Страница:
– Это туканы прилетели на место жировки, очевидно, здесь недалеко растут дикие плодовые деревья, – объяснил Смуга. – Туканы оживляются как раз перед заходом солнца.
– Янек, скоро уже ночь, никуда мы сегодня не поплывем, – отозвался Новицкий. – Никто с реки нас здесь не найдет. Переночуем, а ты возьми духовое ружье, подстрели какую-нибудь птичку. На голодный желудок нам далеко не уйти. Мы сегодня плыли гораздо медленнее.
– Я тоже это заметил, ладно, останемся. Ты возьми котелок и сбегай на реку за водой, а я пойду на охоту. Подкрасться надо в одиночку, туканы очень пугливы.
– Иду, иду, заодно посмотрю, как там на реке, – с охотой отозвался Новицкий, обрадованный перспективой сытного ужина. Он достал из мешка котелок, взял штуцер и исчез в зарослях.
Смуга тоже не тратил времени даром. Штуцер и мешки он спрятал рядом с могилой. Вооружившись покуной, колчаном с отравленными стрелами и выдолбленной тыквой с хлопком, он направился в лесную чащу. Он крался под прикрытием зарослей, поглядывая на верхушки деревьев, поскольку туканы, любители диких плодов, в основном проживали в верхних этажах леса. Этих птиц можно было встретить в первобытных джунглях от Центральной Америки до Парагвая. Жили они малыми стаями, гнездились в дуплах деревьев, но созревание некоторых плодов в разное время года заставляло их часто передвигаться, и тогда они сбивались в большие стаи.
Смуга, идя на их характерные голоса, вскоре заметил чтиц на раскидистом дереве, усыпанном сочными плодами, и притаился в зарослях…
Туканы пока не заметили грозящей им опасности, они отдыхали на кронах деревьев, время от времени перекрикивались. Когда они кричали, у них был весьма потешный вид. Они отклоняли головку назад, поднимая громадный клюв перпендикулярно, одновременно крутясь в разные стороны, и пушили свои перья, как при токованьи. После треска и свистов следовал клекот, похожий на аистиный. Некоторые туканы уже приступили к трапезе, большими скачками передвигаясь вдоль ветки, изредка помогая себе крыльями.
Смуга открыл колчан. В лежащую на дне подушечку острым концом, пропитанным кураре[34], были воткнуты миниатюрные стрелы, не больше спички, сделанные из твердой древесины. Смуга осторожно всунул стрелу в тот конец покуны, что был предназначен для приложения к губам, заделал щель кусочками хлопка и огляделся вокруг.
На ближайшем дереве, сидя высоко на ветке, жировал крупный тукан. Длинным кривым клювом он бил по плоду.
Смуга прижал покуну к тубам, нацелил ее прямо в грудь птицы, глубоко вдохнул и сильно дунул. Отравленная стрела попала в тукана и он коротко взмахнул крыльями, как-то сжался и стал падать, беспорядочно ударяясь о нижние ветки. Только когда уже третий тукан упал на землю, остальные птицы с криком поднялись в воздух.
Смуга легко отыскал добычу и вернулся к могиле. Там он набрал веток потолще для костра, начал свежевать птиц. Когда Новицкий вернулся с котелком воды, Смуга как раз закончил их потрошить.
– Эге, я вижу, удачная была охота, – обрадовался Новицкий. – Ну, теперь немного отдохни, Ян, а я займусь готовкой.
– Что слыхать у реки? – поинтересовался Смуга.
– Наших преследователей ни слуху, ни духу, – ответил Новицкий. – Какие красивые перья у этих птичек! Ничего удивительного что индейцы в них наряжаются.
– Да, еще во время первых конкистадоров индейцы умели создавать из кожи и перьев тукана великолепные плащи и головные уборы. Я их видел в сокровищнице инков, помнишь, я тебе рассказывал.
– Диву даешься, что еще столько птиц здесь живет, раз индейцы так давно на них охотятся, – поразился Новицкий.
– В этом большая заслуга самих индейцев, они не уничтожают фауну бессмысленно.
– Так откуда, в таком случае, они набирают так много красивых перьев? – добивался Новицкий.
– Они используют слабоотравленные стрелы, те только ненадолго парализуют птицу, не причиняя ей большого вреда. Вырывают перья, а птицу отпускают и она вскоре обрастает новыми.
– Верно, как раз мне припомнилось! Когда мы были с Томеком в Аризоне, встретили там индейца, выращивающего орлов, их великолепные перья заменяют воинам ордена. Он, похоже, только вырывал у птиц перья.
– Если говорить о разумном использовании фауны и флоры, то, по сравнению с индейцами, белые люди ведут себя как безголовые варвары.
– Святая правда! Только мы все говорим, говорим, а уже ночь на дворе. Ты говорил, Ян, что у тебя есть деревяшки для разведения огня, дай мне. Надо экономить спички, их немного осталось.
Новицкий очистил от растений участок земли, ножом выкопал плоское углубление. Выбрал три толстых сука, сложил их наподобие звезды таким образом, что они сходились друг с другом в одном месте. Затем подложил под них сухой хворост. Он стал с такой энергией тереть друг о друга два мягких бруска, что хворост вскоре задымил, засверкали искорки. Новицкий с силой дул, пока не начали гореть сходящиеся концы трех поленьев. Вслед за этим по двум сторонам костра он воткнул в землю две ветки с раздвоенными верхними концами, положил на них третью ветку с навешанным на нее котелком с водой. Разделал туканов, уложил их в котелок, всыпал немного соли.
– Ну, капитан, ты молодец, – похвалил его Смуга. – Вижу, ты опытный бродяга. Все сделал не хуже индейца.
– Да, как воробей, клевал везде по зернышку, человек я любопытный, вот и научился разным практичным вещам, – отозвался довольный похвалой Новицкий. – Съедим птицу вареной, а то запах жареного мяса слишком далеко разносится.
– Я уж хотел это предложить, но, зная твою предусмотрительность, положился на тебя. Ты готовь еду, а я развешу гамаки. – Новицкий присел перед костром на корточки, ворошил поленья.
Смуга чувствовал, что он устал сильнее, чем Новицкий, и улегся в гамак, смотря из него на друга. Погруженные в размышления, они даже не заметили, как зашло солнце. Сверкающие на небе звезды и серебристые лучи восходящей луны давали достаточно света, отгоняли тьму ночи.
Прошло немало времени, прежде чем Смуга заговорил:
– Я вот думаю, капитан, что нам дальше делать? Независимо от того, в каком направлении устремились кампы в погоню, ясно, что главные их силы идут на сборный пункт, для встречи с Тасулинчи. И думаю, все воины сойдутся где-то на реке Тамбо, там, где так много селений свободных кампов.
