Страница:
Макларен виновато улыбнулся.
— Но ведь план сработал. Вы приехали, что, признаться, меня удивило. Так где же здесь ошибка?
— Ваш план дал сбой не на основных сюжетных ходах, а на всяких мелочах. Вы наняли хороших актеров — без них тут было никак не обойтись, — и они прекрасно вжились в роли, во всяком случае, доктора Монктона им обмануть удалось без труда. Кроме того, подозреваю, вы велели им опасаться моего осмотра, потому что я непременно разоблачил бы притворство. Зато там оказался полковник Поул, и он-то как раз сумел разглядеть то, что ускользнуло от внимания Монктона. Откуда у лудильщика могли оказаться руки джентльмена, и почему бред не сопровождался горячкой?
— Мы недостаточно тщательно отбирали актеров — но вы все равно приехали. Почему? Не понимаю.
— Причина не в сокровищах и даже не в дьяволе. Причина — наживка, о которой вы и не предполагали, — сама тайна. Еще до отъезда из Личфилда я спрашивал у себя — зачем кому-либо так стараться заманить меня сюда, за триста миль от дома? Это-то любопытство и стало моим главным мотивом — но что было мотивом для них, тех, кто заманивал меня? С самого первого момента я был крайне заинтригован, а когда наконец добрался сюда, впал в еще большее недоумение. Ибо тут оказался Гогенгейм, а я, хоть убей, не мог представить себе, как он вписывается в общую картину.
Макларен обвел взглядом кольцо скорбных лиц и пожал плечами.
— Доктор Дарвин, я обещал рассказать вам правду и сдержу слово. Но клянусь этим самым человеком, который лежит сейчас беспомощный перед нами — а для меня нет клятвы выше, чем имя принца Чарльза Эдуарда! — я понятия не имею, зачем приехал Гогенгейм. Он ни в коей мере не входил в мой план, и его появление меня просто ошеломило. Простите, что вас разочаровываю.
— Ничуть не разочаровываете, — возразил Дарвин, удовлетворенно качая головой. — То, что вы сейчас рассказали, дополняет всю картину, и теперь я сам могу сообщить вам ответ. Что до того, каким образом Гогенгейм сразу же по моем приезде узнал, что я врач, загадки не составляет. Вы сами сообщили ему, машинально упомянув, что в Малкирк едет «доктор Дарвин». С тех пор Гогенгейм так и думал обо мне как о «докторе», но при первом же нашем разговоре это обстоятельство сильно смутило меня и сбило с толку. Что же до всего остального, Гогенгейм невольно оказался просто-напросто отвлекающим фактором, тем самым пунктом, в котором ваш замысел претерпел дополнительное осложнение. Вспомните об инструменте, посредством которого ваш план был приведен в исполнение — о наемных актерах, — и вы все поймете. Гогенгейм…
Тишину ночи внезапно прорезал поразительно громкий и близкий пушечный выстрел. Дарвин с Маклареном в смятении переглянулись. Меж восточных холмов прокатилось звонкое эхо, дверь дома задрожала.
Да это же не испанский галеон! Джейкоб Поул знал это наверняка — понял с первого же момента, как в отсветах пламени разглядел очертания корабля. В белом, пронизывающем свете подводного факела все выделялось с поразительной отчетливостью, и даже наносы ила и ржавчина на железных частях ничего не скрывали. Человек несведущий в морском деле, пожалуй, и обманулся бы, ибо сходство было все-таки довольно велико, но Поула оно в заблуждение не ввело. Открытие его ошеломило. Пред ним лежало обычное торговое судно, каких много близ этих берегов: высокая корма, три мачты — он достаточно насмотрелся на такие в английских и ирландских водах. Никак не тот галеон, что они искали. А Гогенгейм и Зумаль ничего не подозревали!
Присев на корточки рядом с Малюткой Бесс, Поул нахмурился, обозревая сцену в заливе. Зумаль опустился на кренящуюся палубу и пытался поддеть длинным железным прутом крышку переднего люка. Люк медленно отворился, выпустив целую тучу мелкого ила. Вода вокруг мгновенно замутилась. За пределами этого облака виднелось дно залива — ослепительно яркая мешанина белого песка и черных скал. Сверху возился в лодке Гогенгейм — спускал в воду инструменты и готовил второй факел.
Ни он, ни его слуга не разбирались в кораблях настолько, чтобы понять: в развалинах этого судна искать какие бы то ни было сокровища просто смешно. Что ж, коли они обнаружили и исследуют не тот корабль, — тем лучше. Значит, галеон затонул где-то в другом месте залива.
Поул кивнул сам себе, оглядывая узенькую бухту. Если предстоит искать второе затонувшее судно, более подходящего момента не придумаешь. В ярком свете можно было в мельчайших подробностях рассмотреть дно на добрые несколько десятков ярдов. Полковник видел стайки мечущихся в панике рыб, напуганных чужеродным огнем. Поодаль от устья залива вся подводная панорама являла собой сплошную сутолоку мелькающих серебристых силуэтов. И среди них, неистово раскидывая все на своем пути, стремительно неслась какая-то огромная тень.
При свете факела Поулу стало видно то, что вчера было скрыто от глаз. Дьявол мчался прочь от Зумаля и факела. Венчающий спину гребень находился всего в паре ярдов от поверхности воды. Поул различал маленькую головку, длинную шею, переходящую в массивное туловище, и могучий хвост. Спина была серого цвета, а когда чудище качнулось на повороте, на миг мелькнули розовые бока и красное брюхо. От головы до кончика хвоста зверь достигал по меньшей мере семидесяти ярдов. Мускулистое тело и похожие на крылья боковые плавники несли его вперед с ошеломляющей скоростью.
Охваченное паникой гигантское существо слепо мчалось в глубь залива, ища спасения от света и поднимаясь все ближе к поверхности. Вода кипела и пенилась под неистовыми ударами хвоста, кругом расходилась высокая волна. Когда морской дьявол повернул, сияние в устье бухточки начало меркнуть. Еще мгновение — и изогнутая волна уже скользила обратно, над водой поднималась гладкая спина чудища.
Гогенгейм приготовил второй факел, а Зумаль уцепился за борт кобля, чтобы отдышаться перед новым нырком. Оба неуверенно поглядывали на воду, не понимая, откуда вдруг взялась странная рябь.
Поул вскочил и замахал рукой.
— Гогенгейм! Берегитесь — опасность!
Не теряя времени на то, чтобы убедиться, что предупреждение возымело успех, он нагнулся к пушке. Пара секунд ушла на то, чтобы навести Малютку Бесс на залив, еще пара — на то, чтобы высечь искру и поднести фитиль к казенной части орудия. Руки полковника тряслись от напряжения, и он никак не мог унять дрожь.
