Страница:
Из многочисленных телеграмм, имеющихся в руках представителей юстиции, установлено, что между госпожой Суменсон, Ульяновым-Лениным, Александрой Коллонтай и Козловским, проживающим в Петрограде, с одной стороны, и Ганецким и Парвусом, с другой — шла постоянная большая переписка. Хотя в этой переписке говорилось о чисто коммерческих делах, об отправке разного рода товаров и о денежных операциях, но она дает достаточно оснований, чтобы сделать заключение, что это было просто прикрытие для сношений шпионского характера».
На основе имевшихся доказательств прокурор Временного Правительства считал доказанным, что обвиняемые сотрудничали с Германией с целью ослабить боеспособность России. В обвинительном акте далее было сказано: —
Теперь факт большевистско-германского заговора подтвержден официальными документами германского министерства иностранных дел.
Парвус был не единственный посредник между большевиками и правительством Вильгельма II. Некоторые большевики в своих воспоминаниях рассказали об этом немало фактов. Так напр., известный большевик А. Г. Шляпников в своей книге «Канун семнадцатого года» пишет:
В меморандуме от 15-го июля 1915 г., озаглавленном «Внутреннее положение России», Кескула указывал, что Ленин и энергичная деятельность революционных организаций «являются противовесом против опасности образования кадетского министерства» (Там же, стр. 9.).
В сентябре 1915 г. Кескула вошел в контакт с Лениным. 30-го сентября он представил фон Ромбергу подробный доклад о своих беседах с Лениным и о программе Ленина. По мнению Кескулы, писал фон Ромберг канцлеру Бетман-Гольвегу, — «необходимо, чтобы мы немедленно же оказали помощь революционерам ленинского движения в России. Он об этом лично доложит в Берлине… Мы должны действовать быстро, прежде чем социал-патриоты возьмут верх… Программа Ленина, конечно, не должна быть опубликована, во-первых, потому что ее опубликование раскрыло бы наш источник, но также и потому, что обсуждение ее в печати лишило бы ее ценности» (Germany and the Revolution in Russia 1915-1918, p. 7.).
Весной 1915 г. Кескула имел в своем распоряжении фонд, равный приблизительно 50-60 тысячам американских долларов, который он получил от германского министерства иностранных дел для финансирования большевистских изданий, пока они агитируют за поражение России в войне. Газетка Ленина «Социалдемократ» печаталась в незначительном количестве экземпляров и на дешевой бумаге. Отдельные экземпляры пересылались в Германию и там фотографическим способом перепечатывались на гильзовой бумаге в типографии германского морского министерства в большом количестве экземпляров. Отпечатанные экземпляры через Кескулу отправлялись в Копенгаген и в Стокгольм, а оттуда пересылались в Россию (Der Monat, September 1958.).
В феврале 1916 г. в длинном письме Кескула жаловался на осложнения, вызванные попыткой Парвуса в конце 1915 г. встретиться с Бухариным. Бухарин, по-видимому, отказался видеть Парвуса. В то же время взволнованные русские эмигранты начали заподазривать Кескулу. Но к тому времени, когда он писал вышеупомянутое письмо, весь вред, согласно Кескулы, был уже поправлен.
Кескула писал: «Как беспомощны эти русские, когда дело касается организации для какой-либо цели, можно видеть из того, что Бухарин поносил меня, собирая информацию обо мне, днем бегал по городу искать мой адрес, а ночью не мог спать. В то же самое время прилагаемая мною его брошюра была напечатана на мои деньги, без ведома Бухарина, к его, однако, большому удовольствию».
Приложенная к письму Кескулы брошюра Бухарина была озаглавлена «Война и рабочий класс». По мнению Кескулы, она была пригодна для распространения ее среди широких масс, и он рекомендовал Штейнвахсу (агенту германского генерального штаба) напечатать большое издание ее на рисовой бумаге. Кескула также сообщал, что его агент, который имел первоклассные связи и рекомендации, прибыл в Петроград. Самое интересное было, что этот агент Кескулы имел рекомендательное письмо от Бухарина к его жене. в Москве (Germany and the Revolution in Russia 1915-1918, p. 14.). (Это и был тот Крузе, о котором пишет в своих воспоминаниях Шляпников).