– Вполне возможно, – отозвался Новицкий. – А раз так, наши кампы топают той же дорогой, что и мы. Предчувствие мне говорит, что они уже близехонько, прямо за нашими спинами. А мы плывем все медленней.
– Именно это меня и беспокоит, – признался Смуга.
– Если и дальше так поплывем, кампы нас догонят.
– Ну, тогда нам каюк! Никак нельзя этого допустить.
– Над этим я и ломаю голову. На веслах нас только двое, а долгое отсутствие закалки уменьшило мою выносливость.
– Ничего удивительного. Давай подумаем… Видно, сегодня такой уж день, что во время разговоров что-то вспоминаю… Вот и сейчас. Давным-давно, когда я еще был подростком, в варшавском «Слове» печатали отличный роман Сенкевича. Веришь ли, каждый божий день я топал за газетой. Вечерами мы садились со стариками вокруг стола и я читал вслух продолжение «Потопа».
– Что-то я не знаю такого романа, – вставил Смуга. – Очевидно, меня в Польше тогда не было.
– Жалко, Ян, что ты не читал. Сенкевич – большой талант! Он здесь описывает нашествие шведов на Польшу. Есть там один герой, легкомысленный, забияка, зовут Кмичич, так вот он прославился набегами на вражьи войска. Шведы и поляки-предатели все время за ним охотились, устраивали засады, а он выворачивался у них из рук и опять нападал. Они не могли его схватить, потому что никогда не знали, где он находится. То он наступает неприятелю на пятки, то где-нибудь заляжет, а то опять вдруг явится, как черт из табакерки, и опять неожиданно ударит.
– Хороший, должно быть роман, раз так тебе понравился.
– Понравился? Братец, да люди прямо с ума сходили!
– Хорошо, я постараюсь его когда-нибудь прочитать. Но почему ты о нем сейчас вспомнил?
– Я вижу, ты меня слушаешь только краем уха, – снова обиделся Новицкий. – Вовсе я не собирался рассказывать тебе о романе. Мне хотелось только обратить твое внимание на военную тактику Кмичича.
– Не сердись, капитан! Я что-то немного рассеян, столько мыслей крутится в голове, – примирительно заговорил Смуга. – Но подожди… Ты говоришь о тактике этого твоего…
– Кмичича! – подсказал Новицкий.
– Именно! Сейчас, сейчас… начинаю понимать. Ты предлагаешь притаиться здесь, наблюдать за рекой и, если на ней появятся кампы. пропустить их, а потом идти следом за ними. Верно я тебя понял?
– Совершенно верно, – подтвердил Новицкий. – Двое суток побега без отдыха и еды уже сильно на нас сказались. Здесь у нас тихий, безлюдный уголок. Смотри, даже кампы, разыскивая твоего беднягу проводника, не нашли шалаша. Спешить, Янек, надо только при ловле блох, а не тогда, когда речь идет о твоей собственной голове. И если б только о наших двух головушках. А если мы пропадем, что станется с Томеком и остальными?
Смуга внимательно выслушал друга, а, когда тот кончил, сказал:
– Снова ты меня сегодня удивил, капитан. Твой план стоит обдумать самым серьезным образом.
– Ну так и обдумывай, до рассвета еще далеко. А теперь давай-ка поедим. Этот якобы бульончик уже остыл, будем пить из банки, которую я забрал из тайника Онари. Мясо придется рвать руками, что ж, в давние времена так ели даже короли.
Смуга спустился из гамака, присел на корточки рядом с другом. Они ели молча. За два дня это была их первая горячая пища. Когда котелок опустел, Смуга достал из мешка табак и сказал:
– После такого великолепного обеда не грех рискнуть и зажечь трубку. Дай бог, запах табака никого не привлечет.
– Хорошо придумано! – обрадовался Новицкий. – Тоска по трубочке томила меня не меньше, чем голод. Набивай трубку, а я запалю огниво от костра.
Новицкий немного раздвинул три горящих полена, чтобы они лишь тлели и чтобы назавтра не разжигать костра заново.
Оба неторопливо попыхивали трубками.
– Нет ничего лучше после обеда, как глоток ямайского рома и трубка, – вздохнул Новицкий. – Вообще-то не могу сказать, что сыт, но и не могу пожаловаться, что ничего не ел.
– Завтра я постараюсь подстрелить кого-нибудь побольше тукана, – успокоил его Смуга. – Я обдумал твое предложение. Подождем кампов здесь. Если мы раскинули верно, завтра, в крайнем случае послезавтра они должны нас миновать. Твой план стоящий, и я колебался только потому, что если бы мы опередили кампов, то могли бы предупредить белых людей с Укаяли. Но я переоценил свои силы. Слишком долго я торчал в этом каменном мешке без движения.
– Не переживай понапрасну. Помнишь, что сказала Агуа, когда ты ей доказывал, что, помогая нам, она предает своих?
– Как не помнить! Ты прав, конечно. Онари ни за что бы нам не помог, если бы это могло помешать восстанию. Кто его знает, может кампы уже начали резню на Укаяли.
– Белые, может, и не ангелы, но этот Тасулинчи устроит им настоящий ад, – сказал Новицкий. – Больше всего мне жаль женщин и детишек. Только что поделаешь! Мы бессильны. Ты можешь спать, а я еще выкурю трубочку. Я тебя разбужу, как луна спрячется за лесом.
– Хорошо, капитан! Ты настоящий друг. А я через день-два войду в норму.
Новицкий раскурил трубку, уселся на ствол поваленного дерева, рядом с собой поставил штуцер. Из лесной чащи доносились шелесты, треск, какие-то незнакомые звуки, временами раздавался крик хищной птицы, чей-то тревожный голос. Новицкий вслушивался в отзвуки ночной жизни зверей и одновременно думал о Томеке и его бойкой женушке. Он был почти уверен, что Томеку удалось вывести друзей из гор. Новицкий верил в его безошибочное чутье путешественника, это чутье нередко выручало их в трудных положениях во время прежних экспедиций. Больше всего Новицкого волновало сейчас дело с продажей яхты. Сумел ли Вильмовский за такое короткое время найти покупателя и переслать деньги, которые так нужны для организации новой экспедиции? Если с яхтой не выгорело, оставался еще в запасе Никсон, но захочет ли он и сможет ли и дальше давать деньги на такое ненадежное дело?
Впервые в жизни Новицкий беспокоился о деньгах, раньше он всегда лишь посмеивался над людьми, ставившими себе добывание богатства целью жизни. Он-то всегда довольствовался тем, что зарабатывал тяжким трудом, а то, что ему удавалось скопить, всегда высылал своим «старикам» в Варшаву.
