— Арахнофобии не чувствую, следовало бы радоваться, а я разочарован. У нас с ними нет повода для вражды, но нет и ничего общего. В такой ситуации вражда вообще невозможна. Нам с ними не о чем говорить, незачем общаться, незачем вступать в какие-либо отношения.
— Насчет общения, не знаю, Вэнс. А вот поводов для конфронтации сыщется сколько угодно. — Нейпир показал пальцем налево, где линия холмов изгибалась в сторону, открывая взору равнинные просторы. Скопление бледно-голубых пятен, вместо того, чтобы сойти на-нет, простиралось до самого горизонта. Казалось, вся прерия цветет, словно льняное поле.
Мейсон присвистнул и поднял голокамеру.
— Неужели холмы целиком окружены городом? И наша база вместе с ними?
— В том-то и дело. Они, вероятно, здесь уже давно… — Нейпир, видимо, решил не продолжать, однако Гарамонд понял его мысль.
Лиз Линдстром уже привезла около трехсот тысяч поселенцев, и вскоре ожидали прибытия крупных транспортных судов со следующей партией. Наберется миллион колонистов, людей, изголодавшихся по собственной земле, возникнет неизбежная вражда с соседями, первыми занявшими территорию вокруг Окна. Следовательно, в ближайшем будущем здесь могут произойти крупные столкновения.
11
— Насчет общения, не знаю, Вэнс. А вот поводов для конфронтации сыщется сколько угодно. — Нейпир показал пальцем налево, где линия холмов изгибалась в сторону, открывая взору равнинные просторы. Скопление бледно-голубых пятен, вместо того, чтобы сойти на-нет, простиралось до самого горизонта. Казалось, вся прерия цветет, словно льняное поле.
Мейсон присвистнул и поднял голокамеру.
— Неужели холмы целиком окружены городом? И наша база вместе с ними?
— В том-то и дело. Они, вероятно, здесь уже давно… — Нейпир, видимо, решил не продолжать, однако Гарамонд понял его мысль.
Лиз Линдстром уже привезла около трехсот тысяч поселенцев, и вскоре ожидали прибытия крупных транспортных судов со следующей партией. Наберется миллион колонистов, людей, изголодавшихся по собственной земле, возникнет неизбежная вражда с соседями, первыми занявшими территорию вокруг Окна. Следовательно, в ближайшем будущем здесь могут произойти крупные столкновения.
11
Через месяц пронеслись первые слухи о побоище.
Им предшествовал недолгий период спокойствия, когда потоки колонистов разливались по кольцу суши вокруг Бичхэд-Сити. В это же время прилетела группа чиновников департамента внешних сношений, которые первым делом издали бесполезное постановление о запрете всякого строительства ближе, чем в пяти километрах от чужого города. Людям не рекомендовалось вступать в контакты с туземцами, вообще приближаться к ним, пока не завершатся переговоры о коридоре для прохода на свободные территории. Однако правительственные чиновники опоздали с выходом на сцену, они не имели никаких средств информации, с помощью которых могли бы оповестить людей о своем постановлении. А главное — среди переселенцев укоренилось мнение, будто любая попытка установить дипломатические отношения с «клоунами», так теперь называли туземцев на местном жаргоне, бесполезна.
Люди подходили к цветастым существам с опаской и почтением, пока не увидели, что у туземцев нет техники, за исключением примитивных сельскохозяйственных орудий, даже жилища они строят из волокон типа целлюлозы, вырабатывая их в собственном организме и вытягивая из себя, как паук паутину. Потом, выяснив, что клоуны — немые, большинство колонистов усомнилось в их разумности. По одной из гипотез, туземцы были потомками выродившейся расы, которая некогда возвела укрепления вокруг Окна в центре Бичхэд-Сити. Другая гипотеза утверждала, будто эти существа — порода домашних животных, которые, пережив своих хозяев, создали собственную квазикультуру.
Гарамонда подобные домыслы тревожили. С первых дней он заметил, как члены его экипажа, ступив на Орбитсвиль, через несколько минут теряли выправку и дисциплину. То были первые симптомы, вылившиеся в неуважение иммигрантов ко всякой власти. На битком набитой Земле индивидуум, загнанный в жесткие рамки законов, правил и ограничений, не мог бесконтрольно шагу ступить. Здесь же все почувствовали себя хозяевами континентов, многим не терпелось пожать плоды своего нового статуса. А чтобы попасть из грязи в князи, им нужно было лишь погрузить пожитки в машину и пуститься в «золотое путешествие».
Только ехать приходилось довольно долго, ведь каждый знал, что размер территории, которая окажется в его владении, пропорционален квадрату расстояния от точки старта.
Колонистов охватило чемоданное настроение. Даже тех, кто прибыл первыми судами и застолбил участок внутри холмистого кольца. Орды новых иммигрантов наступали им на пятки, поэтому многие решили податься дальше.
Будь Орбитсвиль нормальной планетой, концентрация населения никогда не достигла бы здесь столь высокого уровня. Но земная технология по принципу аналогии и простоты не предусмотрела для фликервингов и челноков возможность полета на собственном топливе. Землянам даже в голову не пришло, что такое может вдруг понадобиться во вдоль и поперек изученном мире. Однако появился Орбитсвиль, и принцип не сработал, ошибка чуть не стала роковой.
В распоряжении землян оказались территории астрономических масштабов и никакого способа быстро добраться до них. Повелители гигантских доминионов не в состоянии удовлетворить своих амбиций, унижено достоинство человечества: еще недавно люди, словно боги, бороздили вселенские просторы, а теперь перешли на колесный транспорт. Каждой семье или фермерской общине предстоит в ближайшем будущем перейти на самообеспечение, поэтому несмотря на современную сельскохозяйственную технологию и «железных коров», им срочно потребуются обширные жизненные пространства. Классическая ситуация, которая неизбежно приводит к драке.
Так рассуждал Гарамонд и не удивился, когда до него дошли скудные сведения о беспорядках. Отряды поселенцев силой пробились через город клоунов на открытые просторы прерий. Даже не находясь в местах столкновений, капитан хорошо представлял, как развивались события.
Его продолжало преследовать ощущение своей бесполезности. Он почти безвылазно сидел дома, лишь изредка наведываясь на «Биссендорф», перестал смотреть передачи новостей.
