- А где ты была, дорогая?
   - Ты же сам разрешил мне немного потанцевать. - Что-то музыки совсем не было слышно.
   - Зал вальсов здесь рядом, за стенкой.
   Я заметил, что мы сидим в углу, где черные стены закруглялись, образуя арку, совсем рядом вдруг заиграл венский оркестр. Мне показалось, будто мы в сумерках сидим на теплой улице какого-то города. Рядом даже зацокали копыта.
   - А что, машин тут нет?
   - Граф был очень добр к тебе, он приказал мне помогать тебе во всем, так ты ему понравился, особенно вот эти твои мясистые уши, - и она ласково потрепала меня за левое ухо. Мне стало не очень радостно. "Значит, она тоже из этих", - уныло заключил я. Ну что же, как говорится, любовь зла, придется смириться, уж больно хороша была моя королева.
   - Ты все неправильно понимаешь, - гневно заверещала она и обиженно поджала губки. Ну вот и первая домашняя ссора! - подумал я и поцеловал ее ручку.
   - Дорогая, что тебе налить?
   - На этот раз придется тебе заплатить за мою маленькую обиду своей кровью, ну-ка, сожми-ка кулачок!
   Подставив под мою руку хрустальную рюмку, она подождала, пока накапает половину. Я будто выжал сок из лимона. Ну и дела! - И сделай мне еще маленький бутербродик!
   "Маленький бутербродик, орешки, глоток вина," - что еще надо простому человеку?
   - Знаешь, мне сегодня хочется как-нибудь по-особенному развлечься. Что ты можешь мне предложить, мой рыцарь?
   - Не знаю, что вам интересно. Раньше я очень любил выпиливать лобзиком, но сейчас лобзика у меня нет, и какая вам от этого радость?
   - Почему же, лобзик такой красивый, и я страшно люблю запах опилок.
   Она глубоко заглянула в мои глаза. Сквозь ее тонкую кожу на висках просвечивали сосуды, черные глаза сливались с мраком портьеры и бархатом кресла, и огонь свечи прокладывал в этой темноте путь куда-то в далекое прошлое. Она тоже ведь на кого-то похожа.
   На кладбище я часто рассматривал портреты умерших, иногда попадались точеные черты лица далекой незнакомки, ее черные глаза впивались в память долгим пронизывающим взглядом, взглядом черной кошки, и казалось, будто ее когти проникают сквозь глаз в середину мозга, впиваются в клубок сосудов и вырывают их наружу. Говорят, некоторые таким образом могут выпить всего человека.
   - Не бойся, ты нам еще нужен. Пойдем-ка лучше в отдельный кабинет и займемся чем-нибудь приятным. Может, сыграешь мне что-нибудь?
   "Она уже все про меня знает, чем же я ей так понравился?" Обычно вампиры или оборотени специально подыскивают жертвы среди безработных и алкашей, заманивают их какой-нибудь ерундой, а тела потом легко прячут на кладбищах. Чеснок и крест мне могли бы пригодиться, но кто же знал, что так все получится? Правда, весной чеснок уже не такой вкусный, темнеет, так что я как-то даже им отравился, и целых три дня потом провалялся со рвотой.
   В кабинете было тоже темно. Она опять взяла меня за руку и потянула куда-то в глубину комнаты. Видит в темноте как кошка. Почему это вдруг ей захотелось, чтобы я ей играл? Ведь это так скучно! Наверняка здесь бывают концерты каких-нибудь знаменитостей. Помню фотографию покойного Чайковского со страшным черным взглядом, будто затягивающего всякого, кто попадется, на дно. Наверное, в самый дальний подземный кабинет. - Он, кстати, иногда действительно у нас бывает.
   - А как же он сюда добирается, ведь он вроде в Невской Лавре, если не ошибаюсь?
   - Для наших людей нет границ! У нас тут есть такой удобный коридорчик, спустился по нему, потом первая дверь налево, и там идти еще минут десять, пятнадцать.
