Шоун Робин. Женское счастье

   Он не помнил, как они очутились в хижине, только испытывал невыразимые муки от прикосновений ее плоти к его ягодицам и спине, неожиданного легкого удара ее пятки по «копью», когда она пыталась сцепить ноги у него на поясе.
   Наконец он со стоном уперся в дверь хижины. Орудие его к тому времени так затвердело, что казалось, малейший толчок его переломит.
   — Роберт? — с тревогой спросила Абигейл. — Тебе плохо? Опять повредил ногу?
   Роберт не знал, то ли плакать, то ли смеяться от такого участия. Он нуждался не в доброте, а в страсти, бурным потоком уносившей тяжесть, годами копившуюся в душе.
   — Абигейл, взгляни вниз и скажи, что видишь.
   — Корзинку с едой, — последовал невинный ответ. Роберт с комическим сожалением развел руками.
   — Ну как? Оправдала ли наша прогулка по берегу твои ожидания?
   — Я никогда не забуду ее, Роберт!
   Губы Роберта дернулись.
   — Боюсь, как и мистер Томас.
   Карие глаза, смотревшие на него, оставались серьезными… слишком серьезными. Ресницы слиплись от воды.
   — Что ты ему сказал?
   — Что мы муж и жена…
   — Но в арендном договоре я специально указала…
   — И что ты не ждала моего появления, потому что мне неожиданно дали отпуск.
   — Тебе необязательно было говорить, что мы женаты, Роберт.
   — Но мы женаты. Соединены в одном очень интересном местечке у самых бедер.
   Карие глаза смешливо блеснули, превратившись в кусочки янтаря.
   — Но я сливалась с вами вовсе не бедрами, полковник Коуди.
   — Я прекрасно знаю, чем именно, мисс Абигейл.
   Она скромно опустила глаза.
   — У тебя ноги грязные. Нужно принять ванну.
   — Только если ты меня вымоешь.
   — Но я голодна, Роберт, — жалобно протянула она, поднимая голову. Во взгляде продолжало теплиться желание. — Когда же мы поедим? Если я начну вас мыть, будет не до еды. А у меня еще осталась одна особенная фантазия, которую хотелось бы воплотить в жизнь.
   Вода в маленькой ванне уже остыла, но Роберт все же забрался туда и стал мыться. Он испытывал странные чувства покоя и довольства, наблюдая, как маленькие пухлые грудки Абигейл удлиняются и провисают, когда она наклоняется, чтобы вытереть пол. Она повернулась спиной, и у Роберта едва сердце не остановилось.
   — У вас круглая попка, мисс Абигейл. А губки между вашими ногами — розовые и поросли мокрыми каштановыми локончиками.
   Это ее заинтересовало.
   Выпрямившись, Абигейл обернулась. Лицо ее было таким же розовым, как вышеупомянутые губки.
   — А ваш зад, полковник Коули, впалый. И… и мошонка волосатая.
   — Займемся сравнениями наших интимных частей тела?
   — Ни за что, полковник, — отмахнулась Абигейл, вручая ему полотенце. — Все, что у меня мягкое, у вас жесткое. Даже слишком.
   Весело блестя глазами, Роберт взял полотенце, вытерся сам и стал вытирать ее волосы, плечи, груди, бедра, дока не добрался до изящных узких ступней.
   — Пора обедать, — пробормотал он, не отрывая губ от развилки ее бедер и согревая дыханием влажные завитки. Ноги Абигейл дрогнули. Роберт ухмыльнулся и вскочил. — Обедать в полном смысле этого слова, мисс Абигейл. Чтобы удовлетворить все ваши фантазии, требуется немало сил.
   Привыкший к нехитрой солдатской еде, он обрадовался при виде содержимого корзинки. Настоящий пир! Холодная баранина. Сыр. Крутые яйца. Каравай еще теплого хлеба. Куда больше, чем требуется на двоих.
   Абигейл ела деликатно, но с несомненным аппетитом. Когда ее веки отяжелели, он взял ее на руки и отнес в постель.
