Ширли Джон. Демоны

   «Или, может быть, – шепнул ей другой голос, когда люди вокруг джипа направили на него свои пистолеты, – может быть, это просто тьма. В конечном счете все приходит во тьму».
   Командовал, по всей видимости, приземистый плотный человек, на плечах униформы которого поблескивало золото. У него были пышные усы, глаза прятались за темными летными очками. Он что-то сказал остальным на одном из диалектов Туркменистана, и двое из них подошли к джипу вплотную и заглянули в него – Мелисса ощутила запах их пота и въевшегося сигаретного дыма. Не увидев оружия, они отступили назад, жестом показывая командиру, что все чисто. Они встали поодаль, очевидно, пораженные видом хрупкой западной женщины, сидящей рядом с угольно-черным гигантом, настолько длинным, что он высовывался из-за лобового стекла своей машины.
   Командир подошел с довольно дружелюбным видом. Ньерца встретил его широкой улыбкой и заговорил с ним по-турецки. Она достаточно часто слышала, как он рассказывает их легенду, так что уже различала значение некоторых слов: они были антропологами, приехавшими, чтобы исследовать Старый Храм. Ньерца бегло говорил на антропологическом жаргоне, и его речь звучала вполне убедительно.
   Командир гэбэшников скептически улыбнулся. Он отрывисто произнес что-то, показав сначала на небо, а затем в глубь пустыни.
   Ньерца недоверчиво рассмеялся и покачал головой, что-то коротко разъяснив командиру; его внешнее спокойствие оставалось непотревоженным. Повернувшись к Мелиссе, он начал переводить ей, осторожно выбирая слова на случай, если кто-нибудь из этих людей говорил по-английски:
   – Как и во многих других странах, они покупают время на негосударственных спутниках наблюдения. С их помощью они выследили тех текке, которые показали нам дорогу, помните? Судя по всему, это были какие-то отщепенцы, кочующие бандиты. Они нападали на грузовики с припасами, направляющиеся к газовым месторождениям. Предполагают, что им платят зарубежные экологические террористы. Существование какой-либо связи здесь маловероятно, но тем не менее власти послали сюда этих ребят, потому что увидели, как мы разговариваем с бандитами – они подумали, что мы могли заключить с ними какую-то сделку. Он не знает, какая может быть между нами связь, но, мне кажется, полагает, что мы являемся их контактом с зарубежными экологическими группировками.
   – Но здесь же нет никакой связи! Мы не имеем никакого отношения ни к чему подобному!
   – Верно. Он приходит к поспешным заключениям. Но таков уж их метод.
   «Да, такой у них метод, – подумала она. – То есть имеется в виду, что они обрушиваются, как молот, на любого, кто может представлять хотя бы отдаленную опасность для государства. Удушливое облако страха представляет собой эффективное средство устрашения».
   – Хорошо, скажите им, что нам нужно найти помощь для Маркуса – может быть, он умирает!
   Командир туркмен заговорил снова, склонив голову набок и глядя на них изучающим взглядом.
   Ньерца устало ответил, покачав головой и показав на мальчика. Он говорил слегка в сторону, успокаивающе кивая Мелиссе. Она услышала слово «Гринпис».
   – По-видимому, кочевники у кого-то доставали оружие. Он думает, не мы ли его им поставляем. В связи с этим он упомянул «Гринпис» – хотя они никогда никому не поставляли оружие, они абсолютно против насилия.
   Мелисса почувствовала, как в ней поднимается тошнотворный гнев. Пока эти идиоты задерживают их, ее сын умирает!
   – Мы антропологи! – внезапно сказала она командиру, сама удивленная тем, что слышит в своем голосе такое праведное возмущение, повторяя ложь Ньерцы.
   – Остановись, прошу тебя, Мелисса…
   Усатый заговорил снова. Солдаты подошли ближе и движением пистолетов показали им выходить, рывком распахнув дверцы джипа.