8-го мая 1916 г. Штейнвахс в меморандуме министру Бергену сообщал:
Получал ли тогда Ленин какие-либо деньги от германского правительства через Парвуса или кого-либо другого — неизвестно, но теперь точно установлено, что поездка Ленина в Россию в апреле 1917 г. в «запломбированном вагоне» через Германию была организована Парвусом.
21-го марта 1917 г. (8-го марта по старому стилю, т. е. ровно через неделю после падения самодержавия) германский посол в Копенгагене Брокдорф-Ранцау телеграфировал министерству иностранных дел в Берлине:
«Доктор Гельфанд (Парвус), с кем я обсуждал события в России, объяснил, что, по его мнению, конфликт там в настоящее время главным образом между умеренными либералами и социалистическим крылом. Он не сомневается, что последние возьмут верх… Люди в настоящее время стоящие там у власти, по-видимому, хотят дальше продолжать войну, и вождями фракции, одобряющей эту политику, являются Милюков и Гучков… Доктор Гельфанд верит, что как только амнистия для политических осужденных вступит в силу, явится возможность работать успешно против Милюкова и Гучкова через непосредственный контакт с социалистами» (Germany and the Russian Revolution, p. 25.).
2-го апреля 1917 г. Брокдорф-Ранцау телеграфировал из Копенгагена министерству иностранных дел: «По моему мнению, мы должны, с одной стороны, тайно употребить все усилия, чтобы углубить разногласия между умеренными и крайними партиями, ибо тогда станет неминуема сильная перемена, которая примет формы, неизбежно расшатывающие самое существование Российской империи. Но даже если умеренное крыло останется у власти, я не могу себе представить что переход к нормальным условиям возможен без крупных потрясений. Тем не менее, я думаю, что с нашей точки зрения было бы предпочтительнее поддерживать крайний элемент, та как это было бы более прямым путем для работы и скорее привело бы к какой-то развязке. Вернее всего мы состоянии рассчитывать, что в течение трех месяцев paспад достигнет той степени, при которой мы сможем военным наступлением сломить силу России».
Во время своего пребывания в Стокгольме Ленин пытался перед своими шведскими единомышленниками мотивировать свою поездку в запломбированном вагоне через воюющую Германию. Для этой цели под председательством левого шведского социалиста Карла Линдхагена в гостинице Регина состоялось закрытое собрание. На этом собрании Платтен и Карл Радек, приехавшие из Швейцарии вместе с Лениным, дали отчет о переговорах с представителями германской власти, а Ленин просил упомянутых ими имен не публиковать.
По словам Пауля Ольберга, корреспондента германского социал-демократического «Форвертса», присутствовавшего на этом собрании, Ленин тогда в Стокгольме
17-го апреля 1917 г. Брокдорф-Ранцау телеграфировал германскому министру иностранных дел Циммерману:
3-го декабря 1917 г. министр иностранных дел фон Кюльман сообщил представителю министерства при главной ставке:
На основе имевшихся доказательств прокурор Временного Правительства считал доказанным, что обвиняемые сотрудничали с Германией с целью ослабить боеспособность России. В обвинительном акте далее было сказано: —
«Для этой цели и на деньги, полученные ими от Германии, они организовали пропаганду среди гражданского населения и в армии, с призывом к немедленному отказу от продолжения военных действий против врага, а также с той же целью к организации в Петрограде с 16-го до 18-го июля 1917 года вооруженного восстания против существующего строя».Ленину и Зиновьеву, как известно, тогда, во избежание ареста, удалось своевременно бежать из Петрограда и скрыться сначала в деревне, недалеко от Петрограда, а потом Ленин перебрался в Финляндию. Козловский, Суменсон, а позже и Троцкий были арестованы. Вся большевистская партия опять ушла в подполье.
