Страница:
Пока они поднимались на четвертый этаж, Фошон молчал. Мурлыкал что-то себе под нос, раскачивался на каблуках, глядя в потолок, точно ожидая, что на нем вдруг проступит физиономия преступника. На четвертом этаже они вышли и свернули налево. Теперь впереди шел Хоб — он бывал тут прежде и знал дорогу. Этаж освещала одна-единственная лампа в конце коридора. Кабинет Фошона был последним налево. Дверь никогда не запиралась. На столе горела лампа под зеленым абажуром. Фошон бросил шляпу на полку рядом с зонтиком, сел за стол и указал Хобу на стул.
— Давно мы с вами не виделись, Хоб, — сказал инспектор. — Как поживает ваше агентство?
На самом деле Фошон знал о делах детективного агентства «Альтернатива» — или об отсутствии таковых — больше, чем любой из работников этого агентства, включая его владельца и главного сыщика Хоба Дракониана. И Хоб знал, что Фошон это знает.
— В агентстве все в порядке, у меня все в порядке, и вообще все чудесно, — ответил Хоб. — Ближе к делу, пожалуйста.
— К какому делу? — осведомился Фошон с самым невинным видом.
— Черт возьми! — сказал Хоб. — Эмиль, бросьте дурачиться. Вы вызвали меня на Сен-Габриэль, а потом притащили сюда. Пожалуйста, объясните, какого черта вам нужно, и отпустите меня домой.
— О, какие мы воинственные! — хмыкнул Фошон. — Что, вам так не терпится вернуться к своей Мариэль?
— Не то чтобы очень, — признался Хоб. — Сегодня я должен был готовить свое знаменитое чили для толпы издательской публики…
— Так Мариэль вас ждет? Скажите ей, что вас задержали в полиции по важному делу. Это избавит вас от скандала.
— Плохо вы знаете Мариэль, — возразил Хоб, — если думаете, что такой пустяк может служить извинением.
— Мне бы следовало предупредить вас насчет этой дамы.
— Так какого ж черта вы меня не предупредили?
— Не ребячьтесь, — сказал Фошон. — Знаете, Хоб, что мне в вас не нравится? Вы не владеете искусством пустой болтовни. Вы вообще читали когда-нибудь романы про сыщиков? Коп и частный сыщик должны сперва побеседовать о всякой всячине. И полисмен вечно гонит пургу, прежде чем доберется до сути дела.
— Мне некогда читать романы про сыщиков, — сказал Хоб. — Я слишком занят сыском.
— А в свободное время?
— Предпочитаю Пруста.
— Кто был тот мужик под брезентом?
— Стенли Бауэр.
Лицо Фошона вытянулось.
— Хоб, ну что это такое! Вам полагалось сказать, что вы видите его первый раз в жизни — но я-то успел заметить, как расширились ваши глаза, когда вы его увидели, — потом вы должны были признаться, что, возможно, встречали его пару раз, и так далее, пока наконец вы не раскололись бы, что это — ваш брат, давным-давно пропавший без вести.
— Инспектор Фошон, кончайте валять дурака! А если уж вам так хочется подурачиться, отведите меня в ресторан и угостите хорошим обедом.
— Неужели Мариэль вас не кормит?
— Мы договорились, что расходы будут пополам. А у меня нет денег.
— А как же ваш знаменитый чек из Америки?
— Не пришел пока.
Фошон хмыкнул с насмешливым сочувствием
— Так что, Мариэль содержит вас обоих?
— Ну! Это против ее принципов. Содержать молодого мужчину? Никогда в жизни! Мариэль покупает еду на одного и делает вид, что я питаюсь на свои.
— А вы что делаете?
— Жду, пока она уснет. А потом подъедаю, что осталось Пролежавшую три дня баранину или телятину в застывшем сале. Всегда приятно. А на десерт — лежалый сыр с зеленой плесенью
— Дорогой мой, примите мои искренние соболезнования. Способность женщины унижать мужчину сравнима лишь со способностью мужчины мириться с унижением.
— Это кто сказал, Ларошфуко?
— Да нет, на самом деле мой батюшка. Он, бывало, рассказывал замечательные истории об арабских танцовщицах, которые приходили к ним в лагерь под Сиди-Бель-Аббесом.
— Я бы с удовольствием их послушал, — сказал Хоб — Особенно за стаканчиком белого вина в «Пье дю Кошон».
— Так вы говорите, Стенли Бауэр?
— Да. Это имя всплыло у меня в памяти, как только я его увидел. Жаль, что больше я ничего не помню.
— А где вы с ним встречались?
— Из головы вылетело! — сказал Хоб, постучав себя по лбу. — Говорят, от голода человек делается забывчивым.
— Хоб! — произнес Фошон. Его голос из шутливого внезапно сделался угрожающим. — Не надо со мной играть!
— Это что, фраза из одного из ваших детективных романов? — поинтересовался Хоб. — А почему бы мне с вами и не поиграть? Я хочу жрать, и мне вовсе не улыбается возвращаться на бульвар Монпарнас и готовить чили. С чего это вы, французы, взяли, что чили — деликатес?
— Мы всегда путаем экзотическое с желанным, — ответил Фошон — Это наш особый дар.
— О Господи! — Хоб уронил голову на руки.
— Как вам плохо! — сказал Фошон. — Ладно, не буду вас больше мучить. Идемте. Быть может, тарелка паштета освежит вашу память.
— Добавьте к этому утиное филе, — сказал Хоб, — и я расскажу вам, что произошло с судьей Крейтером.
— Comment? <И что же (фр.)> — спросил Фошон, который вдруг ни с того ни с сего решил перейти на французский.
В «Пье дю Кошон» они не пошли. Фошон выбрал пивную «Липп» — ему вдруг захотелось choucroute garnie <Свинина с картофелем и кислой капустой, традиционное немецкое блюдо (фр.)>. «Липп», собственно, только называлась пивной, а на самом деле это был знаменитый старый ресторан на бульваре Сен-Жермен, напротив «Де Маго». Настоящий дворец: старинные потемневшие зеркала, янтарный свет ламп, хрустальные люстры, официанты в смокингах и шикарная публика — правда, ее в последнее время становилось все труднее отличить от публики, которая только пытается быть шикарной. Ну и, конечно, неизбежные немецкие туристы, неизбежные английские туристы и прочие туристы, которые в свою очередь начинали становиться неизбежными — особенно японцы. Хоб тоже заказал choucroute. Ему принесли огромную тарелку вкусной и сытной свинины с гарниром, хорошо сдобренной пряностями. Это, пожалуй, было лучшее, что подавали в «Липп». Когда и как французы успели возлюбить квашеную капусту и немецкие сосиски, оставалось загадкой. О таких вещах ни в одном путеводителе не говорится.
