— Выстрели вверх из револьвера! Он наверняка услышит выстрел! — откликнулся навах. — Скорей, скорей! Смотри, он уезжает!
   И впрямь, всадник уже стал спускаться с холма; скакун его все быстрее устремлялся к границе Соединенных Штатов.
   — Стреляй! — закричал навах, хватая Томека за руку.
   Томек хотел достать револьвер, но так и не нащупал рукоятку, — кобура была пуста.
   — Я потерял револьвер, наверно, он выпал из кобуры, когда мы дрались! — воскликнул он.
   — Ищи скорей — или я опозорен! — с отчаянием взмолился индеец.
   Томек, словно у него появились свежие силы, бросился к скале, где он предполагал найти потерянный револьвер. Спотыкаясь, ползя на четвереньках, он добрался до основания большого обломка скалы. Вытянув руки, попытался ухватиться за его край, но даже встав на цыпочки, не смог дотянуться. Он был слишком измучен, чтобы взбираться по почти отвесной скале, и решил найти проход, где он спустился, неся на плечах бесчувственного индейца. Наконец, это удалось и он очутился на верху скалистого обломка.
   После коротких поисков он увидел свой черный револьвер на щебне, покрывавшем склон. С торжествующим криком схватил он оружие, но к несчастью ствол был забит землей. Пока Томек прочистил его шомполом, всадник ветром мчавшийся по прерии, очутился напротив одинокой вершины. Томек поднял револьвер и выстрелил пять раз подряд. Но, увы, таинственный всадник не услышал выстрелов. Как раз в этот момент он скрылся за поворотом горы, заглушившей эту пальбу.
   Томек понял, что ничем больше не может помочь. Чтобы не терять времени он не стал перезаряжать револьвер, а сунул его в кобуру и направился помочь индейцу, взбиравшемуся по склону горы.
   Стойкость молодого наваха, его упорство, с которым он карабкался наверх, вызвали уважение Томека.
   Томек был сообразительным парнем. Он не сомневался, что индеец очутился на одинокой горе для того, чтобы встретиться с таинственным всадником. И встреча, надо думать, была важная, если он кинулся в смертельную схватку, предположив, что Томек выслеживал его по приказанию шерифа Аллана.
   Немало потребовалось времени, пока они добрались до вершины. Индеец просто изнемогал. И рана на голове, и вывихнутая нога причиняли немалую боль, но он делал вид, будто не обращает на это никакого внимания. Видимо, все время думал только о таинственном всаднике, потому что не успели они очутиться на вершине, как он сразу бросился к северному ее краю, откуда хорошо была видна прерия на американской стороне.
   Томек и навах напрягали зрение, высматривая всадника. Однако его нигде не было видно. Индеец еще больше помрачнел. Наконец он прервал молчание:
   — Может ли мой белый брат найти ружье?
   — Сейчас. Наверное стоит у скалы. Пусть мой краснокожий брат подождет меня здесь, — ответил Томек.
   Ружье было на месте. Томек нашел его легко. Это было старое, уже довольно изношенное оружие. Томек тщательно его осмотрел; он знал, что неказистые на вид ружья траперов и краснокожих отличаются иногда большими достоинствами. На длинном стволе ружья виднелись насечки. Так по обычаю Дикого Запада отмечалось число убитых врагов. Томек посчитал насечки. Их было тринадцать подряд, потом, поодаль еще четыре.
   Индеец был слишком молод, чтобы все насечки на стволе ружья относились к его победам. Вероятно, унаследовал ружье от прославленного воина. Но уже то, что молодой навах имеет такое ружье, доказывает, что среди своего племени он человек не простой.
   Придя к этому выводу, Томек решил внимательно присмотреться к наваху. Возвращался он осторожно, прячась за обломками скал, и смог подойти к наваху незаметно. Индеец сидел на земле и, опершись локтями о колени, уткнулся лицом в ладони.