В задумчивости Новицкий машинально всунул руку в карман и наткнулся на узелок с чем-то твердым. То было золото, что ему дал Смуга. Вот оно, его собственное золото, а у Смуги его еще больше. Если бы они смогли отдать его Томеку, не о чем было бы беспокоиться. А здесь, в лесной глуши, никакой ценности оно не представляло. Индейская покуна, с которой можно бесшумно охотиться, и та была большим сокровищем.
Внезапно зашелестело неподалеку, как будто кто-то ломился в зарослях. Новицкий схватился за штуцер, вскочил, готовый стрелять. Из чащи выглянули большие серо-коричневые животные. Их светлые бока, увенчанные пятачком морды, издаваемые ими звуки, похожие на глухое посвистывание – все это успокоило Новицкого. То были американские тапиры, они жили в густых лесах, местные звали их «анта». Вели они сугубо ночной образ жизни и, верно, направлялись на кормежку или к какому-нибудь болотцу, чтобы как следует вываляться в грязи.
Новицкий с сожалением опустил штуцер. Мясо у тапиров было очень вкусным, но стрелять было нельзя. Чуткие животные быстро завернули в глубь леса.
– Опять ты меня не будишь, капитан! – раздался голос Смуги.
– Да, я задумался, не заметил, как и время пролетело, – оправдывался Новицкий. – Это тапиры тебя разбудили. Я уж размечтался о печенке, да, к счастью, вовремя остановился. Что-то я замерз, холодно и сыро ночью.
– А ты залезай в гамак да закройся двумя одеялами, вот и согреешься. Теперь я посторожу. Да ты не переживай так, как-нибудь справимся.
Новицкий улегся в гамаке, прикрылся кожаными одеялами, закрыл глаза и тут же заснул. Смуга присел поближе к костру, согрел руки, потом вставил в покуну отравленную стрелу, поскольку собирался с рассветом поохотиться, рассвет – самое время, когда ночные животные возвращаются в свои логова, а дневные – отправляются на кормежку.
Едва зазвучали первые птичьи трели, Смуга, вооруженный штуцером и покуной, зашел в лес. Между деревьями у реки висел легкий туман. Смуга отыскал тропу к водопою, осторожно отступил в кусты и притаился с покуной. Он замер в полной неподвижности – мимо него пробежало небольшое стадо тапиров, они возвращались с речного купания. Тяжелый тапир был слишком велик даже для двоих оголодавших беглецов. Потом в его поле зрения попала стайка капибар. Одни щипали траву, другие объедали кору с молодых деревьев. Смуга все не шевелился. Среди капибар не было молодняка, а старых животных этого вида едят только индейцы и негры.
Настало раннее утро, когда Смуга, наконец, увидел самого распространенного в бассейне Амазонки и восточном Перу зверька, агути. Размерами и строением тела он напоминал зайца или небольших копытных животных. На фоне светлой зелени ярко выделялся его блестящий, золотисто-оранжевый мех. Агути присел на задних лапах перед густыми кустами и стал осторожненько пролезать среди ветвей. Очевидно, он пробовал добраться до птичьего гнезда, в котором находились яйца либо птенцы, потому что в кустах поднялся встревоженный птичий крик, раздался шум крыльев.
Смуга молниеносно оказался на тропе. Вообще агути – весьма чуткое животное, но тут он был слишком поглощен близостью любимого лакомства, чтобы вовремя почуять опасность. Поэтому он заметил Смугу лишь тогда, когда тот уже был в нескольких шагах. Завидя совершенно неизвестное ему существо, агути замер столбиком, как заяц. На минуту он так и застыл, лишь шерсть на заду встала у него дыбом, а затем он хрюкнул. Не успел он сорваться и убежать, как отравленная кураре стрела уже торчала у него в груди.
Возвратясь на стоянку, Смуга застал Новицкого, кипятящего воду в котелке.
– Как тут будешь валяться в постели, когда надо целый день следить за рекой, – оправдывался Новицкий. – Никак нельзя нам проглядеть кампов.
– Потому я и пошел охотиться на рассвете, – отозвался Смуга. – Если кампы идут вслед за нами, кто их знает, может, они и ночевали здесь поблизости, и тогда их можно уже поджидать. Я пойду первый на разведку, а ты займись агути, это у тебя получается лучше, чем у меня. Только смотри, чтобы костер не дымил!
– Не забуду, не беспокойся. Когда жратва будет готова, я тебя сменю.
Новицкий остался один. Сперва он снял с агути шкурку, часть мяса разрезал на узкие полоски и развесил их на лиане, соединяющей два дерева. Остальное мясо он положил в подвешенный над костром котелок с водой. Затем, подсмотрев, где сидят птицы-вегетарианцы, набрал диких слив. Готовить на слабом огне пришлось долго. Новицкий искал подходящие бревна, отгонял пальмовым листом кружащихся над дымящимся костром насекомых. Внимания на надоедливых москитов он не обращал, к их укусам он давно привык, даже как-то закалили они его.
Время тянулось медленно… Еда была готова, так что Новицкий снова немного раздвинул поленья, съел свою порцию и уже собирался отправиться на реку, чтобы заменить Смугу на посту, как зашелестели заросли, и Смуга сам стоял перед костром. Новицкий с молчаливым укором смотрел на приятеля.
– Я ведь уже бегу, Янек, чтобы сменить тебя. Еда готова, свою порцию я съел, ты присмотри за мясом, я повесил его сушиться на солнце.
Смуга опер штуцер о дерево и сказал:
– Незачем спешить, капитан! Я вижу, ты подозреваешь, что я легкомысленно бросил наблюдательный пункт. Успокойся, нам уже не надо следить за рекой.
– Проплыли? – живо заинтересовался Новицкий.
– Проплыли, через час, через два после восхода солнца, – подтвердил Смуга. – Значит, ночевали недалеко от нас.
– Ах ты, сто дохлых китов! – выругался Новицкий. – Если бы мы выплыли отсюда сегодня на рассвете, сейчас мы бы уже оказались у них в руках.
– Без всякого сомнения. Так что предложенная тобой тактика этого, как его… Кмичича спасла нам жизнь.
– Черт побери, а это точно были кампы? – допытывался Новицкий.
– Они плыли недалеко от берега, и я узнал Чуаси, Онари, еще кой-каких знакомых курака.
– Так их такая куча?
– Семь больших лодок.
– Акула их забери! Ведь в укрытии были только две лодки, – удивился Новицкий. – Держали, значит, их в другом месте. Как ты думаешь, сколько их всего было?