Фошон заказал белое бордо. Хоб возблагодарил Бога за то, что он создал Францию, где даже полицейские допросы ведутся за стаканчиком вина.
— Ну, так что там насчет этого Стенли Бауэра? — осведомился Фошон.
— Кого-кого? — переспросил Хоб.
— Человека, которого вы опознали.
— Опознал? Я? Слушайте, Эмиль, а вдруг я вообще все это сочинил? Специально, чтобы попасть в «Липп»?
— Хоб, это не смешно.
— Ну, я думал, вам хочется, чтобы я разговаривал более уклончиво, и почаще отвлекался на посторонние темы, как те частные сыщики в романах. А кроме циркачей, кто-нибудь еще хоть что-то видел?
— Свидетелей нет. Конечно, мы допросили народ в кафе «Аржан», где этот Стенли Бауэр сидел перед тем, как его убили. Поговорили с владельцем, который их обслуживал.
— Их?
— Перед самым убийством Бауэр разговаривал с каким-то типом.
— С каким типом? Как он выглядел?
— Он сидел в тени. Владелец его не разглядел. Просто мужчина. Он ушел. Вскоре после него Бауэр тоже вышел. Тут-то и появились машины.
— А про того, другого, ничего больше не известно? Цвет волос? Рост?
— Он сидел. И был в шляпе. Владелец даже шляпу описать не смог.
— Замечательно! — сказал Хоб. — И ради этого я пропустил вечеринку?
— А когда должны прийти гости? — поинтересовался Фошон.
— Простите?
— Ну, гости Мариэль, для которых вы собирались готовить чили.
— Да вот, наверно, как раз сейчас, — ответил Хоб, умело обматывая душистую, пропитанную вином капусту вокруг розового куска свинины перед тем, как отправить ее в рот, заесть куском хрустящего батона и запить глоточком вина.
— Либо вы мне все расскажете, — заявил Фошон, — либо я вызову жандарма, и он под конвоем отведет вас домой. Вы еще успеете приготовить свое чили.
— Вы не сделаете этого, инспектор! Ведь правда же, не сделаете?
— Жестокость французской полиции просто не укладывается в сознании англосаксов, — сказал Фошон с самодовольной улыбочкой. Он положил салфетку на стол и начал подниматься.
Хоб схватил его за руку. Фошон немедленно опустился на место.
— Шутить вы любите, инспектор, а сами шуток не понимаете!
— Ну так рассказывайте про Бауэра.
— Англичанин. Лет сорока. Мой шапочный знакомый. Мы встречались на Ибице пару лет тому назад. У него там были приятели. Он у кого-то гостил… Погодите, дайте вспомнить. Ну да, у Элиота Тернера, актера.
— Вы знаете Тернера? — перебил Фошон. — Да. А что?
— Я недавно смотрел ретроспективу фильмов с его участием в киноцентре на Монпарнасе. Что, он действительно такой сволочной, как его герои?
— Нет, гораздо хуже.
— Говорят, он жуткий бабник.
— Брешут. Отпетый педераст.
— Что, в самом деле? В фильмах он вечно увивается за чьей-нибудь женой.
— В жизни он вечно увивается за чьим-нибудь сыном.
— Так Стенли Бауэр был его приятелем?
— Наверно. Как я уже говорил, Бауэр жил на вилле Тернера в Сан-Хосе. В гостях. Я нечасто видел их вместе, но, полагаю, они либо были приятелями, либо же Бауэр шантажировал Тернера.
— Вы не знали, чем этот Бауэр зарабатывал себе на жизнь?
— Да он вроде бы ничем особо не занимался. Наверно, проживал семейное состояние. По крайней мере, сам Бауэр на это намекал.
— Намекал?
— Ну, если можно так выразиться. Бауэр частенько выставлял народу выпивку в «Эль Кабальо Негро» и хвастался своими семейными связями и тем, что его дед был близким другом Эдуарда Седьмого. Или еще какого-то Эдуарда, не помню. Но это он рассказывал американцам. Когда в кабачке присутствовал кто-то из Англии, Бауэр больше помалкивал. Не знаю, то ли он просто пускал пыль в глаза, то ли это был их хваленый английский юмор, такой тонкий, что того гляди порвется.
— Вы знали, что Стенли Бауэр торговал наркотиками? Хоб покачал головой.
— Тогда хоть понятно, с чего вы им так заинтересовались! Вы уверены, что эта информация верная?
— На трупе нашли бутылочку с наркотиком, который он распространял. Наркотик новый. Недавно был обнаружен в Нью-Йорке. Вы знаете, что такое «сома»? — В первый раз слышу.
— И не вы один. Однако скоро он начнет расползаться. Мне хотелось бы заняться им прежде, чем это случится. Вы виделись с Бауэром после того, как он был на Ибице?
— Нет.
— Даже во время ваших поездок в Лондон?
— Да говорю же вам, нет! Он мне не нравился. Один из этих высокомерных типчиков, которые имеют обыкновение заливисто ржать во всю глотку Настоящий герой Вудхауса <Пелем Гренвилл Вудхаус — современный американский писатель>. У нас с ним не было ничего общего.
— Но другие несомненно считали его славным малым?
— О вкусах не спорят. Особенно с некоторыми.
— Вот, к примеру, что думает о нем Найджел Уитон?
— А почему бы вам не спросить самого Найджела? А потом, какая разница? Вы ведь не собираетесь предъявить Найджелу обвинение в том, что он снабдил Стенли Бауэра новым наркотиком, а потом пристукнул?
Фошон сделал вид, что не услышал вопросов Хоба. Его взгляд рассеянно блуждал по ярко освещенному залу ресторана. Это была одна из самых неприятных привычек инспектора, по крайней мере с точки зрения Хоба. Привычка отвлекаться, когда речь заходит о чем-то действительно важном Хоб чувствовал, что за этим стоит тонкий расчет. Одна из многих тщательно выверенных масок Эмиля Фошона. Настоящего своего лица инспектор не показывал никому. Да и есть ли оно у него, настоящее лицо?
— А что поделывает Найджел в последнее время? — поинтересовался Фошон. — Что-то давно его не видно
Хоб с горечью взглянул на инспектора.
— Боюсь, сейчас мне представился случай предать одного из своих лучших друзей за миску немецкой тушеной капусты, съеденную посреди парижского шика. Сработать «подсадной уткой», как это, видимо, называется в ваших любимых романах. Что ж, рад вам служить. Найджел занимается тем же, чем и обычно: торгует наркотиками в Гонконге, грабит банки в Вальпараисо… Полагаю, он также приложил руку к политическому убийству, произошедшему месяц назад в Монпелье.
