«Небо, — подумал он внезапно с непонятной убежденностью, — вот мой враг».
Он выехал на гребень гряды и далеко слева увидел топазовые осколки огня, колеблющиеся на травянистом склоне.
Еще немного — и тут появятся толпы любопытных. Бретон разбирался в психологии среднего горожанина штата Монтана. Даже простого низового пожара было достаточно, чтобы они потом хлынули из своих иссохших домов, нелепо радуясь возможности помчаться куда-то на новеньких автомобилях, которые — такие большие, такие быстрые — в необъятной прерии не могли исполнять обязанности ковра-самолета.
И падение болида привлечет всех в радиусе ста миль — и даже еще с больших расстояний, едва сообщение об этом событии будет передано по местному радио. А это значит, что, возвращаясь с мертвецом в багажнике, он окажется в густом потоке машин. Не исключено, что дорожная полиция выставит посты. Бретону представилось, как люди в синей форме с суровыми лицами хлопают по крышке его багажника на манер лейтенанта Конвери.
Такая возможность его встревожила, но с другой стороны болид оказал ему услугу: в подобной толчее вряд ли кто-то обратит внимание на его машину или запомнит, куда она ехала и куда сворачивала. Он увеличил скорость, чтобы убраться подальше до появления первых зевак.
Домик окутывала бы непроницаемая тьма, если бы не мерцающие полотнища огней на севере и не трассирующие пули метеоров, разбивающие небо на неправильные ромбы. Бретон вылез из машины и быстро зашагал к домику, прижимая руку к боковому карману, чтобы пистолет не бил его по бедру.
В меняющемся неестественном свете очертания домика, казалось, сжимались, колебались, расширялись в какой-то злорадной тряске. Вновь Бретон ощутил холод и бесконечную усталость. Он открыл дверь, вошел в дышащий мрак, инстинктивно выхватив пистолет. У лестницы в подвал он не сразу решился зажечь свет.
Потом, запульсировав, люминесцентный плафон озарил Джона Бретона. Он лежал на боку в центре пола в грязной пропыленной одежде, совсем как мертвый, но его глаза смотрели внимательно и настороженно.
— Я пытался высвободиться, — произнес он почти небрежно, когда Джек начал спускаться по лестнице. — Чуть не лишился обеих кистей. — Он приподнялся, словно собираясь показать свои руки, и тут заметил пистолет.
— Уже? — Голос его был не испуганным, а грустным.
Джек вдруг заметил, что пытается спрятать пистолет за спиной и вынудил себя поднять его и прицелиться.
— Ты встанешь?
— А зачем? — Джон словно почувствовал, что это дает ему какое-то психологическое преимущество. — Что это даст?
— Ну ладно! — Джек снял пистолет с предохранителя и снова прицелился. Для чего было тянуть? Совершенно не для чего…
— Нет-нет! — В голосе Джона появилась дрожь. — Ты что, правда это сделаешь?
— Другого выхода у меня нет. Мне очень жаль.
— И мне жаль — нас всех троих.
— Прибереги жалость для себя.
Джек согнул палец, но спусковой крючок почему-то не поддавался, словно плунжер гидроцилиндра, и потянулись медлительные секунды. Джон было замер, но тут решимость оставила его, и он начал отчаянно извиваться, стараясь подальше отодвинуться от черного дула. Его подошвы скребли по бетону, он отползал. Джек сжал левой рукой запястье правой, целясь, целясь… Наконец-то спусковой крючок подался, заскользил к оргиастическому финалу.
Внезапно в Джека Бретона ударил холодный воздух.
Он обернулся в панике, чуть было не выстрелив. В нескольких шагах от него висело что-то прозрачное. Лицо Бретона свела гримаса ужаса — он узнал знакомую, страшную двудольную форму.
Человеческий мозг!
На его глазах под невесомыми полушариями возникла вертикаль спинного мозга, от нее облачками начали ветвиться тонкие и тоненькие шнурки — и вот на несколько секунд образовалось что-то вроде объемного муляжа нервной системы человека.
Еще один более сильный порыв холодного ветра… И Джек Бретон, окаменев, уставился на мужское лицо.
«Я тоже, наверное, выглядел так, — подумал Джек Бретон в этот мучительный миг. — Наверное, я выглядел так, когда явился на свидание у трех вязов… Возникший в темноте мозг — жуткий, пульсирующий, омерзительный. И разбегающаяся вниз паутина нервов, точно нити плесени, и тут же их скрыла моя плоть». Об этом аспекте передвижения во времени он ни разу не задумывался — прибытие, его детали…
Он не додумал, ошеломленный выводом из этой мысли.
— Джек, убери пистолет.
Голос незнакомца был глухим и безжизненным, и все-таки создавал ощущение категоричности. Он шагнул к Джеку Бретону и холодный свет плафона упал на его лицо. В первый миг Джеку показалось, что природа сыграла с этим лицом злую шутку: всего один глаз, но два рта!
Сосредоточившись, сфокусировав взгляд, он убедился, что глаз действительно один. Вместо второго над пустой глазницей смыкались запавшие веки — глазное яблоко исчезло, и его ничем не заменили, не постарались замаскировать потерю. А верхнее веко соприкасалось с нижним в подобии сардонической улыбочки — совсем такой, какая кривила губы незнакомца.
Бретон смутно заметил седеющие пряди волос, прикрывавшие изъязвленные проплешины, глубокие дряблые морщины, изношенную одежду непривычного покроя, но все его внимание поглощает ужасный второй рот.
— Кто… — еле выдавил он. — Кто вы такой?
Ответ донесся с пола.
— Не узнаешь, Джек? — с бесстрастным упреком сказал Джон Бретон. — Это ты.
— Нет! — Джек Бретон попятился, инстинктивно подняв пистолет. — Неправда!
— И тем не менее это так, — мстительно возразил Джон. — Этот аспект путешествий во времени мне знаком гораздо лучше, чем тебе, Джек. Ты не оценил ту быстроту, с какой я тебя узнал и признал в тот первый вечер…
— Не препирайтесь! — перебил незнакомец, устало и властно, словно умирающий император. — Я не предвидел, что вы оба останетесь совсем мальчишками, а времени так мало!
