Роберт Шекли
КОРПОРАЦИЯ «БЕССМЕРТИЕ»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

   Уже после того Томас Блейн иногда раздумывал над тем, как ему пришлось умереть, и чувствовал, что это могло бы произойти более интересным образом. Почему не могла к нему прийти смерть в момент сражения с тайфуном, или в схватке с тигром, или при покорении отшлифованного всеми ветрами горного склона? Отчего смерть его была такой заурядной, обычной, ничем не примечательной?
   Но именно такого рода смерть, как он понимал, и была суждена ему в соответствии с его натурой. Несомненно, он должен был окончить существование именно таким, быстрым, обычным, безболезненным и неопрятным способом, каким он и погиб. К тому вела вся его жизнь: неясный намек в детские годы, явное обещание во время учебы в колледже и неумолимая определенность в возрасте тридцати двух лет.
   И все же, даже будучи совершенно ординарной, смерть остается самым интересным событием в жизни. И Блейн думал о ней с неослабевающим напряжением. Он должен был знать все о тех минутах, о тех последних драгоценных секундах, когда его собственная смерть поджидала его, затаившись на ночном шоссе в Нью-Джерси. Не было ли какого-то предупреждающего знака, намека? Что он успел или не успел сделать? О чем он думал?
   Это были решающие секунды. Каким же именно образом он погиб?
   Он ехал по пустынному прямому шоссе, фары бросали далеко вперед снопы света, ночная тьма безостановочно отступала перед мчащимся автомобилем. Спидометр показывал семьдесят пять миль в час. Далеко впереди он заметил отсвет фар, навстречу шла машина, первая за многие часы пути.
   Блейн возвращался в Нью-Йорк после недельного отпуска, проведенного в домике на берегу залива Чезапик Бей. Он удил рыбу, плавал, дремал на солнце, растянувшись на грубо отструганных досках причала. Как-то он отправился на своем шлюпе в Оксфорд и весь вечер танцевал в яхт-клубе. Он познакомился с какой-то глупой бойкой девицей в голубом платье, и она сказала, что он выглядит совсем как покоритель Южных морей, такой же загорелый и высокий, и в рубашке-хаки. На следующий день он вернулся обратно в свой домик, лежал на досках причала и, дремля, мечтал, как он загрузит шлюп консервами и отправится на Таити. О, Раиатеа, и горы Муреа, и Свежий попутный ветер…
   Но между ним и Таити простирались континент и океан, а также другие препятствия. Мысль была хороша для дремы на солнышке, но явно не для того, чтобы привести ее исполнение в жизнь. Теперь он возвращался в Нью-Йорк, к своей работе младшего конструктора яхт в известной старой фирме «Матисон и Петерс».
   Фары встречной машины приближались. Блейн сбросил скорость до шестидесяти миль в час.
   Хотя должность и носила громкое название, на самом деле все выглядело куда более прозаично. Старый Том Матисон сам справлялся с типовыми проектами крейсерских яхт. Его брат Ральф, по прозвищу Маг, завоевал международную известность своими гоночными яхтами и необыкновенной скоростью исполнения заказов. Что оставалось для младшего конструктора?
   Блейн чертил планы палубного оборудования и занимался деловой перепиской, рекламой и прочим. Это была ответственная работа, и нельзя сказать, что она не приносила удовлетворения. Но он хотел конструировать яхты.
   Он понимал, что должен действовать самостоятельно. Но заказчиков было мало, а конструкторов яхт очень много. Как он говорил Лауре, это все равно что чертить арбалеты и катапульты. Работа интересная, творческая, но кто все это купит?
   — Но ты мог бы все-таки найти сбыт для своих яхт, — сказала она с неприятной прямотой. — Почему же ты не пытаешься?
   Он улыбнулся, немного по-детски, очаровательно улыбнулся: — Действовать — это не мой удел. Я специализируюсь на раздумье и легком сожалении.
   — То есть, ты — лентяй?
