Страница:
В Москве Бородатого Полковника ждала телефонограмма: "Уважаемый пресс-секретарь! Сегодня утром мою машину остановил молодой человек, насколько я знаю, журналист центральной газеты. Представившись "правой рукой президента", он заявил, что опаздывает на самолет, потребовал предоставить автотранспорт. Я отказался. Тогда он выволок меня, швырнул на землю и со словами: "Без меня Ельцин не взлетит!" - силой принудил шофера везти его в аэропорт. Прошу принять меры, иначе произошедшее станет достоянием гласности в республике. Мэр города Н. П-ов. О чем ваш журналист, видимо, не подозревал..."
- Я же говорил, - в сердцах чертыхался на следующий день Андрей. Подозрительно знакомой была белая "Волга"... - И уже в мой адрес, в адрес пресс-службы: - По телефонной книге команду набирали?..
"САЛАМ АЛКОГОЛЕЙКУМ!"
(Кабардинские моталки)
В Нальчик год спустя Бородатый Полковник отправился умудренный опытом многих командировок. Никакой самодеятельности, никакого козыряния ксивами. Весело, бодро строиться с вещами в шеренгу по два и, глядя друг другу в затылок, - марш в металлический загон! Все это в скором времени доведет до совершенства трепещущий, словно флаг, в красном своем пиджаке во главе колонны журналистов Иван Иваныч Иванов. У полковника же злость больше напускная, он - добрый следователь...
Ельцин той весной отдыхал в Сочи. Соскучившись, надумал посетить соседнюю Кабардино-Балкарию - самый тихий закавказский регион. На сегодняшний день единственный, который смело, без стыда заявляет, что вошел когда-то в состав империи добровольно. В центре города памятник - красивая мраморная женщина в национальном наряде. "Навеки с Россией" называется.
Приехали сюда на пару дней, обычный рабочий визит. Но задержались в республике почти на полмесяца. Нежданные весенние каникулы после слякотной Москвы, горный воздух. Вместо липкой столичной грязи - целебные ванны, нарзан прямо из отверстия в скале...
Ельцин в последний момент почему-то передумал лететь, потом вроде собрался - погода испортилась. Нашей группе дали команду - ждать сколько нужно и предаваться релаксации. Пришлось Полковнику отложить до следующего раза припасенный набор окриков и знаменитую гортанную команду "Молча-а-а-а-ть!", любимую журналистами.
Так, случайно, оказались мы с Андреем в одном номере бывшего лубянского санатория, который ныне захирел и больше смахивает на богадельню - с убогой столовой, забытой людьми библиотекой, где на полках встречались странные книги: проза Евгения Гоголя и Геннадия Пушкина. Полистал и брошюру некоего Сергея Лермонтова - "Как уберечься от аллергии"...
Вечером в номер постучался посетитель с картонной коробкой.
- Министр печати республики Руслан Магомедович, - представился небольшого роста мужчина с грустными глазами. - Буду вас немножко курировать...
В коробке оказались консервы "печень трески", колбаса, бутылка отборного коньяка и несколько кругов копченого кабардинского сыра - местный деликатес.
- Устраивайтесь, дорогие, - сказал, прощаясь, Руслан Магомедович, завтра порешаем все вопросы. Отдохнем. Знаете, как переводится название коньяка "КВВК"? Инициалы нашего президента и его супруги. "Коков Валерий Виолетта Кокова". Кабардинский фольклор.
Слово "порешаем" тоже оказалось многозначным. Наутро у ворот санатория обнаружилась черная "Волга", все ещё вожделенная в предгорьях Кавказа, и шофер в белоснежной сорочке помчал нас с Андреем в сторону холмов на горизонте. Вдоль дороги зеленели молодые топольки. "Порешаем" означает не столько подготовку к президентскому визиту, сколько один из самых хлебосольных столов в России, главенство тамады, строгий застольный этикет.
Руслан, раскрыв объятия, лично встретил нас на склоне холма. С восточными ужимками, полуобняв за талии, повел внутрь гостевого особняка. Расторопные парни у входа уже раздували мангал. Стол внутри был заранее сервирован.
Все, чем богата республика, все, что растет, щебечет и блеет на её зеленых просторах, плескается в горных речках, - эта Большая Еда теснилась на хрустящей скатерти, наполняла пространство комнаты райскими ароматами. Оживший натюрморт времен барокко...
Пишу об этом и вспоминаю совсем другой стол, иной прием, состоявшийся в только что отреставрированной Третьяковской галерее. Его устроила для журналистов Елизавета II, впервые посетившая российскую столицу. Сначала, по этикету, королеве и её мужу, герцогу Эдинбургскому, адъютант в расшитом золотом мундире представил гостей. Простояв полчаса в длинной очереди, удостоился и я чести пожать королевскую лапку в ажурной перчатке. Затем двинулись в зал, предвкушая изыски британской кулинарии.
И обнаружили на длинных столах вдоль стен бутерброды с сыром и шампанское в пластмассовых стаканчиках. Сыр (тонкая полоска), как и хлеб, оказались заветренными. Отдаленное отношение к подвалам мамаши Клико имел и шипучий напиток. Видно, придворные Елизаветы заказали угощение прямо в музейном буфете. Настроившиеся было на виски мужчины и их декольтированные спутницы пригорюнились...
А зря. Разве может удовольствие от еды сравниться с тем, что Ее Величество лично подошла к каждому из приглашенных, справилась о месте работы, увлечениях, каждому пожелала счастья и здоровья - и все просто, не по-виндзорски. Словно старая школьная учительница собрала бывших питомцев, порасспросила о жизни, угостила чем смогла. Не взыщите, живу на пенсию...
Подумалось: хорошо бы в Кремле перенять этот опыт, вот с кого нужно брать пример нашему помазаннику, вслед за которым (в любую маломальскую поездку) несется спецсамолет со жратвой. Даже в свите личный официант с саквояжем бутылок и закусок всегда рядом, плечом к плечу с хранителем "ядерной кнопки". А пиры под скорбные взоры иконописных ликов в Грановитой палате?..
Похоже, и мы с Андреем впервые в жизни удостоились подобных почестей. Но здесь Кавказ, восточное гостеприимство. Кроме того, позже, уже в Москве, случайно узнали, что Руслан сам тогда сильно потратился. До сих пор неудобно. Ну да ладно. Наступило время первого тоста.
То была длинная витиеватая речь - сразу обо всем на свете. Для начала обстоятельный Руслан изложил суть отношений Кабарино-Балкарии и России "ни одной войны за всю многовековую историю", затем перешел к "славным представителям великой соседки", нам то есть, нарисовал словесные портреты дорогих гостей (лестные, несколько приукрашенные, как портреты художников на Старом Арбате) и, наконец, пожелал благополучия родственникам, близким, знакомым - вообще всем хорошим людям, живущим на этой чудесной земле...
