Шоу Бернард. Обращение капитана Брасбаунда

   цилиндр. Перемена, происшедшая с ним, настолько
   поразительна, что может ошеломить неподготовленного
   человека, да и на самого Брасбаунда она оказала самое
   размагничивающее действие: он совершенно выбит из колеи,
   словно остриженный Самсон. Тем не менее леди Сесили
   чрезвычайно всем этим довольна, да и все остальные
   взирают на Брасбаунда с нескрываемым одобрением. Офицеры
   галантно уступают даме дорогу, Керни встает ей
   навстречу и, когда она останавливается у стола слева, с
   некоторым удивлением смотрит на Брасбаунда. Сэр Хауард,
   точно имитируя движения Керни, поднимается и садится
   одновременно с ним.
   Керни. Это еще один джентльмен из вашей компании, леди Уайнфлит? Если не
   ошибаюсь, сэр, я видел вас вчера на борту яхты? Брасбаунд. Нет. Я ваш пленник. Моя фамилия Брасбаунд. Дринкуотер (услужливо). Капитан Брасбаунд со шхуны "Благода..." Редбрук (поспешно). Заткнись, дурак! (Локтем отталкивает Дринкуотера
   назад). Керни (удивленно и несколько подозрительно). Я не совсем понимаю, что
   происходит. Но как бы там ни было, раз вы капитан Брасбаунд, займите
   место рядом с остальными.
   Брасбаунд присоединяется к Джонсону и Редбруку. Керни
   церемонным жестом приглашает леди Сесили занять
   свободный стул и снова садится.
   Итак, приступим. Вы человек опытный в подобных делах, сэр Хауард
   Хэллем. С чего бы вы начали, если бы вести это дето пришлось вам? Леди Сесили. Он бы предоставил слово представителю обвинения. Не так ли,
   Хауард? Сэр Хауард. Но здесь нет представителя обвинения, Сесили. Леди Сесили. Почему же нет ? Представитель обвинения - я. Не разрешайте сэру
   Хауарду держать речь, капитан Керни. Врачи решительно запретили ему
   подобные выступления. Не угодно ли вам начать с меня? Керни. С вашего позволения, леди Уайнфлит, я, пожалуй, начну с себя. Наши
   морские порядки вполне сойдут здесь за судейские. Леди Сесили. Так будет даже гораздо лучше, дорогой капитан Керни.
   Молчание. Керни собирается с мыслями. Она снова
   прерывает его.
   Вы так прелестно выглядите в роли судьи.
   Все улыбаются. Дринкуотер невольно прыскает со смеху.
   Редбрук (свирепым шепотом). Заткнись, болван, слышишь? (Опять отталкивает
   его назад пинком.) Хауард (укоризненно). Сесили! Керни (мрачно, силясь сохранить свое достоинство). Комплименты вашей милости
   покамест несколько преждевременны. Капитан Брасбаунд, положение таково.
   Мой корабль, крейсер Соединенных Штатов "Сант-Яго", в прошлый четверг
   был вызван на помощь яхтой "Редгонтлет" из Магадора. Владелец
   вышеназванной яхты, отсутствующий здесь, - он вывихнул ногу, - сообщил
   мне некоторые сведения. Сведения эти были такого рода, что "Сант-Яго",
   развив скорость в двадцать узлов, за пятьдесят семь минут достиг
   Магадорской гавани. На другой день, еще до полудня, мой нарочный
   кое-что сообщил местному кади. Сообщение это было такого рода, что кади
   пустился в путь, делая примерно десять узлов в час, доставил вас и
   ваших людей в магадорскую тюрьму и передал в мои руки. Затем кади
   возвратился в свою горную крепость, вследствие чего мы и лишены
   удовольствия видеть его сегодня здесь. Вы следите за моей мыслью? Брасбаунд. Да. Я знаю, что сделали вы и что сделал кади. Вопрос в другом
   почему вы это сделали. Керни. Наберитесь терпения, мы доберемся и до этого вопроса. Мистер Рэнкин,
   предоставляю вам слово. Рэнкин. В тот день, когда сэр Хауард и леди Сесили отправились на экскурсию,
   ко мне обратился за лекарством человек из свиты шейха Сиди эль Ассифа.
