Штенцель Альфред. История войн на море с древнейших времен до конца XIX века

   Галера была легкое, узкое, быстроходное судно, около 47 метров длины (по сведениям Жюрьена де ля Гравьера – 48,6 метра) от штевня до штевня, около 6 метров (5,85 м) ширины и 2,5 метра глубины внутри; таким образом отношение длины к ширине = 1:8; осадка ее была немного более метра. Древний таран у галеры выродился в длинный 6-7 метровый выступ, который, пожалуй, лучше назвать «клювом», так как он был устроен не под ватерлинией и не на ней, а выше ее. Этот «клюв» не годился для тарана, так как при его помощи можно было нанести удар только в борт корабля, выше поверхности воды, или, при практиковавшемся в те времена наскакивании одного корабля на другой, нос против носа – можно было обломать этим клювом несколько весел или вывести из строя гребцов; поэтому пользоваться тараном совершенно перестали, несмотря на то, что в других отношениях тактика боя изменилась весьма мало. Кормовая часть галер поднималась выше штевня; общая длина от конца «клюва» до кормы доходила до 55 метров.
   Число весел было по 25-23 на каждой стороне; длина их доходила до 12 метров (11,8) и более; на больших адмиральских галерах она доходила до 15 метров; для работы таким веслом одного человека было недостаточно, почему на каждом весле работало до пяти человек – крайние гребцы у внутреннего конца весла уже не имели возможности сидеть, а должны были ходить или бегать взад и вперед. Для действия веслами служили рукояти вроде перт на реях. На больших галерах было до 250 гребцов.
   Гребцами были рабы или военнопленные, с которыми обращались как с рабами; позднее для этой цели употреблялись главным образом преступники, для чего и введено было наказание – ссылка на галеры. Чтобы обеспечить нужное число гребцов, судьям было предписано ссылать на галеры возможно большее число преступников; убийцы приговаривались к пожизненной работе на галерах, а для меньших преступлений и проступков, срок соответственно сокращался; в крайних случаях экипажи набирались принудительной вербовкой.
   Во Франции, откуда до нас дошла большая часть сведений, во время гонений на гугенотов последние также приговаривались к ссылке на галеры. Это наказание действительно было самым тяжелым, какое можно себе представить и, по сравнению с ним, наши современные смирительные дома являются детской игрой, так как галерные рабы должны были вести ужасающий образ жизни. Они были прикованы цепями к гребным скамьям и оставались так днем и ночью под открытым небом, без всякой защиты от непогоды, в грязи и паразитах, все время, пока галера находилась вне гавани. В прежние времена они были совершенно голыми, а с XVI столетия начали получать простейшую одежду, состоявшую из полотняной рубашки и штанов для лета; зимой им давались шерстяные штаны и плащ, а при очень сильным холодах еще шерстяное одеяло и, кроме того, красный колпак. Пища их состояла из хлеба (30 унций) и бобовой похлебки; при этом от них требовалась напряженная работа, до 10 и даже до 20 часов на веслах. Кто греб недостаточно сильно, того били плетью, для чего на носу, в середине судна и на корме стояло по два-три комита (comitu ). Если с кем-нибудь из них от голода, усталости или боли делалось дурно, его без дальних разговоров бросали, как мертвого, за борт; при попытке вырваться на свободу, или оказать сопротивление, особые часовые, специально приставленные для того, тотчас же пристреливали или зарубали их.
   Рангоут галеры состоял из двух мачт, выдвинутых к передней части судна, с латинскими парусами; для управления служил, как и в настоящее время, руль. Вооружение галеры состояло из 3-5 орудий на носу, причем в середине стояло 36-фунтовое, затем два 8-фунтовых и два 4-фунтовых; кроме того были еще камнеметы для метания на небольшие расстояния камней весом в 30-80 футов. Артиллерия в те времена была еще очень мало усовершенствована, и существенное улучшение ее началось только со второй половины XVI столетия; поэтому во время сражения, как при атаке, так и при обороне, главная роль принадлежала солдатам, входившим в состав экипажа; во времена битвы при Лепанто уже использовалось огнестрельное оружие. Оно было еще несовершенное, тяжелое и действовать им было очень затруднительно, вследствие чего стрельба происходила очень медленно, при чем и меткость была совершенно ничтожна; тем не менее, на близких расстояниях оно было чрезвычайно ценно. Лук и арбалет все еще находились во всеобщем употреблении.