   Мелисса поняла. Их собирались арестовать. Возможно, они отнимут от нее Маркуса.
   Командир отрывисто что-то сказал. Ньерца сглотнул и сказал ей тоном выверенным и осторожным, предназначенным для того, чтобы насколько возможно подбодрить ее:
   – Они хотят везти нас в Пашкир для допроса.
   – О нет, это невозможно! Это слишком далеко! Нам нужно помочь Маркусу как можно скорее!
   В этот момент к ним подъехал еще один незнакомец, совершенно другого сорта – в разбитом трехколесном электрическом драндулете, крыша которого представляла собой наклонную солнечную батарею. Это был крупнотелый высокий человек с вислыми седыми усами, длинными седыми волосами, крючковатым носом и большими свирепыми карими глазами, в пыльном тюрбане и черно-желтой просторной одежде, хлопавшей на ветру. Он выпрыгнул из своей машины, что-то крича на смеси турецкого и русского, а затем перейдя на английский:
   – Уберите отсюда этих иностранцев! – Он широкими шагами подошел к джипу, размахивая руками, словно предупреждая о грозящей лавине. – Уберите их отсюда! Увезите их подальше! Нам здесь не нужны никакие антропологи! Они ходят и вынюхивают! Они печатают в своих книжках наши священные секреты! Они выискивают зарытые клады! У нас нет никаких кладов, у нас нет никаких древностей, кроме старых развалин, а они все приходят и приходят!
   – У нас больной ребенок… – начала Мелисса.
   – Я не могу заботиться обо всех больных детях! У нас здесь не госпиталь! Нам не нужны антропологи!
   Командир, которого, как выяснилось мимоходом, звали Акеш, заговорил с разъяренным стариком на их диалекте. Пока они орали друг на друга, Ньерца, наклонившись, прошептал Мелиссе:
   – Он спрашивает его, откуда старый суфийский дервиш может знать, что мы антропологи. Старик говорит, что прекрасно знает, кто мы такие: мы знаменитые антропологи, «известные» в худшем смысле этого слова, что мы постоянно шныряем вокруг и тревожим его покой. Он кричит, чтобы командир увез нас отсюда.
   Акеш орал на старика: ему не нравилось, что им командуют. Резко повернувшись к Ньерце и Мелиссе, он что-то раздраженно сказал тоном, не допускающим дальнейшего обсуждения. Ньерца перевел:
   – «Я приказал ему забрать вас в свой монастырь – это руины по ту сторону равнины. Он должен понять, что мы не так легко подчиняемся командам, отдаваемым старыми дураками в вонючих одеждах…» Что-то вроде этого… Он говорит, что пошлет с нами нескольких из своих людей, чтобы они присматривали за всем, пока он с остальными не найдет бандитов. Командир не очень понимает, что здесь происходит, но, – Ньерца улыбнулся, – он клянется, что докопается до самого дна.
   Старик, услышав эти новости, снова возмущенно закричал, ругаясь на нескольких языках. Но не прошло и минуты, как уже вел свою развалюху впереди джипа и одного из внедорожников, показывая им дорогу к Старому Храму у подножия отвесной песчаниковой скалы.
 
   Первое впечатление Мелиссы от храма было смутным – большая часть ее внимания была прикована к Маркусу, – но у нее осталось представление о многоярусном величественном сооружении, вырубленном в желтом песчанике прямо в толще скалы, частью действительно разрушенном, в других местах поддерживаемом деревянными балками, с пристроенным к нему небольшим сооружением из оштукатуренных бетонных блоков, очевидно, недавней постройки. Дым поднимался из трубы, сделанной из цемента и кирпичей; длинные тени скрывали источенные песком черты трехрукого божества – или демона, – вырезанного из целой глыбы в сорока футах над ними.