   Томек изумился — неужели краснокожий плачет? Невероятно. Слезы никак не вязались с его мужественным поведением. И все же Томек не ошибся: из-под судорожно прижатых к лицу пальцев текли слезы. Навах плакал. Были ли это слезы боли, или отчаяния, или разочарования? Этого Томек знать не мог, но он понял, что подглядывать за человеком в минуту его слабости неблагородно. Он осторожно отступил назад и только спустя какое-то время вторично вернулся к спутнику.
   Сидя на земле, индеец поправлял волосы, растрепавшиеся во время борьбы. Рядом лежал обрывок рубахи, которым Томек перевязал ему рану. На лице индейца уже не было видно волнения, так прекрасно он владел собой. Увидев Томека, он произнес:
   — Мой белый брат нашел ружье. Хорошо. Мне уже пора. я должен спешить.
   Томек положил ружье рядом с краснокожим и сказал:
   — Ты плохо сделал, мой краснокожий брат, что снял с головы повязку. Из раны еще идет кровь.
   Навах посмотрел на него. Долго вглядывался он в глаза белого юноши, но, видимо, так и не обнаружил в них хитрости или коварства, потому что грустно улыбнулся и ответил:
   — Краснокожие больше всего нравятся бледнолицым тогда, когда их кости белеют в прерии. Все индейцы для бледнолицых — паршивые собаки, цепляющиеся за землю, которую хотят иметь белые. Навахи, апачи и сиу умеют биться с врагами. Я — навах. И если кто-нибудь из белых или краснокожий полицейский, служащий у белых встретил бы меня, раненого, в прерии, то доставил бы к шерифу как человека, подозреваемого в нападении. Я сказал это потому, что ты, мой брат, приехал сюда из-за большой воды, чтобы взять с собой белую скво и скоро уедешь с ней на свою родину.
   — Я уже много раз слышал, как подло ведут себя белые люди с индейцами, но никак не думал, что среди вас нашлись предатели, служащие угнетателям. Ведь американская земля принадлежит вам, это ваша родина.
   — Мой брат так же молод, как я, но Маниту[11] одарил его большим умом. Мой белый брат должен уже сидеть в совете старейшин своего племени. Если бы все белые говорили и поступали так, как ты, то индейцам никогда не пришлось бы выкопать военный топор, выступая против них. Увы, даже не все индейцы понимают, что надо держаться сообща. Нашлись и предатели. Сущие паршивые краснокожие собаки!
   — Я понимаю тебя, потому что моя страна тоже не знает свободы. И у нас немало предателей. Но надо подумать о твоих ранах. Давай подложим кусок рубашки под повязку, из-за которой торчат перья. Подожди, я тебе помогу! Вот так! Теперь хорошо. А ногу, ее мы сейчас вправим и перевяжем.
   Томек ловко вправил вывих и перевязал ногу обрывками рубашки. Несмотря на боль, индеец над чем-то задумался, но лишь после длительного молчания выразил свое опасение:
   — Мой белый брат живет у шерифа Аллана, и если он вернется израненный и в изорванной одежде, шериф наверняка станет спрашивать, что случилось. Что мой брат ответит?
   — Прежде всего я постараюсь, чтобы Аллан меня не увидел таким. Потом вызову из дома моего приятеля, боцмана Новицкого, и попрошу его принести мне свежую рубашку.
   — Ты говоришь о белом мужчине высокого роста, который тоже живет у шерифа?
   — Ты видел боцмана Новицкого? Когда? — вопросом на вопрос ответил Томек, подозревая, что навах следил за всеми обитателями ранчо Аллана.
   — Я работаю у шерифа ковбоем.
   — Ах, вот как выглядит дело! — улыбнулся Томек. — Значит мы вместе можем вернуться домой.
   — Нет, я со стадом нахожусь на ближайшем пастбище. Если шериф увидит нас вместе, он легко обо всем догадается. А как ты объяснишь свой необычный вид другу?