Однажды утром, когда Гарамонд лежал в тяжелом забытье после вчерашней попойки, в его сон вторгся детский крик, отозвавшись кошмаром медленного падения Харальда Линдстрома. Гарамонд проснулся в поту и понял, что потерял бдительность. Элизабет! Эйлин, опередив его, уже стояла на коленях возле сына и прижимала его к груди. Мальчик, зарывшись лицом в ее халат, тихо всхлипывал.
— Что случилось? — Страх отступал, хотя сердце продолжало колотиться.
— Проклятый проектор, — ответила Эйлин. — Показали одного из этих страшилищ. Я выключила.
Гарамонд посмотрел на проекционное поле стереовизора. В воздухе растворялось лицо преподавателя образовательной программы.
— Какое страшилище?
Кристофер поднял заплаканное лицо.
— Там был клоун.
— Клоун? Я же предупреждал, убавляй резкость, когда Крис садится смотреть передачу. Он ведь путает изображение с действительностью.
— Я убавила. Изображение было расплывчатым, просто его напугали эти твари.
Гарамонд недоуменно потер переносицу.
— Не пойму, с чего ребенку бояться клоунов? — Он присел перед мальчиком на колени. — В чем дело, сынок? Почему ты боишься?
— Я думал, клоун пришел меня убить.
— Что за странная мысль? Они еще никому не причиняли вреда.
Во взгляде мальчика читался укор. Он упрямо помотал головой.
— А те мертвые люди? Которых они заморозили?
Гарамонд вздрогнул.
— Как заморозили?
— Не сбивай его с толку своим напором, Вэнс, — вмешалась Эйлин. — Ты забыл, о чем вчера говорили в новостях?
— О чем? Я ничего не слышал!
— О мертвой планете, которая снаружи. Когда эти твари построили Линдстромленд, свет и тепло перестали достигать внешней планеты, там все замерзло.
— Твари? Какие твари?
— Туземцы, конечно. Клоуны.
— Вот тебе на! — улыбнулся Гарамонд. — Выходит, Орбитсвиль построили клоуны?
— Ну, не они сами, а их предки.
— Понимаю, понимаю. Значит, на внешней планете жили люди, которых злодеи заморозили насмерть?
— Диктор показывал фотографии. — В голосе Эйлин проскользнула упрямая интонация.
— Где же он их раздобыл?
— Должно быть, туда слетали на корабле.
— Дорогая, если у планеты была атмосфера и она промерзла насквозь, то все покрыл толстенный слой льда и затвердевших газов. Что там можно фотографировать, подумай сама?
— Не знаю, как им удалось, я говорю о том, что видела. Спроси у других, они скажут то же самое.
Вздохнув, Гарамонд подошел к видеофону и связался с «Биссендорфом». В фокусе стереопроектора возникла знакомая физиономия. Нейпир приветливо кивнул, и Гарамонд заговорил без предисловий:
— Клифф, мне нужны сведения о полетах кораблей в системе звезды Пенгелли. Кто-нибудь летал на внешнюю планету?
— Нет.
— Ты уверен, что туда не посылали экспедицию?
Нейпир опустил глаза к информационному терминалу.
— Уверен.
— Спасибо, Клифф, у меня все. — Гарамонд отключил связь, и очертания старпома растаяли в воздухе. — Вот видишь, Эйлин, против фактов не попрешь. Откуда же, по-твоему, взялись те снимки?
— Может быть, это были не совсем фотографии?
— Вот именно. Компьютерная реконструкция.
— Не все ли равно? Ведь на них…
— Тебе все равно? — Капитан зашелся смехом. Кто бы мог предположить, что между ним и его женой такая пропасть непонимания? Однако досады он не испытывал. Их отношения были просты и гармоничны и, как полагал Гарамонд, построены на более прочной основе, чем сходство взглядов или интересов. — Поверь, это в корне меняет ситуацию, — мягко, словно уговаривая ребенка, произнес он. — Вспомни, как было дело, и поймешь, что передача изменила твое отношение к клоунам. В давние времена телевидение умело здорово оболванивать людей. Только раньше образование считалось неотъемлемой частью воспитания, и действовать приходилось куда тоньше…
Сообразив, что сел на любимого конька и уже перешел на лекцию, Гарамонд замолчал. Эйлин заметно поскучнела. Большую часть информации о внешнем мире она получала в виде наглядных примеров, а у него не было учебника с картинками. Капитан почувствовал смутную печаль. Поняв, о чем он думает, Эйлин тронула его руку.
— Вэнс, я не идиотка.
— Знаю, дорогая.
— Почему ты замолчал?
— Я просто хотел объяснить, что такое «Старфлайт Инкорпорейтед». Это… — Гарамонд подыскивал яркий образ. — Это вроде снежного кома, катящегося под уклон. «Старфлайт» не останавливается, кто бы ни оказался на его пути. Он просто не может остановиться в силу своей природы… Потому намерен подмять под себя туземцев.
— Ты постоянно обвиняешь свою компанию. Но всегда голословно.
— Все признаки налицо. Первым делом внедрить в умы сознание неизбежности, даже необходимости жестких мер, а остальное — вопрос времени.
— Я не люблю клоунов, — нарушив затянувшуюся паузу, решительно заявил Кристофер.
Гарамонд внимательно посмотрел ему в глаза, погладил по золотистой щеке.
— Их не нужно любить, сынок. И не надо верить всему, что болтают по стерео. Вот если бы кто-то действительно побывал на той планете, то я сказал бы…
Гарамонд не договорил. «А ведь неплохая идея», — неожиданно для себя решил он.
— Почему бы и нет? В конце концов, именно для таких экспедиций предназначены корабли Разведкорпуса, — рассудительно произнесла Элизабет, загадочно улыбнувшись. — Вы в бессрочном отпуске, капитан, но раз уж сами хотите вернуться к активной службе, какие могут быть возражения?
— Благодарю вас, миледи, — ответил Гарамонд, скрывая радостное удивление.
Улыбка повелительницы стала еще загадочней.
— Мы считаем, что неопровержимые факты принесут нам гораздо большую пользу, чем неизвестно откуда взявшиеся домыслы, — торжественно изрекла она.
Потом капитан не раз мысленно возвращался к этому разговору. «Биссендорф» расправил свои невидимые крылья, чтобы отделившись от строя кораблей, сняться с рейда и выйти в открытый космос. Конечно, Гарамонд предложил исследовательский полет в пику корпорации. Он надеялся, что вызов заставит президента раскрыться, положит конец сомнениям и расставит точки над «i». Меньше всего он ожидал безоговорочного согласия. Уступчивость Лиз его разочаровала, а колкие замечания Эйлин по поводу чьей-то огульной подозрительности не загасили чувство неясной тревоги.