Джон Бретон с трудом поднялся на ноги.
— Ты меня развяжешь?
— Нет времени. — Незнакомец покачал головой. — Я не прибегну к насилию и не спровоцирую насилия. У меня в распоряжении только… слова.
— Я спросил, кто вы, — сказал Джек Бретон.
— Ты знаешь сам. — Голос незнакомца стал еще более усталым, точно силы его иссякли. — Намереваясь перебраться в этот поток времени, ты окрестил себя Бретоном А, а Джона — Бретоном Б. У меня есть причины не любить бесчувственные ярлыки, а потому я зовусь Бретон Старший. Так пристойнее.
— Я могу всадить в вас пулю, — напомнил Бретон ни с того ни с сего, просто пытаясь подавить нарастающую растерянность.
— Зачем? Ты же сам один раз проделал возвращение во времени и знаешь, как это сказывается на нервной системе. И понимаешь, что выдержать такое напряжение я смогу очень недолго, а тогда меня всосет темпоральная пустота, которую я оставил в своем времени.
Бретон вспомнил, как валялся оглушенный в траве, застрелив Шпиделя. Он кивнул. И ведь тот прыжок длился считанные секунды! Так что же вытерпит Бретон Старший, когда вернется?.. Но эту мысль заслонили теснящиеся в мозгу вопросы.
— Ты сумел осуществить этот переброс, потому что вдобавок к особенностям в строении твоего мозга ты испытывал всепоглощающую потребность вернуться и исправить совершенную ошибку. Но твоя мания толкнула тебя на куда более страшную ошибку. У этой ошибки есть два разных аспекта — личный и вселенский. — Голос Старшего задрожал. Он отошел к захламленному рабочему столу и прислонился к нему. Скованность его движений напомнила Джеку Бретону, с каким трудом он ходил, опутанный приклеенными к коже проводами.
— Личная ошибка, — продолжал Бретон Старший, — заключалась в том, что ты не смирился со смертью Кэт. Ведь это означало бы признать и свою часть вины. Трагедии выпадают на долю многих людей, но их ценность как личностей измеряется способностью преодолеть трагедию и обрести новый смысл жизни… Тебе это напоминает статью в дамском журнальчике?
Джек Бретон кивнул.
— Я так и подумал. Но даже ты, хотя и не хочешь в этом признаться, уже осознаешь истинность моих слов. Где то счастье, Джек, которое, по-твоему, поджидало тебя во Времени Б? Все получилось так, как ты ожидал?
Бретон замялся лишь на секунду. Бросив взгляд на Джона Бретона, он ответил:
— Все улаживается. У меня есть трудности с Кэт, но это чисто личное дело…
— Неверно! — Единственный глаз Бретона Старшего сверкнул, как фонарь проблескового маяка. Это еще одна причина, почему тебе необходимо вернуться в свой вероятностный мир. Если ты этого не сделаешь, то попросту уничтожишь две вселенные.
Слова эти показались Джону Бретону странно знакомыми, как будто он когда-то слышал их во сне. Первым его поползновением было возмущенно закричать, запротестовать, но какая-то часть его сознания уже давно установила, что… небо — его враг. У него подогнулись колени.
— Продолжай, — попросил он еле слышно.
— На каком уровне мне объяснять?
— Только самое основное.
— Вспомни свои исследования. Хорошо разбираясь в электротехнике, ты тогда пришел к выводу, что основным препятствием для создания хрономотивного устройства являются правила Кирхгофа. Ты сосредоточился на втором правиле, на том факте, что алгебраическая сумма электродвижущих сил в любой замкнутой цепи или сети равна алгебраической сумме падений напряжений на участках…
— Проще, — попросил Джек Бретон. — Я не способен соображать.
— Отлично. Тем более, что мое время истекает. Перейдем к закону сохранения энергии и массы. Вселенная представляет собой абсолютно замкнутую систему и подчиняется принципу, согласно которому сумма ее энергии и массы постоянна. Пока ты не покинул Время А, оно содержало всю массу и энергию, какими когда-либо обладало или будет обладать. — Бретон Старший говорил все быстрее и быстрее. — Но ты, Джек, сгусток энергии и массы, так что, покинув Время А, ты создал потерю там, где потери быть не может. А войдя во вселенную Времени Б, ты создал добавку, перегрузку пространственно-временной ткани. Подобные нарушения равновесия остаются без последствий лишь очень короткий срок…
— Так вот в чем дело! — негромко произнес Джон Бретон, в первый раз вмешиваясь в разговор. — Вот что происходит! Изменяющаяся константа силы тяготения, метеоры и прочее… — Он ошеломленно взглянул на Джека. — И началось все в тот вечер, когда появился ты. Я успел увидеть парочку метеоров, когда провожал Мириам и Гордона. А перед этим Карл позвонил и сказал, что…
— Мое время на исходе, — перебил Бретон Старший. Он навалился боком на стол и голос его перешел на страдальческий шепот. — Джек, чем дольше ты будешь оставаться вне своей вселенной, тем больше будет дисбаланс, который ты внес в обе вселенные и который уничтожит оба потока времени. Ты должен вернуться… немедленно!
— Я все-таки не понимаю… — Джек Бретон глубоко вздохнул, понукая отупевший мозг. — Ты говоришь, что оставшись тут, я уничтожу эту вселенную. Но ты же очевидно вернулся в эту точку времени из будущего, хотя по твоим словам оно не существует.
— По твоему через сколько лет я вернулся?
— Не знаю, — Джеку Бретону стало страшно.
— Через двадцать лет? Через тридцать? — не отступал Бретон Старший.
— Что-нибудь вроде.
— Всего через четыре года.
— Но… — Джек ужаснулся и увидел тот же ужас на лице Джона.
