– А мы, Россия, я имею в виду?
   – Ну, мы потихоньку раскачивали Среднюю Азию и гоняли облака над Уралом. Но это так… ученые баловались. На серьезные проекты им денег все равно не выделяли. У нас ведь знаешь, пока гром не грянет, мужик не перекрестится.
   – И когда грянул гром?
   – В конце две тысячи девятого америкосы добились серьезного прорыва в инициировании подводных землетрясений. Создали мобильную подводную систему «Гнев Аида». – Тут Андрюха раздраженно хмыкнул. – Знаешь, а ведь основные выкладки для нее разработал наш русский эмигрант, осевший за океаном после развала Союза. Смешно, да? Можно сказать, сражаемся сами с собой.
   – Не сами с собой, а со своей всегдашней глупостью и близорукостью, – поправил я.
   – Можно и так сказать, – Загребельный тяжело вздохнул.
   – Ты не вздыхай, а давай бухти дальше. Что там с этим твоим гневом божьим?
   – Установку смонтировали на базе одной из атомных субмарин класса «Морской волк». Первые испытания прошли в южной акватории Тихого океана. Эффект превзошел все ожидания. Два импульса – два десятибалльных землетрясения, плюс небольшое цунами. – Леший призадумался, копаясь в воспоминаниях. – Тогда наше командование поставило всех на уши. Любой ценой требовало немедленных сведений по этой разработке. То же самое творилось и в ГРУ.
   – Ну и как, раздобыли? Что дальше-то было?
   – А дальше было то, о чем даже страшно вспоминать. Дальше и началось оно – начало конца. После выполнения задания «Гнев Аида» снялся и направился на базу Мэйпорт во Флориде. Только лодка туда не дошла.
   – Катастрофа? – попытался угадать я.
   – Хуже. Намного хуже. Субмарина перешла под контроль, так сказать, третьей силы, которая ее тут же и применила. Помнишь жуткое землетрясение на Гаити? – Загребельный вопросительно поглядел мне в глаза.
   – Что-то такое… очень смутно. – Я наморщил лоб. Врал, конечно. В моей памяти стерлись даже малейшие упоминания о тех событиях.
   – Что-то такое… – негодующе передразнил меня Загребельный. – Я был там, и этот кошмар мучает меня до сих пор.
   – До хрена людей осталось под завалами?
   – До хрена наших парней осталось под водой, – с железом в голосе ответил старый чекист.
   – Под водой? – Мне показалось, что я ослышался. – Ты это о чем?
   – «Гнев Аида» продолжал оставаться в районе Гаити, и наши спецгруппы, замаскированные под спасателей МЧС, тут же вылетели туда. Не сидели сложа руки и «спасатели» из Соединенных Штатов. Сюда же стоит добавить боевиков той самой третьей силы, а также всех акул Карибского моря. – Леший тяжело вздохнул и продолжил: – Я помню дни, когда в заливе Гонав вода была красной. Это было самое большое, самое жестокое подводное сражение в истории человечества.
   Я слушал Лешего и представлял себе сотни боевых пловцов, которые стреляли и резали друг друга, стремясь приблизиться к стометровой сигаре американской субмарины, замершей на каменистом дне. Вместе с ними в жутком хороводе смерти кружились стаи кровожадных акул. Сперва твари охотились, вырывая людей из медленно плывущих подводных шеренг, но вскоре необходимость этого отпала. В заливе Гонав уже накопилось полным-полно мертвого человеческого мяса, которое можно было жрать, не опасаясь выстрелов из смертоносных подводных автоматов. Но бойня продолжалась. Все новые и новые мертвецы оседали на морское дно. За трупами тянулись длинные красные шлейфы, и вечно голодные океанские хищники буквально сходили с ума, купаясь в сладкой человеческой крови.
   Бр-р-р, жуть какая! Чтобы отделаться от этого леденящего кровь кошмара, пришлось интенсивно помотать головой. Андрей заметил.