   — Вовсе нет. Это все равно, что сказать, будто ястреб плохой скакун, а у лошади слабая способность летать. Нельзя сравнивать разные виды. Я просто не принадлежу к типу «деловых» людей. Я планирую, мечтаю, воображаю только ради мысли самой, а не ее воплощения в вещь.
   — Я просто ненавижу такие разговоры, — сказала она со вздохом.
   Конечно, он несколько преувеличивал. Но во многом был прав. У него имелась приятная работа, достаточно высокое жалованье, солидное положение. У него была квартира в Гринвич Виллидж, стереопроигрыватель, машина, маленький домик на берегу Чезапик Бей, отличный шлюп и благосклонность Лауры и нескольких других девушек. Возможно, как заметила Лаура, используя избитое выражение, он попал в водоворот в течении жизни… Ну и что же? Мягко вращающийся водоворот позволяет еще лучше рассмотреть, что лежит вокруг.
   Встречная машина была уже совсем близко. Блейн заметил, с некоторым изумлением, что он увеличил скорость до восьмидесяти миль.
   Он опустил акселератор. Его автомобиль резко дернулся, завилял, его начало заносить в сторону приближающихся фар.
   Покрышка? Неисправность в управлении? Он изо всех сил повернул руль. Тот не поворачивался. Колеса автомобиля ударились о низенький разделительный бортик между северной и южной полосами, и машина подпрыгнула. Руль начал поворачиваться свободно, а мотор завыл, как потерянная душа.
   Встречная машина попыталась свернуть, но было уже поздно. Сейчас они столкнутся почти лоб в лоб.
   Да, подумал Блейн. Я один из них. Из тех глупых баранов, о которых пишут в газетах, что их автомобиль потерял управление, и в аварии при этом погибло много невинных людей. О, Боже! Современные механизмы, со временные шоссе и высокие скорости, а рефлексы все те же, человеческие…
   Внезапно, совершенно необъяснимым образом, руль снова заработал, давая Блейну отсрочку в долю секунды. Блейн не тронул руля. Когда фары встречной машины ударили в ветровое стекло, сожаление в нем вдруг сменилось возбуждением. На мгновение он возблагодарил надвигающийся удар, он желал его, он хотел этой боли, хруста костей и смерти.
   Потом машины встретились. Возбуждение исчезло столь же быстро, как и появилось. Блейн почувствовал глубочайшую тоску по всему, что он не успел сделать. По водам, где он не плавал, по фильмам, которые еще не успел посмотреть, по книгам, еще не прочитанным, по девушкам, им не тронутым. Его бросило вперед. Руль вырвало из рук. Колонка управления прошла сквозь грудную клетку Блейна и сокрушила позвоночник, голова его врезалась в толстое, не дающее осколков, стекло.
   В этот момент он понял, что умирает. Мгновение спустя он был мертв — быстро и ординарно, без боли.
   Он проснулся в белой постели, в белой комнате.
   — Он уже живой, — сказал кто-то. Блейн открыл глаза. Рядом стояли два человека в белом. Похоже, это были врачи. Один пожилой, бородатый, небольшого роста. Второй был далеко не красавец, с красным лицом, лет пятидесяти на вид.
   — Как вас зовут? — приказал пожилой мужчина.
   — Томас Блейн.
   — Возраст?
   — Тридцать два. Но…
   — Семейное положение?
   — Холост. Что…
   — Видите? — сказал пожилой, поворачиваясь к краснолицему коллеге. — В полном сознании, совершенно.
   — Никогда бы не поверил, — сказал краснолицый.
   — Естественно. Травмирование при смерти преувеличивалось, слишком преувеличивалось, как это будет показано в моей будущей книге…
   — Гммм. Но депрессия при перерождении…
   — Чепуха, — уверенно заявил пожилой. — Блейн, вы хорошо себя чувствуете?
