- Да? -- Отреагировал бесконвойник. -- И чем же еще? - Спермой. -- Так же тихо проговорила девушка. - А это-то добро кому нужно? -- Куль настолько опешил от такой новости, что немного разжал пальцы. - За это добро в женской зоне платят столько... - Женская зона?.. -- Зек, дожидавшийся своей очереди, повторил эти волшебные слова, хищно глядя на Аркадия. Тот, почуяв слабину хватки своего визави, резко рванулся, чиркнув пуговицами по пальцам Куля, и побежал. - Братва, этот знает, где еще бабы есть! -- Раздался вопль подслушивавшего арестанта. Зеки, свободные от удовлетворения сексуальных потребностей, рванули за Аркадием. Николай остался наедине с Ксенией. Насилуемые проститутки уже успели расслабиться и теперь откуда-то доносились лишь их стоны, да взрыкивания кончающих зеков. Бесконвойнику хотелось о многом порасспросить ее, но, вспомнив вдруг о задушенном Семихвалове, он задал лишь один вопрос: - Знаешь, как пройти к Крапчатому? Ксения кивнула и, не говоря больше ни слова, повернулась и пошла. Она провела Кулина узкими коридорами, кое-где приходилось передвигаться на корточках, в других местах они протискивались в щели. Все это напоминало какой-то средневековый лабиринт. Лишь фонарик, жужжащий в кисти Николая, возвращал эти проходы в современность. - Здесь. Остановившись, девушка показала бесконвойнику такой же крест, как и тот, что открывал двери с другой стороны. - Прощай. -- Просто сказал Николай и нажал три, уже знакомые ему, точки в камне. Потайная дверь начала медленно отворяться. - До свидания... - Услышал Кулин, но когда он повернулся на эти слова, Ксения уже исчезла в темноте. В корпус бесконвойник вышел в закуточке, рядом с кабинетом начальника шестого отряда. Об этом недвусмысленно говорила нарисованная неведомым художником табличка. Ухмыльнувшись, Николай временно затушил в себе ярость. Он не собирался долго разговаривать с вором, но излишняя нервозность могла заранее насторожить Крапчатого. Впрочем, Куль понимал, что это пустая отговорка. Визит бесконвойника к авторитету сам по себе был вещью почти невероятной. Войдя в секцию, где обитал вор в законе, под взглядами незнакомых зеков, Кулин спокойно прошел до закутка Крапчатого. Из-за простыней доносились несколько нетрезвые голоса. Скользнув ладонью по карману с финкой, зек постучал по стойке шконки. - Кого принесло? -- Вслед за этим недовольным бурчанием из-за занавеси показалась голова Колеса. - К Крапчатому. -- Насупившись, проговорил Куль. - Занят он. - А я говорю, нужен он мне. - Кому я так нужен? -- Бесконвойник без труда узнал голос авторитета. -- Заходи, коль пришел, незваный гость. Отогнув простынь, Николай вошел в знакомый отсек. - Где-то я тебя видел... - Нахмурил брови Крапчатый. -- Да, ты тот москаль, что Муху чуть не опустил! Подобное заявление было встречено блатным гоготом. Куль окинул взглядом собравшихся здесь. Помимо самого авторитета, Колеса и вечного Доктора, присутствовали еще двое блатных. Все они, не таясь, пили коньяк, закусывая его толстыми ломтями жирной языковой колбасы. Пятеро против одного. Нет, Доктора в расчет можно не принимать, да и эти блатари уже порядком назюзюкались и реакция у них, судя по движениям, была уже порядком замедленной. Куль быстро соображал, сохраняя на лице приклеенную улыбку. - Конина. -- Николай цокнул языком и, не спросясь, что само уже было нарушением зековской этики, взял в руки бутылку. -- Армянский. Пятнадцатилетний... Продолжая улыбаться, Куль размахнулся, рука с бутылкой описала кривую, которая закончилась на макушке одного из блатных. Тот, покрытый растекшимся коньяком и осколками стекла, с секунду посидел и вдруг рухнул лицом вперед, прямо на столик с закуской. Не бесконвойник этого не видел. Едва