— Я старше вас на четыре года. — Бретон Старший, видимо, собрал последние силы. — Но ты, очевидно, не осознал суть ситуации. Моя вина, что я не объяснил толком, но я думал, ты сообразишь… Пойми, Джек! Я — то, чем станешь ты, если убьешь себя во Времени Б и останешься жить в нем с Кэт. Я поступил так, как собирался поступить ты в тот момент, в который я вернулся, и у меня все сошло удачно… Удачно! — Бретон Старший засмеялся смехом, какого Джон никогда еще не слышал. Он продолжают говорить, но уже не обращался ни к Джеку, ни к Джону. Его бессвязные фразы были штрихами, из которых слагался Лик Конца Вселенной.
Узы тяготения слабели, и планеты ускользали от породившего их Солнца на орбите, определяемые новым равновесием силы тяготения и центробежной силы. Но бегство их было недостаточно быстрым — Солнце гналось за ними, как обезумевшая мать, жаждущая истребить своих детей. Раздувшееся, налитое ядерным гноем собственного распада, оно обрушивало на свою дочь невообразимые количества смертоносной радиации.
Бретон Старший прожил четыре года в мире, где, две формы смерти вели нескончаемый бой за наибольшее число человеческих жертв. Старинные губители — голод и чума — состязались с новыми соперниками — эпидемией рака и эпидемией нежизнеспособных мутаций.
Когда Кэт погибла от болезни, не успевшей получить название, он вновь обнаружил в себе то, чего лишился с момента первого возвращения в прошлое, — хрономотивный потенциал, который другие люди назвали бы раскаянием. Он принялся конструировать новый хронометр и вопреки всем трудностям, вроде потери изъеденного болезнью глаза, завершил работу в течении нескольких недель. Он намеривался убедить Бретона А вернуться в свой поток времени, тем самым восстановив вселенское равновесие, пока еще не поздно.
Если он преуспеет, поток Времени Б, ведущей к гибели вселенной, будет все равно продолжать все ускоряющееся движение под уклон — тут ничто помочь не могло, однако возвращение Бретона А создаст новый поток, модифицированный вероятностный Мир Времени Б, в котором Джон и Кэт Бретон могли бы мирно жить дальше.
Сам же Бретон Старший мог рассчитывать лишь на философское удовлетворение. Попробуй он останься в этом новом мире, холодные уравнения хрономотивной физики обрекли бы на гибель и этот новый мир. Но, увидев то, что он увидел, Бретон Старший соглашался утешаться сознанием, что где-то когда-то их мир существует.
Вначале, готовясь к переброске, он думал взять с собой ружье, чтобы Джек Бретон в любом случае вернулся в свою вселенную — точно так же, как в давней ранней жизни он вышвырнул Шпиделя из мира живых.
Но это был бы самый легкий выход, а он покончил с убийствами.
Если ему не удастся убедить Джека Бретона логическими доводами, ему придется умереть с невыносимым сознанием, что он обрек на гибель все живое во вселенной…
Джек Бретон слушал и вдруг ощутил, что невыносимое бремя двух вселенных теперь легло на его плечи. Он был глубоко потрясен и душевно и телесно тем, что услышал от своего обезображенного альтер эго об ужасах и агонии, поджидающих в будущем этот поток времени. К горлу подступила мучительная тошнота, тело покрывал ледяной пот. Его личная маленькая вселенная тоже рассыпалась, и ему хотелось опровергнуть это, закричать «нет!», словно его протесты могли хоть что-то изменить.
Но перед ним в ожидании стоял Бретон Старший, образ его прошлого и его будущего, как портрет Дориана Грея.
Содрогаясь всем телом, он отшвырнул пистолет, быстро шагнул вперед и сжал руку Бретона Старшего.
— Хорошо, я вернусь, — прошептал он. — Можешь не перенапрягаться больше. Я обещаю.
Бретон Старший, видимо, взвешивал его слова, но затем, быть может, вспомнив, что у него нет больше даже секунды, сказал:
— Спасибо.
Это единственное слово еще не отзвучало, как Бретон Старший исчез. Джек Бретон смотрел на ничем не заслоненный рабочий стол. Он растерянно оглянулся на Джона Бретона. Лицо у него было землистым от шока. Они испытали мгновение ничем не замутненного взаимопонимания, которое не имело ничего общего с телепатией.
— Я… — Джек запнулся, подыскивая слова. — Сейчас я освобожу тебя от лески.
— Буду очень благодарен. Но все равно я тебя ненавижу.
— Я тебя за это не виню.
Бретон выдвинул ящик, нашел еще одну катушку лески и ее резаком перекусят путы на запястьях Джона. Нити распались с металлическим звоном. Он накладывал резак на леску, привязывавшую руку Джона к потолочной балке, как вдруг снаружи донесся звук скольжения резко затормозившей машины. И тут же хлопнули две дверцы.
Джек Бретон сунул катушку с резаком в окровавленную руку Джона и кинулся к столу. Он вспрыгнул на него и раздвинул занавески окошка над ним. В багровом сиянии неба он увидел «плимут» Конвери. Кэт уже бежала к домику. Фигура ее была словно одета серебряным инеем. Бретон впился в нее глазами в последний раз. Овальное лицо, длинные ноги, груди, приподнимающиеся на бегу, отозвались мучительной болью в его сердце.
Он опустил занавески и спрыгнул со стола. В ящике с инструментами он нашел небольшую отвертку, сдвинул ремешок часов повыше и занес отвертку над бугорком хрономоторной капсулы. Потом нерешительно взглянул на Джона.
— Попрощаешься со мной?
— Прощай.
— Спасибо.
Джек Бретон глубоко всадил узкое лезвие в запястье, и мир Времени Б тяжело запрокинулся…
17
18
Он выехал на гребень гряды и далеко слева увидел топазовые осколки огня, колеблющиеся на травянистом склоне.
Еще немного — и тут появятся толпы любопытных. Бретон разбирался в психологии среднего горожанина штата Монтана. Даже простого низового пожара было достаточно, чтобы они потом хлынули из своих иссохших домов, нелепо радуясь возможности помчаться куда-то на новеньких автомобилях, которые — такие большие, такие быстрые — в необъятной прерии не могли исполнять обязанности ковра-самолета.