– Вместе с молодыми женщинами около восьмидесяти.
– Значит, это не только погоня за нами! – отозвался Новицкий. – В военных походах младшие жены несут припасы и оружие. Они плывут на встречу с Тасулинчи.
– Несомненно, так оно и есть, – согласился Смуга.
– Мы можем сутки отдохнуть, пока они от нас отдалятся.
– Слава Богу, ситуация наконец-то прояснилась. Погоня уже не идет за нами, мы оказались у них в тылу.
– То твоя заслуга, капитан! А теперь нам нужно отдохнуть и наесться про запас. После еды я поохочусь на попугаев. Мясо у них неважное, однако бульон очень питательный.
– Золотые слова! – сказал Новицкий. – У нас есть немного кукурузной муки, приготовлю красавцев на дорогу. Надо только поискать на реке какой-нибудь плоский камень для жарки.
Друзья провели день в охоте, приготовлении пищи и еде. Только уже после обеда, искупавшись в реке, присели на бревно и раскурили трубки.
Становилось совсем нечем дышать. Приглушенный легкой мглой огненный шар солнца источал зной. Не ощущалось даже малейшего дуновения ветра, на голубом небе не виднелось и облачка. Воздух как будто загустел.
Новицкий тяжело дышал, ему не спалось, он ощущал какое-то внутреннее беспокойство. Может, подсознание предостерегало его перед таящейся поблизости неизвестной опасностью? Он глянул на друга. Смуга дремал, свесив голову на грудь. Новицкий подозрительно огляделся. В природе творилось что-то необычное. Листья деревьев и кустов не шевелились, как будто они были поражены застывшим зноем. Исчезли вездесущие птицы, даже докучливые насекомые как сквозь землю провалились…
Внезапный шум кустов, треск сломанных сучьев, топот разорвали могильную тишину. Неподалеку двигалось стадо тапиров. Глухо посвистывая, они ходко бежали на юг. Длинными прыжками проскакивали капибары.
Появление в такое время дня ночных зверей ошеломило Новицкого. И капибары обычно бегали не так быстро. Что все это значит? Тропический лес опять замер, пустой и тихий.
– Янек! – вполголоса позвал Новицкий. – Творится что-то непонятное.
Смуга уже проснулся, беспокойно вглядываясь в лес.
– Может, это от дикой жары… – размышлял он. – Нет… Странная, необычная какая-то тишина, как перед грозой. Даже насекомые попрятались…
– Ты видел, как тапиры, капибары и другие звери улепетывали во все лопатки? – допытывался Новицкий.
– Говорят, крысы бегут с тонущего корабля.
– Чутье предупреждает животных об опасности, – подтвердил Смуга.
Тревожно защебетали скрывшиеся в зарослях птицы. Дрогнула земля, шевельнулись деревья, громко зашумели листья, хотя так и не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. И почти сразу же могучий, приглушенный подземный гром сотряс лес. Земля заколыхалась, как палуба корабля, плывущего по бушующему морю. Неподалеку от ошеломленных беглецов с грохотом разверзлась земная кора, образовав широкую и глубокую трещину, в нее с треском повалились вырванные с корнем деревья.
Смуга и Новицкий вскочили было на ноги, но сильные толчки повалили их на землю. По чаще пролетел внезапный вихрь и затих где-то вдали.
– Кажется, уже все, – приглушенно отозвался Смуга. – Смотри, капитан, земля расступилась и проглотила целый кусок леса.
Новицкий поднялся, смущенно пробурчал:
– Тьфу ты! Акула тебя забери! Самый сильный шторм не мог свалить меня с палубы.
– Видно, ты в первый раз пережил землетрясение.
– В первый, это верно, – признался Новицкий. – Если бы мы устроились метров на пятьдесят подальше, с нами бы уже все было кончено.
– Что говорить, земля бы нас поглотила.
– Имели бы мы бесплатные похороны, и гробовщик бы не понадобился, – не без юмора заметил Новицкий. – А Андах вулкан нас приветствовал, теперь провожает землетрясение. Интересно, что еще здесь с нами приключится?
X
– Янек, скоро уже ночь, никуда мы сегодня не поплывем, – отозвался Новицкий. – Никто с реки нас здесь не найдет. Переночуем, а ты возьми духовое ружье, подстрели какую-нибудь птичку. На голодный желудок нам далеко не уйти. Мы сегодня плыли гораздо медленнее.
– Я тоже это заметил, ладно, останемся. Ты возьми котелок и сбегай на реку за водой, а я пойду на охоту. Подкрасться надо в одиночку, туканы очень пугливы.
– Иду, иду, заодно посмотрю, как там на реке, – с охотой отозвался Новицкий, обрадованный перспективой сытного ужина. Он достал из мешка котелок, взял штуцер и исчез в зарослях.
Смуга тоже не тратил времени даром. Штуцер и мешки он спрятал рядом с могилой. Вооружившись покуной, колчаном с отравленными стрелами и выдолбленной тыквой с хлопком, он направился в лесную чащу. Он крался под прикрытием зарослей, поглядывая на верхушки деревьев, поскольку туканы, любители диких плодов, в основном проживали в верхних этажах леса. Этих птиц можно было встретить в первобытных джунглях от Центральной Америки до Парагвая. Жили они малыми стаями, гнездились в дуплах деревьев, но созревание некоторых плодов в разное время года заставляло их часто передвигаться, и тогда они сбивались в большие стаи.
Смуга, идя на их характерные голоса, вскоре заметил чтиц на раскидистом дереве, усыпанном сочными плодами, и притаился в зарослях…
Туканы пока не заметили грозящей им опасности, они отдыхали на кронах деревьев, время от времени перекрикивались. Когда они кричали, у них был весьма потешный вид. Они отклоняли головку назад, поднимая громадный клюв перпендикулярно, одновременно крутясь в разные стороны, и пушили свои перья, как при токованьи. После треска и свистов следовал клекот, похожий на аистиный. Некоторые туканы уже приступили к трапезе, большими скачками передвигаясь вдоль ветки, изредка помогая себе крыльями.
Смуга открыл колчан. В лежащую на дне подушечку острым концом, пропитанным кураре[34], были воткнуты миниатюрные стрелы, не больше спички, сделанные из твердой древесины. Смуга осторожно всунул стрелу в тот конец покуны, что был предназначен для приложения к губам, заделал щель кусочками хлопка и огляделся вокруг.
На ближайшем дереве, сидя высоко на ветке, жировал крупный тукан. Длинным кривым клювом он бил по плоду.