   Воображение мое разыгралось! Наконец она отпустила мою руку, и я нащупал руками перед собой что-то круглое и твердое... От прикосновения предмет ожил, струны его очнулись и рояль стал тихо дышать. Фея зажгла свечу, и радость от присутствия знакомого инструмента вспыхнула в моей груди. Я стал медленно, лаская красное тяжелое дерево, раскрывать его внутренности. Вряд ли что может сравниться с этим изумительным механизмом! Можно долететь до Луны или нырнуть на дно впадины, но там никогда не найти все множество звуков, скрытых до поры до времени под крышкой. Вряд ли что-нибудь другое даст возможность соединить за мгновение тело, руки, уши и все внутренности сразу со всем миром, с облаками, птицами, лесом, огнем, снегом, любимыми...
   Наверху таких инструментов не найдешь, да там они и не нужны никому теперь. Кое-где в чуланах спят вечным сном древние развалины, варвары с восторгом вырывают им жилы, пальцы, вырезают на коже имена своих идолов или просто отрубают им ноги.
   - Ну что ты хочешь, здесь все же в массе своей другая публика, хотя тоже редко кто прикоснется к нему.
   Я открыл клавиши. Если бы не она, вряд ли удалось потрогать такую радость.
   - Давай разыграйся, а я скоро приду, - и она вновь растворилась в темноте.
   Я нажал одну клавишу, потом педаль. Организм, отпущенный на свободу, задышал глубоким звуком. Потом я взял несколько интервалов, настройка была замечательная. В пустой комнате я наконец расслабился и стал вспоминать постепенно все, что когда-то играл. Меня всегда удивляла музыкально-механическая память: начнешь играть, собьешься, потом через какое-то время опять попробуешь, - и вдруг неприятное место осталось уже позади, пальцы играют сами по себе, как заводные, откуда они все это знают и помнят, как попасть на нужные ноты, когда они далеко и легато их не возьмешь, странно все это и замечательно! Совсем я забыл о времени, зачем тут торчу, зачем играю, а все же приятно. Может, кто-то даже слышит. Если бы мне сейчас сказали, что придется тут проиграть с ней целый месяц, я бы не поверил. Хлопнула дверь, послышались шаги, я остановился. За моей красавицей шел молодой человек с брюшком, во фраке и с букетом роз.
   - Здравствуйте, здравствуйте, маэстро, - шумно заговорил он, подходя к роялю, надувая щеки и усиленно улыбаясь, - мы вас тут уже заждались, рассчитывали на пятницу, но раз уж такие обстоятельства, - он многозначительно взглянул на королеву, виновато поднял брови и снова растянул губы в улыбке, то дирекция, принимая во внимание, и прочая, и прочая, перенесла ваш выход на два часа. Он положил розы на пюпитр.
   Я опустил голову в клавиши и молчал. Какой противный, болтливый тип!
   - А вы с ним действительно похожи как две капли воды, будто и ста лет не прошло, - подходя с другой стороны рояля, сказала баронесса.
   - Ну-ка, поднимитесь, поднимитесь, голубчик, возьмите-ка мой костюм на время вашего концерта, публика уже в зале, масса знакомых дам, придет сам гспдн Деловой, а также его првсхдт-во Иван Сергеич Важный.
   - Давай, давай, милый, ты уже достаточно разыгрался, и твой дальний родственник любезно согласился помочь нам с костюмом.
   - Какой родственник?
   - Да посмотри на него, хоть он тут уже давно, а прекрасно выглядит, бороду бреет, подтянут, занимается спортом и даже скачет на лошади.
   - Куда?
   - Ну хватит, давай по-быстрее, мы тут приготовили тебе еще бисер, надеюсь, ты еще не разучился его метать?
   - О наших лошадках, - тут он загадочно прищурил глазки и понимающе подмигнул мне, - мы с вами побеседуем в другой раз. Очень приятно, очень приятно, и костюмчик вам совершенно к лицу, вот вам еще расчесочка, вот платочек, а вот и маленькая конфетка.
   Мы стали с ним рядом перед зеркалом. Хоть это и очень неприятно, но мы действительно похожи.