   – Ты чего?
   – Да так… представил. – Мой аппетит куда-то вмиг испарился, и я отложил откушенный кусок. – Чем все закончилось?
   – Вышибли нас. Янки открыто ввели боевые корабли и «котиков». Все якобы для поддержания порядка, борьбы с преступностью и мародерством в разоренной стране.
   – А как же с подлодкой?
   – Была возвращена, так сказать, законным владельцам. Мнимые террористы за нее не очень-то и боролись.
   – Не понял, – удивился я. – Почему «мнимые»? Зачем было похищать?
   – Вот то-то и оно. – Леший сделал артистическую паузу, прежде чем поведать главное: – Похитили для одной-единственной акции, для того, чтобы в щепки разнести Гаити.
   – Гаити… – Я покопался в воспоминаниях. – Цирк-зоопарк, на кой хрен это потребовалось? В Гаити ведь сплошная нищета. Чего там валить?
   – Буквально на следующий день после землетрясения весь мир начал собирать бабки. Ни до, ни после Гаити такого бешеного всплеска благотворительности не наблюдалось. А тогда все будто с ума посходили. Вот что творит грамотно построенная пропагандистская шумиха, плюс настоятельные рекомендации кое-каких важных политических персон. Знаешь, Максим, порой до смешного доходило. Некоторые, в общем-то, совсем не богатые страны приостанавливали свои программы господдержки основных экономических отраслей и отправляли деньги на Гаити. А все почему? Из-за океана позвонили и намекнули, что очень и очень надо помочь, – Леший интонацией выделил это «очень и очень».
   – И эти деньги… – я понял, куда клонит приятель.
   – И эти деньги по сей день ищут, да только никак найти не могут. А сумма, между прочим, получилась солидная. Хватит новый остров намыть, а на нем не то что Гаити, Монте-Карло построить можно. – Тут Загребельный невесело ухмыльнулся. – Мы… Россия, я имею в виду, тоже заплатила.
   – Иди ты. – Я был искренне удивлен. – Мы же знали, что дело нечисто?
   – Знали, да только доказательств не было. «Гнев Аида» мы ведь так и не получили. Вот чтобы не противопоставлять себя всему остальному миру, пришлось забашлять. Выкинутые миллионы, а что делать?.. Политика, будь она неладна!
   – Мерзко. – Я скривился от гадливости. – Развалили и без того нищую страну, угробили сотни тысяч людей, и все из-за жалких кусков бумаги, даже не бумаги, а из-за циферок в компьютере, денег, блин, электронных… из-за ничего, из-за пустоты.
   – Деньги и купленная на них власть ослепляют, заглушают разум. Организаторы этой аферы даже не попытались выяснить у всяких там ученых голов, а можно ли вообще трясти Гаити?
   – Из твоих слов напрашивается вывод, что нет.
   – Угадал, – Леший сокрушенно вздохнул. – «Гнев Аида» послал импульс в какой-то очень деликатный разлом земной коры. Я не специалист, но знаю, что после него вся тихоокеанская зона пришла в движение. И не только она. На противоположной стороне земного шарика, точно супротив Гаити, оказался не кто-нибудь, а Китай, его южные провинции. Там вообще началось светопреставление: землетрясение за землетрясением, сели, обвалы, огромные участки почвы в считаные секунды проваливались в недра планеты.
   – Китайцы поняли, откуда ветер дует?
   – Моментально. Они же не дураки… – Леший уставился в пустоту. – Янки тогда отмазывались, мол, это не мы… мол, террористы. Но дети Великого Мао крепко держали их за яйца. Осуществить акцию по захоронению Гаити было просто невозможно без волосатой руки, может, даже и не одной, тянувшейся из мягких кабинетов Вашингтона. «Гнев Аида» – это не прогулочная яхта, просто так ее не захватишь, а главное, не используешь. Так что все готовилось заранее, и коды доступа были получены не откуда-нибудь, а прямо из Пентагона. Помнится, тогда даже проскользнула версия, что американцы разыграли очередную комедию, типа атаки на нью-йоркские башни-близнецы. Ведь в те годы свирепствовал экономический кризис. Даже у самой богатой страны мира средств было в обрез. Вот Дядя Сэм и отыскал экспресс-метод финансирования своих военных кампаний в Ираке и Афганистане.