   До Абигейл Роберт никогда не спал в одной постели с женщиной. Никогда не испытывал простой радости от ощущения женской попки, прижатой к животу. Представить не мог сладостной близости, не имевшей ничего общего с сексом, зато имевшей несомненное отношение к женщине в его объятиях.
   Реальная Абигейл затмила его грезы.
   Вздохнув, он зарылся лицом в так и не просохшие пряди.
 
   Разбудил Роберта грохот канонады. Иисусе милосердный, он заснул в бою!
   Мягкая, словно бескостная плоть льнула к нему: наверняка мертвец, уже ограбленный и раздетый догола туземцами!
   Роберт с бешено колотящимся сердцем попытался сжать приклад винтовки, но пальцы утонули в податливой плоти.
   И тут он вспомнил.
   Буря. Жгучая потребность, погнавшая его на поиски женщины.
   Свет в коттедже и странная особа по имени Абигейл.
   — Роберт, — сонно пробормотала она.
   — Почему ты оказалась здесь, Абигейл?
   Она словно закостенела в его объятиях. Но он не выпустил ее из рук. Наоборот, еще крепче прижал к себе и уперся подбородком в ее макушку.
   — Расскажи.
   — Я уже объяснила.
   Ее сердце билось в его ладони, как вспугнутая птичка.
   — Через три недели мне исполнится тридцать.
   — Даже в эту секунду десяткам женщин по всему миру исполняется тридцать. И что из того?
   — Но не всякая женщина — старая дева.
   — Это твой выбор, Абигейл.
   — Не хочу, не хочу я быть старой девой, — выдохнула она. — Не хочу, чтобы меня жалели и передавали из дома в дом, от сестер к брату, как вещь какую-то! Не хочу быть… одинокой.
   В голосе ее звучало столько боли, что Роберт невольно съежился.
   — В таком случае почему ты здесь одна, в обществе книг? — допытывался он.
   Она молчала, и он уже решил, что не дождется ответа, как вдруг…
   — Приехала попрощаться, — призналась она.
   Страх, безумный страх охватил Роберта. Неужели она решила покончить с собой? Ее смерть… нет, невыносимо! Еще ужаснее, чем возможность его гибели!
   Он попытался выбросить из головы ужасные мысли.
   — С кем, Абигейл? Или с чем?
   — Со своими мечтами, Роберт. Устала желать того, что никогда не сбудется. И привезла с собой книги и журналы, потому что решила оставить их здесь. В надежде, что без них я, возможно, обрету покой.
   Покой.
   Закаленные солдаты вроде него алкали покоя. Не благовоспитанные леди, никогда не видевшие смерти. Но и Абигейл терзало одиночество, полное одиночество, цена, которую приходится платить за нарушение строгих правил, принятых так называемым обществом. Роберт убивал, выполняя воинский долг, Абигейл потакала запретным желаниям, тайно читая эротику. И за это ее передавали, как вещь, от брата к сестре…
   — А твои родители?
   — Скончались. У меня есть брат и три сестры, которых я очень люблю. И все меня жалеют. Кроме того, я — самая младшая, и все стараются наставить меня на путь истинный. Знают, что для меня лучше.
   Он нежно потер ее сосок.
   — Разумеется, не это.
   — Не это, — со смешком согласилась она. — Думаю, Уильяма удар бы хватил, если бы он обнаружил мою коллекцию.
   — Расскажи о своих родных.
   — Мои брат и сестры успели произвести на свет двадцать одного племянника и племянниц. Все они убеждены, что счастье женщины — в удачном браке. И что женщина должна терпеливо исполнять весьма неприятный супружеский долг, чтобы произвести на свет детей. И ты прав: я старая дева вовсе не потому, что испытывала недостаток в поклонниках. Может, жизнь пусть и с уважаемым, приличным, но бесконечно скучным мужем, из тех, что мне постоянно навязывают, бесконечно предпочтительнее одиночества?
   У Роберта не было причин ревновать. Откуда взялось желание расправиться со всеми женихами разом?
   — И ты вышла бы за одного из этих толстозадых слизняков с напомаженными бачками? — прорычал он. — Мужчину, который велит зачехлить пианино только потому, что его ножки возбуждают… — он снова ущипнул ее сосок, — это?
