Теперь противник сосредоточил весь свой удар на Соколово. Со стороны Тарановки, обойдя ее с севера, он бросил в бой до шестидесяти танков, свыше десятка бронетранспортеров и два пехотных батальона.
   Где-то между 15 и 16 часами меня вызвал к телефону командир дивизии. Сообщил, что в Соколово сейчас очень трудно, и приказал вместе с 81-м полком быть в готовности к контратаке из Змиева на север. Заодно предупредил, чтобы я укрепил оборону в Чемужовке, на стыке с батальоном Людвика Свободы.
   Но бой есть бой. Обстановка здесь меняется не по часам, а по минутам. Так случилось и на этот раз. Неожиданно пришла еще более тревожная весть: непосредственно в Тарановку ворвались 30 фашистских танков с пехотой. Полк К. В. Билютина отошел на восточную окраину села.
   В этой связи комдив приказал мне вместо Соколово нанести удар но Тарановке и овладеть ею. Помощь нашему полку окажут батальоны 78-го полка, окопавшиеся, как уже говорилось, на восточной окраине этого села.
   К исходу 9 марта мы с полком Билютина смогли овладеть лишь северной и южной окраинами Тарановки. А в середине дня началась атака 81-го гвардейского стрелкового полка на Соколово. Его подразделения довольно быстро сбили гитлеровцев с высоты 162,3, но дальнейшего успеха не имели. И все же гвардейцы 81-го полка оказали существенную помощь чехословацким воинам. Связав врага боем, они дали возможность батальону Людвика Свободы закрепиться на реке Мже.
   * * *
   Между тем к нам, в район Тарановки, подошли танки из 4-й танковой бригады. Мы тут же возобновили бой. Теперь он проходил уже в ночных условиях.
   Главный наш удар был нацелен в центр села, где высилась старая, с массивными каменными стенами церковь. И вдруг именно там, в районе церкви, вспыхнула ожесточенная стрельба. В чем дело? Оказалось, что там уже дрались наши гвардейцы.
   Вот как это произошло. Еще до начала боя трое бойцов полка - старший сержант Корней Шемонаев, рядовые Иван Кравченко и Семен Репников, захватив с собой пулемет и гранаты, с разрешения своего комбата незаметно пробрались в церковь. Позже к ним присоединились еще пятнадцать гвардейцев во главе с лейтенантом Макагоном. Как только наши батальоны пошли в атаку, эта группа открыла по врагу огонь с тыла. Вот имена остальных героев: Мирон Гопса, Петр Куценко, Александр Забайрагин, Анатолий Марков, Дмитрий Григорьев, Михаил Косенко, Арсений Полевода, Иван Вилокобыльский, Василий Маткозин, Петр Колесников, Иван Головин, Василий Васников, Григорий Дубенко и Афанасий Ермилов.
   Свыше суток находились они в церкви, отвлекая на себя значительные силы противника. Гитлеровцы не раз предлагали нашим воинам сдаться, на что те отвечали гранатами и ружейно-пулеметным огнем. И даже когда фашисты стали бить по церкви прямой наводкой из орудий, гвардейцы не оставили своих позиций. Они сражались до тех пор, пока их не выручили наши стрелки и танкисты.
   Итак, Тарановка снова в наших руках. Но успеху, как оказалось, радоваться было рано. Вскоре, сосредоточив крупные силы пехоты и танков, противник сумел-таки потеснить полки нашей дивизии к реке Мжа.
   14 и 15 марта. В эти дни мы из последних сил сдерживали натиск врага на новом рубеже. О накале тех боев говорит хотя бы такой факт, что ежедневно гитлеровцы бросали против нас до 80 танков. Противник стремился во что бы то ни стало смять части, мешавшие ему выйти к Северскому Донцу и тем самым перерезать пути отхода наших войск из района Харькова.
   Двое суток обороны на Мже стали для нашей дивизии поистине драматичными. К тому времени был отведен во второй эшелон армии для отдыха и пополнения поредевший в боях чехословацкий батальон. И хотя к нам на усиление прибыли части 152-й стрелковой дивизии, это уже не могло внести существенного изменения в сложившуюся обстановку. Со стороны Боровое и Рогани противник уже вышел к нам в тыл. На Мже его пехота и танки тоже кое-где просочились через нашу оборону. Полки теперь дрались в окружении, в полной изоляции друг от друга. Дальше так продолжаться не могло.