   При малой эффективности метательного оружия флоты должны были во время сражения подступать вплотную друг к другу, вследствие чего, и за упразднением тарана, исход сражения решался большей частью абордажным боем. «Клюв», имевший 6-7 метров длины, служил абордажным мостом. Поэтому численность, вооружение и храбрость солдат имели громадное значение. Маленькие галеры XIV века имели только 10-15 человек экипажа, но в XVI веке экипаж состоял уже из 100 и более человек, к которым впоследствии прибавились еще и матросы. В общем, экипаж больших галер доходил до 400 человек, из которых было 250 гребцов и 100-120 солдат (в том числе артиллеристы); остальное были матросы и офицеры.
   Приемы боя гребных судов еще в конце XVI века, несмотря на то, что со времени введения артиллерии на судах прошло уже 200 лет, продолжали оставаться примитивными и стояли даже ниже, чем у афинского флота во время его процветания две тысячи лет тому назад, так как тактика действия тараном давала в те времена случай пользоваться быстротой и поворотливостью кораблей и прибегать к различным тактическим эволюциям.
   Около 1700 года во Франции галера строилась за три месяца; стоимость галеры, вместе с вооружением, исчислялась в 54000 франков.
   Длинные, низкие, мелкосидящие и легкие галеры не могли противостоять свежей погоде даже в Средиземном море; поэтому плавание требовало большой осторожности, и оставаться на ночь в море считалось нежелательным; если этого нельзя было избежать, то суда ложились в дрейф, при чем нос по возможности облегчался переносом всех тяжестей на корму, вообще же старались ограничиваться небольшими дневными переходами; таким образом и круг действия галер был очень мал, гораздо меньше, чем у афинских трирем.
   Галеасы появились лишь в середине XVI века, когда артиллерия начала приобретать преобладающее значение. Первый галеас был построен венецианцами, поэтому к 1571 г. такие суда, в числе не более шести, были только у венецианцев. Увеличить численность артиллерии на легких галерах или установить на них орудия более тяжелого калибра было невозможно, а потому начали строить, сохранив насколько было возможно прежний чертеж, более длинные, широкие и высокие, а вследствие того и гораздо более тяжелые корабли (в 800-100 тонн) с высокими баком и шканцами и с бойницами для стрельбы из аркебуз. Длина их была до 57 метров, отношение длины к ширине 6:1. Галеасы были гораздо неповоротливее галер, двигались, большей частью, под парусами и только в бою шли на веслах. Весла, числом 30-50, были длиной в 16 метров, и на каждом из них работало по 5-8 человек, так что число гребцов доходило до 400. Кроме них на корабле было еще 200-300 матросов и солдат.
   Рангоут состоял из трех мачт с латинскими парусами; для управления, кроме постоянного руля, служило еще по одному рулевому веслу с каждой стороны, как у трирем в древности; суда эти были очень валки и кренились в галфвинде, но, тем не менее, ходили под парусами гораздо лучше, чем галеры.
   Вооружение было распределено на носу и на корме, при чем нос был вооружен сильнее; самое сильное орудие, 50-80 фунтовое, стояло на носу, посередине; орудие откатывалось до самой фок-мачты, для чего посередине корабля был оставлен свободный проход. В позднейшие времена на галеасах ставилось до 10 тяжелых носовых орудий, в два яруса, и 8 кормовых; кроме того, по бортам, даже между гребцами, устанавливалось множество легких пушек, так что общее число орудий доходило до 72. Уже во времена Лепантского сражения, артиллерийское вооружение галеасов настолько превосходило вооружение галер, что командир каждого галеаса обязывался вести бой с пятью галерами. Флагманский корабль эскадры галеасов при Лепанто, «Сан Лоренцо» имел 50 орудий, из которых было четыре 60-фунтовых, шесть 9-фунтовых, десять 6-фунтовых и пятнадцать мелких орудий. Вес снарядов для всех орудий одного борта, т. е. так называемый вес бортового залпа, равнялся 370 фунтов. Самое крупное судно андалузской эскадры могло дать залп с одного борта весом несколько менее 200 фунтов. Экипаж «Сан Лоренцо» состоял почти из 700 человек: 130 матросов, 260 солдат и около 300 гребцов.