   Абигейл поймала его пальцы и тихо рассмеялась.
   — Перестаньте, полковник Коули. Вы уже успели убедить меня в ошибочности подобных мыслей. А как насчет вас? У вас есть родственники?
   Возможно, именно облегчение, нахлынувшее на Роберта, побудило его ответить. А может, ощущение ее нежного тела, прижатого к его груди. Или смех, прогнавший мрак. Но что, если ему просто хотелось разделить свое прошлое с женщиной, отдавшей ему так много?
   — Четыре брата и пять сестер.
   — И все братья — военные?
   — Нет.
   Он заклинал себя остановиться. Она леди, и совсем иное дело смириться с тем, что он убивал по долгу службы. Но как она воспримет известие о том, что мужчина ее мечты вышел из самых низов?! Но слова сами собой сорвались с языка:
   — Последовали по стопам отца.
   — Он еще жив?
   — И здоров.
   — Но почему он не запретил тебе идти в армию? — негодующе вопросила Абигейл.
   Роберт невесело усмехнулся:
   — Одним ртом меньше. Но ты напрасно гневаешься на него. Очень немногим удается отговорить меня от принятого решения.
   — А чем он занимается? Твой отец?
   Роберт напрягся, но назад дороги не было. Он уже и так достаточно далеко зашел.
   — Уличный торговец. Продает мороженое.
   Реакция Абигейл оказалась столь же непредсказуемой, как и поведение в постели.
   — О, я обожаю мороженое! — выпалила она, снова превращаясь в малышку, резвящуюся в океанских волнах. — Особенно клубничное!
   — Послушайся совета, Абигейл, покупай лимонное или сливочное. Но держись подальше от клубничного.
   — Почему?
   — В нем нет клубники.
   — Есть! Только не целые ягоды, а кусочки.
   — Это не ягоды, — сухо сообщил он.
   — Тогда что же, позволь узнать? — ехидно осведомилась она.
   — Кошенильная тля.
   — То есть… жучки такие?
   — Именно.
   Очевидно, Абигейл с трудом осмыслила тот печальный факт, что ее кормили насекомыми. Немного придя в себя от потрясения, она пролепетала:
   — Именно поэтому ты ушел в армию с тринадцати лет?
   Роберт саркастически усмехнулся:
   — На лондонских улицах случается куда худшее, чем какие-то жучки. Не говоря о том, что ты живешь под постоянной угрозой быть ограбленным или убитым за жалкую прибыль, изготовление и продажа мороженого — тяжкий труд. Приходится работать с четырех утра до семи вечера. Именно поэтому я предпочел стать военным. И обнаружил, что приходится работать куда дольше и каждый день подвергаться опасности куда серьезнее, чем на лондонских улицах.
   — Если бы ты мог начать, снова, избрал бы другой путь?
   И не встретился бы с Абигейл и бурей?
   — Не знаю.
   — Собираешься вернуться в армию?
   Он осторожно сжал ее грудь.
   — Не знаю.
   Мелодия дождя казалась странно успокаивающей. Роберт никогда не думал, что, испытывая подобное желание, можно удовлетвориться тем, что просто держишь женщину в объятиях. Никогда не думал, что настанет день, когда он будет молить небо о дожде. Как они ненавидели грязь и слякоть на полях сражений! Здесь, в Англии, ливень принес ему Абигейл… и жизнь.
   — Роберт?
   — Хм-м-м?
   — Теперь я хочу осуществить любую твою фантазию.
   Он вдохнул теплый запах ее волос.
   — Уже осуществила.
   — Вздор.
   — Тем, что позволила мне исполнить свои желания.
   — Но я желаю стать женщиной твоих грез, Роберт, — попросила она, лаская его непокорную плоть. — Дать тебе все, что ты давал мне.
   Роберт намеренно резко перехватил ее руку.
   — Я уже говорил… никогда не грежу о том, какое удовольствие может доставить мне женщина.
   Но Абигейл не собиралась смиряться с отказом.
   — Сам говорил, что грезишь обо… обо всем. Что ты имел в виду, Роберт?