Капитан просидел несколько часов в рубке управления, следя за маневрами других судов, встававших в очередь на выгрузку людей, продовольствия и техники. Наконец «Биссендорф» выбрался на вольный простор, и перед ним остались только звезды. Главная электронная пушка без видимой системы обстреливала вакуум, пронизывая его призрачными сполохами. Скудный урожай частиц в окрестностях звезды Пенгелли вынуждал на первой стадии полета искусственно ионизировать космическую пыль.
Но спираль траектории постепенно раскручивалась, черная бездна, перегородившая полмира, отступала, плотность вещества приближалась к норме, скорость нарастала. Гарамонду опять никак не удавалось освоиться с масштабами. Корабль уже удалился от Орбитсвиля чуть ли не на сто миллионов километров, а края черного диска до сих пор были видны почти под прямым углом.
Громада сферы вновь напомнила о наболевших вопросах, распалила воображение в бесплодных попытках разгадать ее тайну. Орбитсвиль способен принять и приютить все разумные расы Галактики. Неужели именно в этом и состоит его предназначение? Или ключом к разгадке является существование единственного Окна? Почему внутри сферы не действует радиосвязь и невозможны полеты на фликервингах? Виновата ли в этом только физика, или это запроектировано с какой-то целью неведомыми создателями? Может, им хотелось сохранить свободу выбора для тех, кто здесь поселится? Предотвратить превращение Орбитсвиля в единую империю? Ведь образование государственной структуры возможно лишь при наличии всеобщей информационной и транспортной сети. Где теперь те основатели космических приютов?
Соседнее кресло застонало под тяжестью Нейпира. Протянув капитану горячий кофе, старпом сообщил:
— Служба погоды докладывает, что локальная плотность вещества растет в полном соответствии с расчетами. Значит, на месте мы будем часов через сто с гаком. Быстрее не разогнаться.
Гарамонд кивнул.
— Нужно подготовить к этому времени «торпеду».
— Сэмми Ямото собирается выполнить пилотируемый спуск.
— Опасно, сначала соберем данные об условиях на поверхности. — Гарамонд отхлебнул кофе, потом нахмурился. — С какой стати главному астроному вздумалось рисковать своей шеей? Я считал, что его навсегда покорила «сферическая филигрань силовых полей».
— Так и есть. Но он рассчитывает найти на внешней планете указания на происхождение и устройство Орбитсвиля.
— Передай, чтобы держал меня в курсе. — Взглянув на Нейпира, Гарамонд заметил нехарактерную для здоровяка-старпома неуверенность. — Что-нибудь еще?
— Кажется, Шрапнел дезертировал.
— Шрапнел? Командир того катера?
— Он самый.
— Значит, все-таки смылся. Этого следовало ожидать, разве нет?
— Я тоже так думал, но это уже не впервой. Первый раз он ушел в самоволку после прибытия президентской армады, когда его зачем-то отрядили на Орбитсвиль. Тогда он пропал на целый день, и я, решив, что он отправился к Лиз, чтобы на ее груди поведать свою душераздирающую историю, сразу же списал его. Но в ту же ночь он явился и снова заступил на вахту.
— Тебя это удивило?
— Да, особенно то, что он вернулся без одной нашивки на рукаве. С тех пор его отношение к службе изменилось в лучшую сторону. Он работал, как черт.
— Может, Шрапнел разочаровался в штабных лизоблюдах?
— Обиделся за нашивки… — В голосе Нейпира не слышалось убежденности. — Когда я объявил приказ о полете, он не возражал, не пытался увильнуть. Однако на борту его нет.
— Ну и черт с ним.
— Черт-то черт, только «Биссендорф» — не пришвартованный в гавани парусник, — сказал старпом. — Если человек позволяет себе подобные вольности, значит, уверен в чьей-то поддержке и своей безнаказанности. Поэтому я подозреваю, что Шрапнел не порывал со «Старфлайтом», а шпионил за нами.
— Давай-ка лучше выпьем, — предложил капитан. — Кажется, мы оба начинаем стареть.
Планета звезды Пенгелли стала суровой и бесплодной задолго до того, как лишилась света и тепла. Шар, вдвое меньше Земли, покрытый камнями и пылью, не имел атмосферы и одиноко вращался по орбите, настолько удаленной от родного солнца, что, будь оно по-прежнему доступно наблюдению, вряд ли бы выглядело ярче и крупнее далеких звезд. Поэтому исчезновение светила почти не повлияло на условия планеты: стало чуть холоднее и темнее, но такое малозаметное похолодание не могло вызвать глобальных катастроф вроде смещения планетарной коры. Всюду царили тьма и полная неподвижность за исключением редких выбросов пыли при столкновениях с метеоритами. Ничем не нарушая мертвого безмолвия окоченевшей каменной глыбы, текли ленивые столетия.
Поводя усиками радарных антенн, «Биссендорф» нащупывал путь к безжизненной планете-невидимке. Корпус корабля состоял из трех одинаковых, соединенных вместе цилиндров. В среднем, выдававшемся вперед на половину длины, размещались палуба управления, жилые, технические и ремонтные уровни. При полете с крейсерской скоростью подобная конструкция могла стать опасной для экипажа, поскольку к энергии встречных космических частиц добавлялась кинетическая энергия движущегося корабля, и суммарная величина достигала фантастических значений. Такой интенсивной бомбардировки не выдержала бы никакая механическая защита, но конструкторы не забыли предусмотреть защитное силовое поле. Оба ионных насоса генерировали вокруг корабля магнитное поле такой конфигурации, что заряженные частицы, навиваясь на силовые линии, обтекали корабль и, не причинив ему вреда, попадали в термоядерный реактор.
Правда, система обладала существенным недостатком: даже набрав высокую скорость, звездолет не смог бы лететь по инерции. Стоило ионным насосам прекратить работу, как усиленная движением корабля космическая радиация мгновенно уничтожила бы людей. Кроме того, магнитное поле препятствовало связи со звездолетом и применению радаров. Однако «Биссендорф», сдерживая резвость, шел вперед на редких выбросах из главной дюзы, поэтому в промежутках действовали и радары, и радиосвязь. Корабль, предназначенный для разведки неизвестных планетных систем, был на всякий случай оборудован простыми ядерными двигателями с резервным запасом горючего и мог при необходимости совершать довольно тонкие маневры. Он легко и быстро встал на нужную орбиту, хотя планета-мишень по-прежнему оставалась невидимой.
