Шехтер Гарольд. Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

   – В кухне что-нибудь изменилось с тех пор, как вы были здесь? – поинтересовался Линч, сделав несколько пометок в блокноте.
   – Изменилось? – переспросила девочка, оглядывая помещение. -.Да нет вроде, – заявила она. – Кроме этой рыбы. Утром ее здесь не было.
   Стрельнув глазами в мою сторону, словно чтобы удостовериться в проницательности моего предыдущего замечания, Линч повернулся к девочке и сказал:
   – Вы уверены?
   – Точно! Мы еще все гадали, почему они не принесли ее. Я была с тетушкой, когда она заказывала рыбу вчера днем. Она добрая старушка и любит, когда я составляю ей компанию. Мне всегда с ней весело, даже когда мы просто ходим на рынок.
   – Какой именно рынок? – спросил Линч.
   – Масгрейвз, – ответила Луи. – На Уотер-стрит.
   – А, знаю, – сказал Линч. Затем, повернувшись ко мне, добавил: – Это уж наверняка – старик Масгрейв не станет сам доставлять заказы.
   – Нужно незамедлительно установить личность посыльного, – заметил я.
   – Я вам скажу, кто это, – произнесла девочка. Подобное заявление вызвало удивленные восклицания как у Линча, так и у меня.
   – Там работает один парень, – продолжала девочка. – Джесси. Когда мы с тетушкой пришли вчера, мистер Масгрейв как раз давал ему большой пакет с рыбой – отнести кому-то на Конгресс-стрит.
   – Джесси? – сказал Линч, нахмурившись. – А как он выглядит?
   – Чудной парень, очень чудной. Лет ему, ну наверно, восемнадцать, девятнадцать, невысокий, но страшно сильный, с такими широкими плечами, и руки тоже мускулистые. Но больше всего обращаешь внимание на его дурной глаз. Он голубой и такой бледный, почти белый, будто пленкой покрыт. От этого как-то не по себе делается – страшно и в то же время тянет смотреть, если вы понимаете, о чем я. Я изо всех сил старалась не смотреть на него… знаете, папа говорит, что мы должны относиться к людям с недостатками так же, как и к остальным.
   Пока девочка говорила, у Линча становился все более и более задумчивый вид.
   – Прав ли я, предполагая, – сказал я, – что чрезвычайно подробное описание мисс Элкотт навело вас на какие-то воспоминания?
   Кивнув, Линч ответил:
   – Знал я парня по имени Джесси Мак-Магон, жили по соседству. Один глаз у него был какой-то порченый… другие ребята все дразнили его «Ястребиный глаз». Несколько лет назад впутался в нехорошую историю. Было ему тогда лет тринадцать-четырнадцать. На пару еще с одним мальчишкой ограбили табачную лавку, и их послали в исправительную колонию в Уэстборо. Теперь уже, наверно, выпустили. Может, это и он.
   – Неужели вы серьезно? – спросила мисс Элкотт, глядя на меня глазами, полными ужаса. – Неужели этот парень мог убить бедняжку Эльзи?
   – Хотя вина его еще никоим образом не установлена, – ответил я, – обстоятельства заставляют предположить, что он вполне может нести ответственность. О, коронер Тилден!
   Последнее замечание было адресовано престарелому коронеру, который неожиданно, как привидение, появился на кухне.
   – Удалось обнаружить что-нибудь, джентльмены? – спросил он.
   Отвечая на его Вопрос, я приступил к суммарному изложению наших находок, стараясь по возможности сжато пояснить характер выводов, приведших к установлению личности возможного подозреваемого – молодого человека по имени Джесси.
   – Сейчас же поеду к Масгрейву – переговорить с парнем, – сказал Линч коронеру.
   – Лучше сначала уведомить судью Фэллона, – ответил Тилден. – Чем скорее он обо всем этом услышит, тем лучше.
   Затем оба вышли из кухни, мы с мисс Элкотт следовали за ними по пятам. Пока коронер снимал плащ и шляпу с вешалки в передней, Линч широко распахнул входную дверь. Выглянув, я обнаружил, что толпа любопытствующих на тротуаре значительно поредела.
   Однако я почти не сомневался, что она быстро вырастет вдвое, как только распространится новость о том, что смерть пышущей жизнью молодой служанки Мэя была не результатом несчастного случая, а поразительно хладнокровного убийства.