   — Об этом не беспокойся. Скажу, что упал с лошади на колючий кактус. Боцман Новицкий добрый товарищ — никогда не задает больше вопросов, чем надо.
   — А малая белая скво? — не унимался индеец.
   — Если ты думаешь о Салли, то можешь быть совершенно спокоен. Она поверит всему, что я скажу, а ее мать — это сама доброта и любит меня. Они живут в далекой стране, которая называется Австралия. Их ферма находится в прерии на опушке огромного леса. И вот как-то маленькая скво заблудилась в этом лесу. Все окрестные фермеры не могли ее найти. Мне же повезло. Случайно нашел ее, она вывихнула ногу, как ты сейчас, и не могла одна вернуться домой. И она, и ее мать сделают все, что я попрошу. Не беспокойся ни о чем.
   — Зачем мой белый брат ездит по разным далеким странам?
   — Мы с отцом и двумя его друзьями ловим диких животных и продаем в Европу. Этих животных можно потом видеть в специально для этого подготовленных местах.
   — Угх! Красный Орел уже слышал о таких людях, которые ловят диких животных.
   — Ого, у моего брата красивое имя, — заметил Томек. — Могу я называть моего брата Красным Орлом?
   — Все меня так зовут, — ответил навах. — А теперь идем к нашим лошадям.
   — Красный Орел не должен тревожить больную ногу. Я тебя понесу на спине. Бери оружие и садись, — предложил Томек.
   После краткого колебания индеец сел Томеку на закорки, и они двинулись вниз по склону. Несмотря на всю силу и выносливость Томека, ему после всех сегодняшних передряг пришлось несколько раз передохнуть, прежде чем они добрались до лошадей. Мустанг наваха сразу же почувствовал людей — стал фыркать и бить копытами о землю. Навах свистнул. Мустанг заржал и успокоился.
   Когда Томек подошел к лошади, индеец слез с его спины, отвязал конец лассо от ветви, не выпуская из рук ружья, схватился за длинную гриву мустанга и ловко вскочил на него.
   — Пусть мой белый брат сядет сзади меня, — предложил он.
   — Не стоит. В нескольких шагах отсюда мой конь, — ответил Томек.
   Он нашел свою лошадь, вскочил в седло, и они быстро съехали с горы на широкую равнину. Молча шли галопом. Только спустя полчаса навах осадил коня.
   — Здесь наши пути расходятся, — сказал он. — Ты, мой белый брат, поедешь на северо-запад, а мне надо прямо на север, на свое пастбище.
   — А когда Красный Орел приедет на ранчо Аллана? Я хотел бы кое о чем поговорить, — сказал Томек.
   — Постараюсь вскоре встретиться с моим белым братом.
   — Буду ждать. До свидания!
   Томек дружески помахал рукой и повернул коня к ранчо.
   Индеец неподвижно сидел на мустанге, чуть подавшись вперед, держа в обеих руках длинное, с насечками, ружье. Как только белый немного отъехал, указательный палец индейца дотронулся до курка.
   «Только мертвые не выдают тайн», — подумал навах, вскидывая ружье к плечу.
   И он был готов выстрелить, как вдруг вспомнил, что белый даже не спросил его о таинственном всаднике.
   «Ведь это же я хотел его убить, а он не только не воспользовался победой, но помог мне, как другу. Этот белый ничего не знает о Черной Молнии, и, значит, не может нас предать».
   Навах медленно, с видимым облегчением опустил ружье и прошептал:
   — О великий Маниту! Я ненавижу белых и готов погибнуть в борьбе с ними. Но я не могу убить человека, который поступил со мной так великодушно.


III

Три друга


   Даже не подозревая, что он сегодня вторично был на волосок от смерти, Томек мчался по прерии, спеша домой. Ему и в голову не пришло, что индеец может послать вдогонку пулю. По дороге на ранчо он думал о том, как избежать встречи с хозяином ранчо. Лучше всего незаметно пробраться в свою комнату, но это будет трудновато. По всему дому снует негритянская прислуга, ходит Салли, ее мать. Если кто-нибудь встретит его в таком виде, от расспросов не уйти. А Томек хотел во что бы то ни стало обойтись без этого.