Включились дистанционные датчики и записывающие устройства, компьютер обратился в банк сравнительных данных, и уже к следующему витку капитан получил ответ на все свои вопросы.
— Неутешительная картина, — посетовал Сэмми Ямото, изучая результаты предварительного анализа. — Атмосферы никакой, похоже, ее никогда не было. Поверхность совершенно бесплодна. А я-то надеялся на остатки хоть какого-нибудь вида растений, чтобы определить, сразу прекратилась солнечная радиация, или процесс растянулся на несколько лет.
— Можно повозиться с образцами пыли и скальных пород, — заметил О'Хейган.
Ямото без воодушевления кивнул.
— Я тоже так думаю. Но ботаника — точнее. Если мы получим в распоряжение только минералы, погрешность будет… Сколько? Тысяча лет или больше?
— Для астрономии совсем неплохо.
— Неплохо, в нашем же случае…
Гарамонд его перебил:
— Каково мнение научной группы? Следует ли предпринять экскурсию?
О'Хейган, оглядев своих подчиненных, столпившихся вокруг информационного монитора, покачал головой.
— Обойдемся пока роботом-планетоходом. Пробурим несколько дырок, возьмем три-четыре керна, и если образцы окажутся любопытными, тогда слетает кто-нибудь из нас. Но я бы не стал слишком надеяться на удачу.
— Так и поступим, — заключил капитан. — Запускаем зонд с осветительными ракетами и съемочной камерой, он отрабатывает по ускоренной программе и возвращается. Мне не терпится преподнести кое-кому наглядные доказательства.
Физик Дениз Серра подняла брови.
— Так это все из-за сказочек бюро информации Старфлайта? Я слыхала, как они распинались о некой прекрасной цивилизации, погибшей в самом расцвете. Неужели кто-нибудь проглотит подобную ахинею?
— Вы удивитесь, Дениз, если подсчитаете разновидности людской наивности, — мрачно ответил Гарамонд. — Существует даже довольно безобидная наивность, определенная нашей профессией. Проводя полжизни в отрыве от арены главных событий, мы рискуем утратить критическое отношение к общественным явлениям. А ведь существуют куда более опасные виды простодушия и глупости.
— Возможно, но поверить, что клоуны создали Орбитсвиль!..
— Искренней веры не требуется. Главное, люди знаю другие идут под теми же лозунгами и не осудят их за определенные поступки. Эта ложь задумана как средство манипулирования толпой. Все мы знаем, что квадратный корень из отрицательного числа — мнимая величина, однако вовсю пользуемся мнимыми числами, когда это удобно для вычислений. Здесь то же самое.
Глаза Дениз сверкнули.
— Совсем не то же самое!
— Разумеется. Я просто пытался подобрать удачное сравнение.
— Ловко выкрутились, — рассмеялась Дениз.
Гарамонд вдруг подумал, что на нее приятно смотреть. Выражение «радует глаз» всегда казалось ему банальной метафорой, а теперь его взгляд и впрямь отдыхал на нежном лице главного физика. Сначала неожиданное открытие заставило капитана задуматься, потом встревожило.
Закончив рабочее совещание, капитан несколько часов посвятил обычному досугу — записи ответов на вопросы Колберта Мейсона. После своих злоключений репортер крепко встал на ноги, открыл контору в Бичхэд-Сити, откуда засыпал агентства печати Обоих Миров потоком статей, интервью и разных журналистских баек. Гарамонд, считавший личную известность лучшей защитой от Элизабет Линдстром, охотно сотрудничал с Мейсоном. Мейсон снабдил его записью своих вопросов, и капитан, когда выдавалась свободная минута вставлял в нее свои ответы.
Репортер не скрывал, что здорово разбогател на этих интервью, и несколько раз предлагал делиться прибылью. Гарамонд отказался, оговорив единственное условие: самое широкое распространение информации. Цель вскоре была достигнута. Все большее число людей жаждало увидеть первооткрывателя Линдстромленда и требовало его приезда на Землю.
Принявшись за дело, Гарамонд не пожалел времени на объяснение причин, вынуждающих его отложить возвращение, и подробное описание экспедиции на внешнюю планету-невидимку. Он понимал, что, даже если материал пойдет без купюр и средства массовой информации передадут его по орбитсвильской стереотрансляционной сети, не скоро еще удастся погасить нелепые слухи, будто клоуны обрекли на гибель целую цивилизацию.
Аккуратно убрав кассеты, капитан снова подивился свободе, предоставленной ему президентом, потом быстро лег в постель.
Плавно дрейфовали объемные геометрические фигуры, светились и переливались, сталкивались и проникали друг в друга, слагаясь в многоцветную музыку и навевая сон. В голове ворочалась неотвязная мысль: а если он в самом деле несправедлив к Элизабет Линдстром? Жаль, что нельзя обсудить свои сомнения с женой. С кем-нибудь другим, хотя бы с Дениз Серра, таких проблем не возникло бы. «Дениз разделяет мои взгляды и вообще, во многом ближе, — думал он, засыпая. — На нее так приятно смотреть…»
Капитан уснул.
Часа через два его разбудила безотчетная тревога. Прежде чем идти на капитанский мостик, Гарамонд решил связаться с Эйлин. Спустя минуту он уже смотрел на изображение жены, однако мигание янтарной сферы в углу подсказало, что компьютер прокручивает записанное послание.
— Надеюсь, ты позвонишь, Вэнс. Я знаю, этот полет будет недолгим, но мы с Крисом уже привыкли, что ты рядом, поэтому совсем раскисли. Время ползет, как улитка. Правда, на днях произошла одна неожиданность, ни за что не догадаешься, какая. — Стерео-Эйлин, улыбаясь, выждала паузу, давая Гарамонду время на размышление. — Мне позвонила президент! Да-да, сама Элизабет Линдстром. Она пригласила нас с сыном погостить в новом Линдстром-Центре…
— Нет! — вырвалось у Гарамонда.
— …поняла, как мне одиноко, пока тебя нет, продолжала довольная Эйлин. — Но главное, она сказала, что для нее этот визит важнее, чем для нас. Хотя она не говорила прямо, мне показалось, что она тоскует без ребенка, ей хочется снова услышать детский смех. В общем, Вэнс, сейчас за нами пришлют машину, и, когда ты увидишь меня, мы уже будем утопать в роскоши Октагона. Не волнуйся, к твоему возвращению я снова приготовлю тебе любимое жаркое. Люблю тебя, целую, до встречи, милый.