бутылка разбилась, он, продолжая движение, полоснул острыми гранями по лицу и, в завершение замаха, всадил ``розочку'' в шею Колеса. Блатной вскочил, обеими руками схватившись за раны. Кровь тут же залила ему и глаза, и модную черную одежду. Он, воя, заметался по закутку, срывая простыни и пачкая их белизну алыми разводами. А Николай уже сидел рядом с вором в законе и держал лезвие финки у его горла. - Вот теперь поговорим. -- Спокойно произнес бесконвойник. -- Сидеть! Оставшиеся нетронутыми Доктор и незнакомый Кулю блатной сперва замерли, а потом синхронно опустились обратно на шконки. - Давай поговорим. -- Почти равнодушно сказал авторитет. - Давай, давай! -- Зек уже не сдерживал свою злобу. -- Зачем ты их всех убил? - Я не убивал никого и никогда. - Врешь! На тебе кровь десятка человек! Только за последние три дня! Мне Аркадий все рассказал! - Ракушкин тебе солгал. -- Невозмутимо проговорил Крапчатый. -- Он настолько трясется, или, вернее, трясся, как я понимаю, за свою шкуру, что готов был убить даже собственных девчонок, если те лишь косо посмотрели на ближайшие погоны. - А ты ими пользовался! Да!? И ни с кем не делился! - Куль, ты же разумный мужик. Сам посуди, если бы открылось, что в этих стенах... - Авторитет медленно указал головой на ближайшую из них, Кулин же, рефлекторно, чуть сильнее вдавил лезвие в кожу вора. - ...есть лаз на волю, то моей власти бы не хватило удержать мужиков. Разбежались бы все... - А тебе командовать бы стало некем! -- Язвительно откомментировал Николай. - Власть мою, авторитет мой, никому не отнять! -- Гордо произнес вор. - Авторитет? -- Хмыкнул бесконвойник. -- Ты не авторитет, ты фошка! Ты за кусок пиздятины мужиков продал! И семейника моего... Крапчатый, уловив что-то в изменившихся интонациях Кулина, попытался выскользнуть из объятий зека, но сталь оказалась быстрее. Финарь без видимого сопротивления, прорезал кожу, вскрыл вены и артерии, с легким хрустом вошел в трахею. Вор дернулся, обливаясь кровью, на его лице появилась гримаса боли и недоумения. Рассеченное горло издало невнятный звук, и авторитет разом обмяк и потяжелел. - Вот так. -- Сказал Кулин, выпуская мертвое тело. -- Вот так... Тело Крапчатого упало навзничь, Николай вздохнул и, не глядя на моментально протрезвевших шестерок, вышел в проход между шконками. - Стоять! Руки вверх! Бросить оружие! -- В проходе уже стояли незнакомые бесконвойнику сержанты-срочники и кум. В руках краснопогонников находились автоматы, и все они были нацелены на Кулина. 3. Хляби земные. Николай не знал, что Лакшин следовал за ним буквально попятам. Едва Куль открыл тайную дверь в восьмом отряде, об этом уже побежали докладывать Игнату Федоровичу. Тот, вместе с несколькими солдатами внешней охраны, пресек оргию на четвертом этаже ровно через пять минут после ухода оттуда Кулина. А свое последнее местопребывание зек открыл сам, ранив Колесо, который с дикими воплями принялся носиться по всему корпусу, собирая блатных на месть, вместо того, чтобы бежать к Поскребышеву. Бесконвойнику очень повезло, что первыми на место примчался кум с солдатами, а не ``черная масть''. Иначе, от арестанта мало бы что осталось. Потом, через полтора часа, Николай, опустошенный и апатичный, сидел, закованный в наручники, напротив Лакшина и, почти не мигая, смотрел на чуть выступающую из пола шляпку гвоздя. - Ты хоть понимаешь, что натворил? -- Спрашивал кум. - Понимаю. -- Тихо отвечал Кулин, но оперативник, словно не слыша этого слова, продолжал говорить на ту же тему: - Ты убил авторитета! Понимаешь? Мне-то от этого, может и лучше будет. А о себе ты подумал? Нет, ты скажи, ты подумал о себе? - Да. - Ни хрена ты не думал. На тебя уже открыт охотничий сезон! Любой, кто