   Таким образом, галеас является переходной ступенью к испанскому парусному судну того времени, галеону, неповоротливому кораблю с высоко поднятым носом и кормой, у которого орудия по-прежнему еще были установлены друг над другом, преимущественно на носу и на корме, между тем как по борту стояло только очень небольшое число орудий. Подобная установка артиллерии доказывает, что на этих судах продолжали упорно держаться того устройства, которое было вызвано совершенно другими причинами, а вместе с тем свидетельствует о недостатке понимания морского дела и об отсутствии технической сноровки и изобретательности.

Битва при Лепанто 7 октября 1571 г.

   Дон-Хуан Австрийский с испанской эскадрой прибыл, наконец, 24 августа в Мессину, где Вениеро и Колонна давно его ожидали. Вскоре отношения между честолюбивым и вспыльчивым главнокомандующим, опыт которого в морском деле был еще очень, невелик, и начальниками его эскадр сделались очень недружелюбными, в особенности отношения между ним и престарелым Вениеро. Между испанцами и венецианцами издавна существовала взаимная зависть. Венецианцы нуждались в помощи, но вместе с тем смотрели очень недружелюбно на появление значительных чужеземных морских сил в восточной части Средиземного моря. С другой стороны, советники дон-Хуана были исполнены недоверия к венецианцам, вследствие их ненадежности в политических делах. К тому же венецианские корабли были недостаточно снабжены солдатами и матросами, а когда дон-Хуан приказал назначить 4000 испанских и неаполитанских солдат на венецианские корабли, рассчитывая таким образом, вероятно, гарантировать исполнение своих приказаний венецианскими кораблями, – то это возбудило величайшее неудовольствие и подало повод к резким ссорам, даже к кровопролитию, и к серьезным разногласиям между начальниками.
   Все это вызывало проволочки в ходе дела; кроме того, за каждым шагом дон-Хуана стали следить и обо всем тайно доносить королю, что, естественно, отрицательно влияло на его отношение к делу; Филипп II давал дон-Хуану мелочные, связывавшие его инструкции, часто выражал ему свое неудовольствие и требовал, чтобы он действовал в полном согласии с начальниками свих эскадр. Такие ограничения власти главнокомандующего нельзя не считать ошибочными; в особенности необходимо доверие к главнокомандующему в тех случаях, когда флот состоит из кораблей различных наций. Впрочем, Филипп II вообще не отличался доверчивостью и на всех смотрел подозрительно.
   Вследствие всего этого флот вышел из Мессины только 16 сентября, в составе четырех эскадр. Флот двинулся небольшими дневными переходами через Тарент в Корфу, где часть его осталась, между тем как дон-Хуан с остальными кораблями 30 сентября стал на якорь на другой стороне пролива, у берегов Эпира, в защищенной бухте Гоменице.
   Высланная на разведку галера принесла сюда известие о падении Фамагусты и об ужасной участи города и его коменданта Брагадино, которое привело всех в негодование. Отсюда флот отправился в Коринфский залив. 7 октября утром, в то время как флот обходил высокий (1400 м) остров Оксию, на востоке показался турецкий флот, и здесь, у западного угла Этолии, при входе в Коринфский залив, разыгралось сражение, получившее название от города Лепанто, находившегося в 30 морских милях оттуда; это было самое кровопролитное сражение из всех происходивших с самого начала нашего летоисчисления. Погода была хорошая, ясная, дул легкий ветер, утром на восток, а затем, с 10 часов – на запад; морской бриз был незначителен.
   Флот союзников состоял из 205 кораблей, в том числе из шести венецианских галеасов; на судах было 20000 солдат, не считая матросов и гребцов, так что общая численность экипажей доходила вероятно до 80000 человек. Весь флот был выстроен развернутым фронтом в длинную линию, причем фланги несколько выдавались вперед. Левым флангом, примыкавшим к отмелям у берега и состоявшим из 63 галер, командовал венецианец Агостино Барбариго; правым флангом, выдававшимся в открытое море и состоявшим из 64 галер, командовал генуэзец Дориа. Дон-Хуан с 37 кораблями стоял в центре и имел при себе венецианцев Вениера и Колонну с их крупными флагманскими кораблями.