И падение болида привлечет всех в радиусе ста миль — и даже еще с больших расстояний, едва сообщение об этом событии будет передано по местному радио. А это значит, что, возвращаясь с мертвецом в багажнике, он окажется в густом потоке машин. Не исключено, что дорожная полиция выставит посты. Бретону представилось, как люди в синей форме с суровыми лицами хлопают по крышке его багажника на манер лейтенанта Конвери.
Такая возможность его встревожила, но с другой стороны болид оказал ему услугу: в подобной толчее вряд ли кто-то обратит внимание на его машину или запомнит, куда она ехала и куда сворачивала. Он увеличил скорость, чтобы убраться подальше до появления первых зевак.
Домик окутывала бы непроницаемая тьма, если бы не мерцающие полотнища огней на севере и не трассирующие пули метеоров, разбивающие небо на неправильные ромбы. Бретон вылез из машины и быстро зашагал к домику, прижимая руку к боковому карману, чтобы пистолет не бил его по бедру.
В меняющемся неестественном свете очертания домика, казалось, сжимались, колебались, расширялись в какой-то злорадной тряске. Вновь Бретон ощутил холод и бесконечную усталость. Он открыл дверь, вошел в дышащий мрак, инстинктивно выхватив пистолет. У лестницы в подвал он не сразу решился зажечь свет.
Потом, запульсировав, люминесцентный плафон озарил Джона Бретона. Он лежал на боку в центре пола в грязной пропыленной одежде, совсем как мертвый, но его глаза смотрели внимательно и настороженно.
— Я пытался высвободиться, — произнес он почти небрежно, когда Джек начал спускаться по лестнице. — Чуть не лишился обеих кистей. — Он приподнялся, словно собираясь показать свои руки, и тут заметил пистолет.
— Уже? — Голос его был не испуганным, а грустным.
Джек вдруг заметил, что пытается спрятать пистолет за спиной и вынудил себя поднять его и прицелиться.
— Ты встанешь?
— А зачем? — Джон словно почувствовал, что это дает ему какое-то психологическое преимущество. — Что это даст?
— Ну ладно! — Джек снял пистолет с предохранителя и снова прицелился. Для чего было тянуть? Совершенно не для чего…
— Нет-нет! — В голосе Джона появилась дрожь. — Ты что, правда это сделаешь?
— Другого выхода у меня нет. Мне очень жаль.
— И мне жаль — нас всех троих.
— Прибереги жалость для себя.
Джек согнул палец, но спусковой крючок почему-то не поддавался, словно плунжер гидроцилиндра, и потянулись медлительные секунды. Джон было замер, но тут решимость оставила его, и он начал отчаянно извиваться, стараясь подальше отодвинуться от черного дула. Его подошвы скребли по бетону, он отползал. Джек сжал левой рукой запястье правой, целясь, целясь… Наконец-то спусковой крючок подался, заскользил к оргиастическому финалу.
Внезапно в Джека Бретона ударил холодный воздух.
Он обернулся в панике, чуть было не выстрелив. В нескольких шагах от него висело что-то прозрачное. Лицо Бретона свела гримаса ужаса — он узнал знакомую, страшную двудольную форму.
Человеческий мозг!
На его глазах под невесомыми полушариями возникла вертикаль спинного мозга, от нее облачками начали ветвиться тонкие и тоненькие шнурки — и вот на несколько секунд образовалось что-то вроде объемного муляжа нервной системы человека.
Еще один более сильный порыв холодного ветра… И Джек Бретон, окаменев, уставился на мужское лицо.
«Я тоже, наверное, выглядел так, — подумал Джек Бретон в этот мучительный миг. — Наверное, я выглядел так, когда явился на свидание у трех вязов… Возникший в темноте мозг — жуткий, пульсирующий, омерзительный. И разбегающаяся вниз паутина нервов, точно нити плесени, и тут же их скрыла моя плоть». Об этом аспекте передвижения во времени он ни разу не задумывался — прибытие, его детали…
Он не додумал, ошеломленный выводом из этой мысли.
— Джек, убери пистолет.
Голос незнакомца был глухим и безжизненным, и все-таки создавал ощущение категоричности. Он шагнул к Джеку Бретону и холодный свет плафона упал на его лицо. В первый миг Джеку показалось, что природа сыграла с этим лицом злую шутку: всего один глаз, но два рта!
Сосредоточившись, сфокусировав взгляд, он убедился, что глаз действительно один. Вместо второго над пустой глазницей смыкались запавшие веки — глазное яблоко исчезло, и его ничем не заменили, не постарались замаскировать потерю. А верхнее веко соприкасалось с нижним в подобии сардонической улыбочки — совсем такой, какая кривила губы незнакомца.
Бретон смутно заметил седеющие пряди волос, прикрывавшие изъязвленные проплешины, глубокие дряблые морщины, изношенную одежду непривычного покроя, но все его внимание поглощает ужасный второй рот.
— Кто… — еле выдавил он. — Кто вы такой?
Ответ донесся с пола.
— Не узнаешь, Джек? — с бесстрастным упреком сказал Джон Бретон. — Это ты.
— Нет! — Джек Бретон попятился, инстинктивно подняв пистолет. — Неправда!
— И тем не менее это так, — мстительно возразил Джон. — Этот аспект путешествий во времени мне знаком гораздо лучше, чем тебе, Джек. Ты не оценил ту быстроту, с какой я тебя узнал и признал в тот первый вечер…
— Не препирайтесь! — перебил незнакомец, устало и властно, словно умирающий император. — Я не предвидел, что вы оба останетесь совсем мальчишками, а времени так мало!
Джон Бретон с трудом поднялся на ноги.
— Ты меня развяжешь?
— Нет времени. — Незнакомец покачал головой. — Я не прибегну к насилию и не спровоцирую насилия. У меня в распоряжении только… слова.
