Страница:
Глава 1.
Мой дом находится почти в центре Исфагана. Это небольшой, но уютный особнячок, позади которого разбит тенистый сад. Как-то во второй половине дня, когда я сидел в саду, читая газету, моя матушка выбежала из дома в крайнем волнении.
- Ахмед, - сказала она, - Кефтия хочет тебя видеть!
- Кто тебе это сказал? - спросил я.
- Сам Кефтия, начальник полиции!
- Ну что за нежданная радость, - отозвался я. - Пусть слуга проведет его в сад.
Услышав мои слова, матушка ударилась в слезы.
- Ох, господи, - запричитала она. - Что ты натворил, Ахмед? Что нужно от тебя полиции?
- Да ничего я не делал, - сказал я ей. - Речь, вероятно, будет идти о каком-нибудь общественном поручении.
Она мне, конечно, не поверила, и тут в сад ворвался мой отец.
- Ахмед, еще не поздно убежать через стену. Спрячься у Али в доме, а я использую все свое влияние в Тегеране...
- Ваши страхи совершенно беспочвенны, - заявил я. - Я не виновен ни в каком преступлении. Пожалуйста, проводите гостя в сад.
Некоторое время родители молча смотрели на меня.
- Ладно, - наконец сказал отец. - Может быть, лучше остаться и все отрицать. Да, я думаю, ты прав, Ахмед. Сейчас я его приведу.
Они с матерью ушли прежде, чем я смог вставить хотя бы слово. Никого из представителей старшего поколения невозможно убедить в том, что визит полицейского может означать нечто иное, нежели арест и заключение под стражу.
В бесшабашные дни моей молодости я совершил один-два неосторожных поступка, но это было очень давно. И теперь я не мог придумать никакой причины, которая могла бы привести ко мне начальника полиции. Так что я ждал его с некоторым опасением. Кефтия, говоря по правде, имел несколько зловещую репутацию. Он совершенно честный человек, но слишком хитрый. Его любовь к ненужным сложностям часто приводила к ненужным смертям. Зная это, я изо всех сил пытался разгадать истинную цель его визита...
***
Меня зовут Ахмед Аботай эд-Дин. Я родился здесь, в Исфагане, самом прославленном из великих городов Ирана. Мой отец происходит из старой семьи тегеранских землевладельцев, для которой с падением Резы-хана настали плохие времена. Моя мать - из бухарской знати, сильно поредевшей после смерти последнего эмира. Она дала мне монгольское имя Аботай и заставила выучить язык ее народа и ее родословную, которую она возводила к хану Узбеку.
Мои родители часто спорят об относительной чистоте и благородстве .своих родословных. Что касается меня, то, когда я вырос, меня перестали заботить древняя знатность или минувшая слава. Я решил проложить свою дорогу в этом мире, а не обитать в мире, давно исчезнувшем.
У меня были склонности к языкам и искусству, и я поступил в Тебризский университет. Я проучился там два года, но мое образование было прервано Второй мировой войной. Я способный переводчик и поэтому исполнял особые поручения вместе с разными британскими и американскими офицерами.
В те годы я много путешествовал - на запад до самого Стамбула, на восток до Кабула и даже дальше. Я научился разговаривать с турками, арабами, афганцами, армянами, туркменами и курдами, с киргизами и бактрийцами на их языке. К концу войны я скопил достаточно денег, чтобы купить домик с садом и нанять слугу. Мы с родителями наслаждались скромным процветанием, но конец войны означал конец моих перспектив. Неожиданно из Ирана исчезли молодые американские офицеры - вместе со всеми своими интригами, удивительным снаряжением, многозарядными ружьями, личными желаниями и любовью к приключениям. Стало трудно найти работу даже квалифицированному переводчику. Я довольствовался должностью переводчика в Абадане, где наставлял угрюмых арабов и немытых аборигенов в их новых обязанностях.
А теперь даже такая работа пришла к концу, поскольку большинство арабов были суннитами, и они заявили, что не желают иметь дело с шиитом, то есть со мной. Кроме того, они обвинили меня в нечестности. Я защищался до последнего, но меня все же уволили. Я вернулся в Исфаган, и опять у меня не было никаких перспектив. Я стал серьезно подумывать о том, чтобы заняться торговлей. Вот как низко я пал.
И вдруг я понадобился начальнику полиции.
***
Слуга провел его в сад и направился к дому. Я крикнул ему вслед, чтобы он принес чай, и поднялся навстречу гостю.
Начальник полиции Кефтия мало изменился с тех пор, как я видел его в последний раз. Это был невысокий лысеющий человечек, толстый, как турок, с холодными проницательными глазками. Из-за своей тугой портупеи он напоминал мне свинину по-польски. Однако я придержал эту шуточку про себя и гостеприимно осведомился о здоровье Кефтии.
- Я вполне здоров, мой дорогой Ахмед, - сказал Кефтия. - Если не считать случайных приступов астмы. Но, конечно, с годами мы не становимся моложе, увы.
- Печально, но это так, - поддакнул я. - Иной раз в холодное зимнее утро мне напоминает об этом ноющая рана на ноге.
- Ах да! - воскликнул Кефтия. - Я почти забыл об этом. Я был уверен, что ты получил эту рану, когда контрабандой перевозил золотые слитки через турецкую границу, а?
- Не совсем так. В то время я переводил армянских беженцев через азербайджанскую границу.
- Ну конечно! Должно быть, меня подводит память. Ну, Ахмед, как ты жил в эти скучные годы после войны?
Он знал это не хуже меня, если не лучше. Все это были пустые слова, но не в обычае Кефтии прямо переходить к делу, поэтому мы вспоминали о минувшем и пили чай. Наш разговор мог бы тянуться так часами, но я предположил, что начальник полиции приглашен на ранний обед, потому что он заговорил о причине своего визита через удивительно краткий промежуток времени.
- Ахмед, в войну ты превосходно работал на разведку. Не хочешь ли ты снова использовать свои таланты?
- Может быть, - сказал я. - И на кого мне придется работать?
- Твой наниматель - американский агент, который прибыл в Иран по особому делу. С оплатой проблем нет, ты должен помнить это по своим прошлым встречам с американцами.
- Мне всегда нравились американцы. Я буду рад помочь этому человеку, - заявил я.
- Отлично, - ухмыльнулся Кефтия. - И еще ты лишишь его толики имущества, будешь завышать цену на свои услуги при каждой возможности и вообще вести себя так же, как в прошлом?