   Затем они поспешили внутрь. Ньерца положил дрожащего мальчика на тюфяк в теплой комнате, освещенной только светильником и пламенем каменного очага, в котором горел природный газ. Трое гэбэшников остались ждать в передней комнате, где стены и пол были покрыты коврами в персидском стиле. Молчаливая пожилая женщина принесла им чай. Они шутили друг с другом и смеялись, довольные тем, что им досталось такое приятное задание – сидеть в уютной комнате, попивая чай.
   Старик с ястребиным лицом и вислыми усами закрыл дверь внутренней комнаты, заглушив хриплые голоса стражей, и опустился на колени перед мальчиком.
   Смущенная Мелисса с изумлением наблюдала за стариком. Выражение его лица сейчас было совершенно другим. Ничего, кроме мягкой озабоченности, не отражалось на нем, когда он потрогал лоб Маркуса, пощупал его пульс.
   – Мальчик серьезно болен, – сказал он по-английски. – Похоже, что это какая-то форма холеры. Должно быть, он выпил что-нибудь не то. Но я думаю, что мы сможем его вылечить. Сейчас принесут лекарство.
   Он бегло улыбнулся им кривой улыбкой и повернулся к более молодому человеку в современной военной форме и очках с металлической оправой, который поспешно вошел в комнату, неся нечто напоминавшее каменный кувшин. Он был наполнен черной жидкостью, в которой плавали какие-то неопределимые на взгляд комки. На стенке кувшина каллиграфическими буквами было вырезано слово «шар».
   Маркус лежал, мотая головой в лихорадке, его глаза были закрыты.
   Старик сел рядом с мальчиком и взял кувшин в руки; он подмигнул Мелиссе и закрыл глаза. Потом поднял кувшин, и его руки задрожали, когда что-то вышло из него, прошло сквозь его руки и вошло в кувшин. Темное вещество в кувшине, казалось, заплясало. Старик просто сидел… сидел на протяжении нескончаемой минуты и еще одной, держа в поднятых руках кувшин.
   Из соседней комнаты донесся взрыв циничного смеха – кто-то из охранников отпустил шутку на туркменском. Этот неожиданный звук, казалось, подтолкнул Мелиссу к самому краю некого внутреннего горнила, о котором она не подозревала. Она почувствовала, что вот-вот упадет туда и сгорит дотла в страхе за Маркуса, в чувстве покинутости теми силами, которые до сих пор направляли ее жизнь. Ньерца похлопал ее по плечу. Тощий смуглый человек в хаки и очках продолжал стоять у двери, молчаливо наблюдая.
   «Но я все же здесь, в том самом месте, куда мы стремились, проделав столь долгий путь, – сказала она себе. – Пока что мы в безопасности. Здесь могут помочь Маркусу. Возможно».
   Или, возможно, старик был просто еще одним шарлатаном. Они встречались достаточно часто.
   Затем старик открыл глаза и жестом приказал Мелиссе подойти и приподнять голову мальчика. Она неловко опустилась на колени рядом с сыном и обхватила его плечи, поднимая и придерживая безвольно болтавшуюся голову. Маркус застонал и едва приоткрыл глаза. Старик поднес открытый кувшин к губам мальчика, наклонил так, чтобы несколько чайных ложек жидкости попало ему в рот, – и мальчик отпрянул, кашляя, тряся головой, строя ужасные гримасы.
   – Нет! Это… нет!
   – Да. Тебе надо выпить это, мальчик, – мягко сказал старик. – Ты выпил что-то плохое; теперь выпей хорошее, пусть даже оно плохо на вкус. Так часто бывает.
   – Нет! Мама, меня от этого стошнит!
   – Скажите, пожалуйста, что это такое? – спросила Мелисса. Старик пожал плечами.
   – Травы. Хорошие травы, настоянные. Долго объяснять.
   – Маркус сказал больше, чем мы слышали от него за последнее время, – заметил Ньерца. – И это после нескольких глотков!
   Она медленно кивнула.
   – Маркус, прошу тебя. У нас нет времени добираться до больницы.
   Маркус, извиваясь, попытался отодвинуться от кувшина, зажимая рот рукой.