   Такое построение соответствовало обычному боевому порядку, но в него были введены две особенности:
   1) шесть венецианских галеасов под командой Дуодо были выдвинуты вперед перед центром, с целью использовать их сильное артиллерийское вооружение при самом приближении неприятеля;
   2) позади центра, в виде резерва, были поставлены 35 галер под командой испанца, маркиза де Санта Круз. Таким образом, вопреки общепринятому порядку, центр был очень усилен и состоял из трех линий.
   Турецкий флот, под командой капудан-паши Али наступал в обычном строю, полукружием. Силу его определяют очень различно; вероятно, он был несколько многочисленнее флота союзников, приблизительно 220-230 кораблей. Большей частью это были галеры с недоукомплектованным экипажем. Али вытребовал из ближайших крепостей гарнизоны и посадил их на суда, но тем не менее экипажи эти оставляли желать лучшего, хотя по численности может быть несколько превышали экипажи союзников. У людей не было огнестрельного оружия, а только луки и самострелы; огнестрельное оружие советовали не брать, как ненадежное.
   Правым крылом командовал Магомед Сироко, паша Александрийский; левым – Улуг-Али (эль-Лук Али), итальянский ренегат, который прославился своими разбойничьими подвигами; центром командовал сам Али. Оба турецкие фланга выдавались за неприятельские.
   Атака произошла в полдень. Огонь шести венецианских галеасов оказался настолько действенным, что две неприятельские галеры были потоплены и еще несколько повреждено. Менее успешны были действия союзников, когда произошло столкновение флангов. На правом турецком фланге крайние корабли, по указаниям знающих местность людей, подошли к берегу ближе, чем расположились венецианцы, обошли их и атаковали одновременно с фланга и с фронта что поставило венецианцев в затруднительное положение. На другом фланге Дориа, чтобы не быть обойденным, рассредоточил свои корабли, что сейчас же заметил и использовал Улуг; он прорвал неприятельскую линию, причем взял в плен или уничтожил несколько галер Мальтийского ордена. Затем он схватился на абордаж с мальтийским флагманским кораблем, и, после долгого и жестокого боя, при помощи других своих кораблей, взял его на буксир и потащил в сторону. Тем временем на помощь подоспел начальник резерва Санта Круз; он погнался за Улугом и, так как корабль и экипаж последнего сильно пострадали, принудил его обрубить буксир и освободил мальтийский корабль, на котором не оставалось в живых ни одного человека.
   Несмотря на выдающуюся храбрость, Улуг все-таки был скорее морским разбойником, чем флотоводцем, так как после этого он бросил руководство своей эскадрой и уже не достиг больше никаких успехов; таким образом, на правом фланге равновесие было восстановлено.
   Наиболее упорный бой происходил, однако, в центре. О венецианских галеасах, после того, как они в начале сражения нанесли своим огнем большой урон противнику и тем привели его в замешательство, больше ничего не говорится; благодаря высоким бортам их трудно было взять на абордаж, а благодаря многочисленному экипажу – еще труднее захватить в плен. Вследствие своей тихоходности им трудно было использовать действие артиллерии после того, как флоты уже миновали друг друга. Тем временем дон-Хуан, как только неприятельский центр подошел ближе, яростно набросился на большую галеру капудан-паши, который со своей стороны тоже бросился на дон-Хуана. Первый же залп турецких орудий повредил грот-мачту «Реала». При столкновении «клюв» турецкого судна проник в неприятельский корабль до четвертой скамьи; начался жестокий абордажный бой, продолжавшийся очень долго, в котором дон-Хуан лично показал пример блестящей храбрости. Бой этот окончился в пользу союзников еще до того, как на помощь своему главнокомандующему подошли корабли из резерва (Колонна). Али покончил с собой, не пожелав сдаться в плен. Пример дон-Хуана воспламенил окружающих и воодушевил всю линию центра. Следуя примеру дон-Хуана, Александр Фарнезе недалеко от него захватил одну из самых больших турецких галер; затем началась общая свалка, в которой абордажные бои следовали один за другим.