   Поблагодарив девочку за помощь и снова чуть не оторвав мне руку, Линч торопливо направился к столбу у обочины, отвязал лошадь, запрыгнул в седло и рысцой направился по улице к центру города. Буквально вслед за ним отбыл Тилден. Стоя на пороге распахнутой парадной двери, мы видели, как его двуколка скрывается за углом. Выйдя на крыльцо и повернувшись к своей юной, с мальчишескими повадками спутнице, я сказал:
   – Я тоже должен ехать, мисс Элкотт. Чтобы ассистировать доктору Марстону, я вынужден был отослать свою жену Вирджинию домой в крайне непривлекательной компании мистера Кимболла. Почти не сомневаюсь, что теперь она с тревогой ожидает моего возвращения. Пожалуйста, поверьте, что, говоря все это, я безмерно сожалею об ужасной судьбе, постигшей вашу приятельницу, мисс Болтон, которая произвела на меня впечатление как восхитительная молодая женщина.
   – Просто она была добрая, вот и все, была, – сказала девочка, рыдая. – Ах, дорогая, – продолжала она, извлекая из кармана передника носовой платок и утирая глаза, – если жизнь такая тяжелая, просто не знаю, как я смогу это вынести.
   В знак утешения я положил руку ей на плечо.
   – Нельзя отрицать, что жизнь почти сплошь состоит из несчастий. Страданиям человеческим нет числа. Ущербность бытия может принимать самые разные формы. Смерть, болезни, тяготы и утраты – все это неизбежные бедствия, которые каждый должен терпеть на мучительном пути к могиле. Однако это не означает, что в мире, даже изобилующем ужасами, нет места утешению. К примеру…
   Мне так и не довелось закончить свои утешительные речи, так как в этот момент моя юная слушательница, которая уставилась на кого-то позади, внезапно воскликнула:
   – Господи Боже! Это он!
   – Он? – сказал я в чрезвычайном замешательстве. – Кого ты имеешь в виду?
   – Да этого парня, Джесси! – крикнула девочка. – Он стоит прямо там!
   Из моего наблюдательного пункта на высоком крыльце ничто не закрывало мне вид на другую сторону улицы. Теперь и я заметил маячившую рядом с фонарным столбом, прямо напротив особняка Мэев, фигуру. Это был крепко сбитый молодой человек, невысокий, но с замечательно развитым, – я бы сказал – геркулесовским торсом. Его коротко стриженные волосы, низкий, скошенный лоб, приплюснутый нос и толстые, выпяченные губы придавали ему отчетливое сходство с обезьяной. Однако самой неприятной, невольно приводящей в беспокойство чертой его внешности был тускло поблескивающий левый глаз. Даже на расстоянии кровь застыла у меня в жилах от мертвенного взгляда этого зрительного органа.
   В этот момент моя юная спутница потянула за рукав.
   – Что вы об этом думаете, мистер По? – тихо спросила Луи, словно боясь, что этот странного вида юнец может ее расслышать. – Разве не странно, что он здесь именно сейчас?
   – Убийце свойственно возвращаться на место совершенного зверства, вскоре после того как он его совершил, – ответил я. – Причины такого поведения неясны. Одни приписывают это чувству вины и мукам совести. Другие склонны относить это на счет гораздо более низменных побуждений… ну скажем, удовольствия, которое убийца извлекает при виде общего смятения, вызванного его поступком. Как бы то ни было, присутствие посыльного мистера Масгрейва в данный момент послужит еще одним доводом в пользу его виновности.
   Произнося последние слова, я возобновил наблюдение за молодым человеком, который вел себя весьма необычно. Казалось, он пребывает в состоянии крайней нерешительности. Он то ступал на поребрик, словно собираясь перейти улицу и смешаться с потоком пешеходов перед домом, то вдруг неожиданно отступал к фонарю, наполовину прячась за столбом.
   Похоже, он до сих пор не заметил, что я пристально за ним наблюдаю. Впрочем, один раз он устремил свой пугающий взор прямо на меня. Я быстро отвел глаза, притворяясь, что не слежу за ним, но тщетно – глубоко засунув руки в карманы брюк, он повернулся на каблуках и поспешно удалился.
   – О Господи! Он уходит! – воскликнула мисс Элкотт.
   – Нельзя терять ни минуты! – вскричал я. – Он направляется прямо к пристани. Возможно, он попытается скрыться от правосудия. Далеко отсюда до рынка мистера Масгрейва?
   – Минут пятнадцать, не больше, – сказала девочка.