   В ночь на 16 марта наши части вынуждены были пробиваться к Северскому Донцу. Утром мой полк вышел к его западному берегу в районе Мохнача. Но в селении оказался противник. Доложил об этом командиру дивизии. Тот приказал взять Мохнач наличными силами, а затем закрепиться в нем. Подчеркнул, что этот населенный пункт может стать впоследствии важным предмостным районом обороны, который значительно затруднит маневр немецко-фашистских войск в сторону Чугуева.
   Мы выполнили приказ генерала П. М. Шафаренко, взяли Мохнач. Теперь нужно было как следует закрепиться в нем. Оценил обстановку. Правее нас, в районе Эсхара, занял оборону приданный нашей дивизии 914-й стрелковый полк. Это уже хорошо. А что же у нас слева?
   Слева, на наше счастье, оказались труднопроходимые болота. Здесь гитлеровцы тоже не пройдут. Значит... Решил построить оборону полка системой опорных пунктов, наиболее плотно прикрыв направления со стороны Замостья и Красной Поляны.
   Противник не заставил себя долго ждать. Уже вечером на Мохнач обрушился шквал артиллерийского и минометного огня. Потом в атаку пошли фашистские танки.
   Первой приняла бой рота старшего лейтенанта Б. Ф. Соколова и группа бойцов во главе с младшим лейтенантом И. В. Кочугановым. Их поддерживал взвод ПТР под командованием лейтенанта Н. А. Анкудинова. Подбив несколько вражеских танков, гвардейцы вынудили остальные повернуть назад.
   Но это было еще только начало. Вскоре гитлеровские танки и пехота, разделившись на две группы, обошли Мохнач с севера и юга. Теперь бой уже завязался на окраинах поселка. Над полком снова нависла угроза окружения. Срочно связываюсь с командиром дивизии и прошу его помочь мне артиллерией. Генерал обещает сделать все возможное.
   И действительно, через несколько минут в боевых порядках наступающего противника начинают рваться мины и снаряды. Он откатывается. Но потом, перегруппировав своп силы, опять наносит удар по батальону старшего лейтенанта Н. Н. Щербакова.
   Его роты начинают пятиться. Бросаю им на помощь свой последний резерв два орудия из взвода лейтенанта П. П. Шиндова. Их расчеты почти сразу же поджигают три фашистских танка и этим дают возможность батальону отстоять свои позиции.
   И все-таки в ночь на 19 марта противнику удается потеснить наши подразделения и овладеть центральной и юго-западной частью поселка. А с рассветом мы дружной атакой выбиваем его оттуда. Так повторяется несколько раз. В конечном же счете мы удержали Мохнач. Обороняли его вплоть до 24 марта, вместе с другими частями дивизии не давая противнику возможности перерезать пути отхода наших войск из-под Харькова.
   * * *
   Бои, бои... Каждый из нас уже потерял им счет. И порой один от другого отличали только так:
   - А-а, это тот, когда артиллеристы Локацининова...
   Отличали по подвигам героев. Но и их каждый бой рождал десятки. Тогда брали из всех один, наиболее выдающийся. Например, когда расчет сержанта Г. И. Брехунова сжег в одном лишь бою 5 танков противника или когда пулеметчики С. П. Омельченко уничтожили целую роту фашистов.
   Но были подвиги и более скромные. По ним мы не определяли время и место боев. Но все равно хранили в памяти сердца как строку, вписанную в страницу героической летописи полка.
   Я, например, до сих пор с большой благодарностью вспоминаю скромного труженика войны сапера старшего сержанта Н. М. Зорина. Это он взорвал мост через реку Мжу. Вроде б и рядовой эпизод войны. Поджег бикфордов шнур, взорвал... Но важно не просто действие, а его результат. А по последнему выходило, что старший сержант Зорин совершил тогда самый настоящий подвиг. Он надолго задержал переправу через реку вражеских танков и тем самым помог выстоять в бою целому полку. Вот почему я без колебаний подписал тогда представление о награждении отважного сапера орденом Отечественной войны II степени. И старший сержант Н, М. Зорин вскоре получил его.
   А вот подвиг красноармейца Ивана Селфинина. О нем мне рассказал замполит одного из наших батальонов В. Т. Древаль.