   В это время пал командир правого турецкого крыла, Магомед Сироко, а около 30 его галер сели на мель. Среди экипажей их началась паника, люди прыгали через борт и вброд спешили к берегу; паника распространилась и на другие турецкие галеры. Когда победа уже была решена, пал один из союзных командиров, Барбариго, которому стрела попала в глаз.
   Между прочим, в этой битве особенно отличился молодой офицер, Сервантес (автор «Дон-Кихота»), который, несмотря на то, что был болен лихорадкой, вышел на свой пост и, невзирая на несколько ран, оставался на нем до конца боя.
   При столкновении обеих боевых линий возникла общая свалка. Артиллерия, которая в те времена вообще получила еще недостаточное развитие и ограничивалась исключительно огнем с носа, могла оказывать только очень незначительное влияние во время свалки, и все дело решалось почти исключительно абордажным боем. В рукопашном же бою испытанные испанские солдаты (испанская пехота в те времена считалась лучшей в мире) и немецкие ландскнехты, имевшие лучшее вооружение, стояли выше турецких солдат, даже янычар; точно также и стрелки союзников стояли выше неприятельских, вооруженных только луками и самострелами. Вследствие всего этого, после нескольких часов жестокого боя, в 4 часа пополудни, победа склонилась на сторону христиан. Однако турки только поздно вечером окончательно прекратили бой и остатки их флота отступили.
   Улуг-Али с 30-40 кораблями ушел на юг; союзники, все корабли которых принимали участие в бою и более или менее пострадали, не были в силах его преследовать. Это были единственные турецкие корабли из всего громадного флота, которым удалось уйти, и таким образом, потери турок составляли около 200 кораблей, из которых более половины было захвачено. Из правого турецкого крыла около 30-ти кораблей пристали к берегу, при чем остатки их экипажей попрятались. Эти корабли, и еще много других, были сожжены, 117 галер было захвачено победителями с крупной добычей, в числе которой было 117 тяжелых и 256 легких орудий, т. е. в среднем по три орудия на каждом корабле. Потери турок людьми исчисляются в 25000 убитых и 3500 пленных матросов; солдаты, по-видимому, были все перебиты. В числе убитых, вероятно, не указаны рабы-гребцы; их было взято в плен около 15500, в том числе около 12000 христиан, которые были отпущены на свободу.
   Союзники тоже понесли значительные потери офицерами и солдатами; потери эти составляли 8-10 тысяч человек; кораблей они потеряли только 12-15 -почти все они были потоплены Улуг-Али; убитых было 7600 и, кроме того, в ближайшие дни умерло 2500 тяжело раненых – всего более 10000; число легко раненых не указано.
   Таким образом с обеих сторон было 35-40 тысяч убитых, цифра, которая превосходит потери в наиболее кровопролитных сухопутных сражениях новейшего времени.
   Сражение при Лепанто в тактическом смысле представляет нечто новое только из-за особенного усиления союзниками своего центра и оставления части сил в резерве. По-прежнему сохранился строй развернутого фронта, несмотря на то, что то оружие, которое требовало такого строя – таран, уже вышел из употребления; если бы не это, выдвинутые вперед неповоротливые галеасы с самого начала легко могли бы быть окружены и пущены ко дну. Союзники применили также построение полуокружностью, которое наиболее выгодно при наличии превосходящих сил, но является бесцельным и даже опасным при неимении таковых.
   Другого построения, другого маневра для того, чтобы добиться решительного перевеса на каком-нибудь определенном месте или для прорыва неприятельской линии применено не было и даже не было сделано такой попытки.
   В этом сражении не только более сильный флот, но и более слабый – оба приняли строй развернутого фронта; это доказывает, что руководители боя нисколько не сообразовались с особенностями данной обстановки, а действовали по шаблону, слепо придерживаясь отжившей формы, внутренний смысл которой уже был утрачен.