— Я спросил, кто вы, — сказал Джек Бретон.
— Ты знаешь сам. — Голос незнакомца стал еще более усталым, точно силы его иссякли. — Намереваясь перебраться в этот поток времени, ты окрестил себя Бретоном А, а Джона — Бретоном Б. У меня есть причины не любить бесчувственные ярлыки, а потому я зовусь Бретон Старший. Так пристойнее.
— Я могу всадить в вас пулю, — напомнил Бретон ни с того ни с сего, просто пытаясь подавить нарастающую растерянность.
— Зачем? Ты же сам один раз проделал возвращение во времени и знаешь, как это сказывается на нервной системе. И понимаешь, что выдержать такое напряжение я смогу очень недолго, а тогда меня всосет темпоральная пустота, которую я оставил в своем времени.
Бретон вспомнил, как валялся оглушенный в траве, застрелив Шпиделя. Он кивнул. И ведь тот прыжок длился считанные секунды! Так что же вытерпит Бретон Старший, когда вернется?.. Но эту мысль заслонили теснящиеся в мозгу вопросы.
— Ты сумел осуществить этот переброс, потому что вдобавок к особенностям в строении твоего мозга ты испытывал всепоглощающую потребность вернуться и исправить совершенную ошибку. Но твоя мания толкнула тебя на куда более страшную ошибку. У этой ошибки есть два разных аспекта — личный и вселенский. — Голос Старшего задрожал. Он отошел к захламленному рабочему столу и прислонился к нему. Скованность его движений напомнила Джеку Бретону, с каким трудом он ходил, опутанный приклеенными к коже проводами.
— Личная ошибка, — продолжал Бретон Старший, — заключалась в том, что ты не смирился со смертью Кэт. Ведь это означало бы признать и свою часть вины. Трагедии выпадают на долю многих людей, но их ценность как личностей измеряется способностью преодолеть трагедию и обрести новый смысл жизни… Тебе это напоминает статью в дамском журнальчике?
Джек Бретон кивнул.
— Я так и подумал. Но даже ты, хотя и не хочешь в этом признаться, уже осознаешь истинность моих слов. Где то счастье, Джек, которое, по-твоему, поджидало тебя во Времени Б? Все получилось так, как ты ожидал?
Бретон замялся лишь на секунду. Бросив взгляд на Джона Бретона, он ответил:
— Все улаживается. У меня есть трудности с Кэт, но это чисто личное дело…
— Неверно! — Единственный глаз Бретона Старшего сверкнул, как фонарь проблескового маяка. Это еще одна причина, почему тебе необходимо вернуться в свой вероятностный мир. Если ты этого не сделаешь, то попросту уничтожишь две вселенные.
Слова эти показались Джону Бретону странно знакомыми, как будто он когда-то слышал их во сне. Первым его поползновением было возмущенно закричать, запротестовать, но какая-то часть его сознания уже давно установила, что… небо — его враг. У него подогнулись колени.
— Продолжай, — попросил он еле слышно.
— На каком уровне мне объяснять?
— Только самое основное.
— Вспомни свои исследования. Хорошо разбираясь в электротехнике, ты тогда пришел к выводу, что основным препятствием для создания хрономотивного устройства являются правила Кирхгофа. Ты сосредоточился на втором правиле, на том факте, что алгебраическая сумма электродвижущих сил в любой замкнутой цепи или сети равна алгебраической сумме падений напряжений на участках…
— Проще, — попросил Джек Бретон. — Я не способен соображать.
— Отлично. Тем более, что мое время истекает. Перейдем к закону сохранения энергии и массы. Вселенная представляет собой абсолютно замкнутую систему и подчиняется принципу, согласно которому сумма ее энергии и массы постоянна. Пока ты не покинул Время А, оно содержало всю массу и энергию, какими когда-либо обладало или будет обладать. — Бретон Старший говорил все быстрее и быстрее. — Но ты, Джек, сгусток энергии и массы, так что, покинув Время А, ты создал потерю там, где потери быть не может. А войдя во вселенную Времени Б, ты создал добавку, перегрузку пространственно-временной ткани. Подобные нарушения равновесия остаются без последствий лишь очень короткий срок…
— Так вот в чем дело! — негромко произнес Джон Бретон, в первый раз вмешиваясь в разговор. — Вот что происходит! Изменяющаяся константа силы тяготения, метеоры и прочее… — Он ошеломленно взглянул на Джека. — И началось все в тот вечер, когда появился ты. Я успел увидеть парочку метеоров, когда провожал Мириам и Гордона. А перед этим Карл позвонил и сказал, что…
— Мое время на исходе, — перебил Бретон Старший. Он навалился боком на стол и голос его перешел на страдальческий шепот. — Джек, чем дольше ты будешь оставаться вне своей вселенной, тем больше будет дисбаланс, который ты внес в обе вселенные и который уничтожит оба потока времени. Ты должен вернуться… немедленно!
— Я все-таки не понимаю… — Джек Бретон глубоко вздохнул, понукая отупевший мозг. — Ты говоришь, что оставшись тут, я уничтожу эту вселенную. Но ты же очевидно вернулся в эту точку времени из будущего, хотя по твоим словам оно не существует.
— По твоему через сколько лет я вернулся?
— Не знаю, — Джеку Бретону стало страшно.
— Через двадцать лет? Через тридцать? — не отступал Бретон Старший.
— Что-нибудь вроде.
— Всего через четыре года.
— Но… — Джек ужаснулся и увидел тот же ужас на лице Джона.
— Я старше вас на четыре года. — Бретон Старший, видимо, собрал последние силы. — Но ты, очевидно, не осознал суть ситуации. Моя вина, что я не объяснил толком, но я думал, ты сообразишь… Пойми, Джек! Я — то, чем станешь ты, если убьешь себя во Времени Б и останешься жить в нем с Кэт. Я поступил так, как собирался поступить ты в тот момент, в который я вернулся, и у меня все сошло удачно… Удачно! — Бретон Старший засмеялся смехом, какого Джон никогда еще не слышал. Он продолжают говорить, но уже не обращался ни к Джеку, ни к Джону. Его бессвязные фразы были штрихами, из которых слагался Лик Конца Вселенной.