Образ Эйлин растворился в облаке меркнущих звездочек. Гарамонд стоял, трясясь от страха и ярости.
— Тупица! Безмозглая идиотка, — прохрипел он исчезающим световым пятнышкам. — Почему ты всегда, всегда плюешь на мои слова?
Последняя стереотуманность беззвучно растаяла в воздухе.
Преодолев притяжение мертвой планеты, «торпеда» с образцами пыли и камней понеслась к родному «Биссендорфу». Солнце сияло всего в трех астрономических единицах, но ни лучика света не проникало сюда, в черное пространство, сквозь которое мчался автоматический зонд.
Он приблизился к кораблю, похожий на рыбу-лоцмана, бесшумной тенью скользящую возле кита, подошел к створу ворот стыковочной палубы и был принят на борт.
Как только на экране зажглось подтверждение герметизации корпуса, Гарамонд, с нетерпением ждавший этого момента, тотчас скомандовал «полный вперед». Корабль разгонялся по направлению к солнцу, и ускорение восстановило в обитаемых отсеках среднего цилиндра силу тяжести близкую к нормальной.
Им предшествовал недолгий период спокойствия, когда потоки колонистов разливались по кольцу суши вокруг Бичхэд-Сити. В это же время прилетела группа чиновников департамента внешних сношений, которые первым делом издали бесполезное постановление о запрете всякого строительства ближе, чем в пяти километрах от чужого города. Людям не рекомендовалось вступать в контакты с туземцами, вообще приближаться к ним, пока не завершатся переговоры о коридоре для прохода на свободные территории. Однако правительственные чиновники опоздали с выходом на сцену, они не имели никаких средств информации, с помощью которых могли бы оповестить людей о своем постановлении. А главное — среди переселенцев укоренилось мнение, будто любая попытка установить дипломатические отношения с «клоунами», так теперь называли туземцев на местном жаргоне, бесполезна.
Люди подходили к цветастым существам с опаской и почтением, пока не увидели, что у туземцев нет техники, за исключением примитивных сельскохозяйственных орудий, даже жилища они строят из волокон типа целлюлозы, вырабатывая их в собственном организме и вытягивая из себя, как паук паутину. Потом, выяснив, что клоуны — немые, большинство колонистов усомнилось в их разумности. По одной из гипотез, туземцы были потомками выродившейся расы, которая некогда возвела укрепления вокруг Окна в центре Бичхэд-Сити. Другая гипотеза утверждала, будто эти существа — порода домашних животных, которые, пережив своих хозяев, создали собственную квазикультуру.
Гарамонда подобные домыслы тревожили. С первых дней он заметил, как члены его экипажа, ступив на Орбитсвиль, через несколько минут теряли выправку и дисциплину. То были первые симптомы, вылившиеся в неуважение иммигрантов ко всякой власти. На битком набитой Земле индивидуум, загнанный в жесткие рамки законов, правил и ограничений, не мог бесконтрольно шагу ступить. Здесь же все почувствовали себя хозяевами континентов, многим не терпелось пожать плоды своего нового статуса. А чтобы попасть из грязи в князи, им нужно было лишь погрузить пожитки в машину и пуститься в «золотое путешествие».
Только ехать приходилось довольно долго, ведь каждый знал, что размер территории, которая окажется в его владении, пропорционален квадрату расстояния от точки старта.
Колонистов охватило чемоданное настроение. Даже тех, кто прибыл первыми судами и застолбил участок внутри холмистого кольца. Орды новых иммигрантов наступали им на пятки, поэтому многие решили податься дальше.
Будь Орбитсвиль нормальной планетой, концентрация населения никогда не достигла бы здесь столь высокого уровня. Но земная технология по принципу аналогии и простоты не предусмотрела для фликервингов и челноков возможность полета на собственном топливе. Землянам даже в голову не пришло, что такое может вдруг понадобиться во вдоль и поперек изученном мире. Однако появился Орбитсвиль, и принцип не сработал, ошибка чуть не стала роковой.
В распоряжении землян оказались территории астрономических масштабов и никакого способа быстро добраться до них. Повелители гигантских доминионов не в состоянии удовлетворить своих амбиций, унижено достоинство человечества: еще недавно люди, словно боги, бороздили вселенские просторы, а теперь перешли на колесный транспорт. Каждой семье или фермерской общине предстоит в ближайшем будущем перейти на самообеспечение, поэтому несмотря на современную сельскохозяйственную технологию и «железных коров», им срочно потребуются обширные жизненные пространства. Классическая ситуация, которая неизбежно приводит к драке.
Так рассуждал Гарамонд и не удивился, когда до него дошли скудные сведения о беспорядках. Отряды поселенцев силой пробились через город клоунов на открытые просторы прерий. Даже не находясь в местах столкновений, капитан хорошо представлял, как развивались события.
Его продолжало преследовать ощущение своей бесполезности. Он почти безвылазно сидел дома, лишь изредка наведываясь на «Биссендорф», перестал смотреть передачи новостей.
Однажды утром, когда Гарамонд лежал в тяжелом забытье после вчерашней попойки, в его сон вторгся детский крик, отозвавшись кошмаром медленного падения Харальда Линдстрома. Гарамонд проснулся в поту и понял, что потерял бдительность. Элизабет! Эйлин, опередив его, уже стояла на коленях возле сына и прижимала его к груди. Мальчик, зарывшись лицом в ее халат, тихо всхлипывал.
— Что случилось? — Страх отступал, хотя сердце продолжало колотиться.
— Проклятый проектор, — ответила Эйлин. — Показали одного из этих страшилищ. Я выключила.
Гарамонд посмотрел на проекционное поле стереовизора. В воздухе растворялось лицо преподавателя образовательной программы.
— Какое страшилище?
Кристофер поднял заплаканное лицо.
— Там был клоун.
— Клоун? Я же предупреждал, убавляй резкость, когда Крис садится смотреть передачу. Он ведь путает изображение с действительностью.
— Я убавила. Изображение было расплывчатым, просто его напугали эти твари.
Гарамонд недоуменно потер переносицу.
— Не пойму, с чего ребенку бояться клоунов? — Он присел перед мальчиком на колени. — В чем дело, сынок? Почему ты боишься?
— Я думал, клоун пришел меня убить.
— Что за странная мысль? Они еще никому не причиняли вреда.
