Шепард Люциус. Голос ветра в Мадакете

   Она осторожно, чтобы не разбудить его, спустилась с кровати и сбросила одежду. Стукнувшая о стекло ветка напугала ее, и Сара подхватила блузку, чтобы прикрыть грудь. Ага, как же! Кто же станет подглядывать за ней в окно третьего этажа? В Нью-Йорке такое возможно, но только не в Нантакете. Швырнув блузку в корзину для грязного белья, Сара заметила собственное отражение в высоком зеркале дверцы гардероба. В призрачном полусвете отражение казалось удлиненным и незнакомым, и у нее сложилось впечатление, что на нее с другого края материка, сквозь другое зеркало взирает призрачная женщина Питера. Сара почти явственно увидела ее: высокая, длинноногая, с печальным лицом. Вовсе незачем видеть ее воочию, чтобы понять, что у той печальное лицо: именно печальные особы разбивают сердца, и мужчины, чьи сердца они разбили, остаются позади, словно окаменелости, запечатлевшие их натуру. Они выставляют свою печаль напоказ, чтобы ее утолили, хотя на самом деле жаждут отнюдь не утешения, а нового повода для печали, щепотки перца для супа, который они баламутят всю жизнь. Сара приблизилась к зеркалу, и иллюзия другой женщины сменилась реалиями ее собственного тела.
   - Вот как я поступлю с вами, дамочка, - шепнула она. - Вытесню вас.
   Слова прозвучали как-то неубедительно.
   Откинув одеяло, она скользнула в постель, пристроившись рядом с Питером. Он издал какой-то неясный звук, и Сара увидела блики уличных фонарей в его глазах.
   - Извини за давешнее, - проронил он.
   - Ничего страшного, - жизнерадостно отозвалась она. - Боб Фрэйзер и Джерри Хайсмит помогли мне дотащить тебя до дому. Ты разве не помнишь?
   - Смутно. Поразительно, что Джерри оторвался от своей рыженькой. Чтоб он покинул свою Джинджер?! - Питер приподнял руку, чтобы Сара смогла пристроиться у него под мышкой. - Наверно, твоя репутация лежит в руинах.
   - На сей счет мне ничего не известно, но она определенно приобретает все более и более экзотическую окраску.
   Он рассмеялся.
   - Питер!
   - Ага?
   - Меня тревожат эти твои приступы. Ведь у тебя был приступ, да?
   - Ага. - Питер помолчал. - Меня они тоже тревожат. Они случались по два-три раза на дню, но такого еще не бывало. Да только я ничего не могу поделать - разве что перестать о них думать.
   - Ты видишь, что произойдет?
   - Не совсем, и разбираться в этом без толку. Я даже не могу воспользоваться тем, что вижу. Все происходит в свой черед, как и должно было, и только задним числом я понимаю, что же именно прорицало видение. Совершенно бесполезный дар.
   Сара прижалась к Питеру потеснее, положив ногу ему на бедро.
   - А не отправиться ли нам завтра на Кейп-Код?
   - Я собирался посмотреть на Миллзову помойку.
   - Ладно. Мы можем сделать это утром и все равно успеть на трехчасовой катер. Может, тебе пойдет на пользу провести денек подальше от острова.
   - Хорошо. Может, это не такая уж плохая мысль.
   Передвинув ногу, она обнаружила, что Питер возбудился, и убрала руку под одеяло, чтобы прикоснуться к нему, а он повернулся, чтобы ей было удобнее. Дыхание Питера участилось, он принялся целовать Сару - ласково, смакуя ее губы, горло, веки, двигая бедрами в противофазе с ритмом ее ладони, поначалу медленно, но мало-помалу все настойчивее, нетерпеливее, и в конце концов прижался к ее бедрам, отведя ее руку в сторону, чтобы открыть ее лоно и войти в нее. Сознание ее помутилось, мысли бесследно растворились в ощущении лихорадочной спешки, жара и пляски теней. Но как только Питер приподнялся, этот краткий миг существования по отдельности развеял чары, и Сара вдруг отчетливо услышала капризные сетования ветра, разглядела каждую морщинку на лице Питера и кутерьму теней на потолке. Питер вдруг насторожился, черты его обострились, стали жестче, и он раскрыл рот, чтобы заговорить, но Сара прижала палец к его губам. "Пожалуйста, Питер! Никаких шуточек. Это серьезно". Она изо всех сил пыталась внушить ему свои мысли, и, может быть, это удалось. Черты его снова смягчились, и, когда она направила его, Питер издал жалобный стон, под стать призраку, покидающему земную юдоль; и тогда Сара впилась в него пальцами, заставляя войти глубже, беседуя с ним, но не словами, а гортанными стонами, вздохами и полушепотами, полными значения для тех, кто поймет.