   Случилось так, что во время одной из атак во фланг наступающему на Мохнач батальону неожиданно начал вести огонь крупнокалиберный пулемет врага. Роты залегли. И тогда красноармеец Селфинин по приказу сердца пополз к огневой точке врага. Сблизившись с ней, он ударил по амбразуре из автомата. Дзот продолжал изрыгать смерть. Тогда красноармеец снова нажал на спусковой крючок. Последовала короткая очередь, и автомат умолк. Кончились патроны! А гранаты уже все израсходованы еще в начале боя. Что делать?
   И тут рядом с Селфининым вдруг падает вражеская граната с длинной деревянной ручкой. Счет теперь идет уже на мгновения. Или смерть, или...
   Нет, он не откинул эту гранату в сторону. Хотя, казалось бы, к этому его и побуждал инстинкт самосохранения. Да, красноармеец схватил ее, но расчетливо направил прямо в огнедышащую амбразуру дзота. На этот раз фашистский пулемет умолк навсегда...
   А подвиги полковых медиков во главе со старшим врачом О. С. Саркаровым? Под огнем врага, в антисанитарных условиях военные хирурги Рожков, Мирский и Кропалев мужественно боролись за жизнь раненых бойцов и командиров. Я лично знаю, что им иной раз приходилось делать такие неотложные операции, которые под силу лишь хирургам тыловых госпиталей, где для этого есть все необходимые условия.
   А самоотверженные действия санинструкторов Л. И. Кузнецова и П. М. Школьникова? Но они сами о них говорили: работа. Но тот, кто прошел через горнило войны, хорошо знает, что это за работа, если за день порой каждому санинструктору приходилось эвакуировать с поля боя по 20-25 раненых бойцов и командиров. А ведь и санинструктор от пуль и осколков не заговорен.
   Командир взвода связи лейтенант Н. А. Литвинов... Он и сейчас как живой стоит у меня перед глазами. Молодой, веселый. Он очень любил жизнь. Но когда потребовалось, отдал ее за Родину без колебаний.
   ...Это случилось в районе населенного пункта Зидьки. В самый разгар боя вдруг прекратилась связь с батальонами. Посланный на линию связист не дошел до обрыва. Не смогли устранить обрыв и два других бойца, ушедших вслед за ним. И тогда за дело взялся сам лейтенант Литвинов. Пуля снайпера настигла его где-то в десятке метров от места повреждения линии связи. Даже будучи смертельно раненным, лейтенант нашел силы преодолеть эти метры и, уже умирая, соединил концы проводов. Связь была восстановлена, полк продолжил бой.
   Но это все о мужчинах. Хоть и неимоверно трудны были тяготы и лишения войны, но все равно мужчинам-воинам было гораздо легче переносить их, чем, скажем, нашим девушкам. А их у нас в полку было немало. Я даже сейчас многих из них помню по именам. Это Валентина Валикова, Любовь Парриль, Евгения Рудакова, Екатерина Рябова, Паша Чичасова... Но самая громкая слава ходила тогда у нас о Тане Елумеевой.
   ...В районе Мохнача тогда разгорелся жаркий бой. И случилось так, что наиболее сильный удар врага пришелся именно по подразделению, где было много молодых, необстрелянных солдат из недавнего пополнения.
   Бойцы дрогнули, начали пятиться. И тут среди них появилась Таня Елумеева, которая как раз возвращалась из медсанроты. Оценив ситуацию, отважная девушка не растерялась и, взяв из рук убитого красноармейца винтовку, вскинула ее над головой, крикнула:
   - Без паники, товарищи! Нам ли, советским воинам, бояться фашистов?! За мной, родимые, вперед!
   Она первой бросилась в контратаку. За ней последовали все без исключения бойцы подразделения. Гитлеровцы не выдержали их натиска и обратились в бегство.
   Следует сказать, что в период боев под Мохначом Таня Елумеева вынесла с поля боя 45 раненых бойцов и командиров. За оба этих подвига мы представили ее к званию Героя Советского Союза. Но так уж случилось, что вместо этой награды ей дали орден Красного Знамени.
   Кстати, это была не единственная ее награда. В разное время я имел честь лично вручить этой отважной девушке медали "За отвагу" и "За боевые заслуги". Таня Елумеева была дважды ранена. Но каждый раз, едва подлечившись, возвращалась в боевой строй. Забегая вперед, скажу, что героическая комсомолка прошла с нашим полком долгий путь. И лишь после третьего ранения, в январе 1944 года, она, почти потеряв зрение, вынуждена была выбыть из наших рядов.
   Глава пятая.
   Летом 1943-го...
   Весна подходила к концу. Не за горами было уже лето. Лето третьего года войны.