   – Нет!
   – Хорошо, – сказал вислоусый старик. Он махнул молодому – его помощнику, как предположила Мелисса – и сказал ему несколько слов на своем языке. Тот улыбнулся и пошел к очагу, откуда принес старые кузнечные мехи с ручками. Глаза Маркуса широко раскрылись. Старик продолжал: – Хорошо, мальчик, – тебя зовут Маркус, верно? – тогда мы нальем лекарство сюда, в эту штуку, и… – он издал два крякающих звука, один за другим, -… и закачаем его тебе сзади. Для этого нам не потребуется твое сотрудничество. Давай, Хайрам, неси масло. Оно нам потребуется для того, чтобы ввести инструмент внутрь. Переверни мальчика на живот.
   Все это он говорил с серьезным лицом, но Мелисса все же отчаянно надеялась, что он блефует.
   Блефовал он или нет, однако это сработало. Маркус затряс головой и широко раскрыл рот. Все с тем же бесстрастным лицом старик поднес кувшин к губам мальчика, и Маркус принялся пить. Он давился, кашлял, но глотал, пока не выпил около половины темного отвара.
   – Думаю, этого достаточно, – сказал старик. – Теперь обними мальчика и молись за него. Он будет спать.
   Маркус вздрогнул всем телом и закрыл глаза. Он уже начинал расслабляться, прижавшись к ней.
   Дервиш вновь подмигнул Мелиссе и махнул своему помощнику. Они поспешили прочь, унося кувшин с собой.
   Мелисса озадаченно посмотрела на Ньерцу. Тот усмехнулся.
   – Что, старику удалось и тебя одурачить, там, на дороге?
   Она кивнула.
   – Похоже, что так.
   Ньерца прошептал:
   – Он знал, что если покажет, что хочет взять нас сюда, то эти правительственные головорезы увезут нас с собой. Но если он потребует, чтобы нас забрали, они оставят нас ему. Он привык иметь с ними дело. Это тот человек, ради которого мы сюда приехали.
 
   Пепельная Долина, Калифорния
   Стивен стоял на краю грязного пруда, глядя на Смерть, которая плавала, медленно вращаясь, по покрытой пятнами поверхности воды. Две мертвые дикие утки, самец и самка, плавали на боку, уткнувшись носом в хвост друг другу, вращались в водовороте, словно изображая собой гротескный символ инь-ян. Мухи обсели их, словно смытые за борт матросы спасательный плот. Однако присмотревшись, он понял, что большинство мух тоже были мертвы.
   Тучи сместились в сторону, а с ними и свет, так что поверхность болота отражала тонкий покров облаков, похожая на внутреннюю поверхность раковины. И казалось, что две мертвые птицы плавают в небе, словно некий позабытый древний символ космического разложения.
   Стивен встряхнулся. «Возьми себя в руки, Стиви, малыш. Сконцентрируйся!» Он повернулся и посмотрел на Дикинхэма и Глинет.
   Они были футах в пятидесяти от него, сидя на корточках на берегу пруда, возясь с оборудованием для отбора проб; оба были в резиновых перчатках, защищавших их руки до локтей, предотвращая контакт с зараженной водой.
   Глинет подняла голову, когда он подошел, на ее лице была печальная улыбка.
   – Похоже, эта штука работает, – сказала она сухо, поворачиваясь, чтобы посмотреть на воду, где плавали два краснокрылых дрозда, три стрекозы и лягушка, сплетясь друг с другом в сочетании, которого они никогда бы не потерпели при жизни. Животные погибли совсем недавно – не раньше, чем утренний дождь омыл поля, лежащие выше поймы, – и в воздухе висел лишь легкий запах разложения, к которому прибавлялся еще другой, возможно, от радужно поблескивающей маслянистой пленки, колыхавшейся на воде вокруг них.