   — Да. Но я хотел бы знать…
   — Видите? — с триумфом сказал пожилой врач. — Снова жив и в здравом рассудке. Теперь вы подпишете отчет?
   — Думаю, у меня не остается другого выбора, — сказал краснолицый. И оба врача ушли.
   Блейн смотрел им вслед, не понимая, о чем это они говорили. К кровати подошла добродушная, полная сестра милосердия.
   — Как вы себя чувствуете? — спросила она.
   — Отлично, — сказал Блейн — Но я хотел бы знать…
   — Простите, — сказала сестра, — пока что вам нельзя задавать вопросы. Так велел доктор. Вот, лучше выпейте, это вас подбодрит… Вот молодец! Не беспокойтесь, все будет в порядке.
   Она вышла. Слова ободрения напугали его. Что она имела в виду, когда говорила это: «Все будет в порядке»? Значит, что-то было не в порядке? Что, что же это было? Что он здесь делает, что произошло?
   Вернулся бородатый врач, с ним пришла молодая женщина.
   — С ним все в порядке, доктор? — спросила она.
   — В полном рассудке, — сказал пожилой врач. — Отличное соединение, я бы сказал.
   — Тогда я могу начинать беседу?
   — Конечно. Хотя я не могу отвечать за его поведение. Травма смерти, пусть даже ее значение и преувеличивалось, все еще способна…
   — Да, спасибо. — Девушка подошла к Блейну и нагнулась над ним. Очень привлекательная девушка, отметил про себя Блейн. Черты лица тонко вырезанные, кожа свежая, словно слегка светящаяся. Ее блестящие каштановые волосы были туго стянуты назад за миниатюрные уши, и от нее исходил едва уловимый аромат духов. Она могла бы быть даже красивой, если бы ее не портила неподвижность лица и напряженная собранность всего стройного тела. Трудно было представить ее смеющейся или плачущей. Невозможно было представить ее в постели. Что-то фанатичное ощущалось в ней, что-то напоминающее беззаветного борца, но, как догадывался Блейн, посвящена эта борьба была ей самой.
   — Здравствуйте, мистер Блейн, — сказала она. — Меня зовут Мэри Тори.
   — Привет, — жизнерадостно сказал Блейн.
   — Мистер Блейн, — сказала она, — как вы думаете, где вы находитесь?
   — По-моему, это больница. Я думаю… Он замолчал. Он только сейчас заметил в ее руке маленький микрофон.
   — Да-да, так что же вы думаете? Она сделала быстрое движение рукой. Какие-то люди ввезли и установили вокруг кровати некие аппараты.
   — Продолжайте — Мэри Тори снова обратилась к Блейну. — Расскажите нам, что вы думаете?
   — Ко всем чертям, — сказал Блейн мрачно, наблюдая, как возятся у аппарата вошедшие. — Что это такое? Что здесь происходит?
   — Мы пытаемся помочь вам, — сказала Мари Тори. — Разве это не в ваших интересах?
   Блейн кивнул. Хотя бы улыбнулась, подумал он. Неужели с ним что-то случилось?
   — Вы помните аварию? — спросила она.
   — Какую аварию?
   — В которую вы попали.
   Блейн содрогнулся, когда внезапно к нему вернулась память… о бешеной пляске фар, воющем двигателе, ударе…
   — Да. Сломался руль. Мне пробило грудь. Потом я ударился головой.
   — Взгляните на вашу грудь, — тихо сказала она. Блейн посмотрел. На груди, под пижамой, не было даже следов шрама.
   — Невозможно! — вскрикнул он. Его собственный голос звучал как-то нереально, словно издалека. Он сознавал присутствие людей рядом с кроватью, склонившихся над своими аппаратами, но они напоминали ему тени, плоские, лишенные материальности. Их тонкие голоса звучали, как жужжание мухи между оконными рамами.
   — Прекрасная первая реакция.
   — Да, действительно превосходно.
   Мэри Тори сказала:
   — Вы невредимы.