   – Немедленно беги туда и расскажи констеблю Линчу о том, что произошло, – сказал я. – А я пойду за этим парнем и постараюсь не потерять его из виду.
   – Я мигом! – воскликнула девочка. В следующее мгновение она стремительно сбежала с крыльца, юркнула в поредевшую, но все еще достаточно многочисленную толпу зевак и скрылась за углом.
   Вслед за ней и я спустился, оказавшись на улице. Путь мне немедленно преградили несколько ротозеев, – они вцепились в мой плащ и настойчиво спрашивали, что случилось в доме. Игнорируя их вопросы, я вырвался и локтями проложил себе путь к краю тротуара. Поспешно перейдя улицу, я двинулся в направлении, в котором скрылся паренек.
   На мгновение меня охватило беспокойство, потому что он уже почти исчез из виду. Не без некоторого труда, но я все же разглядел его, приблизился и пошел за ним, не отставая, однако осторожно, дабы не привлечь его внимания.
   Следующие шесть-семь минут мы двигались таким образом, незримым тандемом быстро идя по многолюдной улице вдоль обступившего ее тесного ряда высоких, величественных домов. Каждый раз он сворачивал на другую улицу, тоже полную народа, но все же более малолюдную.
   До сих пор он не замечал меня. Однако, когда мы поспешно шагали по улице, какой-то лавочник неожиданно вышел из своего заведения и, не заметив молодого человека, столкнулся с ним, отчего тот невольно развернулся и посмотрел назад. Узнав меня, молодой человек был ошеломлен. Грубо оттолкнув лавочника, он метнулся в конец улицы и скрылся за углом.
   Отбросив попытки спрятаться, я ринулся вслед за парнем. Обогнув угол, я увидел, как он нырнул в переулок.
   Тротуар был безлюден. Смело пройдя к тому месту, где я в последний раз видел свою добычу, я задержался у входа в переулок. Его образовывали с одной стороны заброшенный извозчичий двор, а с другой – маленькое темное двухэтажное здание с полуподвалом. Зловонный запах разлагающихся отбросов исходил из темного узкого проулка между двумя обветшавшими строениями.
   Вглядываясь во мрак, я не мог различить ничего, кроме нескольких древних бачков, доверху набитых помоями. Читатель без труда представит, что я чувствовал в этот момент. Перспектива углубиться в смрадный проулок, где прятался здоровенный юнец, теснила мне грудь самыми мрачными предчувствиями. Возможно, размышлял я, мне стоит просто охранять вход в переулок, пока на сцене не появится полиция, предупрежденная маленькой Луизой Элкотт. Однако, едва эта мысль пришла мне в голову, я понял, что подобный образ действий никуда не годится. В другом конце переулка вполне мог оказаться проход, а я не имел права позволить подозреваемому скрыться.
   Колебаться больше нельзя ни минуты. Приготовясь к худшему, я свернул в переулок.
   И почти сразу остановился. Пялясь во тьму и напрягая слух, я изо всех сил пытался уловить малейший признак присутствия молодого человека. Однако, кроме грызунов, выдававших себя поскребыванием коготков, других признаков жизни установить не удавалось. Затаив дыхание, я сделал еще несколько шагов вперед.
   С пронзительным, душераздирающим воплем юный дикарь по имени Джесси выскочил из-за ближайшего бачка. Кровь застыла у меня в жилах, сердце замерло, глаза были готовы выскочить из орбит.
   Но не просто внезапность его появления, не крик, от которого волосы встали дыбом, заставили меня отреагировать подобным образом. Причиной тому был предмет, который он сжимал в правой руке. Хотя скудное освещение помешало мне различить эту вещь с абсолютной ясностью, я увидел, что это, несомненно, некое металлическое орудие, явно какая-то разновидность ножа или кинжала.
   Лицо молодого человека исказила чрезвычайная злоба, он шагнул ко мне, угрожающе выставив вперед правую руку.
   Несмотря на немалые боксерские навыки, которые в детстве заставляли соучеников смотреть на меня с благоговейным трепетом, я быстро сообразил, насколько безумна попытка голыми руками обезоружить мускулистого молодого дикаря. В отчаянии я оглянулся, ища хоть какое-нибудь орудие защиты. Но, хотя переулок был буквально забит мусором, я не увидел ничего, что могло бы послужить этой цели. Единственным и наиболее могущественным оружием, остававшимся в моем распоряжении, была способность убеждать.