   - Вот это удача! Давно у нас не было такого праздника, такого совпадения, теперь-то уж там наверху меня никто от вас не отличит. Кстати, а чем вы там занимаетесь? Есть ли жена, хо-хо, дети?
   "Неужели он хочет выйти вместо меня?"
   - Как ты догадался! но ведь ты сам всегда мечтал жить в прошлом веке фраки, кареты, дамы, обхождение. Денег тебе не понадобится, твой родственник человек со связями, фигура заметная, да и место у него подходящее для тебя. Попривыкнешь тут, подучишься французскому языку, по ночам будем кататься с тобой на ипподроме, глядишь, и уходить не захочется.
   - А он что будет там делать?
   - Э, батенька, все-то вам расскажи, все покажи, а концерт-то уже начинается, третий звоночек, если изволите слышать, публика на взводе, полный вперед!
   - А как же моя жена?
   - Дорогая моя, а вы разве ему еще не открылись?...
   Тут стена раздвинулась, сцена с роялем осветилась, внизу, за столиками, оказались нарядные дамы с господами, сквозь звон рюмок и ножей послышались жидкие аплодисменты, вперед вышла моя дама и, поклонившись в разные стороны и даже помахав кому-то ручкой, объявила:
   - Мне приятно предложить вам в качестве легкого апперитива несколько новых произведений молодого композитора Иоганна Баха. За дальним столиком поднялся парень с буклями и в сюртуке и помахал платочком над головой. Публика уставилась на него, заправляя салфетки за воротники.
   - Изучайте меню! - и она порхнула куда-то в сторону.
   Лучше уж заставили бы его самого играть! Я сосредоточился и начал тему. Как ни странно, но я хорошо чувствовал свои пальцы, но ими двигал кто-то другой. Колени, как обычно, сразу начали трястись от страха, но я долго не сбивался и упорно тянул до конца, даже усиливая звук. Парень с буклями спокойно поглядывал на меня и продолжал беседовать со своей полуобнаженной соседкой. Хорошо, что я все-таки успел разыграться, не так сильно ударил в грязь лицом. Леди объявляла все новые фуги, будто я дал ей список. Удобно, конечно, ничего не надо обсуждать, только подумай, и она уже повторяет вслух. А сны ей тоже такие же снятся?
   Скоро на нервной почве мне захотелось есть, на столиках уже появилась пахучая индейка в яблоках, и моя дорогая объявила антракт. Я вытер руки платком. Аплодисментов не было - все продолжали кушать. Во фраке, кстати, довольно удобно, и сиденье приличное. Двойник, конечно, уже смылся. Что он там трепал, я так и не понял. Какая-то жена, дела наверху, замена, наследство... Ну уж машину открыть он не сможет, ведь я ему не сказал, где секретный тумблер, хотя найти его может каждый дурак. В квартире, как всегда, шаром покати, денег нет, что он будет там делать? Ну да мне-то на это наплевать, даже некогда о нем думать, надо пойти, перекусить что-нибудь. Вот чего у нас никогда не было, так это таких ресторанов, да еще бесплатно!
   Кому-нибудь расскажи, так не поверят. Какие огурчики, какая картошечка! Официант подвел меня к столику, на котором уже дымилось блюдо с жареным мясом с луком и сыром. Какой там Сранкл Бенс! Всю бы эту вонючую рекламу изрезал бы ножиком, уже рвет от нее, вот ведь придумали средство людей злить!
   Я удобно уселся на мягкий покрытый бархатом стул и принялся за мясо, запивая маленькие хрустящие кусочки красным вином. Шум вокруг заволокло пеленой, я расслабился и с наслаждением следил за перемещением еды и питья по моему пищеводу. К столику подошел военный в чине полковник в галифе, портупее и блестящих сапогах. Ему было лет пятьдесят, крепкая фигура дышала силой и уверенностью, на груди скромно виднелись планки с наградами, в волосах, аккуратно зачесанных назад, не было ни одного седого волоса.
   - У вас свободно?
   - Да, присаживайтесь, пожалуйста.
