматривания мы пришли
к выводу, что взорвана только одна ее опора и она постепенно кренится. И
даже крен этот углядели.
А вечером телевизор заработал вновь...
Тем временем грузины продолжали наведываться в армянское ущелье. Из-за
этого рядом с нашим домом чуть было не вспыхнули бои.
Сначала в ущелье приехал УАЗ с гвардейцами. Солдаты построили большую
часть жителей и потребовали, что бы те уплатили "налог". Что-то около
миллиона рублей - по тем временам еще огромная сумма.
Местные сказали: "Хорошо. Соберем до послезавтра."
Грузины, довольные, уехали. Но когда вернулись, обнаружили у входа в
ущелье шлагбаум и вооруженных ружьями, обрезами, карабином и двумя
винтовками мужчин подле него.
После небольшой словесной перепалки УАЗ уехал. Но через два часа
приехал автобус с солдатами. Они начали стрелять, армяне не струсили и
ответили огнем на огонь. Грузины попрыгали обратно в автобус и укатили.
Но это был далеко не конец.
Рядом с нашим домом протекает ручей. Он заключен в канаву, отделанную
бетоном. По краям канавы проходит низенький, но очень широкий, массивный
бордюр. Высота его сантиметров 5 (в том месте, про которое дальше расскажу -
кое-где он повыше), зато ширина около полуметра. Может немного поменьше.
(Кстати, при желании по этой канаве грузины легко могли в тыл к армянам
зайти. Побрезгали, видно, по канавам ползать.)
Стою я с друзьями на перекрестке. Вдруг с ревом и лязгом вылетает на
него БМП. Разворачивается, корректируя движение...
Машина даже не вздрогнула. Кусок бордюра... Нет, не вывернуло. 5 -
сантиметровый слой бетона, возвышавшийся над дорогой, словно как срезало и
вышвырнуло на противоположный берег канавы. Тогда я поразился мощи боевой
машины...
БМП ехала "в гости" к армянам. Те даже стрелять по ней не стали,
осознавая бесполезность.
Машина, не снижая хода, снесла шлагбаум, ворвалась в ущелье и встала
посреди улицы в самой населенной его части.
Дальше, со слов очевидцев, из БМП показался офицер, но тут же на горе в
лесу раздался выстрел и пуля чиркнула по броне. Тогда офицер скрылся в
десантном отсеке и через один из люков просунулся мегафон.
Через мегафон грузины объявили, что в случае продолжения сопротивления
они сровняют все дома в ущелье с землей. И для острастки "зарядили" из пушки
по ближайшему дому.
Аргумент был веский. Армяне выслали парламентера.
Переговоры мало что дали. Армяне просили снизить "налог" до разумных
пределов. Грузины утверждали, что "вы сказали "Да" - значит выполняйте! За
язык мы вас не тянули..." - ну и дальше в таком же духе... При этом сами
грузины из БМП уже не высовывались...
Ну а потом, как говорится, понеслась душа в рай... Пошел грабеж по
полной программе. Машины, дорогую мебель, деньги, украшения, вина - все
экспроприировалось и отправлялось в "фонд помощи грузинской армии".
После этого случая большая часть молодого мужского населения из ущелья
ушла к абхазцам. А кто остался, занялись оборудованием обороны. Положили у
входа в ущелье поперек дороги огромную трубу, врыли ее в землю, укрепили
стальными опорами. За ней под углом вбили две рельсы.
Грузины приехали через несколько дней. Но на БМП проехать не смогли.
Сделали выстрел, но труба была врыта в таком месте, что открыт для обстрела
был лишь 1 дом, хозяева которого уехали уже в Россию. Поэтому грузины, не
знавшие, что в обход трубы есть еще одна, хоть очень длинная, дорога,
убрались ни с чем.
Зато на следующий день подогнали танк. Но труба была врыта на гребне
подъема. Тараном танк ее сбить не смог, а из пушки только в упор попасть мог
бы. А вылизать из-под брони и закладывать под трубу взрывчатку мародерам
было слабо. Поэтому, справедливо рассудив, что все, что можно было вывезти,
уже вывезено, они оставили мысли о дальнейшем грабеже ущелья и убрались.
Впоследствии в ущелье грузины появлялись редко. И совсем не для того,
что бы грабить.