Я понимал - мы гости из Кремля, здесь принято произносить цветистые речи. Но все же ощущал - Руслан говорит искренне. Кто мы ему? Мелкие чиновники, а он министр целой республики. Давно не приходилось слышать таких добрых слов. Отвыкли мы от них. И так вдруг легко сделалось на душе, как бывает в короткие минуты нежданного счастья. Смотрел, как улыбается Андрей - он чувствовал то же самое. Взглядом на взгляд ответил ему: и я, мол, рад, что мы здесь, Руслану рад, тебе. Хорошо заводить новых друзей!
- За сказанное! - подытожил министр.
Вечером, нагруженные гостинцами, вернулись назад, в санаторий. Андрей оказался настоящим товарищем. Все дары аккуратно разложил по тарелкам, решив созвать ребят из соседних номеров. Похоже, только нам повезло с провожатым. Остальная группа - врачи, связисты, охранники - никого не дождались и дружно сосали лапу в голодном санатории. Кому не жаль было командировочных (целых 18 тысяч старыми в сутки), купили в соседнем магазине водку (пять тысяч) и под неё любовались горным видом из окна.
Пока Андрей орудовал ножом и штопором, я созывал по этажу гостей. Зашел в номер к "айболитам" и остолбенел. Двое личных врачей президента пожилой, седовласый, ещё стройный, похоже, бывший дамский любимец, и молодой, смахивающий на солнцевского братана парень в спортивном костюме1 обитали в наглухо задраенном номере, насыщенном винными парами и прокуренном, как кубрик пиратской шхуны. Бычки топили в бутылке, уже до отказа заполненной коричневой никотиновой жижей. Рядом - горка опустошенных склянок из-под медицинского спирта.
- Да тут сдохнуть можно, док! - обратился я к пожилому. - Хоть бы окно открыли...
- Зачем? - пожал он плечами. - Нарушится гармония. Лечение должно быть полноценным...
Ночью, переполненные впечатлениями, мы с Андреем никак не могли заснуть. Рассказывали друг другу о себе.
Была у него в жизни драма, давно, ещё во времена лейтенантства. Умерла от злой болезни молодая жена. Остался один с маленьким сыном на руках. Никого из родных в Москве не было. Трудно это - самому стирать, готовить, провожать и встречать из садика. По вечерам - когда сослуживцы торопятся кто в соседнюю закусочную, кто к верным подругам - бежать домой штопать колготки, купать сына. "Не журись, Андрюша!" - говорил он сам себе. И люди не догадывались, что творилось у него на душе. Всегда доброжелательный, улыбчивый, не нытик, но жалостливый к другим, он вызывал в коллективе дружную симпатию. Ребята всегда старались помочь - кто порточки выросшего сына принесет, кто апельсин, а кто и двадцатку до лучших времен...
Наутро эстафету Руслана приняли офицеры местного ФСБ, ответственные за работу с прессой. Повезли нас на рыбалку в сторону Терека, верст за тридцать от Нальчика.1 Не совсем, конечно, рыбалка. Купили на рынке, пренебрегая сазанами и осетрами, несколько белых рыбок, похожих на карликовых сомов (как из таких уху сваришь?). Позже бросили вещи на берегу, развели костер. И снова нахлынуло давешнее умиротворение, ускользающая волна тихой радости...
Река - быстрая, ледяная, ревет на перекатах. Искрится, дрожит в кристальных потоках апрельское солнце. В его лучах угадывается на противоположном берегу контрастно-черная фигура рыбака с неводом. Он медленно движется в нашу сторону - забросит невод, вытащит, снова забросит... Ритмичные движения, как в замедленной съемке.
Котелок закипает. Скоро будет уха.
- Не сомневайтесь, - говорит Валерий, один из наших провожатых. - Это хорошая рыбка. Маленькая, но наваристая. Водится только в Тереке...
Уха и вправду оказалась не хуже волжской. Вот так сомики! Андрей живописал коллегам будни Службы безопасности, рассказывал о повадках ожидаемых в скором времени журналистов.
- А Коржакова часто удается близко видеть? - уважительно спросили офицеры.
- Каждый день, как вас сейчас, - улыбнулся Андрей. - И президентскую руку доводилось пожимать...
- Ну... - поцокали языками наши спутники, с опаской переглянулись. Везучие...
Рыбак с неводом почти добрался, перепрыгивая с камня на камень, до нашего берега. Пронизанный золотыми солнечными искрами, грациозно двигаясь, он как бы венчал живую картину земной благодати, неизвестно откуда взявшееся легкое счастье... Вот бы сюда Клода Моне.
- Может, пригласим к столу? - предложил Андрей. - Совсем промок парень.
Начали хором звать незнакомца.
Стесняясь, неторопливо подошел он к костру. Поблагодарив, аккуратно пригубил предложенный стакан. Был рыбак высок, черноволос, густая борода на молодом лице, сияющие глаза.
- Ахмед, - представился он, - местный чеченец. Этнический. А это от меня вашему столу, - и протянул Андрею свой улов. Десяток белых холодных рыбок. Новая уха!
Думаю о солнечном дне на берегу реки и чувствую - то была подлинная радость! Сидим рука об руку - чеченец, кабардинец, балкарец, я и Андрей. "Еще до войны..." - помните? Всего-то знакомы несколько часов, а хорошо вместе. Как родным людям. Уходящая, тающая взаимность... Меньше чем через год начнется бойня в Грозном. Где окажется Ахмед? Уйдет ли в родную Чечню, чтобы влиться в отряд Басаева, или захватит заложников в Первомайском, куда пошлют на штурм Черного Ангела? Погибнет в Самашках? А может, останется в Кабарде, чтобы не огорчать семью, и будет все так же выходить по утрам с неводом?..
Вскоре, получив очередную ложную команду, в Нальчик нагрянули журналисты. Впустую. Ельцин по-прежнему оставался в Сочи. Наш добрый министр Руслан подготовил программу и для прессы. Для начала - экскурсия на Эльбрус.
Ее мало кто запомнил. В том числе и мы с Бородатым Полковником. Потому что на каждой из остановок по ходу движения горного подъемника - 600 метров, 900, 1500, 2000 - обнаруживался лихой орел в бурке и папахе, а при нем - ящик водки и блюдо баранины. Так чествовали журналистов. Один из иностранцев, которому выдумка Руслана очень понравилась, радостно выкрикивал на каждом привале единственное знакомое ему русское слово "Махнем!" Но не рассчитал силы. Потому что после четвертого стакана пошатнулся, икнул и с трудом выговорил ещё одно новое для него слово - "Не махнем!"