   Блейн посмотрел на свое здоровое тело и вспомнил аварию.
   — Я не могу в это поверить! — крикнул он.
   — Отлично идет.
   — Прекрасная комбинация недоверия и веры. Мэри Тори сказала:
   — Тише, пожалуйста. Продолжайте, мистер Блейн.
   — Я помню, как меня сплющило, и как я… умер.
   — Что там, снял?
   — Да. Черт возьми, великолепно получается!
   — Совершенно спонтанная сцена.
   — Замечательно! Они будут в диком восторге!
   Она сказала:
   — Немного потише, пожалуйста. Мистер Блейн, вы помните, как умирали?
   — Да, да, я умер!
   — Лицо, его лицо!
   — Это нелепое выражение усиливает достоверность.
   — Будем надеяться, что и Рейли так решит.
   Она сказала:
   — Пожалуйста, мистер Блейн, посмотрите внимательно на себя. Вот зеркало. Посмотрите на свое лицо.
   Блейн взглянул и затрясся, как будто в лихорадке. Он тронул стекло зеркала, потом провел дрожащими пальцами по лицу.
   — Это не мое лицо! Куда делось мое лицо? Куда вы дели мое тело и мое лицо?
   Это был кошмар, и он никак не мог проснуться. Плоские люди-тени окружали его, голоса их жужжали, как мухи в окне, они возились с бутафорскими аппаратами, они были полны смутной угрозы, в то же время странно равнодушные, почти не замечающие его. Мэри Тори еще ниже склонилась над ним, и с красных губ ее маленького рта на красивом пустом лице сорвались нежные слова кошмара:
   — Ваше прежнее тело погибло, мистер Блейн, погибло в автомобильной катастрофе. Вы помните, как оно умирало. Но нам удалось спасти наиболее ценную вашу часть. Мы спасли ваше сознание, мистер Блейн, и дали вам новое тело.
   Блейн открыл рот, чтобы закричать, и молча закрыл его.
   — Это невозможно, — тихо сказал он. И все гудели, гудели мухи-голоса:
   — Успокаивается.
   — Конечно, я так и предполагал.
   — Я ждал, что он немного дольше побуйствует.
   — Напрасно. Он начинает сомневаться, и это подчеркивает его дилемму.
   — Возможно, но только в чисто сценических понятиях. Но взгляни на вещи реалистически. Бедняга только что обнаружил, что погиб в автомобильной аварии и возродился в новом теле. И что же он говорит? Он говорит: «Это невозможно». Проклятье, это не реакция!
   — Нет, реакция! Ты проецируешь!
   — Ну, пожалуйста, же! — сказала Мэри Тори. — Продолжайте, мистер Блейн.
   Блейн, глубоко увязший в кошмаре, едва ли обращал внимание на жужжащие голоса. Он спросил:
   — Я на самом деле умер?
   Она кивнула.
   — И я действительно снова родился на свет, в новом теле?
   Она снова кивнула, ожидая продолжения. Блейн посмотрел на нее и на людей-тени, занятых своими картонными аппаратами. Зачем они его мучают? Почему они не могли найти какого-нибудь другого мерзавца? Трупы не подлежат допросам. Смерть — вот древнейшая из человеческих привилегий, дарованная как рабу, так и царю. Смерть — это утешение человека и его право. Но, видимо, это право отменили, и теперь даже после смерти вам не уйти от ответственности. Они ждали, пока он заговорит.
   Может быть, подумал Блейн, безумие еще сохранило свои наследственные привилегии? Он мог бы с легкостью переступить грань и проверить на опыте.
   Но безумие даруется не каждому. Самоконтроль вернулся к Блейну. Он посмотрел на Мэри Тори.
   — Трудно, — медленно начал он, — описать, что я испытываю. Я погиб, и в то же время я говорю об этом с вами сейчас. Наверное, ни один человек до конца не верит в свою смерть. Глубоко внутри он считает себя бессмертным. Смерть, кажется, ждет всех остальных, но только не его. Все равно как…
   — Давай на этом закруглимся. Он принялся рассуждать.