   – А что было дальше? – Я жадно впитывал каждое слово, ведь такие откровения простым смертным доводится слышать далеко не каждый день. И хоть все это дела давно минувшие… все равно жуть как интересно!
   – Дальше вроде как все улеглось. Штаты задобрили китайцев офигенными льготами по импорту их товаров. Те вроде как удовлетворились, но обиду все же затаили и повернули свою программу климатического оружия против звездно-полосатого флага…
   Загребельный снял с пояса флягу, отвинтил крышку и промочил горло. Насколько я помнил, раньше во фляге у него был спирт.
   – Дай и мне чуток, – попросил я.
   – Держи. – Андрюха без промедления протянул мне старую армейскую флягу образца еще тех далеких советских времен.
   Я пригубил и почувствовал вкус воды. Хотя алкоголем она и отдавала, но все же это была обычная аш-два-о. Видать, Леший заправил флягу водой, так до конца и не опустошив ее от спирта. Я его понимал. Не выливать же ценный продукт.
   Сделав вид, что именно вода и являлась пределом моих мечтаний, я глотнул пару раз. Эх, все-таки жаль, что там не спирт! Градусы – это как раз то, что требуется после таких вот жутких историй.
   – А дальше… Что было дальше? – я даже не заметил, как задал вопрос. Язык сам произнес его.
   – Второй раунд начался в Азии. – Леший словно ждал этого вопроса. – Союзники по НАТО пронюхали, что в Афганистане готовится серьезная акция. Да что там акция, прямо сказать, наступление, результатом которого могла стать полная потеря северных провинций. Основные силы талибов готовились на территории Пакистана. До удара оставалось меньше месяца. – Загребельный вернул себе флягу и вновь сделал из нее жадный глоток. – Сам понимаешь, атаковать Пакистан они не могли. Как-никак суверенное государство, да еще член ядерного клуба. Кто ж туда сунется? Оставался вариант сотворить что-нибудь этакое, что никак невозможно было бы расценить как прямую агрессию. Англичане предложили использовать свои наработки по управлению погодой.
   – Грандиозное наводнение в Пакистане я помню.
   Я точно помнил. Вернее, не сообщения в новостях, а слова некоторых моих сослуживцев. Прошедшие Афган офицеры, которые прекрасно помнили, через какую именно границу шли к духам караваны с оружием и свеженьким, только что взращенным в пакистанских тренировочных лагерях подкреплением… Так вот эти самые офицеры с досадой вздыхали: «Эх, поздно дождичек пошел! Вот тогда бы… годков так двадцать пять назад… Чтобы все эти суки захлебнулись на хрен!»
   – Хорошо, что помнишь. – Леший вернул меня с горных перевалов Афганистана в глубины старого заброшенного бомбоубежища. – Мне меньше работы. Если о начисто смытых городах ты знаешь, то осталось поведать тебе лишь ту часть истории, о которой в мире догадывались единицы.
   – Интересно.
   – Пронырливые ребята из китайской разведки пронюхали о готовящемся потопе. Их аналитики и метеорологи просчитали, что стихия такого масштаба не может быть локализована на одном сравнительно малом участке, она обязательно затронет соседние регионы, в том числе западный Китай. О своих выводах китайцы поставили в известность США и Англию. Они потребовали не применять климатическое оружие вблизи их границ.
   – И что те ответили?
   – Те? – Загребельный горько усмехнулся. – Те послали азиатов подальше. Дали понять, что не они в этом мире правят бал.
   – Ого! – Я аж присвистнул. – Это оскорбление. Это вызов. Зная китайцев, могу сказать, что такое стерпеть они не могли.