Вы же знаете Найджела — он парень предприимчивый, на месте ему не сидится.
— Ваш юмор неуместен, но я его ценю, — сказал Фошон.
— Спасибо. Это я так, для поддержания разговора.
— Хотите чего-нибудь выпить, прежде чем мы станем обсуждать это дальше? Кофе эспрессо. Может, вам двойной?
— Ну вот, а теперь вы разговариваете, точно призрак Марли, — заметил Хоб.
Фошон призадумался
— Да, это вполне уместно. Я показал вам Прошедшее Рождество в трупе вашего покойного друга Стенли Бауэра…
— А с кем я встречусь на Рождество Грядущее?
— Официант! — окликнул Фошон, останавливая лысеющего сутулого мужчину, пробегавшего мимо с подносом. — Два коньяка и два двойных эспрессо. И счет, пожалуйста.
— Никакого счета, инспектор! Заведение угощает!
— Передайте вашему заведению мою благодарность, — сказал Фошон, — а заодно скажите им, что за эту неуклюжую попытку подсунуть мне взятку я постараюсь в самом скором времени прислать сюда особенно вредного санинспектора. Пусть ждут.
— Инспектор! Мы просто хотели сделать вам приятное! Уверяю вас… Инспектор, если я это скажу, меня же уволят!
— Тогда просто принесите заказ, — сказал Фошон. — И счет, пожалуйста.
Маленький официант вздохнул с облегчением и убежал.
— Картина маслом: «Неподкупный инспектор Фошон сурово отвергает бесплатный обед»! — хмыкнул Хоб. — Изумительно. Я в восхищении. Так что там насчет Грядущего Рождества?
— Скоро покажу, — сказал Фошон. — Хоб, я рассчитываю на вашу помощь в этом деле. Более того, я настаиваю. Разузнайте о Стенли Бауэре все, что можно. Кому было выгодно его убрать? Дело, похоже, организовали весьма добросовестно. Разузнайте об этой «соме».
— Ладно. А что вы сделаете для меня?
— А я не стану отбирать у вас лицензию на занятие вашим никчемным ремеслом. Хотя мой начальник уже очень давно рекомендует мне это сделать. Хоб, я серьезно! У вас есть связи на Ибице. Вы можете разузнать все, что необходимо. А пока что не хотите ли вы позвонить Мариэль и сообщить, что задерживаетесь?
— Да ну ее к черту! — сказал Хоб. — Пусть себе бухтит!
— Вы отважный человек, Хоб Дракониан! — улыбнулся Фошон.
Глава 6
Глава 7
— Давно мы с вами не виделись, Хоб, — сказал инспектор. — Как поживает ваше агентство?
На самом деле Фошон знал о делах детективного агентства «Альтернатива» — или об отсутствии таковых — больше, чем любой из работников этого агентства, включая его владельца и главного сыщика Хоба Дракониана. И Хоб знал, что Фошон это знает.
— В агентстве все в порядке, у меня все в порядке, и вообще все чудесно, — ответил Хоб. — Ближе к делу, пожалуйста.
— К какому делу? — осведомился Фошон с самым невинным видом.
— Черт возьми! — сказал Хоб. — Эмиль, бросьте дурачиться. Вы вызвали меня на Сен-Габриэль, а потом притащили сюда. Пожалуйста, объясните, какого черта вам нужно, и отпустите меня домой.
— О, какие мы воинственные! — хмыкнул Фошон. — Что, вам так не терпится вернуться к своей Мариэль?
— Не то чтобы очень, — признался Хоб. — Сегодня я должен был готовить свое знаменитое чили для толпы издательской публики…
— Так Мариэль вас ждет? Скажите ей, что вас задержали в полиции по важному делу. Это избавит вас от скандала.
— Плохо вы знаете Мариэль, — возразил Хоб, — если думаете, что такой пустяк может служить извинением.
— Мне бы следовало предупредить вас насчет этой дамы.
— Так какого ж черта вы меня не предупредили?
— Не ребячьтесь, — сказал Фошон. — Знаете, Хоб, что мне в вас не нравится? Вы не владеете искусством пустой болтовни. Вы вообще читали когда-нибудь романы про сыщиков? Коп и частный сыщик должны сперва побеседовать о всякой всячине. И полисмен вечно гонит пургу, прежде чем доберется до сути дела.
— Мне некогда читать романы про сыщиков, — сказал Хоб. — Я слишком занят сыском.
— А в свободное время?
— Предпочитаю Пруста.
— Кто был тот мужик под брезентом?
— Стенли Бауэр.
Лицо Фошона вытянулось.
— Хоб, ну что это такое! Вам полагалось сказать, что вы видите его первый раз в жизни — но я-то успел заметить, как расширились ваши глаза, когда вы его увидели, — потом вы должны были признаться, что, возможно, встречали его пару раз, и так далее, пока наконец вы не раскололись бы, что это — ваш брат, давным-давно пропавший без вести.
— Инспектор Фошон, кончайте валять дурака! А если уж вам так хочется подурачиться, отведите меня в ресторан и угостите хорошим обедом.
— Неужели Мариэль вас не кормит?
— Мы договорились, что расходы будут пополам. А у меня нет денег.
— А как же ваш знаменитый чек из Америки?
— Не пришел пока.
Фошон хмыкнул с насмешливым сочувствием
— Так что, Мариэль содержит вас обоих?
— Ну! Это против ее принципов. Содержать молодого мужчину? Никогда в жизни! Мариэль покупает еду на одного и делает вид, что я питаюсь на свои.
— А вы что делаете?
— Жду, пока она уснет. А потом подъедаю, что осталось Пролежавшую три дня баранину или телятину в застывшем сале. Всегда приятно. А на десерт — лежалый сыр с зеленой плесенью
— Дорогой мой, примите мои искренние соболезнования. Способность женщины унижать мужчину сравнима лишь со способностью мужчины мириться с унижением.
— Это кто сказал, Ларошфуко?
— Да нет, на самом деле мой батюшка. Он, бывало, рассказывал замечательные истории об арабских танцовщицах, которые приходили к ним в лагерь под Сиди-Бель-Аббесом.
— Я бы с удовольствием их послушал, — сказал Хоб — Особенно за стаканчиком белого вина в «Пье дю Кошон».
— Так вы говорите, Стенли Бауэр?
— Да. Это имя всплыло у меня в памяти, как только я его увидел. Жаль, что больше я ничего не помню.
— А где вы с ним встречались?
— Из головы вылетело! — сказал Хоб, постучав себя по лбу. — Говорят, от голода человек делается забывчивым.
