Страница:
Стивен воззрился на нее, затем, повернувшись, принялся рассматривать внутренность их «хаммера». Она подняла брови.
– Что вы ищете?
– Камеры; может быть, один из этих летающих проекторов… их теперь делают такими маленькими. – Он вновь повернулся к ней, слегка смущенный. – Я подумал, что вы, должно быть, разыгрываете меня, и сейчас здесь снова появится Уиндерсон, спроецируется в нашу машину и скажет: «Так ты и на это купился, а, Стивен?» Или, может быть, он просто наблюдает.
Она пристально взглянула на него, потом пожала плечами и повернулась, глядя на Дикинхэма, возвращавшегося к машине.
– Я не разыгрывала вас; однако это были только предположения. Я хочу сказать, люди многое говорят. Меня это не очень-то беспокоит. В этой работе главное – не высовываться.
– Не высовываться? Да ведь… ведь если «Дирван-17» – нервный газ, то люди будут умирать прямо на улицах! Они… они же разбрызгивают эту гадость прямо рядом с городом!
– Я не думаю, что это именно нервный газ. Они также экспериментируют с… вообще-то мы не должны об этом говорить. – Она сменила тему. – Что вы думаете о своей новой должности?
– Что же это может быть за должность? – спросил Стивен, в то время как Дикинхэм с мрачным лицом влез обратно в машину.
– Ничего-ничего, – жизнерадостно сказала Глинет. Ее тон резко изменился в присутствии Дикинхэма. Она ухмыльнулась Стивену: – Вы еще не видели своего кабинета!
– Совершенно незачем иронизировать, молодая леди, – сказал Дикинхэм, пристегивая ремень безопасности. – Это всего-навсего уютное местечко в том здании, пристроенном к обсерватории, Стив. Оно, конечно, временное, но ведь и вся наша операция здесь временна.
– А что там было такое с этим фургоном? – спросил Стивен. Дикинхэм отмахнулся:
– Да это просто… одна из наших команд немного поторопилась.
– Мне показалось, что там кто-то – этот парень с длинными волосами – пытался выбраться наружу?
Дикинхэм завел мотор, но не трогался с места.
– А, это? Это просто один местный придурок, он влез в фильтрационный отстойнике «Д-17». Его надо детоксицировать, просто чтобы обезопасить себя. Не стоит, чтобы кто-нибудь… ну, вы понимаете. Он был пьян, вот и все – на самом деле он совсем не хотел убегать… Пожалуйста, передайте мне чипсы, хорошо? Да, так вот, возвращаясь к разговору о детоксикации – нам всем будет необходимо пройти определенные процедуры: обеззараживающий душ и все такое.
– Обеззараживающий душ? – с непроницаемым лицом спросила Глинет. – Странно.
Дикинхэм фыркнул и тряхнул головой.
– Да это делается сплошь и рядом!
– Мы что, подвергались какому-то опасному воздействию? – спросил Стивен, пытаясь говорить так, словно на самом деле его это не очень-то беспокоило.
– Нет-нет… просто стандартная процедура. Это часть того опыта, который вы должны здесь получить… все это часть нашей программы… Мы… – Он внезапно замолчал.
Через парк по направлению к ним выступала группа людей. Их вел человек в длинном черном пальто и заляпанных грязью ботинках, дико жестикулируя – человек с пузырем вместо головы.
Когда они подошли ближе, Стивен увидел, что пузырь на самом деле был прозрачным шлемом, словно игрушечные шлемы космонавтов, в которых иногда ходят маленькие дети. Только этот шлем не был игрушечным. Он уже видел нечто подобное прежде – в районах высокого загрязнения. Прямо под подбородком человека располагался фильтровальный элемент, отделявший токсины от воздуха и выводивший наружу излишки воды, предохраняя внутреннюю поверхность шлема от запотевания. Там был также усилитель голоса, чтобы можно было отчетливо слышать то, что говорит человек.
– Это что, один из этих новомодных шлемовых мобильников? – спросила Глинет.
Стивен знал, что она имеет в виду. Люди, желавшие говорить по мобильному телефону так, чтобы их не слышали, иногда носили шлемы. На стекло такого шлема немного выше линии взгляда говорившего выводилась электронная почта и тому подобное.
– Нет, – ответил Стивен. – Я совершенно уверен, что это шлем для фильтрации воздуха.
На человеке были также резиновые перчатки. Пятеро людей, идущих вслед за ним – две старые женщины, пожилой латиноамериканец и молодая парочка, не старше двадцати лет, – тоже были в перчатках и других, более компактных фильтрационных масках.
Человек в шлеме, по-видимому, заметив их «хаммер», изменил курс и направился прямиком к нему.
– Это помешанный, преподобный Энтони, – буркнул Дикинхэм.
– Если он помешанный, может быть, нам лучше предпринять стратегическое отступление? – предложила Глинет.
– Нет. Я хочу знать, что задумал этот сукин сын. Стивен взглянул на хмурящееся лицо Дикинхэма. Какое ему может быть дело до того, что задумал какой-то уличный сумасшедший?
Преподобный Энтони остановился, футов пять не дойдя до машины, он стоял спиной к той части затянутого тучами неба, которая скрывала солнце. Свет, просачивавшийся сквозь облака, преобразил пузырь его шлема в некое подобие нимба; он сердито смотрел на них сквозь стекло. У него была редеющая рыжая шевелюра, широкий подвижный рот и размытые усталостью голубые глаза – ширококостное лицо, которое, как предположил Стивен, когда-то было мясистым, а теперь выглядело истощенным. Он заговорил, тыча в их направлении резиновым пальцем и показывая дырки в зубах:
– Вы пришли, чтобы свидетельствовать о вашем Господине, не так ли? Что ж, я тоже пришел, чтобы свидетельствовать – так же, как и вы, друзья мои! Я свидетельствую о Господе Благом, и только о Нем! А в чью пользу ваше свидетельство, скажите-ка, Западные Ветреники? – Он говорил с гнусавым южным выговором, возможно, луизианским.
Дикинхэм фыркнул и наполовину опустил стекло со своей стороны,
– Мистер Перри Энтони – я чуть было не назвал вас «преподобный», но потом вспомнил…
Уличный проповедник неожиданно затих.
– … вспомнил, что вас – как это у вас называется? – расстригли, так, кажется? – насмешливо продолжал Дикинхэм. – Ваша церковь выгнала вас вон. Что у вас там случилось? Вы слишком подружились с церковными служками? Или, может быть, с чьей-нибудь женой?
– Они назвали меня еретиком, друг мой, – преподобный Энтони говорил тихо, но его голос, усиленный электронным устройством, звенел от напряжения, – потому что я говорил, что демоны не были пришествием Последних Времен, потому что я говорил, что они были творением рук человеческих. Потому что я говорил, что это и были люди, люди, объединившиеся с демонами! – Его голос становился громче с каждой фразой. – Потому что я говорил, что Проклятый Дух оказался достаточно умен, чтобы действовать через людей, и что люди оказались достаточно низки, чтобы делать его работу, и им даже не потребовалось особого поощрения! И позже, когда церковники поменяли свою историю, когда правительство заплатило им, чтобы они убедили нас, что все это были галлюцинации, – да, сэр, я обвинил их!… Ибо демоны поистине были обманом – но были они и правдой, и они бесновались в нашем мире! Я свидетельствую истину! Многочисленны лжепророки – но мало тех, кто говорит в духе! И я сказал тем, кто стоял выше меня, что они спят – спят и грешат в своем сне, друзья мои! – Он подчеркивал каждую фразу взмахом кулака в воздухе. – И они объявили меня сумасшедшим из-за того, что я требовал от них пробуждаться каждое утро, из-за того, что я кричал на улицах: проснитесь! проснитесь! день выбора всегда перед вами, и КАЖДЫЙ ДЕНЬ – ЭТО ДЕНЬ СУДА!
Дикинхэм хохотал, мотая головой. И тут раздался громкий шлепок по капоту их машины: большая чайка – они находились в каких-то десяти милях от побережья – упала на них с неба. Птица билась в предсмертной агонии, отчаянно хлопая по капоту переломанными скособоченными крыльями, из ее открытого клюва сочилась кровь.
– О Боже, – выдохнула Глинет.
Последователи Энтони отступили назад, ахая и взволнованно переговариваясь. Энтони указал пальцем на умирающую птицу.
– Я свидетельствую о Господе Благом! Узрите! Отравители, служа своему темному господину, отравляют мир – так же, как грех отравляет их собственные души, они распространяют яд по всему миру, и благословенное творение Господа Благого чахнет и умирает!
Стивен уголком глаза увидел какое-то странное движение – это была белка на стволе одного из деревьев в парке. Она цеплялась за ствол когтями передних лап, но остальная часть ее тела дергалась в судороге. Как-то умудрившись зацепиться задними лапками, она продвинулась на несколько футов вверх, потом остановилась, яростно затрясла головой – и упала, дергаясь в смертельных конвульсиях на траве у подножия дерева.
– Дикинхэм, – прошептал Стивен, – сделайте одолжение: поднимите, пожалуйста, стекло.
– УЗРИТЕ! – вскричал бывший преподобный Энтони, поворачивая рычажок усилителя на своем шлеме, так что его голос загремел, отдаваясь по всему парку, словно глас Господень. – Сказано: «ПО ПЛОДАМ ИХ УЗНАЕТЕ ИХ!» Ибо они отравляют Землю! Узрите!
Дикинхэм ухмыльнулся проповеднику – улыбка вышла натянутой, похожей на оскал черепа, – показал ему палец, включил передачу и поспешно поехал прочь.
И только этим вечером, оставшись один со своим ноутбуком в отведенном ему кабинете в «Лысом Пике», Стивен откровенно спросил себя, зачем Глинет понадобилось так открыто делиться с ним слухами насчет «Дирвана-17». Она была его ассистенткой – неужели она не боялась увольнения за то, что позволяет себе распространяться о таких вещах? Могло ли быть так, что ее специально приставили к нему, чтобы проверить его лояльность? Может быть, они подозревали его в излишнем мягкосердечии?
Эти вопросы бурлили в его мозгу, когда он просматривал материалы, которые она прислала ему – файл, перекачанный с ее наладонника…
«В 1931 году Рокфеллеровский институт медицинских исследований проводил опыты по инъекции людям раковых клеток. Работавший в институте доктор Корнелиус Роудс позже разработал для армии США оборудование для ведения биологической войны. Еще позже, работая в Комиссии по атомной энергетике, он являлся инициатором экспериментов по радиационному облучению, проводившихся на солдатах, а также на пациентах гражданских госпиталей – люди, на которых проводились исследования, имели лишь смутное представление или вовсе не имели представления о том, чему подвергаются.
В 1932 году в Лаборатории по изучению сифилиса в Таскеджи 200 чернокожих с диагнозом сифилиса не были оповещены о диагнозе и лишены надлежащего лечения. Их использовали как объекты лабораторных исследований по изучению развития заболевания. Все они умерли от сифилиса, хотя могли быть успешно вылечены.
В 1946 году пациенты сети госпиталей для ветеранов были употреблены для медицинских экспериментов. Ученым было предписано при их обсуждении употреблять термины «исследования» или «наблюдения» вместо «эксперименты».
В 1947 году Комиссия по атомной энергетике США выпустила документ высшей степени секретности под номером 07075001, в котором открыто упоминалось, что эта организация начинает впрыскивания доз радиоактивных веществ неоповещенным «двуногим и лабораторным мышам»… В этом же году ЦРУ начало исследования ЛСД в качестве возможного оружия. Мощное наркотическое вещество вводилось людям либо не знающим об этом, либо не имевшим четкого представления о связанном с этим риске – риске, хорошо известном руководителям эксперимента.
В 1950 году министерство обороны начало взрывы атомных бомб – и наблюдения за людьми в населенных пунктах, расположенных с подветренной стороны от взрыва, с целью изучения проистекающих от этого заболеваний и уровня вызванной радиацией смертности. По всей видимости, министерство обороны отдавало себе отчет в том, что последует некоторое увеличение подобных последствий среди американских граждан, проживающих с подветренной стороны от взрыва.
В 1950 году ВМФ США намеренно высвободили с кораблей облако бактерий, так что его должно было снести на Сан-Франциско. Город был поставлен под наблюдение специальных приборов, которые можно было в безопасности просмотреть позже, чтобы выяснить, насколько далеко распространилась инфекция. Значительное количество жителей Сан-Франциско оказались жертвами заболевания, внешне напоминавшего пневмонию.