   На фронте к этому времени наступило весьма продолжительное затишье. Но мы знали, что это затишье перед новой бурей. Гитлеровское командование лихорадочно готовилось к тому, чтобы именно этим летом вырвать из наших рук стратегическую инициативу, изменить ход войны в свою пользу. Местом для осуществления этих планов оно выбрало так называемый Курский выступ участок фронта между Орлом и Харьковом.
   Перед началом Курской битвы войска правого крыла Юго-Западного фронта, в состав которых входило и наше соединение, продолжали занимать оборону южнее Харькова, на Северском Донце. Правда, после боев в районе Мохнача 25-я гвардейская стрелковая дивизия несколько выдвинулась вперед и сосредоточилась теперь между Чугуевом и Купянском.
   Мы теперь, начиная с мартовских боев, организованно входили в состав 6-й армии. С ее руководящим составом знакомы еще со времен боев на сторожевском плацдарме. Так что периода так называемого привыкания к новому начальству не было.
   В конце мая в нашей дивизии побывал командующий Юго-Западным фронтом генерал армии Р. Л. Малиновский. Объехал все ее полки. Как мы смогли понять, его особенно интересовало построение обороны на танкоопасных направлениях. Здесь он подолгу осматривал инженерные сооружения, беседовал с бойцами и командирами. А меня в один из моментов спросил:
   - Вы знакомы, товарищ майор, с новыми немецкими "тиграми", "пантерами" и "фердинандами"? Умеете вести с ними борьбу?
   Я ответил, что в полку лишь понаслышке знают об этих фашистских танках и самоходных орудиях.
   Командующий тут же приказал провести занятия по изучению способов борьбы с новыми гитлеровскими танками, выделил для этого специалистов.
   Словом, мы все почувствовали, что надвигаются довольно серьезные испытания, и готовились к ним: принимали пополнение, проводили полевые занятия. Проводились и перестановки офицерского состава. Дело в том, что в предыдущих боях вышли из строя немало опытных командиров рот и батальонов. Вместо них нам присылали офицеров, только что окончивших ускоренные фронтовые или центральные курсы. Ставить этих людей сразу на роты и батальоны, а возможно, даже и выше, было, конечно, рискованно. Вот почему на должности полкового и батальонного звеньев мы старались выдвигать своих людей. Так, заместителем командира полка вместо убывшего майора Б. М. Генералова мы назначили капитана А. Я. Обухова. В 78-й полк был переведен начштаба полка капитан А. Н. Потемкин, а оттуда вернулся уже знакомый нам капитан П. И. Жидиков. Батальон от Обухова принял командир роты коммунист капитан П. Я. Полежаев, успевший зарекомендовать себя смелым, инициативным офицером.
   Кроме того, к тому времени из полка выбыли на учебу командиры первого и второго батальонов Я. М. Агафонов и Н. Н. Щербаков. Вместо них на эти должности были назначены соответственно вернувшийся из госпиталя капитан В. П. Шкилев и дальневосточник коммунист старший лейтенант С. Г. Стариченко. Здесь следует подчеркнуть, что, хотя Степан Герасимович Стариченко еще не участвовал в боях, он был опытным кадровым командиром довоенной закалки.
   Итак, наш полковой коллектив складывался, креп день ото дня. К началу июля, например, мы уже имели в своих рядах довольно боеспособное партийное ядро, насчитывающее 279 коммунистов. Это позволило создать партийные организации практически в каждой роте и батальоне.
   Коммунисты сразу же и довольно активно включились в воспитательную работу с молодыми воинами. Помогая командирам, они знакомили пополнение (а оно было значительным: до восьмидесяти процентов от прежнего состава) о традициями полка, его героями. Агитаторы и пропагандисты из числа коммунистов и комсомольцев умело, на конкретных примерах показывали вновь прибывшим истинное лицо фашистских завоевателей. По их инициативе на полковые митинги из освобожденных селений приглашались местные жители, испытавшие лично на себе злодеяния оккупантов. Мне до сих пор памятно одно из таких выступлений. К воинам обратилась учительница Мария Голь. Вот что она сказала:
   - Я собственными глазами видела, как фашисты бросали наших раненых бойцов и командиров в огонь. 1 января 1942 года каратели в селе Комсомольское убили 30 человек, а 2 бойцов, захваченных в плен, и 3 детей сожгли заживо.