   Соответственно этому я выпрямился в полный рост, прокашлялся и обратился к пареньку со следующими словами:
   – Джесси – ибо так, как мне говорили, тебя кличут, – позволь мне как человеку более зрелому и опытному дать тебе небольшой совет. Совершенно очевидно, что ты совершил акт насилия. Тем не менее твоя молодость – в сочетании с прочими смягчающими обстоятельствами, которые ты сможешь привести в свою защиту, – еще могут спасти тебя от высшей меры наказания, какую уготовил тебе закон. С другой стороны, если ты и впредь будешь с той же настойчивостью вести себя столь опрометчиво, то почти наверняка в конце концов поставишь свою жизнь под серьезную угрозу. Настоятельно прошу тебя, ради собственного блага, немедленно положить на землю оружие и предать себя в руки полиции, которая уже на пути сюда.
   Моя речь, похоже, возымела желательное действие. Здоровяк застыл как вкопанный, на его обезьяньем лице читалось крайнее смятение, как будто неотразимая убедительность моих слов заставила его сильно усомниться в здравомыслии своих поступков.
   Прошло немало времени, прежде чем высоким и тонким, почти женским голосом, странным образом не вязавшимся с его внешностью, он воскликнул:
   – Я туда не вернусь!
   Предположив, что он имеет в виду особняк Мэев, я сказал:
   – Поскольку вы были там всего несколько минут назад, я крайне озадачен вашим нежеланием вернуться на место преступления. Тем не менее уверен, что, если вы сдадитесь полиции, они будут рады отвезти вас прямо в тюрьму, не принуждая видеть мрачного дела ваших рук. А теперь, – продолжал я, медленно протягивая правую руку с раскрытой ладонью, – могу ли я, с вашего позволения, изъять у вас оружие до приезда полицейских?
   И снова после моих слов у парня челюсть отвисла от изумления. Мгновение он просто смотрел на меня, не произнося ни слова.
   И вдруг его лицо исказилось яростью.
   – Так, значит, не хотите по-хорошему? – завопил он. – Ну и черт с тобой! Получай!
   Затем, высоко занеся правую руку над головой, он метнул свое блестящее оружие прямо в меня.
   Я издал вопль ужаса, когда орудие, со свистом рассекая воздух, понеслось в мою сторону. Инстинктивно подняв скрещенные руки, я закрыл лицо, но лишь для того чтобы почувствовать, как твердый металлический предмет поразил меня прямо в середину груди.
   Вскрикнув от ужаса, я попятился,, упершись в стену брошенной конюшни, и со стоном сполз на землю. Увидев это, жестокий молодой злодей с пронзительным торжествующим криком перепрыгнул через мое распростертое тело и скрылся.
   Спина моя упиралась в стену конюшни, кровь стучала у меня в висках, мысль работала с лихорадочной скоростью от ужасного сознания, что я поражен в грудину и жизнь по капле покидает меня. По правде говоря, боли я не испытывал. Однако этот факт был слабым утешением, поскольку я знал, что даже тяжелые и смертельные ножевые ранения поначалу не ощущаются.
   В это мгновение я смутно осознал, что со стороны улицы доносится шум: грохот колес, топот копыт, неистовое ржание лошадей, отчаянный вопль и почти сразу вслед за ним – пронзительные восклицания, выражавшие ужас и боль.
   Так, значит, вот какие странные и непостижимые звуки услышу я под конец, сказал я себе. Дрожащими руками я ощупал грудь, ожидая наткнуться на рукоятку брошенного молодым человеком оружия. К моему удивлению, там ничего не было. Рубашка на груди, как я полагал, должна была пропитаться кровью. Она была совершенно суха. Открыв глаза, я уставился на ладони. Ни капли крови.
   Быстро оглядев себя, я не увидел ни малейшей раны. Очевидно, паренек не рассчитал, и вместо острия в грудь мне угодила рукоятка. Невыразимое чувство благодарности и облегчения переполнило мою не пострадавшую грудь.
   Пока я с трудом поднимался на ноги, на улице по-прежнему слышались топот множества ног и громкие крики: «Помогите!» и «Пошлите за врачом!». Хотя любопытство так и подмывало меня узнать, что же там творится, я оставался на месте, осматривая землю под ногами в поисках оружия, нацеленного мне в сердце. Несмотря на мусор, которым был завален переулок, мне хватило нескольких секунд, чтобы разглядеть предмет моих поисков. Когда я увидел его, глаза мои широко раскрылись в смущении. Это был отнюдь не нож. Это была ложка.