   Боцман Новицкий был единственным человеком, на которого можно положиться. Поэтому Томек решил подкрасться к дому, а потом незаметно, вызвать друга к себе. Для этого он подъехал к ранчо со стороны загона. Огляделся — поблизости никого не было. Томек быстро завел мустанга в загон, расседлал его, а уздечку и седло повесил на деревянную ограду. Закрыл за собой ворота и прыгнул в кусты, росшие около дома.
   Шпалеры кустов кончались метрах в двадцати от обширной открытой веранды жилого дома. Томек спрятался в них, внимательно наблюдая за тем, что происходит на веранде. Прошло с четверть часа, прежде чем там появилась негритянка Бетти, неся поднос с посудой в руках и белую скатерть под мышкой. Она накрыла скатертью круглый столик, поставила приборы и исчезла в глубине дома.
   Увидев это, Томек не на шутку встревожился. Неужели уже второй завтрак? Он стал соображать, который может быть теперь час? Выехал он на рассвете, что-то около четырех часов утра. До мексиканской границы не больше часа ходу, подъем на гору и слежка за индейцем еще час. На драку ушло всего несколько минут. Спуск по крутому склону с бесчувственным Красным Орлом занял около получаса, а может быть больше. Обратный вход на гору, поиски револьвера, потом ружья и разговор — около трех часов, возвращение на ранчо — час. Получается, что прошло почти шесть часов. Стало быть сейчас часов десять-одинадцать, то есть как раз пора второго завтрака.
   Едва Томек рассчитал это, как на веранде появилась черноволосая Салли с матерью в обществе неразлучного боцмана; за ними вбежал Динго.
   Они сели за стол. Собака легла у ног девочки. Сразу же вошла Бетти, неся заставленный поднос.
   Томек приуныл и закрыл глаза, чтобы не видеть, как его друзья принимаются завтракать. Из-за необычного приключения он совсем было забыл об еде, а теперь желудок заявил о себе. Томек слышал звон посуды и веселые голоса миссис Аллан и боцмана, которые уговаривали девочку взять порцию побольше, решил было заткнуть уши, чтобы ничего не слышать, но подумал, что в любом случае надо укреплять свою волю.
   Решив это, он тут же открыл глаза и стал наблюдать за поведением друзей. И не зря — оказывается он много бы потерял, спрятав как страус голову в песок. Дело в том, что Салли, которую боцман и мать уговаривали есть, внезапно перестала упрямиться и принялась накладывать на свою тарелку огромные порции, а миссис Аллан и добродушный боцман громко восхищались ее великолепным аппетитом.
   — Это все воздух прерии! — басил моряк. — Даже на меня он действует, как лучший в мире ямайский ром. Если так будет продолжаться, то вскоре я не пролезу в корабельный люк. Придется мне вместе с Томеком ездить верхом, чтобы хоть немного сбросить вес.
   — Ax, что вы говорите — возражала миссис Аллан. — Хотя вы и крупный мужчина, но под кожей-то у вас ни грамма жира. Да и что бы мы делали без вас? Шурин постоянно занят своими делами, Томек целыми днями носится по прерии наперегонки с ветром, и только вы опекаете нас.
   — Для меня это большое удовольствие, можете поверить, — изысканно ответил боцман. — Я полюбил вашу маленькую Салли. Томек тоже о ней не мог забыть. Все время писал письма с дороги, посылал фотографии, а когда мы убили в Кении великолепного льва, то тут же его шкуру решил подарить ей.
   — Ах, мой дорогой боцман, нет, вы серьезно скажите, Томек и в самом деле думал обо мне? — спросила Салли, незаметно суя кусок ветчины собаке, лежавшей у ее ног.
   — Уверяю тебя. Если бы ты видела, как он злился, когда я шутя называл тебя «милой голубкой».