   Роберт закрыл глаза, вспомнив о стародавней, почти забытой мечте.
   — Тебя это шокирует, Абигейл.
   — Никогда! Как это можно? Признайся… поведай, чего ты хочешь, Роберт. Позволь мне стать женщиной твоих грез.
   — Но перед обедом ты упомянула о какой-то другой фантазии, — отчаянно сопротивлялся Роберт.
   — Именно об этой. Стать твоей рабыней. Ты об этом думаешь в перерывах между битвами?
   Боже, помоги ему! Как она догадалась?
   С бешено заколотившимся сердцем он прижался к ее спине и накрыл ладонью шелковистое гнездышко волос внизу живота.
   — Сначала это.
   Тело ее выжидающе напряглось.
   — Что еще?
   Он запустил пальцы в невероятно мягкую плоть под волосами.
   — Раздвинь ноги.
   И улыбнулся с болезненным удовлетворением, заметив, как быстро она подчинилась.
   Внутри она оказалась уже мокрой. Мягкие складки сворачивались, обволакивая его палец. Роберт не торопился, легко касаясь чувствительной пуговки и снова ускользая.
   — Один, по ночам, измученный смертями и ужасами, — пробормотал он в ее волосы, — я мечтаю иметь женщину, которая почувствовала бы то же, что чувствую я, когда вхожу в нее. И чтобы я мог ощутить то, что ощущает она.
   Он провел рукой по ее влажному холмику, нежной коже живота. Абигейл разочарованно повела плечами.
   — Роберт, уверяю, мы становимся в этот миг единым целым!
   Он коротко хохотнул, поняв, что она заранее со всем согласна. Покусывая ее плечо, он погладил ее бедро, попку, проник между пухлыми ягодицами.
   Ноги Абигейл сомкнулись. Он снова провел пальцем по теплому местечку.
   — Я снова мечтаю почувствовать ее. Разведи бедра… шире. Правую ногу на кровать, левую — подними. Вот так. Теперь ты открылась для меня.
   — Так ты об этом грезишь, Роберт? О женщине, широко раскрытой для тебя?
   — Да.
   Он продолжал теребить пухлые нижние губы, готовя ее к неизбежному.
   — Дай мне руку.
   — Зачем?
   — Я же сказал: хочу, чтобы женщина чувствовала то, что чувствую я. Дай руку.
   Но она не шевелилась. Поэтому он сжал ее пальцы и, преодолевая слабое сопротивление, ввел в алчущее лоно. Ее ребра вздымались и опадали под его рукой.
   — Мы делали это прошлой ночью, Роберт.
   — Но не так, как сегодня, Абигейл.
   Боже, помоги им, совсем не так, как сегодня.
   — Ты хотела знать, что мы с моей воображаемой женщиной делаем перед битвой. Так вот, это часть фантазии. Стань этой женщиной. Ощути себя, как я ощущаю тебя. Шелковистая влага там… — Он потерся их сплетенными пальцами о нежные лепестки лона. — Тугие ножны плоти внутри.
   Абигейл задохнулась.
   — Роберт…
   — Что ты чувствуешь, Абигейл?
   — Тебя… твои пальцы.
   — И твои тоже. Наши пальцы. У тебя такая мягкая кожа… мокрый бархат. Никогда не дотрагивался до женщины так, как сейчас до тебя. Чувствуешь? Это твой грот смыкается вокруг нас. Видишь… там в самой глубине губка…
   Он чуть нажал на мягкую упругую губку, вынудил Абигейл сделать то же самое, зная, что ее запястье потирает крохотную набухшую изюминку. Ее лоно упрямо втягивало их сплетенные пальцы.
   — Именно это ты ощущаешь, когда я вхожу в тебя. Когда я снова введу наши пальцы, расслабься, а потом натужься, совсем как когда принимаешь мою плоть.
   Он зарылся лицом в ее волосы.
   — Мне это нужно, Абигейл. Пойми сама, какая ты жаркая, тесная и мокрая.
   Мне нужно, чтобы ты почувствовала мою боль.