тебя завалит, будет не просто убийцей, а защитником воровских идеалов, чтоб им пусто было! Блатные они же... - Игнат Федорович сперва отмл первую пришедшую на ум ассоциацию, подумав, что она будет непонятна зеку, но следующие оказались еще хуже, - как гидра! Одну голову отрубишь -- две вырастет! Ты не уничтожил Крапчатого. Ты создал миф! И его тебе уже сломать не под силу! А мне с ним жить и работать! Миф о добром дедушке-царе воре в законе Крапчатом, который водил мужиков на блядки а какой-то козел, которому это не понравилось, взял его, и замочил! После этих слов Николай впервые поднял голову и посмотрел на оперативника. - Чего смотришь? Не понимаешь, как так все переиначили? А ведь это зеки. Мог бы уж понять, не первый день сидишь! И не думай, что я тебе тут, как вы выражаетесь, порожняки гоню. Эта легенда у меня уже в протоколе зафиксирована. Я, знаешь ли, по долгу службы обязан следить за устным творчеством. И, сам подумай, что мне теперь с тобой делать? Ладно, я тебя понимаю. Ты не хочешь ничего говорить, за тебя это уже сделали. Болтунов много. Ты мстил за семейника. Да. Хорошо. То есть ничего хорошего. Ты же пошел не против какого-то там Крапчатого-Губчатого, ты пошел против системы. А она этого не прощает. Сомнет и сожрт! Ты готов к смерти? Кум задавал этот риторический вопрос, собираясь после него выдать несколько фраз об уникальности человеческой жизни, но дважды арестант опередил майора, коротко и громко сказав: - Да. Готов. На мгновение Игнат Федорович запнулся. - Нет. Ты обманываешь самого себя. Смерть можно лишь встретить достойно. Готовым к ней быть нельзя. - Это метафизика. -- Глухо ответил Куль. - Да, - Вздохнул Лакшин, - Ты прав. Меня занесло. Но что мне с тобой делать? Я же тебя никуда не смогу спрятать! Те же блатные прикажут Луневу, и он собственноручно тебе кишки выпустит. - Почему вы хотите меня спасти? Этот вопрос застал оперативника врасплох. Только сейчас он понял, что испытывает странную, необъяснимую симпатию к этому, по всем законодательным меркам, убийце. Майор сразу же представил себе некую вымышленную ситуацию, в которой на месте Кулина был кто-то другой. Нет, тогда он, кум, не стал бы точить с ним лясы, а просто отправил бы в ШИЗО, намекнув прапорам, что все телесные повреждения будут списаны на падение с лестницы. - Не знаю. -- По мнению Лакшина это был лучший ответ. - Тогда... Просто отпустите меня. - Куда? На волю? Но это нелепо! Ты совершил преступление и должен за него ответить. Да и на воле, ты думаешь, тебя не найдут? - Не пойму... Вы за кого? - Хочешь честно? Только за себя. Ну, и за тех, кто мне нравится. А теперь для протокола. Ты признаешь себя виновным в том, что после неспровоцированного тобой нападения потерпевшего, осужденного Михайлова, ты, в порядке самозащиты отнял у него нож, и, в процессе продолжавшейся борьбы, случайно полосонул потерпевшего по горлу? - Неосторожное? -- Опасливо предположил Николай, не веря своим ушам. -- 106-я? - Превышение пределов необходимой обороны. -- Уточнил кум. -- 105-я помягче будет. Это -- единственное, что я могу реально для тебя сделать. - Спасибо. -- Кулин потупил взор, чтобы майор не увидел в его глазах странной смеси недоумения и злорадного торжества. Бесконвойник, теперь уже бывший бесконвойник, никак не мог понять, почему начальник оперчасти так с ним миндальничает. Зек был готов ко всему, что его порежут блатари, что прапора будут его избивать до полусмерти, что кум будет на него орать, требуя признания во всех смертных грехах и вот, на тебе! Человеческий подход... Это было непостижимо. Несколько минут, пока оперативник быстро что-то писал в протокол, прошли в неловком молчании. Игнат Федорович, выводя на бумаге суконные, штампованные