   – И не стерпели. После того как северо-запад Китая залило водой и переколошматило оползнями, Поднебесная стала готовить достойный ответ.
   – Знаешь, какой? – ожидая чего-то уж очень невероятного, я уставился на Андрея.
   – Еще бы не знать, – тот зло хмыкнул. – Они остановили Гольфстрим.
   – Что?! – Я не поверил своим ушам. – Так та нефтяная платформа в Мексиканском заливе…
   – Нет, платформа «Бритиш Петролеум» взорвалась раньше, и чисто по халатности бурильщиков. Но эта авария послужила хорошим прикрытием, если не сказать, помощником. Пытаясь связать, абсорбировать нефть, янки буквально заполнили залив всякой химией. Китайцы поглядели на это и добавили к коктейлю несколько своих ингредиентов. В результате плотность воды в нижних слоях резко возросла. Она превратилась в настоящий клейстер, который, сам понимаешь, течь уже никуда не мог. – Леший горько усмехнулся. – Мы перехватывали радиограммы американских субмарин, которые, попав в этот кисель, теряли до восьмидесяти процентов хода.
   – Тогда говорили, что остановка Гольфстрима станет трагедией для всего мира, – припомнил я.
   – По расчетам китайских специалистов, их стране ничего не грозило. Зато проклятые янки навсегда забудут, что Флорида когда-то именовалась американским раем, а их британских союзников ждала еще более веселая перспектива. Англии грозил такой холод, что впору было приступать к разведению пингвинов.
   Я представил себе эту картину, но смешно мне не стало. Снежные заносы на улицах Лондона, Мадрида и Парижа. Лютый мороз пожирает кастильские оливковые рощи, сады и парки Версаля, превращает в тундру территорию скандинавских стран. Цирк-зоопарк, и все это не случайность, не выбрык своенравной природы, а результат приказа, чудовищная воля нескольких человек. Хотя чего еще можно было ожидать от разгневанных китайцев? Глаз за глаз, зуб за зуб. Как говорил Главный, типичная человеческая логика, человеческий поступок. И на него непременно должен был последовать ответ.
   – Натовцы не успели ответить. – Леший словно прочел мои мысли. – Их опередили.
   – Кто?
   – А как ты думаешь?
   – Ханхи, наверное.
   – Погоди ты с ханхами! До них был еще наш, российский выход, – сообщил мой приятель. – Россия, она ведь не на другой планете находится. И ее, естественно, вся эта катавасия коснулась, да еще как коснулась! Вспомни ту жуткую жару и вызванные ею пожары лесов и торфяников летом две тысячи десятого. Она, между прочим, накатила на нас именно в те дни, когда англичане выплеснули полагающуюся России воду на многострадальный Пакистан. А после гаитянских событий весь Дальний Восток и Камчатка ходили ходуном. На все это мы должны были как-то реагировать, защищаться. Самой большой занозой в заднице был, конечно же, «Гнев Аида». Его-то и решили тихо и, по возможности, натурально ликвидировать.
   – И как, ликвидировали?
   – Ликвидировали, – подполковник ФСБ кивнул, но как-то невесело. – Только я бы не сказал, что уж очень тихо. «Гнев Аида» засекли в двухстах милях от восточного побережья Японии. Субмарина шла в сопровождении еще одной подлодки класса «Вирджиния». Судя по всему, эта парочка направлялась к побережью Китая, куда-то в район Шанхая. Медлить было нельзя, и нашим подводникам приказали: «Фас!». «Вирджинию» накрыли первым же залпом, но она прикрыла собой главную цель и тем самым дала «Гневу Аида» фору. Хотя, если честно говорить, какая там, к дьяволу, фора, когда за ними шли две «Щуки-Б», вооруженные «Шквалами»!