   Стоит ли говорить, как зажигали наших бойцов и командиров эти свидетельства очевидцев! Все они с нетерпением рвались в бой, чтобы покарать врага, отомстить за кровь и слезы советских людей, временно оказавшихся под фашистским игом.
   В ходе подготовки к новым сражениям в полку широко развернулось снайперское движение, начало которому, как уже говорилось выше, было положено еще на Верхнем Дону. В апреле - июне 1943 года снайперская рота уже имела на своем боевом счету 179 уничтоженных вражеских солдат и офицеров. И самый большой вклад в общее дело внесли такие снайперы, как Е. Я. Вахонин, С. М. Боротилов, Г. И. Некморов, И. Е. Новиков, Н. П. Колганов, М. Е, Луговицкий и З. Б. Серовикова. Они-то и взяли на себя всю работу по подготовке в полку нового отряда сверхметких стрелков. Большую помощь им в этом оказывал Герой Советского Союза старший лейтенант В. И. Голосов. К сожалению, 19 августа 1943 года Василий Иванович погиб, успев все же записать на свой личный счет 421-го униятоженного гитлеровца.
   * * *
   В начале июля затишье на нашем фронте закончилось. Разгорелась Курская битва. Мы тоже вскоре вступили в бои, чтобы на своем участке оказать посильное содействие нашим армиям, перемалывающим ударную группировку гитлеровских войск на Курском выступе.
   В те дни наш полк получил приказ провести демонстративные боевые действия на Северском Донце в уже известном нам районе Змиева. Однако в ночь на 6 августа гитлеровцы, опередив нас, тоже начали форсировать эту реку. Правда, они тут же были отброшены. Но эта их попытка заставила и нас внести некоторые коррективы в разработанные планы. В частности, решено было вначале провести разведку боем. Для этого выделялись весьма незначительные силы стрелковая рота из батальона капитана В. П. Шкилева. Но предполагалось, что впоследствии силы будут наращены.
   Думается, что гитлеровское командование просто не ожидало, что мы начнем свои боевые действия с участка, который до этого основательно обрабатывался ее артиллерией и авиацией. Но случилось именно так. Рота старшего лейтенанта И. С. Николаева в короткие сроки форсировала реку, зацепилась за ее противоположный берег. А к утру 8 августа на этом плацдарме уже сражались два наших батальона. В течение дня они сумели отразить три контратаки превосходящих сил противника и к вечеру под прикрытием огня дивизионной артиллерии вернулись на свой берег, полностью выполнив стоявшую перед ними задачу. В частности, эти батальоны отвлекли на себя значительные силы врага, облегчив тем самым удар 57-й армии на Чугуев и Харьков.
   В начале августа 6-я армия, куда, как известно, входила и наша дивизия, начала сосредоточиваться под Изюмом для участия в наступательной операции по освобождению Донбасса. В один из этих дней, уже под вечер, генерал-майор П. М. Шафаренко собрал нас, командиров частей, на совещание. Там-то я и встретился со своим товарищем еще по запасному полку Владимиром Архиповичем Ковалевым. Мы радостно обнялись, поздравили друг друга. Я его - с назначением на должность командира 81-го гвардейского стрелкового полка, а он меня - с недавним присвоением очередного воинского звания "подполковник" и награждением орденом Красного Знамени.
   Совещание было коротким. Комдив лишь бегло ознакомил нас с обстановкой и поставил задачу на передислокацию в новый район.
   Через трое суток, совершив 130-километровый марш, мы сосредоточились на правом берегу Северского Донца, южнее города Изюм. Нашему полку выпало сменить здесь стрелковый полк из 27-й гвардейской дивизии, которая уходила на доукомплектование. Его командир рассказал мне, что до нашего прибытия сюда танковые и механизированные соединения генералов Е. Г. Пушкина и И. Н. Руссиянова пытались развить наметившийся было успех стрелковых частей, но не смогли. Противник сосредоточил здесь весьма значительные силы и встречным ударом остановил наши наступающие части.
   - А вот и та высота, о которую споткнулся наш полк, - показывая на местности, сказал мой предшественник.
   Я пристально вглядывался в панораму. Мы находились между Сухой Каменкой и Еремовкой. А впереди проходила первая линия обороны противника, упиравшаяся в районе деревни Пасека в Северский Донец. На юго-западе, за большой лощиной, вдоль шоссейной дороги от Изюма на Славянок, виднелась гряда холмов. В центре-то их и была та злополучная высота 204,0. В ее створе, километрах в восьми от наших передовых позиций, тоже на возвышенности, раскинулся большой населенный пункт Долгенькое.