Чудище находилось уже в каких-то пятидесяти футах от кобля, и оба незадачливых искателя сокровищ успели осознать, кто на них несется. Зумаль закричал и попытался вскарабкаться на борт, а Гогенгейм, бросив второй факел на носу, схватился за весло, поспешно отгребая к берегу. Слишком медленно. Со своего места Поул отчетливо видел, что в броске к открытому морю морской дьявол налетит прямо на них.
Полковник выпрямился, и в то же мгновение пушка рядом с ним загремела и дернулась назад от отдачи. Окутанный облаком густого черного дыма, он не видел даже, куда полетело ядро. Направление-то было взято верное, но сам выстрел чуть запоздал. Вместо того чтобы попасть в морского дьявола, ядро лишь царапнуло длинный хвост, а вся сила удара ушла в воду. Чудище рванулось вперед еще быстрее, как подстегнутое.
На то, чтобы приготовиться ко второму выстрелу, потребовалось бы несколько минут. Поул беспомощно наблюдал, как дьявол неистово плывет к выходу из залива.
Второй факел все еще пылал. При столкновении он взлетел высоко в воздух. А вместе с ним обломки кобля и тело Гогенгейма. Руки и ноги несчастного болтались, точно у сломанной марионетки. Раздался душераздирающий вопль — Поул не знал, кричал ли Гогенгейм или Зумаль, — и треск раздираемого на щепы дерева. Широкая спина дьявола высунулась на добрых шесть футов над поверхностью, зверь бился и извивался, продираясь по мелководью к открытому морю. И вот наконец чудище нырнуло на глубину за грядой рифов.
Джейкоб Поул не стал дожидаться, чтобы поглядеть, куда направится морской дьявол потом. Полковник мчался вниз по холму, а в ушах у него все еще звучал грохот выстрела и отчаянный предсмертный крик.
На успокоившейся глади залива не было видно ничего, кроме яркого пламени и разрозненных обломков суденышка.
При звуке пушечного выстрела лицо Малькольма Макларена побелело. Он бросил быстрый взгляд на распростертую фигуру в постели.
— Если это солдаты и его обнаружат здесь…
Четверо или пятеро мужчин уже молча выбежали из комнаты. Макларен подал знак женщинам, и те бросились к бесчувственному больному, чтобы закутать его в одеяла. Но Дарвин преградил им дорогу и вскинул руку, призывая к вниманию.
— Погодите, и мужчинам вашим скажите не спешить. Макларен, выстрел донесся с моря — от полковника Поула. Возможно, там что-то стряслось, но ни вам, ни вашему принцу ничего не грозит. Если непременно хочется послать куда-то дозорных, пошлите их к заливу. Вот где понадобится помощь.
Простая логика успела вразумить Макларена быстрее, чем доводы Дарвина. Шотландец и сам вспомнил о пушке, которую Поул привез с собой и перетащил к заливу. Что-то скомандовав людям за дверью, горец подошел к человеку на кровати. В лице Макларена появилась новая безнадежность, точно он только что впервые осознал до конца, что значат прогнозы английского доктора. Он нагнулся поцеловать руку лежащего без сознания принца, а потом поднял взгляд на Дарвина.
— Вы правы насчет полковника Поула, и мои люди через несколько минут будут у залива. А если вы правы и во всем прочем, мой вождь не вернется к жизни — никогда. Раз он останется таким навсегда, уже не важно, жив он или мертв. Наша битва проиграна.
В голосе его звучало безграничное отчаяние. Дарвин встал рядом с горцем и бережно положил ему руку на плечо.
— Малькольм Макларен, мне искренне жаль. Если вам будет от этого легче, то знайте: принц Чарльз Эдуард покинул сей мир как сознательная, мыслящая личность в ту самую секунду, как получил рану. Если бы вы нашли способ доставить меня в Шотландию в тот же самый день, как это случилось, я все равно ничем бы не мог ему помочь.
— Да. — Макларен протер глаза костяшками пальцев. — Род прервался, и я должен смириться. Но мне нелегко, нелегко, хотя все три года я втайне боялся услышать эти слова. Всем нашим надеждам конец.
— Так помогите мне позаботиться о тех, кого еще можно спасти. Принесите фонари и давайте спустимся к заливу.
Дарвин шагнул к двери, но инстинктивно вернулся к кровати, чтобы взять саквояжик с лекарствами. Не успел он нагнуться, как за дверью возникла какая-то суматоха, послышались чьи-то крики.
— Идемте, доктор, — произнес Макларен. — Зовут мои люди, там что-то с полковником Поулом.
После яркого света комнаты требовалось несколько секунд на то, чтобы привыкнуть к темноте. Дарвин вышел вслед за Маклареном и теперь стоял, подслеповато щурясь на склон холма, куда указывала группка людей перед домом. Наконец он разглядел троих горцев. Посередине, повиснув на плечах двоих из них, брел, спотыкаясь и ловя ртом воздух, Джейкоб Поул. Он кое-как добрался до Малькольма Макларена и, шатаясь, остановился перед ним.
— Да скажите вы вашим чертовым горцам — хоть убей, не понимают они простую английскую речь. Пошлите их обратно к заливу.
— Зачем? Доктор Дарвин беспокоился о вас, но вот вы здесь, целый и невредимый.
— Гогенгейм и Зумаль… — Поул схватился за бок и закашлялся. — В заливе, я не мог ничем помочь. Оба мертвы. Там, в воде.
Макларен отрывисто рявкнул какой-то приказ, и трое парней рысцой рванулись по тропинке. Поул устало оперся на плечи поддерживающих его горцев. Дарвин терпеливо ждал.
— А вы уверены? — наконец спросил он. — Помните, ведь уже было немало примеров, когда действия Гогенгейма оказывались совсем иными, чем казались с виду.
— Уверен. Уверен так же твердо, как и в том, что стою здесь перед вами. Я собственными глазами видел, как кобль разлетелся на куски. Видел изувеченного Гогенгейма и оба тела. — Полковник подался вперед, потирая лысую голову еще дрожащей от изнеможения рукой. — Корабль, который они обыскивали, оказался не галеоном! Я видел его — старая развалина с пустым трюмом. Вот за что они умерли. Не тот корабль. Что за конец!..
— Воистину конец, — промолвил Макларен, наблюдая за молчаливой процессией женщин, что вынесли бесчувственное тело из дома с черными ставнями и унесли прочь, к деревне. — И горький конец для всех. Гогенгейм явился сюда по собственной воле, но его смерть не входила в мои планы.
И он, склонив голову, побрел за женщинами.