   Нужно разделить ее с кем-то, иначе я просто не смогу с ней жить.
   — Но это только часть, Роберт, — прошептала Абигейл. — А остальное? Как можешь ты почувствовать то, что чувствую я?
   Роберт крепче прижался к ней.
   — Пообещай, что честно скажешь, если это покажется тебе отвратительным.
   — Ты сам говорил, что, если я соглашусь, возврата не будет. Я хочу почувствовать то, что чувствуешь ты, Роберт… если это возможно.
   — Более чем, Абигейл.
   — Но как…
   Роберт осторожно вышел из Абигейл, отпустил ее руку и, поцеловав в затылок, соскользнул с кровати.
   — Куда ты идешь? — нетерпеливо пробормотала она, сгорая от возбуждения. Роберт набрал в грудь воздуха.
   — За маслом.
   Молчание казалось осязаемым.
   Роберт ждал взрыва возмущения той фантазией, которую он питал, жизнью, которую вел… Понимал ее потрясение, неуверенность, и вдруг…
   — Оно в буфете.
   Колени у него подогнулись. Облегчение было так велико, что Роберт едва не упал. И его тут же захватила первобытная потребность владеть и обладать.
   Ни один мужчина не отважится на то, что он сделает сейчас.
   Он схватил влажную мочалку, висевшую на умывальнике, отыскал крохотный кусочек масла в буфете.
   Абигейл уже успела сесть.
   — Что мне делать?
   — Ложись на живот, потом вставай на колени так, чтобы голова оказалась на подушке.
   — Ты… тебе уже приходилось это делать?
   Он погладил ее по щеке, пригладил спутанные волосы. Его руки, привыкшие держать смертоносное оружие, сейчас дрожали.
   — Никогда. Но если ты откажешься, я пойму.
   — Ни за что! Хочу, чтобы ты почувствовал то, что чувствую я. Хочу быть женщиной твоих грез. Роберт.
   Хочу, чтобы ты дал ей все, что даешь мне.
   Роберт напряженно вгляделся во тьму.
   Если он пойдет на это, не известно, сможет ли вновь хладнокровно убивать людей.
   Если он пойдет на это, не известно, сможет ли умереть с достоинством, зная, что оставил позади.
   Если он пойдет на это, не известно, сможет ли отпустить Абигейл, когда кончится буря.
   Матрац прогнулся под неумелыми движениями Абигейл.
   Он окинул взглядом темный силуэт, легко погладил вознесенные в воздух ягодицы и понял, что, какое бы возмездие ни ожидало потом, сейчас он возьмет ее.
   Они договорились, что могут делать все. Значит, он получит все.
   Он ощупью повесил на изголовье мочалку, запустил пальцы в масленку и смазал свою изголодавшуюся плоть. Девять дюймов?
   Похоже, все девятнадцать, сильных, крепких, готовых погрузиться в ее глубины.
   Он поставил масленку на пол и встал на колени за спиной Абигейл.
   И коснулся ее, осторожно, почти благоговейно.
   Абигейл сжалась.
   — Расслабься, Абигейл. Это тоже фантазия. Я имею право дотрагиваться до тебя в любом месте.
   Он принялся круговыми движениями втирать масло в ее тугую дырочку, пока Абигейл непроизвольно не подалась к нему.
   Его средний палец скользнул внутрь.
   Она ахнула.
   Он ахнул.
   Она оказалась невероятно тесной.
   И горячей.
   Все, что он воображал, и гораздо больше.
   Отверстие слегка расширилось. Он шевельнул пальцем.
   — Больно?
   — Нет.
   — Ты берешь меня, Абигейл? — хриплым от желания голосом прошептал он.
   И она ответила так же хрипло:
   — Я беру тебя, Роберт.
   Нагнувшись, он поцеловал поднятые ягодицы и медленно отнял руку. И тщательно вытер мокрой мочалкой.
   — Я постараюсь не разорвать тебя.
   Он стал потирать головкой своего жезла ее крохотную дырочку, ощущая, как она с каждым мгновением раскрывается чуть больше.