   Он сказал, что я не увижу больше сэра Хауарда: его повелитель узнал,
   что сэр Хауард христианин, и решил вырвать его из рук капитана
   Брасбаунда. Я поспешил на яхту и попросил ее владельца поискать на
   побережье канонерку или крейсер с целью воздействовать на здешние
   власти.
   Сэр Хауард, внезапно усомнившись в достоверности
   свидетельских показаний Рэнкина, поворачивается и
   смотрит на него.
   Керни. Но из слов нашего судового священника я понял, что вы сообщили о
   сговоре капитана Брасбаунда с шейхом, которому Брасбаунд обещал выдать
   сэра Хауарда. Рэнкин. Таково было мое первое поспешное заключение. Однако вскоре
   выяснилось, что сговор между ними заключался в другом: капитан
   Брасбаунд конвоировал путешественников, а шейх оказывал ему свое
   покровительство за определенную плату с каждого человека при условии,
   что путешественники эти не христиане. Насколько я понимаю, Брасбаунд
   пытался провезти сэра Хауарда контрабандой, но шейх узнал об этом. Дринкуотер. Верно, хозяин. Так все оно и было. Кеп... Редбрук (снова отталкивая его). Заткнись, болван! Кому я говорю? Сэр Хауард (Рэнкину). Разрешите спросить, вы беседовали на эту тему с леди
   Сесили? Рэнкин (простодушно). Да.
   Сэр Хауард выразительно хмыкает, как будто хочет
   сказать: "Так я и думал".
   (Продолжает, обращаясь к суду.) Надеюсь, капитан и джентльмены не
   рассердятся на меня за то, что здесь оказалось так мало стульев, о чем
   я искренне сожалею? Керни (с подлинно американской сердечностью). Пустяки, мистер Рэнкин. Ну что
   ж, я пока не вижу злого умысла: налицо необдуманный поступок, но не
   преступление. А теперь пусть представитель обвинения приступит к
   обвинительной речи. Слово принадлежит вам, леди Уайнфлит. Леди Сесили (вставая). Я могу рассказать только чистую правду... Дринкуотер (невольно). Нет, нет, леди, не надо! Редбрук (как прежде). Заткнись, дурак! Слышишь? Леди Сесили. Мы совершили восхитительную прогулку в горы, и люди капитана
   Брасбаунда были сама любезность, - не могу не признать этого, - пока мы
   не наткнулись на какое-то арабское племя - ах, какие красавцы! Тут
   бедняжки перепугались. Керни. Арабы? Леди Сесили. Нет, арабы никого не боятся. Испугался, разумеется, конвой.
   Конвой всегда всего боится. Я хотела поговорить с вождем арабов, но
   капитан Брасбаунд зверски застрелил под ним лошадь, а вождь выстрелил в
   графа, а потом... Керни. В графа? В какого графа? Леди Сесили. В графа Марцо. Вот он. (Указывает на Марцо.)
   Марцо ухмыляется и выразительно касается пальцем своего
   лба.
   Керни (слегка ошеломленный неожиданным обилием событий и действующих лиц в
   ее рассказе). Хорошо. А что произошло потом? Леди Сесили. А потом конвой разбежался - конвой всегда разбегается, а меня
   притащили в замок, который вы, право, должны обязать их хорошенько
   вычистить и побелить, капитан Керни. А затем выяснилось, что капитан
   Брасбаунд и сэр Хауард родственники...
   Сенсация.
   И, разумеется, последовала ссора. Хэллемы всегда ссорятся. Сэр Хауард (протестующе поднимаясь). Сесили!.. Капитан Керни, этот человек
   сказал мне... Леди Сесили (поспешно перебивая его). Вы не имеете права упоминать то, что
   вам говорили: это не может быть свидетельским показанием.
   Сэр Хауард задыхается от возмущения.