- Богом клянусь! - воскликнул я. - Мои рекомендации военных лет говорят сами за себя. Моя верность, моя честность...
- Да-да, - сказал Кефтия. - Все твои наниматели хорошо отзывались о тебе. Но мы с тобой знаем друг друга, мой дорогой Ахмед, и мы знаем, как беспечны американцы с такими вещичками, как котелки, палатки, револьверы, одеяла, бинокли, мулы, верблюды, ружья, ботинки...
- За всю свою жизнь я никогда не украл и пары ботинок, - возразил я.
- Может, и не украл, - согласился начальник полиции. - Но все прочие предметы в ваших экспедициях удивительным образом терялись и не менее удивительным образом появлялись в продаже на базарах Исфагана и Мешхеда, а деньги каким-то образом шли в твой кошелек.
- Я обвиняюсь в краже? - спросил я.
- Вовсе нет! Я просто пользуюсь возможностью поздравить тебя с такой выгодой. Даже арабы из Абадана почувствовали, что должны отплатить тебе за твои последние услуги по переводу.
- Как я мог отказаться от подарков этих невежественных людей? - спросил я. - Они думали, что их подарки помогут им купить работу полегче. Бесполезно было их уверять, что у меня нет никакой власти над британскими нефтяниками. Они были настойчивы в своих попытках умилостивить меня, и я был вынужден принимать их подношения.
- И опять же - никаких обвинений. Всем известна щедрость арабов - они дают деньги так же легко, как сфинкс молоко. Поздравляю тебя со столь хитрым вымогательством.
- Бога ради! - вскричал я. - Я должен выслушивать оскорбления в собственном доме!
-Да никаких оскорблений, - возразил Кефтия. - Я просто подумал, что должен упомянуть об этом. Меня попросили найти в помощь американскому агенту надежного и сообразительного человека, который говорит на нескольких языках.
- И вот поэтому вы пришли прямиком ко мне.
- Да. Просмотрев свои списки мошенников, воров и бандитов, я наткнулся на тебя. Говорят, что ты верно служил американцам в годы войны и хорошо делал свое дело, несмотря на воровство и интриги. Этого, решил я, должно хватить. Из собственного печального опыта я знаю, что честнейший человек знает обычно только один язык, в лучшем случае - два. Только авантюристы учат пять или даже шесть и больше. Только вор знает, где скрываются другие воры, и только убийца может отыскать других убийц. Поэтому я выбрал тебя. Но слушай меня внимательно, Ахмед Аботай эд-Дин.
- Я слушаю.
- Правительство в Тегеране хочет помочь этому американцу чем только возможно и оказывает ему всяческое содействие. Он наш почетный гость, наш друг, наш помощник. Кроме того, его правительство дает Тегерану много денег. Поэтому Тегеран будет крайне огорчен, если миссия американца провалится. Они перенесут свое недовольство на меня, - тут начальник полиции впился в меня взглядом, - а я перенесу свое недовольство на тебя самым прямым и недвусмысленным образом.
- Поскольку вы мне не доверяете, - оскорбленно произнес я, - забирайте свою работу и предложите ее погонщику верблюдов. Не нужны вы мне вместе с вашим американцем.
- Не будь смешным, - отеческим тоном пожурил меня Кефтия. - Любой в Исфагане знает, что ты самый подходящий человек для этого дела. Твой успех принесет почет и уважение твоим родителям и городу. Удача может улыбнуться тебе. Поверь мне, Ахмед, вознаграждение будет немалым.
- Ну, может быть, я и возьмусь за эту работу.
- Конечно, возьмешься, - заверил меня начальник полиции. - Разве я не говорил, что ты единственный, кто для нее пригоден? Просто помни все, что я тебе сказал. И помни, что американцы - очень странный народ, склонный к внезапным вспышкам энтузиазма и поспешным решениям. Но под твоим присмотром он наверняка добьется успеха.
- Что это за человек и с какой миссией он прибыл в Иран? - спросил я.
- Его имя Стивен Дэйн. А что касается миссии, он скажет тебе сам - столько, сколько сочтет нужным. Вы встретитесь с ним сегодня вечером в отеле "Шираз".
Начальник полиции ушел, а я рассказал родителям о своей новой работе. Их радость не знала границ. Отец немедленно решил купить садовый участок за городом и весело рассмеялся, когда я сказал ему, что плата за мою работу может не покрыть подобных расходов.
- Ты сделаешь все, как надо. Я верю в тебя, - заявил отец.
Я ничего не мог сказать на это. Привычки и ожидания старых землевладельцев невозможно изменить за одну ночь.
- Ахмед, - сказала она, - Кефтия хочет тебя видеть!
- Кто тебе это сказал? - спросил я.
- Сам Кефтия, начальник полиции!
- Ну что за нежданная радость, - отозвался я. - Пусть слуга проведет его в сад.
Услышав мои слова, матушка ударилась в слезы.
- Ох, господи, - запричитала она. - Что ты натворил, Ахмед? Что нужно от тебя полиции?
- Да ничего я не делал, - сказал я ей. - Речь, вероятно, будет идти о каком-нибудь общественном поручении.
Она мне, конечно, не поверила, и тут в сад ворвался мой отец.
- Ахмед, еще не поздно убежать через стену. Спрячься у Али в доме, а я использую все свое влияние в Тегеране...
- Ваши страхи совершенно беспочвенны, - заявил я. - Я не виновен ни в каком преступлении. Пожалуйста, проводите гостя в сад.
Некоторое время родители молча смотрели на меня.
- Ладно, - наконец сказал отец. - Может быть, лучше остаться и все отрицать. Да, я думаю, ты прав, Ахмед. Сейчас я его приведу.
Они с матерью ушли прежде, чем я смог вставить хотя бы слово. Никого из представителей старшего поколения невозможно убедить в том, что визит полицейского может означать нечто иное, нежели арест и заключение под стражу.
В бесшабашные дни моей молодости я совершил один-два неосторожных поступка, но это было очень давно. И теперь я не мог придумать никакой причины, которая могла бы привести ко мне начальника полиции. Так что я ждал его с некоторым опасением. Кефтия, говоря по правде, имел несколько зловещую репутацию. Он совершенно честный человек, но слишком хитрый. Его любовь к ненужным сложностям часто приводила к ненужным смертям. Зная это, я изо всех сил пытался разгадать истинную цель его визита...