— Хоб! — произнес Фошон. Его голос из шутливого внезапно сделался угрожающим. — Не надо со мной играть!
— Это что, фраза из одного из ваших детективных романов? — поинтересовался Хоб. — А почему бы мне с вами и не поиграть? Я хочу жрать, и мне вовсе не улыбается возвращаться на бульвар Монпарнас и готовить чили. С чего это вы, французы, взяли, что чили — деликатес?
— Мы всегда путаем экзотическое с желанным, — ответил Фошон — Это наш особый дар.
— О Господи! — Хоб уронил голову на руки.
— Как вам плохо! — сказал Фошон. — Ладно, не буду вас больше мучить. Идемте. Быть может, тарелка паштета освежит вашу память.
— Добавьте к этому утиное филе, — сказал Хоб, — и я расскажу вам, что произошло с судьей Крейтером.
— Comment? <И что же (фр.)> — спросил Фошон, который вдруг ни с того ни с сего решил перейти на французский.
В «Пье дю Кошон» они не пошли. Фошон выбрал пивную «Липп» — ему вдруг захотелось choucroute garnie <Свинина с картофелем и кислой капустой, традиционное немецкое блюдо (фр.)>. «Липп», собственно, только называлась пивной, а на самом деле это был знаменитый старый ресторан на бульваре Сен-Жермен, напротив «Де Маго». Настоящий дворец: старинные потемневшие зеркала, янтарный свет ламп, хрустальные люстры, официанты в смокингах и шикарная публика — правда, ее в последнее время становилось все труднее отличить от публики, которая только пытается быть шикарной. Ну и, конечно, неизбежные немецкие туристы, неизбежные английские туристы и прочие туристы, которые в свою очередь начинали становиться неизбежными — особенно японцы. Хоб тоже заказал choucroute. Ему принесли огромную тарелку вкусной и сытной свинины с гарниром, хорошо сдобренной пряностями. Это, пожалуй, было лучшее, что подавали в «Липп». Когда и как французы успели возлюбить квашеную капусту и немецкие сосиски, оставалось загадкой. О таких вещах ни в одном путеводителе не говорится.
Фошон заказал белое бордо. Хоб возблагодарил Бога за то, что он создал Францию, где даже полицейские допросы ведутся за стаканчиком вина.
— Ну, так что там насчет этого Стенли Бауэра? — осведомился Фошон.
— Кого-кого? — переспросил Хоб.
— Человека, которого вы опознали.
— Опознал? Я? Слушайте, Эмиль, а вдруг я вообще все это сочинил? Специально, чтобы попасть в «Липп»?
— Хоб, это не смешно.
— Ну, я думал, вам хочется, чтобы я разговаривал более уклончиво, и почаще отвлекался на посторонние темы, как те частные сыщики в романах. А кроме циркачей, кто-нибудь еще хоть что-то видел?
— Свидетелей нет. Конечно, мы допросили народ в кафе «Аржан», где этот Стенли Бауэр сидел перед тем, как его убили. Поговорили с владельцем, который их обслуживал.
— Их?
— Перед самым убийством Бауэр разговаривал с каким-то типом.
— С каким типом? Как он выглядел?
— Он сидел в тени. Владелец его не разглядел. Просто мужчина. Он ушел. Вскоре после него Бауэр тоже вышел. Тут-то и появились машины.
— А про того, другого, ничего больше не известно? Цвет волос? Рост?
— Он сидел. И был в шляпе. Владелец даже шляпу описать не смог.
— Замечательно! — сказал Хоб. — И ради этого я пропустил вечеринку?
— А когда должны прийти гости? — поинтересовался Фошон.
— Простите?
— Ну, гости Мариэль, для которых вы собирались готовить чили.
— Да вот, наверно, как раз сейчас, — ответил Хоб, умело обматывая душистую, пропитанную вином капусту вокруг розового куска свинины перед тем, как отправить ее в рот, заесть куском хрустящего батона и запить глоточком вина.
— Либо вы мне все расскажете, — заявил Фошон, — либо я вызову жандарма, и он под конвоем отведет вас домой. Вы еще успеете приготовить свое чили.
— Вы не сделаете этого, инспектор! Ведь правда же, не сделаете?
— Жестокость французской полиции просто не укладывается в сознании англосаксов, — сказал Фошон с самодовольной улыбочкой. Он положил салфетку на стол и начал подниматься.
Хоб схватил его за руку. Фошон немедленно опустился на место.
— Шутить вы любите, инспектор, а сами шуток не понимаете!
— Ну так рассказывайте про Бауэра.
— Англичанин. Лет сорока. Мой шапочный знакомый. Мы встречались на Ибице пару лет тому назад. У него там были приятели. Он у кого-то гостил… Погодите, дайте вспомнить. Ну да, у Элиота Тернера, актера.
— Вы знаете Тернера? — перебил Фошон. — Да. А что?
— Я недавно смотрел ретроспективу фильмов с его участием в киноцентре на Монпарнасе. Что, он действительно такой сволочной, как его герои?
— Нет, гораздо хуже.
— Говорят, он жуткий бабник.
— Брешут. Отпетый педераст.
— Что, в самом деле? В фильмах он вечно увивается за чьей-нибудь женой.
— В жизни он вечно увивается за чьим-нибудь сыном.
— Так Стенли Бауэр был его приятелем?
— Наверно. Как я уже говорил, Бауэр жил на вилле Тернера в Сан-Хосе. В гостях. Я нечасто видел их вместе, но, полагаю, они либо были приятелями, либо же Бауэр шантажировал Тернера.
— Вы не знали, чем этот Бауэр зарабатывал себе на жизнь?
— Да он вроде бы ничем особо не занимался. Наверно, проживал семейное состояние. По крайней мере, сам Бауэр на это намекал.
— Намекал?
— Ну, если можно так выразиться. Бауэр частенько выставлял народу выпивку в «Эль Кабальо Негро» и хвастался своими семейными связями и тем, что его дед был близким другом Эдуарда Седьмого. Или еще какого-то Эдуарда, не помню. Но это он рассказывал американцам. Когда в кабачке присутствовал кто-то из Англии, Бауэр больше помалкивал. Не знаю, то ли он просто пускал пыль в глаза, то ли это был их хваленый английский юмор, такой тонкий, что того гляди порвется.
— Вы знали, что Стенли Бауэр торговал наркотиками? Хоб покачал головой.
— Тогда хоть понятно, с чего вы им так заинтересовались! Вы уверены, что эта информация верная?
— На трупе нашли бутылочку с наркотиком, который он распространял. Наркотик новый. Недавно был обнаружен в Нью-Йорке. Вы знаете, что такое «сома»? — В первый раз слышу.