— Не совсем конец, Малькольм Макларен. — Мрачный тон Дарвина заставил шотландца остановиться. — Нынче вечером на нас возложен еще один долг — в чем-то самый тягостный и скорбный из всех. Уделите мне еще десять минут, а потом следуйте за вашим повелителем.
— Хуже уже некуда, — буркнул Макларен, но все же повернулся и подошел туда, где стояли лицом друг к другу Дарвин и Поул. — Что еще-то?
— Гогенгейм. Он явился сюда незваным, и вы спрашивали зачем. Вы не пытались привлечь его сюда, а уж я тем паче. Он был загадкой для нас всех. Идемте со мной, и сейчас мы узнаем ответ на нее.
Доктор повел Поула и Макларена через покрытую дерном площадку к дому, где Гогенгейм жил со своим слугой.
Дверь была заперта, изнутри не пробивалось ни лучика света.
Шагнув к двери, Дарвин забарабанил по темному дереву. Не дождавшись ответа, он подал Макларену знак поднести лампу, которую тот держал, поближе и отворил дверь. Трое пришедших застыли на пороге.
— Кто здесь? — спросил из тьмы заспанный голос.
— Эразм Дарвин.
Взяв у Макларена лампу, доктор поднял ее и шагнул в дом, освещая комнату.
— Что вам надо?
Человек на кровати повернулся, сбросил одеяло и сел. Джейкоб Поул взглянул на него и отшатнулся, застонав от суеверного ужаса.
Перед ними сидел Гогенгейм. Туника и лоскутный плащ висели на кресле, но крючковатый нос, румяные щеки и быстрые черные глаза не допускали даже возможности ошибки.
— Не может быть, — пролепетал Поул. — Я же видел его мертвым не более десяти минут назад. Это невозможно! Я сам видел…
— Все очень даже возможно, — мягко возразил Дарвин. — Именно этого я и боялся. — Он нагнулся к человеку в постели, который тем временем более-менее проснулся и сердито взирал на вторжение. — Обман закончен. Гогенгейм — ибо по незнанию настоящего имени я вынужден по-прежнему называть вас старым, — мы принесли вам ужасную весть. В заливе произошло несчастье. Ваш брат погиб.
Красные щеки побелели, Гогенгейм резко вскочил с кровати.
— Вы лжете! Это какой-то подлый трюк! В ловушку поймать меня хотите?
Дарвин печально покачал головой.
— Это не обман и не ловушка. Если бы я мог сообщить вам об этом иначе, я бы так и сделал. Ваш брат и Зумаль только что погибли в Лох-Малкирке.
Стоявший перед ними человек несколько мгновений молча глядел на доктора, а потом с диким воплем выбежал из комнаты.
— Остановите его, — закричал Дарвин, когда Гогенгейм скрылся в ночи.
— Он опасен? — спросил Макларен.
— Только для себя самого. Велите своим людям догнать его и задержать до нашего появления.
Макларен подошел к двери и прокричал распоряжения вконец обалдевшим селянам, что еще ждали возле дома с черными ставнями. Трое из них помчались вверх по холму вдогонку за Гогенгеймом. Когда Макларен вернулся в комнату, Джейкоб Поул стоял, свесив голову и тяжело привалившись к стене.
— С ним все в порядке? — спросил шотландец.
— Дайте ему время. Он выбился из сил и перенес сильное потрясение.
— Со мной все в полном порядке, — выдохнул Поул. — Но я и понятия не имею, что тут происходит. Какой брат? Какой обман? Вы уверены, что знаете объяснение всей этой чертовщине?
— Полагаю, что да.
Дарвин прошелся по комнате, разглядывая сложенные вдоль стен ящики и коробки.
— Зачем эти люди приехали в Малкирк? — начал он, — Ответить легко. Искать галеон с сокровищем. Но есть вопросы и получше: как они попали сюда? Откуда узнали про галеон в заливе? Существует только один возможный ответ. Услышали от актеров, нанятых заманить меня сюда. Разве не очевидно, что и здесь мы имели дело с профессиональными актерами? Вы сами их видели и слышали. Вспомните все эти преувеличенные картинные жесты, вспомните, как они доставали предметы из ниоткуда. Их магия буквально кричала мне о бродячих фокусниках, неизменном аттракционе любой ярмарки или выставки по всей Англии.
— Но как вы узнали, что все их чудеса ненастоящие?
— Полковник, иначе это лежало бы вне сферы моих представлений о возможном. Куда как легче поверить в фокусы, в ловкость рук, одерживающую победу над зрением. Я быстро пришел к такому выводу, но предо мной встала-таки одна неразрешимая проблема. Как может один и тот же человек быть вот сейчас здесь — а уже через несколько часов в Инвернессе? Тут не поможет ни ловкость рук, ни прочие сценические штучки. Но примите за данность, что нельзя находиться в двух местах сразу, — и вы волей-неволей придете к самому что ни на есть простому выводу: значит, должно существовать двое людей, способных выдавать себя друг за друга. Подумайте, как неоценимо это для разнообразных театральных трюков, подумайте и о том, как практика помогает довести иллюзию до совершенства. Два брата — и Зумаль, связующее звено меж ними.
— У вас ведь нет никаких практических доказательств, — запротестовал Поул. — Ну, то есть подозрение — дело одно, но вот так смело переходить от подозрения к уверенности…
— Для этого требуется только уметь пользоваться глазами. Вы видели Гогенгейма в деревне. А на следующий день — на заливе. Однако в деревне он постоянно отдавал предпочтение левой руке — сами вспомните все его пассы в воздухе или как он вытаскивал из ниоткуда флаконы и снадобья. А в заливе вдруг сделайся праворуким: и лот бросал, и в лодке возился — все правой. Мы видели братьев, и, как часто встречается у близнецов, один из них был правшой, а второй — левшой.
Макларен кивнул.
— Я тоже обратил внимание, однако мне не хватило ума сделать выводы. А теперь один из них мертв, а второй…
— Познал горе, которое мне и вообразить трудно. Нужно найти его и попытаться привести хоть какие-то доводы, которые убедили бы его жить. Нельзя оставлять несчастного сегодня одного. С вашего позволения, я останусь здесь и, когда его приведут с залива, поговорю с ним — наедине.
— Хорошо же, тогда я пойду и проверю, удалось ли им его остановить.
Макларен тихо направился к двери.
— А вот вам и доказательство, — произнес Дарвин, вынимая из открытого сундука перед собой длинный плащ. — Видите потайные карманы и трубу, по которой их содержимое передается к рукам? Никакого сверхъестественного могущества, просто-напросто ловкость рук и обычная человеческая жажда наживы.
Макларен снова кивнул.
— Понимаю. И еще — когда вам удастся найти доводы за то, чтобы жить, сообщите заодно их и мне.