Выше 2300 метров никто не смог подняться. Потому что барашек был маленький, на всех не хватило. А без закуски силы альпинистам изменили. У входа на подъемник красовался традиционный плакат: "Салам алейкум, Борис Николаевич!"
- Нет, это не салам алейкум, - сказал один из корреспондентов, это - салам алкоголейкум!
После Эльбруса команду журналистов повезли реанимировать в бассейн с минеральной водой. Разделись донага. Скользя по кафелю, как лоси по январскому льду, еле добрались до края бассейна. И тут обнаружили, что между нами дама, журналистка - кустодиевская матрона во всей первозданной красе. Не стесняясь и не обращая на нас внимания, она, как Лорелея, бросилась в пузыристую воду. Мужики от брызг и произведенного шума резко протрезвели. Какова нимфа!
- Если б она была на месте Лорелеи, - резонно заметил один из купальщиков, - Рейн бы вышел из берегов, затопил все окрестные виноградники...
- За сказанное! - произнес Руслан, неожиданно появившийся из двери в углу бассейна с подносом шампанского.
Когда вернулись с Андреем в наш номер, санаторий спал. Видно, не очень крепко - с голодухи. Едва я вставил в скважину ключ, из соседних номеров высунулись любопытные носы: - что там у соседей в поклаже? Пир продолжился...
За время нашего отсутствия в штабе Службы безопасности произошел конфуз. Младший офицер Серега Курицын, которому по ранжиру положено сидеть в штабном номере безвылазно, у правительственных телефонов, измучившись за неделю - руки-ноги затекли как у лежачего паралитика, пролежни пошли! попросился у начальства в короткую увольнительную. На пятнадцать минуть. Подышать. Отжаться пару раз, побегать.
Ровно через пятнадцать минут назад в штаб ввалился невменяемый человек с остекленевшим взором, пьяный труп. Повалился на кровать и захрапел. Побудка ничего не дала. Решили отложить выяснение тайны до утра.
Придя в себя, смущенный офицер доложил, что, выйдя в парк, увидел группу людей на поляне перед санаторием. Царило веселье, смех, слышался звон бокалов. Пикник? Серега из любопытства подошел поближе. Оказалось, свадьба. Его уже заметили друзья жениха, под руки потащили к разложенной на земле скатерти. Кабардинская свадьба - дело строгое. За отказ поздравить новобрачных вполне могут накостылять по шее. Увидев, что силы не равны, парень принял на грудь полный стакан. От души поблагодарил и попятился было назад. "А за родителей?" - "Ребята, меня под трибунал отдадут". - "Хорошо, будем казнить здесь и сейчас". Пришлось ещё опрокинуть. "А теперь за нашего президента, Валерия Мухамедовича Кокова!" Еще стакан. Итого 750 залпом без закуски. Вот и вся тайна...
В один из вечеров, наверное двенадцатый по счету, решили с Андреем пройтись по центральному проспекту - длинной безлюдной улице, скорее напоминающей околицу большого села. Проспект носил имя неведомого нам Шогенцукова. Мы тут же переименовали его в проспект Гогенцоллернов. (Андрей к тому времени уже был знаком с Великой Княгиней и наследником, носителем этой славной фамилии. В Кремле ходили разговоры о придании Императорскому дому официального статуса. Позже Ельцин пару раз встретился с Великими княгинями, велел даже выделить резиденцию в ближнем Подмосковье. Службе безопасности было поручено охранять и сопровождать высоких особ, а также неторопливо готовить документы о признании царской семьи. Но грянули президентские выборы, Чубайс смешал все карты, Коржакова, считавшего себя державником и близко к сердцу принявшего идею возвращения домой наследника, без выходного пособия и погон выставили за красный забор. И указ, уже было подготовленный, где-то затерялся. Я пытался по просьбе своего друга Зураба Чавчавадзе, представителя Императорского Дома в России, его разыскать. Но на меня шикнули старшие кремлевские товарищи: мол, не нужны Чубайсу эти парижские цари, лишние хлопоты, главное - своих поудачнее рассадить. И пропал документ - лег под другие бумаги, а потом и Ельцин - под Дебейки, пресса пошумела и замолкла. Так что история с официальным признанием Императорского Дома не получилась... Остался лишь проспект Гогенцоллернов.
...А, может, вспомнили анекдот о переименовании колхоза "Путь Ленина" в хозяйство им. Джавахарлара Неру. "Почему?" - поинтересовались односельчане у мужика, предложившего столь странное название. "Очень на "твою мать" похоже", - ответил он.)
Возвращались домой за полночь. На подходе к санаторию в одном из домов заприметили освещенное окно - единственное на всю округу. В нем происходило какое-то движение. Вроде мужик гладил брюки или рубашку. Но нет. Подойдя совсем близко, увидели жаркую любовную сцену. Неумышленно. Оторванные полмесяца от жен и подруг, мы, задрав головы, зачарованно наблюдали - два дурака - за этой страстью, смертельно завидовали счастливцу. Пока, наконец, нас не обнаружили. Несчастный любовник камнем упал на кровать, прикрыл подругу. Затем погас свет.
- Пора нам, Андрюша, домой, в Москву! - вздохнул я.
Рассказ об этом происшествии вызвал в санатории нервный гомерический хохот. Он тут же прекратился, как только в штабе Службы безопасности загудел аппарат правительственной связи. Звонили из Сочи. "Летит, летит! Погода прояснилась. Завтра будет в Нальчике. Вы там ещё живы? Не подведите Дедушку!"
Пора и мне поставить точку в сочинении "Как я провел весенние каникулы"...
"НАС ИЗВЛЕКУТ ИЗ-ПОД ОБЛОМКОВ..."
ИЛИ ФЬОРД ВИКИНГА
(Норвежские моталки)
Теперь друг без друга мы не выезжали ни в одну командировку. Нальчик больше не повторялся, хорошенького понемногу. На подготовке в Осло летом 95-го, в строгой Норвегии мы приосанились, втянули животы и аккуратно посещали все места, где планировал остановиться президент. Мемориальное кладбище, возложение венков к памятнику русским солдатам, погибшим за освобождение Норвегии. Церемония встречи с королем Харальдом V и королевой Соней на площади перед дворцом. Переговоры в королевских покоях.
Дворец - скромный. Настоящий отечественный Дом культуры времен развитого социализма. Затем старинная крепость Акешхюс над живописным фьордом, обед. Далее - встреча с премьер-министром Гру Харлем Брутланд.