Смуга прижал покуну к тубам, нацелил ее прямо в грудь птицы, глубоко вдохнул и сильно дунул. Отравленная стрела попала в тукана и он коротко взмахнул крыльями, как-то сжался и стал падать, беспорядочно ударяясь о нижние ветки. Только когда уже третий тукан упал на землю, остальные птицы с криком поднялись в воздух.
Смуга легко отыскал добычу и вернулся к могиле. Там он набрал веток потолще для костра, начал свежевать птиц. Когда Новицкий вернулся с котелком воды, Смуга как раз закончил их потрошить.
– Эге, я вижу, удачная была охота, – обрадовался Новицкий. – Ну, теперь немного отдохни, Ян, а я займусь готовкой.
– Что слыхать у реки? – поинтересовался Смуга.
– Наших преследователей ни слуху, ни духу, – ответил Новицкий. – Какие красивые перья у этих птичек! Ничего удивительного что индейцы в них наряжаются.
– Да, еще во время первых конкистадоров индейцы умели создавать из кожи и перьев тукана великолепные плащи и головные уборы. Я их видел в сокровищнице инков, помнишь, я тебе рассказывал.
– Диву даешься, что еще столько птиц здесь живет, раз индейцы так давно на них охотятся, – поразился Новицкий.
– В этом большая заслуга самих индейцев, они не уничтожают фауну бессмысленно.
– Так откуда, в таком случае, они набирают так много красивых перьев? – добивался Новицкий.
– Они используют слабоотравленные стрелы, те только ненадолго парализуют птицу, не причиняя ей большого вреда. Вырывают перья, а птицу отпускают и она вскоре обрастает новыми.
– Верно, как раз мне припомнилось! Когда мы были с Томеком в Аризоне, встретили там индейца, выращивающего орлов, их великолепные перья заменяют воинам ордена. Он, похоже, только вырывал у птиц перья.
– Если говорить о разумном использовании фауны и флоры, то, по сравнению с индейцами, белые люди ведут себя как безголовые варвары.
– Святая правда! Только мы все говорим, говорим, а уже ночь на дворе. Ты говорил, Ян, что у тебя есть деревяшки для разведения огня, дай мне. Надо экономить спички, их немного осталось.
Новицкий очистил от растений участок земли, ножом выкопал плоское углубление. Выбрал три толстых сука, сложил их наподобие звезды таким образом, что они сходились друг с другом в одном месте. Затем подложил под них сухой хворост. Он стал с такой энергией тереть друг о друга два мягких бруска, что хворост вскоре задымил, засверкали искорки. Новицкий с силой дул, пока не начали гореть сходящиеся концы трех поленьев. Вслед за этим по двум сторонам костра он воткнул в землю две ветки с раздвоенными верхними концами, положил на них третью ветку с навешанным на нее котелком с водой. Разделал туканов, уложил их в котелок, всыпал немного соли.
– Ну, капитан, ты молодец, – похвалил его Смуга. – Вижу, ты опытный бродяга. Все сделал не хуже индейца.
– Да, как воробей, клевал везде по зернышку, человек я любопытный, вот и научился разным практичным вещам, – отозвался довольный похвалой Новицкий. – Съедим птицу вареной, а то запах жареного мяса слишком далеко разносится.
– Я уж хотел это предложить, но, зная твою предусмотрительность, положился на тебя. Ты готовь еду, а я развешу гамаки. – Новицкий присел перед костром на корточки, ворошил поленья.
Смуга чувствовал, что он устал сильнее, чем Новицкий, и улегся в гамак, смотря из него на друга. Погруженные в размышления, они даже не заметили, как зашло солнце. Сверкающие на небе звезды и серебристые лучи восходящей луны давали достаточно света, отгоняли тьму ночи.
Прошло немало времени, прежде чем Смуга заговорил:
– Я вот думаю, капитан, что нам дальше делать? Независимо от того, в каком направлении устремились кампы в погоню, ясно, что главные их силы идут на сборный пункт, для встречи с Тасулинчи. И думаю, все воины сойдутся где-то на реке Тамбо, там, где так много селений свободных кампов.
– Вполне возможно, – отозвался Новицкий. – А раз так, наши кампы топают той же дорогой, что и мы. Предчувствие мне говорит, что они уже близехонько, прямо за нашими спинами. А мы плывем все медленней.
– Именно это меня и беспокоит, – признался Смуга.
– Если и дальше так поплывем, кампы нас догонят.
– Ну, тогда нам каюк! Никак нельзя этого допустить.
– Над этим я и ломаю голову. На веслах нас только двое, а долгое отсутствие закалки уменьшило мою выносливость.
– Ничего удивительного. Давай подумаем… Видно, сегодня такой уж день, что во время разговоров что-то вспоминаю… Вот и сейчас. Давным-давно, когда я еще был подростком, в варшавском «Слове» печатали отличный роман Сенкевича. Веришь ли, каждый божий день я топал за газетой. Вечерами мы садились со стариками вокруг стола и я читал вслух продолжение «Потопа».
– Что-то я не знаю такого романа, – вставил Смуга. – Очевидно, меня в Польше тогда не было.
– Жалко, Ян, что ты не читал. Сенкевич – большой талант! Он здесь описывает нашествие шведов на Польшу. Есть там один герой, легкомысленный, забияка, зовут Кмичич, так вот он прославился набегами на вражьи войска. Шведы и поляки-предатели все время за ним охотились, устраивали засады, а он выворачивался у них из рук и опять нападал. Они не могли его схватить, потому что никогда не знали, где он находится. То он наступает неприятелю на пятки, то где-нибудь заляжет, а то опять вдруг явится, как черт из табакерки, и опять неожиданно ударит.
– Хороший, должно быть роман, раз так тебе понравился.
– Понравился? Братец, да люди прямо с ума сходили!
– Хорошо, я постараюсь его когда-нибудь прочитать. Но почему ты о нем сейчас вспомнил?
– Я вижу, ты меня слушаешь только краем уха, – снова обиделся Новицкий. – Вовсе я не собирался рассказывать тебе о романе. Мне хотелось только обратить твое внимание на военную тактику Кмичича.
– Не сердись, капитан! Я что-то немного рассеян, столько мыслей крутится в голове, – примирительно заговорил Смуга. – Но подожди… Ты говоришь о тактике этого твоего…
– Кмичича! – подсказал Новицкий.
– Именно! Сейчас, сейчас… начинаю понимать. Ты предлагаешь притаиться здесь, наблюдать за рекой и, если на ней появятся кампы. пропустить их, а потом идти следом за ними. Верно я тебя понял?