Вообще, если пристально посмотреть, грабежи и разложение армии часто
провоцировало само грузинское командование. Случай был. Выходит старушка из
дома. А перед калиткой двое грузинских солдат. Опрятно одеты.
Интеллигентного вида. Видимо, из соответствующих семей. Смотрят на яблоню
голодными взглядами.
Старушка спрашивает: "Чего вам, ребята?"
- Извините, бабушка. Можно яблоко у Вас попросить?
- Да, конечно. Рвите, не жалко!
- Спасибо! А то вот три дня, как сюда нас привезли, а ни разу не
кормили. Деньги только в конце месяца обещали. К командиру подходим, а он
смеется. Мол, дали вам автоматы, что, прокормиться не можете? Вон, ваши
сослуживцы в ресторанах обедают! А мы так не можем. Не так воспитаны...
Вот так и перемешалось все там. Плохое и хорошее. Дружба и ненависть.
Воспитание и дикость... Эта война была сродни самой страшной - гражданской.
Потому что друг стрелял в друга. Сосед убивал соседа. Брат предавал брата. И
никому не дано было уже разобраться в этой мешанине. Движение было дано. И
его было не остановить. Война переходила в месть. В способ выплеснуть
ярость. И окончание ее полным разгромом одной из сторон было логичным,
естественным...
Сейчас вспоминаю те дни. Кажутся жутко однообразными. А тогда было
интересно. Весело.
Был у нас водный велосипед. Незадолго до войны его прибило откуда-то к
берегу. Мы с ребятней его отремонтировали и катались на нем.
В том месте, где речушка впадает в море, постоянно плавали стаи кефали.
И один раз мы застали такую картину.
Утром вышли мы на берег купаться. И обнаружили, что наш велосипед тащат
к воде трое вооруженных гвардейцев. Солдаты поставили его на воду, двое сели
на кресла, а один встал у них за спиной, держась за спинки.
Велосипед поплыл к устью. Тот, кто стоял на корме, вскинул РПК и начал
строчить по воде. Глубина в том месте была маленькой и пули, ударяясь под
водой о камни, вызывали бурление и массу брызг.
На поверхности появилась рыба. Немного. Но всплыла. Солдат прекратил
стрельбу и его напарники принялись собирать добычу.
Затем, спустя время, когда рыба успокоилась, все повторилось. А
потом... Потом произошло то, смысл чего я не могу до сих пор понять.
Гвардейцы причалили к берегу, сгрузились с катамарана, развернули его носом
в море... Оттолкнули... Потом, дождавшись, когда плавсредство отойдет метров
на 5 от берега, вскинули оружие и принялись расстреливать наш, не их, водный
велосипед. Стреляли по поплавкам. Поэтому наше судно быстро начало идти ко
дну...
Катамаран мы потом кое-как достали. Пробоины, по возможности, заделали
и залили гудроном. Но он уже никогда не плавал, как раньше и в итоге в один
прекрасный день затонул на такой глубине, откуда мы его уже не смогли
поднять.
Взрывать патроны надоело. Поэтому перешли к изготовлению самодельных
бомб. Гранаты все же были слишком ценны для того, что бы ими разбрасываться.
Начали с самых простых - гильз с фитилями, заполненных порохом. Вскоре
процесс их "производства" максимально упростился, так как кто-то с нашего
двора нашел сумку с нарезанным огнепроводным шнуром. Благодаря этому при
"выпуске" наших взрывных устройств больше не нужно было тратить время на
самую долгую и трудоемкую операцию - изготовление фитиля.
Потом достали аманал, тротил, детонаторы. Как-то кто-то динамитную
шашку принес.
"Выколоченный" из снарядов тротил и аманал мы помещали в гильзы. Шашки
взрывали прямо так.
Обычно взрывчатку тратили, глуша рыбу в речушке рядом с домом. Там даже
не речушка, а так, ручей. И взрывом, порою, его полностью расплескивало.
Иногда взрывали наши самоделки и просто так. Обычно подрывали таким
образом всякую мелочь. Например, полностью зажатые гильзы, наполненные
порохом. Их мы подрывали, положив на кусочки оргстекла и подпалив последнее.