   Керни (спокойно). Разрешите даме продолжать, сэр Хауард Хэллем. Сэр Хауард (берет себя в руки и садится на место). Прошу прощения, капитан
   Керни. Леди Сесили. А затем явился Сиди. Керни. Сидни? Какой Сидни? Леди Сесили. Не Сидни, а Сиди, шейх Сиди эль Ассиф. Благородный араб с
   изумительным лицом. Он влюбился в меня с первого взгляда и... Сэр Хауард (протестующе). Сесили! Леди Сесили. Да, влюбился. Вы знаете, что влюбился. Вы сами велели мне
   говорить всю правду. Керни. Охотно этому верю, сударыня. Продолжайте. Леди Сесили. Это поставило беднягу в жестокое затруднение. Видите ли, он мог
   требовать, чтобы ему выдали сэра Хауарда, потому что сэр Хауард
   христианин. Но он не мог требовать, чтобы ему выдали меня - я ведь
   всего лишь женщина. Керни (с некоторой суровостью - он заподозрил леди
   Сесили в аристократическом атеизме). Но вы, надеюсь, тоже христианка? Леди Сесили. Да, но арабы не считают женщин людьми. Они не верят, что у нас
   есть душа. Рэнкин. Это верно, капитан. Несчастные слепые язычники! Леди Сесили. Что же ему оставалось делать? Он не был влюблен в сэра Хауарда,
   но был влюблен в меня. Поэтому он, естественно, предложил обменять сэра
   Хауарда на меня. Не правда ли, очень мило с его стороны, капитан Керни? Керни. Я сам поступил бы точно так же, леди Уайнфлит. Продолжайте. Леди Сесили. Должна признаться, что, несмотря на свою ссору с сэром
   Хауардом, капитан Брасбаунд был само благородство. Он отказался выдать
   кого бы то ни было из нас и уже собирался вступить в бой, но тут
   появился кади с вашим прелестным забавным письмом, капитан, обозвал
   моего бедного Сиди самыми ужасными словами, взвалил всю вину на
   капитана Брасбаунда и спровадил нас всех обратно в Магадор. И вот мы
   здесь. Ну что, Хауард, разве каждое мое слово не чистая правда? Сэр Хауард. Правда, Сесили, и только правда. Но английский закон требует,
   чтобы свидетель рассказал всю правду. Леди Сесили. Какой вздор! Разве кто-нибудь когда-нибудь знает всю правду?
   (Садится с обиженным и обескураженным видом.) Не понимаю, зачем вы
   хотите создать у капитана Керни впечатление, будто я лжесвидетельница. Сэр Хауард. Я не хочу этого, но... Леди Сесили. Очень хорошо. В таком случае не надо говорить вещей, которые
   могут создать подобное впечатление. Керни. Но сэр Хауард рассказал мне вчера, что капитан Брасбаунд угрожал
   продать его в рабство. Леди Сесили (снова вскакивая). А сэр Хауард рассказал вам, что он говорил о
   матери капитана Брасбаунда?
   Снова общее волнение.
   Я же сказала вам, что они ссорились, капитан Керни. Правда, сказала? Редбрук (живо). И вполне ясно сказали.
   Дринкуотер открывает рот, чтобы подтвердить его слова.
   Заткнись, болван. Леди Сесили. Конечно, сказала. А теперь, капитан Керни, ответьте, неужели
   вы, сэр Хауард или кто-нибудь другой хочет вникать в подробности этой
   постыдной семейной ссоры? Неужели здесь, где нет больше ни одной
   женщины, я должна повторять выражения двух обозленных мужчин? Керни (внушительно поднимаясь). Флот Соединенных Штатов не позволит себе
   оскорбить достоинство женщины. Леди Уайнфлит, благодарю вас за
   деликатность, с которой вы дали свои показания.
   Леди Сесили благодарно улыбается ему и торжествующе
   садится.
   Капитан Брасбаунд, я не вправе считать вас ответственным за все, что вы
   могли наговорить представителю английского суда, обратившемуся к вам на
   языке английского кубрика.
   Сэр Хауард пытается протестовать.
   Нет уж, сэр Хауард, извините. Мне и самому случалось в приступе гнева
   обзывать людей. Все мы рады узнать, что под судейской мантией
   скрывается живой человек из плоти и крови. Итак, мы покончили с
   вопросами, которых не следовало даже касаться в присутствии дамы.