Резиденция главы государства тоже проста. Тянет на наш комитет советских женщин. Строгая добротная мебель, аккуратная побелка на стенах, несколько картин в стиле Мунка. А может, и сам Мунк. Норвегия, в отличие от России, славится не лепниной и паркетом из красного дерева, а живой природой. "Великая зеленая держава", - говорят о своей стране потомки викингов, "пенители моря".
Приехали с Андреем в резиденцию посмотреть расположение кабинетов и столкнулись прямо у входа с... премьершей. Одетая в обтягивающее красное трико и свитер, без охраны, Гру вела за руку маленького мальчика, похоже, внука. Села в автомобиль и укатила. Никто из прохожих даже не обернулся.
- Во порядочки! - покачал головой Андрей. - А как же безопасность? И спустя минуту: - Имя у неё интересное, воинственное. Наверное, назвали в честь нашего славного ГРУ и высылки из страны очередной порции шпионов...
Позже нам объяснили, что Брутланд очень любят соотечественники и никто ей вреда причинить не может. Но охрана имеется, в Норвегии мощный спецназ, один из лучших в Европе. Но, как и в России, светиться не любит. Это правда. Наши ребята из Центра спецназначений - "гоблины" (прозванные так за стриженые затылки и напускную заторможенность) - в своих черных одеждах не обнаруживают себя и в трех метрах...
Я уезжал в Осло с тяжелым сердцем. Врачи обнаружили у отца неизлечимую болезнь, сказали, осталось ему не больше года. Андрей, переживший смерть близкого человека, подбадривал меня, обещал быть рядом, помогать, если будет нужда.
Весь день из гостиничных радиоточек и телевизоров лилась разрывающая душу мелодия, песня Сольвейг Грига, национальное достояние Норвегии. Отец её очень любит. Слушаю - и как будто оказываюсь рядом с ним. Светло и печально...
И вдруг из Кремля пришел отбой - Ельцин заболел, передовой группе сняться и назавтра же улететь домой. Командировочные, к удивлению, разрешили не возвращать. И мы отправились с Андреем прощаться с Норвегией. Пресс-атташе посольства Ваня Малый повез нас на берег фьорда. Стояла удивительная для здешних мест тридцатиградусная жара. Не привыкшие к подобным милостям природы, горожане доставали из дальних сундуков купальники, торопились на пляж. Решили напоследок отметиться и мы. Купили два кило креветок, специальный уголь для костра. Натуральное дерево здесь отважится жечь лишь сумасшедший. Ваня Малый признался, что больно соскучился по Родине, достала эта чухна, запалить бы сейчас настоящий березовый костер. Пара пожилых норвежцев рядом с нами, беззвучно созерцавшая водную гладь вот уже два часа, обернулась на громкие голоса, укоризненно покачала головами. "Тьфу!" - вырвалось у дипломата.
Перед самым отлетом заехали в магазин купить сувениры, знаменитых норвежских троллей - лесной народец, чудесные носатые уродцы, украшение в дом.
В самолете произошло то, что обычно всегда происходит. Расстроенные внезапным отлетом члены передовой группы (больше уж не есть на шару целыми блюдами копченого лакса под недоуменные взгляды официантов) на солидные остатки валюты закупили в посольстве норвежской водки "Вигингфьорд". Очень хорошая, но лучше бы искупались в настоящем фьорде. Поправившись, некоторые весельчаки замыслили раскачать самолет. Ну да, раскачать! Как поддатые студенты лодку в городском парке - в надежде напугать однокурсниц и услышать восторженный визг. Стюардессы и в самом деле завизжали, нажаловались командиру, который парой затрещин и пресек опасный эксперимент.
Глядя на происходящее, мы с Андреем напевали вполголоса песню из старого кинофильма, написанную, правда, про танкистов: "Нас извлекут из-под обломков, поднимут на руки друзья..."
ЭТО ТВОЯ РОДИНА, СЫНОК!
(Московские моталки)
Вскоре дипломат Ваня Малый, как и грезил, был направлен в распоряжение МИДа и навсегда простился с постылой Норвегией.
Радость встречи с отчизной, однако, была омрачена драматическими событиями. Многотонный грузовик с пожитками, который Ваня загодя отправил в Москву, бесследно исчез сразу по пересечении границы. Перечислять пропавшие вещи бессмысленно, долго - горбатился на них всю жизнь.
- Это твоя Родина, сынок! - потряс я по плечу Малого, когда встретились в Москве. - Чем тебе норвежцы не угодили? Помнишь вид из окна нашей гостиницы - уходящий за горизонт фьорд, океанские лайнеры...
- Молчи лучше...
Ничего хорошего не происходило и у меня. Таял на глазах отец, все валилось из рук. И Ипатьев, как Каменный Гость (откомандированный Лубянкой), постоянно вырастал за спиной с очередными придирками. Заглянул как-то в кабинет к Бородатому Полковнику.
- Успокой ты протеже, "на-ухо-доноссора" своего! Проходу не дает. Лишил поездки в Штаты по приглашению Госдепартамента - меняться опытом, обещанной мне американским посольством задолго до его прихода. Какие никакие командировочные. Дома - лазарет, ты же знаешь, каждый рубль на счету. В туалет на работе выйти боюсь - стережет, сатрап, каждый мой шаг. Выслеживает, вынюхивает. Провокаторов подсылает. В Чечню недавно отправил со словами: "Искупишь кровью..." А у меня тоска. Не все шаги уверенные. Помилосердствуйте, братцы!
Андрей с неодобрением ушел от разговора.
- Разбирайтесь, ребята, сами...
Я вскинул на него глаза.
Последнее дело - просить пощады.
Чем разборки кончились, читатель, ты знаешь из предыдущей главы о Миусском кладбище.
ТРОЛЛЬ
(Остатняя моталка)
- Наивняк! - спустя время увещевал знакомый офицер из недавно разогнанной Службы безопасности. - Благодари Бородатого Полковника, он и подставил... Не веришь? Сам слышал, как он объяснял Ипатьеву способ избавиться от тебя. Элементарно, Ватсон! Подлови на опоздании, нашептывал твой разлюбезный друг Андрей, ещё верный повод - пьянка. Сам, если нужно, организуй. Не мне тебя учить. Делай что угодно. Мы прикроем.
- На что ты надеялся? - говорил сам себе, гуляя по Кремлю. - На благородство чекистов? Совсем, дружок, память потерял? Забыл, как университетский товарищ, исчезнувший вскоре после выпускных экзаменов в недрах Лубянки, однажды воскрес и попытался тебя завербовать? Причем пришел на вербовку - в скверик у "Комсомольской правды" - не один, а с начальником, старшим офицером, которому загодя дал слово (не видев меня более двух лет), что "объект" - ближайший друг, по бабам ходили, "хвосты" сдавали, он все поймет и рыпаться не станет. Но я рыпнулся. Объяснил, что не обучен одновременно служить двум господам. Сходите, мол, к главному редактору, спросите соизволения. Даст добро - официально, у нотариуса, оформим отношения.
- Подумай, - незнакомым уклончивым тоном ответил однокашник, - мы ребята полезные, лучше дружить...
- Я же говорил, - в сердцах чертыхался на следующий день Андрей. Подозрительно знакомой была белая "Волга"... - И уже в мой адрес, в адрес пресс-службы: - По телефонной книге команду набирали?..
"САЛАМ АЛКОГОЛЕЙКУМ!"
(Кабардинские моталки)
В Нальчик год спустя Бородатый Полковник отправился умудренный опытом многих командировок. Никакой самодеятельности, никакого козыряния ксивами. Весело, бодро строиться с вещами в шеренгу по два и, глядя друг другу в затылок, - марш в металлический загон! Все это в скором времени доведет до совершенства трепещущий, словно флаг, в красном своем пиджаке во главе колонны журналистов Иван Иваныч Иванов. У полковника же злость больше напускная, он - добрый следователь...
Ельцин той весной отдыхал в Сочи. Соскучившись, надумал посетить соседнюю Кабардино-Балкарию - самый тихий закавказский регион. На сегодняшний день единственный, который смело, без стыда заявляет, что вошел когда-то в состав империи добровольно. В центре города памятник - красивая мраморная женщина в национальном наряде. "Навеки с Россией" называется.
Приехали сюда на пару дней, обычный рабочий визит. Но задержались в республике почти на полмесяца. Нежданные весенние каникулы после слякотной Москвы, горный воздух. Вместо липкой столичной грязи - целебные ванны, нарзан прямо из отверстия в скале...
Ельцин в последний момент почему-то передумал лететь, потом вроде собрался - погода испортилась. Нашей группе дали команду - ждать сколько нужно и предаваться релаксации. Пришлось Полковнику отложить до следующего раза припасенный набор окриков и знаменитую гортанную команду "Молча-а-а-а-ть!", любимую журналистами.
Так, случайно, оказались мы с Андреем в одном номере бывшего лубянского санатория, который ныне захирел и больше смахивает на богадельню - с убогой столовой, забытой людьми библиотекой, где на полках встречались странные книги: проза Евгения Гоголя и Геннадия Пушкина. Полистал и брошюру некоего Сергея Лермонтова - "Как уберечься от аллергии"...
Вечером в номер постучался посетитель с картонной коробкой.
- Министр печати республики Руслан Магомедович, - представился небольшого роста мужчина с грустными глазами. - Буду вас немножко курировать...
В коробке оказались консервы "печень трески", колбаса, бутылка отборного коньяка и несколько кругов копченого кабардинского сыра - местный деликатес.
- Устраивайтесь, дорогие, - сказал, прощаясь, Руслан Магомедович, завтра порешаем все вопросы. Отдохнем. Знаете, как переводится название коньяка "КВВК"? Инициалы нашего президента и его супруги. "Коков Валерий Виолетта Кокова". Кабардинский фольклор.
Слово "порешаем" тоже оказалось многозначным. Наутро у ворот санатория обнаружилась черная "Волга", все ещё вожделенная в предгорьях Кавказа, и шофер в белоснежной сорочке помчал нас с Андреем в сторону холмов на горизонте. Вдоль дороги зеленели молодые топольки. "Порешаем" означает не столько подготовку к президентскому визиту, сколько один из самых хлебосольных столов в России, главенство тамады, строгий застольный этикет.
Руслан, раскрыв объятия, лично встретил нас на склоне холма. С восточными ужимками, полуобняв за талии, повел внутрь гостевого особняка. Расторопные парни у входа уже раздували мангал. Стол внутри был заранее сервирован.
Все, чем богата республика, все, что растет, щебечет и блеет на её зеленых просторах, плескается в горных речках, - эта Большая Еда теснилась на хрустящей скатерти, наполняла пространство комнаты райскими ароматами. Оживший натюрморт времен барокко...
Пишу об этом и вспоминаю совсем другой стол, иной прием, состоявшийся в только что отреставрированной Третьяковской галерее. Его устроила для журналистов Елизавета II, впервые посетившая российскую столицу. Сначала, по этикету, королеве и её мужу, герцогу Эдинбургскому, адъютант в расшитом золотом мундире представил гостей. Простояв полчаса в длинной очереди, удостоился и я чести пожать королевскую лапку в ажурной перчатке. Затем двинулись в зал, предвкушая изыски британской кулинарии.
И обнаружили на длинных столах вдоль стен бутерброды с сыром и шампанское в пластмассовых стаканчиках. Сыр (тонкая полоска), как и хлеб, оказались заветренными. Отдаленное отношение к подвалам мамаши Клико имел и шипучий напиток. Видно, придворные Елизаветы заказали угощение прямо в музейном буфете. Настроившиеся было на виски мужчины и их декольтированные спутницы пригорюнились...
А зря. Разве может удовольствие от еды сравниться с тем, что Ее Величество лично подошла к каждому из приглашенных, справилась о месте работы, увлечениях, каждому пожелала счастья и здоровья - и все просто, не по-виндзорски. Словно старая школьная учительница собрала бывших питомцев, порасспросила о жизни, угостила чем смогла. Не взыщите, живу на пенсию...
Подумалось: хорошо бы в Кремле перенять этот опыт, вот с кого нужно брать пример нашему помазаннику, вслед за которым (в любую маломальскую поездку) несется спецсамолет со жратвой. Даже в свите личный официант с саквояжем бутылок и закусок всегда рядом, плечом к плечу с хранителем "ядерной кнопки". А пиры под скорбные взоры иконописных ликов в Грановитой палате?..
Похоже, и мы с Андреем впервые в жизни удостоились подобных почестей. Но здесь Кавказ, восточное гостеприимство. Кроме того, позже, уже в Москве, случайно узнали, что Руслан сам тогда сильно потратился. До сих пор неудобно. Ну да ладно. Наступило время первого тоста.
То была длинная витиеватая речь - сразу обо всем на свете. Для начала обстоятельный Руслан изложил суть отношений Кабарино-Балкарии и России "ни одной войны за всю многовековую историю", затем перешел к "славным представителям великой соседки", нам то есть, нарисовал словесные портреты дорогих гостей (лестные, несколько приукрашенные, как портреты художников на Старом Арбате) и, наконец, пожелал благополучия родственникам, близким, знакомым - вообще всем хорошим людям, живущим на этой чудесной земле...
Я понимал - мы гости из Кремля, здесь принято произносить цветистые речи. Но все же ощущал - Руслан говорит искренне. Кто мы ему? Мелкие чиновники, а он министр целой республики. Давно не приходилось слышать таких добрых слов. Отвыкли мы от них. И так вдруг легко сделалось на душе, как бывает в короткие минуты нежданного счастья. Смотрел, как улыбается Андрей - он чувствовал то же самое. Взглядом на взгляд ответил ему: и я, мол, рад, что мы здесь, Руслану рад, тебе. Хорошо заводить новых друзей!
- За сказанное! - подытожил министр.
Вечером, нагруженные гостинцами, вернулись назад, в санаторий. Андрей оказался настоящим товарищем. Все дары аккуратно разложил по тарелкам, решив созвать ребят из соседних номеров. Похоже, только нам повезло с провожатым. Остальная группа - врачи, связисты, охранники - никого не дождались и дружно сосали лапу в голодном санатории. Кому не жаль было командировочных (целых 18 тысяч старыми в сутки), купили в соседнем магазине водку (пять тысяч) и под неё любовались горным видом из окна.
Пока Андрей орудовал ножом и штопором, я созывал по этажу гостей. Зашел в номер к "айболитам" и остолбенел. Двое личных врачей президента пожилой, седовласый, ещё стройный, похоже, бывший дамский любимец, и молодой, смахивающий на солнцевского братана парень в спортивном костюме1 обитали в наглухо задраенном номере, насыщенном винными парами и прокуренном, как кубрик пиратской шхуны. Бычки топили в бутылке, уже до отказа заполненной коричневой никотиновой жижей. Рядом - горка опустошенных склянок из-под медицинского спирта.
- Да тут сдохнуть можно, док! - обратился я к пожилому. - Хоть бы окно открыли...
- Зачем? - пожал он плечами. - Нарушится гармония. Лечение должно быть полноценным...
Ночью, переполненные впечатлениями, мы с Андреем никак не могли заснуть. Рассказывали друг другу о себе.
Была у него в жизни драма, давно, ещё во времена лейтенантства. Умерла от злой болезни молодая жена. Остался один с маленьким сыном на руках. Никого из родных в Москве не было. Трудно это - самому стирать, готовить, провожать и встречать из садика. По вечерам - когда сослуживцы торопятся кто в соседнюю закусочную, кто к верным подругам - бежать домой штопать колготки, купать сына. "Не журись, Андрюша!" - говорил он сам себе. И люди не догадывались, что творилось у него на душе. Всегда доброжелательный, улыбчивый, не нытик, но жалостливый к другим, он вызывал в коллективе дружную симпатию. Ребята всегда старались помочь - кто порточки выросшего сына принесет, кто апельсин, а кто и двадцатку до лучших времен...
Наутро эстафету Руслана приняли офицеры местного ФСБ, ответственные за работу с прессой. Повезли нас на рыбалку в сторону Терека, верст за тридцать от Нальчика.1 Не совсем, конечно, рыбалка. Купили на рынке, пренебрегая сазанами и осетрами, несколько белых рыбок, похожих на карликовых сомов (как из таких уху сваришь?). Позже бросили вещи на берегу, развели костер. И снова нахлынуло давешнее умиротворение, ускользающая волна тихой радости...
Река - быстрая, ледяная, ревет на перекатах. Искрится, дрожит в кристальных потоках апрельское солнце. В его лучах угадывается на противоположном берегу контрастно-черная фигура рыбака с неводом. Он медленно движется в нашу сторону - забросит невод, вытащит, снова забросит... Ритмичные движения, как в замедленной съемке.
Котелок закипает. Скоро будет уха.
- Не сомневайтесь, - говорит Валерий, один из наших провожатых. - Это хорошая рыбка. Маленькая, но наваристая. Водится только в Тереке...
Уха и вправду оказалась не хуже волжской. Вот так сомики! Андрей живописал коллегам будни Службы безопасности, рассказывал о повадках ожидаемых в скором времени журналистов.
- А Коржакова часто удается близко видеть? - уважительно спросили офицеры.
- Каждый день, как вас сейчас, - улыбнулся Андрей. - И президентскую руку доводилось пожимать...
- Ну... - поцокали языками наши спутники, с опаской переглянулись. Везучие...
Рыбак с неводом почти добрался, перепрыгивая с камня на камень, до нашего берега. Пронизанный золотыми солнечными искрами, грациозно двигаясь, он как бы венчал живую картину земной благодати, неизвестно откуда взявшееся легкое счастье... Вот бы сюда Клода Моне.
- Может, пригласим к столу? - предложил Андрей. - Совсем промок парень.
Начали хором звать незнакомца.
Стесняясь, неторопливо подошел он к костру. Поблагодарив, аккуратно пригубил предложенный стакан. Был рыбак высок, черноволос, густая борода на молодом лице, сияющие глаза.
- Ахмед, - представился он, - местный чеченец. Этнический. А это от меня вашему столу, - и протянул Андрею свой улов. Десяток белых холодных рыбок. Новая уха!
Думаю о солнечном дне на берегу реки и чувствую - то была подлинная радость! Сидим рука об руку - чеченец, кабардинец, балкарец, я и Андрей. "Еще до войны..." - помните? Всего-то знакомы несколько часов, а хорошо вместе. Как родным людям. Уходящая, тающая взаимность... Меньше чем через год начнется бойня в Грозном. Где окажется Ахмед? Уйдет ли в родную Чечню, чтобы влиться в отряд Басаева, или захватит заложников в Первомайском, куда пошлют на штурм Черного Ангела? Погибнет в Самашках? А может, останется в Кабарде, чтобы не огорчать семью, и будет все так же выходить по утрам с неводом?..
Вскоре, получив очередную ложную команду, в Нальчик нагрянули журналисты. Впустую. Ельцин по-прежнему оставался в Сочи. Наш добрый министр Руслан подготовил программу и для прессы. Для начала - экскурсия на Эльбрус.
Ее мало кто запомнил. В том числе и мы с Бородатым Полковником. Потому что на каждой из остановок по ходу движения горного подъемника - 600 метров, 900, 1500, 2000 - обнаруживался лихой орел в бурке и папахе, а при нем - ящик водки и блюдо баранины. Так чествовали журналистов. Один из иностранцев, которому выдумка Руслана очень понравилась, радостно выкрикивал на каждом привале единственное знакомое ему русское слово "Махнем!" Но не рассчитал силы. Потому что после четвертого стакана пошатнулся, икнул и с трудом выговорил ещё одно новое для него слово - "Не махнем!"
Выше 2300 метров никто не смог подняться. Потому что барашек был маленький, на всех не хватило. А без закуски силы альпинистам изменили. У входа на подъемник красовался традиционный плакат: "Салам алейкум, Борис Николаевич!"
- Нет, это не салам алейкум, - сказал один из корреспондентов, это - салам алкоголейкум!
После Эльбруса команду журналистов повезли реанимировать в бассейн с минеральной водой. Разделись донага. Скользя по кафелю, как лоси по январскому льду, еле добрались до края бассейна. И тут обнаружили, что между нами дама, журналистка - кустодиевская матрона во всей первозданной красе. Не стесняясь и не обращая на нас внимания, она, как Лорелея, бросилась в пузыристую воду. Мужики от брызг и произведенного шума резко протрезвели. Какова нимфа!
- Если б она была на месте Лорелеи, - резонно заметил один из купальщиков, - Рейн бы вышел из берегов, затопил все окрестные виноградники...
- За сказанное! - произнес Руслан, неожиданно появившийся из двери в углу бассейна с подносом шампанского.
Когда вернулись с Андреем в наш номер, санаторий спал. Видно, не очень крепко - с голодухи. Едва я вставил в скважину ключ, из соседних номеров высунулись любопытные носы: - что там у соседей в поклаже? Пир продолжился...
За время нашего отсутствия в штабе Службы безопасности произошел конфуз. Младший офицер Серега Курицын, которому по ранжиру положено сидеть в штабном номере безвылазно, у правительственных телефонов, измучившись за неделю - руки-ноги затекли как у лежачего паралитика, пролежни пошли! попросился у начальства в короткую увольнительную. На пятнадцать минуть. Подышать. Отжаться пару раз, побегать.
Ровно через пятнадцать минут назад в штаб ввалился невменяемый человек с остекленевшим взором, пьяный труп. Повалился на кровать и захрапел. Побудка ничего не дала. Решили отложить выяснение тайны до утра.
Придя в себя, смущенный офицер доложил, что, выйдя в парк, увидел группу людей на поляне перед санаторием. Царило веселье, смех, слышался звон бокалов. Пикник? Серега из любопытства подошел поближе. Оказалось, свадьба. Его уже заметили друзья жениха, под руки потащили к разложенной на земле скатерти. Кабардинская свадьба - дело строгое. За отказ поздравить новобрачных вполне могут накостылять по шее. Увидев, что силы не равны, парень принял на грудь полный стакан. От души поблагодарил и попятился было назад. "А за родителей?" - "Ребята, меня под трибунал отдадут". - "Хорошо, будем казнить здесь и сейчас". Пришлось ещё опрокинуть. "А теперь за нашего президента, Валерия Мухамедовича Кокова!" Еще стакан. Итого 750 залпом без закуски. Вот и вся тайна...
В один из вечеров, наверное двенадцатый по счету, решили с Андреем пройтись по центральному проспекту - длинной безлюдной улице, скорее напоминающей околицу большого села. Проспект носил имя неведомого нам Шогенцукова. Мы тут же переименовали его в проспект Гогенцоллернов. (Андрей к тому времени уже был знаком с Великой Княгиней и наследником, носителем этой славной фамилии. В Кремле ходили разговоры о придании Императорскому дому официального статуса. Позже Ельцин пару раз встретился с Великими княгинями, велел даже выделить резиденцию в ближнем Подмосковье. Службе безопасности было поручено охранять и сопровождать высоких особ, а также неторопливо готовить документы о признании царской семьи. Но грянули президентские выборы, Чубайс смешал все карты, Коржакова, считавшего себя державником и близко к сердцу принявшего идею возвращения домой наследника, без выходного пособия и погон выставили за красный забор. И указ, уже было подготовленный, где-то затерялся. Я пытался по просьбе своего друга Зураба Чавчавадзе, представителя Императорского Дома в России, его разыскать. Но на меня шикнули старшие кремлевские товарищи: мол, не нужны Чубайсу эти парижские цари, лишние хлопоты, главное - своих поудачнее рассадить. И пропал документ - лег под другие бумаги, а потом и Ельцин - под Дебейки, пресса пошумела и замолкла. Так что история с официальным признанием Императорского Дома не получилась... Остался лишь проспект Гогенцоллернов.
...А, может, вспомнили анекдот о переименовании колхоза "Путь Ленина" в хозяйство им. Джавахарлара Неру. "Почему?" - поинтересовались односельчане у мужика, предложившего столь странное название. "Очень на "твою мать" похоже", - ответил он.)
Возвращались домой за полночь. На подходе к санаторию в одном из домов заприметили освещенное окно - единственное на всю округу. В нем происходило какое-то движение. Вроде мужик гладил брюки или рубашку. Но нет. Подойдя совсем близко, увидели жаркую любовную сцену. Неумышленно. Оторванные полмесяца от жен и подруг, мы, задрав головы, зачарованно наблюдали - два дурака - за этой страстью, смертельно завидовали счастливцу. Пока, наконец, нас не обнаружили. Несчастный любовник камнем упал на кровать, прикрыл подругу. Затем погас свет.
- Пора нам, Андрюша, домой, в Москву! - вздохнул я.
Рассказ об этом происшествии вызвал в санатории нервный гомерический хохот. Он тут же прекратился, как только в штабе Службы безопасности загудел аппарат правительственной связи. Звонили из Сочи. "Летит, летит! Погода прояснилась. Завтра будет в Нальчике. Вы там ещё живы? Не подведите Дедушку!"
Пора и мне поставить точку в сочинении "Как я провел весенние каникулы"...
"НАС ИЗВЛЕКУТ ИЗ-ПОД ОБЛОМКОВ..."
ИЛИ ФЬОРД ВИКИНГА
(Норвежские моталки)
Теперь друг без друга мы не выезжали ни в одну командировку. Нальчик больше не повторялся, хорошенького понемногу. На подготовке в Осло летом 95-го, в строгой Норвегии мы приосанились, втянули животы и аккуратно посещали все места, где планировал остановиться президент. Мемориальное кладбище, возложение венков к памятнику русским солдатам, погибшим за освобождение Норвегии. Церемония встречи с королем Харальдом V и королевой Соней на площади перед дворцом. Переговоры в королевских покоях.
Дворец - скромный. Настоящий отечественный Дом культуры времен развитого социализма. Затем старинная крепость Акешхюс над живописным фьордом, обед. Далее - встреча с премьер-министром Гру Харлем Брутланд.
Резиденция главы государства тоже проста. Тянет на наш комитет советских женщин. Строгая добротная мебель, аккуратная побелка на стенах, несколько картин в стиле Мунка. А может, и сам Мунк. Норвегия, в отличие от России, славится не лепниной и паркетом из красного дерева, а живой природой. "Великая зеленая держава", - говорят о своей стране потомки викингов, "пенители моря".