   — Мне он об этом ничего не писал, наверное потому, что он настоящий джентльмен. Все мои подруги прямо лопались от зависти, когда я читала его письма ко мне. Ни одна не могла похвастаться таким знакомством!
   — О да! — согласился боцман, усаживаясь поудобнее. — Наш Томек умеет писать красивые письма, что ж этому удивляться — ведь его уважаемый папаша обо всем говорит, как по-писаному. Правда, иногда Томек советовался со мной, как бы это покрасивее написать тебе, но смекалки у него и у самого хватает. Томек — парень что надо!
   Томек заерзал.
   «Вот же предатель этот боцман...» — пробормотал он про себя, от души смеясь над тем, как ловко Салли подает свою еду Динго.
   А миссис Аллан ничего не подозревала, удивляясь только тому, что дочь так быстро опустошает тарелки.
   — Салли, милочка, не слишком ли ты быстро ешь? — воскликнула она. — Твой аппетит поправился, но ты не должна так перегружать желудок.
   — Но я все еще голодна, — жалобно вздохнула Салли.
   — Лучше сбегай в сад и нарви себе фруктов, — посоветовала мать.
   Салли только этого и ждала. Она встала со стула, поблагодарила и вместе с Динго оставила веранду.
   Не желая ничего упустить из забавной сцены на веранде, Томек даже высунул голову из листвы, но когда девочка сбежала с собакой в сад, он быстро юркнул обратно в кусты, невольно зашуршав ветками.
   Динго услышал этот шорох. Тут же учуяв своего хозяина, он в несколько прыжков подскочил к нему, весело махая хвостом.
   Томек чуть не упал, когда огромный пес попытался лизнуть его в лицо. Придержав своего любимца за ошейник, он жестом приказал ему сидеть спокойно. Верный, послушный Динго хорошо понимал любое движение Томека, поэтому сразу же успокоился. Только влажный нос собаки дрожал, ловя чужой запах от юноши.
   «Почувствовал запах индейца» — подумал Томек.
   Шаг за шагом он отступал в чащу кустов. Динго шел вслед за ним. Отогнать собаку, не обратив при этом внимания девушки думать нечего. Поэтому Томек торопливо углублялся в кусты, чтобы быть как можно дальше от веранды, когда Салли направится вслед за Динго.
   И он не ошибся. Салли увидела исчезающую в кустах собаку, позвала ее, но видя, что та долго не возвращается, стала ее искать.
   — Динго, Динго! Куда ты девался, негодяй? Сейчас же ко мне!
   Но Динго не возвращался, хотя стриг ушами, слыша этот зов. Рассерженная Салли побежала в глубину сада, и через несколько шагов остановилась, как вкопанная. Она увидела Томека. Вид его ужаснул девочку. Голая грудь, руки и лицо в засохшей крови, волосы всклокочены, сомбреро висящее на ремешке, потрепано, порванные кожаные штаны, явно говорили о том, что с Томеком опять стряслось что-то необычное.
   При других обстоятельствах Томек был бы страшно доволен впечатлением, произведенном на Салли, но на этот раз он только улыбнулся, жестами приказывая ей молчать. Салли была дочерью австралийского поселенца и уже всякое повидала, поэтому она быстро подавила изумление, молча направившись за своим другом.
   Когда они очутились на приличном расстоянии от веранды, Томек остановился и сказал:
   — Ты ведь, Салли, все вмиг понимаешь. Хорошо знаешь когда и как себя вести. Могу я на тебя рассчитывать?
   — И ты еще спрашиваешь об этом! — возмутилась девочка. — Ты же знаешь, что для ТЕБЯ я сделаю ВСЕ. Томми, ты выглядишь так, будто кого-то убил! Можешь без опаски рассказать мне все. Я буду молчать, как могила. А если пойдет дознание, я скажу что мы все время играли в саду.
   Томек даже усмехнулся от этих слов.
   — С чего ты взяла, что я кого-то убил?