Он вышел. Джейкоб Поул поглядел на Дарвина.
— О чем это он? Почему ему вдруг жить не хочется?
— Сегодня он пережил тяжкое потрясение, но я за него не тревожусь: Малькольм Макларен человек мужественный, да и крепкий. Когда он оправится от нынешней скорби, для него начнется новая жизнь — и, уверен, лучше прежней.
Поул подошел к опустевшей кровати и со стоном опустился на нее.
— Скорее бы заканчивалась эта ночь. Хватит с меня всяческих волнений. Завтра непременно снова отправлюсь к заливу и отыщу настоящий галеон. — Глаза у него засверкали. — Если из всей этой неразберихи и выйдет что-нибудь путное, так уж верно — то самое сокровище.
Дарвин закашлялся.
— Боюсь, что нет. Никакого сокровища не существует и в помине — как и самого галеона. Это всего-навсего выдумка, при помощи которой нас сюда заманили.
— Что?! — Поул поднял голову. — Прах разбери, вы говорите мне, что мы проделали триста миль понапрасну? Что здесь нет никакого сокровища?
— Сокровища нет. Но мы приехали сюда не напрасно. — Теперь искры возбуждения разгорелись уже в глазах самого доктора. — Дьявол-то остался в заливе. Завтра пойдем туда и определим подлинную природу этого существа.
Джейкоб Поул, в свою очередь, закашлялся.
— Ах да, морской дьявол. Вы твердо решили изучать его?
— Безусловно. Ради этого я бы отправился и не за триста миль, а куда дальше.
— Знаете, доктор, я как раз хотел вам кое-что сказать. Понимаете, когда я выстрелил из пушки…
Полковник умолк. Что-то в выражении его лица подсказало Дарвину: запас плохих новостей на этот вечер еще не исчерпан.
СЕРДЦЕ АХУРАМАЗДЫ [11]
— Но ведь план сработал. Вы приехали, что, признаться, меня удивило. Так где же здесь ошибка?
— Ваш план дал сбой не на основных сюжетных ходах, а на всяких мелочах. Вы наняли хороших актеров — без них тут было никак не обойтись, — и они прекрасно вжились в роли, во всяком случае, доктора Монктона им обмануть удалось без труда. Кроме того, подозреваю, вы велели им опасаться моего осмотра, потому что я непременно разоблачил бы притворство. Зато там оказался полковник Поул, и он-то как раз сумел разглядеть то, что ускользнуло от внимания Монктона. Откуда у лудильщика могли оказаться руки джентльмена, и почему бред не сопровождался горячкой?
— Мы недостаточно тщательно отбирали актеров — но вы все равно приехали. Почему? Не понимаю.
— Причина не в сокровищах и даже не в дьяволе. Причина — наживка, о которой вы и не предполагали, — сама тайна. Еще до отъезда из Личфилда я спрашивал у себя — зачем кому-либо так стараться заманить меня сюда, за триста миль от дома? Это-то любопытство и стало моим главным мотивом — но что было мотивом для них, тех, кто заманивал меня? С самого первого момента я был крайне заинтригован, а когда наконец добрался сюда, впал в еще большее недоумение. Ибо тут оказался Гогенгейм, а я, хоть убей, не мог представить себе, как он вписывается в общую картину.
Макларен обвел взглядом кольцо скорбных лиц и пожал плечами.
— Доктор Дарвин, я обещал рассказать вам правду и сдержу слово. Но клянусь этим самым человеком, который лежит сейчас беспомощный перед нами — а для меня нет клятвы выше, чем имя принца Чарльза Эдуарда! — я понятия не имею, зачем приехал Гогенгейм. Он ни в коей мере не входил в мой план, и его появление меня просто ошеломило. Простите, что вас разочаровываю.
— Ничуть не разочаровываете, — возразил Дарвин, удовлетворенно качая головой. — То, что вы сейчас рассказали, дополняет всю картину, и теперь я сам могу сообщить вам ответ. Что до того, каким образом Гогенгейм сразу же по моем приезде узнал, что я врач, загадки не составляет. Вы сами сообщили ему, машинально упомянув, что в Малкирк едет «доктор Дарвин». С тех пор Гогенгейм так и думал обо мне как о «докторе», но при первом же нашем разговоре это обстоятельство сильно смутило меня и сбило с толку. Что же до всего остального, Гогенгейм невольно оказался просто-напросто отвлекающим фактором, тем самым пунктом, в котором ваш замысел претерпел дополнительное осложнение. Вспомните об инструменте, посредством которого ваш план был приведен в исполнение — о наемных актерах, — и вы все поймете. Гогенгейм…
Тишину ночи внезапно прорезал поразительно громкий и близкий пушечный выстрел. Дарвин с Маклареном в смятении переглянулись. Меж восточных холмов прокатилось звонкое эхо, дверь дома задрожала.
Да это же не испанский галеон! Джейкоб Поул знал это наверняка — понял с первого же момента, как в отсветах пламени разглядел очертания корабля. В белом, пронизывающем свете подводного факела все выделялось с поразительной отчетливостью, и даже наносы ила и ржавчина на железных частях ничего не скрывали. Человек несведущий в морском деле, пожалуй, и обманулся бы, ибо сходство было все-таки довольно велико, но Поула оно в заблуждение не ввело. Открытие его ошеломило. Пред ним лежало обычное торговое судно, каких много близ этих берегов: высокая корма, три мачты — он достаточно насмотрелся на такие в английских и ирландских водах. Никак не тот галеон, что они искали. А Гогенгейм и Зумаль ничего не подозревали!
Присев на корточки рядом с Малюткой Бесс, Поул нахмурился, обозревая сцену в заливе. Зумаль опустился на кренящуюся палубу и пытался поддеть длинным железным прутом крышку переднего люка. Люк медленно отворился, выпустив целую тучу мелкого ила. Вода вокруг мгновенно замутилась. За пределами этого облака виднелось дно залива — ослепительно яркая мешанина белого песка и черных скал. Сверху возился в лодке Гогенгейм — спускал в воду инструменты и готовил второй факел.
Ни он, ни его слуга не разбирались в кораблях настолько, чтобы понять: в развалинах этого судна искать какие бы то ни было сокровища просто смешно. Что ж, коли они обнаружили и исследуют не тот корабль, — тем лучше. Значит, галеон затонул где-то в другом месте залива.
Поул кивнул сам себе, оглядывая узенькую бухту. Если предстоит искать второе затонувшее судно, более подходящего момента не придумаешь. В ярком свете можно было в мельчайших подробностях рассмотреть дно на добрые несколько десятков ярдов. Полковник видел стайки мечущихся в панике рыб, напуганных чужеродным огнем. Поодаль от устья залива вся подводная панорама являла собой сплошную сутолоку мелькающих серебристых силуэтов. И среди них, неистово раскидывая все на своем пути, стремительно неслась какая-то огромная тень.