Теперь факт большевистско-германского заговора подтвержден официальными документами германского министерства иностранных дел.
VII
Парвус был не единственный посредник между большевиками и правительством Вильгельма II. Некоторые большевики в своих воспоминаниях рассказали об этом немало фактов. Так напр., известный большевик А. Г. Шляпников в своей книге «Канун семнадцатого года» пишет:
«Нам, большевикам, международный военный и полицейский сыск и провокация не давали покоя и заграницей. Наши антивоенные лозунги, наша антицаристская революционная деятельность не могли не привлечь внимания правительств стран, воевавших с Россией, с Антантой. Германский империализм первый учел возможности использования в своих интересах нашей активной революционной работы в России. Мы эти намерения предвидели… Попытки проникновения в наши ряды германо-австрийской агентуры имели место уже в первые месяцы войны. И первыми агентами империалистов явились социал-демократы. Нам было известно желание немецкого социал-демократа и купца Парвуса «помочь» нашей революционной работе. Но одного намека на это было достаточно для того, чтобы наши заграничные товарищи прекратили всякие отношения со всеми, кто имел какое-нибудь отношение к Парвусу и ему подобным господам».(Выше мы видели, как заграничные товарищи Шляпникова «прекратили всякие отношения со всеми, кто имел какое-либо отношение к Парвусу»).
«В том же Стокгольме, — рассказывает далее Шляпников, — к тов. А. М. Колонтай, а затем и ко мне явился соц.-дем. (эстонец) Кескула. При свидании он спекулировал своими связями и знакомством с товарищем Лениным, Зиновьевым и другими членами наших заграничных центров.Из опубликованных документов германского министерства иностранных дел мы узнаем, что уже в сентябре 1914 г. германский посол в Берне фон Ромберг через своего агента эстонца Александра Кескулу вошел в сношения с русскими революционерами, жившими в Швейцарии. Фон Ромберг поручил Кескуле представить ему доклад об организациях, идеях и деятельности русских революционеров в Швейцарии и тут вскоре впервые выплыло имя Ленина. Доклад Кескулы от 25-го марта 1915 г., который Ромберг немедленно переслал Бетману-Гольвегу, содержал данные о состоявшемся совещании «русских социалистов ленинского направления» и его решениях: превращение империалистической войны в гражданскую, создание нелегальных организаций повсюду, где правительство и буржуазия объявили военное положение и отменили конституционные свободы, поддержка братания солдат на фронтах, массовые пролетарские выступления, и в особенности приветствие поражения русской монархии. К этому фон Ромберг от себя прибавил, что для Германии важны в первую очередь решения об образовании «тайных нелегальных партийных организаций» и тезис, согласно которому «совещание высказалось за поражение России» (Werner Haiweg. Lenin's R?ckkehr nach Russland 1917. S. 8.)
Кескула вел себя чрезвычайно странно, высказывался в духе германской ориентации и, наконец, предложил свои услуги, если нам потребуетсяего помощь в деле получения оружия, типографии и прочих средств борьбы с царизмом. Его образ мыслей и поведение показались нам очень подозрительными, и мы тотчас же почувствовали в нем агента германского генерального штаба и не только отвергли его предложение, но даже прекратили с ним всякие сношения. Связи в Швеции у него были большие. Он имел сношения с финскими «активистами», имел друзей в русском посольстве и в русских банковских страховых кругах. Наш отказ иметь дело с Кескулой не остановил его дальнейших попыток проникнуть при помощи других лиц в нашу среду. В конце 1915 г. мы обнаружили связь секретаря стокгольмской группы РСДРП(б) Богровского с Кескулой. Расследованием выяснили, что он получил от Кескулы деньги, но пользовался ими в личных целях. За нарушение постановления о недопустимости сношений с Кескулой Богровский был исключен из партии…
Вскоре нам удалось напасть на новые следы шпионского окружения нашей стокгольмской группы большевиков. Нам удалось напасть на следы связи Кескулы с высланным из Норвегии левым социалистом датчанином Крузе. В 1915-16 гг. зимой я имел встречу с Крузе в Петербурге в датской гостинице «Дагмара».