   — Но ты же весь покрыт кровью, потерял рубашку, порвал брюки и шляпу. В таких вещах я разбираюсь, — ответила Салли.
   — Глупости говоришь, как только что делал боцман Новицкий, — сказал Томек.
   — Значит ты нас подслушивал? Некрасиво! — возмутилась девочка.
   — Так ведь нечаянно же, — успокоил ее Томек. — Не мог я в таком виде показаться твоей матери, да и не хотел, чтобы шериф Аллан видел.
   — Ах! Об этом можешь не беспокоиться. Дядя рано утром уехал верхом и до сих пор не вернулся. Мы одни дома.
   — Это... прекрасно. Ты обещала, что будешь молчать. Хочешь кое-что сделать для меня сейчас?
   — Я тебе отвечу, Томми, но ты раньше мне скажи: боцман Новицкий только нарочно сказал, будто ты не мог меня забыть и постоянно писал мне письма?
   Томек покраснел, но деться было некуда. И он спросил:
   — А ты часто получала мои письма?
   — Часто, даже очень часто, — призналась Салли.
   — Значит, боцман сказал правду.
   — Да, но я не знаю, постоянно ли ты думал обо мне?
   — Разве я мог не думать, когда писал тебе?
   — И верно! Какая же я глупая!
   — Я бы не сказал, что глупая, — живо возразил Томек.
   Салли недоверчиво посмотрела на него.
   — А теперь — что я должна сделать?
   — Постарайся незаметно вызвать сюда боцмана Новицкого.
   — Только и всего?
   — Увы, в данном случае женщина для меня ничего больше не может сделать.
   Услышав, что Томек назвал ее «женщиной», Салли покраснела от удовольствия.
   — Хорошо, Томми, я постараюсь вызвать сюда боцмана, но я, ей-богу, не знаю, что ему сказать. Он так оживленно беседует с мамой.
   — А ты попроси, чтобы он помог найти Динго. А я придержу собаку, пока вы не придете, — посоветовал Томек.
   — Неплохая мысль, боцман, конечно, мне не откажет. Подожди минутку, — ответила Салли и побежала к дому.
   Вскоре Томек услышал приближающиеся голоса друзей.
   — Вот наказание мне с тобой, девица! — сокрушался боцман. — Не даешь человеку отдохнуть после еды. То тебе дерево высоко, подсаживай тебя — ей, видите ли, интересно, что там в середине кактуса, а уж когда ничего другого не можешь придумать, то кричишь, будто Динго пропал в кактусах. А все для того, чтобы только потаскать меня по этой чащобе.
   — Ага, теперь жалуетесь, а минуту назад собирались для здоровья ездить с Томми верхом! — парировала Салли.
   — Да уж он порастряс бы мое брюхо на кляче. А интересно, куда опять запропастился этот парень...
   — Потерпите немножко и скоро удовлетворите свое любопытство, — хихикнула Салли.
   — Да уж, подобралась парочка!
   — Вы и в самом деле так думаете? — обрадовалась Салли. Но ответа не дождалась, потому что боцман вдруг остановился и воскликнул:
   — Что ты там опять выкинул, браток? Что с тобой стряслось?
   — Ничего особенного, боцман, — весело ответил Томек, незаметно подмигивая приятелю. — По ошибке попал в бочку с кошками, они меня немножко поцарапали.
   — Так это кошки съели твою рубашку, порвали брюки и сомбреро?! — пошутила Салли. — Вы, боцман, тосковали по Томми, вот я и привела вас к нему.
   — Ну довольно, малыши! И верно я только что сказал: подобралась парочка! — пробурчал боцман, внимательно разглядывая Томека. — Раз уж сделала свое, то бери Динго и беги за фруктами, а мы скоро придем.
   — Я буду вас ждать, — ответила Салли. — Динго, за мной!