   – Да, работает отлично! – ответил Дикинхэм без иронии, очевидно, польщенный, поднимая мертвую стрекозу специальными щипчиками и помещая ее в пробирку. Пробирку он положил в красный пластмассовый контейнер, похожий на ящик для рыболовных снастей, который он поставил на приземистый валун около зарослей тростника.
   – Я могу чем-нибудь помочь? – услужливо спросил Стивен.
   – Сегодня только наблюдайте, – ответил Дикинхэм. – Эту работу надо выполнять с соблюдением определенных правил, иначе вы можете собрать «Дирван» на себя, и вам может стать… нехорошо. Завтра вы сможете помочь нам с остеризирующим сканером.
   – С остеризирующим сканером?
   – Да, это такое приспособление, которое крошит материал, делает из него пюре, как миксер – животных, растения, все вместе, – и сообщает, какие химические компоненты в них содержатся.
   – Ах да. Крокер говорил, что вы должны проверить, не распадается ли эта штука преждевременно, – сказал Стивен.
   – Вот именно.
   Глядя на мертвых животных, Стивен добавил:
   – По мне, так она распадается совсем не преждевременно. Она определенно остается в системе и продолжает делать свое дело.
   – Я, однако, не уверен, что ее концентрация остается на нужном уровне.
   – На каких именно вредителей мы здесь ориентируемся? – спросила Глинет, выпрямляясь от своего устройства для отбора проб. – На москитов или «мотру»?
   – О, на широкий спектр, – отсутствующе сказал Дикинхэм, записывая что-то в своем цифровом блокноте. – Это нечто вроде этих сверхмощных антибиотиков широкого применения, которые убивают только сельскохозяйственных вредителей, но не бактерии. Всяких ненужных жуков и животных я, разумеется, всегда рассматривал как своего рода, как бы сказать, болезни в сельскохозяйственном организме… Ну что ж, ладно. Поедемте в город позавтракаем.
   «Ненужных жуков и животных?» – подумал Стивен. Одной из первых вещей, которые он выучил в колледже, было, что они почти все были необходимы тем или иным образом – для пищевых цепей, для биосферы. Но с тех пор он научился осторожно относиться к тому, чтобы делать подобные заявления в «Западном Ветре». Его ученые всегда были рады указать на гибкость природных процессов. Иногда, однако, он с беспокойством думал об этом – про себя.
   Дикинхэм подобрал свой красный контейнер и пошел впереди них прочь от воды, хлюпая по грязной тропинке, ведущей между террасами рисовых полей над болотами. Стивен двинулся было следом, но задержался, привлеченный шорохом в тростниках и болотных зарослях камыша. С необъяснимым чувством радости он повернулся и принялся вглядываться в качающиеся тростники, через которые, по-видимому, пробиралось какое-то животное, пытаясь выбраться на свободу.
   – Хотя бы что-то, – пробормотал он. Он не посмел договорить: «Хотя бы что-то здесь осталось в живых!»
   Затем камыши на той стороне грязной канавы заплясали – и он увидел собаку, забрызганного грязью ретривера, с плеском выбирающегося вслепую из зарослей, покрывавших островок грязи на дальней стороне. Было что-то отчаянное в том, как ретривер рвался к ним, делая головой неестественные, судорожные движения, время от времени щелкая челюстями по воздуху. Обезумевшее животное пробилось к открытой воде, но, казалось, все равно вязло в иле, хотя такой большой ретривер, казалось бы, должен был уметь плавать как следует. Стивен увидел, что с его морды сочилась красная пена, а глаза покрывала молочная пленка, такая же, какую он видел у уток.
   – Господи, – прошептал Стивен, отступая на шаг назад. – Она что, бешеная?
   Глинет покачала головой, показывая на мертвых птиц.
   – А они что, все были бешеные? Отнюдь.
   Они с Глинет продолжали смотреть. Пес всхлипывал и кашлял, плавая по кругу, очевидно, сбитый с толку, с каждым движением лап слабея все больше и больше – и наконец, вздрогнув, оставил попытки плыть… и ушел под воду.