Узы тяготения слабели, и планеты ускользали от породившего их Солнца на орбите, определяемые новым равновесием силы тяготения и центробежной силы. Но бегство их было недостаточно быстрым — Солнце гналось за ними, как обезумевшая мать, жаждущая истребить своих детей. Раздувшееся, налитое ядерным гноем собственного распада, оно обрушивало на свою дочь невообразимые количества смертоносной радиации.
Бретон Старший прожил четыре года в мире, где, две формы смерти вели нескончаемый бой за наибольшее число человеческих жертв. Старинные губители — голод и чума — состязались с новыми соперниками — эпидемией рака и эпидемией нежизнеспособных мутаций.
Когда Кэт погибла от болезни, не успевшей получить название, он вновь обнаружил в себе то, чего лишился с момента первого возвращения в прошлое, — хрономотивный потенциал, который другие люди назвали бы раскаянием. Он принялся конструировать новый хронометр и вопреки всем трудностям, вроде потери изъеденного болезнью глаза, завершил работу в течении нескольких недель. Он намеривался убедить Бретона А вернуться в свой поток времени, тем самым восстановив вселенское равновесие, пока еще не поздно.
Если он преуспеет, поток Времени Б, ведущей к гибели вселенной, будет все равно продолжать все ускоряющееся движение под уклон — тут ничто помочь не могло, однако возвращение Бретона А создаст новый поток, модифицированный вероятностный Мир Времени Б, в котором Джон и Кэт Бретон могли бы мирно жить дальше.
Сам же Бретон Старший мог рассчитывать лишь на философское удовлетворение. Попробуй он останься в этом новом мире, холодные уравнения хрономотивной физики обрекли бы на гибель и этот новый мир. Но, увидев то, что он увидел, Бретон Старший соглашался утешаться сознанием, что где-то когда-то их мир существует.
Вначале, готовясь к переброске, он думал взять с собой ружье, чтобы Джек Бретон в любом случае вернулся в свою вселенную — точно так же, как в давней ранней жизни он вышвырнул Шпиделя из мира живых.
Но это был бы самый легкий выход, а он покончил с убийствами.
Если ему не удастся убедить Джека Бретона логическими доводами, ему придется умереть с невыносимым сознанием, что он обрек на гибель все живое во вселенной…
Джек Бретон слушал и вдруг ощутил, что невыносимое бремя двух вселенных теперь легло на его плечи. Он был глубоко потрясен и душевно и телесно тем, что услышал от своего обезображенного альтер эго об ужасах и агонии, поджидающих в будущем этот поток времени. К горлу подступила мучительная тошнота, тело покрывал ледяной пот. Его личная маленькая вселенная тоже рассыпалась, и ему хотелось опровергнуть это, закричать «нет!», словно его протесты могли хоть что-то изменить.
Но перед ним в ожидании стоял Бретон Старший, образ его прошлого и его будущего, как портрет Дориана Грея.
Содрогаясь всем телом, он отшвырнул пистолет, быстро шагнул вперед и сжал руку Бретона Старшего.
— Хорошо, я вернусь, — прошептал он. — Можешь не перенапрягаться больше. Я обещаю.
Бретон Старший, видимо, взвешивал его слова, но затем, быть может, вспомнив, что у него нет больше даже секунды, сказал:
— Спасибо.
Это единственное слово еще не отзвучало, как Бретон Старший исчез. Джек Бретон смотрел на ничем не заслоненный рабочий стол. Он растерянно оглянулся на Джона Бретона. Лицо у него было землистым от шока. Они испытали мгновение ничем не замутненного взаимопонимания, которое не имело ничего общего с телепатией.
— Я… — Джек запнулся, подыскивая слова. — Сейчас я освобожу тебя от лески.
— Буду очень благодарен. Но все равно я тебя ненавижу.
— Я тебя за это не виню.
Бретон выдвинул ящик, нашел еще одну катушку лески и ее резаком перекусят путы на запястьях Джона. Нити распались с металлическим звоном. Он накладывал резак на леску, привязывавшую руку Джона к потолочной балке, как вдруг снаружи донесся звук скольжения резко затормозившей машины. И тут же хлопнули две дверцы.
Джек Бретон сунул катушку с резаком в окровавленную руку Джона и кинулся к столу. Он вспрыгнул на него и раздвинул занавески окошка над ним. В багровом сиянии неба он увидел «плимут» Конвери. Кэт уже бежала к домику. Фигура ее была словно одета серебряным инеем. Бретон впился в нее глазами в последний раз. Овальное лицо, длинные ноги, груди, приподнимающиеся на бегу, отозвались мучительной болью в его сердце.
Он опустил занавески и спрыгнул со стола. В ящике с инструментами он нашел небольшую отвертку, сдвинул ремешок часов повыше и занес отвертку над бугорком хрономоторной капсулы. Потом нерешительно взглянул на Джона.
— Попрощаешься со мной?
— Прощай.
— Спасибо.
Джек Бретон глубоко всадил узкое лезвие в запястье, и мир Времени Б тяжело запрокинулся…
17
Конвери вылез из машины не так быстро, как Кэт Бретон.
Торопиться на этой стадии было не к чему. Ответы, которые он искал девять лет, находились в десятке шагов от него, и деваться им было некуда. Он не спешил и упивался, распахнув все окна своего сознания — это была минута свершения.
Неровный свет неба был достаточно ярким, чтобы различать отдельные камешки. Он увидел «линкольн», припаркованный почти вплотную к лодочному сараю, и хотел уже повернуться к домику, как вдруг заметил у воды туфлю и подобрал ее. Мужская черная… та самая, которую накануне видел в руке Бретона. Но почему она валяется тут? Конвери пожал плечами. Что ж, и этот кусочек загадочной картинки встанет на свое место при последнем расчете.