   Ну а на юге... Там, сколько мог охватить взгляд, простирались дубовые рощи. Мы хорошо знали, что за их широкой полосой начинается Донбасс главная "кочегарка" страны. Ее, естественно, фашисты так легко не отдадут.
   На рекогносцировке, которую в тот же день провел командир дивизии, до командиров частей был доведен общий замысел предстоящей операции по освобождению Донбасса. Главный удар наш фронт будет наносить с изюмского плацдарма через Барвенково на Лозовую и далее на Павлоград и Синельникове, с тем чтобы совместно с войсками Южного фронта отсечь донбасскую группировку противника от Днепра и разгромить ее на Левобережье. Через Долгенькое на Барвенково должна наступать и наша, 25-я гвардейская стрелковая дивизия. Для усиления ей придается 115-я танковая бригада полковника А. М. Мельникова.
   Перед началом наступления полк снова провел разведку боем. В ней участвовали рота старшего лейтенанта Н. Е. Шкурдова и разведывательная группа во главе с начальником разведки полка С. Г. Воронковым, который сменил на этой должности недавно выбывшего по ранению В. А. Полещука. Им удалось захватить нескольких пленных из состава 46-й пехотной и 17-й танковой дивизий врага. Однако доставленные "языки" дали весьма противоречивые показания о противостоящей нам группировке противника, а разведка боем вскрыла оборону гитлеровцев лишь до высоты 204,0. Поэтому мне, как командиру полка, осталось неясным: то ли перед нами главная полоса вражеской обороны, то ли просто его передовая позиция. Мучил и другой вопрос: где сосредоточил противник свои основные силы - на переднем крае или в глубине?
   Вопросы вопросами, но нужно было все-таки готовиться к наступлению. К тому же, грешным делом, подумалось: ничего, все неясное прояснится в ходе боя.
   И до сих пор я не могу простить себе такой беспечности. Но, как говорится, похмелье придет потом. А пока же, перед началом наступления, мы отметили одновременно два радостных события: накануне капитанам М. А. Храмову и начальнику артиллерии Б. М. Зайцевскому были присвоены очередные воинские звания. Собравшись в тесном кругу и слив свои наркомовские сто граммов в общий котелок, куда по старой традиции опустили и майорские звездочки - чтоб "не заржавели", мы тепло поздравили наших боевых друзей.
   Наступление началось утром 16 августа. Его предварили мощные артиллерийские и авиационные удары. Потом в атаку двинулась пехота. В первые часы боя удалось добиться некоторого успеха. Наша дивизия, например, выполнила ближайшую задачу: оседлала шоссейную дорогу и овладела ключевой высотой 204,0. Однако вскоре 267-я стрелковая дивизия полковника А. И. Толстова, действовавшая справа, застряла в какой-то лощине. Еще хуже обстояло дело у левого соседа - 263-й стрелковой дивизии полковника П. М. Волосатых. Она втянулась в затяжные бои. В результате наш левый фланг оголился, что вынудило генерала П. М. Шафаренко придержать наступавший там 78-й полк дивизии. Но это все равно не исправило положения. Продолжая теперь наступление фактически двумя полками, мы по-прежнему имели открытые фланги. Этим-то и не замедлил воспользоваться противник. Он бросил против нашего и наступающего рядом 81-го полка свыше 50 танков. Эта броневая лавина вскоре отрезала от главных сил те малочисленные подразделения наших полков, что сумели-таки перед этим зацепиться за окраину Долгенького. Им пришлось с боем выходить из окружения.
   Оказавшись в трудном положении, отошли от Долгенького и оба наших полка. Больше того, нам пришлось оставить и высоту 204,0, взятие которой обошлось нам дорогой ценой. Правда, потом наш полк вновь овладел ею и закрепился на этом рубеже.
   В тот день мы действительно многое выяснили. Так, например, то, что принималось нами за главную полосу обороны противника, оказалось ложной позицией, занятой его незначительными силами. В итоге весь удар нашей артиллерии и авиации пришелся почти по пустому месту. Словом, бой показал: истинный передний край обороны противника проходит значительно глубже, образуя нечто похожее на огневой мешок - выгнутую подкову, своими концами упирающуюся в Северский Донец. И главенствующее положение занимает мощный оборонительный узел сопротивления в районе Долгенького. Это под его прикрытием противник смог так свободно маневрировать своими резервами.