В 1951 году министерство обороны начало собственные открытые испытания бактерий и вирусов, возбуждавших болезни. Испытания продолжались вплоть до 1969 года. Позднейшие исследователи полагают, что люди в районах, расположенных вокруг мест испытаний, подверглись их воздействию – никто не знает наверняка, сколько заболело и умерло в результате этих испытаний.
В 1953 году при испытаниях возможностей химического оружия армия США распространила облака цинко-кадмиевого сульфида над различными городами, включая Виннипег, Сент-Луис, Миннеаполис, Форт Вэйн, долину Монокаси в Мэриленде и Лисбург в штате Вирджиния. Долгосрочные последствия этих испытаний для здоровья граждан не определены.
Также в 1953 году армия и ЦРУ предприняли ряд экспериментов по изучению распространения микроорганизмов, переносимых воздушным путем, подвергнув тысячи жителей Нью-Йорка и Сан-Франциско воздействию бактерий Serratia marcescens и Bacillus glogigii.
В 1953 году американская разведка запустила проект МК ULTRA, включающий в себя испытания наркотических веществ и биологических агентов, которые могли бы быть использованы для контроля сознания и операций над психикой. В этом проекте иногда в качестве лабораторных крыс использовались люди, не знающие об этом. Существует по крайней мере один хорошо задокументированный случай, когда испытуемый совершил самоубийство в результате этих испытаний. Существуют свидетельства, что были и другие подобные случаи.
В 1956 году армия США выпустила москитов, зараженных желтой лихорадкой, в Саванне, штат Джорджия, и Эйвон-Парке, штат Флорида. Армейские агенты представлялись правительственными сотрудниками здравоохранения, выполняя серию тестов по проверке действия возбудителей заболевания на ничего не подозревающий жертвах…
В 1965 году разведка приступила к проекту МК SEARCH, представлявшему собой попытку контролировать поведение людей с помощью воздействующих на сознание наркотических веществ…
В 1966 году ЦРУ инициировало проект МК OFTEN, программу, тестирующую токсикологические последствия определенных наркотических веществ на людях – и на животных; экспериментаторы не проводили больших различий…
В 1966 году армия США распространила Bacillus subtilis variant niger в значительной части системы метрополитена Нью-Йорка. Армейские ученые бросали электрические лампочки с бактериями на вентиляционные решетки, подвергая воздействию бактерий около миллиона граждан. Электрические лампочки использовались, по-видимому, как маскировка – будучи замеченными, они скорее всего были бы проигнорированы в отличие от лабораторных колб…
В соответствии с «Милитари ревью» за ноябрь 1970 года, двумя годами раньше Соединенные Штаты интенсифицировали разработки так называемого «этнического оружия», предназначенного для избирательного уничтожения этнических групп, восприимчивых к нему вследствие генетических отличий…
В 1977 году сенаторам на заседании сообщили, что 239 крупнейших и более мелких городов были произвольно подвергнуты воздействию биологического оружия в соответствии с программой, начатой в 1949 году».
И так шло все дальше и дальше, через все 1990-е и первую декаду двадцать первого столетия… Стивен покачал головой и коснулся пальцем клавиши, чтобы уничтожить файл.
– Стивен?
Он обернулся – перед ним был Уиндерсон. Стивен подвинул стул так, чтобы загородить Уиндерсону экран своим телом. Что, по-видимому, было ошибкой: Уиндерсон тут же взглянул в направлении экрана, словно заинтересовавшись, что Стивен мог скрывать от него.
«Это же смешно», – подумал Стивен. Но не отодвинулся от экрана.
– Просто проверка. Я не хотел пугать тебя, Стиви, малыш.
Сквозь тело Уиндерсона просвечивала стойка со скоросшивателями. Стивен увидел, что голограмма рябит от интерференции.
– Вы не испугали меня. Рад вас видеть. Я надеюсь, вам не станет плохо от этого мигания, босс, – добавил Стивен, нервно пытаясь пошутить.
– Что? А, мое изображение не в порядке? Ха! Ну да ладно, малыш, расскажи-ка лучше, как прошел твой первый день в поле?
– Э-э… восхитительно.
– «Дирван-17» весьма эффективен, не правда ли?
– Да, можно сказать, что так.
– Не слышится ли мне некая неопределенность в этом ответе? Знаешь, мы вообще-то надеемся, что ты скоро начнешь выдавать идеи относительно маркетинга этого продукта. Сразу же после небольшого вторжения в психономику, я имею в виду.
– Маркетинга? А… ах да, конечно. Я уже, э-э… думал об этом.
– Больше никаких опасений? Я хочу сказать – насколько я помню, вначале тебя заботило, не создаст ли он для нас плохую рекламу.
– Н-ну что ж… это, конечно, немного проблематично. Насколько я понял, какое-то его количество снесло сегодня на город. Это не должно создать больших проблем – но там было несколько людей в противогазах.
– Ну да, конечно. Там есть несколько задвинутых, которые любят драматизировать. Мы распрыскивали рядом с городом, ветер снес немножко в ту сторону… В любом случае ты должен всегда смотреть на картину в целом, Стивен. Наше общество насквозь пропитано так называемыми токсинами. Некоторые из них действительно токсичны – но вот и в миндале есть совершенно естественные цианиды, а в апельсинах от природы присутствует мышьяк. Тело само избавляется от них, это происходит само собой.
Стивен был знаком с этим тезисом. Здравый смысл подсказывал контраргумент: остаточные токсины, естественно находящиеся в продуктах, встречаются в них в почти нераспознаваемых количествах, к тому же человеческое тело больше приспособлено отфильтровывать одни токсины, чем другие.
Однако, желая играть с группой, он ответил:
– И, разумеется, можно сделать так, чтобы пестициды распадались после того, как произведут начальное действие. Некоторые из них.
– Вот именно. Совершенно верно. И то, что мы испытываем вначале, совершенно не обязательно должно быть окончательной концентрацией – мы можем развести его в сотни раз. Очень возможно. Если вначале мы и напортим где-нибудь, то в конечном счете все окажутся в выигрыше. Это как с плотинами. Тебе, может быть, придется затопить несколько симпатичных долин, но зато ты снабдишь энергией миллионы людей.
Стивен кивнул. Он недоумевал, зачем Уиндерсону понадобилось тратить время на то, чтобы оправдывать перед ним «Дирван-17». Он был уверен, что руководитель компании обычно не церемонится с большинством своих сотрудников. Это даже несколько польстило ему – словно бы Уиндерсон считал его особенно ценным кадром.
Какая-то часть его знала, что он глотает все это, потому что это приносит ему удовлетворение. Этакий абстрактный транквилизатор.
Но ведь это была его работа – он должен был найти способ выжить в ней.
Словно почувствовав направление его мыслей, уиндерсонова проекция продолжала:
– Мы живем в жестоком мире – перед нами серьезные соперники. Как со стороны людей, так и со стороны природы. Природа постоянно пережевывает нас челюстями миллионов насекомых. Пестициды находятся среди единственных средств защиты, какие у нас есть.
– Конечно, я знаю, – сказал Стивен, чувствуя себя немного лучше.
То, что он увидел сегодня, взволновало его больше, чем он осознавал.
И преподобный Энтони. Он, конечно, сумасшедший – но он говорил очень убежденно.
– Я просто даю тебе пищу для размышления – может быть, тебе удастся использовать это где-нибудь при маркетинге. Помню, когда я был мальчишкой, я видел по телевизору рекламу доброго старого «Рейда»: «Убивает наповал!» Вот это был стиль! Понимаешь ли, мой мальчик, ведь корпорация – это не ее продукция. Совершенно не важно, что мы производим. Мы развиваемся разносторонне – и собираемся продолжать этот процесс в будущем. То, что действительно имеет значение, – это… это организм нашей корпорации. И то, находимся ли мы или нет в гармонии с этим организмом.
– Организм? – Стивен осознал, что не должен выглядеть удивленным. – Да, разумеется, если ты включен в корпорацию, ты получаешь – что? Целое, которое больше, чем сумма его частей. Организация – и организм… Я хочу сказать – это близкие понятия…
«Ну вот, – подумал он, – кажется, я начинаю молоть чепуху».
– О, здесь больше, чем это, Стивен, мальчик мой, – продолжал Уиндерсон, засовывая голографические руки в голографические карманы. – Вернемся немного назад, к концу девятнадцатого века. Верховный суд вынес решение – в данном случае оно было в пользу некой железной дороги – о том, что корпорации должны рассматриваться как имеющие те же права и привилегии, что и отдельные граждане. Их сочли настолько же реальными, как и человеческие существа, юридически. Разумеется, они обладали гораздо большей силой, чем отдельные человеческие существа. И это было поворотным пунктом: мы начали думать о корпорациях по-другому. Сначала они стали просто большими семьями, а потом они стали сущностями. Они зажили своей собственной жизнью в смысле более буквальном, чем ты можешь себе представить, Стивен. В астральном мире корпорация является живым существом… но ты узнаешь об этом больше, когда начнешь изучать психономику.
– Я… с нетерпением ожидаю этого. – Вот и все, что Стивен смог из себя выдавить. А что еще можно ответить, когда тебе говорят, что «в астральном мире корпорация является живым существом?»
Уиндерсон несколько раз кивнул с серьезным видом, потом посмотрел на что-то, чего Стивен не мог видеть.
– Ну ладно – я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. Возможно, сегодня вечером, попозже, у нас будет для тебя еще одно поручение. Так что, может быть, еще увидимся. А сейчас мне пора. Тут мне звонят из… бог мой, из Туркменистана! Можешь себе представить? Всегда что-нибудь новенькое!
И он исчез.
«Действительно ли он исчез?» – усомнился Стивен. Ведь Уиндерсон мог подсматривать за Стивеном, когда хотел. Может быть, он и сейчас смотрит? Повернувшись, Стивен как можно быстрее, пытаясь не выглядеть так, словно он скрывает что-то, уничтожил странное письмо Глинет. Он выключил компьютер и подумал: «А теперь я выпью чашечку кофе».
Но не двинулся с места. Он не встал из-за стола. Просто сидел, уставившись в пустой экран и грызя костяшку пальца. Он думал.
Зачем, во имя всего святого, Глинет послала ему этот файл? Что с ней такое стряслось?
Неожиданно охваченный клаустрофобией, он почувствовал себя запертым в этой маленькой кабинке. Он встал и пошел по пустому, залитому светом коридору к кафетерию в поисках кофе.
Он ощутил запах гардений еще до того, как увидел Жонкиль. Повернувшись, он увидел ее в дальнем конце кафетерия, она сидела спиной к нему, глядя в окно – хотя вряд ли можно было много разглядеть во тьме снаружи.
Люди, глядящие в непроницаемую тьму, на самом деле глядят внутрь себя, предположил он.
На ней был светло-серый костюм. Короткая куртка была перекинута через спинку стула. Резкий свет кафетерия вспыхивал на ее белой шелковой блузке. Он сразу понял, что это Жонкиль, по рыже-золотому водопаду волос у нее на плечах.
Он двинулся к ней, потом остановился, не желая испугать ее.
– Эй, – тихо позвал он.
Она обернулась через плечо. Даже оттуда, где он стоял, были видны следы слез.
– Привет. – Она отвернулась и вытерла глаза. – Иди сюда, выпей шоколада.
Он подошел и остановился рядом с ее столиком.
– Я тут искал кофе… Вы в порядке?
Она сглотнула и заглянула в свою пластмассовую чашку.
– Я… – Она пожала плечами. – Да, все нормально.
– Вы говорите «нормально». А я вот что-то не очень уверен, что это нормально. Могу я чем-нибудь помочь, Жонкиль? Я понимаю, что едва вас знаю, но все же…
– Это очень, очень приятно, что ты так говоришь. Я не очень-то умею скрывать такие вещи, но… честно говоря, я не могу сейчас об этом говорить. – Она отхлебнула горячий шоколад и состроила гримаску. – Пенка. Гадость.
– Вообще-то я не ожидал увидеть вас здесь, на Лысом Пике. Я не знал, что это ваш… не знаю, мне казалось, что вы работаете где-нибудь в тронном зале замка, так сказать. Мы то здесь в основном крестьяне. – Он взглянул на нее и засмеялся. – Но вы здесь, правда? А то мне только что нанес визит Уиндерсон – вот только его на самом деле там не было.
– Его метод держать людей начеку. Ты ведь не серьезно спрашиваешь, здесь я или нет?
Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и он чуть не упал в глубокие голубые глаза. Он ощущал тепло ее тела.
– Да нет, вы определенно здесь.
– Но я не хочу здесь быть. Я хочу быть в своей дурацкой маленькой клетушке и пить коньяк. – Она встала и надела куртку.
– Вы остановились здесь, в обсерватории?
– Здесь довольно далеко до приличного мотеля.
– Ну, в Пепельной Долине что-нибудь нашлось бы, я думаю.
– Что вы ищете?
– Камеры; может быть, один из этих летающих проекторов… их теперь делают такими маленькими. – Он вновь повернулся к ней, слегка смущенный. – Я подумал, что вы, должно быть, разыгрываете меня, и сейчас здесь снова появится Уиндерсон, спроецируется в нашу машину и скажет: «Так ты и на это купился, а, Стивен?» Или, может быть, он просто наблюдает.
Она пристально взглянула на него, потом пожала плечами и повернулась, глядя на Дикинхэма, возвращавшегося к машине.
– Я не разыгрывала вас; однако это были только предположения. Я хочу сказать, люди многое говорят. Меня это не очень-то беспокоит. В этой работе главное – не высовываться.
– Не высовываться? Да ведь… ведь если «Дирван-17» – нервный газ, то люди будут умирать прямо на улицах! Они… они же разбрызгивают эту гадость прямо рядом с городом!
– Я не думаю, что это именно нервный газ. Они также экспериментируют с… вообще-то мы не должны об этом говорить. – Она сменила тему. – Что вы думаете о своей новой должности?
– Что же это может быть за должность? – спросил Стивен, в то время как Дикинхэм с мрачным лицом влез обратно в машину.
– Ничего-ничего, – жизнерадостно сказала Глинет. Ее тон резко изменился в присутствии Дикинхэма. Она ухмыльнулась Стивену: – Вы еще не видели своего кабинета!
– Совершенно незачем иронизировать, молодая леди, – сказал Дикинхэм, пристегивая ремень безопасности. – Это всего-навсего уютное местечко в том здании, пристроенном к обсерватории, Стив. Оно, конечно, временное, но ведь и вся наша операция здесь временна.
– А что там было такое с этим фургоном? – спросил Стивен. Дикинхэм отмахнулся:
– Да это просто… одна из наших команд немного поторопилась.
– Мне показалось, что там кто-то – этот парень с длинными волосами – пытался выбраться наружу?
Дикинхэм завел мотор, но не трогался с места.
– А, это? Это просто один местный придурок, он влез в фильтрационный отстойнике «Д-17». Его надо детоксицировать, просто чтобы обезопасить себя. Не стоит, чтобы кто-нибудь… ну, вы понимаете. Он был пьян, вот и все – на самом деле он совсем не хотел убегать… Пожалуйста, передайте мне чипсы, хорошо? Да, так вот, возвращаясь к разговору о детоксикации – нам всем будет необходимо пройти определенные процедуры: обеззараживающий душ и все такое.
– Обеззараживающий душ? – с непроницаемым лицом спросила Глинет. – Странно.
Дикинхэм фыркнул и тряхнул головой.
– Да это делается сплошь и рядом!
– Мы что, подвергались какому-то опасному воздействию? – спросил Стивен, пытаясь говорить так, словно на самом деле его это не очень-то беспокоило.
– Нет-нет… просто стандартная процедура. Это часть того опыта, который вы должны здесь получить… все это часть нашей программы… Мы… – Он внезапно замолчал.
Через парк по направлению к ним выступала группа людей. Их вел человек в длинном черном пальто и заляпанных грязью ботинках, дико жестикулируя – человек с пузырем вместо головы.
Когда они подошли ближе, Стивен увидел, что пузырь на самом деле был прозрачным шлемом, словно игрушечные шлемы космонавтов, в которых иногда ходят маленькие дети. Только этот шлем не был игрушечным. Он уже видел нечто подобное прежде – в районах высокого загрязнения. Прямо под подбородком человека располагался фильтровальный элемент, отделявший токсины от воздуха и выводивший наружу излишки воды, предохраняя внутреннюю поверхность шлема от запотевания. Там был также усилитель голоса, чтобы можно было отчетливо слышать то, что говорит человек.
– Это что, один из этих новомодных шлемовых мобильников? – спросила Глинет.
Стивен знал, что она имеет в виду. Люди, желавшие говорить по мобильному телефону так, чтобы их не слышали, иногда носили шлемы. На стекло такого шлема немного выше линии взгляда говорившего выводилась электронная почта и тому подобное.
– Нет, – ответил Стивен. – Я совершенно уверен, что это шлем для фильтрации воздуха.
На человеке были также резиновые перчатки. Пятеро людей, идущих вслед за ним – две старые женщины, пожилой латиноамериканец и молодая парочка, не старше двадцати лет, – тоже были в перчатках и других, более компактных фильтрационных масках.
Человек в шлеме, по-видимому, заметив их «хаммер», изменил курс и направился прямиком к нему.
– Это помешанный, преподобный Энтони, – буркнул Дикинхэм.
– Если он помешанный, может быть, нам лучше предпринять стратегическое отступление? – предложила Глинет.
– Нет. Я хочу знать, что задумал этот сукин сын. Стивен взглянул на хмурящееся лицо Дикинхэма. Какое ему может быть дело до того, что задумал какой-то уличный сумасшедший?
Преподобный Энтони остановился, футов пять не дойдя до машины, он стоял спиной к той части затянутого тучами неба, которая скрывала солнце. Свет, просачивавшийся сквозь облака, преобразил пузырь его шлема в некое подобие нимба; он сердито смотрел на них сквозь стекло. У него была редеющая рыжая шевелюра, широкий подвижный рот и размытые усталостью голубые глаза – ширококостное лицо, которое, как предположил Стивен, когда-то было мясистым, а теперь выглядело истощенным. Он заговорил, тыча в их направлении резиновым пальцем и показывая дырки в зубах:
– Вы пришли, чтобы свидетельствовать о вашем Господине, не так ли? Что ж, я тоже пришел, чтобы свидетельствовать – так же, как и вы, друзья мои! Я свидетельствую о Господе Благом, и только о Нем! А в чью пользу ваше свидетельство, скажите-ка, Западные Ветреники? – Он говорил с гнусавым южным выговором, возможно, луизианским.
Дикинхэм фыркнул и наполовину опустил стекло со своей стороны,
– Мистер Перри Энтони – я чуть было не назвал вас «преподобный», но потом вспомнил…
Уличный проповедник неожиданно затих.
– … вспомнил, что вас – как это у вас называется? – расстригли, так, кажется? – насмешливо продолжал Дикинхэм. – Ваша церковь выгнала вас вон. Что у вас там случилось? Вы слишком подружились с церковными служками? Или, может быть, с чьей-нибудь женой?