фразы, недоумевал над своим поведением. Отчего он проникся к этому нахохлившемуся, как мокрая длинноносая ворона, зычку такой симпатией? Ведь он, когда увидал его, Кулина, окровавленного, с лезвием в руке, готов был выстрелить, чтобы списать все проблемы на ``попытку к бегству''. Но что-то удержало палец. И теперь, вместо обычного допроса, он сам подводит убийцу Крапчатого под самую легкую из возможных статей? Что с ним такое? Откуда в его циничной душе взялась эта гигантская трещина? Да, майор старался не очерстветь окончательно, но проявлять подобную мягкотелость было совсем не в его правилах. - Вот. -- Игнат Федорович подвинул Кулину исписанный лист. -- Ознакомься и распишись. Николай неловко взял бумагу, но, убедившись, что наручники мешают ее нормально держать, положил лист обратно на стол и углубился в его изучение. Там была версия событий Лапши. Кум не обманул, говоря, что выставит убийство превышением обороны. Если суд поверит этому протоколу, ему, Николаю, смогут накинуть, максимум, еще два года. Или того меньше. Взяв скованными руками ручку, зек коряво расписался. Дверь кабинета приоткрылась и в щель просунулась голова Вовы Тощего: - Вызывали? - Да. -- Майор встал. -- Отведи этого в девятую. В камере сними браслеты и отстегни шконку. - Товарищ майор. Девятка же пустая. -- Скроил непонимающую мину прапорщик. - Знаю. - И нары на день отстегивать не положено. - Знаю. Ты сделаешь все это и передашь по смене, чтобы этого... Короче, чтоб с ним ничего не случилось. Он мне нужен живой и такой же здоровый, как сейчас! Все ясно? - Так точно. -- С явным неудовольствием прапорщик вошел в кабинет и уже там встал по стойке смирно. - Исполняйте! -- Приказал кум и отвернулся к окну. - Ну! -- Рявкнул Тощий. -- Чего расселся!? Вперед! Прапор провел Кулина по длинным монастырским коридорам. Они миновали несколько дверей, пока новый обитатель штрафного изолятора не оказался в своей камере. Войдя в хату, Вова повозился немного с навесным замком, которым узкие нары крепились на день к стене, потом снял с арестанта наручники, и Куль остался один. До ужина, состоявшего из тюхи с кружкой кипятка, Николай просто сидел на нарах. Передавая хлеб, Пятнадцать Суток строил зверские гримасы, которые Кулин понял как предупреждение об опасности. И точно, когда зек разломил тюху, оттуда высыпалось что-то весьма сильно напоминающее толченое стекло. Выковыряв острые осколки, арестант съел свой скромный ужин и, не дожидаясь отбоя, лег спать, вовсю пользуясь положением привилегированного заключенного. Николай не знал, сколько он проспал, но разбудило его чье-то присутствие в камере. Он открыл глаза. Под потолком, вполнакала светила лампочка. Из зарешеченного окна под потолком несло ночной прохладой. А у двери стоял уже знакомый Кулину призрачный силуэт. - Здравствуй, избранник! -- Проговорила, как пропела Глафира. -- Вот мы и встретились в последний раз... - Привет... - Пробормотал зек, не шевелясь. - Готов ли ты? - К чему?.. -- Хмыкнул Николай. - К тому, для чего ты избран. -- Весьма конкретно объяснила призрачная монашка. -- Пойдем. У нас мало времени. - А я думал, что призраки... - Пойдем. -- Настойчиво повторила Глафира. - Куда? -- Кулин ухмыльнулся и спустил ноги с узких нар. -- Я, знаешь ли, еще живой... - У тебя есть ключ. А здесь есть дверь... Призрак чуть сместился и ее рука указала на часть стены. Рассеянный свет, исходящий от привидения, немного иначе осветил камень и теперь зек отчетливо увидел в этом месте уже знакомый ему крест. Знак и ключ входа в катакомбы. Встав, Куль приблизил глаза к этому участку. Да, все точно. Крест, хотя и едва видимый. И все точки, на которые надо нажать на месте. Что же ты медлишь? Иди! Глафира медленно