— И не вы один. Однако скоро он начнет расползаться. Мне хотелось бы заняться им прежде, чем это случится. Вы виделись с Бауэром после того, как он был на Ибице?
— Нет.
— Даже во время ваших поездок в Лондон?
— Да говорю же вам, нет! Он мне не нравился. Один из этих высокомерных типчиков, которые имеют обыкновение заливисто ржать во всю глотку Настоящий герой Вудхауса <Пелем Гренвилл Вудхаус — современный американский писатель>. У нас с ним не было ничего общего.
— Но другие несомненно считали его славным малым?
— О вкусах не спорят. Особенно с некоторыми.
— Вот, к примеру, что думает о нем Найджел Уитон?
— А почему бы вам не спросить самого Найджела? А потом, какая разница? Вы ведь не собираетесь предъявить Найджелу обвинение в том, что он снабдил Стенли Бауэра новым наркотиком, а потом пристукнул?
Фошон сделал вид, что не услышал вопросов Хоба. Его взгляд рассеянно блуждал по ярко освещенному залу ресторана. Это была одна из самых неприятных привычек инспектора, по крайней мере с точки зрения Хоба. Привычка отвлекаться, когда речь заходит о чем-то действительно важном Хоб чувствовал, что за этим стоит тонкий расчет. Одна из многих тщательно выверенных масок Эмиля Фошона. Настоящего своего лица инспектор не показывал никому. Да и есть ли оно у него, настоящее лицо?
— А что поделывает Найджел в последнее время? — поинтересовался Фошон. — Что-то давно его не видно
Хоб с горечью взглянул на инспектора.
— Боюсь, сейчас мне представился случай предать одного из своих лучших друзей за миску немецкой тушеной капусты, съеденную посреди парижского шика. Сработать «подсадной уткой», как это, видимо, называется в ваших любимых романах. Что ж, рад вам служить. Найджел занимается тем же, чем и обычно: торгует наркотиками в Гонконге, грабит банки в Вальпараисо… Полагаю, он также приложил руку к политическому убийству, произошедшему месяц назад в Монпелье.
Вы же знаете Найджела — он парень предприимчивый, на месте ему не сидится.
— Ваш юмор неуместен, но я его ценю, — сказал Фошон.
— Спасибо. Это я так, для поддержания разговора.
— Хотите чего-нибудь выпить, прежде чем мы станем обсуждать это дальше? Кофе эспрессо. Может, вам двойной?
— Ну вот, а теперь вы разговариваете, точно призрак Марли, — заметил Хоб.
Фошон призадумался
— Да, это вполне уместно. Я показал вам Прошедшее Рождество в трупе вашего покойного друга Стенли Бауэра…
— А с кем я встречусь на Рождество Грядущее?
— Официант! — окликнул Фошон, останавливая лысеющего сутулого мужчину, пробегавшего мимо с подносом. — Два коньяка и два двойных эспрессо. И счет, пожалуйста.
— Никакого счета, инспектор! Заведение угощает!
— Передайте вашему заведению мою благодарность, — сказал Фошон, — а заодно скажите им, что за эту неуклюжую попытку подсунуть мне взятку я постараюсь в самом скором времени прислать сюда особенно вредного санинспектора. Пусть ждут.
— Инспектор! Мы просто хотели сделать вам приятное! Уверяю вас… Инспектор, если я это скажу, меня же уволят!
— Тогда просто принесите заказ, — сказал Фошон. — И счет, пожалуйста.
Маленький официант вздохнул с облегчением и убежал.
— Картина маслом: «Неподкупный инспектор Фошон сурово отвергает бесплатный обед»! — хмыкнул Хоб. — Изумительно. Я в восхищении. Так что там насчет Грядущего Рождества?
— Скоро покажу, — сказал Фошон. — Хоб, я рассчитываю на вашу помощь в этом деле. Более того, я настаиваю. Разузнайте о Стенли Бауэре все, что можно. Кому было выгодно его убрать? Дело, похоже, организовали весьма добросовестно. Разузнайте об этой «соме».
— Ладно. А что вы сделаете для меня?
— А я не стану отбирать у вас лицензию на занятие вашим никчемным ремеслом. Хотя мой начальник уже очень давно рекомендует мне это сделать. Хоб, я серьезно! У вас есть связи на Ибице. Вы можете разузнать все, что необходимо. А пока что не хотите ли вы позвонить Мариэль и сообщить, что задерживаетесь?
— Да ну ее к черту! — сказал Хоб. — Пусть себе бухтит!
— Вы отважный человек, Хоб Дракониан! — улыбнулся Фошон.
Глава 6
На следующее утро, едва Фошон успел сообщить о смерти Бауэра его ближайшему родственнику, брату, живущему в Англии, инспектору позвонили из нью-йоркской полиции. Звонил лейтенант Гериг, с которым Фошон несколько раз уже разговаривал. Они обменивались информацией и сотрудничали в работе по борьбе с международным наркобизнесом, в обход Интерпола, о котором оба были весьма невысокого мнения.
Покончив с официальными любезностями, Гериг сказал:
— Фошон, я к вам вот по какому делу. Мне попался любопытный случай, и я хочу знать, не сталкивались ли вы с чем-то подобным. Поначалу я решил, что это опиум…
Если вы в Нью-Йорке, и вам нужен опиум, отправляйтесь в Чайнатаун. В начале XIX века Китай два раза воевал с англичанами именно затем, чтобы воспрепятствовать ввозу опиума в страну. Но англичане настояли на своем: надо же было куда-то сбывать продукцию индийских маковых плантаций! А простым китайцам опиум нравился. Поначалу столицей торговли опиумом был Кантон, потом Шанхай, позднее Гонконг. Но к семидесятым годам прошлого века ситуация переменилась. Зачем возиться с опиумом — раскуривать трубку, делать пару затяжек, потом выбивать трубку — и начинай сначала, — когда можно получить многократно усиленный эффект от героина? Сделать героин — раз плюнуть, а рынок куда шире, чем рынок опиума. Потом вошел в моду кокаин, и времена натуральных наркотиков кончились. В двадцатом веке десятки Чайнатаунов, разбросанных по всему миру, сделались главными рынками сбыта опиума. И прочих экзотических натуральных наркотиков. Поэтому лейтенанта Герига совсем не удивил тот факт, что в одной из дыр, которые растут как грибы в районе Четем-сквер — только успевай выщелкивать! — был найден труп неизвестного, скончавшегося от передозировки наркотика.
— Но это был не опиум, — сказал Геригу сержант, прибывший на место раньше лейтенанта. Они стояли на углу Восточного Бродвея и Клинтон-стрит, и лица их попеременно делались то синими, то красными в свете полицейских мигалок.