   Нажать… сильнее… еще сильнее, еще…
   Он внезапно очутился в ней. Абигейл вскрикнула. Роберт втянул в грудь воздух. И застыл. Ее плоть поглощала и втягивала его. Мягкие холмики терлись о его пах.
   Эмоции, обуревавшие Роберта, были так сильны, что он боялся заплакать.
   Похоть. Нежность.
   Он жаждал вонзиться в нее так резко и глубоко, чтобы исторгнуть из нее вопль.
   Жаждал обнять ее, утешить и сказать, что больше она не одинока.
   Подавшись вперед, он провел пальцем по ее позвоночнику, от затылка к тому месту, куда вошел до самого основания. Она выгнулась, вбирая его еще глубже.
   Немного помедлив, Роберт сжал ее грудь левой рукой, а правой накрыл ее кулачок.
   — Почувствуй нас обоих, Абигейл.
   Сплетясь с ней пальцами, он неумолимо поднес их к развилке ее бедер.
   — Раздвинь ноги.
   Это движение позволило ему вонзиться в нее с новой силой.
   — Нет, не отстраняйся. Вот так.
   Нашел пухлые влажные губы ее лона, раздвинул и стал потирать соединенными пальцами, пока они не покрылись ее любовной влагой. Пока ее тело не раскрылось и не приняло первый осторожный выпад.
   — Роберт… Роберт… я ощущаю тебя.
   — Иисусе!..
   Он действительно чувствовал себя через тонкую перегородку, разделявшую оба канала. Чувствовал, как ее лоно стискивает ее пальцы, а другая, более тесная плоть — его жезл. Медленно, неумолимо он продвигал пальцы все выше, пока они не коснулись губки, желая, чтобы она ощущала его внутри себя. И одновременно делал выпад за выпадом, пока не установил определенный ритм: пальцы входили в лоно, задевая напряженный гребешок выходившего жезла, потом выскальзывали, потирая набухшую головку, вонзавшуюся в другое отверстие.
   Наслаждение, которое при этом испытывал Роберт, можно было смело назвать несравненным. Перед глазами мелькали бесконечные картины и образы. Нечто подобное наверняка происходит с умирающими.
   Солнце Индии, поднимающееся над горами и окрашивающее песок в багряно-красный цвет. Залитые кровью барабанные палочки, покачивающиеся в теле сипая. Его собственный голос…
   — Не хочу умирать, не узнав, что это такое… потеряться в женщине…
   Голос Абигейл:
   — Я приехала попрощаться.
   — С кем? Или с чем?
   — Со своими мечтами, Роберт.
   Но тут Абигейл напряглась, захватив его пальцы и плоть стальными клещами.
   — О Господи, Роберт, я этого не вынесу! Выйди из меня, сделай хоть что-то, Роберт…
   — Дай мне слово, Абигейл! — бешено прорычал Роберт, не узнавая собственного голоса. Каждое слово подчеркивалось глубокими вздохами и шлепками тела о тело. Свистящее дыхание сипая, умиравшего в овраге, отдавалось эхом в ушах.
   — Роберт, пожалуйста…
   — Без твоих фантазий и эротики ты была бы просто женщиной. Одной из многих. И у нас никогда не было бы прошлой ночи и сегодняшнего дня. Ты готова отказаться от этого?
   — Нет, никогда, — выдохнула она, извиваясь то ли от боли, то ли от наслаждения… но так ли это важно? Она принадлежит ему и хочет отречься от всего.
   — Обещай, что не предашь свои мечты!
   — О Боже, Боже, обещаю…
   — Тогда не противься.
   Роберт сжал зубы.
   — Именно эта мечта держала меня на плаву все эти годы. Дай себе волю. И когда забьешься в экстазе, почувствуй то, что чувствую я. Преврати боль в наслаждение. Я хочу, чтобы ты кончила. Сейчас!
   Он принялся двигаться быстро, жестко, наполняя одновременно оба ее отверстия.
   Еще быстрее, жестче, глубже, пока не осталось ни Абигейл, ни Роберта, только одно тело, одно сердце, одно ощущение, сосредоточенное в том месте, где они соединились. Плоть Абигейл внезапно разверзлась, принимая в себя его мужественность и пальцы нечеловечески глубоко, так, как он никогда не считал возможным.