   (Вновь садится и деловито добавляет.) Не следует ли нам обсудить еще
   что-нибудь, прежде чем мы отпустим этих людей? Унтер-офицер. Вот тут еще какие-то документы, переданные нам кади, сэр. Он
   счел, что это нечто вроде магических заклинаний. Священник приказал
   показать их вам и, с вашего разрешения, сжечь. Керни. Что за документы? Унтер-офицер (читая по списку). Четыре книжки, порванные и грязные,
   состоящие из отдельных выпусков стоимостью в один пенс и озаглавленные
   "Суинни Тод", "Лондонский демон-цирюльник", "Наездник-скелет"... Дринкуотер (в отчаянной тревоге рванувшись вперед). Это моя библиотека,
   начальник. Не жгите их. Керни. Тебе лучше не читать книжки такого сорта, голубчик. Дринкуотер (в совершенной панике взывая к леди Сесили). Не позволяйте им
   жечь книги, леди. Они их не тронут, если вы запретите. (С красноречием
   отчаяния.) Вы не понимаете, что значат для меня эти книги. Они уносили
   меня от гнусной действительности Ватерлоо-роуд. Они сформировали мой
   ум, они открыли мне нечто более высокое, чем убогая жизнь бездомного
   бродяги! Редбрук (хватая его за шиворот). Да заткнись же, болван! Вон отсюда!
   Придержи язык... Дринкуотер (яростно вырываясь у него из рук). Леди, леди, замолвите за меня
   словечко. Вы ведь такая добрая! (Слезы душат его, он с немой мольбой
   складывает руки.) Леди Сесили (растроганно). Не жгите его книги, капитан. Разрешите, я верну
   их ему. Керни. Книги будут переданы леди. Дринкуотер (вполголоса). Спасибо вам, леди. (Тихонько всхлипывая, отступает
   к своим товарищам.) Редбрук (шепотом ему вдогонку). Экий ты осел!
   Дринкуотер фыркает и не отвечает.
   Керни. Надеюсь, капитан Брасбаунд, вы и ваши люди подтверждаете показания
   леди о том, что произошло. Брасбаунд (мрачно). Да, пока все верно. Керни (нетерпеливо). Желаете что-нибудь добавить? Марцо. Она кое-что пропускал. Араб стрелил меня. Она ухаживал. Она меня
   вылечил. Керни. А вы, собственно, кто такой? Марцо (охваченный непреодолимым желанием продемонстрировать лучшие свойства
   своей натуры). Только проклятый вор. Проклятый врун. Проклятый негодяй.
   Она не леди. Джонсон (возмущенный явным оскорблением в адрес английской аристократии со
   стороны жалкого итальянца). Что? Что ты сказал? Марцо. Леди не ухаживать за проклятый негодяй. Ухаживать только святой. Она
   - святой. Она поднимай меня на небо, она всех нас поднимай на небо.
   Теперь мы делай все, что хочешь. Леди Сесили. Нет, Марцо, вы не сделаете ничего подобного и будете вести себя
   очень хорошо. В котором часу, вы сказали, будет завтрак, капитан Керни? Керни. Вы напоминаете мне о моих обязанностях, леди Уайнфлит. В час дня мой
   катер доставит вас и сэра Хауарда на борт "Сант-Яго". (Встает) Капитан
   Брасбаунд, следствие не дало мне никаких оснований задерживать вас и
   ваших людей. Советую вам в дальнейшем конвоировать исключительно
   язычников. Мистер Рэнкин, от имени Соединенных Штатов благодарю вас за
   оказанное нам сегодня гостеприимство. Приглашаю вас сопровождать меня
   обратно на корабль и разделить с нами завтрак, который будет дан в
   половине второго. Джентльмены, начальника тюрьмы мы посетим по пути в
   гавань. (Уходит вместе с офицерами.)
   За ними следуют матросы и унтер-офицеры.
