— Вы хорошо знали Стенли?
   — Мы были почти незнакомы. Пару раз здоровались на вечеринках. По-моему, даже не разговаривали ни разу.
   — Хм… да, — произнес Тимоти. — Простите, я не хочу лезть не в свое дело, но, если вы были почти незнакомы, почему вы помогаете французской полиции в расследовании?
   — Стенли жил на Ибице, — сказал Хоб. — Я тоже большую часть времени живу именно там. А помогаю полиции я потому, что инспектор Фошон избегает вмешиваться в дела иностранцев, которые даже не живут в Париже, и потому ч предпочитает, чтобы этим занимался я. — Хм… да. Полагаю, вам известно, что Стенли был гомосексуалистом?
   — Да. То есть я не уверен, что это правда, но на Ибице все так говорили.
   — Увы, это правда, — вздохнул Тимоти. — Из Итона Стенли вернулся отъявленным педерастом. Мне не хотелось бы осуждать его теперь, однако для семьи это было таким испытанием.
   — Почему? — поинтересовался Хоб. Тимоти снисходительно улыбнулся.
   — Вы представляете себе, что такое Британия? Маленький тесный островок. Все про всех все знают. Особенно в семьях военных. Наш род восходит ко временам Ричарда Львиное Сердце…
   — Который, насколько я помню, тоже был голубым? Была там какая-то история с неким Блонделем…
   — Да, это так. Но об этом предпочитают не упоминать вслух. Я хочу сказать, что в Британии гомосексуализм не приветствуется — в отличие от тех же Штатов.
   О том, что в США приветствуется гомосексуализм, Хоб слышал впервые, однако предпочел не возражать.
   — Да, все это чрезвычайно интересно, — вежливо сказал он. — Так чем могу служить, мистер Бауэр?
   Тимоти Бауэр поджал губы. Ему явно было не по себе. Довольно красивый, загорелый мужчина, лет сорока с небольшим. Он ерзал на кушетке и, похоже, не знал, куда девать руки. Наконец он положил их на колени, обтянутые серыми камвольными брюками с безукоризненной стрелочкой, и сказал:
   — Понимаете, это ужасно выбивает из колеи — когда твой родной брат вдруг оказывается убит.
   — Да, конечно, — согласился Хоб без особого сочувствия. — Но это все же лучше, чем наоборот, вы не находите?
   Бауэр предпочел пропустить замечание Хоба мимо ушей.
   — Французская полиция, похоже, понятия не имеет, кто это сделал. А вы?
   — Я тоже. Да и вообще, это не мое дело.
   — Я французам не доверяю, — сказал Тимоти. — Особенно когда речь идет об убийстве иностранца, да еще голубого.
   Хоб пожал плечами. Нет, особого сочувствия он действительно не испытывал.
   — Мы со Стенли никогда не были особенно близки, — продолжал Тимоти. — Я служу в армии. А вы ведь знаете, что такое британские военные. Офицеры — это своего рода клуб. И голубые в нем отнюдь не приветствуются. Поймите меня правильно. Сам я человек без предрассудков. Я не особенно стыдился Стенли, но, должен вам признаться, мне не хотелось, чтобы меня видели в его обществе. Мои друзья не так воспитаны. Поймите меня правильно, они замечательные люди, но гомосексуалист для них — тема для анекдота. А Стенли не скрывал своих сексуальных предпочтений. Да и почему, собственно, он должен был их скрывать? На самом деле это отчасти следствие семейного воспитания. Pater <Отец (лат.) — так часто называют своих отцов воспитанники английских частных школ> учил нас никогда ничего не стыдиться. Хотя, конечно, кто же знал, что в нашей семье вырастет педераст?
   «Должно быть, их папаша имел в виду, что не следует стыдиться, если тебе стыдиться нечего», — подумал Хоб.
   — И тем не менее мне жаль Стенли. Я к нему неплохо относился, хотя его образ жизни вызывал у меня отвращение. К тому же он был моим братом. Я не хочу, чтобы это дело просто тихо задвинули. По-моему, всем известно, что французская полиция занимается подобными случаями без особого рвения.
   — Глупости, — сказал Хоб. — Французская полиция вполне добросовестна, они не имеют обыкновения «задвигать» дела об убийстве.
   — Но что они могут? Судя по тому, что сказал мне Фошон, это не похоже на разборки местных голубых. Стенли мог убить кто-то с Ибицы. Если это действительно так, убийца наверняка уже вернулся на остров. Вы согласны?
   — Похоже, Стенли убили не без причины.
   — Вероятно, в этом деле замешаны и другие иностранцы. Но ведь этот полицейский инспектор, Фошон, не полетит на Ибицу, чтобы попытаться расследовать убийство, верно?
   — Нет, конечно, — согласился Хоб. — Пока что у него и нет особых причин это делать. Но он проведет расследование, можете не сомневаться.
   — Не сомневаюсь. А испанская полиция ответит, что да, конечно, мы этим займемся manana <В ближайшем будущем (исп.)>, и если кто-нибудь забредет в полицейский участок и сознается в убийстве, мы его непременно арестуем — разумеется, если он придет не во время сиесты. Нет, этого мало. Мне хотелось бы, чтобы этим убийством занимались со всей серьезностью.
   — Так чего же именно вы хотите? — поинтересовался Хоб.
   — Вы — частный детектив. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу.
   — Ну что ж, давайте обсудим. Во-первых, нам известно так мало, что найти убийцу может оказаться невозможным. Во-вторых, если мне все же повезет и я узнаю, кто это сделал, это еще не значит, что я сумею все доказать. Я хочу сказать, может случиться так, что я найду убийцу Стенли, но арестовать его не смогу.
   — Ну что ж, я уверен, вы сделаете все возможное, — сказал Тимоти. — Я понимаю, надежды очень мало. Но все же я чувствую, что следует хотя бы что-то предпринять.
   — Я постараюсь, — заверил его Хоб.
   Тимоти достал чековую книжку, ручку с вечным пером и выписал Хобу чек на пятьсот фунтов.
   — Я вовсе не богат, — сказал Тимоти. — Это все, что я могу себе позволить. Больше денег я не дам. Уверен, за эту сумму вы сделаете все возможное.
   — Что смогу — сделаю, — пообещал Хоб. — Куда отправить результаты расследования? И как их передать — по телефону или только письменно?
   — Результаты мне не нужны, — ответил Тимоти. Хоб видел, что он, очевидно, решил, как действовать, еще в самолете, по дороге из Лондона. — Когда вы найдете убийцу — если найдете, — будьте так любезны, напишите мне на адрес моего клуба.
   Он вручил Хобу свою визитную карточку.
   — И, будьте так любезны, не указывайте на конверте своего обратного адреса. В моем положении следует прежде всего любой ценой избегать скандала.
   Хобу все это не очень понравилось, но он согласился. Одна из обязанностей частного детектива — принимать деньги от людей, которые пытаются откупиться от своей совести, укоряющей их в том, что сами они ничего не сделали. С точки зрения детектива, дело было вполне законное.

Глава 8

   На следующий день Хоб отправился в кафе «Аржан» на площади Сен-Габриэль. В другое время он взял бы с собой Найджела, своего главного помощника, но Найджел зачем-то умотал в Англию. Поэтому Хобу пришлось взять своего другого парижского помощника, Жан-Клода, тощего, жилистого мужичка лет тридцати с небольшим, с напомаженными черными волосами и тоненькими усиками. Жан-Клод, как всегда, выглядел человеком подозрительным и опасным, и вообще неприятным. Сегодня он надел полосатую рубашку «апаш» и черные брюки в обтяжку.
   Когда к ним подошел официант, чтобы взять заказ, Хоб попросил позвать владельца кафе. Явился владелец — невысокий, коренастый, лысеющий человек, доброжелательный, но задерганный.
   — Я был здесь вчера вечером, — сказал Хоб. — Я помогаю французской полиции вести расследование.
   — Да, мсье.
   — А это мой помощник, Жан-Клод.
   Владелец слегка кивнул. Жан-Клод нехорошо прищурился.
   — Нам хотелось бы побольше разузнать о человеке, который обедал с убитым.
   Владелец широко развел руками.
   — Я уже говорил инспектору, что обслуживал их лично. Все, что я успел заметить, я уже рассказал.
   — Понимаю, — сказал Хоб. — Но мне пришло в голову, что это немного странно, когда владелец сам обслуживает клиентов, если на то есть официанты.
   — Ничего странного, — возразил владелец. — Смена Марселя закончилась, поэтому я сам подавал то, что было заказано.
   — А принимал заказ Марсель?
   — Да, конечно. Он все записал, отдал бумажку мне, снял фартук и ушел. В наше время молодые люди очень строго придерживаются правил профсоюза, когда эти правила работают в их пользу.
   — Инспектору Фошону вы этого не говорили.
   — Просто из головы вылетело — я был совершенно не в своей тарелке. Да и к чему? Обслуживал их я, и я уже рассказал все, что видел — то есть почти ничего.
   — Да, конечно. Не будете ли вы так любезны попросить Марселя подойти к нашему столику? Мне хотелось бы задать ему несколько вопросов. Быть может, он видел что-то, что ускользнуло от вашего внимания.
   Хозяин кафе пожал плечами с таким видом, словно хотел сказать: «Ну и денек!» Однако тем не менее направился к стойке и подозвал молодого человека, обслуживавшего столик в дальнем углу.
   Марсель оказался юным, худощавым, белокурым и симпатичным. Похожим на молодого Жан-Пьера Омона. И к тому же он, видимо, завивался.
   — Да, заказ принимал я. Но ничего необычного не заметил. Они просто сидели и довольно мило беседовали. А когда все это случилось, я уже ушел, вы же знаете.
   — О чем они говорили? — спросил Хоб. Марсель вытянулся с оскорбленным видом.
   — Я никогда не подслушиваю разговоры клиентов, мсье! Тут вмешался Жан-Клод:
   — Слушай сюда, mon vieux <Старик (фр.)>! Я с тобой не шутки шутить пришел. Ты ведь официант, n'est-ce pas? <Не так ли? (фр.)> А официанты все любят совать нос не в свое дело. Так что давай выкладывай, что тебе удалось подслушать. Иначе я приду сюда еще раз, да не один, а с дружками. Не с такими, как мой коллега Хоб. Хоб — он джентльмен. А мои дружки умеют добиваться своего, понял, мальчик? Мы заставим тебя рассказать даже про то, чего не было. Так что лучше бы ты сказал нам все сейчас по-хорошему и избавил нас от хлопот, а себя — от неприятностей, понял?
   Хоб поморщился, однако промолчал. Он не одобрял методов Жан-Клода, слитая их чересчур грубыми. Но, следует признаться, эти методы были действенными. Удивительно, до чего просто запугать человека!
   — Мсье, вам незачем мне угрожать, — с достоинством ответил Марсель. — Повторяю, я не привык подслушивать. К тому же они говорили по-английски и по-испански, а я этих языков не знаю.
   — Не испытывай мое терпение! — пригрозил Жан-Клод. — Ты что-то знаешь, провалиться мне на этом месте! Я это вижу по твоей глупой харе и по тому, как ты переминаешься с ноги на ногу. Кончай вилять! В последний раз говорю, рассказывай все, что может нам пригодиться.
   — Я почти ничего не знаю, — сдался Марсель, — но, может, вам пригодится карта?
   — Карта? Какая карта? Про карту хозяин ничего не говорил.
   — Должно быть, они убрали ее прежде, чем он подошел.
   — Ну так что за карта?
   — Они тыкали в нее пальцами и смеялись. Мсье, я действительно не понимал, что они говорят. Но вели они себя так, словно обменивались воспоминаниями и указывали на места, где произошли какие-то события.
   — А что за карта?
   — Дорожная карта, с расположением бензоколонок. Испанская.
   — А какого места?
   — Я не видел. Наверно, часть Испании.
   — Оч-чень хорошо, — сказал Жан-Клод. — Ну, раз ты начал, так продолжай. Что еще?
   — Больше ничего, мсье.
   — Должно быть что-то еще! Как выглядел тот человек?
   — Он сидел в тени. Но я приметил, что он очень загорелый. Похоже, средних лет. И на пальце у него было кольцо с изумрудом.
   — Ты уверен, что это был изумруд? — Может, и стекляшка, откуда я знаю? Но она была бриллиантовой огранки. Какой дурак станет так возиться со стекляшкой?
   — Что еще ты можешь сказать про его внешность?
   — Ничего, мсье.
   — Ну, тогда насчет их разговора. Хоть что-то ты помнишь?
   — Только «a votre sante» <За ваше здоровье! (фр.)>. Это они сказали по-французски. Когда чокались. Потому я и запомнил.
   — Который это сказал?
   — Другой. Не тот, которого убили.
   — А тот, которого убили, что ответил?
   — Он ответил: «И вам того же, сеньор».
   — Сеньор — а дальше? Имя он назвал?
   — Понятия не имею. Он издал такой странный булькающий звук. Возможно, это было испанское "p", мсье. Остального я не разобрал. Это все, мсье! Правда все!
   — Молодец, — сказал Жан-Клод, похлопав официанта по щеке — Видишь, как хорошо получилось? Ну что, Хоб, пошли? Здесь мы больше ничего не раскопаем. Ну и что это нам дает? — осведомился Жан-Клод, когда они вышли на улицу.
   — Смуглый или загорелый мужчина. Родной язык которого, скорее всего, не французский, а, вероятно, английский либо испанский. И в его имени, возможно, есть двойное испанское "p".
   — Не густо, — заметил Жан-Клод.
   — И все же кое-что. Может, на Ибице мне удастся узнать побольше.
   — Хочешь, я поеду с тобой? — спросил Жан-Клод.
   — Был бы очень рад. Но тебе придется самому оплачивать проезд и все расходы. Финансы агентства в плачевном состоянии.
   — Ну, тогда я останусь тут, в Париже, столице мира.
   — Я просто хотел помочь…
   — Чрезвычайно любезно с твоей стороны.

Глава 9

   Фошон показал Хобу записную книжку Стенли.
   — Одолжение коллеге, — саркастично заметил он. Единственное имя, которое что-то говорило Хобу, — Эрве Вильморен, молодой французский балетный танцовщик, который делил свое время между Парижем и Ибицей. Фошон уже допросил его, но теперь Хоб расследовал дело Стенли по поручению Тимоти Бауэра и потому решил, что лишний разговор с Эрве не помешает. К тому же Фошон не показал ему результатов беседы.
   Эрве неохотно согласился встретиться с Хобом в своей квартире на рю де Пере, которую он делил еще с несколькими танцовщиками. Хоб явился часов в одиннадцать утра. Эрве был молод, очень строен, мускулист. Русые волосы подстрижены под Нижинского в «Послеполуденном отдыхе фавна». Он был одет в хорошо пошитые синие джинсы в обтяжку, подчеркивавшие крепкие бедра, и голубой кашемировый свитер с закатанными рукавами, обнажавшими безволосые смуглые руки.
   — Я уже рассказал инспектору Фошону все, что знаю! — предупредил Эрве.
   Хоб покачал головой.
   — Позвольте уточнить. Вы рассказали инспектору Фошону все, что сочли возможным. Эрве, меня вы знаете. Я вас не заложу. Стенли продавал наркотики?
   — Только не мне! — улыбнулся Эрве. — Я наркотиков не покупаю. Мне их и так дают.
   — Я вовсе не обвиняю вас в том, что вы тратили на них свои деньги, — сказал Хоб. — Но ведь у вас куча друзей, которые их употребляют?
   — На этот счет я ничего не знаю, — ответил Эрве.
   — Да брось, Эрве! Мы же с тобой вместе ловили кайф. На тусовке у Джонстона. Ты пришел с Эльмиром де Ори, помнишь?
   Все это время Эрве старался быть серьезным. Но теперь его точеные губы расплылись в невольной улыбке.
   — Славный был вечерок! — Да, и калифорнийская дурь неплоха. Послушай, Эрве, я вовсе не пытаюсь тебя подловить на чем-то незаконном. Я просто хочу узнать, почему убили Стенли. Я работаю на его брата. Я не стану доносить ни о чем из того, что ты мне расскажешь.
   Эрве поразмыслил и, видимо, решил, что Хобу можно доверять.
   — Он продавал новый наркотик. Сказал, он называется «сома». Стенли от него тащился. Говорил, что это ужасно дорогая штука, но совершенно забойная. Я дал ему несколько имен. Ты же знаешь парижан, вечно гоняются за последними новинками.
   — А ты сам его пробовал? Эрве покачал головой.
   — Мы со Стенли собирались попробовать вместе. Сегодня вечером… — Его лицо печально вытянулось.
   — А эти люди, которым он его продавал, — кто они?
   — Ну, Хоб, ты же знаешь, что имен я называть не стану! Даже тебе, мой дорогой. К тому же ни один из этих людей не мог быть замешан в убийстве Стенли. Богатые парижане не убивают тех, кто поставляет им наркотики. Ты это знаешь не хуже меня.
   — Но ты можешь хотя бы сказать, с кем он виделся последним?
   — Ах, Хоб, это тебе ничего не даст! К тому же я не знаю.
   — Ну же, Эрве! Мне нужно хотя бы одно имя. Мне надо с чего-то начать. Перед тем как Стенли убили, он жил у тебя?
   — Я уже говорил об этом Фошону.
   — Значит, ты должен знать, с кем он встречался последним.
   Эрве вздохнул.
   — Ну ладно. Если тебе так уж важно, это был Этьен Варгас. Ты ведь знаешь Этьена? Высокий, хорошенький мальчик из Бразилии, который приезжал на остров несколько месяцев тому назад.
   — Нет, не знаю. Он встречался со Стенли?
   — Нет, мой дорогой. Этьен, к сожалению, стопроцентно гетеросексуален. Он встречается с Аннабель. Аннабель то ты знаешь?
   — Да. Немного. Она тут, в Париже?
   — Насколько мне известно, нет. Этьен, похоже, приехал без нее.
   — А где он остановился?
   — Наверно, в каком-то отеле. Где именно — не знаю.
   — Он был один или с кем-нибудь?
   — Не знаю. Когда я его видел, он был один. Сказал, что у него свидание со Стенли.
   — Как он себя вел? Эрве пожал плечами.
   — Бразилец! Чего от них ждать?
   — В смысле, он не нервничал?
   — Насколько я заметил, нет.
   — Он приходил сюда, к тебе?
   — Да. Сказал, что должен встретиться со Стенли. Я ему ответил, что Стенли ушел. Спросил, не передать ли чего. Он сказал, не надо. Мол, они назначили встречу позднее, но он проходил мимо и решил заглянуть. И ушел. Хоб, только никому ни слова! Я тебе этого не говорил!
   — Не беспокойся. Не можешь ли ты сказать, кому еще Стенли продавал эту «сому»?
   — Я дал ему с полдюжины имен. Купил ли кто-то у него, я не знаю. Правда не знаю, Хоб.
   — А как насчет Этьена? Как ты думаешь, он мог ее купить?
   — Ну, он достаточно богат для этого. Семейство Варгас занимает видное положение в Рио-Де-Жанейро. У его отца — вилла на острове, знаешь, недалеко от Сан-Хуана. Я тебе говорил, что эта штука довольно дорогая. Но кому он ее продавал — не знаю.
   — А где Этьен теперь, ты, наверно, тоже не знаешь?
   — Понятия не имею, дорогой. Наверно, вернулся на Ибицу.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Ибица

Глава 1

   Хоб выглянул в иллюминатор и увидел далеко внизу, под тонкой облачной пеленой, остров Ибицу, неожиданно появившийся в разрыве облаков. Хоб сидел рядом с бизнесменом, грузным и надоедливым, который начал разговор с рассказа о том, что сам он из Дюссельдорфа, в Париже был по делу, управился быстро и решил провести выходные на испанском острове Ибица. А Хоб там бывал? Не дожидаясь ответа, бизнесмен сообщил, что у него есть приятель, который живет в новом кондоминиуме рядом с Санта-Эюлалиа — «Штурмкениг» называется.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента