Страница:
В апреле–мае 1788 г. у румелийского берега (то есть берегов современных Болгарии и Румынии) гуляли два корсара: Иван Налимер на трофейном турецком судне (название установить не удалось) и Иван Мелиси на «Карло-Константине». Рано утром 5 мая они тихо подкрались к городку Мангалия в устье Дуная. Там на мелководье, у самого берега, стояло 9 небольших турецких судов. Решив захватить их, корсары спустили шлюпки и направились к берегу. Их курс пересек барказ с двумя десятками вооруженных турок. Турки приняли корсаров за своих соотечественников, о чем вскоре горько пожалели: огнем со шлюпок были перебиты все люди на барказе, кроме троих, взятых в плен. Увидев это, турецкие купцы поспешили выброситься на берег, но корсарам удалось перехватить одно судно с грузом пшеницы, а другое потопить. Толпа турок на берегу была рассеяна огнем со шлюпок. Возвращаясь в Севастополь, корсары встретились с двумя военными турецкими кораблями, но те уклонились от боя.
До сентября 1788 г. в Черном море пиратствовали только греки. В августе 1788 г. Потемкин назначает только что вернувшегося из Петербурга Д.Н. Сенявина своим генеральс-адъютантом и производит его в капитаны 2 ранга. Видимо, и был повод: 3 августа Сенявину исполнилось 25 лет. А в сентябре светлейший отправил своего любимца в крейсерство к анатолийским берегам.
Наши официальные историки: и царские (Ф.Ф. Веселаго и др.), и советские (А.Л. Шапиро и др.) – утверждают, что, мол, Сенявин должен был отвлечь часть турецкого флота, стоявшего у Очакова. Утверждение более чем наивное, и так десятки греческих корсаров рыскали по Черному морю, но турки так и не отвели свои основные силы. Да и вообще, как сии авторы представляют гонку 66-пушечного корабля за быстроходным крейсерским судном?
Сам Потемкин куда более логично объяснил императрице свое решение в письме от 29 сентября. Мол, «мой генаральс-адъютант Сенявин послан с корсарами ради перехвачения с войсками восьми судов транспортных». Теоретически это могло быть, а практически Гриша надул любимую Катю. Никаких войск, предполагаемых к переброске по морю, в Анатолии не было. Да и что турки, психи? Без конвоя направлять восемь войсковых транспортов по Черному морю, кишащему пиратами? А если бы и потребовалась такая перевозка, то уж турки нашли бы и соответствующий конвой из нескольких фрегатов, а то и кораблей. Кстати, на эту «клюкву» и купился В.Д. Овчинников, автор жития святого адмирала Ушакова.
Ларчик же открывался просто. Светлейшему нужно было очень много денег, а поход к берегам Анатолии мог принести большую прибыль. Кроме того, не грех и проверить, чем занимаются корсары в море и честно ли делят добычу с начальством.
16 сентября 1788 г. пять корсарских кораблей вышли из Севастополя и направились к турецким берегам. Формально ими командовал капитан 2 ранга Сенявин. Но как мог командовать 25-летний щеголь, ни разу не ходивший на абордаж, опытными капитанами – шкипером Г. Ганале, прапорщиком Марингопуло, шкипером А. Скандараки и мичманом Аркуловым? Шел Сенявин фактически свадебным генералом.
Три недели отряд крейсировал в районе Синоп – Керасу. 19 сентября у Синопа отряд Сенявина встретил пять турецких судов. Корсары устремились за самым крупным, но судно имело хороший ход и легко уходило от погони. Тем не менее его перехватили корабли капитана Ганале и прапорщика Марингопуло, взявши турка в два огня. Турки отчаянно сопротивлялись, они отразили две попытки абордажа. Отстреливаясь, они стали отходить к Синопу, но наскочили на риф. Корсары набросились на добычу, но тут открыли огонь пушки береговой батареи. Корсарам пришлось отойти, оставив приз на камнях. Но из других кораблей один был захвачен прапорщиком Скандараки, остальные бежали под покровом наступившей темноты.
Затем отряд двинулся на восток к порту Бонне, где якобы стояли восемь военных судов. 20 сентября, на пути к Бонне, корсары захватили судно со смолой и пенькой. Приз сожгли, а его команде удалось бежать на шлюпках на берег. На следующий день заметили четыре мелексы[27], послали к ним барказы, удалось захватить два судна. Груз оказался копеечным – пенька да сушеные фрукты. Мелексы вместе с грузом сожгли. 22 сентября отряд на подходе к Бонне сжег еще одну мелексу, в это время с берега открыла огонь турецкая пушка. Ее быстро сбили огнем судовых пушек, высадились на берег и уничтожили магазин (склад). При этом «много турок побито картечами», но военных транспортов в порту не оказалось. Это был первый случай русского десанта в глубине турецкой территории после казачьих походов XVII века.
Отряд двинулся вдоль берега на восток. На пути лежал порт Геренсида (нынешний Гиресун), его прикрывал с берега небольшой островок, а за ним на якорях стояли четыре турецких парусника. Корсары вошли в гавань и бросили якоря. С наступлением темноты, в 11 часов вечера, корсары спустили барказы и подошли к берегу. Но турки их заметили и открыли сильный ружейный и артиллерийский огонь (в порту оказалась трехорудийная батарея). Высадить десант не удалось, и барказы вынуждены были вернуться к кораблям. Утром корабли подняли паруса и двинулись к батарее. Стали на якоря, завели шпринты[28] и открыли огонь. Батарею вскоре уничтожили. Тогда снова спустили барказы и отправились к турецким судам, стоявшим на мелководье. Одно судно было удачно абордировано, на три других абордаж не удался, экипажам удалось отбиться. Тогда корсары обстреляли эти суда из пушек и потопили. Корсары перегрузили с захваченного судна провиант и 300 пудов пороху (около 5 тонн) на свои корабли, турецкое же судно сожгли. Корсары в этом сражении понесли потери – 9 человек убитыми и 13 человек ранеными. Генеральс-адъютант Сенявин поздравил отличившихся в этом бою командиров четырех судов его отряда – капитана (армейского) Ганале, мичмана Аркулова и прапорщиков Марингопуло и Николая Вальяно.
Весь этот день и ночь отряд провел у вражеского побережья, а 26 сентября вышел в море и взял курс на Севастополь. 29 сентября на рассвете отряд взял большое турецкое судно с ценным грузом – солью. Судно решили доставить в Севастополь, для чего послали на борт призовую партию в 12 человек. Но 3 октября во время сильного шторма турецкий корабль был сильно поврежден, и его пришлось затопить. Отряд Сенявина «привез довольно взятого богатства и шестого числа прибыл в Севастопольскую гавань благополучно».
Потемкин был очень рад возвращению Сенявина, а еще больше – добыче. 17 октября 1788 г. он писал Екатерине: «Мой Сенявин много навел страху на анатолийских берегах. Позвольте дать ему крест Георгиевский 4-й степени. У меня есть лишние».
Отношение официальных властей к корсарам, а также их нравы хорошо иллюстрирует письмо таврического губернатора к графу М.И. Войновичу от 30 января 1789 г. Губернатор сообщает Войновичу, назначенному 12 декабря 1788 г. командующим Черноморским флотом, о прошении секретаря таврической казенной палаты Якова Белухи, который был вместе с мичманом Лазарем Мариенгопуло владельцем двухмачтового корсарского судна «Св. Николай», которое «во славу России от повреждения штормом на море разбилось». Оказывается, что в этом случае «казна» возмещала владельцам стоимость погибшего корабля. Белуха просил, чтобы мичману Мариенгопуло выдали только половину причитающейся суммы. Видимо, он опасался, что предприимчивый грек, находясь в Севастополе, поспешит получить и присвоить себе все деньги. Губернатор разделял опасения своего подчиненного и просил Войновича не выплачивать мичману всей суммы.
14 марта 1790 г. командующим Севастопольским корабельным флотом вместо Войновича был назначен контр-адмирал Ушаков.
Первой самостоятельной операцией нового командующего стало крейсерство у берегов Анатолии. Потемкин задумал провести «диверсии» у турецких берегов, и 14 марта Ушакову был отписан еще один ордер, в котором говорилось: «По прибытии немедленном в Севастополь… с самыми лучшими крейсерскими судами в подкрепление трех кораблей – “Георгия”, “Андрея” и “Александра” да четырех фрегатов извольте выйти в море ради поиску. Крайне полезно было бы, если б удалось Вам схватить какие транспорты или же истребить где спущенные корабли у азиатских берегов. Я надеюсь, что Вы со всею ревностию исполните Вам порученное и заблаговременно возвратитесь в Севастополь для приуготовления всего флота в кампанию».
16 мая 1790 г. из Севастополя к анатолийскому побережью вышли эскадра Ушакова в составе трех 50-пушечных кораблей, четырех фрегатов, 11 крейсерских судов и репетичного судна «Полоцк». На самом деле кораблями тут названы на страх басурманам и своим в утешение 46-пушечные фрегаты «Св. Георгий Победоносец», «Апостол Андрей» и «Александр Невский». Остальные фрегаты – «Иоанн Воинственник», «Св. Амвросий Медиоланский», «Св. Иероним» и «Преподобный Нестор» были 40-пушечными.
Для проведения десантных операций на борт фрегатов и крейсерских судов были взяты десантники из состава Севастопольского полка (618 солдат и офицеров) и части Балаклавского греческого полка (352 солдата и офицера под командованием подполковника Чапони).
Вечером 20 мая с русских кораблей увидели берега Анатолии. Ушаков разделил корсарские суда на три отряда и послал их вперед. В полдень следующего дня Ушаков, шедший на корабле «Александр Невский», подошел к Синопу и увидел, что вблизи гавани корсарские суда захватили три купеческих судна: один кирлангич и две шайки. С крейсерских судов спустили барказы (на носу каждого была пушка), которые грабили побережье.
На рассвете следующего дня эскадра Ушакова вошла в Синопскую бухту, в глубине которой стояли на якоре два фрегата, шхуна, кирлангич, полугалеры, три лансона и чектырма. На берегу на эллинге стоял строившийся корабль. Ушаков не рискнул атаковать сии корабли, находившиеся под защитой береговых батарей. Позже он оправдывался в рапорте Потемкину: «Я намерен был в самое то ж время их атаковать, но тихость восточного ветра воспрепятствовала, а притом оказалось, должно, проходя батареи бухтою к судам, иттить немалое расстояние прямо носом против всех их бортов и крепостных пушек. Посему в предосторожность, дабы не случилось повреждения мачт, почел оную атаку бесполезной, ибо намерен искать впредь дел важнейших. Вместо ж того разными движениями эскадры и перепалкою с кораблей всем синопским жителям и судам, при оных находящимся, наносил беспрестанно великий страх и беспокойство».
Риторический вопрос, что можно считать наиважнейшим делом по сравнению с уничтожением всех фрегатов и строившегося на эллинге корабля?
Русские фрегаты два дня обстреливали город и вызвали тем сильные пожары. Крейсерские суда между тем обошли близлежащие районы, захватили восемь судов и потопили еще четыре. Почти все «купцы» были гружены пшеницей.
На судах корсары взяли 160 человек, в том числе русских пленных: одного унтер-офицера, 6 солдат, 5 казаков. Среди турок оказалась 41 женщина. В ходе захвата судов один корсар убит, один ранен.
Утром 24 мая корсары утопили еще два торговых судна. В тот же день эскадра Ушакова покинула Синопскую бухту и двинулась вдоль берега к порту Самсун. Впереди по традиции шли корсарские суда. В 6 часов вечера 24 мая они заставили выброситься на берег два турецких судна. Корсары выкинули за борт купцов и перевезли наиболее ценные товары на свои суда.
В 11 часов утра с фрегатов Ушакова увидели порт и крепость Самсун. Между тем корсарские суда уже ворвались в гавань и вступили в бой с турецкими судами и береговыми батареями.
И тут в точности повторилась синопская история. Наш славный адмирал вновь хотел войти в бухту, но ему опять помешал ветер: «…За сделавшимся восточным крепким ветром, не останавливая тут, довольствовался одним нанесением страха и, не упуская способного ветра, обратил путь свой к Анапе, ибо узнал через пленных, что там есть один линейный корабль и одна шаитья (малое турецкое парусное судною. – А.Ш. )».
Ну и ну! Корсарам ни ветер, ни береговые батареи в Си-нопе и Самсуне не мешали, а вот Ушакову…
28 мая Ушаков отправил в Севастополь шесть захваченных турецких судов в сопровождении крейсерских судов «Панагия Дусено», «Принцесса Елена», «Панагия Апотумангано» и «Панагия Попанди», а репетичное судно «Полоцк» было отправлено в Феодосию с рапортом Потемкину.
Поскольку добыча была большая, а главное, добыта лично адмиралом, то в архивах сохранился один из немногих, а может и единственный, документ, рассказывающий о том, какие суда захватили пираты и кто на них находился.
Сведения о призовых судах, захваченных крейсерами
Тип судна – Число мачт – Длина, м – Ширина, м – Осадка, м
Чектырма – 1 – 15,85 – 3,66 – 2,13
Чектырма – 1 – 15,44 – 3,35 – 2,03
Шайка – 2 – 21,03 – 5,64 – 2,44
Шайка – 2 – 24,31 – 8,43 – 3,66
Маруля – 2 – 27,64 – 6,7 – 3,96
Мелека 2 (1 большая, 1 малая) – 14,33 – 4,52 – 2,08
«За всем тем поймано и взято в плен турок 80, турчанок больших и малолетних 14, греков 51, армян 3, невольников, везомых для продажи в Константинополь, черкезских разного возраста мальчиков, женщин тоже взрослых и малолетних девушек 27. Да везомых же из Анапы для продажи в Константинополь бывших в плену Российских разных полков унтер-офицеров 1, солдат 6, казаков 5 – всего 201 человек». Тут же Ушаков добавляет в отчете: «Из наших греков при сих перепалках убит матрос 1, тяжело ранен один да легкими ранами – 3». Из чего следует, что турецкие суда захватывали исключительно корсары. В том же отчете Ушаков рассказывает, что и в Самсуне, и в Синопе крейсерские суда входили на рейд и вели артиллерийскую дуэль с находившимися там турецкими судами и береговыми батареями, а корабли Ушакова во всех случаях довольствовались ролью наблюдателей.
В Севастополе было постановлено весь груз, взятый у греков, считать призом, «поскольку они есть турецкоподанные». Всю добычу разделили на четыре равные части: Потемкину, Ушакову, казне и корсарам.
Но вернемся к эскадре Ушакова. Из Самсуна он с семью фрегатами и оставшимися крейсерскими судами «Абельтаж», «Донай», «Карло-Константин», «Феникс», «Климент папа Римский» и «Красноселье» двинулся к Анапе для взаимодействия с корпусом генерал-поручика Ю.Б. Бибикова, осаждавшим город.
10 февраля 1790 г. корпус Бибикова перешел по льду реку Кубань и двинулся к Анапе. В составе корпуса было 7609 человек и 16 орудий. Провиант Бибиков взял только на две недели, понадеявшись закупить его у горцев. Но горцы начали партизанскую войну против Бибикова.
24 марта корпус подошел к крепости Анапа, гарнизон которой составляли 15 тысяч человек. Тем не менее Бибиков приказал идти на штурм, не обеспечив войска даже штурмовыми лестницами. Турки отбили атаку с большими потерями для русских.
Русские войска оказались без провизии. В корпусе было много больных, с тыла на русских нападали горцы. В такой ситуации 15 апреля Бибиков решил возвратиться. 4 мая на плотах через разлившуюся Кубань переправилось лишь 5407 человек.
Ушаков ничего не знал о злоключениях Бибикова. И только подойдя 29 мая близко к берегу, увидел, что русских у крепости нет.
На рейде Анапы адмирал узрел турецкие корабль, фрегат[29], два гребных судна и пять «купцов». Турецкие суда отошли ближе к крепости. 31 мая в 2 часа дня фрегаты Ушакова стали подходить к Анапской крепости. В 6 часов из крепости пальнули ядром, но оно не долетело. Ушаков «для апробации» велел пальнуть бомбой из единорога и получил большой недолет. И тогда началась жестокая пальба, длившаяся часа три. Ядра и бомбы с обеих сторон метко ложились в пучину Черного моря. Наивный читатель спросит, а зачем палить-то, ведь пристрелка показала, что достать до неприятеля невозможно. Так поэтому-то и палили, и без потерь обошлись, и реляцию начальству победную составили.
1 и 2 июня опять происходила жесточайшая канонада, и опять турки и русские фрегаты обошлись без потерь. Наконец в 6 часов вечера 2 июня Ушаков приказал идти в Севастополь.
При царе, при коммунистах и сейчас при демократах не прекращаются славословия в адрес Ушакова. Так, историк В.Д. Овчинников пишет: «Произведя по ним несколько залпов, контр-адмирал Ушаков прекратил огонь. Невозможность ближе подойти к неприятелю и отсутствие бомбардирских судов и брандеров в составе российской эскадры не позволили ей добиться желаемой цели – уничтожить неприятельские суда на анапском рейде. Первого июня Ушаков отошел от Анапы и 5 июня благополучно прибыл в Севастополь».[30] Оказывается, уничтожить вражеские суда тремя 50-пушечными фрегатами нельзя. Нужны бомбардирские корабли, а что касается брандеров, то, видимо, автор не представляет, что это такое. За пару часов в брандеры можно было обратить взятые в плен купеческие суда или даже собственные крейсерские суда. А в принципе, в них и нужды не было.
Добавлю, что никакой гавани, никаких бухт в 1790 г. в Анапе не было, а был абсолютно открытый рейд.
Как уже говорилось, ни кораблей, ни фрегатов у турок не было, а мелкокалиберная артиллерия малых судов была неэффективна против русских фрегатов. Наконец, больших пушек в крепости Анапа тоже не имелось.
Почти через год по приказу Потемкина генерал Гудович подошел к Анапе, установил 32 пушки в трех батареях и после трехдневной бомбардировки взял крепость. Там было найдено 96 орудий, но если бы хоть часть из них имела калибр 24 и более фунтов, то Гудович, а тем более новоявленные составители житий раззвонили бы об этом на весь свет.
В аналогичной ситуации Нельсон в Абукире и Копенгагене, Нахимов в Синопе и другие решительные флотоводцы действовали одинаково – входили на рейд, расстреливали эскадру противника, а затем занимались береговыми батареями. Федор Федорович был, безусловно, талантливый адмирал, но, мягко выражаясь, чрезмерно осторожный. 5 июня 1790 г. Ушаков вернулся в Севастополь.
В ноябре 1790 г. гребная флотилия под командованием И.М. де Рибаса вошла в Дунай, а корабельный флот прикрывал ее с моря. В устье Дуная флотилия бомбардировала и захватила Сулинское укрепление. Комендант укрепления Сент-Анту-Агу с сыном бежали в море на сакалее. Но там их заметили с корсарских судов «Св. Климент, папа Римский» и «Феникс», обстреляли из пушек и потопили. Коменданта с сыном и еще трех важных чиновников корсары вытащили из воды и взяли в плен. Затем корсары этих же судов захватили торговое судно, шедшее из Константинополя «с разными овощами», и привели его в Севастополь.
Кампания 1791 года, как и всегда, была начата крейсерскими судами. Два крейсерских судна: «Феникс» и «Климент папа Римский» провели в конце марта – начале апреля рейд вдоль анатолийскойго берега между Синопом и Босфором. Турки боялись корсаров, да и море было неспокойно. Поэтому добыча оказалась невелика – всего одна сакалея с грузом фруктов и холста. Экипаж ее состоял из девяти турок и шести греков. Еще два торговых судна выбросились на берег, и их экипажи разбежались, корсары взяли в плен лишь одного глубокого старца.
Еще одно крейсерское судно, «Панагия Дусено», было послано 22 марта на поиск турецкого судна, замеченного у крымского берега между Ялтой и Судаком. Однако турка обнаружить не удалось.
2 апреля 1791 г. из Севастополя вышли корсарские суда «Панагия Дусено» (командир лейтенант Глези), «Феникс» (лейтенант Бенардаки) и «Климент папа Римский» (поручик Ледино). Выйдя в открытое море, суда разошлись: «Панагия» обошла крымские берега с целью разведки, а два других судна пошли на Синоп, а оттуда к Константинополю. Они захватили торговое судно с экипажем в 15 человек, шедшее из Константинополя в Самсун. Еще два турецких «купца», пытаясь уйти от корсаров, бросились к берегу и разбились о рифы.
В письме Потемкина от 12 апреля 1791 г. Ушаков раскрывает статус корсарских судов, базирующихся в Севастополе: «За долг почитаю донесть вашей светлости о основании содержания при Севастополе находящихся крейсерских судов. Все находящиеся здесь крейсерские суда состоят оценены, сколько которое стоит. Самая малая часть за оные денег выдана хозяевам, а другим и вовсе ничего не выдано, посему состоят они все под командою тех самых командиров, которые и хозяева оных судов считаются, содержат они матросов наймом от себя и своим кочтом нанимают».[31]
Этим адмирал в очередной раз подтверждает, что крейсерские суда практически являются «частными лавочками», с той разницей, что на мачте не «вьется по ветру “веселый Роджер”», а «гордо полощется Андреевский флаг».
Глава 10.
До сентября 1788 г. в Черном море пиратствовали только греки. В августе 1788 г. Потемкин назначает только что вернувшегося из Петербурга Д.Н. Сенявина своим генеральс-адъютантом и производит его в капитаны 2 ранга. Видимо, и был повод: 3 августа Сенявину исполнилось 25 лет. А в сентябре светлейший отправил своего любимца в крейсерство к анатолийским берегам.
Наши официальные историки: и царские (Ф.Ф. Веселаго и др.), и советские (А.Л. Шапиро и др.) – утверждают, что, мол, Сенявин должен был отвлечь часть турецкого флота, стоявшего у Очакова. Утверждение более чем наивное, и так десятки греческих корсаров рыскали по Черному морю, но турки так и не отвели свои основные силы. Да и вообще, как сии авторы представляют гонку 66-пушечного корабля за быстроходным крейсерским судном?
Сам Потемкин куда более логично объяснил императрице свое решение в письме от 29 сентября. Мол, «мой генаральс-адъютант Сенявин послан с корсарами ради перехвачения с войсками восьми судов транспортных». Теоретически это могло быть, а практически Гриша надул любимую Катю. Никаких войск, предполагаемых к переброске по морю, в Анатолии не было. Да и что турки, психи? Без конвоя направлять восемь войсковых транспортов по Черному морю, кишащему пиратами? А если бы и потребовалась такая перевозка, то уж турки нашли бы и соответствующий конвой из нескольких фрегатов, а то и кораблей. Кстати, на эту «клюкву» и купился В.Д. Овчинников, автор жития святого адмирала Ушакова.
Ларчик же открывался просто. Светлейшему нужно было очень много денег, а поход к берегам Анатолии мог принести большую прибыль. Кроме того, не грех и проверить, чем занимаются корсары в море и честно ли делят добычу с начальством.
16 сентября 1788 г. пять корсарских кораблей вышли из Севастополя и направились к турецким берегам. Формально ими командовал капитан 2 ранга Сенявин. Но как мог командовать 25-летний щеголь, ни разу не ходивший на абордаж, опытными капитанами – шкипером Г. Ганале, прапорщиком Марингопуло, шкипером А. Скандараки и мичманом Аркуловым? Шел Сенявин фактически свадебным генералом.
Три недели отряд крейсировал в районе Синоп – Керасу. 19 сентября у Синопа отряд Сенявина встретил пять турецких судов. Корсары устремились за самым крупным, но судно имело хороший ход и легко уходило от погони. Тем не менее его перехватили корабли капитана Ганале и прапорщика Марингопуло, взявши турка в два огня. Турки отчаянно сопротивлялись, они отразили две попытки абордажа. Отстреливаясь, они стали отходить к Синопу, но наскочили на риф. Корсары набросились на добычу, но тут открыли огонь пушки береговой батареи. Корсарам пришлось отойти, оставив приз на камнях. Но из других кораблей один был захвачен прапорщиком Скандараки, остальные бежали под покровом наступившей темноты.
Затем отряд двинулся на восток к порту Бонне, где якобы стояли восемь военных судов. 20 сентября, на пути к Бонне, корсары захватили судно со смолой и пенькой. Приз сожгли, а его команде удалось бежать на шлюпках на берег. На следующий день заметили четыре мелексы[27], послали к ним барказы, удалось захватить два судна. Груз оказался копеечным – пенька да сушеные фрукты. Мелексы вместе с грузом сожгли. 22 сентября отряд на подходе к Бонне сжег еще одну мелексу, в это время с берега открыла огонь турецкая пушка. Ее быстро сбили огнем судовых пушек, высадились на берег и уничтожили магазин (склад). При этом «много турок побито картечами», но военных транспортов в порту не оказалось. Это был первый случай русского десанта в глубине турецкой территории после казачьих походов XVII века.
Отряд двинулся вдоль берега на восток. На пути лежал порт Геренсида (нынешний Гиресун), его прикрывал с берега небольшой островок, а за ним на якорях стояли четыре турецких парусника. Корсары вошли в гавань и бросили якоря. С наступлением темноты, в 11 часов вечера, корсары спустили барказы и подошли к берегу. Но турки их заметили и открыли сильный ружейный и артиллерийский огонь (в порту оказалась трехорудийная батарея). Высадить десант не удалось, и барказы вынуждены были вернуться к кораблям. Утром корабли подняли паруса и двинулись к батарее. Стали на якоря, завели шпринты[28] и открыли огонь. Батарею вскоре уничтожили. Тогда снова спустили барказы и отправились к турецким судам, стоявшим на мелководье. Одно судно было удачно абордировано, на три других абордаж не удался, экипажам удалось отбиться. Тогда корсары обстреляли эти суда из пушек и потопили. Корсары перегрузили с захваченного судна провиант и 300 пудов пороху (около 5 тонн) на свои корабли, турецкое же судно сожгли. Корсары в этом сражении понесли потери – 9 человек убитыми и 13 человек ранеными. Генеральс-адъютант Сенявин поздравил отличившихся в этом бою командиров четырех судов его отряда – капитана (армейского) Ганале, мичмана Аркулова и прапорщиков Марингопуло и Николая Вальяно.
Весь этот день и ночь отряд провел у вражеского побережья, а 26 сентября вышел в море и взял курс на Севастополь. 29 сентября на рассвете отряд взял большое турецкое судно с ценным грузом – солью. Судно решили доставить в Севастополь, для чего послали на борт призовую партию в 12 человек. Но 3 октября во время сильного шторма турецкий корабль был сильно поврежден, и его пришлось затопить. Отряд Сенявина «привез довольно взятого богатства и шестого числа прибыл в Севастопольскую гавань благополучно».
Потемкин был очень рад возвращению Сенявина, а еще больше – добыче. 17 октября 1788 г. он писал Екатерине: «Мой Сенявин много навел страху на анатолийских берегах. Позвольте дать ему крест Георгиевский 4-й степени. У меня есть лишние».
Отношение официальных властей к корсарам, а также их нравы хорошо иллюстрирует письмо таврического губернатора к графу М.И. Войновичу от 30 января 1789 г. Губернатор сообщает Войновичу, назначенному 12 декабря 1788 г. командующим Черноморским флотом, о прошении секретаря таврической казенной палаты Якова Белухи, который был вместе с мичманом Лазарем Мариенгопуло владельцем двухмачтового корсарского судна «Св. Николай», которое «во славу России от повреждения штормом на море разбилось». Оказывается, что в этом случае «казна» возмещала владельцам стоимость погибшего корабля. Белуха просил, чтобы мичману Мариенгопуло выдали только половину причитающейся суммы. Видимо, он опасался, что предприимчивый грек, находясь в Севастополе, поспешит получить и присвоить себе все деньги. Губернатор разделял опасения своего подчиненного и просил Войновича не выплачивать мичману всей суммы.
14 марта 1790 г. командующим Севастопольским корабельным флотом вместо Войновича был назначен контр-адмирал Ушаков.
Первой самостоятельной операцией нового командующего стало крейсерство у берегов Анатолии. Потемкин задумал провести «диверсии» у турецких берегов, и 14 марта Ушакову был отписан еще один ордер, в котором говорилось: «По прибытии немедленном в Севастополь… с самыми лучшими крейсерскими судами в подкрепление трех кораблей – “Георгия”, “Андрея” и “Александра” да четырех фрегатов извольте выйти в море ради поиску. Крайне полезно было бы, если б удалось Вам схватить какие транспорты или же истребить где спущенные корабли у азиатских берегов. Я надеюсь, что Вы со всею ревностию исполните Вам порученное и заблаговременно возвратитесь в Севастополь для приуготовления всего флота в кампанию».
16 мая 1790 г. из Севастополя к анатолийскому побережью вышли эскадра Ушакова в составе трех 50-пушечных кораблей, четырех фрегатов, 11 крейсерских судов и репетичного судна «Полоцк». На самом деле кораблями тут названы на страх басурманам и своим в утешение 46-пушечные фрегаты «Св. Георгий Победоносец», «Апостол Андрей» и «Александр Невский». Остальные фрегаты – «Иоанн Воинственник», «Св. Амвросий Медиоланский», «Св. Иероним» и «Преподобный Нестор» были 40-пушечными.
Для проведения десантных операций на борт фрегатов и крейсерских судов были взяты десантники из состава Севастопольского полка (618 солдат и офицеров) и части Балаклавского греческого полка (352 солдата и офицера под командованием подполковника Чапони).
Вечером 20 мая с русских кораблей увидели берега Анатолии. Ушаков разделил корсарские суда на три отряда и послал их вперед. В полдень следующего дня Ушаков, шедший на корабле «Александр Невский», подошел к Синопу и увидел, что вблизи гавани корсарские суда захватили три купеческих судна: один кирлангич и две шайки. С крейсерских судов спустили барказы (на носу каждого была пушка), которые грабили побережье.
На рассвете следующего дня эскадра Ушакова вошла в Синопскую бухту, в глубине которой стояли на якоре два фрегата, шхуна, кирлангич, полугалеры, три лансона и чектырма. На берегу на эллинге стоял строившийся корабль. Ушаков не рискнул атаковать сии корабли, находившиеся под защитой береговых батарей. Позже он оправдывался в рапорте Потемкину: «Я намерен был в самое то ж время их атаковать, но тихость восточного ветра воспрепятствовала, а притом оказалось, должно, проходя батареи бухтою к судам, иттить немалое расстояние прямо носом против всех их бортов и крепостных пушек. Посему в предосторожность, дабы не случилось повреждения мачт, почел оную атаку бесполезной, ибо намерен искать впредь дел важнейших. Вместо ж того разными движениями эскадры и перепалкою с кораблей всем синопским жителям и судам, при оных находящимся, наносил беспрестанно великий страх и беспокойство».
Риторический вопрос, что можно считать наиважнейшим делом по сравнению с уничтожением всех фрегатов и строившегося на эллинге корабля?
Русские фрегаты два дня обстреливали город и вызвали тем сильные пожары. Крейсерские суда между тем обошли близлежащие районы, захватили восемь судов и потопили еще четыре. Почти все «купцы» были гружены пшеницей.
На судах корсары взяли 160 человек, в том числе русских пленных: одного унтер-офицера, 6 солдат, 5 казаков. Среди турок оказалась 41 женщина. В ходе захвата судов один корсар убит, один ранен.
Утром 24 мая корсары утопили еще два торговых судна. В тот же день эскадра Ушакова покинула Синопскую бухту и двинулась вдоль берега к порту Самсун. Впереди по традиции шли корсарские суда. В 6 часов вечера 24 мая они заставили выброситься на берег два турецких судна. Корсары выкинули за борт купцов и перевезли наиболее ценные товары на свои суда.