***
Меня зовут Ахмед Аботай эд-Дин. Я родился здесь, в Исфагане, самом прославленном из великих городов Ирана. Мой отец происходит из старой семьи тегеранских землевладельцев, для которой с падением Резы-хана настали плохие времена. Моя мать - из бухарской знати, сильно поредевшей после смерти последнего эмира. Она дала мне монгольское имя Аботай и заставила выучить язык ее народа и ее родословную, которую она возводила к хану Узбеку.
Мои родители часто спорят об относительной чистоте и благородстве .своих родословных. Что касается меня, то, когда я вырос, меня перестали заботить древняя знатность или минувшая слава. Я решил проложить свою дорогу в этом мире, а не обитать в мире, давно исчезнувшем.
У меня были склонности к языкам и искусству, и я поступил в Тебризский университет. Я проучился там два года, но мое образование было прервано Второй мировой войной. Я способный переводчик и поэтому исполнял особые поручения вместе с разными британскими и американскими офицерами.
В те годы я много путешествовал - на запад до самого Стамбула, на восток до Кабула и даже дальше. Я научился разговаривать с турками, арабами, афганцами, армянами, туркменами и курдами, с киргизами и бактрийцами на их языке. К концу войны я скопил достаточно денег, чтобы купить домик с садом и нанять слугу. Мы с родителями наслаждались скромным процветанием, но конец войны означал конец моих перспектив. Неожиданно из Ирана исчезли молодые американские офицеры - вместе со всеми своими интригами, удивительным снаряжением, многозарядными ружьями, личными желаниями и любовью к приключениям. Стало трудно найти работу даже квалифицированному переводчику. Я довольствовался должностью переводчика в Абадане, где наставлял угрюмых арабов и немытых аборигенов в их новых обязанностях.
А теперь даже такая работа пришла к концу, поскольку большинство арабов были суннитами, и они заявили, что не желают иметь дело с шиитом, то есть со мной. Кроме того, они обвинили меня в нечестности. Я защищался до последнего, но меня все же уволили. Я вернулся в Исфаган, и опять у меня не было никаких перспектив. Я стал серьезно подумывать о том, чтобы заняться торговлей. Вот как низко я пал.
И вдруг я понадобился начальнику полиции.
***
Слуга провел его в сад и направился к дому. Я крикнул ему вслед, чтобы он принес чай, и поднялся навстречу гостю.
Начальник полиции Кефтия мало изменился с тех пор, как я видел его в последний раз. Это был невысокий лысеющий человечек, толстый, как турок, с холодными проницательными глазками. Из-за своей тугой портупеи он напоминал мне свинину по-польски. Однако я придержал эту шуточку про себя и гостеприимно осведомился о здоровье Кефтии.
- Я вполне здоров, мой дорогой Ахмед, - сказал Кефтия. - Если не считать случайных приступов астмы. Но, конечно, с годами мы не становимся моложе, увы.
- Печально, но это так, - поддакнул я. - Иной раз в холодное зимнее утро мне напоминает об этом ноющая рана на ноге.
- Ах да! - воскликнул Кефтия. - Я почти забыл об этом. Я был уверен, что ты получил эту рану, когда контрабандой перевозил золотые слитки через турецкую границу, а?
- Не совсем так. В то время я переводил армянских беженцев через азербайджанскую границу.
- Ну конечно! Должно быть, меня подводит память. Ну, Ахмед, как ты жил в эти скучные годы после войны?
Он знал это не хуже меня, если не лучше. Все это были пустые слова, но не в обычае Кефтии прямо переходить к делу, поэтому мы вспоминали о минувшем и пили чай. Наш разговор мог бы тянуться так часами, но я предположил, что начальник полиции приглашен на ранний обед, потому что он заговорил о причине своего визита через удивительно краткий промежуток времени.
- Ахмед, в войну ты превосходно работал на разведку. Не хочешь ли ты снова использовать свои таланты?
- Может быть, - сказал я. - И на кого мне придется работать?
- Твой наниматель - американский агент, который прибыл в Иран по особому делу. С оплатой проблем нет, ты должен помнить это по своим прошлым встречам с американцами.
- Мне всегда нравились американцы. Я буду рад помочь этому человеку, - заявил я.
- Отлично, - ухмыльнулся Кефтия. - И еще ты лишишь его толики имущества, будешь завышать цену на свои услуги при каждой возможности и вообще вести себя так же, как в прошлом?
- Богом клянусь! - воскликнул я. - Мои рекомендации военных лет говорят сами за себя. Моя верность, моя честность...
- Да-да, - сказал Кефтия. - Все твои наниматели хорошо отзывались о тебе. Но мы с тобой знаем друг друга, мой дорогой Ахмед, и мы знаем, как беспечны американцы с такими вещичками, как котелки, палатки, револьверы, одеяла, бинокли, мулы, верблюды, ружья, ботинки...
- За всю свою жизнь я никогда не украл и пары ботинок, - возразил я.
- Может, и не украл, - согласился начальник полиции. - Но все прочие предметы в ваших экспедициях удивительным образом терялись и не менее удивительным образом появлялись в продаже на базарах Исфагана и Мешхеда, а деньги каким-то образом шли в твой кошелек.
- Я обвиняюсь в краже? - спросил я.
- Вовсе нет! Я просто пользуюсь возможностью поздравить тебя с такой выгодой. Даже арабы из Абадана почувствовали, что должны отплатить тебе за твои последние услуги по переводу.
- Как я мог отказаться от подарков этих невежественных людей? - спросил я. - Они думали, что их подарки помогут им купить работу полегче. Бесполезно было их уверять, что у меня нет никакой власти над британскими нефтяниками. Они были настойчивы в своих попытках умилостивить меня, и я был вынужден принимать их подношения.
- И опять же - никаких обвинений. Всем известна щедрость арабов - они дают деньги так же легко, как сфинкс молоко. Поздравляю тебя со столь хитрым вымогательством.
- Бога ради! - вскричал я. - Я должен выслушивать оскорбления в собственном доме!
-Да никаких оскорблений, - возразил Кефтия. - Я просто подумал, что должен упомянуть об этом. Меня попросили найти в помощь американскому агенту надежного и сообразительного человека, который говорит на нескольких языках.
- И вот поэтому вы пришли прямиком ко мне.
- Да. Просмотрев свои списки мошенников, воров и бандитов, я наткнулся на тебя. Говорят, что ты верно служил американцам в годы войны и хорошо делал свое дело, несмотря на воровство и интриги. Этого, решил я, должно хватить. Из собственного печального опыта я знаю, что честнейший человек знает обычно только один язык, в лучшем случае - два. Только авантюристы учат пять или даже шесть и больше. Только вор знает, где скрываются другие воры, и только убийца может отыскать других убийц. Поэтому я выбрал тебя. Но слушай меня внимательно, Ахмед Аботай эд-Дин.