   Стивен инстинктивно рванулся к канаве, словно желая войти в воду и вытащить больную собаку, – но Глинет, быстрым движением стянув с руки зараженную резиновую перчатку, настигла его и схватила за локоть.
   – Нет-нет – не надо входить в эту воду!
   Он поколебался, глядя, как бурлит вода на том месте, где утонул ретривер.
   – Что она там делала? – спросил он вслух. – Мы же довольно далеко от домов.
   – «Дирван-17» воздействует на центральную нервную систему. Думаю, он получил дозу где-то в другом месте, а сюда прибежал потом, когда уже ничего не соображал, – тихо проговорила Глинет хриплым голосом.
   Собака внезапно возникла на поверхности – на боку, окостеневшая, пасть раскрыта, голова свернута набок – и принялась медленно плавать кругами, будто уже охваченная трупным окоченением, хотя она умерла всего лишь минуту назад. Она вращалась медленно, словно в патоке, бок о бок с мертвыми утками, мертвой лягушкой и мертвыми стрекозами.
   Стивен, почувствовав тошноту, оторвал от нее взгляд и побрел вслед за Глинет по грязной тропинке. Лишь усилием воли он заставлял себя не пуститься бегом.
 
   – Вы не голодны? – спросил Дикинхэм с удивлением, когда они остановили машину у раздаточного окошечка «Бурч-бургера».
   – Нет, я, э-э… еще не переварил завтрак, – сказал Стивен.
   – Я хочу сказать, если вы сомневаетесь в местной продукции, то эти закусочные привозят все из центра.
   – Да нет, я просто…
   – Я могу вам помочь? – В окошечке показался говорящий пластмассовый гамбургер.
   – Да, – оживленно ответил Дикинхэм. – Один «срочбургер», двойной клубничный коктейль, чипсы и – Глинет, вам?
   – Только кофе.
   Они забрали заказ Дикинхэма и поехали в маленький парк, занимавший центр городка. Они сидели в арендованном «хаммере» на водородных аккумуляторах, Дикинхэм и Стивен спереди, Глинет на заднем сиденье. Дикинхэм принялся за еду, ведя отвлеченную светскую беседу о «Западном Ветре». Машина наполнилась запахами мяса.
   Стивен осмотрелся вокруг: с этого наблюдательного пункта он мог видеть большую часть деловой части Пепельной Долины. Смотреть было почти не на что: маленькие магазинчики окружали квадратный парк размером с половину квартала, с высокими елями, ржавыми качелями и утоптанной детьми грязью. Здесь была бетонная баскетбольная площадка, вспучившаяся и потрескавшаяся от древесных корней, кольца были погнуты людьми, пытавшимися забросить мяч из прыжка, а также людьми, которые на них висели.
   Магазины были рассчитаны на туристов, проезжавших здесь по пути к Маунт Шаста; здесь было несколько придорожных закусочных – «Венди», и «Бурчбургер», и «Соевое объедение», и «Японоквик». На улицах было неожиданно мало людей – маленький мальчик, рассеянно виляя, ехал на велосипеде по центральной линии улицы, его глаза были такими же рассеянными. Мимо проехала одна-единственная машина – двигаясь довольно быстро для такого небольшого городка, – и на глазах напрягшегося Стивена электрический седан чуть было не сбил мальчика, но в последний момент повернул, объехав его по кривой линии.
   Мальчик на велосипеде никак не отреагировал.
   Посреди парка стояло бетонное здание общественной уборной; на его задней стене кто-то изобразил демона, одного из семи кланов, искусно набросав пульверизатором его контуры яркой красной и зеленой красками – это был Зубач, если Стивен правильно помнил мифологию. Кто-то другой нарисовал поверх него красный христианский крест, словно пытаясь таким способом зачеркнуть, отменить его.
   – Это еще что за чертовщина? – риторически вопросил Дикинхэм.