   Военный сел, не касаясь спиной спинки стула, и разгладил китель под портупеей. Вскоре ему принесли стакан с водой на блюдце и кусочек бородинского хлеба. Полковник поправил стакан на блюдце и пододвинулся ближе к столу. Мне стало неудобно продолжать свою трапезу и я отложил вилку и нож. В молчании прошло несколько неприятных минут. Где-то я его видел? Наконец, мой сосед решил прервать молчание.
   - Ну что, барчук, не стыдно? - Я оторопел. - В иных семьях дети кусочка сахара не видят неделями, а ты тут расселся во фраке и жрешь свое буржуйское мясо! И откуда ты только такой взялся? Вот у меня в жизни все было не так! - Я съежился на краешке стула, покраснев от стыда и опустив голову.
   Полковник складывал суровые слова на стол тяжелыми гирями.
   - Родился в 1898г. в г.Ревеле. Отец работал сверловщиком в морском порту до 1911г. В 1917 г. завод эвакуировался в г.Одессу. Мать была по профессии портниха, работала в швейных мастерских. Умерла в 1908 г. После смерти матери на иждивении отца осталось нас три брата и сестра.
   Я жил при отце до 1918г. В детстве учился в приходской школе две зимы, после смерти матери пошел работать по найму. С 10 лет обивал котлы от накипи и нагревал заклепки для клепки обшивки кораблей в военном порту, потом поступил в качестве подручного клепальщика, затем подручным сборщиком.
   В 1916г. в мае призван в Армию, был зачислен в укрепительную позицию механиком катера береговой обороны, с катером в 1916г. был направлен на остров Эзель, Рижский залив, где после сдачи острова немцам был переброшен на Румынский фронт, на котором и застала революция. Летом 1917г. по болезни был направлен в госпиталь, затем с партизанским отрядом на борьбу с немцами, раненый приехал в г.Севастополь. Поступил в Красногвардейский Черноморский отряд-1, командир Мокроусов. С отрядом участвовал против генерала Каледина, против татар в Крыму. Затем отряд повел бой с наступающим немцем. С захватом последними Крыма отряд ушел в Новороссийск-Екатеринодар-Ростов на Дону и под ст.Лозовой перешел в 5-й Заднепровский полк Крымской дивизии Дыбенко. С полком участвовал в захвате Генгарского перешейка, под ст. Владиславкой был контужен и направлен в г.Харьков, в эвакогоспиталь. По выздоровлении откуда в отряд особого назначения особой бригады, с бригадой участвовал в боях под г.Екатеринославлем, Ореховым, Мелитополь, Перекоп, Керчь. По ликвидации Врангеля отряд был брошен на борьбы с Махно.
   Полковник посмотрел вдаль, будто вспоминая те бурные годы. Я похвастаться своим боевым прошлым, естественно, не мог. Хотя, кто знает, что еще с нами будет. Полковник продолжил:
   - В 1932г. - командир парка Броне-Танковой Школы имени т.Сталина г.Горький. В 1933 г. окончил МКУКС мехвойск, возвратился в Школу, где работаю по настоящее время руководителем техники.
   Член ВКПБ с 1924г., в партию вступил в г.Ленинграде, будучи в Школе, принят по первой категории. В 1927г. имел партвзыскание за пьянку - строгий выговор. В 1930г. - выговор за демобилизационное настроение. На чистке в 1929г. и 1934г. замечаний не имел. В других партиях не состоял. В 1924г. окончил 2 курс военной школы механической тяги в г.Ленинграде. Во время гражданской войны был награжден часами, револьвером, костюмом и т.д. За всю службу в РККА имел дисциплинарных взысканий: 3 суток ареста /в отдельности/, один выговор и наряд.
   Под судом и следствием не был. Вот и вся моя биография. Да, тяжело прошла жизнь, и ради чего! Чтобы ты, сволочь, разъезжал на отцовской машине, жрал ананасы и бренчал на рояли всяким тут блядям! Не бывать этому!