   3
   В ту же ночь, пока Питер и Сара спали, Салли Макколл вела свой джип по асфальтовой дороге, ведущей к мысу Смита. Спьяну ей было абсолютно наплевать, куда ее занесет. Выписывая бесконечные кренделя, она озаряла мечущимся светом фар обступающие дорогу невысокие холмы, поросшие дроком и карликовым боярышником. Правой рукой Салли цепко сжимала пинту шерри-бренди, третью за вечер. Ну и пусть ее кличут Сайасконсетской Салли, Чокнутой Салли! Семьдесят четыре года, а она до сих пор вскрывает морских гребешков и гребет получше большинства мужиков на острове. Закутанная в пару платьев Армии Спасения, пару побитых молью свитеров, твидовую куртку с прорехами на локтях, в рыбацкой шляпе, нахлобученной на свисающие сосульками седые космы, она порядком смахивала на подзаборницу побирушку из адовых трущоб. Из динамика радио несся треск помех, и Салли в лад ему то ворчала, то изрыгала проклятия, то горланила обрывки песен, разражаясь всей путаницей звуков, эхом перекатывающихся среди свистопляски ее мыслей. Когда асфальт кончился, Салли остановила машину, выбралась из кабины и заковыляла по песку к вершине дюны. Там она постояла, покачиваясь; голова у нее пошла кругом от напора ветра и всеохватной тьмы, нарушаемой лишь несколькими одинокими звездочками на горизонте.
   - Ио-ху-у-у!!! - крикнула она; ветер подхватил крик и усилил его. Салли накренилась вперед, сорвалась и покатилась по склону дюны. Потом села, отплевываясь от набившегося в рот песка, и обнаружила, что каким-то чудом удержала бутылку, и даже непрочно завернутый колпачок остался на месте. Внезапный приступ мании преследования заставил Салли задергать головой из стороны в сторону. Еще не хватает, чтобы кто-нибудь шпионил за ней и распускал сплетни о пьяной старухе Салли. И так уж невесть чего про нее болтают. Половина вранье, а остальное перекручено, чтобы она выглядела свихнувшейся: вроде той басни про выписанного по почте мужа, который сбежал от нее через пару недель и, напуганный до потери пульса, спрятался на катере, а она носилась верхом по всему Нантакету в надежде притащить его домой. Недомерок чернявый, итальяшка, по-английски ни в зуб ногой, а в постели путал дерьмо с конфеткой. Уж лучше самоудовлетворяться, чем путаться с прыщом вроде этого. Ей только-то и нужны были чертовы штаны, в которые она же его и нарядила, а эти пустобрехи расписали ее эдакой мегерой. Ублюдки! Стадо дерьмовых...
   Поток мыслей Салли ушел в трубу, и она устремила бездумный взгляд в темноту. Чертовски холодно, однако, да и ветрено. Салли дерябнула бренди, и, как только оно докатилось до желудка, сразу стало градусов на десять теплее. Еще глоток поставил ее на ноги, и Салли двинулась по пляжу прочь от мыса, отыскивая чудненькое уединенное местечко, куда никто не забредет. Только этого она и хотела - просто посидеть, поплевывая и чувствуя ночь всей кожей. В наши дни такое местечко сыскать трудновато, когда море все лето несет с материка эту дрянь, этих стиляг из Гуччи-Пуччи и шикарных сисястеньких курочек, готовых заголиться и лечь под первый встречный пятисотдолларовый костюм, если тот проявит хоть каплю интереса, под какого-нибудь заплывшего жиром молодчика из администраторов, который ни на что не годится и женится на них только ради привилегии проходить через унижение каждую ночь: Мысли вошли в штопор, и Салли вместе с ними. Плюхнувшись на землю, она хихикнула, звук ей понравился, и она захихикала громче. Потом глотнула бренди, жалея, что не прихватила еще бутылку, и позволила мыслям низойти до полуоформившихся образов и воспоминаний, будто бы навеянных ветром. Когда глаза приспособились к темноте, Салли разглядела пару домов, обрисовавшихся на фоне чуть более светлого неба. Пустующие дачи. Нет, погодите-ка! Это эти, как их там: Кондоминиумы. Что там парнишка Рами про них толковал? Иниумы с натянутыми на них кондомами. Контрацепция жизни. Хороший он мальчик, этот Питер. Первый человек с талантом слухача, повстречавшийся ей, и дар у него сильный, сильнее, чем ее талантишко, годящийся разве что на предсказание погоды, а нынче она уже так стара, что суставы годятся на это ничуть не хуже. Он рассказывал, как некоторые люди в Калифорнии взрывали кондоминиумы, чтобы отстоять красоту своего побережья, и эта идея пришлась Салли по душе. Мысль об острове в осаде кондоминиумов заставила Салли прослезиться, и в приступе пьяной ностальгии она припомнила, каким чудесным было море во времена ее детства - чистым, прозрачным, изобилующим духами. Салли чувствовала этих духов...