   Сэр Хауард (к Леди Сесили). Сесили, на протяжении моей карьеры мне часто
   приходилось сталкиваться как с недобросовестными свидетелями, так, к
   сожалению, и с недобросовестными адвокатами. Но сочетание в одном лице
   недобросовестного свидетеля с недобросовестным представителем
   обвинения, которое я наблюдал сегодня, лишило меня дара речи. Вы
   попрали правосудие сами и вдобавок сделали меня своим сообщником. Леди Сесили. Да, да. Но разве вы не рады, что правосудие хоть раз потерпело
   поражение? (Берет его под руку и направляется с ним к выходу.) Капитан
   Брасбаунд, я вернусь попрощаться с вами перед отъездом.
   Брасбаунд мрачно кивает. Она уходит с сэром Хауардом
   вслед за капитаном Керни и его людьми.
   Рэнкин (подбегает к Брасбаунду и берет его за руки). Как я рад, что вы
   оправданы! После завтрака я вернусь, и мы потолкуем. Благослови вас
   бог! (Быстро уходит.)
   Оставшись в комнате одни, на свободе и без свидетелей,
   люди Брасбаунда положительно сходят с ума. Они хохочут,
   пляшут, обнимаются и неуклюже вальсируют парами,
   беспрерывно и сентиментально пожимая друг другу руки.
   Только трое из них сохраняют какую-то видимость
   самообладания. Марцо, гордый тем, что успешно сыграл
   ведущую роль в недавнем событии и произнес драматическую
   речь, выпячивает грудь, покручивает жидкие усики и
   принимает чванливую позу: он задирает подбородок и
   выставляет вперед правую ногу в знак презрения к
   окружающим его сентиментальным английским варварам.
   Глаза Брасбаунда и его подергивающиеся губы
   показывают, что и он заражен общим возбуждением; но он
   делает отчаянное усилие над собой и сдерживается.
   Редбрук, приученный к личине равнодушия, цинично
   улыбается, подмигивает Брасбаунду и, наконец, дает
   выход своим чувствам, беря на себя роль инспектора
   манежа: он размахивает воображаемым бичом и подстрекает
   остальных к еще более диким выходкам. Кульминационная
   точка ликования наступает в тот момент, когда
   Дринкуотер, второй раз без ущерба для собственной
   репутации выйдя сухим из воды и уверовав в свою
   счастливую звезду, приходит в экстаз, забывает об
   остальных и начинает, как дервиш, кружиться в таком
   сверхъестественно сложном танце, что все постепенно
   прекращают свои упражнения и только смотрят на него.
   Брасбаунд (срывая с себя цилиндр и выбегая вперед, в то время как Дринкуотер
   в изнеможении падает на руки Редбрука). А теперь я избавлюсь от этого
   почтенного головного убора и вновь почувствую себя человеком. Ну-ка,
   валяйте все сюда и попрыгайте на цилиндре капитана. (Ставит цилиндр на
   пол и собирается прыгнуть на него.)
   Результат получается совершенно неожиданный и производит
   на Брасбаунда ошеломляющее впечатление. Его товарищи не
   только не оценили подобного акта, но, напротив,
   скандализованы и отрезвлены, за исключением Редбрука,
   которого крайне забавляет чрезмерная их щепетильность.
   Дринкуотер. Нет уж, кептен, так не годится. Знаете, всему есть предел. Джонсон. Я не прочь позабавиться, капитан, но останемся все-таки
   джентльменами. Редбрук. Напомню вам, Брасбаунд, что цилиндр принадлежит леди Сесили. Разве
   вы не вернете его? Брасбаунд (поднимая цилиндр и тщательно обтирая с него пыль). Верно. Я
   дурак. Но все равно, в таком виде она меня больше не увидит.
   (Стаскивает с себя сюртук вместе с жилетом.) Кто-нибудь из вас умеет
   как следует складывать эти штуки? Редбрук. Позвольте мне, начальник. (Относит сюртук и жилетку на стол и
   складывает их.) Брасбаунд (расстегивая воротничок и рубашку). Ты, кажется, уставился на
   запонки, Джек Пьяная рожа? Я знаю, что у тебя на уме. Дринкуотер (возмущенно). Нет, не знаете. А вот и ничего подобного. У меня
   теперь только одна мысль - о самопожертвовании. Брасбаунд. Если из вещей леди пропадет хоть одна медная булавка, я
   собственными руками повешу тебя на ноках шхуны "Благодарение", повешу
   даже под пушками всех европейских флотов. (Стаскивает с себя рубашку и
   остается в синем свитере. Волосы его взъерошены. Он проводит по ним
   рукой и восклицает.) Теперь я, по крайней мере, наполовину человек. Редбрук. Ужасное сочетание, начальник: ниже талии вы церковный староста,
   выше - пират. Леди Сесили не станет разговаривать с вами, пока вы в
   таком виде. Брасбаунд. Я переоденусь целиком. (Уходит из комнаты на поиски своих брюк.) Редбрук (тихо). Послушайте-ка, Джонсон, и все остальные!
   Они собираются вокруг него.
   А что если она увезет его обратно в Англию? Марцо (пытаясь повторить свое столь успешное выступление). Я - проклятый
   пират! Она - святой. Говорю вам, никого никуда не увозить. Джонсон (строго). Молчи, невежественный и безнравственный иностранец!
   Отповедь встречена всеобщим одобрением. Марцо,
   отодвинутый на задний план, тушуется.
   Она не увезет его из дурных побуждений, но может увезти из хороших. Что
   тогда будет с нами? Дринкуотер. На Брасбаунде свет клином не сошелся. Есть голова на плечах,
   знаешь жизнь - вот ты сам и капитан. Такой человек найдется, только вы
   не знаете, где его искать.
   Намек на то, что сам Дринкуотер и есть такой человек,
   кажется остальным нестерпимо наглым, и его встречают
   долгим всеобщим свистом.
   Брасбаунд (возвращается в своей одежде, надевая на ходу куртку). А ну,
   смирно!
   Команда с виноватым видом вытягивается и ждет его
   приказаний.
   Редбрук, уложить вещи леди в сундук и переправить к ней на яхту.
   Джонсон, погрузить всех людей на борт "Благодарения", проверить запасы,
   выбрать якорь и приготовиться к выходу в море. Потом выслать к причалам
   Джека со шлюпкой - пусть ждет меня. Сигнал подать выстрелом из пушки.
   Не терять времени! Джонсон. Слушаюсь, сэр. Команда, на борт! Все. Идем, идем. (Шумно уходят,)
   Дождавшись, когда они уйдут, Брасбаунд садится к столу,
   опирается на него локтями, подпирает голову кулаками и
   погружается в мрачное раздумье. Затем вынимает из
   бокового кармана куртки кожаный бумажник, вытаскивает
   оттуда истрепанный грязный пакет писем и газетных
   вырезок и бросает их на стол. За ними следует фотография
   в дешевой рамке - ее он тоже грубо швыряет на стол рядом
   с бумагами и, скрестив руки на груди, с мрачным
   отвращением смотрит на нее. В эту минуту сходит леди
   Сесили. Брасбаунд сидит к ней спиной и не слышит, как
   она входит. Заметив это, она хлопает дверью достаточно
   громко, чтобы привлечь его внимание. Он вздрагивает.
   Леди Сесили (подходя к противоположному концу стола). Значит, вы сняли всю
   мою элегантную одежду. Брасбаунд. Вы хотите сказать - одежду вашего брата? Человек должен носить
   свою собственную одежду и лгать сам за себя. Очень сожалею, что сегодня
   вам пришлось лгать за меня. Леди Сесили. Женщины тратят половину жизни на то, чтобы говорить за мужчин
   маленькую неправду, а иногда и большую. Мы к этому привыкли. Но имейте
   в виду: я не признаю, что делала это и сегодня. Брасбаунд. Как вам удалось обвести моего дядю? Леди Сесили. Не понимаю этого выражения. Брасбаунд. Я хотел сказать... Леди Сесили. Скоро завтрак, и, боюсь, мы уже не успеем выяснить, что вы
   хотели сказать. Я собиралась поговорить с вами о вашем будущем. Можно? Брасбаунд (несколько помрачнев, но вежливо). Садитесь, пожалуйста.
   Она садится, он тоже.
   Леди Сесили. Каковы ваши планы? Брасбаунд. У меня нет планов. Вскоре вы услышите пушечный выстрел в гавани.