   — Я думаю, ты прав, — сказала Мэри Тори. — Большое спасибо, мистер Блейн.
   Техники, теперь вполне материальные и живые, начали сворачивать аппаратуру. Ощущение неясной угрозы исчезло.
   — Подождите… — сказал Блейн.
   — Не волнуйтесь, — успокаивала она. — Остальные ваши реакции мы снимем позднее. Нам нужна была только спонтанная часть… пока.
   — А. неплохо вышло, а?
   — Ммм! Мечта коллекционера!
   — Подождите! — вскричал Блейн. — Я не понимаю! Где я? Что произошло? Как…
   — Я все объясню завтра, — сказала Мэри Тори. — Мне очень жаль, но сейчас я должна спешить, чтобы отредактировать все это для мистера Рейли.
   Техники и аппараты исчезли. Мэри Тори ободряюще улыбнулась Блейну и тоже поспешила вслед за ними. Блейн чувствовал, что, как это ни смешно, но он готовзаплакать. Он быстро заморгал, когда вошла пожилая добродушная сестра.
   — Вот выпейте, — сказала она. — Это поможет вам заснуть. Вот так, до дна, как послушный мальчик. Теперь ложитесь поудобней, у вас будет трудный день, тут и умерли, и снова народились, и все такое прочее. Две крупные слезы скатились по щекам Блейна.
   — Бог мой, — сказала сестра. — Вот что снимать нужно было. Это самые настоящие непроизвольные слезы, какие я только видела. Много чего мне приходилось повидать в этой палате, поверьте, и я могла бы этим умникам с камерами кое-что порассказать о настоящих чувствах, если бы захотела. Они думают, что знают все о секретах человеческого сердца.
   — Где я? — слабо спросил Блейн. — Где это все?
   — Скажем так, что вы в будущем, — ответила сестра.
   — О-о, — сказал Блейн, и тут он заснул.
   Много часов спустя он проснулся, успокоенный и отдохнувший. Он увидел белую кровать и белую комнату и все вспомнил.
   Он погиб в автокатастрофе и снова возродился к жизни в будущем. Был тут еще доктор, который считал, будто травму смерти преувеличивают, и другие люди, записывавшие его непроизвольные реакции и назвавшие его мечтой коллекционера, и красивенькая девушка с прискорбным отсутствием живости в чертах.
   Блейн зевнул и потянулся. Погиб. Погиб в тридцать два года. Как жалко, подумал он, что его молодая жизнь была прервана в самом расцвете. Хороший был парень, этот Блейн, подавал надежды.
   Собственное легкомыслие раздражало Блейна. Нет, не так должен он реагировать. Он попытался вернуть ощущение шока, который, как ему казалось, он должен испытывать.
   Вчера, строго сказал он себе, я был обыкновенным конструктором яхт и ехал домой из Мэриленда. Сегодня я — человек, возродившийся в будущем. В будущем! Возродившийся!
   Бесполезно, слова не производили впечатления. Он уже успел свыкнуться с идеей. Человек привыкает ко всему, подумал он, даже к факту собственной смерти.
   Особенно к своей смерти. Наверное, вы могли бы рубить человеку голову три раза в день на протяжении двадцати лет, и то он привык бы к этому и плакал бы как ребенок, если бы вы перестали… Дальше он мысль развивать не стал. Он вспомнил Лауру. Будет ли она плакать о нем? Может, она напьется с горя? Или она просто почувствует себя подавленной, узнав новость, и примет пилюлю транквилизатора? А Джейн и Мириам? Наверное, не узнают. Несколько месяцев спустя они мимолетом удивятся, отчего он больше не заходит.
   Хватит. Все это в прошлом. Теперь же он в будущем. Но все, что он успел увидеть в этом будущем, так это всего лишь белая кровать, белая палата, врачи и сестра, люди с записывающей аппаратурой и симпатичная девушка. Пока что особого контраста с его родной эпохой не замечалось.