Его приезд в Россию, мне показался чрезвычайно подозрительным, а его объяснение путаное, только утвердило во мне закравшееся недоверие. Будучи в 1916 г. в Москве у H. M. Бухариной, я получил еще ряд указаний и сведений, оправдывавших мои подозрения относительно роли и характера деятельности Крузе. Очевидно, не предполагая за собой никаких подозрений, Крузе в Москве предлагал все те средства, которые еще в 1914 г. навязывал нам сам Кескула. Одновременно он пытался использовать наши связи в частности, данный ему Бухариным адрес H. M. Бухариной (В другом месте Шляпников говорит, что Крузе появился у Бухариной, воспользовавшись «случайным знанием адреса». Сама же Бухарина свидетельствовала, что Крузе приехал к ней по поручению ЦК большевиков и что она «виделась с ним часто и подолгу разговаривала».) для установления сношений с пребывавшими в Москве друзьями Кескулы.»
В меморандуме от 15-го июля 1915 г., озаглавленном «Внутреннее положение России», Кескула указывал, что Ленин и энергичная деятельность революционных организаций «являются противовесом против опасности образования кадетского министерства» (Там же, стр. 9.).
В сентябре 1915 г. Кескула вошел в контакт с Лениным. 30-го сентября он представил фон Ромбергу подробный доклад о своих беседах с Лениным и о программе Ленина. По мнению Кескулы, писал фон Ромберг канцлеру Бетман-Гольвегу, — «необходимо, чтобы мы немедленно же оказали помощь революционерам ленинского движения в России. Он об этом лично доложит в Берлине… Мы должны действовать быстро, прежде чем социал-патриоты возьмут верх… Программа Ленина, конечно, не должна быть опубликована, во-первых, потому что ее опубликование раскрыло бы наш источник, но также и потому, что обсуждение ее в печати лишило бы ее ценности» (Germany and the Revolution in Russia 1915-1918, p. 7.).
Весной 1915 г. Кескула имел в своем распоряжении фонд, равный приблизительно 50-60 тысячам американских долларов, который он получил от германского министерства иностранных дел для финансирования большевистских изданий, пока они агитируют за поражение России в войне. Газетка Ленина «Социалдемократ» печаталась в незначительном количестве экземпляров и на дешевой бумаге. Отдельные экземпляры пересылались в Германию и там фотографическим способом перепечатывались на гильзовой бумаге в типографии германского морского министерства в большом количестве экземпляров. Отпечатанные экземпляры через Кескулу отправлялись в Копенгаген и в Стокгольм, а оттуда пересылались в Россию (Der Monat, September 1958.).
В феврале 1916 г. в длинном письме Кескула жаловался на осложнения, вызванные попыткой Парвуса в конце 1915 г. встретиться с Бухариным. Бухарин, по-видимому, отказался видеть Парвуса. В то же время взволнованные русские эмигранты начали заподазривать Кескулу. Но к тому времени, когда он писал вышеупомянутое письмо, весь вред, согласно Кескулы, был уже поправлен.
Кескула писал: «Как беспомощны эти русские, когда дело касается организации для какой-либо цели, можно видеть из того, что Бухарин поносил меня, собирая информацию обо мне, днем бегал по городу искать мой адрес, а ночью не мог спать. В то же самое время прилагаемая мною его брошюра была напечатана на мои деньги, без ведома Бухарина, к его, однако, большому удовольствию».
Приложенная к письму Кескулы брошюра Бухарина была озаглавлена «Война и рабочий класс». По мнению Кескулы, она была пригодна для распространения ее среди широких масс, и он рекомендовал Штейнвахсу (агенту германского генерального штаба) напечатать большое издание ее на рисовой бумаге. Кескула также сообщал, что его агент, который имел первоклассные связи и рекомендации, прибыл в Петроград. Самое интересное было, что этот агент Кескулы имел рекомендательное письмо от Бухарина к его жене. в Москве (Germany and the Revolution in Russia 1915-1918, p. 14.). (Это и был тот Крузе, о котором пишет в своих воспоминаниях Шляпников).