   – Э-э… – начал Стивен, – полагаю, это осталось от…
   Но Дикинхэм не слушал: он имел в виду нечто другое.
   – А эти-то идиоты что здесь делают? – пробормотал он, выбираясь из машины. Он встал рядом, затем повернулся к ним лишь для того, чтобы рявкнуть: – Вы двое, оставайтесь здесь, пожалуйста, – мне надо переговорить с… – Не договорив, он захлопнул дверцу с таким стуком, что Стивен подпрыгнул.
   Глинет со Стивеном обменялись озадаченными взглядами и посмотрели вслед Дикинхэму: он шагал напрямик, срезая угол парка, к большому белому фургону на солнечных батареях, стоящему к ним задом. Фургон был припаркован в переулке рядом со скобяной лавкой.
   – Ах, вот он о чем, – сказал вполголоса Стивен, увидев, что Дикинхэм забарабанил в заднюю дверцу фургона. Она открылась, и из нее высунулись двое, сердито уставившись на него. – Какая-то машина компании.
   – Мне кажется, это не совсем машина компании, – сказала Глинет.
   Двое сердитых белых в фургоне были одеты в бесформенные зеленые джемперы и блестящие черные ботинки; у них были абсолютно одинаковые стрижки под машинку. Третий человек – краснолицый, длинноволосый, бородатый, неопрятно одетый и, судя по виду, пьяный – попытался вылезти мимо них из фургона. Двое в джемперах затолкали его обратно. В глазах пьяницы было что-то странное.
   – Видите их номер? – небрежно спросила Глинет. – Такие номера – G244 – обычно встречаются на определенного рода правительственных машинах. Исследовательские работы Пентагона.
   Стивен взглянул на нее.
   – А вы-то откуда это знаете? Она пожала плечами:
   – Я как-то искала материалы по программам военных исследований для научной статьи, которую писала. Эта информация была в Интернете. Я тогда едва не занялась правительственными химическими исследованиями вместо частных.
   Сказав это, она быстро отвела взгляд, и Стивен подумал: «Она лжет».
   Но ложь была предъявлена безупречно. Почему же он был так уверен в этом?
   Он услышал стук захлопнувшейся дверцы и, выглянув из окна, увидел, что задняя дверь фургона была уже закрыта, сам фургон двигался прочь по переулку, а Дикинхэм возвращался к ним. Он открыл дверцу со стороны пассажира и протянул руку мимо Стивена к бардачку.
   – Мне нужно взять сотовый на минутку… ага, вот он… – Дикинхэм ткнул пальцем в цифру быстрого набора и поднес телефон к уху. – Крокер? Почему эти ребята в зеленом уже здесь? Послушай, во-первых, нельзя же вот так, среди бела дня – и к тому же они забирают людей для… – Он замолчал, по-видимому, почувствовав, что Стивен слушает его. Холодно взглянув на него, Дикинхэм закрыл дверцу машины и пошел прочь, продолжая разговаривать и яростно жестикулируя.
   – Что-то конфиденциальное, – тихо, словно бы про себя проговорила Глинет. – По-видимому, предполагается, что если мы не услышим ничего плохого, то не будем и говорить плохого. Мы учимся не видеть лишнего. Хотелось бы знать, можем ли мы чувствовать это?
   Стивен взглянул на нее.
   – Что вы имеете в виду?
   – Ничего, просто подумала вслух. Однако в обсерватории ходят слухи… – Она без выражения посмотрела на него. – Слухи, что «Дирван-17» – на самом деле никакой не пестицид.
   – Что же это в таком случае?
   – Не могу сказать. Люди, намекавшие мне на это, сами были довольно уклончивы. Однако знаете, ведь многие пестициды химически близки к нервно-паралитическим газам. Некоторые из них в основе своей первоначально и были такими газами: диазинон, например, который используется еще с прошлого столетия, представляет собой органофосфат, один из нейротоксинов, разработанных в течение Второй мировой войны. Я подумала, что, может быть…