Часть вторая
МАЛЕНЬКИЕ ЖЕНЩИНЫ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Правивший экипажем юноша, убивший восемнадцатилетнего Джесси Мак-Магона был немногим старше своей жертвы. Звали его Питер Хеффернан. Двадцатилетний сын мистера и миссис Хеффернан с Уотер-стрит, юный Питер, правил семейным экипажем, когда дворняжка, гонясь за жившей в переулке кошкой, бросилась ему наперерез, испугала лошадей, и те понесли. Даже самые напряженные усилия не могли остановить пустившихся в галоп животных. Когда экипаж несся по авеню, навстречу ему из-за угла вывернулась двухколесная повозка. Напрягши все силы, юный Хеффернан дернул за левую вожжу, отчаянным усилием стремясь избежать столкновения с кэбом.
   В этот самый момент Джесси Мак-Магон выбежал из переулка на улицу. Успел ли он заметить опасность, никто никогда не узнает. Хеффернан, согласно данным впоследствии показаниям, не видел Мак-Магона. Даже если бы он заметил могучего юношу, то был бы бессилен избежать последовавшей трагедии.
   Когда экипаж Хеффернана свернул в сторону, правое колесо нанесло пареньку скользящий удар и его куртка запуталась в спицах. Джесси проволокло по улице целых сорок футов, прежде чем Хеффернану удалось остановить упряжку.
   Когда я подошел, прошло всего несколько секунд с момента несчастного случая, но уже по меньшей мере дюжины две человек столпились вокруг, тогда как другие поспешили за медицинской помощью. Заявив – в чем была доля истины, – что я здесь лицо полуофициальное, я протолкался сквозь толпу и подошел к смертельно раненному пареньку.
   Он являл собой исключительно печальное зрелище – лежал плашмя на спине, с закрытыми глазами, широко раскинув ноги и руки. Почти вся одежда была порвана в клочья. Он все еще цеплялся за жизнь, но уже слабо. Продавленная грудь – в неменьшей степени, чем кровь, струившаяся у него из затылка и заполнявшая выемки между булыжниками, – с болезненной очевидностью свидетельствовала о том, что долго он не протянет.
   Несмотря на явно совершенное им гнусное преступление, невозможно было глядеть на умирающего молодого человека без жалости, и, пристально глядя на него, я чувствовал, как грудь мою теснит тоска. Вдруг глаза его широко открылись и тускнеющий взор остановился на мне. Губы зашевелились, но нельзя было разобрать ни слова. Я быстро опустился рядом с ним на колени. Как только я сделал это, он потянулся и схватил меня за левое предплечье с такой силой, что даже сквозь ткань я почувствовал, как его ногти впиваются в мою плоть.
   Сила его хватки заставляла предположить, что он срочно хочет что-то сказать. Я наклонился к нему, но услышал только отвратительное хлюпанье, исходившее, как казалось, из самой глубины его существа, а вслед за тем низкий свистящий звук, означавший, что Джесси испустил последнее дыхание.
   – Умер, – сказал кто-то сзади.
   Но даже тогда безжизненная рука Джесси не ослабила мощной хватки. Нагнувшись, я стал один за другим разгибать его пальцы. И только тогда заметил нечто, что привело мои мысли в полный беспорядок, заставило сердце бешено забиться в груди, и судорожная дрожь пробежала по всему телу.
   – Четыре пальца! Вы хотите сказать, что один ему отрубили?
   Вопрос исходил от нашей хозяйки, миссис Рэндалл. Она сидела за обеденным столом напротив нас с Сестричкой. Было около семи часов вечера.
   За часы, истекшие с момента вышеописанных событий, вести о чудовищном убийстве хорошенькой молодой служанки, мисс Болтон, равно как и о мрачном уличном происшествии, оборвавшем жизнь ее предполагаемого убийцы, уже успели разнестись по городу, первые отчеты появились в вечерних газетах. По вполне очевидным причинам, к числу которых можно отнести молодость и красоту жертвы, ее шокирующую смерть и отвратительный конец молодого дикаря, на которого падали подозрения, история эта не могла не породить крайнего возбуждения среди жителей. То, что одной из ключевых фигур разыгравшейся драмы стал «прославленный автор „Ворона"» (как меня неизменно характеризовали в прессе), придавало случаю еще более интригующий характер.