– Совершенно верно, – подтвердил Новицкий. – Двое суток побега без отдыха и еды уже сильно на нас сказались. Здесь у нас тихий, безлюдный уголок. Смотри, даже кампы, разыскивая твоего беднягу проводника, не нашли шалаша. Спешить, Янек, надо только при ловле блох, а не тогда, когда речь идет о твоей собственной голове. И если б только о наших двух головушках. А если мы пропадем, что станется с Томеком и остальными?
Смуга внимательно выслушал друга, а, когда тот кончил, сказал:
– Снова ты меня сегодня удивил, капитан. Твой план стоит обдумать самым серьезным образом.
– Ну так и обдумывай, до рассвета еще далеко. А теперь давай-ка поедим. Этот якобы бульончик уже остыл, будем пить из банки, которую я забрал из тайника Онари. Мясо придется рвать руками, что ж, в давние времена так ели даже короли.
Смуга спустился из гамака, присел на корточки рядом с другом. Они ели молча. За два дня это была их первая горячая пища. Когда котелок опустел, Смуга достал из мешка табак и сказал:
– После такого великолепного обеда не грех рискнуть и зажечь трубку. Дай бог, запах табака никого не привлечет.
– Хорошо придумано! – обрадовался Новицкий. – Тоска по трубочке томила меня не меньше, чем голод. Набивай трубку, а я запалю огниво от костра.
Новицкий немного раздвинул три горящих полена, чтобы они лишь тлели и чтобы назавтра не разжигать костра заново.
Оба неторопливо попыхивали трубками.
– Нет ничего лучше после обеда, как глоток ямайского рома и трубка, – вздохнул Новицкий. – Вообще-то не могу сказать, что сыт, но и не могу пожаловаться, что ничего не ел.
– Завтра я постараюсь подстрелить кого-нибудь побольше тукана, – успокоил его Смуга. – Я обдумал твое предложение. Подождем кампов здесь. Если мы раскинули верно, завтра, в крайнем случае послезавтра они должны нас миновать. Твой план стоящий, и я колебался только потому, что если бы мы опередили кампов, то могли бы предупредить белых людей с Укаяли. Но я переоценил свои силы. Слишком долго я торчал в этом каменном мешке без движения.
– Не переживай понапрасну. Помнишь, что сказала Агуа, когда ты ей доказывал, что, помогая нам, она предает своих?
– Как не помнить! Ты прав, конечно. Онари ни за что бы нам не помог, если бы это могло помешать восстанию. Кто его знает, может кампы уже начали резню на Укаяли.
– Белые, может, и не ангелы, но этот Тасулинчи устроит им настоящий ад, – сказал Новицкий. – Больше всего мне жаль женщин и детишек. Только что поделаешь! Мы бессильны. Ты можешь спать, а я еще выкурю трубочку. Я тебя разбужу, как луна спрячется за лесом.
– Хорошо, капитан! Ты настоящий друг. А я через день-два войду в норму.
Новицкий раскурил трубку, уселся на ствол поваленного дерева, рядом с собой поставил штуцер. Из лесной чащи доносились шелесты, треск, какие-то незнакомые звуки, временами раздавался крик хищной птицы, чей-то тревожный голос. Новицкий вслушивался в отзвуки ночной жизни зверей и одновременно думал о Томеке и его бойкой женушке. Он был почти уверен, что Томеку удалось вывести друзей из гор. Новицкий верил в его безошибочное чутье путешественника, это чутье нередко выручало их в трудных положениях во время прежних экспедиций. Больше всего Новицкого волновало сейчас дело с продажей яхты. Сумел ли Вильмовский за такое короткое время найти покупателя и переслать деньги, которые так нужны для организации новой экспедиции? Если с яхтой не выгорело, оставался еще в запасе Никсон, но захочет ли он и сможет ли и дальше давать деньги на такое ненадежное дело?
Впервые в жизни Новицкий беспокоился о деньгах, раньше он всегда лишь посмеивался над людьми, ставившими себе добывание богатства целью жизни. Он-то всегда довольствовался тем, что зарабатывал тяжким трудом, а то, что ему удавалось скопить, всегда высылал своим «старикам» в Варшаву.
В задумчивости Новицкий машинально всунул руку в карман и наткнулся на узелок с чем-то твердым. То было золото, что ему дал Смуга. Вот оно, его собственное золото, а у Смуги его еще больше. Если бы они смогли отдать его Томеку, не о чем было бы беспокоиться. А здесь, в лесной глуши, никакой ценности оно не представляло. Индейская покуна, с которой можно бесшумно охотиться, и та была большим сокровищем.
Внезапно зашелестело неподалеку, как будто кто-то ломился в зарослях. Новицкий схватился за штуцер, вскочил, готовый стрелять. Из чащи выглянули большие серо-коричневые животные. Их светлые бока, увенчанные пятачком морды, издаваемые ими звуки, похожие на глухое посвистывание – все это успокоило Новицкого. То были американские тапиры, они жили в густых лесах, местные звали их «анта». Вели они сугубо ночной образ жизни и, верно, направлялись на кормежку или к какому-нибудь болотцу, чтобы как следует вываляться в грязи.
Новицкий с сожалением опустил штуцер. Мясо у тапиров было очень вкусным, но стрелять было нельзя. Чуткие животные быстро завернули в глубь леса.
– Опять ты меня не будишь, капитан! – раздался голос Смуги.
– Да, я задумался, не заметил, как и время пролетело, – оправдывался Новицкий. – Это тапиры тебя разбудили. Я уж размечтался о печенке, да, к счастью, вовремя остановился. Что-то я замерз, холодно и сыро ночью.
– А ты залезай в гамак да закройся двумя одеялами, вот и согреешься. Теперь я посторожу. Да ты не переживай так, как-нибудь справимся.
Новицкий улегся в гамаке, прикрылся кожаными одеялами, закрыл глаза и тут же заснул. Смуга присел поближе к костру, согрел руки, потом вставил в покуну отравленную стрелу, поскольку собирался с рассветом поохотиться, рассвет – самое время, когда ночные животные возвращаются в свои логова, а дневные – отправляются на кормежку.
Едва зазвучали первые птичьи трели, Смуга, вооруженный штуцером и покуной, зашел в лес. Между деревьями у реки висел легкий туман. Смуга отыскал тропу к водопою, осторожно отступил в кусты и притаился с покуной. Он замер в полной неподвижности – мимо него пробежало небольшое стадо тапиров, они возвращались с речного купания. Тяжелый тапир был слишком велик даже для двоих оголодавших беглецов. Потом в его поле зрения попала стайка капибар. Одни щипали траву, другие объедали кору с молодых деревьев. Смуга все не шевелился. Среди капибар не было молодняка, а старых животных этого вида едят только индейцы и негры.