   Как только столкнулись главные силы обоих флотов, оба они тотчас же совершенно отказались от главного элемента тактики – движения, и повели абордажный бой, используя те приемы, которые употребляются в рукопашном бою на суше, где численность, вооружение и храбрость солдат решают участь сражения. На этот раз не одна сторона, как римляне при Миле, а обе стороны старались решить дело абордажным боем.
   Со стороны турок этот боевой порядок объясняется превосходством их численности, и если бы они использовали это превосходство на каком-нибудь одном из своих флангов и притом с большей настойчивостью, они вероятно одержали бы на этом фланге победу.
   Для союзников, наоборот, этот боевой порядок должен считаться самым невыгодным, какой только можно было придумать, так как именно этот порядок всего более облегчал охват со стороны более многочисленного неприятеля. Ошибка эта не имела печальных последствий только потому, что неприятель ею не воспользовался как следует; и та и другая сторона избегала всякого маневра и старалась решить дело самым простым перевесом сил. Можно только заметить, как некоторую особенность, что союзники чрезвычайно ослабили свою позицию на правом фланге тем, что во избежание обхода, растянули свое правое крыло, и тем самым дали туркам возможность прорвать его.
   Единственный тактической особенностью, если не считать расположения сил в центре в две линии, имевшего целью образовать как бы резерв, была установка шести галеасов впереди центра. Благодаря этому центр получил некоторую глубину, которая при принятом способе атаки в лоб, была несомненно выгодна для союзников; тяжелое вооружение этих галеасов придавало центру большую наступательную силу, благодаря которой было достигнуто некоторое превосходство, оказавшее влияние на исход боя.
   Вооружение союзного флота по-видимому вообще было лучше, чем турецкого, так же как и подготовка артиллерийской прислуги; однако решение дела сводилось к одиночному рукопашному бою при абордаже, совершенно так же, как это делалось в древнейшие времена у римлян; большая личная храбрость, лучшее вооружение, большее умение владеть оружием и, наконец, личный пример предводителей во время боя дали союзникам победу.
   Если вообразить себе на гребных судах, сражавшихся при Лепанто, вместо пушек катапульты, какими действовал Агриппа против Секста Помпея, то можно было бы подумать, что все сражение разыгралось на 16-17 столетий раньше, с той только разницей, что в те времена применялся еще и таран, который являлся самым действительным оружием. Крупные морские сражения древности представляют гораздо больший интерес, в тактическом смысле, чем сражение у Лепанто. Надо признать, что за весь долгий промежуток времени, истекший с тех пор, тактика гребного флота не сделала никакого успеха и застыла в тех формах, на которых она остановилась.
   Только на флангах, и то не союзниками, а турками, была сделана попытка одержать верх над противником при помощи маневра – обхода или прорыва неприятельской линии. Улуг своим маневром расстроил неприятеля, уничтожил несколько его кораблей, и тем на некоторое время приобрел над ними перевес; но тут ненависть к мальтийским рыцарям, злейшим врагам берберийцев, заставила его забыть и обстановку и лежавшую на нем задачу; он схватился на абордаж с противником и даже взял его в плен, но в то же время выпустил из рук руководство боем и дал время подойти неприятелю.
   Описания этого сражения не дают объяснения, почему туркам не удался обход на левом крыле союзников. Вероятно, вследствие превосходства союзников в одиночном бою одного корабля против другого, туркам пришлось приостановить этот обход, а затем, когда пал их предводитель, и совсем от него отказаться.
   В центре и на правом фланге резерв очень успешно принял участие в бою и значительно способствовал победе, а может быть даже был причиною ее; из этого пожалуй можно было бы сделать вывод, что в сражении на море, так же, как и на суше следует сохранять в запасе некоторую часть боевых сил. Прием этот в данном случае дал благоприятные результаты потому, что все сражение разыгралось на одном месте, на котором и продолжалось в течение многих часов, подобно сухопутному сражению. На море оставление в запасе части флота дало бы противнику возможность разбить остальной флот раньше, чем резерв будет иметь возможность вступить в бой и выполнить свое назначение – дать перевес сил в том месте, где в этом встретится необходимость. В общем, сражение это вполне сходно с сражениями римлян в первой Пунической войне – никаких успехов с тех пор сделано не было.