Сжимая туфлю, он зарысил к домику за Кэт Бретон. И сразу же увидел, что кто-то приподнял занавеску за окошком подвала — на землю легла полоса белого света. В окошке появилось мужское лицо. Возможно, и Джона Бретона, но Конвери не был уверен. Вроде бы за человеком у окна маячила еще одна фигура, но тут по небу пронеслась сверкающая гроздь метеоров, стекло на миг преобразилось в расплавленное серебро, и в этот миг занавеска опустилась.
Конвери увидел, что Кэт Бретон уже скрылась в домике. Он взбежал на крыльцо и оказался в темной комнате. Ему пришлось ощупью искать выключатель. Когда лампа вспыхнула, он прыгнул к двери в подвал, распахнул ее и остановился как вкопанный на небольшой деревянной площадке.
Джон и Кэт Бретоны стояли в центре подвала. Они крепко обнимались. А больше в подвале никого не было. В душе Конвери шевельнулось зловещее предчувствие.
— Ну, ладно! — рявкнул лейтенант. — Где он?
— Кто? — Джон Бретон с недоумением посмотрел на него.
— Тот, кто привез вас сюда. Похититель.
— Похититель?
— Прослушайте, не надо морочить мне голову. — Конвери сбежал по лестнице. — Здесь есть другой выход?
— Нет.
— В таком случае, где человек, который запер вашу жену в шкафу и привез вас сюда?
— Простите меня, лейтенант! — Кэт Бретон подняла голову, продолжая обнимать мужа. — Произошла ошибка. Это… ну… семейное…
— Это не ответ, — Конвери еле сдержался, чтобы не повысить голоса.
— Но каким еще может быть ответ?
— Это я и намерен выяснить. Вам бы посмотреть на себя в зеркало, Джон. В каком вы виде! Почему?
Бретон пожал плечами.
— В свободные дни я позволяю себе быть неряхой. Особенно тут, на озере.
— У вас рука обмотана леской. Почему?
— Так получилось. Я отмеривал леску и запутался в ней.
Конвери вгляделся в Бретона. Синяки на лице, видимо, суточной давности, но в лице этом появилась сила, которой прежде в нем не было. И то, как муж и жена стоят, обнявшись, почти слившись в одно… По характеру его работы Конвери не так уж часто приходилось наблюдать проявления любви, но он умел ее распознавать. Значит, и тут события последних дней что-то изменили. Еще одно из слагаемых тайны.
— Я доставила вам столько хлопот по пустякам, — сказала Кэт Бретон. — Вы не останетесь, не выпьете с нами?
Конвери покачал головой, испытывая всю горечь поражения.
— Вижу, вам обоим не терпится остаться одним! — Заметив, что его ирония пропала втуне, он повернулся к лестнице и тут вспомнил про туфлю у себя в руке. Он взмахнул ею.
— Ваша туфля, Джон. Я подобрал ее у самой воды, наверное, вы заметили, что босы на одну ногу?
— Ага! — Джон Бретон виновато ухмыльнулся. — Когда я даю волю своему неряшеству, так иду до конца.
— Другого ответа я не ждал. Доброй ночи!
Конвери устало зашагал вверх по деревянным ступенькам. Ночной воздух охладил его нахмуренный лоб — он пытался осмыслить новый богатый материал, который принес ему этот вечер. В темной чаще небес над его головой метеоры все еще чертили огненные полоски, но он их практически не замечал. В его сознании они классифицировались как «не имеющие отношения к делу».
Конвери медленно направился к своей машине. На ходу его правая кисть словно бы сама начала сжиматься, изгибаться, разжиматься в ожидании магического голоса, который так и не зазвучит никогда.
Торопиться на этой стадии было не к чему. Ответы, которые он искал девять лет, находились в десятке шагов от него, и деваться им было некуда. Он не спешил и упивался, распахнув все окна своего сознания — это была минута свершения.
Неровный свет неба был достаточно ярким, чтобы различать отдельные камешки. Он увидел «линкольн», припаркованный почти вплотную к лодочному сараю, и хотел уже повернуться к домику, как вдруг заметил у воды туфлю и подобрал ее. Мужская черная… та самая, которую накануне видел в руке Бретона. Но почему она валяется тут? Конвери пожал плечами. Что ж, и этот кусочек загадочной картинки встанет на свое место при последнем расчете.
Сжимая туфлю, он зарысил к домику за Кэт Бретон. И сразу же увидел, что кто-то приподнял занавеску за окошком подвала — на землю легла полоса белого света. В окошке появилось мужское лицо. Возможно, и Джона Бретона, но Конвери не был уверен. Вроде бы за человеком у окна маячила еще одна фигура, но тут по небу пронеслась сверкающая гроздь метеоров, стекло на миг преобразилось в расплавленное серебро, и в этот миг занавеска опустилась.
Конвери увидел, что Кэт Бретон уже скрылась в домике. Он взбежал на крыльцо и оказался в темной комнате. Ему пришлось ощупью искать выключатель. Когда лампа вспыхнула, он прыгнул к двери в подвал, распахнул ее и остановился как вкопанный на небольшой деревянной площадке.
Джон и Кэт Бретоны стояли в центре подвала. Они крепко обнимались. А больше в подвале никого не было. В душе Конвери шевельнулось зловещее предчувствие.
— Ну, ладно! — рявкнул лейтенант. — Где он?
— Кто? — Джон Бретон с недоумением посмотрел на него.
— Тот, кто привез вас сюда. Похититель.
— Похититель?
— Прослушайте, не надо морочить мне голову. — Конвери сбежал по лестнице. — Здесь есть другой выход?
— Нет.
— В таком случае, где человек, который запер вашу жену в шкафу и привез вас сюда?
— Простите меня, лейтенант! — Кэт Бретон подняла голову, продолжая обнимать мужа. — Произошла ошибка. Это… ну… семейное…
— Это не ответ, — Конвери еле сдержался, чтобы не повысить голоса.
— Но каким еще может быть ответ?