В 11 часов утра с фрегатов Ушакова увидели порт и крепость Самсун. Между тем корсарские суда уже ворвались в гавань и вступили в бой с турецкими судами и береговыми батареями.
И тут в точности повторилась синопская история. Наш славный адмирал вновь хотел войти в бухту, но ему опять помешал ветер: «…За сделавшимся восточным крепким ветром, не останавливая тут, довольствовался одним нанесением страха и, не упуская способного ветра, обратил путь свой к Анапе, ибо узнал через пленных, что там есть один линейный корабль и одна шаитья (малое турецкое парусное судною. – А.Ш. )».
Ну и ну! Корсарам ни ветер, ни береговые батареи в Си-нопе и Самсуне не мешали, а вот Ушакову…
28 мая Ушаков отправил в Севастополь шесть захваченных турецких судов в сопровождении крейсерских судов «Панагия Дусено», «Принцесса Елена», «Панагия Апотумангано» и «Панагия Попанди», а репетичное судно «Полоцк» было отправлено в Феодосию с рапортом Потемкину.
Поскольку добыча была большая, а главное, добыта лично адмиралом, то в архивах сохранился один из немногих, а может и единственный, документ, рассказывающий о том, какие суда захватили пираты и кто на них находился.
Сведения о призовых судах, захваченных крейсерами
Тип судна – Число мачт – Длина, м – Ширина, м – Осадка, м
Чектырма – 1 – 15,85 – 3,66 – 2,13
Чектырма – 1 – 15,44 – 3,35 – 2,03
Шайка – 2 – 21,03 – 5,64 – 2,44
Шайка – 2 – 24,31 – 8,43 – 3,66
Маруля – 2 – 27,64 – 6,7 – 3,96
Мелека 2 (1 большая, 1 малая) – 14,33 – 4,52 – 2,08
«За всем тем поймано и взято в плен турок 80, турчанок больших и малолетних 14, греков 51, армян 3, невольников, везомых для продажи в Константинополь, черкезских разного возраста мальчиков, женщин тоже взрослых и малолетних девушек 27. Да везомых же из Анапы для продажи в Константинополь бывших в плену Российских разных полков унтер-офицеров 1, солдат 6, казаков 5 – всего 201 человек». Тут же Ушаков добавляет в отчете: «Из наших греков при сих перепалках убит матрос 1, тяжело ранен один да легкими ранами – 3». Из чего следует, что турецкие суда захватывали исключительно корсары. В том же отчете Ушаков рассказывает, что и в Самсуне, и в Синопе крейсерские суда входили на рейд и вели артиллерийскую дуэль с находившимися там турецкими судами и береговыми батареями, а корабли Ушакова во всех случаях довольствовались ролью наблюдателей.
В Севастополе было постановлено весь груз, взятый у греков, считать призом, «поскольку они есть турецкоподанные». Всю добычу разделили на четыре равные части: Потемкину, Ушакову, казне и корсарам.
Но вернемся к эскадре Ушакова. Из Самсуна он с семью фрегатами и оставшимися крейсерскими судами «Абельтаж», «Донай», «Карло-Константин», «Феникс», «Климент папа Римский» и «Красноселье» двинулся к Анапе для взаимодействия с корпусом генерал-поручика Ю.Б. Бибикова, осаждавшим город.
10 февраля 1790 г. корпус Бибикова перешел по льду реку Кубань и двинулся к Анапе. В составе корпуса было 7609 человек и 16 орудий. Провиант Бибиков взял только на две недели, понадеявшись закупить его у горцев. Но горцы начали партизанскую войну против Бибикова.
24 марта корпус подошел к крепости Анапа, гарнизон которой составляли 15 тысяч человек. Тем не менее Бибиков приказал идти на штурм, не обеспечив войска даже штурмовыми лестницами. Турки отбили атаку с большими потерями для русских.
Русские войска оказались без провизии. В корпусе было много больных, с тыла на русских нападали горцы. В такой ситуации 15 апреля Бибиков решил возвратиться. 4 мая на плотах через разлившуюся Кубань переправилось лишь 5407 человек.
Ушаков ничего не знал о злоключениях Бибикова. И только подойдя 29 мая близко к берегу, увидел, что русских у крепости нет.
На рейде Анапы адмирал узрел турецкие корабль, фрегат[29], два гребных судна и пять «купцов». Турецкие суда отошли ближе к крепости. 31 мая в 2 часа дня фрегаты Ушакова стали подходить к Анапской крепости. В 6 часов из крепости пальнули ядром, но оно не долетело. Ушаков «для апробации» велел пальнуть бомбой из единорога и получил большой недолет. И тогда началась жестокая пальба, длившаяся часа три. Ядра и бомбы с обеих сторон метко ложились в пучину Черного моря. Наивный читатель спросит, а зачем палить-то, ведь пристрелка показала, что достать до неприятеля невозможно. Так поэтому-то и палили, и без потерь обошлись, и реляцию начальству победную составили.
1 и 2 июня опять происходила жесточайшая канонада, и опять турки и русские фрегаты обошлись без потерь. Наконец в 6 часов вечера 2 июня Ушаков приказал идти в Севастополь.
При царе, при коммунистах и сейчас при демократах не прекращаются славословия в адрес Ушакова. Так, историк В.Д. Овчинников пишет: «Произведя по ним несколько залпов, контр-адмирал Ушаков прекратил огонь. Невозможность ближе подойти к неприятелю и отсутствие бомбардирских судов и брандеров в составе российской эскадры не позволили ей добиться желаемой цели – уничтожить неприятельские суда на анапском рейде. Первого июня Ушаков отошел от Анапы и 5 июня благополучно прибыл в Севастополь».[30] Оказывается, уничтожить вражеские суда тремя 50-пушечными фрегатами нельзя. Нужны бомбардирские корабли, а что касается брандеров, то, видимо, автор не представляет, что это такое. За пару часов в брандеры можно было обратить взятые в плен купеческие суда или даже собственные крейсерские суда. А в принципе, в них и нужды не было.
Добавлю, что никакой гавани, никаких бухт в 1790 г. в Анапе не было, а был абсолютно открытый рейд.
Как уже говорилось, ни кораблей, ни фрегатов у турок не было, а мелкокалиберная артиллерия малых судов была неэффективна против русских фрегатов. Наконец, больших пушек в крепости Анапа тоже не имелось.