— Откуда вы знаете? — спросил Гериг.
— А вы взгляните на того мужика, — ответил сержант. — Зрелище малоприятное, но поучительное Он в квартире 15-А.
Гериг вошел в подъезд, поднялся по лестнице в пять ступенек, по бокам которой красовались две переполненные урны, набитые гнилыми апельсинами и китайскими газетами. Входная дверь с разбитым стеклом, затянутым прочной металлической сеткой, была отперта. За дверью — длинный коридор. Полопавшийся линолеум на полу, облупившаяся краска на потолке, тусклые лампочки свечей на сорок. У лестницы стояли две старые китаянки. Они что-то залопотали, указывая Геригу наверх. Гериг начал подниматься по обшарпанной лестнице. Унылые этажи, китайчата с раскосыми темными глазами, выглядывающие из-за дверей, закрытых на цепочку Желудок у Герига протестующе выворачивался — лейтенанту всего месяц как прооперировали грыжу. В такие минуты, как эта, он не находил в своей профессии решительно ничего романтичного. Еще один этаж — четвертый, что ли? Смерть не считается с такими мелочами, как грыжа старшего лейтенанта полиции. Не говоря уж о варикозном расширении вен. На пятом этаже ждал китаец — мужчина средних лет в неопрятном белом костюме и панаме.
— Сюда, — сказал он Геригу, указывая на открытую дверь в конце коридора.
— Кто вы такой? — спросил Гериг.
— Мистер Ли, агент владельца здания Мне позвонил жилец, и я сейчас же приехал.
— Откуда?
— Из Стайвезент-тауна.
— Надо же, вы добрались быстрее, чем я из первого участка. Гериг направился к двери Китаец в белом костюме последовал за ним.
— Лейтенант! — сказал он. — Можно вас на пару слов, прежде чем вы войдете? Гериг обернулся. Могучий, крепкий мужчина, он был почти вдвое крупнее Ли, и, во всяком случае, на голову выше его.
— Что вы хотите, Ли?
— Я только хочу сказать, что ни владелец здания, ни жильцы не имеют никакого отношения к произошедшему.
— Не рановато ли вы начали выкручиваться? — поинтересовался Гериг. — По-моему, вам еще никто никаких обвинений не предъявлял.
— Пока нет, — вздохнул Ли. — Но ведь предъявят же! Гериг вошел в дверь квартиры номер 15-А. Комната, где он очутился, явно отражала чье-то представление о рае. На полу — красно-синий турецкий ковер. Стены оклеены бумажными обоями под парчу с изображениями восточных мудрецов в высоких шляпах, переходящих реку по мосту. Вдоль двух стен тянутся низкие диванчики. На потолке — хрустальная люстра, рассеивающая по стенам яркие зайчики света. Комната была не очень просторная, но ее зрительно увеличивало огромное зеркало во всю стену. Два низких столика полированного ореха, богато украшенных резьбой. Рядом с одним из диванчиков — подставка для журналов. На подставке два свежих выпуска «Плейбоя», отвечающих на традиционный вопрос: чем вы занимаетесь, когда пробуете новый наркотик?
— Уютная квартирка, — заметил Гериг. — И много у вас таких?
— Эта — единственная, — ответил мистер Ли. — Но ведь нет никакого преступления в том, чтобы человек обставлял свою квартиру так, как ему нравится?
— Эта квартира принадлежала покойному?
— Он снимал ее у мистера Ахмади, владельца дома.
— Ахмади? Итальянец, что ли?
— Иранец.
— И что, он владеет домом в Чайнатауне?
— А что в этом удивительного? — пожал плечами мистер Ли. — В наше время в Америке всем владеют иностранцы.
Гериг попросил показать, как пишется фамилия владельца, и записал ее и адрес в свой блокнот.
— Вы видели покойного?
— Видел.
— Это не мистер Ахмади?
— Нет, сэр. Определенно нет. Это жилец.
— У вас есть домашний телефон мистера Ахмади?
— Конечно Только вы его не застанете. Он уехал в деловую поездку.
— В Иран?
— В Швейцарию.
— Все равно давайте.
Гериг записал телефон, потом сказал.
— Значит, за старшего тут вы.
— Послушайте, лейтенант! Я всего лишь управляющий. Никто не нанимал меня, чтобы кого-то тут убивать.
— Как звали покойного?
— Ирито Мутинами.
— Иранец?
— Японец.
— С чего это японец поселился в Чайнатауне?
— Многие считают престижным жить здесь.
Гериг принялся осматривать квартиру. Ее уже обыскали, но посмотреть лишний раз никогда не мешает. В мусорной корзине валялся квадратик ярко-голубого целлофана, смятый так, словно он раньше был обернут вокруг шарика размером с мяч для гольфа. Обертка от шоколада? Бывают такие шоколадные шарики… Гериг сунул целлофан в пакет для вещественных доказательств и продолжил обыск.
В углу стоял электрокамин с искусственным пламенем. Гериг сунул туда руку, порылся и нащупал что-то гладкое и прохладное. Бутылочка из чего-то зеленого и прозрачного, похожего на нефрит, дюйма четыре в длину, открытая, пустая. Гериг поднес ее к носу и понюхал. Сладковатый, затхлый запах, совершенно ему незнакомый.
— Что это, какое-то китайское благовоние? — спросил Гериг, протягивая бутылочку Ли.
Тот понюхал. Его гладкое лицо сделалось озадаченным.
— Впервые слышу этот запах, лейтенант.
— Это нефрит? — спросил лейтенант, поднимая бутылочку повыше, чтобы посмотреть ее на свет.
Ли пожал плечами.
— Понятия не имею. Мое хобби — бейсбол. Но я знаю одного мужика, у которого можно спросить.
— Я тоже знаю такого, — сказал Гериг. — А давно ли этот… — лейтенант заглянул в блокнот, — давно ли этот Мутинами тут поселился?
— Меньше года, — сказал Ли. — В моих записях он значится с начала февраля.
— Вы случайно не знаете, чем он зарабатывал на жизнь?
— Студент. По крайней мере, так он записался в документах.
— Кто у него бывал?
— Понятия не имею. Мое дело — собирать квартирную плату и ремонтировать дом. За жильцами я не шпионю.
Ли повернулся, собираясь уйти. Гериг схватил его за руку так внезапно, что невысокого китайца развернуло и он бы упал, если бы лейтенант не удержал его.
— Ли! — сказал Гериг. — Мне неохота вытягивать из вас сведения по кусочкам. Давайте так: вы выкладываете все, что знаете об этом Мутинами. Это избавит вас от ночи, проведенной в участке.
— Вам не за что меня задерживать, — возразил Ли.