   О характеристиках подводных лодок класса «Щука-Б» я, конечно же, ничего не знал. Но название «Шквал» вспомнил. Реактивная торпеда, плывущая под водой со скоростью триста пятьдесят километров в час, это была легенда, символ военного и научно-технического могущества нашей страны.
   – Так вот… – тем временем продолжал Леший. – Понимая, что им не уйти, американцы применили установку против наших подводных лодок. Это был их единственный шанс. – Предвидя мой вопрос, Андрюха пояснил: – Очевидно, какой-то из режимов «Гнева» позволял использовать его на ближних дистанциях как тактическое оружие. Правда, судя по всему, это был неопробованный режим. После первых же импульсов в том районе началось черт-те что. Океан в прямом смысле ходил ходуном. Пошли подземные толчки, возникло цунами. Японцы надолго запомнили эти дни, ведь именно в результате всех этих катаклизмов и рванула АЭС «Фукусима».
   На фоне гибели всего мира катастрофа на японской атомной станции сейчас выглядела просто легким недоразумением. Неудивительно, что я не особо на нее прореагировал. Куда любопытней показался исход подводного сражения.
   – А что исход? – отреагировал Загребельный на мой вопрос. – Я же в самом начале сказал, избавились мы от этого чуда вражеской техники. Правда, и одну подлодку потеряли. Международный скандал из конфликта раздувать не стали. Ни мы, ни американцы. Сам понимаешь, замешано секретное оружие массового уничтожения, плюс разоренное побережье Японии, плюс АЭС. Кто его знает, на чьей стороне окажется мировое общественное мнение? А лодку нашу объявили погибшей в ходе учений в Баренцевом море.
   – Да-а-а… ну и дела… – протянул я и тут же спохватился: – Слушай, друг Андрюха, а почему Главный обо всем этом не вспоминал? Неужели не знал?
   – Знал, конечно же, – кивнул подполковник ФСБ. – Может, не во всех подробностях, но все же знал. А не вспоминал потому, что не от этого старушке-Земле досталось больше всего.
   – Все-таки были украденные технологии, опьяненные новыми возможностями диктаторы и террористы?
   – Были, – авторитетно подтвердил чекист. – Разборки сверхдержав наглядно показали, что климатическое и сейсмическое оружие – это не вымысел, не детские игрушки, а мощное, эффективное средство глобальной войны. Вот тогда-то и понеслось! Удар за ударом, смерчи, ливни, ураганы. Пока применялись атмосферные средства, мир еще держался. Но когда Израиль ответил с помощью подземного, возможно, термоядерного взрыва, который был произведен на стыке каких-то там тектонических плит, все стало очень плохо.
   – Полагаю, именно тогда человечество и познакомилось с ханхами?
   – Именно тогда и познакомилось, – подтвердил Загребельный. – Пришельцы не позволили людям и дальше измываться над планетой.
   После этой фразы мы надолго замолчали. Не знаю, о чем думал Андрюха, но я… В который раз за минувшие сутки меня придавило ощущение своей собственной ничтожности и никчемности. Да, пожалуй, не только своей. Всеобщей. Ничтожности и никчемности всех людей на Земле. Это чувство складывалось как бы из двух частей, двух компонентов.
   Во-первых, знать, что человеческую расу создали, слепили, словно из пластилина, чужие, это само по себе унизительно. Раньше заслуга появления на свет божий принадлежала нам самим. Сперва мы были амебами, потом рыбами, позднее ящерицами и обезьянами. Затем самостоятельно, абсолютно самостоятельно превратились в гомо сапиенсов. Никому не должны и никому не обязаны. Все сделали сами: родились, возмужали, развились и поумнели, построили цивилизацию. Так мы думали раньше. Однако теперь вдруг выяснилось, что все это совсем не так. Мы, как и вся наша планета, созданы великими конструкторами и изобретателями, творцами жизни во Вселенной по имени ханхи. Обидно. Цирк-зоопарк, до слез обидно!