8-го мая 1916 г. Штейнвахс в меморандуме министру Бергену сообщал:
«За последние несколько месяцев Кескула установил целый ряд новых связей в России, и он в разное время посылал скандинавских социалистов в Россию с рекомендациями к ведущим лицам, которые так тщательно его информировали о положении в России, что его отчеты, опубликованные после, вызвали восхищение в социалистических кругах северных стран. Он также продолжал поддерживать его исключительно полезный контакт с Лениным, и он передал нам содержание отчетов о положении, полученных Лениным от его конфиденциальных агентов в России. Кескула поэтому должен быть снабжен необходимыми средствами в будущем. Принимая во внимание исключительно неблагоприятные условия денежного обмена, 20 тысяч марок в месяц будет вполне достаточно»Летом 1916 г. сношения между Лениным и Кескулой и немцами были прерваны по причинам, которые до сих пор не выяснены. Получал ли Ленин финансовую поддержку от германского правительства через другого агента — неизвестно. Но как раз в этот период Ленин и Крупская в письмах к своим родным и друзьям впервые начали жаловаться на крайнюю нужду. Так Крупскаяуже 14-го декабря 1915 г. в письме к сестре Ленина Марии писала:
(Там же, стр. 17.).
«У нас скоро прекращаются все старые источники существования и вопрос о заработке встает довольно остро».Сам Ленин в письме к Горькому от 11-го января 1916 г. писал: «В силу военного времени я крайне нуждаюсь в заработке». А в сентябре 1916 г. в письме к Шляпникову он писал: «О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать ей-ей! Дороговизна дьявольская, а жить нечем» (Ленин. Сочинения. 4-е изд. Том 35, стр. 187.).
(Ленин. Письма к родным. Государственное Издательство, 1931 г. стр. 411.).
Получал ли тогда Ленин какие-либо деньги от германского правительства через Парвуса или кого-либо другого — неизвестно, но теперь точно установлено, что поездка Ленина в Россию в апреле 1917 г. в «запломбированном вагоне» через Германию была организована Парвусом.
VIII
21-го марта 1917 г. (8-го марта по старому стилю, т. е. ровно через неделю после падения самодержавия) германский посол в Копенгагене Брокдорф-Ранцау телеграфировал министерству иностранных дел в Берлине:
«Доктор Гельфанд (Парвус), с кем я обсуждал события в России, объяснил, что, по его мнению, конфликт там в настоящее время главным образом между умеренными либералами и социалистическим крылом. Он не сомневается, что последние возьмут верх… Люди в настоящее время стоящие там у власти, по-видимому, хотят дальше продолжать войну, и вождями фракции, одобряющей эту политику, являются Милюков и Гучков… Доктор Гельфанд верит, что как только амнистия для политических осужденных вступит в силу, явится возможность работать успешно против Милюкова и Гучкова через непосредственный контакт с социалистами» (Germany and the Russian Revolution, p. 25.).
2-го апреля 1917 г. Брокдорф-Ранцау телеграфировал из Копенгагена министерству иностранных дел: «По моему мнению, мы должны, с одной стороны, тайно употребить все усилия, чтобы углубить разногласия между умеренными и крайними партиями, ибо тогда станет неминуема сильная перемена, которая примет формы, неизбежно расшатывающие самое существование Российской империи. Но даже если умеренное крыло останется у власти, я не могу себе представить что переход к нормальным условиям возможен без крупных потрясений. Тем не менее, я думаю, что с нашей точки зрения было бы предпочтительнее поддерживать крайний элемент, та как это было бы более прямым путем для работы и скорее привело бы к какой-то развязке. Вернее всего мы состоянии рассчитывать, что в течение трех месяцев paспад достигнет той степени, при которой мы сможем военным наступлением сломить силу России».
