Шекспир Уильям. Два знатных родича

   Вокруг сосцов, - старалась и она
   Найти цветок такой же и спешила
   Вложить его в такую ж колыбель
   Невинную, где сладко умирал он,
   Благоухая, фениксу подобный.
   Любила ль я уборы головные,
   Они и ей служили образцом;
   Любила ли она покрой одежды,
   Всегда изящный, хоть порой небрежный,
   И мне покрой тот нравился всегда;
   Когда я чутким уловляла ухом
   Мотив и напевала что-нибудь,
   Старалась и она его запомнить,
   И тот напев ее не покидал:
   Сквозь сон его Флавина напевала.
   Вся эта речь, столь длинная, - как это
   Понятно всем, кто чист душой,
   Лишь плод побочный сладкого былого,
   И цель ее лишь в том, чтоб показать,
   Что и любовь простая девы к деве
   Порой сильней, чем зрелая любовь.
   Ипполита
   Ты - вне себя. Ты хочешь этой речью,
   Столь быстрою и страстною, - сказать,
   Что никогда не будешь ты мужчину
   Любить так нежно, с силою такой,
   Как девочку Флавину ты любила.
   Эмилия
   Да, в этом я уверена.
   Ипполита
   Увы,
   Сестренка, в этом я тебе не верю,
   Как не поверю, чтобы аппетит
   Мог быть совместен с отвращением к пище.
   Но если б я могла тебе поверить,
   Меня ты оттолкнула б от руки
   Героя благородного - Тезея,
   О счастии которого теперь
   Готова я молиться, твердо веря,
   Что царствую я в сердце у него
   Прочней, чем Пиритой.
   Эмилия
   Не стану спорить,
   Но при своем я мнении останусь.
   Звуки рожков. Ипполита и Эмилия уходят.
   Сцена 4
   Поле близ Фив.
   За сценой шум битвы. Отбой. Трубы.
   Входят Тезей, одержавший победу, герольд и свита.
   Три королевы встречают Тезея и падают перед ним ниц.
   Первая королева
   Звезда твоя вовек да не затмится!
   Вторая королева
   Земля и небо да благословят
   Тебя навеки!
   Третья королева
   Кто ни пожелал бы
   Тебе всех благ, - воскликну я: аминь!
   Тезей
   С высот небесных боги беспристрастно
   На смертных нас взирают и творят
   Свой правый суд, карая по заслугам.
   Идите же теперь, чтоб разыскать
   Тела супругов ваших; погребенье
   Им воздадим мы с торжеством тройным.
   Пусть в пышности скорей избыток будет,
   Чем недостаток. Мы пошлем людей,
   Которые в правах законных ваших
   Вас водворят и все устроят вам,
   Чем лично мы заняться здесь не можем
   По недостатку времени. Прощайте ж
   И да хранят вас небеса!
   Королевы уходят.
   Вносят Паламона и Аркита, они без сознания, на носилках.
   Кто это?
   Герольд
   Судя по их значению в войске, - лица
   Высокие. Я слышал, что они
   Из знати Фив, двоюродные братья
   И короля племянники.
   Тезей
   Клянусь
   Шеломом Марса; я в бою их видел!
   Как пара львов, добычу жадно рвущих,
   Они себе прокладывали путь
   В рядах врага, во всех вселяя ужас.
   Я не сводил с них глаз: они являли
   Мне зрелище, достойное богов.
   Что пленник мне сказал, когда спросил я,
   Как их зовут?
   Герольд
   Зовут их, сколько помню,
   Аркит и Паламон.
   Тезей
   Так, это верно;
   Припоминаю. Живы ли они?
   Герольд
   Не живы и не мертвы; если взяты
   Они в то время, как нанесть сбирались
   Последние удары, - может быть,
   Они еще очнутся. Оба дышат
   И сохраняют звание людей.
   Тезей
   Тогда прошу я с ними обращаться,
   Как с честными людьми. Во много раз
   Такие дрожжи лучше и ценнее,
   Чем зрелое вино в лице других.
   Пусть наши все хирурги им помогут;
   Целительных бальзамов - не жалеть!
   Жизнь этих двух - дороже нам, чем Фивы.
   Конечно, если б, полные здоровья
   И сил, они остались на свободе,
   Я предпочел бы мертвыми их видеть;
   Но в сорок тысяч раз приятней мне
   Теперь в плену их сохранить живыми.
   Несите ж их отсюда прочь скорее,
   От нашего лица: хотя мы к ним
   И благосклонны, - нам они враждебны.
   Служите им, как люди могут людям
   Служить, и даже больше - для меня!
   С тех пор, как мне все ужасы знакомы,
   Гнев, ярость, заклинания друзей,
   Свободы жажда, бешенства порывы,
   Любовь и ревность и супруги просьбы,
   Все это наложило на меня
   Свою печать, - природа не могла бы
   Ее без принужденья наложить:
   Я мягче стал в своих веленьях; больше
   Рассудок с волей борется во мне.
   Итак, во имя Аполлона, ради
   Любви моей, - что лучшего есть в нас,
   Пусть это все сослужит службу лучшим
   Их качествам! Теперь пойдемте в Фивы;
   Исполнив там, что нужно, мы обратно
   Пойдем в Афины во главе полков.
   Трубы. Все уходят. Свита уносит Паламона и Аркита.
   Сцена 5
   Другая часть того же поля, далее от Фив.
   Торжественная похоронная процессия. Входят королевы, сопровождая
   носилки с телами королей.
   Хор
   Все урны, все благоуханья
   Пусть унесут отсюда прочь!
   Пусть стоны, плач и воздыханья
   День ясный превращают в ночь!
   Мрачнее смерти скорби наши,
   Мы погребальный льем бальзам,
   Слезами наполняем чаши
   И шлем стенанья к небесам!
   Прочь, быстроокая отрада!
   Печаль, веселья враг, приди!
   Прочь утешения, - их не надо;
   Лишь скорбь лелеем мы в груди!
   Третья королева
   Здесь к нашим усыпальницам дороги
   Расходятся. Пусть снова радость к вам
   Придет, а к мертвым - тихий мир.
   Вторая королева
   (первой)
   Вот там
   Твоя дорога.
   Первая королева
   (второй)
   Там - твоя.
   Вторая королева
   Хоть боги
   Ведут всегда по разным нас путям,
   Но всех к концу приводят роковому.
   Третья королева
   Наш мир подобен городу большому,
   Где много улиц к площади ведут:
   Та площадь - смерть, и все туда придут.
   (Расходятся).
   АКТ II
   Сцена 1
   Афины; сад; на заднем плане - тюрьма.
   Входят тюремщик и жених его дочери.
   Тюремщик
   На мой век мне довольно малого; кое-что я оставлю вам, но немного. Что делать! Я служу при тюрьме, назначенной для важных узников, но такие здесь редко бывают: пока попадется семга, наловишь множество пескарей. Обо мне ходят слухи, что я богаче, чем это есть на деле; мне хотелось бы, чтобы я был таким, как обо мне рассказывают. Как бы то ни было, я клянусь, что завещаю моей дочери все имущество после моей смерти.
   Жених
   Я ничего не требую, кроме того, что вы сами обещаете, и со своей стороны исполню все, что обещал вашей дочери.
   Тюремщик
   Ладно, мы поговорим об этом подробнее, когда все торжества окончатся. Но имеете ли вы согласие моей дочери? Если да, то я согласен.
   Жених
   Я имею ее согласие. Вот идет она сама.
   Входит дочь тюремщика.
   Тюремщик
   Мы с твоим другом говорили здесь об известном тебе деле. Теперь не будем больше говорить об этом, пока суматоха при дворе не пройдет; тогда мы побеседуем окончательно. Будь внимательна к узникам: я слышал, что это принцы.
   Дочь тюремщика
   Вот эти покрывала назначены для их комнаты. Право, жаль, что они в тюрьме; впрочем я пожалела бы тоже, если бы их здесь не было. Мне кажется, что своим терпением они могут посрамить всякое несчастье; сама тюрьма гордится ими, а они в своей комнате вмещают целый мир.
   Тюремщик
   Говорят, что они оба - просто совершенство.
   Дочь тюремщика
   Я готова поклясться, что всякая слава мала для них: они стоят гораздо выше всяких росказней.
   Тюремщик
   Я слышал, что в битве они одни только и сражались храбро.
   Дочь тюремщика
   Весьма вероятно; это благородные страдальцы. Воображаю, как прекрасны были бы они, если бы остались победителями, - с таким благородством они остаются свободными, несмотря на тюрьму, превращая свое горе в веселье и подшучивая над своим несчастьем.
   Тюремщик
   Неужели?
   Дочь тюремщика
   У них такой вид, как будто они так же мало знают о своей неволе, как я об афинском правительстве. Они хорошо едят, смотрят весело и разговаривают обо всем, кроме своего плена и своей беды. Лишь изредка у одного из них вырывается вздох, как бы рожденный в муках; тогда другой сейчас же упрекает товарища, но так нежно, что мне самой хотелось бы вздохнуть, чтобы быть так наказанной или, вернее сказать, чтобы вздох принес мне такое утешение.
   Жених
   Я никогда не видал их.
   Тюремщик
   Ночью сам герцог тайно приходил сюда, и они вели себя точно так же. Не знаю, что это значит.
   В окне тюремной башни показываются Паламон и Аркит.
   Смотрите, вон они; это выглядывает Аркит.
   Дочь тюремщика
   Нет, это Паламон; Аркит пониже ростом, и его почти не видно.
   Тюремщик
   Довольно, не показывайте на них пальцами; не нужно, чтобы они нас видели. Уйдем отсюда.
   Дочь тюремщика
   Смотреть на них - просто праздник. О боги! Как люди бывают различны! (Уходят.).
   Сцена 2
   Там же.
   Входят Паламон и Аркит
   Паламон
   Как поживаешь, дорогой кузен?
   Аркит
   Как ты живешь?
   Паламон
   Во мне осталось силы
   Довольно, чтоб смеяться над несчастьем
   И жребий несть, войною данный нам.
   Мы узники, кузен, - боюсь - навеки.
   Аркит
   Да, кажется, что так; и я готов
   Покорно ждать велений злой судьбины.
   Паламон
   О, дорогой Аркит мой! Что-то Фивы?
   Что с нашими друзьями и родными?
   Как грустно знать, что родины прекрасной
   Мы больше не увидим никогда;
   Не будем мы на играх благородных
   Смотреть на смелых юношей фивян,
   Несущих гордо бант от дамы сердца
   И мчащихся, подобно кораблям
   На парусах; не будем становиться
   Мы с ними в ряд, чтоб ринуться вперед
   Быстрее, чем восточный буйный ветер,
   И за собой соперников оставить,
   Как стаю туч, и в беге быстрых ног
   При возгласах восторженных народа
   Добыть венцы победные скорей,
   Чем пожелать победы нам успеют!
   Не будем мы, как чести близнецы,
   В бою с врагом отважно биться рядом;
   Не будут кони гордые под нами,
   Как море, волноваться и кипеть!
   Увы, мечи сверкающие наши,
   Сам бог войны кровавыми очами
   Меча грозней и лучше не видал,
   Мы их лишились! Их судьба - заржаветь,
   Состарившись; они украсят храмы
   Богов, которым ненавистны мы!
   Извлечь их нам не суждено, чтоб в битве
   Толпу врагов, как молнией, разить!
   Аркит
   Нет, Паламон; увы, надежды эти
   В плену, как мы; увянет наша юность
   В тюрьме, как слишком ранняя весна.
   Нас старость здесь застанет, Паламон,
   И, что всего ужаснее, - безбрачных.
   Объятий сладких любящей жены,
   Вооруженных чарами Амура,
   Увы, не будут шеи наши знать;
   Потомства не оставим мы; не будем
   Смотреть на повторенье наших лиц
   В утеху нашей старости, не будем
   Учить своих прекрасных сыновей,
   Как молодых орлят, бесстрашным оком
   Смотреть на блеск мечей: "Не забывайте,
   Кто ваш отец; старайтесь победить!"
   Оплачут нас прекраснейшие девы
   И будут в грустных песнях проклинать
   Судьбу слепую, чтобы устыдилась
   Она несправедливости своей,
   Сгубившей нашу радостную юность.
   Вот весь наш мир! Здесь будем видеть мы
   Друг друга лишь; о горе нашем тяжком
   Лишь бой часов рассказывать нам будет;
   Не суждено нам видеть, как на воле
   Созреет виноград; настанет лето
   И принесет всем радости, - а здесь
   Царить зима в жилище нашем будет.
   Паламон
   Ты прав, Аркит. Фиванских верных псов,
   Леса родные оглашавших лаем,
   Не будем мы, как прежде, громко звать;
   Метать не будем острых копий наших
   В свирепых вепрей, в ужасе пред нами
   Бегущих, как парфянские стрелки,
   Не поразим их нашей острой сталью!
   Вся мужества отрада, все утехи
   Отважных душ - умрут для нас навек,
   И, что всего ужаснее для чести,
   Угаснем мы в бездействии пустом,
   Как дети плена, грустно и безвестно.
   Аркит
   Все это так. Но все же я скажу,
   Что даже в этой бездне злого горя
   Из этих всех ударов злой судьбы
   Две выгоды большие происходят:
   Во-первых, если боги соизволят,
   Свою мы твердость можем показать,
   А во-вторых - мы здесь вдвоем с тобою.
   Пусть пропаду я, если эти стены
   Считать я буду за тюрьму, пока
   Мой Паламон со мною!
   Паламон
   Да, конечно,
   Мы счастливы, что нас судьба связала.
   Две честные, высокие души,
   Два благородных тела оживляя,
   Сумеют злобе случая слепого
   Противостать, пред горем не падут,
   Пасть не должны, хоть, право, и могли бы:
   Лишь стоит умереть, - конец всему!
   Аркит
   Не можем ли найти мы долю счастья
   Средь этих стен, столь ненавистных всем?
   Паламон
   Но как, кузен?
   Аркит
   Вообразим себе,
   Что мы живем в святилище, чтоб скрыться
   От злых людей, которые могли бы
   Испортить нас влиянием своим;
   Мы молоды, идем путями чести,
   Свобода же и разговор пустой
   Яд чистых душ; они могли б, пожалуй,
   Нас соблазнить, как женщины, - и вот
   Мы сбились бы с пути. А здесь - чего
   Воображеньем мы достичь не можем?
   Мы без конца принадлежим друг другу;
   Ты для меня жена, - я для тебя,
   И оба мы все вновь и вновь рождаем
   Детей любви; друг другу мы - отец,
   Друзья, семья, знакомство; мы друг другу
   Наследники, наследство ж - эти стены;
   Их никакой насильник не отнимет;
   Вооружась терпением, мы можем
   Здесь долго жить, любовью наслаждаясь;
   От пресыщения мы здесь изъяты;
   Нам не грозит война, и волны моря
   Не поглотят нас. Будь мы на свободе,
   Должны б мы были время разделять
   С женой, с делами; нашего знакомства
   Искали бы дурные люди; мог бы
   Я захворать, а ты бы мог не знать,
   Что болен я; и я бы умер, ты же
   Своею благородною рукой
   Мне не закрыл бы глаз, не помолился б
   Богам при этом. Тысяча причин
   Вне этих стен могла бы разлучить нас!
   Паламон
   Благодарю, Аркит! Твои слова
   Мне сделали мой плен - почти отрадой!
   Как грустно было б жить мне где-нибудь
   Вне этих стен: я б походил на зверя!
   Тюрьма - дворцом прекрасным стала мне;
   Все развлеченья суеты блестящей,
   Весь мир - я вижу - только тень пустая;
   Которую уносит, проходя,
   Седое время. Что бы сталось с нами,
   Когда б мы жили при дворе Креона,
   Где грех - закон, а прихоть и разврат
   Всей знати доблесть! О Аркит мой милый!
   Когда бы боги нас не привели
   Сюда, в темницу, - мы, в грехах состарясь,
   Как все другие, умерли б; никто бы
   Нас не оплакал; надписью надгробной
   Проклятие народа было б нам!
   Сказать еще?
   Аркит
   Я слушаю.
   Паламон
   Возможно ль,
   Скажи, чтоб были где-нибудь два друга,
   Которых дружба пламенней была б,
   Чем наша?
   Аркит
   Нет, конечно, невозможно.
   Паламон
   Нет ничего на свете, что б могло
   Разрушить наш союз.
   Аркит
   Пока мы живы,
   Он будет жить, а после нашей смерти
   Туда придем мы, где любовь вечна.
   Внизу в сад перед тюрьмой входит Эмилия в сопровождении
   служанки.
   Эмилия
   Прекрасный сад! Здесь целый мир отрады!
   Как этот называется цветок?
   Служанка
   Сударыня, его зовут нарциссом.
   Эмилия
   Нарцисс... Прекрасный юноша он был,
   Но так безумен, что в себя влюбился.
   Иль мало было девушек тогда?
   Аркит
   (стараясь заглянуть в окно, в которое смотрит Паламон)
   Пусти, кузен.
   Паламон
   Сейчас.
   Эмилия
   Иль, может быть,
   Они жестоки были все?
   Служанка
   Возможно ль
   Жестокой быть перед таким красавцем?
   Эмилия
   Ты не могла б?
   Служанка
   И даже не должна бы.
   Эмилия
   Хорошая девица! Постыдись,
   Немного хоть припрячь свою готовность!
   Служанка
   Но почему ж?
   Эмилия
   Мужчины нам опасны.
   Аркит
   Пусти ж меня, кузен!
   Эмилия
   Умеешь ты
   Цветы такие вышивать шелками?
   Служанка
   Умею, госпожа.
   Эмилия
   Так я хочу,
   Чтоб ими было вышито все платье,
   Вот этими, - и эти так красивы!
   Неправда ли, как славно будет ими
   Весь борт украсить?
   Служанка
   Дивно, госпожа!
   Аркит
   Кузен, кузен мой, Паламон: что скажешь?
   Паламон
   Теперь лишь вижу, что в темнице я!
   Аркит
   Нет, какова она, скажи?
   Паламон
   Прелестна!
   Клянусь я небом, - это божество!
   Аркит
   А!
   Паламон
   Будь, Аркит, почтителен и сдержан:
   Богиня пред тобой!
   Эмилия
   Из всех цветов,
   Мне кажется, прекраснее всех - роза.
   Служанка
   Осмелюсь ли спросить я: почему?
   Эмилия
   Она - эмблема девственности чистой:
   Когда ее Зефир ласкает нежно,
   Она цветет так скромно, распускаясь,
   Румяная, под солнцем золотым;
   Когда ж Борей нетерпеливый грубо
   Касается ее, - она стыдливо
   Сжимается, скрывая всю красу
   В зеленой почке: пусть Борей ласкает
   Простой терновник.
   Служанка
   Право, госпожа,
   Такая скромность иногда чрезмерна:
   Не гибнуть же из-за нее цветам!
   Мне кажется, порядочной девице
   Совсем не стоит с розы брать пример.
   Эмилия
   Бесстыдница!
   Аркит
   О, как она прекрасна!
   Паламон
   Вся красота соединилась в ней!
   Эмилия
   Уж солнце высоко, - пора домой.
   Возьми цветы: посмотрим мы, насколько
   Искусство может подражать их краскам.
   Не знаю, отчего мне так легко,
   Так весело, так хочется смеяться!
   Служанка
   А я не прочь бы лечь.
   Эмилия
   И положить
   Кого-нибудь с собой?
   Служанка
   Пожалуй, если
   Мы сговоримся.
   Эмилия
   Что же, сговорись!
   (Уходят.)
   Паламон
   Что скажешь ты об этой красоте?
   Аркит
   Она на редкость хороша.
   Паламон
   На редкость?
   И только!?
   Аркит
   Да, прекрасна, несравненна.
   Паламон
   Ведь голову возможно потерять,
   В нее влюбившись?
   Аркит
   Право, я не знаю,
   Что ты бы сделал, - я ж готов поклясться,
   Что голову уже я потерял.
   Паламон
   Ее ты любишь?
   Аркит
   Можно ль не любить?
   Паламон
   Владеть ты ею хочешь?
   Аркит
   Да! Свободы
   Дороже мне она!
   Паламон
   Но все ж я первый
   Ее увидел.
   Аркит
   Что же из того?
   Паламон
   Нет, это важно.
   Аркит
   Но я тоже видел
   Ее!
   Паламон
   Не должен ты ее любить!
   Аркит
   Да, я не буду на нее молиться,
   Как ты, не буду называть богиней
   Небесною: хочу ее любить
   Как женщину, чтоб ею наслаждаться.
   Так оба можем мы любить.
   Паламон
   Не смей
   Любить ее совсем!
   Аркит
   Как? Чтоб не смел я
   Любить ее? Но кто ж мне запретит?
   Паламон
   Я запрещу! Ее увидел первый я;
   Мой глаз впервые завладел красою,
   Которую в ней небеса открыли
   Для смертных! Если будешь ты, Аркит,
   Любить ее и тем грозить надеждам
   Любви моей, - тогда изменник ты,
   Ты так же лжив, как не имеешь права
   Любить ее! От дружбы, от родства,
   От всякой нашей связи отрекусь я,
   Когда посмеешь думать ты о ней!
   Аркит
   Да, я ее люблю, и всею жизнью
   Своей готов я это доказать!
   Люблю ее душой, любить я должен!
   И если это поведет к разрыву
   Между тобой и мною, Паламон,
   Тогда прощай! Люблю я, повторяю!
   И утверждаю, что ее любви
   Достоин я и что любить я волен
   И столько ж прав имею на нее,
   Как Паламон какой-нибудь, как всякий,
   Кого мужчины сыном мы зовем!
   Паламон
   Тебя ль я другом звал?
   Аркит
   И был я другом!
   Зачем ты так волнуешься? Позволь
   Поговорить с тобою хладнокровно:
   Не я ль - часть плоти и души твоей?
   Не сам ли ты твердил еще недавно,
   Что ты - Аркит, я ж - Паламон?
   Паламон
   Так, так!
   Аркит
   А если так, то разве не могу я
   Участие принять в твоей любви,
   В твоих печалях, радостях и страхе,
   Во всех страданиях?
   Паламон
   Да, ты это можешь.
   Аркит
   Так почему ж так злобно, так коварно
   Ты смотришь, точно ты мне стал чужим
   И не в родстве со мною благородном?
   Ее один желаешь ты любить!
   Скажи мне прямо: разве недостоин
   Я на нее смотреть?
   Паламон
   Достоин ты,
   Но ты не прав, стремясь ее увидеть.
   Аркит
   Как? Потому, что кто-нибудь заметит
   Врага скорей, чем я, - обязан я
   Спокойно ждать, о чести забывая,
   Не нападать?
   Паламон
   Да, если враг один.
   Аркит
   А если враг грозит мне нападеньем?
   Паламон
   Пусть сам он скажет это, - и тогда
   Свободен ты; теперь же, если станешь
   Преследовать ее, - будь проклят ты,
   Как враг страны, как негодяй клейменый.
   Аркит
   Ты сумасшедший.
   Паламон
   Буду сумасшедшим,
   Пока ты стоишь этого, Аркит,
   И если в этом бешенстве удастся
   Мне погубить тебя, - я буду прав.
   Аркит
   Фуй, фуй! Себя ведешь ты, как ребенок.
   Ее любить я буду, смею, должен,
   Имею право!
   Паламон
   О, когда б судьба
   Нам даровала только час свободы
   И наши добрые мечи, чтоб мог
   Ты, лживый друг, сойтись со мной лицом к лицу!
   Тебе тогда я скоро б показал,
   Что значит похищать любовь у друга!
   Ты сердцем ниже, чем презренный вор!
   Посмей хоть раз лишь выглянуть в окошко:
   Клянусь, тебя к нему я пригвозжу!
   Аркит
   Ты этого не смеешь, полоумный!
   Ты этого не можешь, ты бессилен!
   Я выгляну не только головой,
   А высунусь всем телом; в сад я прыгну,
   Когда ее увижу, - отдохну
   В ее объятьях для твоей досады!
   Паламон
   Молчи пока: сюда идет тюремщик;
   Живи, чтоб мог я череп раздробить
   Тебе вот цепью этою.
   Аркит
   Попробуй!
   Входит тюремщик.
   Тюремщик
   Прошу прощения, господа.
   Паламон
   Что нужно,
   Почтеннейший тюремщик?
   Тюремщик
   Принц Аркит,
   К себе вас герцог требует, - причина
   Мне неизвестна.
   Аркит
   Я готов, тюремщик.
   Тюремщик
   Принц Паламон, я принужден лишить
   Вас общества прекрасного кузена.
   Паламон
   Лиши меня хоть жизни, - все равно!
   Тюремщик и Аркит уходят.
   Зачем его отсюда отозвали?
   Возможно, что он женится на ней:
   Быть может, герцог о происхождении
   Его, о красоте его узнал...
   Но до чего коварен он! Возможно ль,
   Чтоб друг так друга предавал? О, если
   Такую благородную жену,
   Красавицу такую он получит,
   То честному не стоит и любить!
   О, если бы хоть раз еще единый
   Увидеть мне ее!
   (Смотрит в окно.)
   Счастливый сад!
   Твои цветы блаженствуют в сиянии
   Очей ее прекрасных! О, когда бы,
   Хотя б ценою будущей всей жизни,
   Я мог стать этим малым деревцом,
   Цветущим абрикосом! Как я рос бы,
   Как жадно ветви простирал бы я
   К ее окну! Плоды я приносил бы,
   Достойные стола самих богов;
   Отведав их, она цвести бы стала
   Еще пышней, еще прекрасней вдвое,
   И, если эта дева не богиня,
   Она подобна стала бы богам
   Настолько, что они бы устрашились.
   Наверное за это все она
   Меня бы полюбила!
   Входит тюремщик.
   А, тюремщик!
   Что, где Аркит?
   Тюремщик
   Он изгнан из страны.
   Принц Пиритой ему освобождение
   Доставил, но с условием одним,
   Чтоб он поклялся жизнию своею,
   Что никогда ногой он не коснется
   Земли афинской.
   Паламон
   (в сторону)
   Он счастливец! Фивы
   Увидит он опять, собрать он может
   Опять, как прежде, юношей отважных,
   Которые, когда прикажет он,
   Сражаться будут пламенно; возможно,
   Что он войну начнет из-за нее,
   И если он тогда не овладеет
   Красавицей - он будет жалким трусом;
   А если точно благороден он,
   Он тысячу найдет путей отважных,
   Чтоб ею завладеть. О, если б я
   Был на свободе, - подвигов великих
   Я совершил бы столько, что она,
   Сама она, прекраснейшая дева,
   В мужчину превратиться пожелала б,
   Чтоб покорить меня!
   Тюремщик
   Достойный принц!
   Я дело к вам имею.
   Паламон
   Дело? Чтобы
   Отделаться навеки от меня?
   Убить меня?
   Тюремщик
   О, нет; но вашу светлость
   Приказано отсюда удалить:
   Окно здесь слишком велико.
   Паламон
   Чтоб черти
   Побрали всех завистников! Прошу
   Убей меня!
   Тюремщик
   Тогда меня повесят.
   Паламон
   Клянусь сиянием солнца, если б меч
   Мне дали, я б убил тебя!
   Тюремщик
   За что же?
   Паламон
   Ты все такие вести мне приносишь,
   Что жизни, право, не достоин ты.
   Я не пойду.
   Тюремщик
   Пойдемте, принц: так надо.
   Паламон
   Я буду видеть сад оттуда?
   Тюремщик
   Нет.
   Паламон
   Так ни за что я не пойду.
   Тюремщик
   Я должен
   Принудить вас, а так как вы опасны,
   Оков я должен больше наложить.
   Паламон
   Что ж, наложи, любезный; ими стану
   Я так трясти, что спать я вам не дам:
   То будет новый мавританский танец!
   Так должен я идти?
   Тюремщик
   Увы, должны!
   Паламон
   (в сторону)
   Итак, прощай же, милое окошко!
   Пусть никогда тебя не смеет ветер
   Захлопнуть! О, красавица моя!
   Знавала ль ты когда-нибудь, что значит
   Тоска? И если знала, то пойми,
   Как горько мучаюсь в своей печали я!
   (Тюремщику.)
   Ну, что ж, идем: похорони меня.
   (Уходят.)
   Сцена 3
   Местность близ Афин.
   Входит Аркит.
   Аркит
   Я изгнан из Афин. Конечно, - это
   Благодеянье мне, - благодарю!
   Но жить в изгнании, чтобы не видеть вечно
   Той, для кого я рад бы жизнь отдать,
   О, это казнь изысканная, гибель
   Ужасней смерти, это - злая кара,
   Какую я не мог бы заслужить,
   Будь даже я преступный, старый грешник!
   Перед тобою, Паламон, открыто
   Ристалище; быть может, каждый день
   Встречать ты будешь взор ее блестящий
   В окне своем, и жить ты будешь им!