При свете факела Поулу стало видно то, что вчера было скрыто от глаз. Дьявол мчался прочь от Зумаля и факела. Венчающий спину гребень находился всего в паре ярдов от поверхности воды. Поул различал маленькую головку, длинную шею, переходящую в массивное туловище, и могучий хвост. Спина была серого цвета, а когда чудище качнулось на повороте, на миг мелькнули розовые бока и красное брюхо. От головы до кончика хвоста зверь достигал по меньшей мере семидесяти ярдов. Мускулистое тело и похожие на крылья боковые плавники несли его вперед с ошеломляющей скоростью.
Охваченное паникой гигантское существо слепо мчалось в глубь залива, ища спасения от света и поднимаясь все ближе к поверхности. Вода кипела и пенилась под неистовыми ударами хвоста, кругом расходилась высокая волна. Когда морской дьявол повернул, сияние в устье бухточки начало меркнуть. Еще мгновение — и изогнутая волна уже скользила обратно, над водой поднималась гладкая спина чудища.
Гогенгейм приготовил второй факел, а Зумаль уцепился за борт кобля, чтобы отдышаться перед новым нырком. Оба неуверенно поглядывали на воду, не понимая, откуда вдруг взялась странная рябь.
Поул вскочил и замахал рукой.
— Гогенгейм! Берегитесь — опасность!
Не теряя времени на то, чтобы убедиться, что предупреждение возымело успех, он нагнулся к пушке. Пара секунд ушла на то, чтобы навести Малютку Бесс на залив, еще пара — на то, чтобы высечь искру и поднести фитиль к казенной части орудия. Руки полковника тряслись от напряжения, и он никак не мог унять дрожь.
Чудище находилось уже в каких-то пятидесяти футах от кобля, и оба незадачливых искателя сокровищ успели осознать, кто на них несется. Зумаль закричал и попытался вскарабкаться на борт, а Гогенгейм, бросив второй факел на носу, схватился за весло, поспешно отгребая к берегу. Слишком медленно. Со своего места Поул отчетливо видел, что в броске к открытому морю морской дьявол налетит прямо на них.
Полковник выпрямился, и в то же мгновение пушка рядом с ним загремела и дернулась назад от отдачи. Окутанный облаком густого черного дыма, он не видел даже, куда полетело ядро. Направление-то было взято верное, но сам выстрел чуть запоздал. Вместо того чтобы попасть в морского дьявола, ядро лишь царапнуло длинный хвост, а вся сила удара ушла в воду. Чудище рванулось вперед еще быстрее, как подстегнутое.
На то, чтобы приготовиться ко второму выстрелу, потребовалось бы несколько минут. Поул беспомощно наблюдал, как дьявол неистово плывет к выходу из залива.
Второй факел все еще пылал. При столкновении он взлетел высоко в воздух. А вместе с ним обломки кобля и тело Гогенгейма. Руки и ноги несчастного болтались, точно у сломанной марионетки. Раздался душераздирающий вопль — Поул не знал, кричал ли Гогенгейм или Зумаль, — и треск раздираемого на щепы дерева. Широкая спина дьявола высунулась на добрых шесть футов над поверхностью, зверь бился и извивался, продираясь по мелководью к открытому морю. И вот наконец чудище нырнуло на глубину за грядой рифов.
Джейкоб Поул не стал дожидаться, чтобы поглядеть, куда направится морской дьявол потом. Полковник мчался вниз по холму, а в ушах у него все еще звучал грохот выстрела и отчаянный предсмертный крик.
На успокоившейся глади залива не было видно ничего, кроме яркого пламени и разрозненных обломков суденышка.
При звуке пушечного выстрела лицо Малькольма Макларена побелело. Он бросил быстрый взгляд на распростертую фигуру в постели.
— Если это солдаты и его обнаружат здесь…
Четверо или пятеро мужчин уже молча выбежали из комнаты. Макларен подал знак женщинам, и те бросились к бесчувственному больному, чтобы закутать его в одеяла. Но Дарвин преградил им дорогу и вскинул руку, призывая к вниманию.
— Погодите, и мужчинам вашим скажите не спешить. Макларен, выстрел донесся с моря — от полковника Поула. Возможно, там что-то стряслось, но ни вам, ни вашему принцу ничего не грозит. Если непременно хочется послать куда-то дозорных, пошлите их к заливу. Вот где понадобится помощь.
Простая логика успела вразумить Макларена быстрее, чем доводы Дарвина. Шотландец и сам вспомнил о пушке, которую Поул привез с собой и перетащил к заливу. Что-то скомандовав людям за дверью, горец подошел к человеку на кровати. В лице Макларена появилась новая безнадежность, точно он только что впервые осознал до конца, что значат прогнозы английского доктора. Он нагнулся поцеловать руку лежащего без сознания принца, а потом поднял взгляд на Дарвина.
— Вы правы насчет полковника Поула, и мои люди через несколько минут будут у залива. А если вы правы и во всем прочем, мой вождь не вернется к жизни — никогда. Раз он останется таким навсегда, уже не важно, жив он или мертв. Наша битва проиграна.
В голосе его звучало безграничное отчаяние. Дарвин встал рядом с горцем и бережно положил ему руку на плечо.
— Малькольм Макларен, мне искренне жаль. Если вам будет от этого легче, то знайте: принц Чарльз Эдуард покинул сей мир как сознательная, мыслящая личность в ту самую секунду, как получил рану. Если бы вы нашли способ доставить меня в Шотландию в тот же самый день, как это случилось, я все равно ничем бы не мог ему помочь.
— Да. — Макларен протер глаза костяшками пальцев. — Род прервался, и я должен смириться. Но мне нелегко, нелегко, хотя все три года я втайне боялся услышать эти слова. Всем нашим надеждам конец.
— Так помогите мне позаботиться о тех, кого еще можно спасти. Принесите фонари и давайте спустимся к заливу.
Дарвин шагнул к двери, но инстинктивно вернулся к кровати, чтобы взять саквояжик с лекарствами. Не успел он нагнуться, как за дверью возникла какая-то суматоха, послышались чьи-то крики.
— Идемте, доктор, — произнес Макларен. — Зовут мои люди, там что-то с полковником Поулом.
После яркого света комнаты требовалось несколько секунд на то, чтобы привыкнуть к темноте. Дарвин вышел вслед за Маклареном и теперь стоял, подслеповато щурясь на склон холма, куда указывала группка людей перед домом. Наконец он разглядел троих горцев. Посередине, повиснув на плечах двоих из них, брел, спотыкаясь и ловя ртом воздух, Джейкоб Поул. Он кое-как добрался до Малькольма Макларена и, шатаясь, остановился перед ним.