Во время своего пребывания в Стокгольме Ленин пытался перед своими шведскими единомышленниками мотивировать свою поездку в запломбированном вагоне через воюющую Германию. Для этой цели под председательством левого шведского социалиста Карла Линдхагена в гостинице Регина состоялось закрытое собрание. На этом собрании Платтен и Карл Радек, приехавшие из Швейцарии вместе с Лениным, дали отчет о переговорах с представителями германской власти, а Ленин просил упомянутых ими имен не публиковать.
По словам Пауля Ольберга, корреспондента германского социал-демократического «Форвертса», присутствовавшего на этом собрании, Ленин тогда в Стокгольме
«старался создать впечатление, что он и его сторонники не имеют никаких денежных средств, чего на самом деле не могло быть.В 1918 г. Парвус писал, что он был в Стокгольме, когда Ленин там находился, и Ленин отказался лично встретиться с ним.
Независимо от того, имел ли он тогда в своем распоряжении германские деньги, в кругах швейцарской эмиграции было хорошо известно, что Ленин из других источников получал сравнительно большие денежные суммы для партийных целей. Ленин обратился за финансовой помощью к «Стокгольмскому эмигрантскому комитету» для дальнейшего путешествия его самого и его товарищей. Комитет ассигновал ему требуемую сумму. Каково же было удивление членов Комитета, когда Ленин попросил ассигновать ему дополнительных 1000 крон. Это пожелание Ленина было передано Комитету через польского друга Ленина Фюрстенберга-Ганецкого. В Комитете вопрос о том, следует ли удовлетворить просьбу Ленина, вызвал разногласия, но в конце концов просьба была удовлетворена»
(Р. Olberg. Lenins Transaktionen mit Wilhelm II Regierung, Vorwдrts, May l, 1957.).
«Я передал ему через нашего общего друга, — писал Парвус, — что теперь прежде всего необходим мир, поэтому необходимо объявить условия мира. Что же он предполагает делать? Ленин ответил, что он не занимается дипломатией, его дело социал-революционная агитация. Я велел передать Ленину: он может агитировать. Но если государственная политика для него не существует, то он станет орудием в моих руках» (Parvus. Im Kampf um die Wahrheit, Stockholm, 1918, S. 51.).Ленину тогда не было никакой надобности лично встречаться с Парвусом, которого все считали германским агентом. Он из предосторожности поручил Ганецкому и Радеку от его имени вести переговоры с Парвусом, как и с другими германскими агентами.
(Парвус. В борьбе за правду…)
17-го апреля 1917 г. Брокдорф-Ранцау телеграфировал германскому министру иностранных дел Циммерману:
«Доктор Гельфанд сегодня вернулся из Стокгольма, где он вел переговоры с русскими политическими эмигрантами из Швейцарии»В тот же день Штайнвахс, представитель министерства иностранных дел в главной ставке, телеграфировал из Стокгольма в Берлин:
(Germany and the Russian Revolution, P. 50.).
«Приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели»А 30-го апреля 1917 г. фон Ромберг из Берна сообщал канцлеру Бетман-Гольвегу: —
(Там же, стр. 51.).
«Сегодня меня посетил Платтен, который сопровождал русского революционера Ленина и его последователей в их поездке через Германию, чтобы от их имени поблагодарить меня за услуги, оказанные им. К сожалению, Платтену запрещено было сопровождать его попутчиков в Россию. Он на границе был задержан английским офицером, который приостановил его разрешение на въезд. Ленину, с другой стороны, по словам Платтена, его сторонники устроили блестящую встречу. Можно сказать, что он имеет за собой три четверти петроградских рабочих. Труднее обстоит дело с пропагандой среди солдат, у которых еще сильно распространено мнение, что мы собираемся атаковать русскую армию. Как пойдет дальше развитие революции, пока еще не ясно. Возможно, что достаточно будет заменить отдельных членов Временного Правительства как Милюкова и Гучкова социалистами.10-го мая товарищ министра иностранных дел Штумм телеграфировал германским послам в Берне и в Стокгольме:
Во всяком случае, абсолютно необходимо притоком из-за границы увеличить число безусловных друзей мира… Из замечаний Платтена стало ясным, что у эмигрантов нет достаточных средств для ведения своей пропаганды, в то время как средства их врагов безграничны. Фонды, которые были собраны для них, попали главным образом в руки социал-патриотов. Я постараюсь при помощи агента расследовать деликатный вопрос, возможно ли будет предоставить им эти средства так, чтобы их не смутить. А пока я был бы благодарен за сообщение по телеграфу о том, получают ли уже революционеры финансовую поддержку какими-либо другими путями». На докладе фон Ромберга есть следующая заметка представителя канцелярии Пурталеса: «Я говорил с Ромбергом. Этим вопрос, поднятый последним предложением его отчета, исчерпан»
(Germany and the Russian Revolution, p.p. 52, 53.).