   Девушка исчезла в кустах. Боцман долго и сурово рассматривал Томека. Потом подошел к нему, не говоря ни слова вынул у него из кобуры револьвер, убедился, что в барабане одни пустые гильзы, молча вытряхнул их, спрятал в карман, прочистил ствол шомполом, вынул из пояса Томека новые патроны, зарядил револьвер и сунул назад в кобуру.
   — Сколько тебя учить, парень, что после выстрела надо сразу перезаряжать, — сурово спросил он.
   Томек смутился. По неписанным законам звероловов подобный промах считался недопустимым. Поди знай, что может случиться со звероловом, если он забудет о том, что оружие надо держать в полной готовности? Поэтому Томек с раскаянием ответил:
   — Забыл. Но тут такое творилось... дело в том...
   — У нас еще будет время поговорить, — перебил его боцман. — А может, за тобой гонятся? Подстрелил кого-нибудь?
   Томек уже знал некоторые слабости боцмана. Великан любил лесть, и, чтобы задобрить его, Томек торопливо ответил:
   — Благодаря вашим безотказным приемам, я справился и без револьвера. Это уж я потом стрелял, вверх, чтобы привлечь чье-то внимание.
   — Ну, если так, то прекрасно, — повеселел боцман. — Потом все расскажешь. А теперь надо как-то пробраться в дом. Выглядишь ты так, будто играл в прятки с тиграми.
   — Да уж, нелегко пришлось, — признался юноша. — Принесите чистую рубашку.
   — Подожди меня здесь, я мигом, — буркнул боцман.
   Не прошло и получаса, как Томек, благодаря помощи своего друга, никем не замеченный, очутился в комнате, где он жил с боцманом. Хотя моряк сгорал от любопытства, он ни о чем не спросил, пока Томек, умытый, облепленный пластырем и в чистой одежде, не сел за обильный завтрак. Только тогда боцман произнес:
   — А теперь самое время, голубчик, рассказать что случилось.
   Томек со всеми подробностями рассказал боцману о сегодняшних событиях. Когда он закончил, моряк подумал и сказал:
   — Нет сомнения, что твой индеец поджидал всадника, о котором ты говорил. По-видимому, это была важная встреча, если он собирался дух из тебя выпустить только за то, что ты появился без приглашения. А раз он не хотел, чтобы об этом знал шериф, то ясно, что дело тут темное.
   — Вот и я так думаю, боцман, — согласился Томек.
   — Гм... интересно, куда на рассвете поехал шериф Аллан.
   — В последнее время он часто отлучается, — сказал Томек, потянувшись к кофейнику.
   — Это верно, но сегодня к нему приехали десять индейских полицейских.
   — Я ничего об этом не знал. По-вашему, одно с другим как-то связано?
   — Может быть да, а может и нет! Во всяком случае, когда шериф вернется, мы наверняка узнаем нечто интересное!


IV

Тайна молодого наваха


   День уже клонился к вечеру, а шериф Аллан все еще не вернулся домой. Удивленные его длительным отсутствием, Томек и боцман сидели на веранде в удобных креслах, внимательно вслушиваясь в звуки, доносившиеся из широкой прерии, ожидая, что с минуты на минуту услышат топот лошадиных копыт. Но, кроме неумолкаемого стрекотания цикад и квакания лягушек в пруду, ничего не было слышно.
   Вскоре на веранду пришли Салли с матерью. Их появление заставило наших приятелей бросить догадки о том, что могло случиться с шерифом. Переменив тему, они принялись сообща восхищаться закатом солнца. Все небо было буйным сочетанием золота, багрянца, серебра и лазури. Прерия, покрытая шалфеем, окаймленная с юго-запада отдельными рваными горными цепями, переливалась пурпуром. Миссис Аллан восхищалась теплыми тонами аризонского неба, расхваливая заодно здоровый, бодрящий воздух. По ее мнению, Нью-Мексико и Аризона представляли собой прекрасные места для поселения. Боцман усердно поддакивал, но чаще, чем на закат, поглядывал на стоявший перед ним стакан любимого рома.