Во взгляде мальчика читался укор. Он упрямо помотал головой.
— А те мертвые люди? Которых они заморозили?
Гарамонд вздрогнул.
— Как заморозили?
— Не сбивай его с толку своим напором, Вэнс, — вмешалась Эйлин. — Ты забыл, о чем вчера говорили в новостях?
— О чем? Я ничего не слышал!
— О мертвой планете, которая снаружи. Когда эти твари построили Линдстромленд, свет и тепло перестали достигать внешней планеты, там все замерзло.
— Твари? Какие твари?
— Туземцы, конечно. Клоуны.
— Вот тебе на! — улыбнулся Гарамонд. — Выходит, Орбитсвиль построили клоуны?
— Ну, не они сами, а их предки.
— Понимаю, понимаю. Значит, на внешней планете жили люди, которых злодеи заморозили насмерть?
— Диктор показывал фотографии. — В голосе Эйлин проскользнула упрямая интонация.
— Где же он их раздобыл?
— Должно быть, туда слетали на корабле.
— Дорогая, если у планеты была атмосфера и она промерзла насквозь, то все покрыл толстенный слой льда и затвердевших газов. Что там можно фотографировать, подумай сама?
— Не знаю, как им удалось, я говорю о том, что видела. Спроси у других, они скажут то же самое.
Вздохнув, Гарамонд подошел к видеофону и связался с «Биссендорфом». В фокусе стереопроектора возникла знакомая физиономия. Нейпир приветливо кивнул, и Гарамонд заговорил без предисловий:
— Клифф, мне нужны сведения о полетах кораблей в системе звезды Пенгелли. Кто-нибудь летал на внешнюю планету?
— Нет.
— Ты уверен, что туда не посылали экспедицию?
Нейпир опустил глаза к информационному терминалу.
— Уверен.
— Спасибо, Клифф, у меня все. — Гарамонд отключил связь, и очертания старпома растаяли в воздухе. — Вот видишь, Эйлин, против фактов не попрешь. Откуда же, по-твоему, взялись те снимки?
— Может быть, это были не совсем фотографии?
— Вот именно. Компьютерная реконструкция.
— Не все ли равно? Ведь на них…
— Тебе все равно? — Капитан зашелся смехом. Кто бы мог предположить, что между ним и его женой такая пропасть непонимания? Однако досады он не испытывал. Их отношения были просты и гармоничны и, как полагал Гарамонд, построены на более прочной основе, чем сходство взглядов или интересов. — Поверь, это в корне меняет ситуацию, — мягко, словно уговаривая ребенка, произнес он. — Вспомни, как было дело, и поймешь, что передача изменила твое отношение к клоунам. В давние времена телевидение умело здорово оболванивать людей. Только раньше образование считалось неотъемлемой частью воспитания, и действовать приходилось куда тоньше…
Сообразив, что сел на любимого конька и уже перешел на лекцию, Гарамонд замолчал. Эйлин заметно поскучнела. Большую часть информации о внешнем мире она получала в виде наглядных примеров, а у него не было учебника с картинками. Капитан почувствовал смутную печаль. Поняв, о чем он думает, Эйлин тронула его руку.
— Вэнс, я не идиотка.
— Знаю, дорогая.
— Почему ты замолчал?
— Я просто хотел объяснить, что такое «Старфлайт Инкорпорейтед». Это… — Гарамонд подыскивал яркий образ. — Это вроде снежного кома, катящегося под уклон. «Старфлайт» не останавливается, кто бы ни оказался на его пути. Он просто не может остановиться в силу своей природы… Потому намерен подмять под себя туземцев.
— Ты постоянно обвиняешь свою компанию. Но всегда голословно.
— Все признаки налицо. Первым делом внедрить в умы сознание неизбежности, даже необходимости жестких мер, а остальное — вопрос времени.
— Я не люблю клоунов, — нарушив затянувшуюся паузу, решительно заявил Кристофер.
Гарамонд внимательно посмотрел ему в глаза, погладил по золотистой щеке.
— Их не нужно любить, сынок. И не надо верить всему, что болтают по стерео. Вот если бы кто-то действительно побывал на той планете, то я сказал бы…
Гарамонд не договорил. «А ведь неплохая идея», — неожиданно для себя решил он.
— Почему бы и нет? В конце концов, именно для таких экспедиций предназначены корабли Разведкорпуса, — рассудительно произнесла Элизабет, загадочно улыбнувшись. — Вы в бессрочном отпуске, капитан, но раз уж сами хотите вернуться к активной службе, какие могут быть возражения?
— Благодарю вас, миледи, — ответил Гарамонд, скрывая радостное удивление.
Улыбка повелительницы стала еще загадочней.
— Мы считаем, что неопровержимые факты принесут нам гораздо большую пользу, чем неизвестно откуда взявшиеся домыслы, — торжественно изрекла она.
Потом капитан не раз мысленно возвращался к этому разговору. «Биссендорф» расправил свои невидимые крылья, чтобы отделившись от строя кораблей, сняться с рейда и выйти в открытый космос. Конечно, Гарамонд предложил исследовательский полет в пику корпорации. Он надеялся, что вызов заставит президента раскрыться, положит конец сомнениям и расставит точки над «i». Меньше всего он ожидал безоговорочного согласия. Уступчивость Лиз его разочаровала, а колкие замечания Эйлин по поводу чьей-то огульной подозрительности не загасили чувство неясной тревоги.
Капитан просидел несколько часов в рубке управления, следя за маневрами других судов, встававших в очередь на выгрузку людей, продовольствия и техники. Наконец «Биссендорф» выбрался на вольный простор, и перед ним остались только звезды. Главная электронная пушка без видимой системы обстреливала вакуум, пронизывая его призрачными сполохами. Скудный урожай частиц в окрестностях звезды Пенгелли вынуждал на первой стадии полета искусственно ионизировать космическую пыль.
Но спираль траектории постепенно раскручивалась, черная бездна, перегородившая полмира, отступала, плотность вещества приближалась к норме, скорость нарастала. Гарамонду опять никак не удавалось освоиться с масштабами. Корабль уже удалился от Орбитсвиля чуть ли не на сто миллионов километров, а края черного диска до сих пор были видны почти под прямым углом.