   Но куда хуже этого известия стала новость под номером два… Мы оказались дефектными, ущербными, умственно неполноценными. Соперничая друг с другом, стремясь к наживе и власти, мы начали разрушать мир, в котором сами же и живем. Понятно, ханхи не могли равнодушно наблюдать за тем, как гибнет творение их рук. Не отягощенные чувством жалости, живущие одной рациональностью, они приняли решение – сменить арендаторов принадлежащей им собственности. Человечество пошло под нож, быстро освобождая площади для новых обитателей голубого шарика под названием Земля.
   Мы, последние из уцелевших, отчаянно сражаемся за свою жизнь, на что-то надеемся. Вернее, надеялись. После встречи с Главным стало понятно, что шансов у нас нет. Не думает же он, в самом-то деле, что мы вместе с Лешим, вооруженные знанием всей правды, сможем что-нибудь изменить? Утопия! Настоящая утопия!
   – Главный сказал, что у нас два месяца.
   Прозвучавший в тишине бомбоубежища голос Загребельного прервал мои мысли. Был он ровный и бесцветный. Сразу стало понятно, что Андрюха никак не может определить собственное отношение к тому предложению, которое мы с ним получили.
   – Фигня все это! – я предельно кратко выразил суть своих последних рассуждений.
   – Спасти мир за два месяца…
   Леший словно не расслышал моего восклицания. Голос его продолжал оставаться бесстрастным и задумчивым. Мой приятель явно говорил сам с собой. На такой ответ, по сути и не являющийся ответом, я мог прореагировать двояко. Либо психануть, что, в общем-то, соответствовало моему нынешнему настроению, либо расслабиться и предаться фантазиям о том, как два супергероя спасают целую планету. Слава богу, у меня хватило мозгов пойти по второму пути.
   – Как будем спасать?
   На этот раз Леший прореагировал:
   – Подумаем. Для начала вспомним о том, что говорил Главный, к чему он нас подталкивал.
   – Дорога, – протянул я, покопавшись в воспоминаниях. – Помнится, он сказал: «Неважно, куда идти, главное, для чего».
   – Очередная тень на очередной плетень, – подполковник ФСБ вмиг расшифровал уловку Главного. – Он прекрасно знал и куда идти, и для чего. Только напрямую сказать не мог. Боялся гнева своих собратьев.
   – Логично, – согласился я со словами приятеля. – Итак, идти нам следует…
   – В Белоруссию, под Могилев, – закончил за меня Загребельный. – Именно об этом месте рассказывал Главный. Он пытался убедить всех своих собеседников, что пришел именно оттуда, наталкивал на мысль, что дорога проходима.
   – Так… с местом, кажется, разобрались, – это расследование понемногу начало меня занимать. – Теперь попытаемся выяснить, что мы там потеряли, под Могилевом-то?
   – Верной дорогой идете, товарищи! – похвалил меня Загребельный. – А сам-то что думаешь по этому поводу?
   – Платформы! Там находятся две боевые платформы ханхов, которые якобы сбили бойцы белорусского сопротивления.
   Леший хмыкнул:
   – Ну, насчет «сбили»… да и в существовании самого сопротивления я, откровенно говоря, очень сомневаюсь. А вот что Главному удалось умыкнуть и спрятать два инопланетных корабля, так это очень даже походит на правду.
   – Зачем?
   – Пока непонятно. Хотя… транспорт он ведь и предназначен для того, чтобы на нем куда-то отправиться.
   – Куда?
   – Я тебе что, справочное бюро? – возмутился Андрюха. – Не знаю, куда. Может, поймем, когда доберемся до места.
   – Ты и вправду думаешь, что это реально, добраться, я имею в виду? – Я в упор поглядел на приятеля. – Километров так с полтысячи будет, причем почти весь маршрут проходит по Проклятым землям.
   – Только не говори, что обгадился со страха, – Леший хитро прищурил один глаз. – То оружие и боеприпасы, которыми ты снабжал нас все эти годы… Где ты их брал? Если бы склады находились в пустошах, то их бы уже давно нашли. Пустоши хожены и перехожены вдоль и поперек. Единственное место, где могло сохраниться оружие, это Проклятые земли.