Приехали с Андреем в резиденцию посмотреть расположение кабинетов и столкнулись прямо у входа с... премьершей. Одетая в обтягивающее красное трико и свитер, без охраны, Гру вела за руку маленького мальчика, похоже, внука. Села в автомобиль и укатила. Никто из прохожих даже не обернулся.
- Во порядочки! - покачал головой Андрей. - А как же безопасность? И спустя минуту: - Имя у неё интересное, воинственное. Наверное, назвали в честь нашего славного ГРУ и высылки из страны очередной порции шпионов...
Позже нам объяснили, что Брутланд очень любят соотечественники и никто ей вреда причинить не может. Но охрана имеется, в Норвегии мощный спецназ, один из лучших в Европе. Но, как и в России, светиться не любит. Это правда. Наши ребята из Центра спецназначений - "гоблины" (прозванные так за стриженые затылки и напускную заторможенность) - в своих черных одеждах не обнаруживают себя и в трех метрах...
Я уезжал в Осло с тяжелым сердцем. Врачи обнаружили у отца неизлечимую болезнь, сказали, осталось ему не больше года. Андрей, переживший смерть близкого человека, подбадривал меня, обещал быть рядом, помогать, если будет нужда.
Весь день из гостиничных радиоточек и телевизоров лилась разрывающая душу мелодия, песня Сольвейг Грига, национальное достояние Норвегии. Отец её очень любит. Слушаю - и как будто оказываюсь рядом с ним. Светло и печально...
И вдруг из Кремля пришел отбой - Ельцин заболел, передовой группе сняться и назавтра же улететь домой. Командировочные, к удивлению, разрешили не возвращать. И мы отправились с Андреем прощаться с Норвегией. Пресс-атташе посольства Ваня Малый повез нас на берег фьорда. Стояла удивительная для здешних мест тридцатиградусная жара. Не привыкшие к подобным милостям природы, горожане доставали из дальних сундуков купальники, торопились на пляж. Решили напоследок отметиться и мы. Купили два кило креветок, специальный уголь для костра. Натуральное дерево здесь отважится жечь лишь сумасшедший. Ваня Малый признался, что больно соскучился по Родине, достала эта чухна, запалить бы сейчас настоящий березовый костер. Пара пожилых норвежцев рядом с нами, беззвучно созерцавшая водную гладь вот уже два часа, обернулась на громкие голоса, укоризненно покачала головами. "Тьфу!" - вырвалось у дипломата.
Перед самым отлетом заехали в магазин купить сувениры, знаменитых норвежских троллей - лесной народец, чудесные носатые уродцы, украшение в дом.
В самолете произошло то, что обычно всегда происходит. Расстроенные внезапным отлетом члены передовой группы (больше уж не есть на шару целыми блюдами копченого лакса под недоуменные взгляды официантов) на солидные остатки валюты закупили в посольстве норвежской водки "Вигингфьорд". Очень хорошая, но лучше бы искупались в настоящем фьорде. Поправившись, некоторые весельчаки замыслили раскачать самолет. Ну да, раскачать! Как поддатые студенты лодку в городском парке - в надежде напугать однокурсниц и услышать восторженный визг. Стюардессы и в самом деле завизжали, нажаловались командиру, который парой затрещин и пресек опасный эксперимент.
Глядя на происходящее, мы с Андреем напевали вполголоса песню из старого кинофильма, написанную, правда, про танкистов: "Нас извлекут из-под обломков, поднимут на руки друзья..."
ЭТО ТВОЯ РОДИНА, СЫНОК!
(Московские моталки)
Вскоре дипломат Ваня Малый, как и грезил, был направлен в распоряжение МИДа и навсегда простился с постылой Норвегией.
Радость встречи с отчизной, однако, была омрачена драматическими событиями. Многотонный грузовик с пожитками, который Ваня загодя отправил в Москву, бесследно исчез сразу по пересечении границы. Перечислять пропавшие вещи бессмысленно, долго - горбатился на них всю жизнь.
- Это твоя Родина, сынок! - потряс я по плечу Малого, когда встретились в Москве. - Чем тебе норвежцы не угодили? Помнишь вид из окна нашей гостиницы - уходящий за горизонт фьорд, океанские лайнеры...
- Молчи лучше...
Ничего хорошего не происходило и у меня. Таял на глазах отец, все валилось из рук. И Ипатьев, как Каменный Гость (откомандированный Лубянкой), постоянно вырастал за спиной с очередными придирками. Заглянул как-то в кабинет к Бородатому Полковнику.
- Успокой ты протеже, "на-ухо-доноссора" своего! Проходу не дает. Лишил поездки в Штаты по приглашению Госдепартамента - меняться опытом, обещанной мне американским посольством задолго до его прихода. Какие никакие командировочные. Дома - лазарет, ты же знаешь, каждый рубль на счету. В туалет на работе выйти боюсь - стережет, сатрап, каждый мой шаг. Выслеживает, вынюхивает. Провокаторов подсылает. В Чечню недавно отправил со словами: "Искупишь кровью..." А у меня тоска. Не все шаги уверенные. Помилосердствуйте, братцы!
Андрей с неодобрением ушел от разговора.
- Разбирайтесь, ребята, сами...
Я вскинул на него глаза.
Последнее дело - просить пощады.
Чем разборки кончились, читатель, ты знаешь из предыдущей главы о Миусском кладбище.
ТРОЛЛЬ
(Остатняя моталка)
- Наивняк! - спустя время увещевал знакомый офицер из недавно разогнанной Службы безопасности. - Благодари Бородатого Полковника, он и подставил... Не веришь? Сам слышал, как он объяснял Ипатьеву способ избавиться от тебя. Элементарно, Ватсон! Подлови на опоздании, нашептывал твой разлюбезный друг Андрей, ещё верный повод - пьянка. Сам, если нужно, организуй. Не мне тебя учить. Делай что угодно. Мы прикроем.
- На что ты надеялся? - говорил сам себе, гуляя по Кремлю. - На благородство чекистов? Совсем, дружок, память потерял? Забыл, как университетский товарищ, исчезнувший вскоре после выпускных экзаменов в недрах Лубянки, однажды воскрес и попытался тебя завербовать? Причем пришел на вербовку - в скверик у "Комсомольской правды" - не один, а с начальником, старшим офицером, которому загодя дал слово (не видев меня более двух лет), что "объект" - ближайший друг, по бабам ходили, "хвосты" сдавали, он все поймет и рыпаться не станет. Но я рыпнулся. Объяснил, что не обучен одновременно служить двум господам. Сходите, мол, к главному редактору, спросите соизволения. Даст добро - официально, у нотариуса, оформим отношения.
- Подумай, - незнакомым уклончивым тоном ответил однокашник, - мы ребята полезные, лучше дружить...