   Полковник вскочил, изо всех сил треснул кулаком по столу, выхватил маузер, подаренный Фрунзе и утопленный потом бабушкой в Черном море из страха, и выстрелил в меня три раза. Я упал под стол, обливаясь кровью и томатным соусом. Поднялся страшный шум, со всех сторон послышались свистки городовых, меня положили на носилки и понесли прочь. Еще несколько мгновений я что-то видел и соображал, но потом сверху на меня стали сыпаться бутылки и какая-то посуда, и полный мрак наступил на мою голову окончательно и бесповоротно.
   Глава 3
   Ночные скачки
   Очнувшись, я решил не открывать глаза и не шевелиться, чтобы не потревожить рану. Где эта рана, и сколько их вообще, мне было непонятно. Вокруг никого не было, только тихо потрескивал огарок свечи. Издалека доносился приглушенный шум какого-то ресторана. Я принялся осторожно, чтобы не поехала крыша, припоминать вчерашний день.
   Конечно, когда жена кричала, кидая в меня одну сковородку за другой, чтоб я провалился сквозь землю, она, наверное, не подозревала, что это произойдет так скоро.
   - Хоть бы денег принес, бестолочь! - когда поток призывов слился в одну мощную ядовитую струю, я не выдержал и выскочил на улицу. В кармане остались только права и ключи от машины. Что мне было делать? Пришлось волей-неволей пуститься в странствие за презренным металлом - привычный для многих печальный путь. Поэтому дома пока не особенно беспокоятся. В прошлый раз в результате подобной стычки пришлось потревожить вечером тещу. Мы попили чайку на ее кухне, я с радостью сообщил, что "она выгнала меня из дому", теща сжалилась надо мной, отчитала по телефону дочурку, и когда я через полчаса въехал во двор на лихом коне, жена уже виновато выглядывала в окошко.
   Теперь пусть думают, что я зарабатываю ночным извозом. Двойника они сразу должны раскусить, мне даже трудно было представить, чтобы кто-то другой сможет меня изобразить со всеми подробностями, да и вряд ли он попрется ко мне домой, что ему там делать?
   Судя по всему, рана у меня не смертельная. Дедушка, видимо, палил больше для острастки, в воздух, просто я слишком перенервничал и сам опрокинул на себя посуду с соусом. Я попытался повернуться на правый бок, и тут острая боль в ухе заставили меня вскрикнуть. Все-таки задел меня мой родной красный партизан! Вот уж никогда бы не подумал, что увижу дедушку живым. Правда, не понятно, кто это был на самом деле, ведь я сам несколько раз красил ограду вокруг его могилы на кладбище. Значит, все эти тяжелые памятники сверху ничего не значат, а если крематорий?...В эти подробности лучше уж не вдаваться. Конечно, не надо было его сердить, но откуда я знал, что он окажется в этом месте! Он, наверное, и без меня все давно знает, раз у них все выходят наверх, да еще газеты приходят по подписке. А похож все-таки на портрет, который висит у бабушки в комнате! Правда, умер он за десять лет до моего рождения, может, я что-нибудь все-таки спутал?
   Фрак теперь придется где-то добывать новый, этот весь засран, да и на сцену в повязке на ухе выходить совсем уж неудобно. Лучше уж по левой стрелял, не так было бы видно! А рояль мне очень понравился. Вот бабуля-то обрадуется, что внучек ее наконец-то с дедушкой повидался! Жаль, он не успел мне ничего передать наверх, письмецо какое-нибудь, или открытку. Может, еще встретимся? Надо бы мою новую девушку попросить, она-то с ним наверняка давно знакома.
   - Конечно знакома, - вдруг сказала она, подсаживаясь на мою постель. Я ощутил прикосновение ее теплых рук и улыбнулся. - Твой дедушка прекрасно танцует, особенно вальс.
   - Еще бы, они с бабушкой даже выиграли конкурс бальных танцев в Берлине, бабушка тогда еще с самим Жуковым танцевала.
   - Это с Ванькой, что ли?
   - Да нет, с маршалом. Ну ты даешь, не знаешь, что ли, проспекта Жукова?
   - Я думала, это другой Жуков. - Вот дурочка!