Почти через год по приказу Потемкина генерал Гудович подошел к Анапе, установил 32 пушки в трех батареях и после трехдневной бомбардировки взял крепость. Там было найдено 96 орудий, но если бы хоть часть из них имела калибр 24 и более фунтов, то Гудович, а тем более новоявленные составители житий раззвонили бы об этом на весь свет.
В аналогичной ситуации Нельсон в Абукире и Копенгагене, Нахимов в Синопе и другие решительные флотоводцы действовали одинаково – входили на рейд, расстреливали эскадру противника, а затем занимались береговыми батареями. Федор Федорович был, безусловно, талантливый адмирал, но, мягко выражаясь, чрезмерно осторожный. 5 июня 1790 г. Ушаков вернулся в Севастополь.
В ноябре 1790 г. гребная флотилия под командованием И.М. де Рибаса вошла в Дунай, а корабельный флот прикрывал ее с моря. В устье Дуная флотилия бомбардировала и захватила Сулинское укрепление. Комендант укрепления Сент-Анту-Агу с сыном бежали в море на сакалее. Но там их заметили с корсарских судов «Св. Климент, папа Римский» и «Феникс», обстреляли из пушек и потопили. Коменданта с сыном и еще трех важных чиновников корсары вытащили из воды и взяли в плен. Затем корсары этих же судов захватили торговое судно, шедшее из Константинополя «с разными овощами», и привели его в Севастополь.
Кампания 1791 года, как и всегда, была начата крейсерскими судами. Два крейсерских судна: «Феникс» и «Климент папа Римский» провели в конце марта – начале апреля рейд вдоль анатолийскойго берега между Синопом и Босфором. Турки боялись корсаров, да и море было неспокойно. Поэтому добыча оказалась невелика – всего одна сакалея с грузом фруктов и холста. Экипаж ее состоял из девяти турок и шести греков. Еще два торговых судна выбросились на берег, и их экипажи разбежались, корсары взяли в плен лишь одного глубокого старца.
Еще одно крейсерское судно, «Панагия Дусено», было послано 22 марта на поиск турецкого судна, замеченного у крымского берега между Ялтой и Судаком. Однако турка обнаружить не удалось.
2 апреля 1791 г. из Севастополя вышли корсарские суда «Панагия Дусено» (командир лейтенант Глези), «Феникс» (лейтенант Бенардаки) и «Климент папа Римский» (поручик Ледино). Выйдя в открытое море, суда разошлись: «Панагия» обошла крымские берега с целью разведки, а два других судна пошли на Синоп, а оттуда к Константинополю. Они захватили торговое судно с экипажем в 15 человек, шедшее из Константинополя в Самсун. Еще два турецких «купца», пытаясь уйти от корсаров, бросились к берегу и разбились о рифы.
В письме Потемкина от 12 апреля 1791 г. Ушаков раскрывает статус корсарских судов, базирующихся в Севастополе: «За долг почитаю донесть вашей светлости о основании содержания при Севастополе находящихся крейсерских судов. Все находящиеся здесь крейсерские суда состоят оценены, сколько которое стоит. Самая малая часть за оные денег выдана хозяевам, а другим и вовсе ничего не выдано, посему состоят они все под командою тех самых командиров, которые и хозяева оных судов считаются, содержат они матросов наймом от себя и своим кочтом нанимают».[31]
Этим адмирал в очередной раз подтверждает, что крейсерские суда практически являются «частными лавочками», с той разницей, что на мачте не «вьется по ветру “веселый Роджер”», а «гордо полощется Андреевский флаг».
Глава 10.
Как русский флот, не покидая Балтики, оказался в Средиземном море
В 1788 г. Екатерина Великая решила вновь вернуться к плану двадцатилетней давности – подпалить османов с четырех концов.
На сей раз она готовила к походу в Средиземное море 18 кораблей, 6 фрегатов и 2 бомбардирских корабля.
Первый отряд Средиземноморской эскадры Грейга 5 июня 1788 г. вышел из Кронштадта и направился в Копенгаген. В его составе были три новых 100-пушечных корабля «Иоанн Креститель» («Чесма»), «Три Иерарха» и «Саратов», 32-пушечный фрегат «Надежда», а также несколько транспортов. Командовал отрядом вице-адмирал Виллима Петрович Фондезин (фон Дезин).
Но в это время шведский король Густав III объявил войну России, и новая «Архипелажная» эскадра вынуждена была остаться на Балтике.
Еще в марте 1788 г. Екатерина назначила командующим сухопутными силами на Средиземном море 53-летнего генерал-поручика Ивана Александровича Заборовского. У нее на эту должность был еще один кандидат – генерал-поручик Михельсон. Но императрица рассудила, что Михельсон – лютеранин, а грекам ближе будет православный генерал. К тому же у Михельсона подагра, да и в 1774 г. Заборовский ближе, чем другие генералы из армии Румянцева, подошел к Константинополю. К началу 1788 г. он был губернатором во Владимире и Костроме.
Заборовский, по прибытии на Средиземное море, должен был поступить в подчинение к адмиралу Грейгу, но из-за начала войны со шведами ему пришлось действовать самостоятельно.
Часть сухопутных войск на Средиземное море планировалось доставить из России с эскадрой Грейга и посуху через Австрию, а часть нанять на месте.
В инструкции Заборовскому, подписанной Екатериной 7 марта 1788 г., среди агентов, призванных заниматься вербовкой добровольцев на Балканах, были названы майор грек Л. Сотири и подполковник албанец П. Бицилли. Оба они поступили на русскую службу во время предыдущей Русско-турецкой войны. В их задачу входило набрать для эскадры Грейга тысячу добровольцев из албанцев и греков. «Оба они, – говорилось в инструкции, – сверх того послужить могут к возбуждению химариотов, эпиротов и других на действия против неприятеля».
17 февраля 1788 г. Екатерина II подписала воззвание к грекам, где она обращалась к «преосвященным митрополитам, архиепископам, боголюбивым епископам и всему духовенству, благородным и нам любезноверным приматам и прочим начальникам и всем обитателям славных греческих народов» с патетическим призывом: «Нещастные потомки великих героев! Помяните дни древние ваших царств, славу воительности и вашей мудрости, свет проливавшей на всю вселенную. Вольность первым была удовольствием для душ возвышенных ваших предков. Примите от бессмертного их духа добродетель растерзать узы постыдного рабства, низринуть власть тиранов, яко облаком мрачным вас покрывающую, которая с веками многими не могла еще истребить в сердцах ваших наследных свойств любить свободу и мужество».