Громада сферы вновь напомнила о наболевших вопросах, распалила воображение в бесплодных попытках разгадать ее тайну. Орбитсвиль способен принять и приютить все разумные расы Галактики. Неужели именно в этом и состоит его предназначение? Или ключом к разгадке является существование единственного Окна? Почему внутри сферы не действует радиосвязь и невозможны полеты на фликервингах? Виновата ли в этом только физика, или это запроектировано с какой-то целью неведомыми создателями? Может, им хотелось сохранить свободу выбора для тех, кто здесь поселится? Предотвратить превращение Орбитсвиля в единую империю? Ведь образование государственной структуры возможно лишь при наличии всеобщей информационной и транспортной сети. Где теперь те основатели космических приютов?
Соседнее кресло застонало под тяжестью Нейпира. Протянув капитану горячий кофе, старпом сообщил:
— Служба погоды докладывает, что локальная плотность вещества растет в полном соответствии с расчетами. Значит, на месте мы будем часов через сто с гаком. Быстрее не разогнаться.
Гарамонд кивнул.
— Нужно подготовить к этому времени «торпеду».
— Сэмми Ямото собирается выполнить пилотируемый спуск.
— Опасно, сначала соберем данные об условиях на поверхности. — Гарамонд отхлебнул кофе, потом нахмурился. — С какой стати главному астроному вздумалось рисковать своей шеей? Я считал, что его навсегда покорила «сферическая филигрань силовых полей».
— Так и есть. Но он рассчитывает найти на внешней планете указания на происхождение и устройство Орбитсвиля.
— Передай, чтобы держал меня в курсе. — Взглянув на Нейпира, Гарамонд заметил нехарактерную для здоровяка-старпома неуверенность. — Что-нибудь еще?
— Кажется, Шрапнел дезертировал.
— Шрапнел? Командир того катера?
— Он самый.
— Значит, все-таки смылся. Этого следовало ожидать, разве нет?
— Я тоже так думал, но это уже не впервой. Первый раз он ушел в самоволку после прибытия президентской армады, когда его зачем-то отрядили на Орбитсвиль. Тогда он пропал на целый день, и я, решив, что он отправился к Лиз, чтобы на ее груди поведать свою душераздирающую историю, сразу же списал его. Но в ту же ночь он явился и снова заступил на вахту.
— Тебя это удивило?
— Да, особенно то, что он вернулся без одной нашивки на рукаве. С тех пор его отношение к службе изменилось в лучшую сторону. Он работал, как черт.
— Может, Шрапнел разочаровался в штабных лизоблюдах?
— Обиделся за нашивки… — В голосе Нейпира не слышалось убежденности. — Когда я объявил приказ о полете, он не возражал, не пытался увильнуть. Однако на борту его нет.
— Ну и черт с ним.
— Черт-то черт, только «Биссендорф» — не пришвартованный в гавани парусник, — сказал старпом. — Если человек позволяет себе подобные вольности, значит, уверен в чьей-то поддержке и своей безнаказанности. Поэтому я подозреваю, что Шрапнел не порывал со «Старфлайтом», а шпионил за нами.
— Давай-ка лучше выпьем, — предложил капитан. — Кажется, мы оба начинаем стареть.
Планета звезды Пенгелли стала суровой и бесплодной задолго до того, как лишилась света и тепла. Шар, вдвое меньше Земли, покрытый камнями и пылью, не имел атмосферы и одиноко вращался по орбите, настолько удаленной от родного солнца, что, будь оно по-прежнему доступно наблюдению, вряд ли бы выглядело ярче и крупнее далеких звезд. Поэтому исчезновение светила почти не повлияло на условия планеты: стало чуть холоднее и темнее, но такое малозаметное похолодание не могло вызвать глобальных катастроф вроде смещения планетарной коры. Всюду царили тьма и полная неподвижность за исключением редких выбросов пыли при столкновениях с метеоритами. Ничем не нарушая мертвого безмолвия окоченевшей каменной глыбы, текли ленивые столетия.
Поводя усиками радарных антенн, «Биссендорф» нащупывал путь к безжизненной планете-невидимке. Корпус корабля состоял из трех одинаковых, соединенных вместе цилиндров. В среднем, выдававшемся вперед на половину длины, размещались палуба управления, жилые, технические и ремонтные уровни. При полете с крейсерской скоростью подобная конструкция могла стать опасной для экипажа, поскольку к энергии встречных космических частиц добавлялась кинетическая энергия движущегося корабля, и суммарная величина достигала фантастических значений. Такой интенсивной бомбардировки не выдержала бы никакая механическая защита, но конструкторы не забыли предусмотреть защитное силовое поле. Оба ионных насоса генерировали вокруг корабля магнитное поле такой конфигурации, что заряженные частицы, навиваясь на силовые линии, обтекали корабль и, не причинив ему вреда, попадали в термоядерный реактор.
Правда, система обладала существенным недостатком: даже набрав высокую скорость, звездолет не смог бы лететь по инерции. Стоило ионным насосам прекратить работу, как усиленная движением корабля космическая радиация мгновенно уничтожила бы людей. Кроме того, магнитное поле препятствовало связи со звездолетом и применению радаров. Однако «Биссендорф», сдерживая резвость, шел вперед на редких выбросах из главной дюзы, поэтому в промежутках действовали и радары, и радиосвязь. Корабль, предназначенный для разведки неизвестных планетных систем, был на всякий случай оборудован простыми ядерными двигателями с резервным запасом горючего и мог при необходимости совершать довольно тонкие маневры. Он легко и быстро встал на нужную орбиту, хотя планета-мишень по-прежнему оставалась невидимой.
Включились дистанционные датчики и записывающие устройства, компьютер обратился в банк сравнительных данных, и уже к следующему витку капитан получил ответ на все свои вопросы.
— Неутешительная картина, — посетовал Сэмми Ямото, изучая результаты предварительного анализа. — Атмосферы никакой, похоже, ее никогда не было. Поверхность совершенно бесплодна. А я-то надеялся на остатки хоть какого-нибудь вида растений, чтобы определить, сразу прекратилась солнечная радиация, или процесс растянулся на несколько лет.
— Можно повозиться с образцами пыли и скальных пород, — заметил О'Хейган.
Ямото без воодушевления кивнул.
— Я тоже так думаю. Но ботаника — точнее. Если мы получим в распоряжение только минералы, погрешность будет… Сколько? Тысяча лет или больше?
— Для астрономии совсем неплохо.
— Неплохо, в нашем же случае…
Гарамонд его перебил:
— Каково мнение научной группы? Следует ли предпринять экскурсию?
О'Хейган, оглядев своих подчиненных, столпившихся вокруг информационного монитора, покачал головой.