проплыла сквозь камень. В камере сразу стало темнее. Словно во сне, Николай вдавил в стену три точки. Те поддались нажатию и в тот же момент, ломая прикрепленные к ней нары, ушла в какие-то пазы потайная дверь. В темном коридоре, открывшемся за ней, был отчетливо виден ждущий Кулина призрак. Треск ломающегося дерева переполошил охранников и когда Куль уже был в секретном коридоре, он услышал отборный мат и скрежет ключа в замке своей хаты. Но вертухаи не успели. Плита встала на место за мгновение до того, как краснопогонники ворвались в камеру. - Иди за мной. -- Еще раз сказала монашка и полетела по проходу. Вместе с ней перемещалось и световое пятно. Николай, чтобы не остаться в кромешной тьме, вынужден был броситься ей вслед. Погоня длилась недолго. Куль заметил, что путь их все время лежал вниз. Они спускались по винтовым лестницам, шли по узким, протиснуться в которые можно было лишь боком, щелям между слоями каменной кладки. Наконец, призрак вывел Николая в странное место. С одной стороны круто вверх уходила кирпичная стена, заросшая мхом, увитая множеством корней. Рядом с ней шла неширокая, в два кирпича, дорожка, по которой мог пройти лишь один человек. А с другой стороны оказалось огромное пустое пространство. Глафира, хотя и сбавила скорость полета, но путь у Кулина был лишь один, за привидением, по бордюрчику, проходящему над бездной. Он, осторожно пробуя древний кирпич носком, ступил на древние камни. Мелкие камушки от его сапога соскочили в пропасть, но Николай, как не напрягал слух, не смог уловить звука их падения. Ровно посередине монашка осттановилась: - Ты призван мною, чтобы уничтожить вертеп разврата и злолюбия. Вытащи этот камень. Не принимая реальности происходящего, Куль подчинился. Указанный привидением кирпич почти ничем не выделялся среди тысяч таких же. Но на нем стоял странный знак: крепостная стена с V-образным вырезом. Кирпич поддался на удивление легко. Он с легким шорохом вышел из своего гнезда и Николай, не зная, что с ним делать, не долго думая, швырнул его в пропасть. - А теперь беги! -- Воскликнула Глафира. -- Мчись что есть мочи! - Зачем? - Ты вытащил камень, на котором был построен весь этот монастырь. Теперь он рассыплется и погрузится в хляби земные! Кулин почувствовал под ногами неприятную дрожь. Поняв, что если он останется на месте, то каменная лавина сбросит его в неведомые глубины, Куль припустил, что было мочи. Он слышал за спиной сначала шелест, который превратился в скрип, потом скрежет, а затем сзади загрохотало с такой силой, что у беглеца едва не заложило уши. Вскоре он пулей влетел в тоннель. - Не останавливайся. -- Предупредил голос монашки. -- Здесь еще опасно... Николай бежал и бежал. Вокруг был совершенный мрак, он несчетное количество раз оскальзывался, что-то невидимое в темноте хлестало его по лицу, но он, памятуя о предупреждении, несся вперед, слыша за собой громкий гул, словно рычание насыщающегося подземного гада. Вскоре проход стал становиться все уже и уже. Кулин вынужден был согнуться в три погибели, потом поползти. Вскоре лаз расширился до небольшого зальчика, в котором было, после кромешной мглы, почти светло. Николай разглядел уходящие вверх ступени и, не долго думая, стал карабкаться по ним. Через некоторое время голова беглеца уперлась во что-то мягкое. Пошарив рукой, Куль понял, что над ним истлевшие от времени доски. Поднажав, он отбросил люк вместе со слоем приросшего к нему дерна и, усталый повалился на траву, глядя сквозь ветки на звездное небо. Воля. Внезапно ночной покой разорвала сирена. Николай перевернулся на живот и вжался в траву. По невидимым дорогам, к зоне, с разных сторон мчалось сразу несколько десятков машин с синими маячками. Осмотревшись, он