- Я слушаю.
- Правительство в Тегеране хочет помочь этому американцу чем только возможно и оказывает ему всяческое содействие. Он наш почетный гость, наш друг, наш помощник. Кроме того, его правительство дает Тегерану много денег. Поэтому Тегеран будет крайне огорчен, если миссия американца провалится. Они перенесут свое недовольство на меня, - тут начальник полиции впился в меня взглядом, - а я перенесу свое недовольство на тебя самым прямым и недвусмысленным образом.
- Поскольку вы мне не доверяете, - оскорбленно произнес я, - забирайте свою работу и предложите ее погонщику верблюдов. Не нужны вы мне вместе с вашим американцем.
- Не будь смешным, - отеческим тоном пожурил меня Кефтия. - Любой в Исфагане знает, что ты самый подходящий человек для этого дела. Твой успех принесет почет и уважение твоим родителям и городу. Удача может улыбнуться тебе. Поверь мне, Ахмед, вознаграждение будет немалым.
- Ну, может быть, я и возьмусь за эту работу.
- Конечно, возьмешься, - заверил меня начальник полиции. - Разве я не говорил, что ты единственный, кто для нее пригоден? Просто помни все, что я тебе сказал. И помни, что американцы - очень странный народ, склонный к внезапным вспышкам энтузиазма и поспешным решениям. Но под твоим присмотром он наверняка добьется успеха.
- Что это за человек и с какой миссией он прибыл в Иран? - спросил я.
- Его имя Стивен Дэйн. А что касается миссии, он скажет тебе сам - столько, сколько сочтет нужным. Вы встретитесь с ним сегодня вечером в отеле "Шираз".
Начальник полиции ушел, а я рассказал родителям о своей новой работе. Их радость не знала границ. Отец немедленно решил купить садовый участок за городом и весело рассмеялся, когда я сказал ему, что плата за мою работу может не покрыть подобных расходов.
- Ты сделаешь все, как надо. Я верю в тебя, - заявил отец.
Я ничего не мог сказать на это. Привычки и ожидания старых землевладельцев невозможно изменить за одну ночь.
Глава 2.
Вечером начальник полиции привел меня в отель "Шираз" и представил Стивену Дэйну. Я с живым любопытством разглядывал агента. Мое первое впечатление о нем - высокий мужчина с властным взглядом серых глаз и продолговатым худым лицом. У него были сильные руки - твердые и сухощавые. Шея в распахнутом вороте белой рубашки была мускулистой, а это верное свидетельство физического состояния человека. Вообще же выглядел он суровым, неторопливым и церемонным. Мне показалось, что он не часто смеется, и, судя по его выражению лица, я решил, что он склонен к аскетизму. Помимо этого, он сильно напоминал мне других американских офицеров, с которыми я познакомился во время войны.
- Итак, мистер Дэйн, - сказал Кефтия, - позвольте мне представить вам Ахмеда Аботая эд-Дина, переводчика необыкновенных достоинств, моего старого друга. Ни один местный житель не знает о здешнем преступном мире больше, чем мой дорогой Ахмед. А то, чего он не знает, он, вероятно, способен узнать.
Я попытался вставить слово, потому что он говорил обо мне, словно об овце на базаре, но Кефтия с силой схватил меня за локоть и продолжил:
- Ахмед - это сокровище, мистер Дэйн. Он знает все, что можно знать о контрабанде, ворованных вещах и вымогательстве. А такое знание достается нелегко. И, как я уже упоминал, он замечательный переводчик и такой человек, к которому без опаски можно повернуться спиной. В один прекрасный день Ахмед разбогатеет, если только прежде его не повесят. Кроме того, он может сохранить в тайне все, что вы посчитаете нужным ему доверить. Я лично гарантирую вам это - клянусь именами почтенных родителей Ахмеда.
Я принял во внимание эту угрозу. Ничего, придет час, когда мы с Кефтией уладим наши дела.
Кефтия поклонился и испросил разрешения удалиться, весьма довольный тем, что оказывает услугу и Тегерану, и Вашингтону, причем с двойной выгодой.
Мы с Дэйном остались наедине, к обоюдному нашему смущению. После устроенного мне Кефтией представления было трудно установить хорошие деловые отношения.
- Не хотите ли кофе? - спросил Дэйн, нарушив молчание.
Я кивнул.
Дэйн приготовил кофе, и мы молча выпили по первой чашке. За второй Дэйн, как будто читая мои мысли, проронил:
- Пусть Кефтия вас не беспокоит, Ахмед. Он полицейский, а они совершенно одинаковы во всем мире.
- Все полицейские одинаковы, только преступники разные, - откликнулся я, на ходу сочинив афоризм, подходящий к теме.
- Преступники тоже различаются не очень сильно, - задумчиво возразил Дэйн. - Они не сильно отличаются от полиции. Я заметил, что они поразительно похожи.
Для американского агента это было странное высказывание.
- В самом деле? - осторожно спросил я.
- В определенной степени, - подтвердил Дэйн. - Я думаю, это вид симбиоза. Или, возможно, некоторых людей просто тянет к преступлениям. И на какую сторону они встанут - всего лишь дело случая.
- Выходит, есть склонные к преступлению полицейские и преступники-законолюбы?
- Я в этом уверен, - сказал Дэйн.
Я рассмеялся, довольный этим весьма вольным выводом. Разумеется, я принимал во внимание, что Дэйн выказывает мне симпатию чисто автоматически, но все же он сразу мне понравился. Мало того, этот человек снискал сразу мое доверие и восхищение.
- Ну, а как обстоит дело с вами? - спросил я. - Вы вроде бы полицейский, так вы тоже причисляете себя к преступникам?
- Разумеется, - ответил Дэйн. И он пустился в рассуждения об определении природы закона, и о двойственном отношении к закону полицейских, и о великом множестве прочих тем. Это было весьма приятно, но я не имел понятия, насколько Дэйн во все это верит. Но в конце концов результат этих рассуждений меня успокоил.
- Ахмед, - сказал Дэйн, наливая себе третью чашку кофе, - мне не нужны были рекомендации начальника полиции относительно вас, и я их не требовал. Сегодня я позвонил двум людям, которые работали с вами во время войны и которых я знаю лично.
- Вы спросили их, можно ли мне доверять?
- Нет. Я просто сообщил им, что собираюсь работать с вами, и внимательно выслушал их после этого.