   Откуда-то послышались звон и грохот. Салли поднялась, покачнувшись, и навострила уши. Снова звуки разрушений. Она двинулась на шум - в сторону кондоминиумов. Может, бесчинствуют какие-нибудь юные вандалы. Если так, она им поаплодирует. Но как только она вскарабкалась на вершину ближайшей дюны, шум стих. Потом ветер окреп, но не завыл, не заревел, а завел какую-то жуткую руладу, чуть ли не музыку, будто истекал из отверстий некой чудовищной флейты.
   Волосы у Салли на затылке встали дыбом, по спине зазмеился холодный липкий червяк страха. Она уже подошла достаточно близко к кондоминиумам, чтобы различить абрис их крыш на фоне неба, но больше ничего. Только жуткая мелодия ветра, снова и снова выводящего один и тот же пассаж из пяти нот. Потом стихла и она. Салли тяпнула глоточек, собираясь с духом, и зашагала снова. Покачивающаяся осока щекотала ей тыльные стороны ладоней, и от этой щекотки по рукам побежали мурашки. Футах в двадцати от первого кондоминиума Салли остановилась с отчаянно колотящимся сердцем. Страх обратил плещущееся в желудке бренди в скисшее пойло. Да чего тут бояться, обрушилась она на себя, ветра, что ль?! Вот же уродство! Она клюкнула еще разок и пошла вперед. Было настолько темно, что приходилось пробираться вдоль стены на ощупь, и Салли порядком напугалась, обнаружив прямо посередке дыру. Да чего там дыру - дырищу, побольше двери будет, а вокруг обломки досок да щепа, будто чудовищный кулак прошиб ее насквозь. Во рту у нее пересохло, но Салли все равно ступила внутрь. Пошарив по карманам, она извлекла коробок спичек и зажгла одну в чаше ладоней, чтобы та получше разгорелась. В комнате не оказалось никакой мебели - только ковровое покрытие, телефонные розетки, заляпанные краской газеты и тряпки. В противоположной стене были стеклянные раздвижные двери, но почти все стекла оказались выбиты и хрустели под ногами; когда Салли подошла поближе, удержавшийся в раме треугольный осколок стекла отразил свет спички и мгновение сверкал на фоне мрака, будто огненный клык. Спичка обожгла пальцы, Салли бросила ее, зажгла новую и перешла в следующую комнату. Снова проломы и разлитая в воздухе тяжесть, будто дом затаил дыхание. Нервы, подумала Салли. Чертовы старушечьи нервы. Может, это и правда какие-то подростки залили зенки да врезались на машине в стену. Вывернувшийся откуда-то ветерок задул спичку, и Салли зажгла новую. Ветерок задул и эту, и тогда Салли осознала, что подростки ни при чем, потому что на сей раз ветерок не ускользнул прочь, но принялся порхать вокруг нее, задирая ей платье, играя волосами, извиваясь вокруг ног, охлопывая и обшаривая ее со всех сторон, и в нем угадывалось чувство, осведомленность, отчего кости Салли обратились вдруг в осколки черного льда. Нечто пришло с моря, некое злобное существо, воплотившееся в ветре, проломившее стены, дабы исполнить свою отвратительную музыку, леденящую кровь, и оно окружало Салли со всех сторон, забавлялось ею, готовясь унести ее к чертям и скрыться. Оно источало липкий, едкий запах, льнувший к ее коже во всех местах, где оно коснулось.