   Это будет означать, что шхуна "Благодарение" подняла якорь и ждет
   только своего капитана, чтобы выйти в море. А капитан ее не знает, куда
   ему взять теперь курс - на север или на юг. Леди Сесили. Почему не на север, в Англию? Брасбаунд. Почему не на юг, к полюсу? Леди Сесили. Но вам же надо как-то устроить свою судьбу. Брасбаунд (тяжело опустив локти и кулаки на стол, властно смотрит ей в
   глаза). Послушайте, когда мы впервые встретились с вами, у меня была
   цель в жизни. Я был одинок и не заводил себе друга - ни женщины, ни
   мужчины, потому что цель моя шла вразрез с законом, с религией, с моей
   собственной репутацией и безопасностью. Но я верил в нее и отстаивал
   ее, в одиночку, как и полагается человеку отстаивать свои убеждения
   против закона и религии, против зла и эгоизма. Чем бы я ни был, я не из
   числа ваших липовых морячков, которые пальцем не шевельнут ради своих
   убеждений, разве что вознесутся на небо. Я же за свои убеждения готов
   был спуститься в ад. Вам, вероятно, этого не понять. Леди Сесили. Напротив! Я прекрасно понимаю. Это так характерно для людей
   определенного типа. Брасбаунд. Пожалуй, хотя я редко встречал таких людей. Тем не менее я был
   одним из них. Не скажу, что я был счастлив, но и несчастен я тоже не
   был, потому что не колебался, а неуклонно шел своим путем. Если человек
   здоров и у него есть цель, он не задумывается над тем, счастлив он или
   нет. Леди Сесили. Иногда он не задумывается даже над тем, счастливы или нет
   другие. Брасбаунд. Не отрицаю. Труд - первое, что делает человека эгоистом. Но я
   стремился не к собственному благополучию : мне казалось, что я поставил
   справедливость выше своего я. Повторяю, тогда жизнь кое-что для меня
   значила. Видите вы эту пачку грязных бумажек? Леди Сесили. Что это такое? Брасбаунд. Вырезки из газет. Речи, произнесенные моим дядей на
   благотворительных обедах или тогда, когда он осуждал людей на смерть.
   Благочестивые, высокопарные речи человека, которого я считал вором и
   убийцей! Они доказывали мне, что закон и приличия несправедливы,
   доказывали более веско, ярко, убедительно, чем книга пророка Амоса. А
   чем они стали теперь? (Не спуская с нее глаз, хладнокровно рвет
   газетные вырезки на мелкие клочки и отбрасывает их.) Леди Сесили. От этого вам, во всяком случае, стало легче. Брасбаунд. Согласен. Но с ними ушла часть моей жизни. И помните: это дело
   ваших рук. Теперь смотрите, что я сохранил. (Показывает письма.) Письма
   моего дяди к моей матери с ее приписками, где она сетует на его
   холодную наглость, вероломство и жестокость. А вот жалобные письма,
   которые она писала ему потом. Они возвращены нераспечатанными. Их тоже
   выбросить? Леди Сесили (сконфуженно). Я не вправе просить вас уничтожить письма матери. Брасбаунд. А почему бы и нет, раз вы лишили их всякого смысла? (Рвет
   письма.) Это тоже облегчение? Леди Сесили. Это немного печально, но, вероятно, так все же лучше. Брасбаунд. Остается последняя реликвия - ее портрет. (Вынимает фотографию из
   дешевой рамки.) Леди Сесили (с живостью и любопытством). Ах, дайте взглянуть!
   Он подает ей фотографию. Прежде чем она успевает
   овладеть собой, на лице ее явственно отражаются
   разочарование и отвращение.
   Брасбаунд (с саркастическим смешком). Вы, кажется, ожидали лучшего? Что ж,
   вы правы. Рядом с вашим ее лицо не назовешь красивым. Леди Сесили (расстроенная). Я же ничего не сказала. Брасбаунд. Что вы могли сказать? (Берет обратно фотографию, которую она
   отдала без единого слова. Он смотрит на фотографию, покачивает головой
   и собирается разорвать ее.) Леди Сесили (удерживая его руку). Нет, нет, только не портрет матери! Брасбаунд. Представьте себе, что это ваш портрет. Вы бы хотели, чтобы ваш