– Они назвали меня еретиком, друг мой, – преподобный Энтони говорил тихо, но его голос, усиленный электронным устройством, звенел от напряжения, – потому что я говорил, что демоны не были пришествием Последних Времен, потому что я говорил, что они были творением рук человеческих. Потому что я говорил, что это и были люди, люди, объединившиеся с демонами! – Его голос становился громче с каждой фразой. – Потому что я говорил, что Проклятый Дух оказался достаточно умен, чтобы действовать через людей, и что люди оказались достаточно низки, чтобы делать его работу, и им даже не потребовалось особого поощрения! И позже, когда церковники поменяли свою историю, когда правительство заплатило им, чтобы они убедили нас, что все это были галлюцинации, – да, сэр, я обвинил их!… Ибо демоны поистине были обманом – но были они и правдой, и они бесновались в нашем мире! Я свидетельствую истину! Многочисленны лжепророки – но мало тех, кто говорит в духе! И я сказал тем, кто стоял выше меня, что они спят – спят и грешат в своем сне, друзья мои! – Он подчеркивал каждую фразу взмахом кулака в воздухе. – И они объявили меня сумасшедшим из-за того, что я требовал от них пробуждаться каждое утро, из-за того, что я кричал на улицах: проснитесь! проснитесь! день выбора всегда перед вами, и КАЖДЫЙ ДЕНЬ – ЭТО ДЕНЬ СУДА!
Дикинхэм хохотал, мотая головой. И тут раздался громкий шлепок по капоту их машины: большая чайка – они находились в каких-то десяти милях от побережья – упала на них с неба. Птица билась в предсмертной агонии, отчаянно хлопая по капоту переломанными скособоченными крыльями, из ее открытого клюва сочилась кровь.
– О Боже, – выдохнула Глинет.
Последователи Энтони отступили назад, ахая и взволнованно переговариваясь. Энтони указал пальцем на умирающую птицу.
– Я свидетельствую о Господе Благом! Узрите! Отравители, служа своему темному господину, отравляют мир – так же, как грех отравляет их собственные души, они распространяют яд по всему миру, и благословенное творение Господа Благого чахнет и умирает!
Стивен уголком глаза увидел какое-то странное движение – это была белка на стволе одного из деревьев в парке. Она цеплялась за ствол когтями передних лап, но остальная часть ее тела дергалась в судороге. Как-то умудрившись зацепиться задними лапками, она продвинулась на несколько футов вверх, потом остановилась, яростно затрясла головой – и упала, дергаясь в смертельных конвульсиях на траве у подножия дерева.
– Дикинхэм, – прошептал Стивен, – сделайте одолжение: поднимите, пожалуйста, стекло.
– УЗРИТЕ! – вскричал бывший преподобный Энтони, поворачивая рычажок усилителя на своем шлеме, так что его голос загремел, отдаваясь по всему парку, словно глас Господень. – Сказано: «ПО ПЛОДАМ ИХ УЗНАЕТЕ ИХ!» Ибо они отравляют Землю! Узрите!
Дикинхэм ухмыльнулся проповеднику – улыбка вышла натянутой, похожей на оскал черепа, – показал ему палец, включил передачу и поспешно поехал прочь.
И только этим вечером, оставшись один со своим ноутбуком в отведенном ему кабинете в «Лысом Пике», Стивен откровенно спросил себя, зачем Глинет понадобилось так открыто делиться с ним слухами насчет «Дирвана-17». Она была его ассистенткой – неужели она не боялась увольнения за то, что позволяет себе распространяться о таких вещах? Могло ли быть так, что ее специально приставили к нему, чтобы проверить его лояльность? Может быть, они подозревали его в излишнем мягкосердечии?
Эти вопросы бурлили в его мозгу, когда он просматривал материалы, которые она прислала ему – файл, перекачанный с ее наладонника…
«В 1931 году Рокфеллеровский институт медицинских исследований проводил опыты по инъекции людям раковых клеток. Работавший в институте доктор Корнелиус Роудс позже разработал для армии США оборудование для ведения биологической войны. Еще позже, работая в Комиссии по атомной энергетике, он являлся инициатором экспериментов по радиационному облучению, проводившихся на солдатах, а также на пациентах гражданских госпиталей – люди, на которых проводились исследования, имели лишь смутное представление или вовсе не имели представления о том, чему подвергаются.
В 1932 году в Лаборатории по изучению сифилиса в Таскеджи 200 чернокожих с диагнозом сифилиса не были оповещены о диагнозе и лишены надлежащего лечения. Их использовали как объекты лабораторных исследований по изучению развития заболевания. Все они умерли от сифилиса, хотя могли быть успешно вылечены.
В 1946 году пациенты сети госпиталей для ветеранов были употреблены для медицинских экспериментов. Ученым было предписано при их обсуждении употреблять термины «исследования» или «наблюдения» вместо «эксперименты».
В 1947 году Комиссия по атомной энергетике США выпустила документ высшей степени секретности под номером 07075001, в котором открыто упоминалось, что эта организация начинает впрыскивания доз радиоактивных веществ неоповещенным «двуногим и лабораторным мышам»… В этом же году ЦРУ начало исследования ЛСД в качестве возможного оружия. Мощное наркотическое вещество вводилось людям либо не знающим об этом, либо не имевшим четкого представления о связанном с этим риске – риске, хорошо известном руководителям эксперимента.
В 1950 году министерство обороны начало взрывы атомных бомб – и наблюдения за людьми в населенных пунктах, расположенных с подветренной стороны от взрыва, с целью изучения проистекающих от этого заболеваний и уровня вызванной радиацией смертности. По всей видимости, министерство обороны отдавало себе отчет в том, что последует некоторое увеличение подобных последствий среди американских граждан, проживающих с подветренной стороны от взрыва.
В 1950 году ВМФ США намеренно высвободили с кораблей облако бактерий, так что его должно было снести на Сан-Франциско. Город был поставлен под наблюдение специальных приборов, которые можно было в безопасности просмотреть позже, чтобы выяснить, насколько далеко распространилась инфекция. Значительное количество жителей Сан-Франциско оказались жертвами заболевания, внешне напоминавшего пневмонию.
В 1951 году министерство обороны начало собственные открытые испытания бактерий и вирусов, возбуждавших болезни. Испытания продолжались вплоть до 1969 года. Позднейшие исследователи полагают, что люди в районах, расположенных вокруг мест испытаний, подверглись их воздействию – никто не знает наверняка, сколько заболело и умерло в результате этих испытаний.
В 1953 году при испытаниях возможностей химического оружия армия США распространила облака цинко-кадмиевого сульфида над различными городами, включая Виннипег, Сент-Луис, Миннеаполис, Форт Вэйн, долину Монокаси в Мэриленде и Лисбург в штате Вирджиния. Долгосрочные последствия этих испытаний для здоровья граждан не определены.
Также в 1953 году армия и ЦРУ предприняли ряд экспериментов по изучению распространения микроорганизмов, переносимых воздушным путем, подвергнув тысячи жителей Нью-Йорка и Сан-Франциско воздействию бактерий Serratia marcescens и Bacillus glogigii.
В 1953 году американская разведка запустила проект МК ULTRA, включающий в себя испытания наркотических веществ и биологических агентов, которые могли бы быть использованы для контроля сознания и операций над психикой. В этом проекте иногда в качестве лабораторных крыс использовались люди, не знающие об этом. Существует по крайней мере один хорошо задокументированный случай, когда испытуемый совершил самоубийство в результате этих испытаний. Существуют свидетельства, что были и другие подобные случаи.
В 1956 году армия США выпустила москитов, зараженных желтой лихорадкой, в Саванне, штат Джорджия, и Эйвон-Парке, штат Флорида. Армейские агенты представлялись правительственными сотрудниками здравоохранения, выполняя серию тестов по проверке действия возбудителей заболевания на ничего не подозревающий жертвах…
В 1965 году разведка приступила к проекту МК SEARCH, представлявшему собой попытку контролировать поведение людей с помощью воздействующих на сознание наркотических веществ…
В 1966 году ЦРУ инициировало проект МК OFTEN, программу, тестирующую токсикологические последствия определенных наркотических веществ на людях – и на животных; экспериментаторы не проводили больших различий…
В 1966 году армия США распространила Bacillus subtilis variant niger в значительной части системы метрополитена Нью-Йорка. Армейские ученые бросали электрические лампочки с бактериями на вентиляционные решетки, подвергая воздействию бактерий около миллиона граждан. Электрические лампочки использовались, по-видимому, как маскировка – будучи замеченными, они скорее всего были бы проигнорированы в отличие от лабораторных колб…
В соответствии с «Милитари ревью» за ноябрь 1970 года, двумя годами раньше Соединенные Штаты интенсифицировали разработки так называемого «этнического оружия», предназначенного для избирательного уничтожения этнических групп, восприимчивых к нему вследствие генетических отличий…
В 1977 году сенаторам на заседании сообщили, что 239 крупнейших и более мелких городов были произвольно подвергнуты воздействию биологического оружия в соответствии с программой, начатой в 1949 году».
И так шло все дальше и дальше, через все 1990-е и первую декаду двадцать первого столетия… Стивен покачал головой и коснулся пальцем клавиши, чтобы уничтожить файл.
– Стивен?
Он обернулся – перед ним был Уиндерсон. Стивен подвинул стул так, чтобы загородить Уиндерсону экран своим телом. Что, по-видимому, было ошибкой: Уиндерсон тут же взглянул в направлении экрана, словно заинтересовавшись, что Стивен мог скрывать от него.
«Это же смешно», – подумал Стивен. Но не отодвинулся от экрана.
– Просто проверка. Я не хотел пугать тебя, Стиви, малыш.
Сквозь тело Уиндерсона просвечивала стойка со скоросшивателями. Стивен увидел, что голограмма рябит от интерференции.
– Вы не испугали меня. Рад вас видеть. Я надеюсь, вам не станет плохо от этого мигания, босс, – добавил Стивен, нервно пытаясь пошутить.
– Что? А, мое изображение не в порядке? Ха! Ну да ладно, малыш, расскажи-ка лучше, как прошел твой первый день в поле?
– Э-э… восхитительно.
– «Дирван-17» весьма эффективен, не правда ли?
– Да, можно сказать, что так.
– Не слышится ли мне некая неопределенность в этом ответе? Знаешь, мы вообще-то надеемся, что ты скоро начнешь выдавать идеи относительно маркетинга этого продукта. Сразу же после небольшого вторжения в психономику, я имею в виду.
– Маркетинга? А… ах да, конечно. Я уже, э-э… думал об этом.
– Больше никаких опасений? Я хочу сказать – насколько я помню, вначале тебя заботило, не создаст ли он для нас плохую рекламу.
– Н-ну что ж… это, конечно, немного проблематично. Насколько я понял, какое-то его количество снесло сегодня на город. Это не должно создать больших проблем – но там было несколько людей в противогазах.
– Ну да, конечно. Там есть несколько задвинутых, которые любят драматизировать. Мы распрыскивали рядом с городом, ветер снес немножко в ту сторону… В любом случае ты должен всегда смотреть на картину в целом, Стивен. Наше общество насквозь пропитано так называемыми токсинами. Некоторые из них действительно токсичны – но вот и в миндале есть совершенно естественные цианиды, а в апельсинах от природы присутствует мышьяк. Тело само избавляется от них, это происходит само собой.
Стивен был знаком с этим тезисом. Здравый смысл подсказывал контраргумент: остаточные токсины, естественно находящиеся в продуктах, встречаются в них в почти нераспознаваемых количествах, к тому же человеческое тело больше приспособлено отфильтровывать одни токсины, чем другие.
Однако, желая играть с группой, он ответил:
– И, разумеется, можно сделать так, чтобы пестициды распадались после того, как произведут начальное действие. Некоторые из них.
– Вот именно. Совершенно верно. И то, что мы испытываем вначале, совершенно не обязательно должно быть окончательной концентрацией – мы можем развести его в сотни раз. Очень возможно. Если вначале мы и напортим где-нибудь, то в конечном счете все окажутся в выигрыше. Это как с плотинами. Тебе, может быть, придется затопить несколько симпатичных долин, но зато ты снабдишь энергией миллионы людей.
Стивен кивнул. Он недоумевал, зачем Уиндерсону понадобилось тратить время на то, чтобы оправдывать перед ним «Дирван-17». Он был уверен, что руководитель компании обычно не церемонится с большинством своих сотрудников. Это даже несколько польстило ему – словно бы Уиндерсон считал его особенно ценным кадром.
Какая-то часть его знала, что он глотает все это, потому что это приносит ему удовлетворение. Этакий абстрактный транквилизатор.