Правда часто вместо взрыва гильза в местах обжима разворачивалась и со
свистом и шипением выпускала из себя струю дыма или пламени.
Начали и фейерверки устраивать. Например, заворачивали "макаронину" или
несколько полосочек орудийного пороха в фольгу, поджигали, потом сбивали
пламя так, что бы порошина тлела, испуская струю белого дыма и подкидывали
всю систему в верх. Через секунду внутри фольги будто бы двигатель
срабатывал и сверток, оставляя за собою белый дымный хвост, уносился прочь.
Были "изделия" и поэффектней. Например, брали мяч для большого тенниса.
Проделывали в нем небольшое отверстие. Внутрь засыпали "бочонки"
артиллеристского пороха вперемежку с порохом из патронов от ДШК, автоматных
патронов и патронов "мелкашки". Потом в качестве фитиля вставляли
какую-нибудь длинную порошину. А дальше - дело вкуса. Одни, запалив
"фитиль", подкидывали устройство, другие - клали на землю. В любом случае,
мячик начинал крутиться волчком, раскидывая в стороны струи огня и фонтаны
разноцветных искр. При удачном соотношении массы пороха и диаметра дырки,
бывало, мячик даже подлетал с земли в воздух, дико вращаясь на лету.
Выглядело все это очень красиво...
Правда попадали мы со взрывчаткой в переплеты. Несколько раз "изделия"
наши взрывались подле проезжавших машин с грузинскими солдатами. И нам,
вместо любования результатами взрывов, приходилось уносить ноги.
Один раз снаряд от "Шилки" неудачно взорвали. Около железной дороги.
Когда там дрезина с ДШК проезжала. В ответ и над нами "пошутили". Мы
купались тогда. Взрывать "Шилку" пошли, наплававшись. До сих пор не пойму,
какого черта нас, в одних плавках, метров за 70 понесло взрывать. В общем,
из ДШК солдаты в ответную шутку по нашим шмоткам прошлись. Здорово некоторым
попортили особенно тем, кто, в отличии от меня, аккуратненько вещи
складывал.
Разок патруль на БМП напугал нас до полусмерти. Купались на пляже, а
машина по берегу неслась. Сначала проехала совсем рядом с нашими вещами.
Потом развернулась и начала кружить подле них. Мы, не помню уже почему,
повыскакивали из воды, схватили шмотки и бросились бежать. А БМП носилась
вокруг нас кругами, то перерезая дорогу, то догоняя... Это было ни разу не
смешно. Для нас это было страшно.
Что творилось на фронте, было для нас загадкою. Ходили слухи, будто
абхазцы удачно провели какую-то операцию. Но от грузин, естественно, об этом
ничего узнать было нельзя.
Начались и недобрые шутки. Особенно со стороны старших пацанов.
Однажды мы сидели у костра и, как всегда, взрывали патроны. Вдруг со
стороны девятиэтажек появились люди в окровавленной форме. Они двигались в
нашу сторону. Издалека не было видно, кто это такие, поэтому мы, как всегда,
юркнули в нашу будку.
А дальше...
За стенами будки раздался какой-то знакомый голос: "Гранатой их,
гранатой!" И в окно влетела "Ф-ка". А увидел, как она со стуком брякнулась
на пол, слышал, как шипел запал... Секунда, другая... Ноги, как вата. Мышцы
не успевают сокращаться, что бы вытолкнуть тело... В один узкий проем
"ломятся" несколько человек... Бамс! - все. Конец. Сейчас меня настигнут
осколки...
Но вместо этого слышу хохот... Оборачиваю покрытое холодным потом
лицо... Около будки стоят старшие пацаны о покатываются со смеху... Они
раздобыли окровавленную форму и учебную гранату с запалами... Им было
весело...
Вот так и развлекались. Порой, выкроив время, когда на пляже никого не
было, взрывали там гранаты, которые оставляли за собою в песке небольшие
вороночки с разметанными во все стороны следами осколков.
Иногда, правда, подобные развлечения заканчивались плачевно. Правда,
слава Богу, не среди нашей ребятни. Но вообще, то тут, то там, подрывались.
На Каштаке на берегу моря как-то раз застал ребят, отпиливающих взрыватель у
снаряда.
- Что делаете?
- Приржавел.