- И что же?
- Им было что сказать. Во время войны вы совершали удивительные вещи, Ахмед, в частности эти путешествия в Узбекскую и Киргизскую Республики. И еще вы провели одного нашего человека в Бухару и Самарканд.
- В этом не было ничего трудного, - скромно ответил я. - Русскую разведку в Центральной Азии переоценивают.
- Я бы хотел повидать те места, - произнес Дэйн с тоскливой ноткой в голосе.
- Если хотите, я могу это устроить.
- Нет, - печально откликнулся Дэйн. - Боюсь, не сейчас. У меня есть дело здесь, в Иране. - Он помолчал. Возможно, он думал о Золотом Самарканде, о гробнице Тимура и о древней Бухаре, в которой высится Башня Смерти. Со своей стороны, я бы предпочел увидеть Нью-Йорк или хотя бы Лондон.
Дэйн снова обратил на меня внимание.
- Я доверяю вам без вопросов, - заверил он ровным голосом. - Но скажите, Ахмед, можете ли вы доверять мне?
Это застало меня врасплох, но его вопрос многое сказал мне о его проницательности.
- Интуиция велит мне доверять вам абсолютно, - заявил я. - А я всегда следую своей интуиции. То есть - если я решу работать с вами, я буду вам доверять.
- Разумеется, - кивнул Дэйн. - Я должен рассказать вам, зачем меня послали в Иран.
Мы переместились в удобные кресла, и Дэйн начал:
- Мое задание касается производства и контрабанды героина.
Я кивнул, и он, должно быть, заметил мелькнувшее на моем лице выражение легкого разочарования, потому что тут же сказал:
- Это выглядит не столь романтично, как тайная миссия в Советскую Азию, но я думаю, что вы найдете эту работу достаточно привлекательной. Это очень серьезное дело.
- Героин, - задумчиво произнес я. - Этот наркотик производят из опиумного сырья.
Дэйн кивнул.
- Что еще вы о нем знаете?
- Полагают, что он вызывает крайне скорое привыкание. Я уверен, что в большинстве стран он запрещен. Я не думал, что в Иране находится центр его распространения.
- В Иране - никогда. Героин обычно производили в странах Средиземноморья из турецкого и египетского опиума и контрабандой доставляли в Соединенные Штаты через Нью-Йорк. Не так давно торговлей героином занялся коммунистический Китай - они доставляют наркотик через Гонконг в порты Западного побережья. И недавно Иран неотвратимо стал также весьма важным перевалочным пунктом. Вам что-нибудь известно об этом?
Я покачал головой.
- Мистер Дэйн, если вам нужна информация о местном производстве опиума, я могу вам помочь. Есть опиум арабский, хорасанский и самый чистый - черный опиум из Белуджистана. По большей части его производят нелегально.
- Я интересуюсь героином.
- Об этом у меня никакой информации нет.
- Ну, зато кое-какая есть у меня, - сказал Дэйн. - В прошлом году в Мешхеде был обнаружен тайник с героином высокой степени очистки. Судя по настойчиво распространяющимся слухам, этот наркотик был произведен где-то на севере, затем переправлен через Иран в один из портов Персидского залива для отправки в Соединенные Штаты. Мы узнали все это, но не смогли выяснить подробности. Поэтому один американский агент был отправлен в Иран, чтобы расследовать этот случай совместно с местными властями. Примерно за неделю он выяснил, что одним из главных пунктов переправки наркотика была деревня Имам-баба.
- Он быстро сработал, - сказал я. - И что еще он выяснил?
- Я не знаю. Вскоре после того, как он отправил первый рапорт, его убили. Возможно, он слишком торопился с работой.
- Как он был убит?
- Несколько свидетелей говорят, что это была ссора из-за женщины.
- Ну... Возможно, они говорят правду.
- Я так не думаю. Я хорошо знал этого агента. А еще я знал его жену и детей. Это был не тот человек, чтобы его убили из-за женщины.
- Понимаю. Вы узнали что-нибудь еще?
- Только слухи - тысячу разных слухов. Я надеюсь, что вместе мы сможем раздобыть хоть немного информации. Возможно, мы сможем отыскать ее в Мешхеде или Имам-бабе.
Я поднялся на ноги и поклонился.
- Мистер Дэйн, я сохраню все сказанное в тайне. Если я что-нибудь узнаю, я вам сообщу. Но боюсь, что не смогу сопровождать вас.
- Почему же?
- Потому что я не самоубийца, - ответил я. - Вы сказали мне, что первого агента раскрыли и убили за неделю. А как вы думаете, сколько времени понадобится убийцам, чтобы выяснить, кто вы такой, и затем избавиться от вас - и заодно от меня?
- Первый агент был неосторожен, - сказал Дэйн. - Мы с вами не будем столь легкой мишенью.
- Я вообще не собираюсь становиться мишенью, - заявил я. - Вам известно, что собой представляет страна к северо-западу от Мешхеда? Правительственные войска патрулируют долины большими отрядами и стараются держаться подальше от Хорасанских гор. Вам известно, что Имам-баба находится высоко в горах, возле границы между Ираном, Афганистаном и Туркменской Республикой? А знаете ли вы, что этот городок считается пристанищем бандитов и головорезов?
- Я уверен, что вы найдете способ, как безопасно выполнить задание, - сказал Дэйн.
- Напрасно уверены, - возразил я. - Эта часть работы не по мне.
- Стыдно, - укорил меня Дэйн. - Я так много слышал о ваших талантах и знаю, что никто не может вас заменить.
- То, что вы слышали - верно, - ответил я. - И тем не менее, поскольку я предпочитаю остаться в живых, меня может заменить кто-нибудь другой, менее достойный.
- Что ж, так и быть, - заключил Дэйн. - Но мне будет неприятно сделать богатым человека менее достойного.
- Что вы имеете в виду?
- Мое правительство сильно озабочено появлением нового источника героина, - сказал мне Дэйн. - И поэтому вознаграждение человеку, который поможет мне отыскать этот источник, будет весьма щедрым. Ну, а поскольку вы не заинтересованы...
- Минуточку, - прервал я его. - Я не говорил вам, что я не заинтересован. Я только сказал, что это не мой профиль. Но ведь может же человек сменить профиль работы - особенно если для этого имеется веская причина.
- Я не могу просить вас об этом. Как вы говорили, это слишком опасная работа.
- Вы полагаете, это меня волнует? - спросил я. - Меня, который всю войну выполнял самые рискованные поручения? Опасность меня не волнует. Я просто не люблю рисковать ради самой опасности.
- Целиком и полностью с вами согласен. И уверяю вас, если вы захотите мне помочь, мы не будем рисковать понапрасну.
- В этом можете положиться на меня, - сказал я. - Ну, а что касается точного размера вознаграждения...
- Мы обсудим это завтра к вашему вящему удовольствию. У нас будет достаточно времени, чтобы прийти к соглашению на пути в Мешхед.
- В Мешхед? Завтра?
- Конечно. Чем раньше мы начнем, тем раньше закончим и тем скорее вы разбогатеете. До завтра, друг мой.
С этими словами Дэйн проводил меня до двери, с чувством пожал руку и пожелал спокойной ночи.
Оставшись один, я обдумал все это дело. В разговоре с Дэйном я несколько преувеличил опасности, ожидающие нас непосредственно в Мешхеде и Имам-бабе - это был законный предлог для торговли. Я был уверен, что Дэйн это понял. Но даже если не принимать в расчет преувеличения, риск был. И возможно, даже слишком большой.
Однако я был намерен работать на Дэйна, имея в виду возможность сбежать, если дела пойдут из рук вон плохо.
А вот о большом вознаграждении следовало подумать. Кроме того, стоило подумать о самой работе, которую я полюбил во время войны. Интриги, хитрость, секретность - свои таланты в этих делах я не использовал со времени ее окончания. Но теперь я мог снова воспользоваться ими, да еще под началом специалиста в деле лжи.
Потому что Дэйн знал так же хорошо, как и я, что тот героин, который он ищет, не был произведен в Иране. Никто не смог бы построить здесь фабрику без ведома Тегерана, особенно фабрику по производству героина. Тегеран слишком ценил щедрую американскую помощь, чтобы допустить существование такой фабрики.
Так что нам наверняка придется пересекать границу с Афганистаном или Туркменской Республикой, возможно - нелегально. Но Дэйн, видимо, не хотел до такой степени посвящать меня в свои планы.
Все равно. Я разглагольствовал об опасности лишь для видимости - и еще для того, чтобы набить себе цену, а не из страха. Если Дэйн решил мне лгать, то это было совершенно естественно. Помимо всего прочего, если того потребуют обстоятельства, мне тоже придется лгать ему.
- Итак, мистер Дэйн, - сказал Кефтия, - позвольте мне представить вам Ахмеда Аботая эд-Дина, переводчика необыкновенных достоинств, моего старого друга. Ни один местный житель не знает о здешнем преступном мире больше, чем мой дорогой Ахмед. А то, чего он не знает, он, вероятно, способен узнать.
Я попытался вставить слово, потому что он говорил обо мне, словно об овце на базаре, но Кефтия с силой схватил меня за локоть и продолжил:
- Ахмед - это сокровище, мистер Дэйн. Он знает все, что можно знать о контрабанде, ворованных вещах и вымогательстве. А такое знание достается нелегко. И, как я уже упоминал, он замечательный переводчик и такой человек, к которому без опаски можно повернуться спиной. В один прекрасный день Ахмед разбогатеет, если только прежде его не повесят. Кроме того, он может сохранить в тайне все, что вы посчитаете нужным ему доверить. Я лично гарантирую вам это - клянусь именами почтенных родителей Ахмеда.
Я принял во внимание эту угрозу. Ничего, придет час, когда мы с Кефтией уладим наши дела.
Кефтия поклонился и испросил разрешения удалиться, весьма довольный тем, что оказывает услугу и Тегерану, и Вашингтону, причем с двойной выгодой.
Мы с Дэйном остались наедине, к обоюдному нашему смущению. После устроенного мне Кефтией представления было трудно установить хорошие деловые отношения.
- Не хотите ли кофе? - спросил Дэйн, нарушив молчание.
Я кивнул.
Дэйн приготовил кофе, и мы молча выпили по первой чашке. За второй Дэйн, как будто читая мои мысли, проронил:
- Пусть Кефтия вас не беспокоит, Ахмед. Он полицейский, а они совершенно одинаковы во всем мире.
- Все полицейские одинаковы, только преступники разные, - откликнулся я, на ходу сочинив афоризм, подходящий к теме.
- Преступники тоже различаются не очень сильно, - задумчиво возразил Дэйн. - Они не сильно отличаются от полиции. Я заметил, что они поразительно похожи.
Для американского агента это было странное высказывание.
- В самом деле? - осторожно спросил я.
- В определенной степени, - подтвердил Дэйн. - Я думаю, это вид симбиоза. Или, возможно, некоторых людей просто тянет к преступлениям. И на какую сторону они встанут - всего лишь дело случая.
- Выходит, есть склонные к преступлению полицейские и преступники-законолюбы?
- Я в этом уверен, - сказал Дэйн.
Я рассмеялся, довольный этим весьма вольным выводом. Разумеется, я принимал во внимание, что Дэйн выказывает мне симпатию чисто автоматически, но все же он сразу мне понравился. Мало того, этот человек снискал сразу мое доверие и восхищение.
- Ну, а как обстоит дело с вами? - спросил я. - Вы вроде бы полицейский, так вы тоже причисляете себя к преступникам?
- Разумеется, - ответил Дэйн. И он пустился в рассуждения об определении природы закона, и о двойственном отношении к закону полицейских, и о великом множестве прочих тем. Это было весьма приятно, но я не имел понятия, насколько Дэйн во все это верит. Но в конце концов результат этих рассуждений меня успокоил.
- Ахмед, - сказал Дэйн, наливая себе третью чашку кофе, - мне не нужны были рекомендации начальника полиции относительно вас, и я их не требовал. Сегодня я позвонил двум людям, которые работали с вами во время войны и которых я знаю лично.
- Вы спросили их, можно ли мне доверять?
- Нет. Я просто сообщил им, что собираюсь работать с вами, и внимательно выслушал их после этого.
- И что же?
- Им было что сказать. Во время войны вы совершали удивительные вещи, Ахмед, в частности эти путешествия в Узбекскую и Киргизскую Республики. И еще вы провели одного нашего человека в Бухару и Самарканд.
- В этом не было ничего трудного, - скромно ответил я. - Русскую разведку в Центральной Азии переоценивают.
- Я бы хотел повидать те места, - произнес Дэйн с тоскливой ноткой в голосе.
- Если хотите, я могу это устроить.