   Женщина вскрикнула и заметалась, уносимая вихрем наслаждения. Мышцы продолжали сжиматься долго, бесконечно долго, стискивая его с неутомимой силой, пока он, зарывшись лицом в ее затылок, не излился мощной струей, издавая глухие стоны, похожие на рев раненого зверя.
   Этот ураган навсегда изменил его жизнь.
   Абигейл забрала его боль и превратила в исступленное наслаждение.
   Абигейл вернула ему душу.

Глава 7

   Абигейл пробудилась навстречу теплому потоку воспоминаний.
   Роберт, целующий ее между ног. Роберт, вонзившийся так глубоко, что они стали единым целым. Вкус Роберта на ее языке… изумленное восклицание, когда она разделила этот вкус с ним. Роберт на коленях подле нее, занятой чтением. Жезл Роберта, толкающийся в перегородку между двумя ее пещерками, пока ее плоть сжимает их сцепленные пальцы.
   Эти воспоминания должны бы жечь вечным стыдом. Ну хотя бы смущать. В конце концов, она современная женщина девятнадцатого века, с детства воспитанная в здоровом отвращении ко всяким извращениям, включая мужскую похоть. Но ничего подобного не произошло.
   Наоборот, она наконец-то осознала себя не прокисшей старой девой, не чопорной леди благородного происхождения, не просто распутной обольстительницей, а прежде всего женщиной.
   Ты берешь меня, Абигейл?
   Я беру тебя, Роберт.
   Впервые в жизни она была благодарна своей коллекции. Ей потребуются все приобретенные знания, если остаток дней своих она проведет, пытаясь заставить Роберта забыть.
   Она улыбнулась и протянула руку. И наткнулась на холодную, слегка смятую подушку.
   Глаза Абигейл распахнулись. Комнату наполнял солнечный свет. В окно доносились крики чаек.
   Ураган унесся.
   Все кончено.
   Недаром он предупредил, что они будут друг для друга просто «Роберт»и «Абигейл» до окончания бури.
   До тех. пор пока бушует ураган, твое тело, потребности и фантазии принадлежат мне.
   До тех пор пока бушует ураган, ты — моя женщина.
   Она поспешно села, каким-то уголком души все еще надеясь, что Роберт, возможно, принимает ванну или подкладывает дрова в печь.
   Все, что угодно, Господи, толька не дай ему уйти!
   Но комната была пуста. Одежда, висевшая на стуле, исчезла. Ее место заняли выцветшее платье зеленого шелка и белые панталоны.
   Абигейл зажмурилась от яркого света.
   Роберт оставил ее. Покинул вместе с ураганом.
   Ей вдруг показалось невыносимым сидеть на Простынях, еще хранивших их общий запах. Она с трудом встала, морщась от неприятного ощущения разбухшей внутри» губки и скользкого масла между ягодицами.
   На ней живого места не было. Все ныло. Между ногами. Груди. Губы. Зад. Всюду, где он касался ее.
   И куда бы она ни поглядела, везде его следы. В ванне он мылся. Печь топил. Буфет подвинул к окну. Журнал бросил на пол.
   Как он мог бросить ее?
   Она обещала ему. Обещала, что не предаст…
   Ее мечты.
   За окном заржала лошадь. Послышался звон уздечки.
   Роберт.
   Абигейл с заколотившимся сердцем ринулась к двери.
   И не важно, что ее волосы буйной гривой разметались по плечам. Не важно, что до тридцати ей осталось две недели и пять дней.
   Главное, что Роберт все-таки не уехал.
   Вчера он упомянул, что его сбросила лошадь. И как истинный солдат, во всем любящий порядок, он вышел из коттеджа, чтобы поискать беглянку, а найдя…
   — Вы одеты, мисс Абигейл? Я пришла убраться. И принесла еды вам и вашему муженьку…
   Абигейл пошатнулась, словно пронзенная пулей.
   Или барабанными палочками.
   Роберт сказал, что убивал. И что убьет снова.