   - Сам дурак, нечего было с дедушкой ссориться, теперь он тебя точно где-нибудь подстрелит, уж больно он на тебя осерчал. - А у вас тут что, все с оружием ходят?
   - Нет, только кому положено.
   - А если я наследник?
   - Чего ты хочешь, зачем тебе револьвер?
   - Вот бабушка тоже так говорит, и с дуру утопила такую реликвию револьвер Фрунзе! Раз уж я тут отдуваюсь за всех буржуинов, должен же я хоть револьвер-то иметь!
   Я даже приподнялся от волнения на постели.
   - Я вижу, мой милый, что у тебя опять начинается какой-то бред. Вчера ты вдруг вскочил на стол посреди зала и принялся петь "Боже, царя храни!". Дедушка с трудом смог стащить тебя вниз, вы принялись толкаться, а потом и пальба началась. Давай-ка лучше покатаемся с тобой на свежем воздухе.
   Я сел в постели, пытаясь прийти в себя. Голова действительно была как чужая, и ухо болело, будто его сначала оторвали, а потом приклеили на старое место. Правда, домой возвращаться не хотелось. Во-первых, наверняка у них здесь еще осталось после вчерашнего всякие салатики и мясо, которое мне очень понравилось, во-вторых, денег я не достал ни копейки, а в-третьих, дедушка. Надо все-таки попытаться привыкнуть к этому подземному положению, удрать наверх всегда можно, а здесь мне пока нравится, да еще такая новая подруга!
   Я обнял ее и погладил по крепкой попе. Она оттолкнула меня и улыбнулась.
   - Идешь ты или нет?
   На этот раз дорога по лабиринту показалась мне короче. Отворилась последняя дверь и мы вдруг вышли на улицу из какого-то подъезда.
   Опять была ночь, сияли звезды, прохожих совсем не было, и редкие машины шуршали где-то за домами. Пройдя через несколько переулков, мы очутились у здания ипподрома на Беговой. Казалось, внутри него все было темно и тихо, но иногда к окнам подходили какие-то люди со свечками, выглядывали наружу сквозь тусклые стекла и отступали назад, растворяясь во мраке. Так всегда кажется, когда идешь ночью мимо дома с потушенными окнами, что сейчас кто-нибудь выглянет из окна с того света. Наверное, они ходят туда развлечься. Скучно все-таки лежать все время на одном месте, нужно какое-то разнообразие.
   Мы не стали заходить внутрь дворца, а пошли сразу к конюшням. По полю стлался низкий холодный туман, доставая примерно до пояса. На середине арены было совсем светло от неба и далеких прожекторов. Из конюшни послышалось ржание. Лошади забеспокоились, как и положено в присутствии нечистой силы.
   - Никак не могу приручить их к себе, каждый раз они становятся просто бешеными. Недавно каталась в ночь перед скачками, так лошадь потом взяла все призы и к вечеру сдохла. Надо было сказать Герцогу, чтобы ставил на моих лошадей, да он сам катался на Лучистой, думал, она победит, но ошибся.
   - А я думал, тут уже давно все куплено.
   - Конечно куплено, только нашими. Они и берут все деньги, оставляя этим козлам только всякую мелочь.
   - А вам-то на что эти деньги?
   - Как на что! Ты думаешь, на этом свете все кончается и человеку ничего больше не нужно? Вот глупости, придуманные известно кем. Я, например, страшно люблю ходить на всякие показы мод и покупаю себе всегда самые дорогие платья. Сразу чувствуется, когда видишь действительно ценную вещь. Она всегда зашкаливает. Не могу тебе объяснить, чем они так отличаются, но я-то в этом разбираюсь!
   Ну прямо как моя жена...Сторож в буденовке и с винтовкой отдал честь моей королеве, подозрительно взглянул на меня и открыл ворота.
   - Ну как там мой Буцефал? - спросила его она, как старого знакомого.
   - Ждет, ваше сиятельство, совсем измучился тут на привязи, уж больно горячий.
   - И моему другу найди какую-нибудь девочку по-спокойнее.