В частной беседе со своим секретарем А.В. Храповицким императрица заявила: «Греки могут составить Монархию для Константина Павловича; и чего Европе опасаться; ибо лучше иметь в соседстве Христианскую державу, нежели варваров; да она и не будет страшна, разделясь на части». Екатерина имела в виду, что из бывших владений в Европе предполагалось образовать два государства – Греческую империю и Дакию.
Летом 1788 г. Заборовский прибыл во Флоренцию и немедленно занялся вербовкой наемников. 1 июня 1789 г. Заборовский пишет Екатерине: «По приезде в Италию я послал обер-офицера на Мальту, а штаб-офицера в Тоскану, где [он] осмотрел набранных на службу 70 корсиканцев, и их отправили в Сиракузы, а бригадиру Мещерскому предписал воздержаться от их дальнейшего набора».
Чем Заборовскому не угодили корсиканцы, остается загадкой. Об этом факте и не стоило бы упоминать, если бы неприязнь нашего генерал-поручика не изменила историю человечества. В начале 1789 г. Заборовский получил прошение о приеме на русскую службу от младшего лейтенанта французской армии, служившего в Балансе. Звали лейтенанта Наполино Буона Парте. Двадцатилетнему корсикансионеры рассчитывали получить большие проценты от вложенного капитала.
Тут был тот редкий случай, когда инициатива шла как сверху, от государства в лице Потемкина, так и снизу. Главный комиссионер граф Н.С. Мордвинов был, как говорят, на ножах с Потемкиным, последний в 1789 г. выкинул графа в отставку с поста командующего гребной эскадрой Черноморского флота.
Это позже подтвердил и сам Мордвинов. В феврале 1798 г., то есть уже при Павле I, он писал: «Ламбро был отправленный и поставленный нами корсар, а мы были хозяева, вооружители…»
На сей раз она готовила к походу в Средиземное море 18 кораблей, 6 фрегатов и 2 бомбардирских корабля.
Первый отряд Средиземноморской эскадры Грейга 5 июня 1788 г. вышел из Кронштадта и направился в Копенгаген. В его составе были три новых 100-пушечных корабля «Иоанн Креститель» («Чесма»), «Три Иерарха» и «Саратов», 32-пушечный фрегат «Надежда», а также несколько транспортов. Командовал отрядом вице-адмирал Виллима Петрович Фондезин (фон Дезин).
Но в это время шведский король Густав III объявил войну России, и новая «Архипелажная» эскадра вынуждена была остаться на Балтике.
Еще в марте 1788 г. Екатерина назначила командующим сухопутными силами на Средиземном море 53-летнего генерал-поручика Ивана Александровича Заборовского. У нее на эту должность был еще один кандидат – генерал-поручик Михельсон. Но императрица рассудила, что Михельсон – лютеранин, а грекам ближе будет православный генерал. К тому же у Михельсона подагра, да и в 1774 г. Заборовский ближе, чем другие генералы из армии Румянцева, подошел к Константинополю. К началу 1788 г. он был губернатором во Владимире и Костроме.
Заборовский, по прибытии на Средиземное море, должен был поступить в подчинение к адмиралу Грейгу, но из-за начала войны со шведами ему пришлось действовать самостоятельно.
Часть сухопутных войск на Средиземное море планировалось доставить из России с эскадрой Грейга и посуху через Австрию, а часть нанять на месте.
В инструкции Заборовскому, подписанной Екатериной 7 марта 1788 г., среди агентов, призванных заниматься вербовкой добровольцев на Балканах, были названы майор грек Л. Сотири и подполковник албанец П. Бицилли. Оба они поступили на русскую службу во время предыдущей Русско-турецкой войны. В их задачу входило набрать для эскадры Грейга тысячу добровольцев из албанцев и греков. «Оба они, – говорилось в инструкции, – сверх того послужить могут к возбуждению химариотов, эпиротов и других на действия против неприятеля».
17 февраля 1788 г. Екатерина II подписала воззвание к грекам, где она обращалась к «преосвященным митрополитам, архиепископам, боголюбивым епископам и всему духовенству, благородным и нам любезноверным приматам и прочим начальникам и всем обитателям славных греческих народов» с патетическим призывом: «Нещастные потомки великих героев! Помяните дни древние ваших царств, славу воительности и вашей мудрости, свет проливавшей на всю вселенную. Вольность первым была удовольствием для душ возвышенных ваших предков. Примите от бессмертного их духа добродетель растерзать узы постыдного рабства, низринуть власть тиранов, яко облаком мрачным вас покрывающую, которая с веками многими не могла еще истребить в сердцах ваших наследных свойств любить свободу и мужество».
В частной беседе со своим секретарем А.В. Храповицким императрица заявила: «Греки могут составить Монархию для Константина Павловича; и чего Европе опасаться; ибо лучше иметь в соседстве Христианскую державу, нежели варваров; да она и не будет страшна, разделясь на части». Екатерина имела в виду, что из бывших владений в Европе предполагалось образовать два государства – Греческую империю и Дакию.
Летом 1788 г. Заборовский прибыл во Флоренцию и немедленно занялся вербовкой наемников. 1 июня 1789 г. Заборовский пишет Екатерине: «По приезде в Италию я послал обер-офицера на Мальту, а штаб-офицера в Тоскану, где [он] осмотрел набранных на службу 70 корсиканцев, и их отправили в Сиракузы, а бригадиру Мещерскому предписал воздержаться от их дальнейшего набора».
Чем Заборовскому не угодили корсиканцы, остается загадкой. Об этом факте и не стоило бы упоминать, если бы неприязнь нашего генерал-поручика не изменила историю человечества. В начале 1789 г. Заборовский получил прошение о приеме на русскую службу от младшего лейтенанта французской армии, служившего в Балансе. Звали лейтенанта Наполино Буона Парте. Двадцатилетнему корсикансионеры рассчитывали получить большие проценты от вложенного капитала.
Тут был тот редкий случай, когда инициатива шла как сверху, от государства в лице Потемкина, так и снизу. Главный комиссионер граф Н.С. Мордвинов был, как говорят, на ножах с Потемкиным, последний в 1789 г. выкинул графа в отставку с поста командующего гребной эскадрой Черноморского флота.
Это позже подтвердил и сам Мордвинов. В феврале 1798 г., то есть уже при Павле I, он писал: «Ламбро был отправленный и поставленный нами корсар, а мы были хозяева, вооружители…»