понял, что лежит на вершине одного из холмов в каком-то километре от своего лагеря. Когда же он посмотрел в то место, где по всем расчетам должен был находиться монастырь, то не обнаружил там ровным счетом ничего. Там, где всегда светили фонари на вышках, теперь было лишь темное пятно, выделявшееся своей чернотой на фоне окружающего ландшафта. Зоны-монастыря больше не существовало. А вместе с ним и полутора тысяч осужденных и Бог весть скольких солдат охраны. Осознав это, Николай опять перевернулся на спину и в голос завыл, вторя бессмысленным сиренам.
   КОНЕЦ.
   Список действующих лиц и исполнителей: Администрация. Зверев Авдей Поликарпович. Подполковник. Хозяин. Юлия Рудольфовна. Его жена. Александр Павлович Васин. Замполит. Полковник. Василий Семенович Семенов. ДПНК. Майор. Лакшин Игнат Федорович. Лапша. Майор. Кум. Елена Глебовна Лакшина. Жена кума. Поскребышев Михаил Яковлевич. Капитан. Лепила. Князев Николай Терентьевич. Капитан. Начальник промзоны. Симонов Петр Сергеевич. Симон. Лейтенант. Начальник 1-го отряда. Умывайко Захар Иванович. Старлей. Начальник 8-го отряд. Илья Сергеевич Типцов. Кум женской зоны. Майор. Погоняло - Парафин. Широкогорлова Светлана Ильинична. Врач женской зоны. Синичкин. Синяк. Прапор. 1-я смена. Черпак. Прапор. 1-я. Автандил. Автандилов. Прапор. 1-я Ваня. Прапор. 1-я. Рупь. Прапор. 1-я (будка с промки) Тощий. Вова. Прапор. 2-я смена. Жбан. Прапор. 2-я Отмах. Прапор 2-я. (будка с промки) Серый. Сергиенко. Прапор.2-я Бра. Прапор. 3-я Прошмонать. Прапор. 3-я. Макитра. Прапор. 3-я. Лупатый. Глазьев. Старший прапор. 3-я. Рак. Прапор. 3-я. (будка) Зеки. Кулин Николай Евгеньевич. Куль. Бесконвойник. Семихвалов Петр Захарович. Семейник Кулина. Осечкин, завхоз первого отряда Сапрунов Анатолий Ильич. Семейник Гладышева. Гладышев. Первый убитый зек. (мертв с самого начала) Исаков, Игорь Васильевич, Котел, завхоз 8-го отряда. Делают мебель. Шмасть. Шнырь 8-го. Клоповник. Пепел. Шнырь 8-го. Андрей Перепелов. Глыбко Тарас Степанович. Глыба. Бригадир 80-й бригады. Молоток. Павлов Иван Андреевич. Бригадир 81-й бригады. "Ну ты молоток!" Хват. Копосов Николай Николаевич. Бригадир 82-й. Банзай. Ли Геннадий Эргюнович. Калмык. Завхоз 9-го. Ямщик. Ямщиков Сергей Савельевич. Шнырь 9-го. Пират. Козлов Евгений Кириллович. Одноглазый. Шнырь 9-го. Крапчатый. Вор в законе. Содержатель борделя. Михайлов Кузьма Николаевич. 6-й отряд. Колесо. Блатной. Снегов Алексей Жданович. 6-й. Сват. Блатной. Медник Сергей Петрович. 3-й. Псих. Блатной. Разливайко Остап Михайлович. 5-й. Муха. Вениамин Мухалов. Блатной во время этапа Куля. 5-й. Кирилл Кириллович Козлов, Ка-ка-ка, Бурый. Бугор 51-й (становление Куля) Репей. Блатной. Воропаев Станислав Вячеславович. 9-й. Пятнадцать Суток. Шнырь ШИЗО. Лунев Иван Валентинович. 1-й. Главбаланда. Топляк. Старший повар. Топляков Игорь Сергеевич. 1-й. Доктор. Шестерка Крапчатого. 6-й. Братеев Владимир Олегович. Библиотекарь, писатель. 1-й. Менялкин. Андрей Меняев. Фотограф. 1-й. Тагир Цыренпилов. Монгол. Нарядчик зоны. 1-й. Бардин. Борода. Шнырь свиданки. 1-й. Лапоть. Мужик. 8-й. Ушков Борис Никанорович. Старик с метлой. Информатор Гладышева. 7-й. Волжанин Михаил Дмитриевич. Шатун. Бугор 50-й. Сиволапов. Шнырь этапки. Начало срока Куля. Вольные. Мирон. Миронов Петр Андреевич. Начальник колхозного гаража. Главная Скотина. Леонид Степанович Покрышкин. Начальник скотного двора. Пахомыч. Старик-сторож. Ксения. Дачница, она же зековская блядь. Любовница Куля. Е сутенер. Артем Ракушкин. Его охрана. Двое амбалов. Пузырь и Бешеный. Бляди. Штуки четыре. Прямиков Василий Акимыч. Завсклад. Скупщик деловья. Клавдия Васильевна. Васильна. Директор колхозного магазина. Григорий. Представитель ХЗМ.