— Не волнуйтесь, что-нибудь придумаем.
— Мы, китайцы, народ законопослушный. Вы не имеете права так делать.
— Мне ничего и не придется делать, потому что вы, как законопослушный гражданин, расскажете мне все, что знаете о Мутинами и его приятелях.
— Ладно. Отпустите.
Ли отряхнулся, снял панаму, поправил ее и снова надел. Гериг достал из кармана пакет с вещдоками, сунул туда бутылочку. Потом скрестил руки на груди и подождал, пока Ли поправит галстук и заодно, видимо, обдумает свою историю.
— Про Мутинами и его приятелей мне ничего не известно. Вам следует знать, что Чайнатаун пользуется большой популярностью у японцев. У нас тут жили и другие японские бизнесмены. Можно предположить, что это были знакомые мистера Мутинами. А возможно, знакомые мистера Ахмади. Мне никто ничего не говорил. Может, они снимали эту квартиру на двоих с мистером Мутинами. Откуда мне знать? Имен их я не знаю. У нас ведь не полицейское государство. По крайней мере, пока.
— Нет, но все к тому идет, — сказал Гериг. — Ближе к делу, Ли! Я расследую убийство. Неужели вы предпочтете, чтобы я арестовал вас и допросил в полицейском участке?
— Я же говорил, что вам не понравится то, что вы увидите, — вздохнул Ли. — Я действительно рассказал вам все, что знаю. Могу я идти?
— Оставьте свое имя, адрес и телефон сержанту, который ждет внизу. И не пытайтесь уехать из города, не сообщив нам. Вот моя карточка. Я, — лейтенант Гериг. Вспомните что-то еще, буду очень обязан, если вы мне позвоните.
— Да, — сказал Фошон. — У нас тут был похожий случай. Вчера вечером. Мне надо дождаться результатов вскрытия, чтобы быть уверенным. Но зеленая бутылочка вроде вашей тоже имела место быть. Я позвоню, когда узнаю что-то еще.
Покончив с официальными любезностями, Гериг сказал:
— Фошон, я к вам вот по какому делу. Мне попался любопытный случай, и я хочу знать, не сталкивались ли вы с чем-то подобным. Поначалу я решил, что это опиум…
Если вы в Нью-Йорке, и вам нужен опиум, отправляйтесь в Чайнатаун. В начале XIX века Китай два раза воевал с англичанами именно затем, чтобы воспрепятствовать ввозу опиума в страну. Но англичане настояли на своем: надо же было куда-то сбывать продукцию индийских маковых плантаций! А простым китайцам опиум нравился. Поначалу столицей торговли опиумом был Кантон, потом Шанхай, позднее Гонконг. Но к семидесятым годам прошлого века ситуация переменилась. Зачем возиться с опиумом — раскуривать трубку, делать пару затяжек, потом выбивать трубку — и начинай сначала, — когда можно получить многократно усиленный эффект от героина? Сделать героин — раз плюнуть, а рынок куда шире, чем рынок опиума. Потом вошел в моду кокаин, и времена натуральных наркотиков кончились. В двадцатом веке десятки Чайнатаунов, разбросанных по всему миру, сделались главными рынками сбыта опиума. И прочих экзотических натуральных наркотиков. Поэтому лейтенанта Герига совсем не удивил тот факт, что в одной из дыр, которые растут как грибы в районе Четем-сквер — только успевай выщелкивать! — был найден труп неизвестного, скончавшегося от передозировки наркотика.
— Но это был не опиум, — сказал Геригу сержант, прибывший на место раньше лейтенанта. Они стояли на углу Восточного Бродвея и Клинтон-стрит, и лица их попеременно делались то синими, то красными в свете полицейских мигалок.
— Откуда вы знаете? — спросил Гериг.
— А вы взгляните на того мужика, — ответил сержант. — Зрелище малоприятное, но поучительное Он в квартире 15-А.
Гериг вошел в подъезд, поднялся по лестнице в пять ступенек, по бокам которой красовались две переполненные урны, набитые гнилыми апельсинами и китайскими газетами. Входная дверь с разбитым стеклом, затянутым прочной металлической сеткой, была отперта. За дверью — длинный коридор. Полопавшийся линолеум на полу, облупившаяся краска на потолке, тусклые лампочки свечей на сорок. У лестницы стояли две старые китаянки. Они что-то залопотали, указывая Геригу наверх. Гериг начал подниматься по обшарпанной лестнице. Унылые этажи, китайчата с раскосыми темными глазами, выглядывающие из-за дверей, закрытых на цепочку Желудок у Герига протестующе выворачивался — лейтенанту всего месяц как прооперировали грыжу. В такие минуты, как эта, он не находил в своей профессии решительно ничего романтичного. Еще один этаж — четвертый, что ли? Смерть не считается с такими мелочами, как грыжа старшего лейтенанта полиции. Не говоря уж о варикозном расширении вен. На пятом этаже ждал китаец — мужчина средних лет в неопрятном белом костюме и панаме.
— Сюда, — сказал он Геригу, указывая на открытую дверь в конце коридора.
— Кто вы такой? — спросил Гериг.
— Мистер Ли, агент владельца здания Мне позвонил жилец, и я сейчас же приехал.
— Откуда?
— Из Стайвезент-тауна.
— Надо же, вы добрались быстрее, чем я из первого участка. Гериг направился к двери Китаец в белом костюме последовал за ним.
— Лейтенант! — сказал он. — Можно вас на пару слов, прежде чем вы войдете? Гериг обернулся. Могучий, крепкий мужчина, он был почти вдвое крупнее Ли, и, во всяком случае, на голову выше его.
— Что вы хотите, Ли?
— Я только хочу сказать, что ни владелец здания, ни жильцы не имеют никакого отношения к произошедшему.
— Не рановато ли вы начали выкручиваться? — поинтересовался Гериг. — По-моему, вам еще никто никаких обвинений не предъявлял.
— Пока нет, — вздохнул Ли. — Но ведь предъявят же! Гериг вошел в дверь квартиры номер 15-А. Комната, где он очутился, явно отражала чье-то представление о рае. На полу — красно-синий турецкий ковер. Стены оклеены бумажными обоями под парчу с изображениями восточных мудрецов в высоких шляпах, переходящих реку по мосту. Вдоль двух стен тянутся низкие диванчики. На потолке — хрустальная люстра, рассеивающая по стенам яркие зайчики света. Комната была не очень просторная, но ее зрительно увеличивало огромное зеркало во всю стену. Два низких столика полированного ореха, богато украшенных резьбой. Рядом с одним из диванчиков — подставка для журналов. На подставке два свежих выпуска «Плейбоя», отвечающих на традиционный вопрос: чем вы занимаетесь, когда пробуете новый наркотик?
— Уютная квартирка, — заметил Гериг. — И много у вас таких?
— Эта — единственная, — ответил мистер Ли. — Но ведь нет никакого преступления в том, чтобы человек обставлял свою квартиру так, как ему нравится?
— Эта квартира принадлежала покойному?
— Он снимал ее у мистера Ахмади, владельца дома.
— Ахмади? Итальянец, что ли?
— Иранец.
— И что, он владеет домом в Чайнатауне?
— А что в этом удивительного? — пожал плечами мистер Ли. — В наше время в Америке всем владеют иностранцы.
Гериг попросил показать, как пишется фамилия владельца, и записал ее и адрес в свой блокнот.
— Вы видели покойного?
— Видел.
— Это не мистер Ахмади?
— Нет, сэр. Определенно нет. Это жилец.
— У вас есть домашний телефон мистера Ахмади?
— Конечно Только вы его не застанете. Он уехал в деловую поездку.
— В Иран?
— В Швейцарию.
— Все равно давайте.
Гериг записал телефон, потом сказал.
— Значит, за старшего тут вы.
— Послушайте, лейтенант! Я всего лишь управляющий. Никто не нанимал меня, чтобы кого-то тут убивать.
— Как звали покойного?
— Ирито Мутинами.
— Иранец?
— Японец.
— С чего это японец поселился в Чайнатауне?
— Многие считают престижным жить здесь.
Гериг принялся осматривать квартиру. Ее уже обыскали, но посмотреть лишний раз никогда не мешает. В мусорной корзине валялся квадратик ярко-голубого целлофана, смятый так, словно он раньше был обернут вокруг шарика размером с мяч для гольфа. Обертка от шоколада? Бывают такие шоколадные шарики… Гериг сунул целлофан в пакет для вещественных доказательств и продолжил обыск.
В углу стоял электрокамин с искусственным пламенем. Гериг сунул туда руку, порылся и нащупал что-то гладкое и прохладное. Бутылочка из чего-то зеленого и прозрачного, похожего на нефрит, дюйма четыре в длину, открытая, пустая. Гериг поднес ее к носу и понюхал. Сладковатый, затхлый запах, совершенно ему незнакомый.
— Что это, какое-то китайское благовоние? — спросил Гериг, протягивая бутылочку Ли.
Тот понюхал. Его гладкое лицо сделалось озадаченным.
— Впервые слышу этот запах, лейтенант.
— Это нефрит? — спросил лейтенант, поднимая бутылочку повыше, чтобы посмотреть ее на свет.
Ли пожал плечами.
— Понятия не имею. Мое хобби — бейсбол. Но я знаю одного мужика, у которого можно спросить.
— Я тоже знаю такого, — сказал Гериг. — А давно ли этот… — лейтенант заглянул в блокнот, — давно ли этот Мутинами тут поселился?
— Меньше года, — сказал Ли. — В моих записях он значится с начала февраля.
— Вы случайно не знаете, чем он зарабатывал на жизнь?
— Студент. По крайней мере, так он записался в документах.
— Кто у него бывал?
— Понятия не имею. Мое дело — собирать квартирную плату и ремонтировать дом. За жильцами я не шпионю.
Ли повернулся, собираясь уйти. Гериг схватил его за руку так внезапно, что невысокого китайца развернуло и он бы упал, если бы лейтенант не удержал его.
— Ли! — сказал Гериг. — Мне неохота вытягивать из вас сведения по кусочкам. Давайте так: вы выкладываете все, что знаете об этом Мутинами. Это избавит вас от ночи, проведенной в участке.
— Вам не за что меня задерживать, — возразил Ли.
— Не волнуйтесь, что-нибудь придумаем.
— Мы, китайцы, народ законопослушный. Вы не имеете права так делать.
— Мне ничего и не придется делать, потому что вы, как законопослушный гражданин, расскажете мне все, что знаете о Мутинами и его приятелях.
— Ладно. Отпустите.
Ли отряхнулся, снял панаму, поправил ее и снова надел. Гериг достал из кармана пакет с вещдоками, сунул туда бутылочку. Потом скрестил руки на груди и подождал, пока Ли поправит галстук и заодно, видимо, обдумает свою историю.
— Про Мутинами и его приятелей мне ничего не известно. Вам следует знать, что Чайнатаун пользуется большой популярностью у японцев. У нас тут жили и другие японские бизнесмены. Можно предположить, что это были знакомые мистера Мутинами. А возможно, знакомые мистера Ахмади. Мне никто ничего не говорил. Может, они снимали эту квартиру на двоих с мистером Мутинами. Откуда мне знать? Имен их я не знаю. У нас ведь не полицейское государство. По крайней мере, пока.
— Нет, но все к тому идет, — сказал Гериг. — Ближе к делу, Ли! Я расследую убийство. Неужели вы предпочтете, чтобы я арестовал вас и допросил в полицейском участке?
— Я же говорил, что вам не понравится то, что вы увидите, — вздохнул Ли. — Я действительно рассказал вам все, что знаю. Могу я идти?
— Оставьте свое имя, адрес и телефон сержанту, который ждет внизу. И не пытайтесь уехать из города, не сообщив нам. Вот моя карточка. Я, — лейтенант Гериг. Вспомните что-то еще, буду очень обязан, если вы мне позвоните.
— Да, — сказал Фошон. — У нас тут был похожий случай. Вчера вечером. Мне надо дождаться результатов вскрытия, чтобы быть уверенным. Но зеленая бутылочка вроде вашей тоже имела место быть. Я позвоню, когда узнаю что-то еще.
Глава 7
В середине дня в квартире Мариэль раздался звонок. Хоб открыл. На пороге стоял высокий белокурый англичанин.
— Мистер Дракониан?
Хоб с некоторой опаской ответил:
— Да.
— Я — Тимоти Бауэр. Брат Стенли. Этот французский полисмен был так любезен, что дал мне ваш адрес. Он сказал, что вы помогаете ему вести это дело.
Хоб пригласил Бауэра в квартиру и усадил на неудобную кушетку из черной кожи с хромированными ножками.
— Насколько я понимаю, вы частный детектив? Хоб кивнул.
— Мистер Дракониан?
Хоб с некоторой опаской ответил:
— Да.
— Я — Тимоти Бауэр. Брат Стенли. Этот французский полисмен был так любезен, что дал мне ваш адрес. Он сказал, что вы помогаете ему вести это дело.
Хоб пригласил Бауэра в квартиру и усадил на неудобную кушетку из черной кожи с хромированными ножками.
— Насколько я понимаю, вы частный детектив? Хоб кивнул.