Настало раннее утро, когда Смуга, наконец, увидел самого распространенного в бассейне Амазонки и восточном Перу зверька, агути. Размерами и строением тела он напоминал зайца или небольших копытных животных. На фоне светлой зелени ярко выделялся его блестящий, золотисто-оранжевый мех. Агути присел на задних лапах перед густыми кустами и стал осторожненько пролезать среди ветвей. Очевидно, он пробовал добраться до птичьего гнезда, в котором находились яйца либо птенцы, потому что в кустах поднялся встревоженный птичий крик, раздался шум крыльев.
Смуга молниеносно оказался на тропе. Вообще агути – весьма чуткое животное, но тут он был слишком поглощен близостью любимого лакомства, чтобы вовремя почуять опасность. Поэтому он заметил Смугу лишь тогда, когда тот уже был в нескольких шагах. Завидя совершенно неизвестное ему существо, агути замер столбиком, как заяц. На минуту он так и застыл, лишь шерсть на заду встала у него дыбом, а затем он хрюкнул. Не успел он сорваться и убежать, как отравленная кураре стрела уже торчала у него в груди.
Возвратясь на стоянку, Смуга застал Новицкого, кипятящего воду в котелке.
– Как тут будешь валяться в постели, когда надо целый день следить за рекой, – оправдывался Новицкий. – Никак нельзя нам проглядеть кампов.
– Потому я и пошел охотиться на рассвете, – отозвался Смуга. – Если кампы идут вслед за нами, кто их знает, может, они и ночевали здесь поблизости, и тогда их можно уже поджидать. Я пойду первый на разведку, а ты займись агути, это у тебя получается лучше, чем у меня. Только смотри, чтобы костер не дымил!
– Не забуду, не беспокойся. Когда жратва будет готова, я тебя сменю.
Новицкий остался один. Сперва он снял с агути шкурку, часть мяса разрезал на узкие полоски и развесил их на лиане, соединяющей два дерева. Остальное мясо он положил в подвешенный над костром котелок с водой. Затем, подсмотрев, где сидят птицы-вегетарианцы, набрал диких слив. Готовить на слабом огне пришлось долго. Новицкий искал подходящие бревна, отгонял пальмовым листом кружащихся над дымящимся костром насекомых. Внимания на надоедливых москитов он не обращал, к их укусам он давно привык, даже как-то закалили они его.
Время тянулось медленно… Еда была готова, так что Новицкий снова немного раздвинул поленья, съел свою порцию и уже собирался отправиться на реку, чтобы заменить Смугу на посту, как зашелестели заросли, и Смуга сам стоял перед костром. Новицкий с молчаливым укором смотрел на приятеля.
– Я ведь уже бегу, Янек, чтобы сменить тебя. Еда готова, свою порцию я съел, ты присмотри за мясом, я повесил его сушиться на солнце.
Смуга опер штуцер о дерево и сказал:
– Незачем спешить, капитан! Я вижу, ты подозреваешь, что я легкомысленно бросил наблюдательный пункт. Успокойся, нам уже не надо следить за рекой.
– Проплыли? – живо заинтересовался Новицкий.
– Проплыли, через час, через два после восхода солнца, – подтвердил Смуга. – Значит, ночевали недалеко от нас.
– Ах ты, сто дохлых китов! – выругался Новицкий. – Если бы мы выплыли отсюда сегодня на рассвете, сейчас мы бы уже оказались у них в руках.
– Без всякого сомнения. Так что предложенная тобой тактика этого, как его… Кмичича спасла нам жизнь.
– Черт побери, а это точно были кампы? – допытывался Новицкий.
– Они плыли недалеко от берега, и я узнал Чуаси, Онари, еще кой-каких знакомых курака.
– Так их такая куча?
– Семь больших лодок.
– Акула их забери! Ведь в укрытии были только две лодки, – удивился Новицкий. – Держали, значит, их в другом месте. Как ты думаешь, сколько их всего было?
– Вместе с молодыми женщинами около восьмидесяти.
– Значит, это не только погоня за нами! – отозвался Новицкий. – В военных походах младшие жены несут припасы и оружие. Они плывут на встречу с Тасулинчи.
– Несомненно, так оно и есть, – согласился Смуга.
– Мы можем сутки отдохнуть, пока они от нас отдалятся.
– Слава Богу, ситуация наконец-то прояснилась. Погоня уже не идет за нами, мы оказались у них в тылу.
– То твоя заслуга, капитан! А теперь нам нужно отдохнуть и наесться про запас. После еды я поохочусь на попугаев. Мясо у них неважное, однако бульон очень питательный.
– Золотые слова! – сказал Новицкий. – У нас есть немного кукурузной муки, приготовлю красавцев на дорогу. Надо только поискать на реке какой-нибудь плоский камень для жарки.
Друзья провели день в охоте, приготовлении пищи и еде. Только уже после обеда, искупавшись в реке, присели на бревно и раскурили трубки.
Становилось совсем нечем дышать. Приглушенный легкой мглой огненный шар солнца источал зной. Не ощущалось даже малейшего дуновения ветра, на голубом небе не виднелось и облачка. Воздух как будто загустел.
Новицкий тяжело дышал, ему не спалось, он ощущал какое-то внутреннее беспокойство. Может, подсознание предостерегало его перед таящейся поблизости неизвестной опасностью? Он глянул на друга. Смуга дремал, свесив голову на грудь. Новицкий подозрительно огляделся. В природе творилось что-то необычное. Листья деревьев и кустов не шевелились, как будто они были поражены застывшим зноем. Исчезли вездесущие птицы, даже докучливые насекомые как сквозь землю провалились…
Внезапный шум кустов, треск сломанных сучьев, топот разорвали могильную тишину. Неподалеку двигалось стадо тапиров. Глухо посвистывая, они ходко бежали на юг. Длинными прыжками проскакивали капибары.
Появление в такое время дня ночных зверей ошеломило Новицкого. И капибары обычно бегали не так быстро. Что все это значит? Тропический лес опять замер, пустой и тихий.
– Янек! – вполголоса позвал Новицкий. – Творится что-то непонятное.
Смуга уже проснулся, беспокойно вглядываясь в лес.
– Может, это от дикой жары… – размышлял он. – Нет… Странная, необычная какая-то тишина, как перед грозой. Даже насекомые попрятались…
– Ты видел, как тапиры, капибары и другие звери улепетывали во все лопатки? – допытывался Новицкий.
– Говорят, крысы бегут с тонущего корабля.
– Чутье предупреждает животных об опасности, – подтвердил Смуга.