   Что тут скажешь? От проницательного чекиста было сложно что-либо утаить. Поэтому пришлось сознаться:
   – Я забирался в зону не более, чем на двадцать километров. А что там дальше, в глубине… один дьявол ведает.
   – Печально, – Загребельный сокрушенно покачал головой. – Мне думалось, что полковник Ветров с Проклятыми землями на «ты».
   – Думалось ему… – я возмущенно фыркнул.
   То ли от нервов, то ли бессознательно пытаясь раздобыть энергию, столь необходимую для заживления ран, я опять почувствовал жуткий голод. Бумажный сверток зашуршал, и зубы вновь впились в кусок мяса. Оно уже приобрело температуру окружающего воздуха. Холодного воздуха. Это могло означать лишь одно – на землю пришла ночь.
   Я поежился, чувствуя себя весьма неуютно в футболке, надетой поверх нее легкой демисезонной куртке, спортивных штанах и натянутых на босу ногу кирзаках. Да, конечно же, на мне были еще и бинты! Но даже при таком утеплении выдержать ночь, когда температура падает до пяти-шести градусов… дело, прямо скажу, непростое.
   – Костерок бы развести… Как думаешь? – предложил я, поеживаясь.
   – Дыму здесь выходить некуда, вентиляция не работает. – Леший осмотрелся. – Все, что можно жечь, либо синтетика, либо покрыто синтетикой. Чадить будет будь здоров. Так и задохнуться недолго. Бывали уже случаи.
   – Холод собачий, – пожаловался я.
   – Будем греться друг об друга. Иного выхода нет. – Загребельный кивнул на свой котелок: – Сейчас проглочу все это, и двинем спать.
   Когда мы вернулись в главный зал, там уже вовсю шла подготовка к ночи. Бойцы обшарили бомбоубежище, которое в предвоенные годы использовалось как ночной клуб. Их добычей стали куски какой-то толстой черной ткани, похоже, раньше служившие светонепроницаемыми шторами, охапки цветной, поблескивающей в свете керосинки полиэтиленовой пленки и целая кипа бухгалтерских бумаг. Навалив весь этот хлам на оторванные от столов крышки, они соорудили примитивную лежанку, на которой впритирку могли уместиться четверо. О мягкости сего ложа говорить не приходилось, зато оно довольно пристойно изолировало от холодного бетонного пола.
   Когда все приготовления наконец были закончены, четверо моих товарищей, отбросив чины и должности, на равных стали тянуть жребий. Короткий кусочек провода достался Сергею Чаусову, а вместе с ним и «почетное» право первым заступить на дежурство.
   – Повезло, – хихикнул Мурат. – А то от этого бегемота житья нет, то храпит, то ворочается.
   – Не волнуйся, Муратик, часика через два я юркну тебе под бочок, – в ответ пообещал морпех.
   – Чаусов, Ертаев, а ну, отставить эти ваши любимые пидорские шуточки! – рявкнул Загребельный. – Ишь, блин, взяли моду!
   Лешего данная тема всегда раздражала. Оно и понятно, человеку, вышедшему из колыбели рабоче-крестьянской Красной армии, слушать о сладкой мужской любви к своему же полу… это почти что оскорбление. Я его понимал. Испокон веков в воинских частях сотни, тысячи мужиков жили все вместе, одной большой семьей. Порой доводилось спать по три человека на матрасе, укрывшись одним тощим одеялом. А уж тереть друг другу спины в общей бане на сотню человек или целым взводом сидеть на дырках в сортире без кабинок, так это вообще – самое обычное дело. И никогда ни у кого не встал при взгляде на голого волосатого соседа. Не видел я такого! Конечно, всегда были придурки и недотепы, но только тогда им еще не рассказали, что можно подкрасить глазки и шикарно, по-заграничному, наречься геями.