   Он вспомнил статьи в журналах и рассказы, которые читал. Сегодня, возможно, уже полностью освоена атомная энергия, и за свет не нужно платить. Возможно, уже имеются подводные фермы, всеобщий мир, международный контроль за рождаемостью, свободная любовь, полная десегрегация, вылечены все болезни, осуществлены межпланетные путешествия, и создано плановое общество, в котором человек глубоко дышит воздухом свободы.
   Вот как должно было бы быть, подумал Блейн. Но существовали менее приятные варианты. Возможно, олигарх с железным лицом держит весь мир в стальном кулаке, а небольшое подпольное движение сражается за свободу. Или маленькие, студенистые инопланетяне, существа с неземными именами, могли поработить человечество. Возможно, новая ужасная болезнь неумолимо шагает с континента на континент, или, может быть, вся цивилизация была сметена с лика Земли термоядерной войной, и теперь люди снова создают технологию, в то время как банды отщепенцев скитаются по радиоактивным территориям. Миллион других в равной степени жутких вещей тоже вполне мог случиться.
   Однако, думал Блейн, человечество всегда выказывало историческую способность избегать крайностей — хаос предсказывался всегда, так же, как и утопия, но ни то, ни другое не наступало.
   Соответственно, Блейн ожидал, что в этом будущем возможны многие значительные улучшения, по сравнению с прошлым, но он имел в виду, что возможны и обратные процессы: старые проблемы исчезли, но их место заняли какие-то новые.
   — В общем, — сказал Блейн сам себе, — это будущее будет подобно всякому другому будущему, по сравнению с его прошлым. Получается неопределенно, но ведь я не предсказатель и не провидец.
   Размышления его прервала Мэри Тори, неожиданно вошедшая в палату.
   — Доброе утро, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?
   — Как совершенно новый человек, — сказал Блейн искренне.
   — Отлично. Подпишитесь вот здесь, пожалуйста, — она протянула ручку и лист бумаги с машинописным текстом.
   — Вы чертовски быстро работаете, — сказал Блейн. — Что это такое?
   — Прочитайте, — сказала она. — Этот документ освобождает нас от юридической ответственности за спасение вашей жизни.
   — Вы спасли мне жизнь?
   — Конечно. Как же еще вы могли сюда попасть?
   — Действительно, я об этом не подумал, — признался Блейн.
   — Мы спасли вас. Закон запрещает спасение жизни без предварительного письменного согласия потенциальной жертвы. Но у адвокатов корпорации РЕКС не было возможности заранее получить ваше согласие. Поэтому мы должны оправдать себя сейчас.
   — Что это за корпорация?
   — Неужели вас никто до сих пор не проинструктировал? — раздраженно спросила она. — Вы находитесь внутри штаб-квартиры РЕКСа. Сейчас наша компания так же известна, как «Флаер-Фиесс» в ваше время,
   — А что это такое?
   — Не было? А Форд уже был?
   — Ага, ясно, Форд. Значит, компания РЕКС так же известна, как и Форд в мое время. Чем она занимается?
   — Она производит энергетические установки РЕКС, — объяснила она, — которые используются в космических кораблях, перевоплощающих машинах и потусторонницах, и тому подобном. Именно с помощью энергетической установки РЕКС вас вытащили из машины в последующую за смертью секунду и перенесли в будущее.
   — Путешествие во времени, — сказал Блейн — Но каким же образом?
   — Это будет трудно объяснить, — сказала она. — У вас не хватит научной подготовки. Но я попытаюсь. Вы ведь знаете, что время и пространство — это одно и то же, в принципе, стороны, аспекты друг друга.
   — Разве?