- Нет, - печально откликнулся Дэйн. - Боюсь, не сейчас. У меня есть дело здесь, в Иране. - Он помолчал. Возможно, он думал о Золотом Самарканде, о гробнице Тимура и о древней Бухаре, в которой высится Башня Смерти. Со своей стороны, я бы предпочел увидеть Нью-Йорк или хотя бы Лондон.
Дэйн снова обратил на меня внимание.
- Я доверяю вам без вопросов, - заверил он ровным голосом. - Но скажите, Ахмед, можете ли вы доверять мне?
Это застало меня врасплох, но его вопрос многое сказал мне о его проницательности.
- Интуиция велит мне доверять вам абсолютно, - заявил я. - А я всегда следую своей интуиции. То есть - если я решу работать с вами, я буду вам доверять.
- Разумеется, - кивнул Дэйн. - Я должен рассказать вам, зачем меня послали в Иран.
Мы переместились в удобные кресла, и Дэйн начал:
- Мое задание касается производства и контрабанды героина.
Я кивнул, и он, должно быть, заметил мелькнувшее на моем лице выражение легкого разочарования, потому что тут же сказал:
- Это выглядит не столь романтично, как тайная миссия в Советскую Азию, но я думаю, что вы найдете эту работу достаточно привлекательной. Это очень серьезное дело.
- Героин, - задумчиво произнес я. - Этот наркотик производят из опиумного сырья.
Дэйн кивнул.
- Что еще вы о нем знаете?
- Полагают, что он вызывает крайне скорое привыкание. Я уверен, что в большинстве стран он запрещен. Я не думал, что в Иране находится центр его распространения.
- В Иране - никогда. Героин обычно производили в странах Средиземноморья из турецкого и египетского опиума и контрабандой доставляли в Соединенные Штаты через Нью-Йорк. Не так давно торговлей героином занялся коммунистический Китай - они доставляют наркотик через Гонконг в порты Западного побережья. И недавно Иран неотвратимо стал также весьма важным перевалочным пунктом. Вам что-нибудь известно об этом?
Я покачал головой.
- Мистер Дэйн, если вам нужна информация о местном производстве опиума, я могу вам помочь. Есть опиум арабский, хорасанский и самый чистый - черный опиум из Белуджистана. По большей части его производят нелегально.
- Я интересуюсь героином.
- Об этом у меня никакой информации нет.
- Ну, зато кое-какая есть у меня, - сказал Дэйн. - В прошлом году в Мешхеде был обнаружен тайник с героином высокой степени очистки. Судя по настойчиво распространяющимся слухам, этот наркотик был произведен где-то на севере, затем переправлен через Иран в один из портов Персидского залива для отправки в Соединенные Штаты. Мы узнали все это, но не смогли выяснить подробности. Поэтому один американский агент был отправлен в Иран, чтобы расследовать этот случай совместно с местными властями. Примерно за неделю он выяснил, что одним из главных пунктов переправки наркотика была деревня Имам-баба.
- Он быстро сработал, - сказал я. - И что еще он выяснил?
- Я не знаю. Вскоре после того, как он отправил первый рапорт, его убили. Возможно, он слишком торопился с работой.
- Как он был убит?
- Несколько свидетелей говорят, что это была ссора из-за женщины.
- Ну... Возможно, они говорят правду.
- Я так не думаю. Я хорошо знал этого агента. А еще я знал его жену и детей. Это был не тот человек, чтобы его убили из-за женщины.
- Понимаю. Вы узнали что-нибудь еще?
- Только слухи - тысячу разных слухов. Я надеюсь, что вместе мы сможем раздобыть хоть немного информации. Возможно, мы сможем отыскать ее в Мешхеде или Имам-бабе.
Я поднялся на ноги и поклонился.
- Мистер Дэйн, я сохраню все сказанное в тайне. Если я что-нибудь узнаю, я вам сообщу. Но боюсь, что не смогу сопровождать вас.
- Почему же?
- Потому что я не самоубийца, - ответил я. - Вы сказали мне, что первого агента раскрыли и убили за неделю. А как вы думаете, сколько времени понадобится убийцам, чтобы выяснить, кто вы такой, и затем избавиться от вас - и заодно от меня?
- Первый агент был неосторожен, - сказал Дэйн. - Мы с вами не будем столь легкой мишенью.
- Я вообще не собираюсь становиться мишенью, - заявил я. - Вам известно, что собой представляет страна к северо-западу от Мешхеда? Правительственные войска патрулируют долины большими отрядами и стараются держаться подальше от Хорасанских гор. Вам известно, что Имам-баба находится высоко в горах, возле границы между Ираном, Афганистаном и Туркменской Республикой? А знаете ли вы, что этот городок считается пристанищем бандитов и головорезов?
- Я уверен, что вы найдете способ, как безопасно выполнить задание, - сказал Дэйн.
- Напрасно уверены, - возразил я. - Эта часть работы не по мне.
- Стыдно, - укорил меня Дэйн. - Я так много слышал о ваших талантах и знаю, что никто не может вас заменить.
- То, что вы слышали - верно, - ответил я. - И тем не менее, поскольку я предпочитаю остаться в живых, меня может заменить кто-нибудь другой, менее достойный.
- Что ж, так и быть, - заключил Дэйн. - Но мне будет неприятно сделать богатым человека менее достойного.
- Что вы имеете в виду?
- Мое правительство сильно озабочено появлением нового источника героина, - сказал мне Дэйн. - И поэтому вознаграждение человеку, который поможет мне отыскать этот источник, будет весьма щедрым. Ну, а поскольку вы не заинтересованы...
- Минуточку, - прервал я его. - Я не говорил вам, что я не заинтересован. Я только сказал, что это не мой профиль. Но ведь может же человек сменить профиль работы - особенно если для этого имеется веская причина.
- Я не могу просить вас об этом. Как вы говорили, это слишком опасная работа.
- Вы полагаете, это меня волнует? - спросил я. - Меня, который всю войну выполнял самые рискованные поручения? Опасность меня не волнует. Я просто не люблю рисковать ради самой опасности.
- Целиком и полностью с вами согласен. И уверяю вас, если вы захотите мне помочь, мы не будем рисковать понапрасну.
- В этом можете положиться на меня, - сказал я. - Ну, а что касается точного размера вознаграждения...
- Мы обсудим это завтра к вашему вящему удовольствию. У нас будет достаточно времени, чтобы прийти к соглашению на пути в Мешхед.
- В Мешхед? Завтра?
- Конечно. Чем раньше мы начнем, тем раньше закончим и тем скорее вы разбогатеете. До завтра, друг мой.