«Пожалуйста, обратите внимание возвращающихся в Россию эмигрантов, через подходящих агентов, чтобы они потребовали от своего правительства опубликования тайных договоров, заключенных между старым русским режимом и Англией и Францией»Как известно, это требование наряду с требованием отставки Милюкова и Гучкова, вскоре стало одним из главнейших требований большевиков и тех групп, которые шли в их форватере. Немецкая агентура проникла и в круги, занятые тогда идеей созыва в Стокгольме конференции социалистических партий воюющих и нейтральных стран для выработки условий мира. В телеграмме германского министра Циммермана германскому посланнику в Стокгольме от 9-го мая 1917 г. сообщалось:
(Hahlweg, S.S. 123.).
«Доктору Гельфанду (Парвус) пожаловано прусское подданство. Он едет через Копенгаген в Стокгольм, куда он прибудет через несколько дней с целью работать в наших интересах на предстоящем социалистическом конгрессе».29-го сентября 1917 г. новый германский министр иностранных дел фон Кюльман телеграфировал представителю министерства в главной ставке о подрывной работе министерства внутри России:
«Наш главный интерес, — писал фон Кюльман, — это усилить, насколько возможно, националистические и сепаратистские стремления и оказывать сильную поддержку революционным элементам. Мы теперь заняты этой работой в полном согласии с политическим отделом генерального штаба в Берлине (капитан фон Хильзен). Наша совместная работа дала осязательные результаты. Без нашей беспрерывной поддержки большевистское движение никогда не достигло бы такого размера и влияния, которое оно сейчас имеет. Всё говорит за то, что это движение будет расти и то же самое можно сказать о финляндском и украинском движениях независимости. Приготовления к восстанию в Финляндии идут усиленным темпом и,как известно Верховному командованию армии, поддерживается нами (Германией) в значительной степени»Интересно, что 9-го мая 1917 г. советник германского посольства в Берне от имени фон Ромберга запрашивал министерство иностранных дел в Берлине, имеют ли его агенты связи в России не только с Лениным и его группой, но также и с лидерами партии социалистов-революционеров, с Черновым и его товарищами? Ответ получился 12-го мая. Он гласил:
(Germany and the Russian Revolution, p. 70.).
«Я не имею никаких связей с ними»
(Там же, стр. 54.).