   - Как изволите, как изволите, ваше высокоблагородие, есть тут у меня на примете одна дамочка в белых яблоках.
   Сторож ушел, и вернулся через несколько минут, ведя под узцы черного блестящего Буцефала и серую Француженку. Я, естественно, никогда в жизни не сидел в седле.
   - Ничего, это особые лошади, не бойся.
   Сторож помог вначале герцогине, потом подсадил и меня. Француженка, приняв груз, сразу понеслась вперед через поле к воротам. Буцефал не отставал.
   - Куда поедем? - спросил я, охваченный восторгом движения и готовясь, наконец, свернуть себе шею.
   - Куда глаза глядят! - весело прокричала она и вырвалась вперед. Мы выскочили на проезжую часть. Машин уже совсем не было видно. Вскоре мы повернули направо, к Белорусскому вокзалу. Вокруг Горького, вспоминая, наверное, пьесу "На дне", спали бомжи, редкие пассажиры разглядывали расписание. Было около трех часов ночи.
   Следующим был Маяковский, он опустил руку, сел на постамент и что-то читал, болтая ногами. Во рту дымилась папироса. Рядом с ним сидела какая-то девушка в желтом платье. Я бросил в Маяковского огрызок яблока, но он ловко увернулся и швырнул в меня какой-то кирпич, или свою книжку. Я пригнулся, послышался звон разбитого стекла в ресторане напротив, кажется, в "Софии". Маяковский погрозил мне вслед чугунным кулаком.
   Зато в Английском клубе - Музее Революции - окна горели вовсю. Наверное, там сейчас веселились всякие исторические деятели. Играла музыка, стреляли пушки, во дворе вокруг костров сидели революционные матросы, а на втором этаже кипел бал. Но мне туда зайти не захотелось, вдруг там сейчас мой дедушка, начнет опять палить в меня, а я пока оружием не обзавелся.
   Площадь впереди нас переходил Пушкин, спотыкающийся на каждом шагу о свой плащ. Он спешил на бал и грыз по дороге яблоко.
   - Хотите антоновку? - предложил ему я.
   - Нет, у меня симеринка! - и он швырнул огрызок в какую-то форточку. Герцогиня подала Пушкину желтый конверт.
   - Дельвиг просил передать, что сегодня не придет, у него насморк.
   - Такой могучий организм!
   Мы поскакали дальше. Медный князь Долгорукий упражнялся в рубке деревьев. Его меч сверкал направо и налево, круша ветки деревьев, фонари и троллейбусные остановки, попадающиеся под руку.
   - Вот это мужчина! - восхищенно воскликнула моя королева.
   - Не заглядывайся на посторонних! - прикрикнул я на нее.
   - Сам ты посторонний, он меня уже два раза спасал от монголо-татарского ига, когда меня хотели забрать в гарем.
   - Я уже боюсь и подумать, сколько времени ты здесь катаешься.
   - Вот и не думай, думай лучше о том, что будешь сейчас играть.
   - Опять играть, где, как? Мне уже как-то боязно, надеюсь, не в военно-революционном клубе имени матроса Железняка?
   - Ты что же, простым народом брезгуешь? А вот Шаляпин любит петь прямо с балкона, а ты что, боишься?
   - Потом на ухе у меня пластырь...
   - Давай, давай, не расслабляйся, сейчас тут в одном местечке будет небольшой утренний концертик, тем более ты не сыграл еще все, что мог. - А что я буду делать, когда сыграю все, что могу?
   - Будешь учить что-нибудь новенькое или повторять старенькое.
   - А я уж подумал, ты заменишь меня на кого-нибудь другого.
   - Что, тебе уже надоело?
   - Да нет, я только начинаю входить во вкус.
   По улицам начинал стелиться туман, у Центрального телеграфа мы свернули направо. Я вдруг вспомнил, что у меня в машине что-то стучит в правом колесе. Лазил вниз уже два раза, все шарниры вроде проверил, заменил две резиновые прокладки, а все равно стучит, если покачать ее справа, нажимая у фары. Может, гидравлический амортизатор?