- А если взорвется?
- Нет, мы аккуратно...
Через 20 минут аккуратность закончилась взрывом.
На Маяке ребятня нашла зажигательный снаряд. Стали разбирать. Заодно
случайно подожгли... 3 трупа в оплавленном песке.
В общем, до хорошего эти игры довести не могли. У нас в районе позже,
ближе к концу и после окончания войны, тоже несколько подрывов было. Но
Господь уберег - без жертв. Зато страдали балконы, квартиры, окна домов и
даже железнодорожная платформа...
Так вот, под грохот взрывов, проходили дни... День за днем. Неделя за
неделею...
Один раз решили мы в костер около будки кинуть патрон от ДШК. Закинули.
Побежали прятаться в будку...
Бамс! - раздалось в костре.
Хрум! Сломались доски в стене, противоположной костру... Пуля проломила
доски ближней стены, пролетела через всю будку и застряла в
противоположной...
Так же чуть было плачевно не закончились эксперименты с пулями легкого
оружия.
Мы развлекались, ставя небольшую пластмассовую машинку, кладя перед ней
патрон 5,6 мм, посыпая его капсюль порохом и поджигая.
Патрон выстреливал, и пуля отбрасывала машинку. Повреждений при этом
она не причиняла.
И вот один из наших, Кунда, по-моему, начал "гнуть пальцы". Мол, я пулю
так рукой поймаю.
Ну что ж, рукой, так рукой. Лови, коли не шутишь...
Кто-то кинул в костер горсть "мелкашечных" патронов. Тра-та-та-та! Бах!
Бах! Дрададам! - над костром взметнулись небольшие фонтанчики искр и горящих
углей.
Кунда полез в карман, но вместо 5,6 миллиметрового патрона, извлек
автоматный 5,45.
Под треск рвущихся в костре боеприпасов, "наломали" "мелкашечных"
патронов. Ссыпали порох. Гильзы горстью швырнули в пламя костра...
Кунда положил автоматный патрон на бетонную плиту дамбы. Мы присыпали
его дно порохом. Парнишка поставил напротив патрона раскрытую ладонь... Я
чувствовал, что народ начинает волноваться и среди ребятни растет желание
отговорить Кунду...
Подожгли порох. Он вспыхнул с едва слышным шипением и почти сразу же
прогорел... Выстрела не последовало.
- Давайте еще! - Кунда не унимался.
"Наломали" еще патронов. Побольше. Подожгли... Опять выстрела не
последовало.
И тут Крол не выдержал: "Давай машинку поставим. Если ничего ей не
будет, я тебе дам новый патрон."
Тут и остальные подключились. Давай, мол, прекращай фигней маяться.
Стрельни по машинке, а потом, если нормально все будет, руку подставишь...
Поставили машинку. На это раз на порох не поскупились. Насыпали из него
площадку, положили патрон, сверху полностью засыпали порохом. Подожгли...
Выстрел. Машинка отлетела в сторону. Кидаемся ее искать в траве.
- Нашел! - Влас, по-моему, поднял из-под желтой листвы синий предмет.
Смотрим. В пластмассе неаккуратная дырка. Кунда от идеи ловли пули
отказался...
Начали попадаться нам трассирующие пули. Они очень красиво горели. Мы
выламывали их из патронов, клали на асфальт, присыпали порохом и поджигали.
Пуля вспыхивала ярким светом и иногда начинала крутиться по асфальту.
Еще можно было такую пулю перевернуть, отсыпать из гильзы от ее патрона
часть пороха, пулю обратной стороной затолкать внутрь гильзы, засыпать
порохом сверху и поджечь. Полученный "агрегат", громко шипя, начинал
разбрасывать разноцветные искры, вертеться волчком и иногда подлетал в
воздух. Часто его горение заканчивалось громким щелчком взрываемого
капсюля...
Подошла пора уборки урожая. В городе с продуктами становилось все
тяжелее и тяжелее. Денег никому не платили и наша семья тратила довоенные
сбережения. Бабушка потихоньку начала ездить на рынок и обменивать разные
вещи на еду, или продавать их. Иногда удавалось выбраться в порт. Там по
дешевке покупали хамсу и потом солили ее. Изредка моим бабушке и дедушке
удавалось разжиться "гуманитаркой". Иногда родители бабушкиных учеников или
бывшие ученики что-то дарили.