IX
3-го декабря 1917 г. министр иностранных дел фон Кюльман сообщил представителю министерства при главной ставке:
«Разрыв Антанты и последующее за тем создание политических комбинаций, благоприятных нам, продолжает быть самой главной целью нашей дипломатии. Россия оказалась самым слабым звеном во вражеской цепи. Нашей задачей поэтому было постепенно ослабить ее и, когда станет возможно, устранить ее. Это была цель той подрывной деятельности, которую мы могли вести в России за линией фронта — в первую очередь поощрение сепаратистских тенденций и поддержка большевиков. Лишь тогда, когда большевики начали получать от нас постоянный приток фондов через разные каналы и под различными ярлыками, они стали в состоянии поставить на ноги их главный орган «Правду», вести энергичную пропаганду и значительно расширить первоначально узкий базис своей партии.Из опубликованных документов германского министерства иностранных дел мы узнаем, что и после прихода Ленина к власти Германия потратила десятки, а может быть и сотни миллионов марок на то, чтобы не допустить падения большевистской власти. Уже 28-го ноября 1917 г., т. е. через три недели после захвата власти большевиками, германский товарищ министра иностранных дел Буше телеграфировал министру в Берн: «Согласно информации, полученной здесь, правительству в Петрограде приходится бороться с большими затруднениями. Желательно поэтому, чтобы им были посланы деньги» (Germany and the Russian Revolution, p. 93.). 17-го мая 1918 г. германский посол в Москве Мирбах в телеграмме министру иностранных дел сообщал: «Я всё еще стараюсь противодействовать усилиям союзников и поддерживаю большевиков. Я, однако, был бы признателен за получение инструкций насчет того, оправдывает ли общее положение трату больших сумм в наших интересах». На это 18-го мая последовал ответ фон Кюльмана:
Большевики теперь пришли к власти. Как долго они ее удержат — невозможно предвидеть. Им необходим мир для того, чтобы укрепить свою собственную позицию. С другой стороны, это всецело в наших интересах использовать период, пока они у власти, который может быть коротким, для того, чтобы добиться прежде всего перемирия, а потом, если возможно, мира. Заключение сепаратного мира означало бы достижение желанной военной цели, а именно — разрыв между Россией и ее союзниками»
(Там же, стр. 95).
«Пожалуйста тратьте большие суммы, так как весьма в наших интересах, чтобы большевики остались у власти. Фонды Ритцлера в вашем распоряжении. Если нужны еще деньги, пожалуйста телеграфируйте, сколько»Мирбах не верил в устойчивость большевистской власти. 30-го апреля 1918 г. он писал канцлеру Бетману-Гольвегу:
(Там же, стр. 128.).
«Власть большевиков в Москве поддерживается, главным образом латышскими баталионами, и к этому еще большим числом броневых машин, реквизированных правительством, которые беспрерывно летают по городу и могут немедленно доставить солдат на опасные места, если нужно»3-го июня 1918 г. Мирбах телеграфировал министерству иностранных дел:
(Там же, стр. 121.).
«Из-за сильной конкуренции союзников нужны 3 миллиона марок в месяц». 5-го июня фон Кюльман послал заведующему государственным казначейством графу Редерну меморандум, полученный им от советника посольства в Москве Траутмана, в котором, между прочим, сообщалось: «Из-за последних усилий союзников в России убедить Совет Рабочих Депутатов (Съезд Советов?) принять требования Антанты (что мoгло бы привести к ориентации России в сторону союзников), граф Мирбах вынужден истратить значительные суммы, чтобы предотвратить принятие какой-либо резолюции в этом направлении». (Иначе говоря, часть депутатов Совета или Съезда Советов была куплена немцами, чтобы они голосовали за непринятие предложений союзников. Д. Ш.).Далее в этом меморандуме Траутман сообщал: «Фонд, который мы до сих пор имели в своем распоряжении для распределения в России, весь исчерпан. Необходимо поэтому, чтобы секретарь имперского казначейства предоставил в наше распоряжение новый фонд. Принимая во внимание вышеуказанные обстоятельства, этот фонд должен быть, по крайней мере, не меньше 40 миллионов марок»После того, как большевики уже крепко захватили государственную власть, они, естественно, больше не нуждались в посредничестве Парвуса, как не нуждались уже в этом и немцы. Обе стороны, германское правительство и лидеры большевиков, могли вести переговоры через своих официальных представителей. Но еще 14 ноября 1917 года, то есть, через неделю после большевистского переворота в Петрограде, когда Парвус был в Вене, он получил телеграмму от членов заграничного бюро ЦК большевистской партии в Стокгольме — Радека и Ганецкого, чтобы он немедленно вернулся в Стокгольм. Парвус вернулся в Стокгольм 17 ноября и в тот же день встретился с Радеком, Ганецким и. Воровским. Авторы книги «Купец революции» пишут: —
(Там же, стр. 133.).