Но ведь это была его работа – он должен был найти способ выжить в ней.
Словно почувствовав направление его мыслей, уиндерсонова проекция продолжала:
– Мы живем в жестоком мире – перед нами серьезные соперники. Как со стороны людей, так и со стороны природы. Природа постоянно пережевывает нас челюстями миллионов насекомых. Пестициды находятся среди единственных средств защиты, какие у нас есть.
– Конечно, я знаю, – сказал Стивен, чувствуя себя немного лучше.
То, что он увидел сегодня, взволновало его больше, чем он осознавал.
И преподобный Энтони. Он, конечно, сумасшедший – но он говорил очень убежденно.
– Я просто даю тебе пищу для размышления – может быть, тебе удастся использовать это где-нибудь при маркетинге. Помню, когда я был мальчишкой, я видел по телевизору рекламу доброго старого «Рейда»: «Убивает наповал!» Вот это был стиль! Понимаешь ли, мой мальчик, ведь корпорация – это не ее продукция. Совершенно не важно, что мы производим. Мы развиваемся разносторонне – и собираемся продолжать этот процесс в будущем. То, что действительно имеет значение, – это… это организм нашей корпорации. И то, находимся ли мы или нет в гармонии с этим организмом.
– Организм? – Стивен осознал, что не должен выглядеть удивленным. – Да, разумеется, если ты включен в корпорацию, ты получаешь – что? Целое, которое больше, чем сумма его частей. Организация – и организм… Я хочу сказать – это близкие понятия…
«Ну вот, – подумал он, – кажется, я начинаю молоть чепуху».
– О, здесь больше, чем это, Стивен, мальчик мой, – продолжал Уиндерсон, засовывая голографические руки в голографические карманы. – Вернемся немного назад, к концу девятнадцатого века. Верховный суд вынес решение – в данном случае оно было в пользу некой железной дороги – о том, что корпорации должны рассматриваться как имеющие те же права и привилегии, что и отдельные граждане. Их сочли настолько же реальными, как и человеческие существа, юридически. Разумеется, они обладали гораздо большей силой, чем отдельные человеческие существа. И это было поворотным пунктом: мы начали думать о корпорациях по-другому. Сначала они стали просто большими семьями, а потом они стали сущностями. Они зажили своей собственной жизнью в смысле более буквальном, чем ты можешь себе представить, Стивен. В астральном мире корпорация является живым существом… но ты узнаешь об этом больше, когда начнешь изучать психономику.
– Я… с нетерпением ожидаю этого. – Вот и все, что Стивен смог из себя выдавить. А что еще можно ответить, когда тебе говорят, что «в астральном мире корпорация является живым существом?»
Уиндерсон несколько раз кивнул с серьезным видом, потом посмотрел на что-то, чего Стивен не мог видеть.
– Ну ладно – я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. Возможно, сегодня вечером, попозже, у нас будет для тебя еще одно поручение. Так что, может быть, еще увидимся. А сейчас мне пора. Тут мне звонят из… бог мой, из Туркменистана! Можешь себе представить? Всегда что-нибудь новенькое!
И он исчез.
«Действительно ли он исчез?» – усомнился Стивен. Ведь Уиндерсон мог подсматривать за Стивеном, когда хотел. Может быть, он и сейчас смотрит? Повернувшись, Стивен как можно быстрее, пытаясь не выглядеть так, словно он скрывает что-то, уничтожил странное письмо Глинет. Он выключил компьютер и подумал: «А теперь я выпью чашечку кофе».
Но не двинулся с места. Он не встал из-за стола. Просто сидел, уставившись в пустой экран и грызя костяшку пальца. Он думал.
Зачем, во имя всего святого, Глинет послала ему этот файл? Что с ней такое стряслось?
Неожиданно охваченный клаустрофобией, он почувствовал себя запертым в этой маленькой кабинке. Он встал и пошел по пустому, залитому светом коридору к кафетерию в поисках кофе.
Он ощутил запах гардений еще до того, как увидел Жонкиль. Повернувшись, он увидел ее в дальнем конце кафетерия, она сидела спиной к нему, глядя в окно – хотя вряд ли можно было много разглядеть во тьме снаружи.
Люди, глядящие в непроницаемую тьму, на самом деле глядят внутрь себя, предположил он.
На ней был светло-серый костюм. Короткая куртка была перекинута через спинку стула. Резкий свет кафетерия вспыхивал на ее белой шелковой блузке. Он сразу понял, что это Жонкиль, по рыже-золотому водопаду волос у нее на плечах.
Он двинулся к ней, потом остановился, не желая испугать ее.
– Эй, – тихо позвал он.
Она обернулась через плечо. Даже оттуда, где он стоял, были видны следы слез.
– Привет. – Она отвернулась и вытерла глаза. – Иди сюда, выпей шоколада.
Он подошел и остановился рядом с ее столиком.
– Я тут искал кофе… Вы в порядке?
Она сглотнула и заглянула в свою пластмассовую чашку.
– Я… – Она пожала плечами. – Да, все нормально.
– Вы говорите «нормально». А я вот что-то не очень уверен, что это нормально. Могу я чем-нибудь помочь, Жонкиль? Я понимаю, что едва вас знаю, но все же…
– Это очень, очень приятно, что ты так говоришь. Я не очень-то умею скрывать такие вещи, но… честно говоря, я не могу сейчас об этом говорить. – Она отхлебнула горячий шоколад и состроила гримаску. – Пенка. Гадость.
– Вообще-то я не ожидал увидеть вас здесь, на Лысом Пике. Я не знал, что это ваш… не знаю, мне казалось, что вы работаете где-нибудь в тронном зале замка, так сказать. Мы то здесь в основном крестьяне. – Он взглянул на нее и засмеялся. – Но вы здесь, правда? А то мне только что нанес визит Уиндерсон – вот только его на самом деле там не было.
– Его метод держать людей начеку. Ты ведь не серьезно спрашиваешь, здесь я или нет?
Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и он чуть не упал в глубокие голубые глаза. Он ощущал тепло ее тела.
– Да нет, вы определенно здесь.
– Но я не хочу здесь быть. Я хочу быть в своей дурацкой маленькой клетушке и пить коньяк. – Она встала и надела куртку.
– Вы остановились здесь, в обсерватории?
– Здесь довольно далеко до приличного мотеля.
– Ну, в Пепельной Долине что-нибудь нашлось бы, я думаю.