   — Да. Так же, как масса и энергия. В ваше время ученые знали, что масса и энергия взаимосвязаны. Они уже знали о делении и синтезе материи в недрах звезд. Но они не умели непосредственно воспроизводить этот процесс, что приводило к значительному перерасходу энергии, пока они не получили соответствующие знания и необходимые устройства, чтобы делить атомы и синтезировать их.
   — Я это знаю, — сказал Блейн — А как путешествуют во времени?
   — Тут произошло примерно то же самое. Долгое время было известно, что пространство и время — аспекты одного явления. Мы знали, что время или пространство могут быть раздроблены до составляющих единиц и при наличии соответствующей энергии трансформированы в иное состояние. Мы могли вычислить искажение времени в окрестностях сверхновой звезды, и мы могли наблюдать исчезновение звезды Вульф-Раис, когда ее режим искривления времени ускорился. Но многое еще предстояло выяснить. И нужен был источник энергии более мощный, чем для инициирования реакции синтеза новых ядер. Когда мы все это получили, мы приобрели возможность взаимозаменять единицы пространства и времени, то есть, так сказать, расстояния в пространстве на расстояния во времени, и наоборот. Мы могли бы, например, путешествовать на расстояние ста лет вместо дистанции в сто парсеков.
   — В общем, я начинаю что-то понимать, — сказал Блейн. — Не могли бы вы повторить еще раз, но только помедленнее?
   — Потом, потом, — сказала она. — Подпишите вот здесь, пожалуйста.
   Документ гласил, что Томас Блейн согласен не предъявлять юридических претензий компании РЕКС за спасение без предварительного согласия его жизни в 1958 году и последующую переноску его жизни в Хранилище в году 2110. Блейн расписался.
   — А теперь, — сказал он, — я хотел бы знать… Он замолчал. В палату вошел мальчик-подросток с большим свернутым плакатом.
   — Простите, мисс Тори, — сказал он, — художественный отдел просит сообщить, устроит ли это вас?
   Он развернул плакат. На нем был изображен автомобиль в момент столкновения. Гигантская стилизованная рука тянулась к нему с неба и выдергивала водителя из пылающей машины. Заголовок возвещал: ЭТО СДЕЛАЛ РЕКС!!!
   — Неплохо, — сказала Мэри Тори, задумчиво нахмурившись. — Скажи, пусть усилят красные оттенки.
   В палату входили новые люди. Блейна это начало раздражать.
   — В чем дело? — спросил он.
   — Потом, потом, — сказала Мэри Тори. — О, миссис Ванесс! Как вам нравится плакат?
   В палату набилось уже человек двенадцать, и входили новые. Они сгрудились вокруг Мэри Тори и плаката, совершенно игнорируя Блейна. Один мужчина, занятый важным разговором с седоволосой женщиной, даже присел на край его кровати. Терпение Блейна лопнуло.
   — Прекратите! — крикнул он. — Вы что, все с ума сошли? Не можете вести себя по-человечески? Убирайтесь ко всем чертям и оставьте меня в покое!
   — Боже, — сказала со вздохом Мэри Тори и смежила веки. — Этого следовало ожидать. Эд, объясни ему.
   Осанистый, с влажным от испарины лбом мужчина подошел к Блейну.
   — Мистер Блейн, — сказал он серьезным тоном, — разве не мы спасли вам жизнь?
   — Думаю, что вы, — мрачно ответил Блейн.
   — Мы могли бы этого и не делать, как вы понимаете. И это потребовало больших затрат времени, денег и труда. Но мы вас спасли. Взамен нам требуется гласность, реклама.
   — Реклама?
   — Да, ведь вы были спасены с помощью Энергетической системы РЕКС.
   Блейн кивнул, теперь он начал понимать, почему его перенос в будущее был так по-деловому встречен окружающими. На это были затрачены деньги, время и труд, его спасение было уже, несомненно, рассмотрено во всех мыслимых отношениях, и теперь они хотели извлечь из него пользу.
   — Я понимаю, — сказал Блейн. — Вы спасли меня для того, чтобы использовать как стержень рекламной кампании.