   Салли попятилась в первую комнату, испытывая желание закричать, но не находя голоса и издавая лишь слабый скрежет. Ветер потек следом, вздымая газеты и швыряя их в Салли, будто складчатых белых нетопырей, облепляя ими ее лицо и грудь. И тут она завизжала. Шмыгнув сквозь пролом, Салли очертя голову ринулась в бегство, чувствуя, как сердце подкатывается под горло, спотыкаясь, падая, вскакивая снова, размахивая руками и вопя. За ее спиной ветер с ревом хлынул из дома, и Салли привиделось, как он принимает облик циклопического черного демона, насмехающегося над ней, позволяющего ей думать, будто удастся улизнуть в целости и сохранности, прежде чем наброситься на нее и разодрать в клочья. Она скатилась по склону последней дюны, со всхлипами втягивая воздух измочаленными легкими, рванула дверцу джипа, трясущейся рукой ткнула ключ в замок зажигания, в душе вознося молитву, пока двигатель не завелся, и под натужный скрежет коробки передач свернула на Нантакетскую дорогу.
   Лишь промахнув полдороги до Сайасконсета, она успокоилась настолько, что смогла пораскинуть умом, соображая, что предпринять, и первым делом решила катить прямиком в Нантакет и выложить все Хью Уэлдону. Хотя Господь ведает, как он себя поведет. Или что скажет. Кремень худосочный, а не человек! Скорее всего расхохочется ей в лицо и помчится к своим собутыльникам, чтобы растрепать свеженький анекдотец про Сайасконсетскую Салли. Нетушки, постановила она. Больше никаких историй про то, как старуха Салли налакалась до чертиков и давай нести околесицу про ветряных жупелов. Злоба вспыхнула в ее душе миниатюрным солнцем, бесследно выжигая страшные тени и распаляя кровь почище дозы бренди. Будь что будет, пусть себе идет, как пошло, уж тогда-то истории будет сказывать она, тогда-то она возвестит, мол, я бы и раньше сказала, да только вы бы меня записали в чокнутые. О нет! Уж на сей-то раз она не станет мишенью для их шуточек. Пусть узнают сами, что из моря вышел новый дьявол.
   4
   Баркас Миллза Линдстрома оказался крашенным в синий цвет тупоносым бостонским китобойцем, футов двадцати в длину, с парой сидений, рулевой колонкой и пятидесятипятисильным навесным мотором, тарахтевшим позади. Саре пришлось пристроиться у Питера на коленях, и, хотя он был бы не против этого в любом случае, на этот раз он с радостью принял капельку дополнительного тепла. Несмотря на штиль, по морю катились длинные валы, над попавшим в холодный фронт островом нависли тяжелые тучи; далеко в открытом море проглядывающее солнце играло бликами на волнах, но ближе к берегу над водой стлался белесый туман. Однако пасмурная погода не угнетала Питера; он предвкушал приятные выходные в компании Сары и почти не думал о цели нынешней экскурсии, поддерживая неумолчную беседу. Миллз же, напротив, всю дорогу был молчалив и задумчив; когда же впереди замаячил свободно плавающий грязевой агрегат - грязно-бурое пятно, раскинувшееся на сотни ярдов во все стороны, - он достал из-под бушлата трубку и яростно закусил чубук, словно сдерживая страстную тираду.
   Позаимствовав бинокль Миллза, Питер посмотрел вперед. Поверхность агрегата испещрили тысячи белых предметов, с такого удаления казавшиеся костями, торчащими из-под тонкого слоя почвы. Пласты тумана клубились над ним, а край агрегата вяло шевелился, будто непотребная лепешка, елозящая по зыбкой припухлости воды. Ничейная земля, омерзительная клякса на поверхности океана, и по мере приближения все более тошнотворная. Чаще всего белыми объектами оказывались пластиковые бутылки от ядохимикатов и моющих средств, нередко используемые рыбаками в качестве поплавков сетей; хватало и люминесцентных трубок, всяческого пластикового хлама, рваных сетей и плавника, увязших в рыжевато-буром желе разлагающихся нефтепродуктов. Экая Голгофа неорганического мира, подумал Питер, равнина крайней духовной немощи, триумфа энтропии; быть может, в один прекрасный день такой станет вся земля. От едкого солоноватого запаха по коже поползли мурашки.
   - Боже, - выдохнула Сара, когда баркас повернул и пошел вдоль периметра; она раскрыла рот, словно собираясь продолжать, но так и не нашла слов.
   - Понимаю теперь, с чего вас вчера потянуло на спиртное, - сказал Питер Миллзу, но тот лишь хмыкнул, покачав головой.
   - А туда зайти нельзя? - поинтересовалась Сара.
   - Обрывки сетей мигом опутают винт, - косо глянул на нее Миллз. - А чего, с отсюдова недостаточно погано смотрится?
   - Можно поднять мотор и подойти на веслах, - предложил Питер. - Ну же, Миллз! Это же все равно что высадиться на Луне.
   И в самом деле, когда они сели на весла и баркас вошел в агрегат, рассекая рыжевато-бурое месиво, Питер ощутил, что они пересекли некую невидимую границу, вторгнувшись на территорию, куда не ступала нога человека. Воздух стал тяжелее, словно наполнился сдерживаемой энергией, тишина стала более осязаемой, и нарушал ее лишь плеск весел. Миллз сообщил Питеру, что образование приблизительно спиральной формы из-за действия встречных течений, и это усилило ощущение вторжения в неведомое; Питер представлял себя и своих спутников персонажами фантастического романа, ползущими по поверхности циклопического аппарата, встроенного в пол заброшенного храма. Мусор побрякивал о борта. Бурая жижа смахивала на неправильно приготовленное апельсиновое желе, и когда Питер макнул в нее пальцы, на них повисли желтоватые капли. Некоторые образования на поверхности обладали отталкивающей, почти органической красотой: обесцветившиеся, червеобразные жгутики сетей, пропитанные слизью, напоминающие нездоровые погадки какого-то животного; похожие на опарыша щепочки, приткнувшиеся на подстилке из блестящего целлофана; синяя пластиковая крышка с личиком девочки в широкополой шляпке, виднеющаяся среди спагетти стиропоровых лент. Пассажиры баркаса с удовольствием указывали бы друг другу на подобные диковинки, но говорить никому не хотелось. Исходящее от агрегата ощущение безнадежности давило на душу, и даже солнечный луч, ощупывающий лодку, будто прожектор из реального мира, не мог рассеять тяжкую мглу. Затем, ярдах в двухстах от края агрегата, Питер заметил нечто блестящее в темном пластиковом футляре, наклонился и подхватил находку.
   И мгновенно осознал, что взял тот самый предмет из видения, и уж хотел было отшвырнуть его, но ощутил сильнейшую тягу к нему и вместо этого снял крышку и вынул пару серебряных гребней, вроде тех, которыми испанки украшают волосы. Коснувшись их, Питер мысленным взором увидел яркий образ молодой женщины: бледное, бескровное лицо, которое могло быть красивым, если бы не было так истощено и состарено печалями. Габриэла. Это имя выступило в его сознании, как вмерзший в землю след весной проступает из-под тающего снега. Габриэла Па... Паско... Паскуаль. Его палец скользил по узорам гребня, и каждая завитушка несла в себе отпечаток ее личности. Уныние, одиночество и - сильнее всего - ужас. Она очень долго жила страхом. Захотевшая разглядеть гребни Сара взяла их из рук Питера, и призрачное видение жизни Габриэлы Паскуаль растворилось, как пена, совершенно сбив его с толку.
   - Какие красивые! - проговорила Сара. - Должно быть, старинные.
   - Смахивает на мексиканскую работу, - заметил Миллз. - Хмм... А чего это у нас тут? - Он вытянул весло, пытаясь что-то подцепить; потом поднес весло Саре, и она сняла находку с лопасти - тряпку с проступающими из-под слизи желтыми полосками.
   - Блузка. - Сара вертела тряпку так и этак, брезгливо сморщив нос из-за вынужденного прикосновения к слизи; потом вдруг прекратила это занятие и вскинула глаза на Питера. - О Господи! Это блузка Эллен Борчард.
   Взяв у нее блузку, Питер обнаружил под фабричной этикеткой ярлык с именем Эллен Борчард и закрыл глаза в надежде воспринять какие-то образы, как с серебряными гребнями. Ничего. Дар покинул его. Но его охватило гнусное ощущение, что он в точности знает судьбу девочки.
   - Оно лучше отвезти ее к Хью Уэлдону, - сказал Миллз. - Может... - Не договорив, он уставился на агрегат.
   Поначалу Питер не понял, куда устремлен взгляд Миллза, но затем заметил, что поднялся ветер. Ветер весьма специфический. Он медленно огибал баркас по дуге, держась футах в пятидесяти от суденышка; его путь четко прослеживался по пляске мусора в том месте, где он проходил; ветер шептал и вздыхал, потом две пластиковые бутылки, чмокнув, вырвались из слизи и взмыли в воздух. Всякий раз, завершая очередной круг, ветер становился чуточку сильнее.
   - Что за дьявол! - Кровь отхлынула от щек Миллза, и сеточка лопнувших сосудов проступила на них, как алая татуировка.
   Ногти Сары впились в запястье Питера, и его вдруг оглушило сознание, что именно против этого ветра и предостерегало его предчувствие. В панике он стряхнул руку Сары, пробрался на корму и опустил винт навесного двигателя в воду.
   - Сети... - начал было Милз.
   - В задницу сети! Надо убираться отсюда!
   Ветер взвыл, и вся поверхность агрегата вздулась. Скорчившемуся на корме Питеру опять бросилось в глаза сходство агрегата с кладбищем, где кости торчат из-под земли, вот только теперь все кости извивались, стремясь вырваться на свободу. Некоторые пластиковые бутылки, вихляясь, катились по поверхности, подскакивая высоко в воздух при каждом ударе о препятствия. Это зрелище на миг парализовало его, но, как только Миллз завел двигатель, Питер пробрался на свое место и потянул Сару за собой. Миллз направил баркас к Мадакету. Слизь чавкала и шлепалась о борта, падающие на ветровое стекло бурые кляксы вязко сползали вниз и в стороны. Ветер с каждой секундой становился мощнее и громче, взмыв до воя, заглушающего рокот мотора. Люминесцентная трубка заскакала вокруг баркаса, как дирижерская палочка; бутылки, целлофан и брызги нефтяной слизи летели в него со всех сторон. Сара уткнулась лицом Питеру в плечо, и он крепко прижал ее к себе, вознося молитвы, чтобы мотор не подвел. Миллз заложил резкий вираж, чтобы разминуться с доской, проскочившей у самого борта, баркас вырвался на чистую воду, прочь из объятий ветра - хотя его неистовый рев по-прежнему доносился до них, - и заскользил вниз по длинному валу.
   Испытывая безмерное облегчение, Питер погладил Сару по волосам и порывисто перевел дыхание, но, как только оглянулся, облегчение его как рукой сняло. Сотни, тысячи пластиковых бутылок, люминесцентных трубок и прочих отбросов кружили в воздухе над агрегатом безумным столбом, подпирающим хмурое небо, а у самых его пределов вода вздымалась узкими полосками, будто клинок ветра хлестал ее, в нерешительности мечась туда-сюда, не зная, продолжать ли преследование.
   Хью Уэлдон как раз выехал из Мадакета, чтобы расследовать выходку вандалов в кондоминиумах, и, получив радиовызов, добрался до коттеджа Питера всего минут за пять. Он сидел рядом с Миллзом за садовым столиком, слушая их рассказ. С кушетки, где в обнимку с Сарой сидел Питер, силуэт шефа полиции на фоне серого окна напоминал богомола; кряхтение и вскрикивание полицейской рации казалось неотъемлемой частью его личности, исходящей от него эманацией. Выслушав их рассказ, он встал, подошел к плите, поднял конфорку и плюнул внутрь; плита с треском плюнула в ответ искрой.
   - Будь вы вдвоем, - повернулся Хью к Питеру и Саре, - я бы засадил вас обоих да поглядел, чего вы там утаиваете. Но вот у Миллза не хватит фантазии на подобные глупости, так что, пожалуй, придется поверить. - Он с лязгом опустил конфорку на место и с прищуром взглянул на Питера. - Вы говорите, что писали чего-то насчет Эллен Борчард в своей книжке. Чего?
   Питер подался вперед, опершись локтями о колени.
   - После наступления сумерек она пришла на мыс Смита. Она сердилась на родителей и хотела напугать их. Так что она сняла блузку - у нее с собой была сменная одежда, потому что она собиралась убежать из дому - и хотела ее изорвать, чтобы они подумали, будто ее убили, когда ветер действительно сделал это.
   - И каким же способом? - осведомился Уэлдон.
   - В книге ветер выступает в роли стихийного протосущества, жестокого и капризного. Оно играло с ней. Повалило и протащило по гальке. Потом отпустило и снова повалило. Она изрезалась ракушками, была с головы до ног залита кровью и кричала. В конце концов оно сорвало ее в воздух и унесло в море.