— Да скажите вы вашим чертовым горцам — хоть убей, не понимают они простую английскую речь. Пошлите их обратно к заливу.
— Зачем? Доктор Дарвин беспокоился о вас, но вот вы здесь, целый и невредимый.
— Гогенгейм и Зумаль… — Поул схватился за бок и закашлялся. — В заливе, я не мог ничем помочь. Оба мертвы. Там, в воде.
Макларен отрывисто рявкнул какой-то приказ, и трое парней рысцой рванулись по тропинке. Поул устало оперся на плечи поддерживающих его горцев. Дарвин терпеливо ждал.
— А вы уверены? — наконец спросил он. — Помните, ведь уже было немало примеров, когда действия Гогенгейма оказывались совсем иными, чем казались с виду.
— Уверен. Уверен так же твердо, как и в том, что стою здесь перед вами. Я собственными глазами видел, как кобль разлетелся на куски. Видел изувеченного Гогенгейма и оба тела. — Полковник подался вперед, потирая лысую голову еще дрожащей от изнеможения рукой. — Корабль, который они обыскивали, оказался не галеоном! Я видел его — старая развалина с пустым трюмом. Вот за что они умерли. Не тот корабль. Что за конец!..
— Воистину конец, — промолвил Макларен, наблюдая за молчаливой процессией женщин, что вынесли бесчувственное тело из дома с черными ставнями и унесли прочь, к деревне. — И горький конец для всех. Гогенгейм явился сюда по собственной воле, но его смерть не входила в мои планы.
И он, склонив голову, побрел за женщинами.
— Не совсем конец, Малькольм Макларен. — Мрачный тон Дарвина заставил шотландца остановиться. — Нынче вечером на нас возложен еще один долг — в чем-то самый тягостный и скорбный из всех. Уделите мне еще десять минут, а потом следуйте за вашим повелителем.
— Хуже уже некуда, — буркнул Макларен, но все же повернулся и подошел туда, где стояли лицом друг к другу Дарвин и Поул. — Что еще-то?
— Гогенгейм. Он явился сюда незваным, и вы спрашивали зачем. Вы не пытались привлечь его сюда, а уж я тем паче. Он был загадкой для нас всех. Идемте со мной, и сейчас мы узнаем ответ на нее.
Доктор повел Поула и Макларена через покрытую дерном площадку к дому, где Гогенгейм жил со своим слугой.
Дверь была заперта, изнутри не пробивалось ни лучика света.
Шагнув к двери, Дарвин забарабанил по темному дереву. Не дождавшись ответа, он подал Макларену знак поднести лампу, которую тот держал, поближе и отворил дверь. Трое пришедших застыли на пороге.
— Кто здесь? — спросил из тьмы заспанный голос.
— Эразм Дарвин.
Взяв у Макларена лампу, доктор поднял ее и шагнул в дом, освещая комнату.
— Что вам надо?
Человек на кровати повернулся, сбросил одеяло и сел. Джейкоб Поул взглянул на него и отшатнулся, застонав от суеверного ужаса.
Перед ними сидел Гогенгейм. Туника и лоскутный плащ висели на кресле, но крючковатый нос, румяные щеки и быстрые черные глаза не допускали даже возможности ошибки.
— Не может быть, — пролепетал Поул. — Я же видел его мертвым не более десяти минут назад. Это невозможно! Я сам видел…
— Все очень даже возможно, — мягко возразил Дарвин. — Именно этого я и боялся. — Он нагнулся к человеку в постели, который тем временем более-менее проснулся и сердито взирал на вторжение. — Обман закончен. Гогенгейм — ибо по незнанию настоящего имени я вынужден по-прежнему называть вас старым, — мы принесли вам ужасную весть. В заливе произошло несчастье. Ваш брат погиб.
Красные щеки побелели, Гогенгейм резко вскочил с кровати.
— Вы лжете! Это какой-то подлый трюк! В ловушку поймать меня хотите?
Дарвин печально покачал головой.
— Это не обман и не ловушка. Если бы я мог сообщить вам об этом иначе, я бы так и сделал. Ваш брат и Зумаль только что погибли в Лох-Малкирке.
Стоявший перед ними человек несколько мгновений молча глядел на доктора, а потом с диким воплем выбежал из комнаты.
— Остановите его, — закричал Дарвин, когда Гогенгейм скрылся в ночи.
— Он опасен? — спросил Макларен.
— Только для себя самого. Велите своим людям догнать его и задержать до нашего появления.
Макларен подошел к двери и прокричал распоряжения вконец обалдевшим селянам, что еще ждали возле дома с черными ставнями. Трое из них помчались вверх по холму вдогонку за Гогенгеймом. Когда Макларен вернулся в комнату, Джейкоб Поул стоял, свесив голову и тяжело привалившись к стене.
— С ним все в порядке? — спросил шотландец.
— Дайте ему время. Он выбился из сил и перенес сильное потрясение.
— Со мной все в полном порядке, — выдохнул Поул. — Но я и понятия не имею, что тут происходит. Какой брат? Какой обман? Вы уверены, что знаете объяснение всей этой чертовщине?
— Полагаю, что да.
Дарвин прошелся по комнате, разглядывая сложенные вдоль стен ящики и коробки.
— Зачем эти люди приехали в Малкирк? — начал он, — Ответить легко. Искать галеон с сокровищем. Но есть вопросы и получше: как они попали сюда? Откуда узнали про галеон в заливе? Существует только один возможный ответ. Услышали от актеров, нанятых заманить меня сюда. Разве не очевидно, что и здесь мы имели дело с профессиональными актерами? Вы сами их видели и слышали. Вспомните все эти преувеличенные картинные жесты, вспомните, как они доставали предметы из ниоткуда. Их магия буквально кричала мне о бродячих фокусниках, неизменном аттракционе любой ярмарки или выставки по всей Англии.
— Но как вы узнали, что все их чудеса ненастоящие?
— Полковник, иначе это лежало бы вне сферы моих представлений о возможном. Куда как легче поверить в фокусы, в ловкость рук, одерживающую победу над зрением. Я быстро пришел к такому выводу, но предо мной встала-таки одна неразрешимая проблема. Как может один и тот же человек быть вот сейчас здесь — а уже через несколько часов в Инвернессе? Тут не поможет ни ловкость рук, ни прочие сценические штучки. Но примите за данность, что нельзя находиться в двух местах сразу, — и вы волей-неволей придете к самому что ни на есть простому выводу: значит, должно существовать двое людей, способных выдавать себя друг за друга. Подумайте, как неоценимо это для разнообразных театральных трюков, подумайте и о том, как практика помогает довести иллюзию до совершенства. Два брата — и Зумаль, связующее звено меж ними.
— У вас ведь нет никаких практических доказательств, — запротестовал Поул. — Ну, то есть подозрение — дело одно, но вот так смело переходить от подозрения к уверенности…
— Для этого требуется только уметь пользоваться глазами. Вы видели Гогенгейма в деревне. А на следующий день — на заливе. Однако в деревне он постоянно отдавал предпочтение левой руке — сами вспомните все его пассы в воздухе или как он вытаскивал из ниоткуда флаконы и снадобья. А в заливе вдруг сделайся праворуким: и лот бросал, и в лодке возился — все правой. Мы видели братьев, и, как часто встречается у близнецов, один из них был правшой, а второй — левшой.
Макларен кивнул.
— Я тоже обратил внимание, однако мне не хватило ума сделать выводы. А теперь один из них мертв, а второй…
— Познал горе, которое мне и вообразить трудно. Нужно найти его и попытаться привести хоть какие-то доводы, которые убедили бы его жить. Нельзя оставлять несчастного сегодня одного. С вашего позволения, я останусь здесь и, когда его приведут с залива, поговорю с ним — наедине.
— Хорошо же, тогда я пойду и проверю, удалось ли им его остановить.
Макларен тихо направился к двери.
— А вот вам и доказательство, — произнес Дарвин, вынимая из открытого сундука перед собой длинный плащ. — Видите потайные карманы и трубу, по которой их содержимое передается к рукам? Никакого сверхъестественного могущества, просто-напросто ловкость рук и обычная человеческая жажда наживы.
Макларен снова кивнул.
— Понимаю. И еще — когда вам удастся найти доводы за то, чтобы жить, сообщите заодно их и мне.
Он вышел. Джейкоб Поул поглядел на Дарвина.
— О чем это он? Почему ему вдруг жить не хочется?
— Сегодня он пережил тяжкое потрясение, но я за него не тревожусь: Малькольм Макларен человек мужественный, да и крепкий. Когда он оправится от нынешней скорби, для него начнется новая жизнь — и, уверен, лучше прежней.
Поул подошел к опустевшей кровати и со стоном опустился на нее.
— Скорее бы заканчивалась эта ночь. Хватит с меня всяческих волнений. Завтра непременно снова отправлюсь к заливу и отыщу настоящий галеон. — Глаза у него засверкали. — Если из всей этой неразберихи и выйдет что-нибудь путное, так уж верно — то самое сокровище.
Дарвин закашлялся.
— Боюсь, что нет. Никакого сокровища не существует и в помине — как и самого галеона. Это всего-навсего выдумка, при помощи которой нас сюда заманили.
— Что?! — Поул поднял голову. — Прах разбери, вы говорите мне, что мы проделали триста миль понапрасну? Что здесь нет никакого сокровища?
— Сокровища нет. Но мы приехали сюда не напрасно. — Теперь искры возбуждения разгорелись уже в глазах самого доктора. — Дьявол-то остался в заливе. Завтра пойдем туда и определим подлинную природу этого существа.
Джейкоб Поул, в свою очередь, закашлялся.
— Ах да, морской дьявол. Вы твердо решили изучать его?
— Безусловно. Ради этого я бы отправился и не за триста миль, а куда дальше.
— Знаете, доктор, я как раз хотел вам кое-что сказать. Понимаете, когда я выстрелил из пушки…
Полковник умолк. Что-то в выражении его лица подсказало Дарвину: запас плохих новостей на этот вечер еще не исчерпан.
СЕРДЦЕ АХУРАМАЗДЫ [11]
Молодой человек в дорогом пальто небрежно прислонился к стене таверны, потягивая темный эль. Он украдкой прислушивался к разговору сидящей за столиком в углу троицы, но очень старался, чтобы объекты его любопытства ничего не заметили. Впрочем, мог бы и не стараться — они настолько увлеклись, что не обращали на окружающих никакого внимания.
Трудно было бы найти троих столь непохожих людей. Старшему уже давно перевалило за шестьдесят, однако его энергии и живости мог бы позавидовать человек и вдвое моложе. В пылу беседы он весь подался вперед и, дабы подчеркнуть свои слова и придать им выразительности, то постукивал ногтем по столу, то прищелкивал пальцами в воздухе. Вместо парика его высокую, совершенно лысую макушку венчала круглая меховая шапка.
Двое остальных являли собой отнюдь не столь радующее глаз зрелище. Джейкобу Поулу было около пятидесяти. Худоба его граничила с истощением, а желтоватый цвет кожи придавал лицу нездоровый вид. Сидел он прямо, точно кол проглотил. Эразм Дарвин, если это только возможно, производил еще более неприглядное впечатление. В свои сорок с небольшим он казался значительно старше из-за непомерной толщины, тройного подбородка и отсутствия передних зубов. Зато серые глаза глядели с одутловатого рябого лица терпеливо и мудро, а сейчас еще и лукаво поблескивали.
— Она очень умна. — Обладатель меховой шапки говорил с отчетливым, но трудно определимым акцентом. — Да и прехорошенькая. Любому было бы лестно пройтись с ней под ручку у всех на виду. Так что подумайте, Эразм, подумайте. Вы слишком давно вдовеете, возможно, пришла пора приискать себе новую жену.
— Л-легко вам судить — вы-то прочно женаты, пусть ваша супруга и проживает в другой стране. — Дарвин подал служанке знак принести еще горшочек бульона и блюдо копченостей. — Женитьба — серьезный шаг. Вот ответьте мне, Джозеф, а Джейкоба возьмем в свидетели: будь вы свободны, так ли уж мечтали бы связать себя с юной Мэри? Я сейчас не о постели, а о законном браке. Подумайте, Джозеф, подумайте. И месяца бы не прошло, как она вам всю жизнь вверх дном п-перевернула бы.
Легкое заикание свидетельствовало, что шутливая беседа весьма развлекает доктора.
— Боже упаси! — Энергичный пожилой джентльмен обвел собеседников взглядом. — Разумеется, уповаю на вас, Эразм, и на вас, Джейкоб, что до Мэри ни полслова об этом не долетит. Но в моем возрасте ты или уже как следует устроился в жизни — или вообще никогда толком не устроишься. К тому же Мэри Роулингс слишком молода для меня, — он вскинул руку, предупреждая возражения, — слишком молода в смысле женитьбы. Когда перевалишь за полвека, года становятся подобны поздним оранжерейным плодам, и услада их требует тщательного продумывания. Их так мало, что и покоиться им надлежит на подходящем блюде.