В принципе, летом в еде мы не нуждались. Но близилась зима, и пора было
делать запасы.
Решено было нам с дедушкой подняться на дачу. Там мы должны были
забрать приготовленные с лета сухофрукты и пастилу, я, по возможности, мед
из моего улья и еще мы должны были отрясти яблони и груши зимних сортов.
Наверх поехали на автобусе... За время моего отсутствия все опять
успело измениться. Вдоль дорог - массы вооруженных людей. Техника. Повсюду
шлагбаумы блокпостов.
Проезжаем между опорами недостроенного моста объездной сухумской дороги
(что-то типа МКАД по горам перед войной строили). На отдельной опоре, на
огромнейшей высоте над землей - грузинский флаг. Как он туда попал -
непонятно. Разве что с вертолета поставили как-то.
Зато здесь, в отличии от города, в небе не видно самолетов - они делали
облет лесов дальше, над нашей дачей.
В городе самолеты часто проносились в небе. Летали по несколько штук.
Ходили слухи, будто пилотируют их русские наемники. Машины, порою казалось,
проносились над самыми верхушками деревьев, оглушая окрестности низким
свистом своих двигателей.
Летали, в основном, СУ-25, но мне, почему-то, они запомнились как
МИГ-29 и СУ-27. Хотя этих машин у грузин или очень мало было, или вообще не
было - достоверно сейчас не могу сказать. Но впечатление они оставляли
неизгладимое.
Приехали в Шромы. Здесь вооруженных людей и техники стало поменьше.
Зато возросло количество гильз вдоль дороги.
У реки, на развилке дороги, появился блокпост. Правда он не был
оборудован бетонными укрытиями. Я даже мешков с песком на нем не помню. Но,
тем не менее, грузины на нем дежурили.
От Шром до Развилки пошли пешком. Всю дорогу казалось, что кто-то
выскочит из чащи, окружающей дорогу, и примется стрелять. Но все было
спокойно. Даже пулеметчик, выводивший трели в начале войны куда-то пропал.
Пришли на Развилку. В будке остановки уже дежурили солдаты, которые,
впрочем, не обратили на нас никакого внимания. Вниз по дороге, там, где мыл
дом дяди Коли, виднелись свежие окопы, которые несколько грузин при
"добровольной" поддержке местных, укрывали ветвями росшей здесь же
растительности.
Спустились к ферме. Там было тихо. Я осторожно заглянул в хлев. Пусто.
Только противоположная дверь скрипит, покачиваясь на ветру. Как какой-то
мертвый город из вестерна...
Подошли к дому. Собаки встретили радостным лаем... Вернее, одна тогда
уже собака. Пес Чарли.
- Дедушка, а давай Чарлика в город возьмем?
- Самим скоро есть нечего будет. А тут он хоть мышей себе наловит...
Чарлик был моим любимым псом. Когда-то, когда у нас еще не было собак,
бабушка ночевала одна в доме. И вдруг ночью ее разбудил шум подъехавшего
грузовика. Бабушка вышла за калитку. Недалеко от дома стоял грузовик. В
кузове слышалась ругань. Потом что-то темное вылетело оттуда и шлепнулось о
камни. Машина уехала.
Бабушка подошла к предмету и увидела, что это пес. Она подняла его и
унесла на крыльцо.
Утром пес немного пришел в себя, но был очень слаб, что бы подняться.
Бабушка оставила ему еды и пошла в город.
Когда вернулась, обнаружила, что пес сидит у калитки и рычит, не пуская
в дом. Ласковыми словами и угощеньем новый сторож был задобрен.
Пса нарекли Чарли. Зверь оказался крайне преданный. Правда для того,
что бы получить право входить в дом и вообще приближаться к бабушке, нам
пришлось по очереди задабривать его. Зато потом он стал необыкновенно
послушен и страшно нас полюбил.
Сначала он жил на даче. Летом мы его кормили. Зимой когда привозили
еду, когда у соседей оставляли передачи для него, что бы те подкармливали.
Когда же не было еды, пес сам ловил мышей, змей, рыбу...