Тревожно защебетали скрывшиеся в зарослях птицы. Дрогнула земля, шевельнулись деревья, громко зашумели листья, хотя так и не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. И почти сразу же могучий, приглушенный подземный гром сотряс лес. Земля заколыхалась, как палуба корабля, плывущего по бушующему морю. Неподалеку от ошеломленных беглецов с грохотом разверзлась земная кора, образовав широкую и глубокую трещину, в нее с треском повалились вырванные с корнем деревья.
Смуга и Новицкий вскочили было на ноги, но сильные толчки повалили их на землю. По чаще пролетел внезапный вихрь и затих где-то вдали.
– Кажется, уже все, – приглушенно отозвался Смуга. – Смотри, капитан, земля расступилась и проглотила целый кусок леса.
Новицкий поднялся, смущенно пробурчал:
– Тьфу ты! Акула тебя забери! Самый сильный шторм не мог свалить меня с палубы.
– Видно, ты в первый раз пережил землетрясение.
– В первый, это верно, – признался Новицкий. – Если бы мы устроились метров на пятьдесят подальше, с нами бы уже все было кончено.
– Что говорить, земля бы нас поглотила.
– Имели бы мы бесплатные похороны, и гробовщик бы не понадобился, – не без юмора заметил Новицкий. – А Андах вулкан нас приветствовал, теперь провожает землетрясение. Интересно, что еще здесь с нами приключится?
X
ЗАРЕВО НАД ДЖУНГЛЯМИ
Настало ясное, солнечное утро. Тропический лес гремел престранными, таинственными звуками. Только лишь широкая трещина в земле да вывернутые с корнем деревья свидетельствовали о стихийном бедствии, происшедшем здесь накануне.
Новицкий хлопотал над котелком, в котором варился бульон из попугаев, и глубоко о чем-то размышлял, поглядывая в сторону Смуги, занятого укладкой дорожных мешков. В конце концов он все же обратился к другу:
– Ты знаешь, Янек, тут мне кое-что пришло в голову.
– Давай, говори, капитан, слушаю тебя внимательно. Ты теперь прямо фонтанируешь удачными идеями, – Смуга прервал свое занятие и обернулся к Новицкому.
– Мы ведь поплывем следом за воинами-кампа, – начал Новицкий. – Их селения находятся на Тамбо. Они нас заметят на реке!
– Да, нам нужно быть к этому готовыми.
– Об этом я и думал. Если бы не твоя борода и длинные волосы, мы бы надели кусьмы и могли бы сойти за воинов арьергарда.
– Короче говоря, капитан, ты советуешь мне сбрить бороду и постричь волосы на манер здешних индейцев, то есть последовать твоему примеру.
– Нам никак нельзя обращать на себя внимания, а ты выглядишь, как библейский патриарх. В стране индейцев, где никто не отращивает волосы, ты просто бросаешься всем в глаза.
– Верно говоришь, капитан! Надо мне избавиться от бороды и обрезать волосы. Есть у тебя зеркальце и что-нибудь для бритья?
– От зеркала остался только осколок, но на худой конец хватит, – ответил Новицкий.
– Побилось оно, жаль. В такой глуши зеркало – это настоящее сокровище.
– Ничего страшного! Это я сам отбил для себя кусочек. Ты понимаешь, Агуа так понравилось зеркальце, что пришлось с ней поделиться.
– Надо думать, ты доставил ей превеликую радость таким ценным подарком, – деликатно усмехнулся Смуга.
– Правда, она радовалась, как ребенок. И подарила мне в ответ бамбуковый нож для бритья и деревянный гребешок. Не очень-то приятно бриться насухо, но привыкнуть можно. Я уже приспособился и тебе, Ян, помогу. Садись на бревно!
Смуга стоически выдержал «бритье», лишь временами стискивая зубы и прикрывая глаза. Немало потрудился и Новицкий, пока избавил его от бороды и усов. Закончив труды, он отошел немного, чтобы оценить плоды своих усилий.
– Ну, что ж, Янек! Худшее уже позади, – Новицкий был доволен. – Правда, кожа на подбородке у тебя бледновата, но, если ее припудрить пеплом, сойдет! Сейчас еще подрежу волосы, и дело с концом.
Новицкий хлопотал над котелком, в котором варился бульон из попугаев, и глубоко о чем-то размышлял, поглядывая в сторону Смуги, занятого укладкой дорожных мешков. В конце концов он все же обратился к другу:
– Ты знаешь, Янек, тут мне кое-что пришло в голову.
– Давай, говори, капитан, слушаю тебя внимательно. Ты теперь прямо фонтанируешь удачными идеями, – Смуга прервал свое занятие и обернулся к Новицкому.
– Мы ведь поплывем следом за воинами-кампа, – начал Новицкий. – Их селения находятся на Тамбо. Они нас заметят на реке!
– Да, нам нужно быть к этому готовыми.
– Об этом я и думал. Если бы не твоя борода и длинные волосы, мы бы надели кусьмы и могли бы сойти за воинов арьергарда.
– Короче говоря, капитан, ты советуешь мне сбрить бороду и постричь волосы на манер здешних индейцев, то есть последовать твоему примеру.
– Нам никак нельзя обращать на себя внимания, а ты выглядишь, как библейский патриарх. В стране индейцев, где никто не отращивает волосы, ты просто бросаешься всем в глаза.
– Верно говоришь, капитан! Надо мне избавиться от бороды и обрезать волосы. Есть у тебя зеркальце и что-нибудь для бритья?
– От зеркала остался только осколок, но на худой конец хватит, – ответил Новицкий.
– Побилось оно, жаль. В такой глуши зеркало – это настоящее сокровище.
– Ничего страшного! Это я сам отбил для себя кусочек. Ты понимаешь, Агуа так понравилось зеркальце, что пришлось с ней поделиться.
– Надо думать, ты доставил ей превеликую радость таким ценным подарком, – деликатно усмехнулся Смуга.
– Правда, она радовалась, как ребенок. И подарила мне в ответ бамбуковый нож для бритья и деревянный гребешок. Не очень-то приятно бриться насухо, но привыкнуть можно. Я уже приспособился и тебе, Ян, помогу. Садись на бревно!
Смуга стоически выдержал «бритье», лишь временами стискивая зубы и прикрывая глаза. Немало потрудился и Новицкий, пока избавил его от бороды и усов. Закончив труды, он отошел немного, чтобы оценить плоды своих усилий.
– Ну, что ж, Янек! Худшее уже позади, – Новицкий был доволен. – Правда, кожа на подбородке у тебя бледновата, но, если ее припудрить пеплом, сойдет! Сейчас еще подрежу волосы, и дело с концом.