Он извлек из жилетного кармана прелюбопытнейшие очки, каждая линза которых была разделена горизонтальной чертой надвое, и глянул сквозь них на циферблат крошечных карманных часов.
— Мне чая больше не наливать. Еще пять минут — и все, пора уходить. Что же до Мэри, я слишком стар и слаб здоровьем, а у нее кровь молодая, горячая, мне за ней не угнаться.
Дородный доктор склонил голову набок и поглядел на него с новым выражением.
— А что вы, Джейкоб, думаете по этому поводу?
— Вы у нас эскулап, а не я, но все ж попробую. — Полковник Поул воззрился на старшего товарища так, словно видел его впервые. — Ну, Джозеф, с моей колокольни замечу, что вы кажетесь прямо-таки невероятно здоровым, крепким и энергичным.
— Ах, но ведь ни вы, ни доктор Дарвин толком меня не обследовали, — ухмыльнулся пожилой джентльмен. — Видели бы вы мою разрушенную печень и бедное иссохшее тело…
— Компетентному врачу это вовсе не обязательно. Весь ваш облик, все поведение буквально пышут здоровьем. — Дарвин развернулся со стулом так, чтобы обозревать помещение таверны. — Оглянитесь по сторонам, прочтите Книгу Природы. Взгляните, что отпечатано на каждом лице и каждом теле. Вон там у двери мы с ходу обнаруживаем сразу и зоб, и рахит, бок о бок.
— Ну нет, Эразм, так дело не пойдет, — проворчал полковник. — Это, черт возьми, я и сам вижу.
— Терпение, друзья мои, терпение. Мы начали с простейших случаев. Теперь глядите дальше, вдоль стойки. Перечисляю по порядку. С первым опять-таки все проще некуда: чахотка, промежуточная стадия. Второй здоров. Возьмем следующего, того отставного моряка в драной куртке. Что скажете?
Джозеф Фолкнер водрузил очки на нос и вгляделся потщательней.
— Не видя лица… гм-гм. По крайней мере тут у нас результат неумеренного потребления спиртного.
Трудно было бы найти троих столь непохожих людей. Старшему уже давно перевалило за шестьдесят, однако его энергии и живости мог бы позавидовать человек и вдвое моложе. В пылу беседы он весь подался вперед и, дабы подчеркнуть свои слова и придать им выразительности, то постукивал ногтем по столу, то прищелкивал пальцами в воздухе. Вместо парика его высокую, совершенно лысую макушку венчала круглая меховая шапка.
Двое остальных являли собой отнюдь не столь радующее глаз зрелище. Джейкобу Поулу было около пятидесяти. Худоба его граничила с истощением, а желтоватый цвет кожи придавал лицу нездоровый вид. Сидел он прямо, точно кол проглотил. Эразм Дарвин, если это только возможно, производил еще более неприглядное впечатление. В свои сорок с небольшим он казался значительно старше из-за непомерной толщины, тройного подбородка и отсутствия передних зубов. Зато серые глаза глядели с одутловатого рябого лица терпеливо и мудро, а сейчас еще и лукаво поблескивали.
— Она очень умна. — Обладатель меховой шапки говорил с отчетливым, но трудно определимым акцентом. — Да и прехорошенькая. Любому было бы лестно пройтись с ней под ручку у всех на виду. Так что подумайте, Эразм, подумайте. Вы слишком давно вдовеете, возможно, пришла пора приискать себе новую жену.
— Л-легко вам судить — вы-то прочно женаты, пусть ваша супруга и проживает в другой стране. — Дарвин подал служанке знак принести еще горшочек бульона и блюдо копченостей. — Женитьба — серьезный шаг. Вот ответьте мне, Джозеф, а Джейкоба возьмем в свидетели: будь вы свободны, так ли уж мечтали бы связать себя с юной Мэри? Я сейчас не о постели, а о законном браке. Подумайте, Джозеф, подумайте. И месяца бы не прошло, как она вам всю жизнь вверх дном п-перевернула бы.
Легкое заикание свидетельствовало, что шутливая беседа весьма развлекает доктора.
— Боже упаси! — Энергичный пожилой джентльмен обвел собеседников взглядом. — Разумеется, уповаю на вас, Эразм, и на вас, Джейкоб, что до Мэри ни полслова об этом не долетит. Но в моем возрасте ты или уже как следует устроился в жизни — или вообще никогда толком не устроишься. К тому же Мэри Роулингс слишком молода для меня, — он вскинул руку, предупреждая возражения, — слишком молода в смысле женитьбы. Когда перевалишь за полвека, года становятся подобны поздним оранжерейным плодам, и услада их требует тщательного продумывания. Их так мало, что и покоиться им надлежит на подходящем блюде.
Он извлек из жилетного кармана прелюбопытнейшие очки, каждая линза которых была разделена горизонтальной чертой надвое, и глянул сквозь них на циферблат крошечных карманных часов.
— Мне чая больше не наливать. Еще пять минут — и все, пора уходить. Что же до Мэри, я слишком стар и слаб здоровьем, а у нее кровь молодая, горячая, мне за ней не угнаться.
Дородный доктор склонил голову набок и поглядел на него с новым выражением.
— А что вы, Джейкоб, думаете по этому поводу?
— Вы у нас эскулап, а не я, но все ж попробую. — Полковник Поул воззрился на старшего товарища так, словно видел его впервые. — Ну, Джозеф, с моей колокольни замечу, что вы кажетесь прямо-таки невероятно здоровым, крепким и энергичным.
— Ах, но ведь ни вы, ни доктор Дарвин толком меня не обследовали, — ухмыльнулся пожилой джентльмен. — Видели бы вы мою разрушенную печень и бедное иссохшее тело…
— Компетентному врачу это вовсе не обязательно. Весь ваш облик, все поведение буквально пышут здоровьем. — Дарвин развернулся со стулом так, чтобы обозревать помещение таверны. — Оглянитесь по сторонам, прочтите Книгу Природы. Взгляните, что отпечатано на каждом лице и каждом теле. Вон там у двери мы с ходу обнаруживаем сразу и зоб, и рахит, бок о бок.
— Ну нет, Эразм, так дело не пойдет, — проворчал полковник. — Это, черт возьми, я и сам вижу.
— Терпение, друзья мои, терпение. Мы начали с простейших случаев. Теперь глядите дальше, вдоль стойки. Перечисляю по порядку. С первым опять-таки все проще некуда: чахотка, промежуточная стадия. Второй здоров. Возьмем следующего, того отставного моряка в драной куртке. Что скажете?
Джозеф Фолкнер водрузил очки на нос и вгляделся потщательней.
— Не видя лица… гм-гм. По крайней мере тут у нас результат неумеренного потребления спиртного.