Были у нас и другие собаки потом. Пес Рыцарь. Он пропал незадолго до
войны. Мы уезжали а он побежал за автобусом. Где-то после Шром отстал. Мы
думали, что вернется в дом, но он не вернулся.
Были Лиска еще. Ее мы позже отдали дяде Косте, а у него ее мародеры
застрелили по-моему.
Были еще какие-то приблудшие собаки. Но они, как правило, немного
откормившись, уходили. На начало войны у нас, помимо Чарли и Лиски, было еще
2 или 3 пса. Но к моему отъезду они разбежались.
А вот Чарли... Он охранял дом, как мог. Правда однажды пропал...
Каждый раз, когда мы уезжали в город, он шел за нами, сколько хватало
сил. И ничто не в силах было прогнать его.
И вот как-то раз приезжает с дачи дедушка.
- Чарлик пропал!
- Как пропал?
- Я приехал, а его нет.
Я, помню, страшно расстроился - Чарли был мне, можно сказать, другом.
Когда я бродил по лесу, он неустанно следовал за мною, а когда я однажды
заблудился немного, умный пес вывел меня к дому.
А на другой день... Открываю дверь квартиры, а он сидит на пороге и
смотрит грустными умными глазами!
В тот год он прожил у нас часть осени и всю зиму. Весной опять отвезли
его на дачу.
Сразу обнаружилось, что в дом наш кто-то наведывался. Чарли заметно
хромал, в доме были открыты все шкафчики - ящики, да и окно было распахнуто.
На участке у нас была невысокая скала. На ней я поставил свой улей. В
этот раз я не услышал привычного жужжания пчел. Заподозрив неладное, полез
за курятник. На скале улья не было. Глянул вниз. В зелени травы углядел
груду досок и обломков рамок. Кто-то скинул улей с трехметровой высоты.
Немного позже зашел дядя Костя. Он рассказал, что к нам в дом заходили
грузины. Один из непрошеных гостей полез в улей за медом. Но осенью пчелы
злые - к зиме берегут запасы. И потому мародера покусали. А он, рассвирепев,
спихнул улей со скалы...
И вот рюкзаки наполнены фруктами. Пора двигаться домой.
Я сделал несколько снимков фотоаппаратом (потом эту пленку так и не
проявил - потерялась где-то в Сарове)...
Подошел Чарли. Я присел и обнял его за шею.
- До свидания, Чарличек! - слезы сами катились у меня по лицу.
Пес поднял на меня взгляд. Казалось, он понимает, что происходит
кругом. Он тоже как будто плакал.
Я поцеловал его холодный нос и мы двинулись в город. В первый раз в
жизни Чарли нас не провожал. Он сидел у калитки и молча смотрел нам в след.
Потом я долго надеялся на чудо, убеждал себя, будто Чарли может
прибежать туда, куда я уехал из Сухума. Писал бабушке, что бы переправили
пса ко мне... Но чудес не бывает...
Грузины, узнав что в нашем доме абхазцы останавливаются на отдых,
заминировали все тропинки подле него, а потом еще разрушили дом то ли из
минометов, то ли из танковых орудий. Тогда Чарли и погиб...
Я узнал об этом. Но все равно, когда в первый раз после войны оказался
в тех местах, подошел к самой границе заросшего колючками и ольхой участка и
закричал в сумрак некогда светлого сада: "Чарли! Чарли! Я вернулся!" Ответом
мне было только эхо...
Вернулись в город. Опять, как под горку, покатились дни. И только от
осознания того, что скоро уезжать, становилось все больнее и больнее. Я все
чаще спрашивал у бабушки и дедушки, когда же меня отправят в Россию,
надеясь, что это прекратит мою тоску.
Лето уже сгорело и над городом опустилась теплая южная осень. Дни стали
коротки. Ночи, полные падающих звезд, прохладны. Все северные лиственные
растения давно пожелтели и сбросили листву и только тропическая и
субтропическая растительность продолжала зеленеть.
На пляж ходили мы все реже. Теперь, в основном, купались днем. Сутра и
вечером было слишком прохладно. Иногда, прейдя на берег, ни разу не ныряли в
воду. Особенно, если к берегу подходило холодное течение.
Все чаще ходили купаться на причал около турбазы XV съезда. Той самой,