— Это я и намерен выяснить. Вам бы посмотреть на себя в зеркало, Джон. В каком вы виде! Почему?
Бретон пожал плечами.
— В свободные дни я позволяю себе быть неряхой. Особенно тут, на озере.
— У вас рука обмотана леской. Почему?
— Так получилось. Я отмеривал леску и запутался в ней.
Конвери вгляделся в Бретона. Синяки на лице, видимо, суточной давности, но в лице этом появилась сила, которой прежде в нем не было. И то, как муж и жена стоят, обнявшись, почти слившись в одно… По характеру его работы Конвери не так уж часто приходилось наблюдать проявления любви, но он умел ее распознавать. Значит, и тут события последних дней что-то изменили. Еще одно из слагаемых тайны.
— Я доставила вам столько хлопот по пустякам, — сказала Кэт Бретон. — Вы не останетесь, не выпьете с нами?
Конвери покачал головой, испытывая всю горечь поражения.
— Вижу, вам обоим не терпится остаться одним! — Заметив, что его ирония пропала втуне, он повернулся к лестнице и тут вспомнил про туфлю у себя в руке. Он взмахнул ею.
— Ваша туфля, Джон. Я подобрал ее у самой воды, наверное, вы заметили, что босы на одну ногу?
— Ага! — Джон Бретон виновато ухмыльнулся. — Когда я даю волю своему неряшеству, так иду до конца.
— Другого ответа я не ждал. Доброй ночи!
Конвери устало зашагал вверх по деревянным ступенькам. Ночной воздух охладил его нахмуренный лоб — он пытался осмыслить новый богатый материал, который принес ему этот вечер. В темной чаще небес над его головой метеоры все еще чертили огненные полоски, но он их практически не замечал. В его сознании они классифицировались как «не имеющие отношения к делу».
Конвери медленно направился к своей машине. На ходу его правая кисть словно бы сама начала сжиматься, изгибаться, разжиматься в ожидании магического голоса, который так и не зазвучит никогда.
18
Джеку Бретону просто показалось, что кто-то выключил в подвале свет.
Он стоял, окутанный внезапным мраком, хрипло дыша из-за адской боли в запястье и напряженно прислушиваясь, не донесутся ли сверху какие-нибудь звуки. Через десяток секунд он расслабился. Во вселенной Времени А рыбацкий домик был темным и пустым. И, во всяком случае, принадлежал не Бретону. А что если он никому не принадлежит? И дверь подвала крепко заперта снаружи?
Бретон сделал шаг, ноги у него подогнулись, и он упал ничком, с грохотом ударившись о что-то вроде ящика. Когда он попытался встать с замусоренного пола, руки и ноги не послушались его, и он снова упал лицом вниз.
Во второй раз он повел себя осторожнее: уцепился обеими руками за ящик и поднимался медленно, дюйм за дюймом. Встав на ноги, он прислонился к шершавым доскам, еле переводя дух.
— Кэт!
Он слепо посмотрел по сторонам, сжимающимся сердцем сознавая, что она сейчас здесь, в подвале, отделенная от него только незримыми барьерами вероятности. И с ней там Джон Бретон. И они обнимаются.
Джек Бретон напрягся в ожидании приступа нестерпимой боли, но каким-то чудом она не нахлынула. Вместо нее он ощутил только чистую светлую легкость примирения с судьбой. Он совершил ошибку, но исправил ее. Успел привести все в порядок.
Он ощупью добрался до лестницы и медленно, точно старик, поднялся по деревянным ступенькам. Нащупал ручку, нажал, и дверь отворилась. Верхнюю комнату озарили падающие в окна отблески красноватого неверного света. Во Времени А небо тоже бороздили метеорные ливни, но теперь, когда он восстановил космический баланс, все вернется на свои места.
Прежде чем закрыть за собой дверь, Бретон оглянулся на безмолвный мрак пустого подвала.
— Извините меня! — произнес он, чувствуя себя очень глупо, но не в силах удержаться. — Я вижу, вам обоим не терпится остаться одним.
И логике вопреки он поверил, что они его услышали.
Он стоял, окутанный внезапным мраком, хрипло дыша из-за адской боли в запястье и напряженно прислушиваясь, не донесутся ли сверху какие-нибудь звуки. Через десяток секунд он расслабился. Во вселенной Времени А рыбацкий домик был темным и пустым. И, во всяком случае, принадлежал не Бретону. А что если он никому не принадлежит? И дверь подвала крепко заперта снаружи?
Бретон сделал шаг, ноги у него подогнулись, и он упал ничком, с грохотом ударившись о что-то вроде ящика. Когда он попытался встать с замусоренного пола, руки и ноги не послушались его, и он снова упал лицом вниз.
Во второй раз он повел себя осторожнее: уцепился обеими руками за ящик и поднимался медленно, дюйм за дюймом. Встав на ноги, он прислонился к шершавым доскам, еле переводя дух.
— Кэт!
Он слепо посмотрел по сторонам, сжимающимся сердцем сознавая, что она сейчас здесь, в подвале, отделенная от него только незримыми барьерами вероятности. И с ней там Джон Бретон. И они обнимаются.
Джек Бретон напрягся в ожидании приступа нестерпимой боли, но каким-то чудом она не нахлынула. Вместо нее он ощутил только чистую светлую легкость примирения с судьбой. Он совершил ошибку, но исправил ее. Успел привести все в порядок.
Он ощупью добрался до лестницы и медленно, точно старик, поднялся по деревянным ступенькам. Нащупал ручку, нажал, и дверь отворилась. Верхнюю комнату озарили падающие в окна отблески красноватого неверного света. Во Времени А небо тоже бороздили метеорные ливни, но теперь, когда он восстановил космический баланс, все вернется на свои места.
Прежде чем закрыть за собой дверь, Бретон оглянулся на безмолвный мрак пустого подвала.
— Извините меня! — произнес он, чувствуя себя очень глупо, но не в силах удержаться. — Я вижу, вам обоим не терпится остаться одним.
И логике вопреки он поверил, что они его услышали.