   Предупрежденный маленькой Луизой Элкотт, констебль Линч первым из полицейских примчался верхом на коне вскоре после кончины молодого человека. Вскоре вслед за ним появилось еще несколько офицеров, вместе с живущим по соседству врачом и горсткой репортеров различных ежедневных городских газет. Почти час я оставался в центре внимания, отвечая на вопросы о том, что происходило во время преследования подозреваемого, и о столкновении с угрожавшим мне юнцом, которое достигло кульминации, когда он запустил в меня серебряную ложку. Прежде чем выйти из проулка, я подобрал этот предмет и передал констеблю Линчу, который с любопытством разглядывал его несколько мгновений, прежде чем сунуть в боковой карман куртки. О настораживающем наблюдении, которое я сделал, отцепляя руку мертвого паренька от своей, я промолчал, поскольку все еще глубоко сомневался, имеет ли оно хоть какое-то значение.
   Прошло немало времени, прежде чем мне разрешили покинуть место происшествия. Вернувшись в дом миссис Рэндалл, я был радостно встречен своей дорогой женой, которая в последний раз видела меня, когда я входил в особняк Мэев, и ожидала моего возвращения в мучительной неопределенности. Однако дневные события настолько измотали меня, равно физически и эмоционально, что я упросил предоставить мне хотя бы короткую передышку, прежде чем снова приступить к рассказу о приключениях. Затем я прошел наверх, в спальню, где быстро снял пиджак и ботинки, растянулся на кровати и мгновенно уснул.
   Проснувшись, я увидел, что в комнате уже почти совсем темно. Чувствуя себя освеженным и голодным как волк, я быстро привел себя в порядок и спустился на первый этаж, где меня ожидало приятное зрелище: накрытый к ужину стол и жена с хозяйкой, ожидающие моего появления.
   Ужин, приготовленный служанкой миссис Рэндалл, Салли, которой доставались от хозяйки преимущественно одни попреки, состоял из цыплят фрикасе, консервированной фасоли и спаржи. Не теряя времени, я накинулся на еду, в промежутках едва успевая перечислить наиболее значительные события дня. Как раз теперь, поглотив остатки пищи, по правде говоря столь скверно приготовленной, что она могла показаться вкусной только такому изголодавшемуся человеку, я достиг того места в своем повествовании, когда, посмотрев на левую руку мертвого парнишки, был ошеломлен тем, что увидел, а именно, что на ней всего четыре пальца.
   Отвечая на вполне логичное предположение миссис Рэндалл о том, что, вероятно, молодой человек потерял палец в результате несчастного случая, я сказал:
   – Конечно, такова была моя первая гипотеза. Действительно, ввиду тяжелых телесных травм, которые он получил, я подумал, что, возможно, палец оторвало, пока тело волочило по булыжной мостовой. Однако более внимательный взгляд на руку уверил меня, что повреждение является скорее не результатом несчастного случая, а врожденным дефектом.
   – Но как вы пришли к этому заключению? – поинтересовалась миссис Рэндалл, которая едва прикоснулась к еде, отложив нож и вилку с выражением нескрываемого отвращения, отведав несколько кусочков цыпленка, плававшего в слизистом соусе.
   – Большой, указательный палец и мизинец, – ответил я, – были совершенно нормальны. Однако вместо среднего и безымянного у Мак-Магона был один-единственный чудовищно разросшийся перст. Так бывает, когда еще в материнской утробе кости двух пальцев срастаются и их обтягивает один кусок кожи. Подобные аномалии были подробно описаны врачами и действительно являются наиболее распространенными среди так называемых terata, или гротескных физических уродств.
   – Теперь, после того как ты упомянул об этом, Эдди, – заметила Сестричка, – я вспомнила, что несколько лет назад видела человека с такой рукой. Мне было тогда от силы лет пять-шесть. Тогда это ужасно меня смутило. Я не давала Путанице спать несколько месяцев своими кошмарами. Теперь я совсем об этом позабыла.
   – Да, представляю, как это может расстроить маленького ребенка, – сказала миссис Рэндалл. – Однако удивительно слышать, что это так огорчило вас, мистер По.
   – Пожалуйста, поймите меня правильно, – ответил я. – Никто из тех, кто, подобно мне, провел столько времени в компании уродцев мистера Барнума, среди которых есть несколько, безусловно, самых уродливых существ в мире, не посчитал бы, что эта относительно банальная аномалия страшна сама по себе. Связь уродства молодого Мак-Магона с тем, в чем его обвиняют, – вот что так удручило меня.