— Обойдемся пока роботом-планетоходом. Пробурим несколько дырок, возьмем три-четыре керна, и если образцы окажутся любопытными, тогда слетает кто-нибудь из нас. Но я бы не стал слишком надеяться на удачу.
— Так и поступим, — заключил капитан. — Запускаем зонд с осветительными ракетами и съемочной камерой, он отрабатывает по ускоренной программе и возвращается. Мне не терпится преподнести кое-кому наглядные доказательства.
Физик Дениз Серра подняла брови.
— Так это все из-за сказочек бюро информации Старфлайта? Я слыхала, как они распинались о некой прекрасной цивилизации, погибшей в самом расцвете. Неужели кто-нибудь проглотит подобную ахинею?
— Вы удивитесь, Дениз, если подсчитаете разновидности людской наивности, — мрачно ответил Гарамонд. — Существует даже довольно безобидная наивность, определенная нашей профессией. Проводя полжизни в отрыве от арены главных событий, мы рискуем утратить критическое отношение к общественным явлениям. А ведь существуют куда более опасные виды простодушия и глупости.
— Возможно, но поверить, что клоуны создали Орбитсвиль!..
— Искренней веры не требуется. Главное, люди знаю другие идут под теми же лозунгами и не осудят их за определенные поступки. Эта ложь задумана как средство манипулирования толпой. Все мы знаем, что квадратный корень из отрицательного числа — мнимая величина, однако вовсю пользуемся мнимыми числами, когда это удобно для вычислений. Здесь то же самое.
Глаза Дениз сверкнули.
— Совсем не то же самое!
— Разумеется. Я просто пытался подобрать удачное сравнение.
— Ловко выкрутились, — рассмеялась Дениз.
Гарамонд вдруг подумал, что на нее приятно смотреть. Выражение «радует глаз» всегда казалось ему банальной метафорой, а теперь его взгляд и впрямь отдыхал на нежном лице главного физика. Сначала неожиданное открытие заставило капитана задуматься, потом встревожило.
Закончив рабочее совещание, капитан несколько часов посвятил обычному досугу — записи ответов на вопросы Колберта Мейсона. После своих злоключений репортер крепко встал на ноги, открыл контору в Бичхэд-Сити, откуда засыпал агентства печати Обоих Миров потоком статей, интервью и разных журналистских баек. Гарамонд, считавший личную известность лучшей защитой от Элизабет Линдстром, охотно сотрудничал с Мейсоном. Мейсон снабдил его записью своих вопросов, и капитан, когда выдавалась свободная минута вставлял в нее свои ответы.
Репортер не скрывал, что здорово разбогател на этих интервью, и несколько раз предлагал делиться прибылью. Гарамонд отказался, оговорив единственное условие: самое широкое распространение информации. Цель вскоре была достигнута. Все большее число людей жаждало увидеть первооткрывателя Линдстромленда и требовало его приезда на Землю.
Принявшись за дело, Гарамонд не пожалел времени на объяснение причин, вынуждающих его отложить возвращение, и подробное описание экспедиции на внешнюю планету-невидимку. Он понимал, что, даже если материал пойдет без купюр и средства массовой информации передадут его по орбитсвильской стереотрансляционной сети, не скоро еще удастся погасить нелепые слухи, будто клоуны обрекли на гибель целую цивилизацию.
Аккуратно убрав кассеты, капитан снова подивился свободе, предоставленной ему президентом, потом быстро лег в постель.
Плавно дрейфовали объемные геометрические фигуры, светились и переливались, сталкивались и проникали друг в друга, слагаясь в многоцветную музыку и навевая сон. В голове ворочалась неотвязная мысль: а если он в самом деле несправедлив к Элизабет Линдстром? Жаль, что нельзя обсудить свои сомнения с женой. С кем-нибудь другим, хотя бы с Дениз Серра, таких проблем не возникло бы. «Дениз разделяет мои взгляды и вообще, во многом ближе, — думал он, засыпая. — На нее так приятно смотреть…»
Капитан уснул.
Часа через два его разбудила безотчетная тревога. Прежде чем идти на капитанский мостик, Гарамонд решил связаться с Эйлин. Спустя минуту он уже смотрел на изображение жены, однако мигание янтарной сферы в углу подсказало, что компьютер прокручивает записанное послание.
— Надеюсь, ты позвонишь, Вэнс. Я знаю, этот полет будет недолгим, но мы с Крисом уже привыкли, что ты рядом, поэтому совсем раскисли. Время ползет, как улитка. Правда, на днях произошла одна неожиданность, ни за что не догадаешься, какая. — Стерео-Эйлин, улыбаясь, выждала паузу, давая Гарамонду время на размышление. — Мне позвонила президент! Да-да, сама Элизабет Линдстром. Она пригласила нас с сыном погостить в новом Линдстром-Центре…
— Нет! — вырвалось у Гарамонда.
— …поняла, как мне одиноко, пока тебя нет, продолжала довольная Эйлин. — Но главное, она сказала, что для нее этот визит важнее, чем для нас. Хотя она не говорила прямо, мне показалось, что она тоскует без ребенка, ей хочется снова услышать детский смех. В общем, Вэнс, сейчас за нами пришлют машину, и, когда ты увидишь меня, мы уже будем утопать в роскоши Октагона. Не волнуйся, к твоему возвращению я снова приготовлю тебе любимое жаркое. Люблю тебя, целую, до встречи, милый.
Образ Эйлин растворился в облаке меркнущих звездочек. Гарамонд стоял, трясясь от страха и ярости.
— Тупица! Безмозглая идиотка, — прохрипел он исчезающим световым пятнышкам. — Почему ты всегда, всегда плюешь на мои слова?
Последняя стереотуманность беззвучно растаяла в воздухе.
Преодолев притяжение мертвой планеты, «торпеда» с образцами пыли и камней понеслась к родному «Биссендорфу». Солнце сияло всего в трех астрономических единицах, но ни лучика света не проникало сюда, в черное пространство, сквозь которое мчался автоматический зонд.
Он приблизился к кораблю, похожий на рыбу-лоцмана, бесшумной тенью скользящую возле кита, подошел к створу ворот стыковочной палубы и был принят на борт.
Как только на экране зажглось подтверждение герметизации корпуса, Гарамонд, с нетерпением ждавший этого момента, тотчас скомандовал «полный вперед». Корабль разгонялся по направлению к солнцу, и ускорение восстановило в обитаемых отсеках среднего цилиндра силу тяжести близкую к нормальной.