С этими словами Дэйн проводил меня до двери, с чувством пожал руку и пожелал спокойной ночи.
Оставшись один, я обдумал все это дело. В разговоре с Дэйном я несколько преувеличил опасности, ожидающие нас непосредственно в Мешхеде и Имам-бабе - это был законный предлог для торговли. Я был уверен, что Дэйн это понял. Но даже если не принимать в расчет преувеличения, риск был. И возможно, даже слишком большой.
Однако я был намерен работать на Дэйна, имея в виду возможность сбежать, если дела пойдут из рук вон плохо.
А вот о большом вознаграждении следовало подумать. Кроме того, стоило подумать о самой работе, которую я полюбил во время войны. Интриги, хитрость, секретность - свои таланты в этих делах я не использовал со времени ее окончания. Но теперь я мог снова воспользоваться ими, да еще под началом специалиста в деле лжи.
Потому что Дэйн знал так же хорошо, как и я, что тот героин, который он ищет, не был произведен в Иране. Никто не смог бы построить здесь фабрику без ведома Тегерана, особенно фабрику по производству героина. Тегеран слишком ценил щедрую американскую помощь, чтобы допустить существование такой фабрики.
Так что нам наверняка придется пересекать границу с Афганистаном или Туркменской Республикой, возможно - нелегально. Но Дэйн, видимо, не хотел до такой степени посвящать меня в свои планы.
Все равно. Я разглагольствовал об опасности лишь для видимости - и еще для того, чтобы набить себе цену, а не из страха. Если Дэйн решил мне лгать, то это было совершенно естественно. Помимо всего прочего, если того потребуют обстоятельства, мне тоже придется лгать ему.
Глава 3.
На следующий день мы со Стивеном Дэйном вылетели в Мешхед. Вылетели мы рано утром и к полудню уже пролетали над голыми солончаками Дешт-и-Кавир, большой пустыни на севере Ирана. Во второй половине дня впереди показались минареты Мешхеда, а вскоре мы были уже в городе.
Мы договорились встретиться вечером у Синей Мечети. Затем Дэйн отправился заказывать комнаты в отеле, а я - собирать информацию, какая попадется.
На этот случай я придумал себе легенду прикрытия - я, мол, торговец из Исфагана, предлагаю лучший вышитый лен. Прежде чем отправиться в дорогу, я купил - по сходной цене - целый чемодан прекрасных образцов исфаганских вышивок. С ним я отправился на базар и там воспользовался всеми трюками торговца, пристраивающего свой товар. С божьей помощью я сумел продать большую часть привезенного, потому что с искусством исфаганских мастеров не сравнится ничто в мире. Я переговорил со множеством людей, обменивая слухи из своего родного города на сплетни из других мест.
Этот способ, к моему величайшему сожалению, принес мне очень мало информации. Разговор вертелся в основном вокруг засухи, русских радиопередач и обещаний шаха насчет земельных реформ.
Я пошел в кофейню, но там тоже не добился успехам об убитом американском агенте ничего не было слышно. Тогда я решил начать разговор об этом сам, но косвенным образом, и посмотреть, к чему это приведет.
- В Тебризе, - сказал я рослому молодому кузнецу, - ходят слухи о странных делишках турок.
Кузнец подался вперед и спросил, что это за слухи. Прислушались и еще несколько человек, потому что истинный мешхедец всегда поверит во все, что вы скажете о турках.
Но меня не так-то легко было разговорить, и с околичностями и многозначительными кивками я сообщил, что близятся события странные и недобрые и что турок надо опасаться больше, чем русских или афганцев.
Как я и ожидал, это вызвало спор. Мешхедцам нравится верить, что они живут, постоянно окруженные опасностями, но от их города до турок расстояние куда больше, чем до русско-афганской границы, до которой отсюда около девяноста миль.
- Вы не знаете, о чем говорите, - подал голос угрюмый белудж. - Хотя турки - люди злые и безбожные, американцы их сдерживают. Но здесь, на северо-востоке, где наши горы переходят в туркменскую равнину и встречаются с афганскими высокогорьями, наши враги строят против нас тайные козни.
Я посмеялся над белуджем и сказал ему, что он не знает, где кроется настоящая опасность, и что он не узнает ее, пока она не дернет его за бороду. Он потемнел лицом и пробурчал:
Мы договорились встретиться вечером у Синей Мечети. Затем Дэйн отправился заказывать комнаты в отеле, а я - собирать информацию, какая попадется.
На этот случай я придумал себе легенду прикрытия - я, мол, торговец из Исфагана, предлагаю лучший вышитый лен. Прежде чем отправиться в дорогу, я купил - по сходной цене - целый чемодан прекрасных образцов исфаганских вышивок. С ним я отправился на базар и там воспользовался всеми трюками торговца, пристраивающего свой товар. С божьей помощью я сумел продать большую часть привезенного, потому что с искусством исфаганских мастеров не сравнится ничто в мире. Я переговорил со множеством людей, обменивая слухи из своего родного города на сплетни из других мест.
Этот способ, к моему величайшему сожалению, принес мне очень мало информации. Разговор вертелся в основном вокруг засухи, русских радиопередач и обещаний шаха насчет земельных реформ.
Я пошел в кофейню, но там тоже не добился успехам об убитом американском агенте ничего не было слышно. Тогда я решил начать разговор об этом сам, но косвенным образом, и посмотреть, к чему это приведет.
- В Тебризе, - сказал я рослому молодому кузнецу, - ходят слухи о странных делишках турок.
Кузнец подался вперед и спросил, что это за слухи. Прислушались и еще несколько человек, потому что истинный мешхедец всегда поверит во все, что вы скажете о турках.
Но меня не так-то легко было разговорить, и с околичностями и многозначительными кивками я сообщил, что близятся события странные и недобрые и что турок надо опасаться больше, чем русских или афганцев.
Как я и ожидал, это вызвало спор. Мешхедцам нравится верить, что они живут, постоянно окруженные опасностями, но от их города до турок расстояние куда больше, чем до русско-афганской границы, до которой отсюда около девяноста миль.
- Вы не знаете, о чем говорите, - подал голос угрюмый белудж. - Хотя турки - люди злые и безбожные, американцы их сдерживают. Но здесь, на северо-востоке, где наши горы переходят в туркменскую равнину и встречаются с афганскими высокогорьями, наши враги строят против нас тайные козни.
Я посмеялся над белуджем и сказал ему, что он не знает, где кроется настоящая опасность, и что он не узнает ее, пока она не дернет его за бороду. Он потемнел лицом и пробурчал: