Шендерович Виктор. Изюм из булки. Том 2

   Репутация репутацией, а сосисок Букингемский дворец стерпеть не смог. Королева вызвала королевского прокурора и сообщила ему о своем решении подать на программу в суд.
   Прокурор ей отсоветовал. Он сказал:
   – Ваше Величество! Они придут в суд с сосисками.
   Королева подумала – и решила не возбуждаться. Умная женщина.
   А депутат Абельцев – ну, вы в курсе…^[1]

Слушайте Эхо…

   Когда во время нашего разговора в трубке зашуршало уже в открытую, Юлия Латынина вдруг взорвалась криком:
   – Что вы нас подслушиваете, идиоты? Слушайте «Эхо Москвы», – мы там то же самое говорим!

Повинную голову…

   В 2008 году крупный судебный чин заметил главному редактору «Эха Москвы» Алексею Венедиктову: что-то у вас на радио стало много экстремизма…
   Венедиктов немедленно посыпал голову пеплом: да, говорит, действительно! Вот только что спикер Миронов сказал, что Путин должен идти на третий срок подряд – это, конечно, экстремизм и нарушение Конституции, простите нас, ради бога!
   Крупный чин заржал в голос.

Плановое хозяйство

   За спиной следователя по особо важным делам Пресненской прокуратуры висела репродукция советского плаката «Даем выше плана!».
   Типа шутка.
   Знаем мы ваши шутки.

Чистосердечное признание

   Путинская Фемида – тетка зрячая и по-своему честная.
   Дело против авторов книги «ФСБ взрывает Россию» было возбуждено по статье «Разглашение государственной тайны».
   А в лозунге «Долой самодержавие и престолонаследие!» эксперты обнаружили призыв к насильственному свержению государственной власти.
   У Шварца про это было сказано: «Молчите, принцесса! Вы так невинны, что можете сказать страшные вещи…».

Мироточение по месту работы

   Объявление в коридоре Генпрокуратуры: «В домовую церковь Генпрокуратуры доставлена мироточащая икона “Умягчение злых сердец”. Посещение с 18 до 19 часов».
   Видит бог, слишком короткий срок посещения! Круглые сутки, в наручниках и под конвоем, надо водить к этой иконе тамошний личный состав…

Обеденный перерыв

   25 января 2005 года, 13–30,
   Москва, Каланчевская, 43
   Рыжеусый пристав Иван Иванович, обеспечивавший порядок на первом процессе по делу Ходорковского – Лебедева, утверждал, что это мне так повезло. И действительно: едва я присел на лавочку в коридоре, так сразу и началось.
   В здание суда вошел городской сумасшедший. Это был старичок, громкий и отчетливый, как массовик-затейник. Маленький, в бороде и с двумя здоровенными челночными сумками в руках.
   – Он приватизировал мою отрасль и загнал страну в угол! – оповестил старичок многочисленную охрану Мещанского суда. Говорил он громко, как на берегу океана.
   – Не бойся меня, сын, меня все террористы боятся! – Это в ответ на просьбу показать содержимое сумок.
   Я понимаю террористов…
   Потом гость приступил к изложению своих взглядов на экономику и социальное развитие России. Взгляды эти носили настолько патриотический характер, что сумасшедшего дедушку, пришедшего с мороза, выставить обратно на мороз никто из охранников не решился.
   Я попробовал представить себе, как с такой же громкостью и яростью начнет митинговать в здании суда сторонник Ходорковского – и зажмурился, представив последствия.
   – Прокурору глаза открыть! – кричал дед. – Он же накупил адвокатов, они обведут вокруг пальца! Судят за какие-то налоги, а я главное расскажу! Он обокрал народ!
   Старичок митинговал в коридорной кишке до конца перерыва, но перед самым заседанием утомился и присел на лавочку.
   Из судейского кабинета по-свойски вышел помощник государственного обвинителя. Мрачный капитан спецназа и два лейтенанта, дежурящие перед дверью, ведущей в зал заседаний, по очереди отошли отлить.
   Прошла, неся отрешенное лицо, судья Колесникова – та самая, к которой, как к себе домой, ходят в перерыве представители обвинения.
   Близилось время очередного сеанса правосудия.
   Тут отдохнувший дедушка встал и сделал заявление:
   – Все у кого есть доллары, преступники! Они украли их у нас с вами…
   Старичок поднял палец и закончил значительно:
   – …и у президента!
   Тревога за материальное благосостояние президента подкосила дедушку окончательно, и, мягко напутствуемый охраной суда, он забрал свои челночные сумки и пошел в метель – искать прокуратуру, чтобы открыть глаза.
   До окончания обострения президент может рассчитывать на помощь этого человека круглосуточно.
   Юный лейтенант спецназа отложил томик М. Горького – «Детство. В людях. Мои университеты» – и встал. Во главе с мрачным капитаном все трое заняли свои места у дверей.
   В зал суда быстро провели, пристегнутыми наручниками к конвою, двоих людей.
   Прошел государственный обвинитель, прокурор-орденоносец Шохин – маленький, бодрый, излучающий такую энергию, как будто в какое-то неведомое место ему вставлено пять «Энерджайзеров» одновременно.
   Пристав Иван Иванович проверил документы у зрителей, сильно поредевших за месяцы этого шоу – и впустил их в зал заседаний.
   Через пару минут свое место – под гербом, в паре метров от стыдливо свернувшегося флага Российской Федерации, – заняла тетка в мантии с лицом завуча по воспитательной работе и две ее подручные статистки.
   Сумасшедший старичок мог не волноваться за приговор.

Однажды обвинение попросило суд

   …приобщить к делу некое в тяжких трудах добытое следствием письмо подсудимого Платона Лебедева.
   Судья спросил защиту: не возражает ли? Защита ознакомилась с письмом и заявило, что возражает.
   Потому что писал это письмо – не Лебедев.
   И подпись под письмом не его.
   И фамилия другая.
   Судья Колесникова немного удивилась, но все равно приобщила письмо к делу.

В дни вынесения приговора

   …к суду свозили сторонников мещанского правосудия.
   В старое доброе время так вывозили на овощебазу.
   Молча, по команде человека с хорошей выправкой и в темных очках, они поднимали навстречу телекамерам федеральных телеканалов плакаты про Ходорковского, ограбившего народ.
   Потом, по команде же, плакаты опускали и стояли дальше у стеночки со скучными лицами, меж собой не общаясь и на вопросы журналистов не отвечая.
   Ровно в два часа пополудни эта группа тяжелых аутистов, отработав свое, вместе со своей гражданской позицией пошла на погрузку в автобусы.
   Назавтра аутисты снова стояли вдоль стеночки на прежнем месте – и, не вынеся этого скорбного зрелища, я пошел их лечить.
   Сначала аутисты на контакт не шли; только какая-то бабушка, подпиравшая древко транспаранта, в ответ на просьбу рассказать о своей гражданской позиции поподробнее, сказала: «Мне дали, я и держу». Потом они помаленьку втянулись в общение, и уже другая тетенька поделилась своей бедой: «У меня, – сказала, – воды горячей нет. Что мне дома-то делать? Вот пришла сюда».
   И умолкла, печальная.
   Зато разговорился крепкий дядька по соседству – и в патриотическом раже быстро договорился до того, что «брал Бранденбургские ворота».
   Озадаченный этим феноменом, мой друг Иртеньев попросил дядьку показать паспорт, потому что на двадцатые годы рождения тот явно не тянул, и если брал Бранденбургские ворота, то только в процессе профсоюзного шоп-тура в семидесятых.
   Вместо паспорта дядька пригорозил милицией – и снова впал в аутизм.
   Таких «ветеранов» там было навалом: неподалеку, под транспарантом «Мы воевали не для того, чтобы нас грабили!» стояла группа теток бальзаковского возраста.
   Некоторые лица в этом боевом строю показались мне знакомыми, и мне не почудилось: наутро выяснилось, что их набирали в массовке киностудии «Мосфильм» – по двойной ставке…

Уважительная причина

   Причину внезапного переноса оглашения второго приговора Ходорковскому (декабрь 2010 года) с исчерпывающим лаконизмом сформулировал Сергей Пархоменко:
   – Суд ссыт.

Диалог двух москвичек

   …о Ходорковском:
   – Он очень умный!
   – Если бы он был умный, он бы жил не здесь!
   – (Подумав.) Так он и живет не здесь…

Совсем одна

   В 2009 году Людмила Улицкая и Михаил Ходорковский получили премию журнала «Знамя» – за диалог, опубликованный в одном из номеров.
   Редактор на канале «Культура», что твой роден, удалил лишнее, и ведущий новостей лаконично сообщил: премию в номинации «Диалог» получила Улицкая!
   Бедная Людмила Евгеньевна, ведет диалоги сама с собой…

Хуже царя

   На дворе стояло подловатое медведевское времечко… Я донимал своим любопытством мента, сторожившего выезд на пустой Тверской бульвар:
   – Царя повезли?
   Других версий у меня не было: у каждой подворотни стояло по такому же менту, и центр города внезапно вымер посреди часа «пик»…
   – Царя повезли?
   – Хуже, – ответил мент.
   Что может быть хуже царя?
   – Главного боярина? – уточнил я.
   – Его.

Шизофрения

   Над стойкой в забегаловке на Никольской улице, в трехстах метрах от Кремля, глаз радовали одновременно:
   – российский триколор;
   – портрет премьер-министра Путина с надписью «Наш президент»;
   – портрет генералиссимуса Сталина под серпом и молотом, в усах, при полном параде;
   – реклама кока-колы;
   – имперский черно-желтый флаг.
   Доктора Бильжо сюда, срочно! Психиатра!

Дождались

   В Омске к приезду президента Медведева с улиц срочно сняли рекламу детского спектакля «Ждем тебя, веселый гном!».

Шоу маст гоу он

   Маленькая провинциальная телекомпания в полном составе ушла в отпуск первого января. Забили в компьютер «нон-стоп» программу на праздничную декаду: развлекаловку, старые концерты, «Кавказскую пленницу» со всем остальным Гайдаем… – и отчалили в теплые края.
   Вернулись, глянули в рейтинги, – а рейтинги-то зашкаливают! Небывалая вещь! Весь город, как подорванный, смотрел их канал!
   Оказалось: компьютер дал сбой, и все это время президент Медведев, как заводной, поздравлял горожан с Новым годом… Какая там «Кавказская пленница»! Городок подыхал со смеху десять дней.

Чудо

   Жена принесла из магазина: не могла, говорит, тебя не порадовать.
   Стеклянная банка, а на ней написано: «ПУТИН. Чудо капустное». И маленькими буквами внизу – пояснение: «с грибами».
   Закусон!
   «ПУТИН» – это, как вы понимаете, название фирмы. Буква «Т» в виде меча. Позади – герб с двуглавой птицей.
   Вообще, осторожнее надо, с грибами…

«Прачечная?»

   Путинский министр культуры г-н Мединский, пораженный стойкостью российского народа, погрузился в метафорические бездны и вынырнул оттуда с благой вестью.
   Он сообщил, что у россиян имеется лишняя хромосома, которая и позволила нам не исчезнуть, как каким-нибудь скифам и сарматам, а выжить, что бы с нами ни делали!
   Попросту говоря, Мединский назвал россиян даунами.
   Очень терпеливыми даунами.
   Немного обидно, конечно, но что тут возразишь, при таком министре культуры…

Нонконформист

   Шапка на первой полосе «Вечерней Москвы»: ВЫБИРАЮ СВОБОДУ!
   И артист Максим Галкин – анфас, чисто Христос на иконе.
   Ну, думаю, дало себя знать интеллигентное происхождение – Галича вспомнил человек! Гражданская позиция прорезалась! Небось, думаю, сказал «Вечерке» все, что думает про питерских чекистов, – а «Вечерка», не будь дура, вынесла эту сенсацию на первую полосу.
   И стал я рыскать глазами по полосе, в остром желании поскорее узнать подробности этого нравственного взлета. И нашел: «Максим Галкин: свадьбу и венчание с Аллой Борисовной мы не планируем».
   Вау.

Всемирный заговор

   Уникальный номер журнала «Эсквайр» увидел свет в январе 2008-го: ни одной статьи, а только по портрету на каждой полосе. Две сотни человек, и у каждого в руках – плакат с афоризмом.
   Кто пограмотнее, выбрал себе афоризм сам – для остальных редакция предоставила, на выбор, две сотни «нетленок»: от Платона до Вуди Аллена.
   Толстой, Монтескье, Чехов, Черчилль, Джефферсон – свободная мысль на любой вкус, гуляй не хочу! «Заблуждение не перестает быть заблуждением оттого, что его разделяет большинство». «Власть не портит человека. Человека портит страх потерять власть»…
   В общем, оттянулась дорогая редакция!
   В череде прочих знаменитостей «Эсквайр» предложил участие в проекте актеру Дюжеву, «звезде» новых российских сериалов. Тот изучил предложенный ему ассортимент и отказался категорически, заявив:
   – Ваш журнал против Путина!
   Если бы артиста Дюжева не было, его следовало бы выдумать ради этой формулировки, – ибо в простоте он сказал чистую правду.
   Да, да, да! Платон, Толстой, Чехов, Джефферсон, Линкольн, Салтыков-Щедрин, Черчилль, Монтескье – и все против Путина!

Похожий случай

   …произошел три года спустя.
   Газета «Московские новости» затеяла рекламную компанию на цитатах из классики, но уже через пару дней московское правительство без лишних слов принялось демонтировать все щиты и перетяжки…
   Правительство можно понять.
   Это ж катастрофа! – среди бела дня, посреди Москвы, огромными буквами, поперек улиц: «Честность неотделима от свободы, как коррупция от деспотизма», «Россия – страна фасадов», «Услужливый дурак опаснее врага»…
   А то вообще убийственное: «Русская история до Петра Великого – одна панихида, а после Петра Великого – одно уголовное дело»… Ужас!
   Анатоль Франс, граф де Кюстин, дедушка Крылов, Федор Тютчев – ну все против Путина, все!

«Лев пестрых невзлюбил овец…»

   Шапка на воровской голове горела регулярно, и дедушка Крылов не вылезал из оппозиционеров.
   В конце нулевых на юбилейном вечере телеканала «Культура» Михаил Козаков прочел басню «Пестрые овцы» – про Льва, который, будучи связан проблемами имиджа, не решался лично задрать отвратительных ему овец, но – «приказал овец волкам пасти»…
   Хохот аудитории сдетонировал в руководящих мозгах, и басню вырезали из трансляции. Так аллюзия стала явкой с повинной.

Литературный процесс

   До «Речного» меня вез милейший узбек на «жигуле».
   В Москве он, по его словам, жил уже год. Первые полгода было плохо, потому что не было машины. Теперь машина есть – и теперь хорошо.
   – Ты кто по профессии? – спросил он спустя какое-то время.
   – Журналист.
   – Журнали-ист… – с уважением протянул узбек. – А знаешь, что сын Лужкова отравился арбузом?
   Я не знал.
   – Какой же ты журналист… – Он подозрительно покосился на меня и предположил: – Ты не русский вроде.
   Я подтвердил его подозрения.
   – А кто? – поинтересовался он.
   – Еврей, – признался я.
   – Лев Толстой был еврей, – сообщил узбек. Кажется, он пытался меня успокоить.
   Насчет Толстого я поверил не сразу, но узбек отмел все сомнения: еврей-еврей! И поскольку я уже второй раз оказался не в курсе, посоветовал:
   – Тебе книги надо читать.
   С минуту после этого мы ехали, думая каждый о своем.
   Я думал о том, что надо, действительно, подтянуть образовательный уровень, а то тут, в борьбе с режимом, важные новости пропускаю. Узбек же, оттолкнувшись от Льва Толстого, вынырнул мыслями в самом неожиданном месте.
   – Книгу хочу написать, – сказал он. – Книгу где издают? На Поварской Дом писателей есть – там?
   – Не там.
   – А где?
   – В издательстве.
   – А где издательство?
   – А вот, например…
   Мы как раз проезжали мимо одного издательства, где со мной однажды обошлись не слишком хорошо. Но отомстить издательству не удалось.
   – К Путину пойду, – сообщил мне узбек о будущем книгопечатания в России.
   – Зачем?
   – Путин должен дать добро!
   Узбек был мало похож на носителя государственных тайн, но я все-таки уточнил:
   – А о чем книжка?
   – О моей жизни, – просто ответил узбек. – Шесть-семь книг будет.
   Владимир Владимирович! На днях к вам зайдет узбек с рукописью. Ждите.

Чего он хочет?

   Дело было в 2004 году.
   Виктор Петрович, левачивший на своем «мерседесе» восьмидесятых годов сборки, узнал меня по голосу, на светофоре разглядел – и завел разговор о политике. Через некоторое время он вслух рассуждал о неисповедимых путях собственного волеизъявления.
   Сначала, сказал он, я думал вообще на выборы не ходить. Ну их всех. А потом че-то посмотрел, посмотрел – и решил пойти.
   – И за кого проголосовали? – бестактно поинтересовался я.
   Виктор Петрович пожал плечами:
   – За Путина. За кого ж еще?
   Я не стал помогать с ответом, и Виктор Петрович самостоятельно провел анализ претендентов на второе место. Анализ начался у «Тургеневской», а к Сретенке уже закончился, причем ехали мы быстро.
   – Ага, – сказал я. – А Путин?..
   Ответ на этот вопрос тоже был готов.
   – Во-первых, не пьет, – уверенно сообщил Виктор Петрович. – Во-вторых: я помню, включаю телевизор, а он по-немецки говорит. Значит, голова-то на плечах.
   Возразить было нечего.
   – Вот только я не понимаю, – продолжил Виктор Петрович, – чего он вообще хочет?
   – То есть? – не понял я.
   – Ну чего хочет? Вообще.
   – Вы у меня спрашиваете? – уточнил я.
   – Ну.
   – А почему у меня?
   – Ну вы же там, наверное, знаете…
   (Леонид Якубович рассказывал: однажды ему пришло письмо от телезрителя – с просьбой передать Жану-Клоду Ван Дамму. Телезритель, должно быть, полагал, что все, кто появляется в телевизоре, там же внутри и живут – и между собой дружат. По этой логике я и должен был знать, чего хочет Путин…)
   – Виктор Петрович, – сказал я, – он ведь уже четыре года тут президентом. Теперь вы мне его еще на четыре года выбрали. И у меня же спрашиваете, чего он хочет.
   Подумав немного, Виктор Петрович сказал:
   – Ну.
   – Я не знаю, – почти не соврал я.
   Вскоре, расплатившись с учетом инфляции и бережно попрощавшись с положительным Виктором Петровичем, я навсегда покинул «мерседес» восьмидесятых годов сборки.
   Некоторое еще время я думал о самом Викторе Петровиче (год сборки его головы оцениваю как начало пятидесятых). Потом мои мысли перескочили на Путина. И ведь правда: не пьет и по-немецки говорит, как тот чуковский Крокодил Крокодилович… И ведь чего-то, наверное, хочет…
   Ну ладно, подумал я тогда; у нас есть еще минимум четыре года. Может, расколется?

По просьбе публики

   Афиша аттракциона, обнаруженная мною в Нижнем Новгороде через несколько дней после избрания Путина на второй срок, гласила: «Камера пыток продлена по просьбе публики».

Сокольники

   Прошло еще несколько лет.
   …Лужайка у пруда в парке Сокольники – утреннее место встречи «собачников».
   Сходу получаю просьбу о политпросвете:
   – Что будет-то в двенадцатом году? Вы же знаете.
   – Понятия не имею, – говорю. – А вы как думаете?
   Тяжелое раздумье на мужском лице, просится резец Родена…
   Наконец:
   – У него же дочери…
   Я не уловил ход мысли:
   – Ну. Дочери. И что?
   – Они же наследовать ему не могут!
   Двоечник ты, дядя (привет тебе от Елизаветы Петровны), – но каково направление мысли!
   Начало третьего тысячелетия, парк Сокольники… Где-то тут охотился царь Иван Васильевич, тоже имевший проблемы с престолонаследием…
   А вы говорите: Сколково.

День выборов

   На избирательном участке напротив моего дома с утра трудилась группа ряженых «а ля рюс» с баяном: этот унылый Москонцерт заманивал прохожих на исполнение гражданского долга.
   Когда мимо шел я, мне от имени Российской Федерации спели песню «Виновата ли я, что люблю?».
   Еле сдержался, чтобы не ответить.
   Я шел восвояси, а мне в спину неслось: «…виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?».
   Виновата, матушка, виновата! Соображать надо, кому отдавать свой дрожащий голос.

Скажем «нет» демпингу!

   Приятелю позвонили и предложили заработок: взять открепительный талон – и в день выборов, в хорошей компании пофигистов, прокатиться на автобусе до Твери. И там, в Твери, за девятьсот рублей на рыло, пару-тройку раз проголосовать за «Единую Россию».
   Приятель сам ехать побрезговал – решил подкормить одного своего знакомого старичка. Старичок сначала страшно возбудился, но потом оказалось, что он ослышался: решил, что за поездку ему заплатят не девять сотен, а девять тысяч…
   Разобравшись со сметой, дедушка сказал печально и патриотично:
   – За девятьсот рублей я Родину продавать отказываюсь!

Завидная выдержка

   Весной 2010 года я увидел удивительную рекламу отечественной водки. На щите было написано: «Десять лет выдержки».
   О, да…

Есть варианты

   Реклама «Райффайзен-банка»: «Вы уже там, где другие будут только завтра»…
   Что, уже там?

Тьма египетская

   Реклама турагентства в день выборов смотрелась довольно нравоучительно: «ЕГИПЕТ. Я ЭТО ЗАСЛУЖИЛА».
   Еще как заслужила.
   До полного обрушения (египетского, покамест) оставался год.

Почувствуйте разницу

   Великий афорист Виктор Черномырдин гениально сформулировал разницу между эпохами Ельцина и Путина.
   – В наше время тоже было много разной хуйни, но ведь была и надежда. А сейчас – какая-то безнадежная хуйня!

Попытка предохраниться

   Как всякое внезапное освобождение духа, бурная митинговая зима 2012 года сдетонировала прекрасным весельем.
   Над многотысячным митингом в Петербурге реял транспарант, адресованный самозванцам из «Единой России»: «Вы нас даже не представляете!».
   А в Москве на проспекте Сахарова милая девушка держала в руках плакатик, обращеный лично к Путину: «Мы знаем, что вы хотите в третий раз, но у нас голова болит».

Субботник

   Когда я в шутку упомянул про «деньги Госдепа», полагающиеся (по версии Кремля) участникам протестных митингов, видный дипломат из посольства США печально, но твердо ответил:
   – Простите, Виктор. Вас там слишком много, а у нас кризис.

Чего захотела

   Осенью 2012 сошедшая с ума Государственная дума Российской Федерации приняла новые ужесточения в закон «Об измене Родине».
   Вадим Жук, узнавши об этом, всплеснул руками и протяжно крикнул этой самой Родине:
   – Изме-ена!.. Да ты на себя посмотри! Кто к тебе вообще подойдет?

Условный рефлекс

   На так называемых «выборах» 2012 года Филипп Дзядко работал наблюдателем.
   Вот его рассказ (почти дословно).
   Около пяти часов утра на участке № 83 начали считать голоса. Путин-Прохоров-Прохоров-Путин-Зюганов-Прохоров-Путин-Путин-Путин-Прохоров-Зюганов-Прохоров-Путин-Миронов-Путин-Прохоров…
   И всякий раз, когда произносилось слово «Путин», наблюдатель Кирилл Михайлов, возвышаясь над столом подсчета, приговаривал с оттягом: «с-сука».
   И обводил собравшихся внимательным взглядом.
   Это производило магнетический эффект.
   Когда Кирилл, как боевая лошадь, внезапно вздремнул стоя, а слово «путин» уже было произнесено, все как-то растерянно посмотрели в его сторону.
   «Сука», сказал Кирилл, и все вошло в привычную колею…

Что в имени тебе моем?

   В Перу есть вулкан Huaynaputina.
   Все ждем, не найдется ли чего-нибудь с таким дивным названием – поближе…

Достал

   На углу, прислонившись к водосточной трубе, стоял пьяненький. Когда я проходил мимо, он сказал, глубоко пораженный:
   – Специально телевизор выбросил, чтобы тебя не видеть, а ты тут идешь!

Из жизни шендеровичей

   «Телезвездой» меня сделала Генеральная прокуратура.
   14 июня 1995 года, на следующий день после возбуждения уголовного дела против программы «Куклы», я проснулся знаменитым. Начиная с 15-го я стал давать по несколько интервью в день, и некоторое время мне это нравилось (сил было много).
   Потом силы стали иссякать. Потом во рту кончилась слюна.
   Потом я обнаружил, что мои слова и то, что потом появляется в прессе от моего имени – это две большие разницы, и начал вычитывать интервью и в полном остервенении их переписывать. Потом понял, что уже полгода, как последний идиот, беру интервью у самого себя.