Страница:
— Это же он стрелял, он! Вы же понимаете! Это общеевропейский заговор! — кричал Сергеич.
— Нет, он — маньяк-одиночка, — спокойно возразила Аника. В Швеции любой политический убийца — маньяк-одиночка. Это — традиция страны. А о европейском заговоре твердят параноики.
— Но ведь его выстрел изменит всю вашу страну!
— Значит, это соответствовало исторической тенденции. Все мы — лишь ее орудия, — ответила Анна, сидевшая в окружении виртуальных соотечественников, которые по-настоящему лежали в крови на площади.
Голый король
Вторжение
— Нет, он — маньяк-одиночка, — спокойно возразила Аника. В Швеции любой политический убийца — маньяк-одиночка. Это — традиция страны. А о европейском заговоре твердят параноики.
— Но ведь его выстрел изменит всю вашу страну!
— Значит, это соответствовало исторической тенденции. Все мы — лишь ее орудия, — ответила Анна, сидевшая в окружении виртуальных соотечественников, которые по-настоящему лежали в крови на площади.
Голый король
21 июля.
Петроград.
Отец Фома, Николай III.
Чем, все-таки, человек отличается от животного? Муравьи трудолюбивее его, черви преобразуют материю настойчивее его, собаки быстрее реагируют на ситуацию. Крысы давно научились запоминать абстрактную информацию. Конечно, человек ушел дальше других на пути освоения абстракции. Но где лежит качественная грань между абстрактным зайцем в сознании лисы и абстракцией «субъекта» в сознании человеческого субъекта? Единственный навык человека, который мы не находим у животного, — это умение фиксировать абстрактную информацию на материальных носителях. Человек не доверяет памяти и тем самым качественно увеличивает запас доступных ему данных. Фиксируя информацию знаками, которые переводимы в сознание других, человек подключается к памяти Человечества. Он имеет социальное сознание, мощность которого несопоставимо выше показателей животного, даже вооруженного рефлексами и опытом ближайших предков и соседей. Эта мощь позволяет индивидууму моделировать реальность, уходить бесконечно далеко от эмпирики, приближаясь к сущностным сферам Природы. Она же дает возможность создавать модели того, чего не видел никто, чего не было. Овладевая с помощью утопии будущим, человек получает возможность менять накатанную колею жизни...»
— Осмелюсь заметить, что это не ответ на поставленный вопрос, Ваше Величество, степенно молвил отец Фома.
— Не суть. Там еще что-то дальше. Но вернемся к этому позднее.
Императорская яхта «Николай II» причалила к набережной Невы. Гвардейцы взяли на караул. Городовые перекрыли подход к причалу, вежливо приостановив фланирование туристов вдоль Зимнего. Но Государь не пошел домой. Ему хотелось прогуляться. Тем более что на улице их было немного сложнее подслушать. Император носил с собой специальную приставку рассеивания звука.
— В печальное время довелось мне принять престол Империи, отец Фома. Иногда я чувствую себя моим предшественником Николаем. Все тихо-мирно, но корабль державный явно несет на льды, а команда не подчиняется своему капитану.
— Да что вы, Ваше Величество. Подданные любят вас. Недавно в состав Империи перешло Великое Княжество Финляндское. Когда еще Империя расширялась столь мирно?
И Николай III, и Фома понимали, что это аргумент из вежливости. Власть монарха была настолько ограничена Финляндским конституционным законом, что Его Величество даже не рискнул прибыть во «вновь обретенное княжество», дабы не вышло какого-нибудь конфуза.
— Вы смеетесь, отец Фома... Я понимаю, все вы здесь держите меня за попугая Йагупопа ХIII. Вот и ваш Великий Романов отказывается со мной связываться. Шлю ему послание за посланием, а он — молчок. Между прочим, напрасно. Я хотел предупредить его об опасности...
— Так вы знали? Почему же не написали Романову конкретно об этом деле?
— Я не знал, а догадывался. И хотел с ним переговорить, узнать подробности, проверить опасения.
Фома подозревал, что «знание» императора было очень приблизительным. И встретиться он хотел по каким-то своим делам, а догадки использовал как повод для встречи. Тем более легко говорить об этом, когда событие произошло. Но все же, но все же... Император был фигурой очень информированной. И в некоторых регионах имел реальную власть. В общем-то, он любил прибедняться, но сидел на мощных информационных потоках, которые и определяют реальную власть в нынешнем мире. Очевидно, что за свою информацию Его Величество затребует какие-то необходимые ему сведения или попросит содействия в продвижении нужного ему мнения.
— Итак, ваша версия.
— Версия, версия... Чем вам поможет моя версия? Кому вообще помогают версии? Вот, например, недавно кто-то перебил несколько десятков пацифистов. Зачем?
Фома знал об этой ужасной истории, но воспринимал ее как еще одно рядовое свидетельство безумия, охватившего современный мир. Их расследование по делу Романова имело к трагедии пацифистов не самое прямое отношение. Однако он решил не перебивать императора, неторопливо следовавшего мимо Александрийского столпа.
— Сейчас все взаимосвязано. Этим отличается наше время. От того, что я вам скажу и что мне скажете вы, уже через час могут измениться цены на виртуальные игры в Бразилии. И это при том, что почти все, кроме информации, сейчас производится примерно там же, где и потребляется. Если не считать американского порошкового кофе, разумеется.
Упоминание о порошковом кофе понадобилось императору для проверки системы рассеивания звука. Если бы звук уходил на расстояние больше метра, к ним бы немедленно подлетел столик от ближайшего автоматического кафе. Навязчивый сервис был неотъемлемой чертой столицы Империи.
Довольный результатами проверки, император продолжил не без язвительности:
— Если вас, святой отец, не очень тронула судьба пацифистов, я надеюсь сообщить вам нечто, о чем мир узнает только через час.
С этими словами Николай протянул Фоме свои виртуальные очки, подключенные к компьютеру. Надев их, священник обнаружил запись, от которой у него ощутимо сдавило сердце, чего не было уже два года.
Сначала перед экраном, словно вылупившись из стены на Большой Морской улице, появилась ошарашенная Ольга, одетая в какую-то дерюгу. Она говорила: «Я все понимаю, я виновата. Но этого больше не повторится».
— Вы ведь осознали свою вину, — спрашивал Ольгу строгий негр в форме генерала Халифата.
— Конечно, конечно. Я все осознала.
После этого следовал текст, написанный Ольгой. Фома понимал, что это могла быть и подделка. Но такие вещи сейчас легко проверяются, так что, скорее всего, надпись была подлинной. Содержание признания было самым чудовищным. Ольга признавалась, что подрывала обороноспособность армии Халифата, но более не намерена этого делать. Далее следовало сообщение о расстреле шпионки Союза, тексты протеста Халифата и ответа союзной Комиссии иностранных дел.
Все это было невероятно. Фома взял из стенного ящика кресло и присел. Император расположился рядом в удобном кресле, которое охранник всегда носил с собой в планшете. Некоторое время они молчали, предоставляя возможность туристам разглядывать живой экспонат — Императора Всероссийского.
Из оцепенения Фому вывел сигнал в очках. Пришла новая почта. Николай взял их и набрал номер:
«Здравствуй, Игорек, что такое? Прилетал? Тот, о ком мы говорили при последней встрече? Как это мило. Куда? А зачем? Ладно, не сердись. Вообще-то ты рискуешь. Что значит большая девочка, ты же знаешь наши принципы. Да, да. Вы меня считаете идеалистом, а я на том стою: ни слезинки ребенка, ни капли лишней крови! Да, понял. Счастливо».
— Вот и за Артемом твоим какая-то охота началась. Похоже, он подставил Сергеича. Вообще-то стоять рядом с кем-то из вашей команды становится опасным. Того и гляди, засветят ракетой между глаз или вывезут на Южный полюс. Кстати, и Софья Нестерова, и пацифисты тоже не думали, что занимаются настолько опасным делом. Те, что остались живы, так до сих пор и не могут понять, что с ними произошло. А разгадка проста. Конфликт в Крыму должен разрастаться. Они не могли его предотвратить, но были способны замедлить. Даже и без них известие о межэтнических столкновениях не поспевало к сроку и, в общем-то, не очень трогало большинство жителей Союза и моей Империи. А теперь, когда тела доставляются во все земли и губернии, это уже кровное дело миллионов моих подданных.
Отец Фома хотел уточнить, что значит «Артем подставил Романова». Помешал виртуальный Пушкин. Он подошел к ним сквозь охрану (виртуальный же) и предложил зайти к нему в гости на Мойку. Эти рекламные музейные штучки изрядно поднадоели жителям столицы, но туристам нравились. Да и отвечать виртуальному Пушкину невежливым тоном было рискованно. Он был так запрограммирован, что в случае грубого ответа немедленно вызывал на дуэль и уже не отставал в течение часа. Скандал записывался на видео, и наиболее обидные для наглеца фрагменты затем помещались на сервере музея. Поэтому Государь отказался от приглашения со всей возможной учтивостью. Виртуальный поэт, бормоча стихи, как Винни Пух, направился на Невский в поисках потенциального посетителя своей мемориальной квартиры.
Собеседники поторопились пересечь Невский, заполненный туристами и виртуальными фигурами, склонявшими прохожих к посещению той или иной экспозиции. Обсуждать что-либо конфиденциальное на Невском было нельзя — за гигантской ботфортой какого-нибудь Петра Великого вполне мог скрываться журналист или соглядатай. Что сейчас почти одно и то же.
Пройдя сквозь Павла I, яростно отбивавшегося от заговорщиков, его потомок налетел-таки на седоусого туриста, который имел несчастье взглянуть в глаза рыбине, свисавшей с магазина. Вмонтированный в ее зрачки генератор виртуальных образов на мгновение охватил несчастного всем обилием балтийской живности, еще не вымершей в изрядно загаженных водах. Отведя глаза в сторону, турист уткнулся взглядом в Николая III и воскликнул: «О, это как раз тот музей, что мне нужно! Как пройти к Ваше Величество?»
— Я не музей! — рявкнул император, который не впервые попадал в такую ситуацию, и каждый раз заметно раздражался.
Турист на всякий случай дотронулся до объекта материального мира и тут же получил по рукам от охранника, очень вежливо.
— Это поразителен случай! Живой Его Величество! Как я могу искуплять свой грех перед вы?! — Седоусый немец (или кто он там) начал рассыпаться в извинениях. Он был сконфужен и изо всех сил пытался загладить вину. Но не знал, как.
— Ничего, ничего, милейший. Бывает. А сейчас мы бы хотели продолжить нашу беседу. Посетите наш сайт. Всего доброго, — и император продолжил шествовать к Исакию.
— Так вот, любезнейший отец Фома. Все, что сейчас происходит, связано с проблемой надвигающейся войны, Трагедия пацифистов распространила по всей стране бациллы мести, волны возмущения, подгоняемые СМИ. Вот, смотрите... — Император включил видео. Перед собеседниками выросла траурная процессия. Ужасные по своей натуралистичности изображения трупов. Больницы с ранеными. Комментарий о том, что многие из них на всю жизнь останутся инвалидами. Схемы следственных действий, стрелочки которых тянутся к крымским экстремистам.
— Что замечательно, — продолжил Николай, — эти схемы существенно обгоняют действия ССК и тянутся в заранее определенном направлении. Народ негодует по поводу всего, что происходит в Крыму. Тамошний конфликт должен втянуть в свою воронку весь Союз, не говоря уже о моей Империи. Вы понимаете.
— Все это ужасно, Ваше Величество. Но хотелось бы понять, при чем здесь Романов. Он противник участия в военных действиях, но если Джихад затронет границы Союза, мнение Романова очевидно.
— Вы уверены, что у него есть такой казус белли.
— Он сам мне... — Отец Фома понял, что сообщает информацию стратегического значения, но отыгрывать назад было поздно. Да и насколько можно быть уверенным, что последние события что-нибудь не переменили? — Нет, я не уверен, что Романов уже определился, что должно случиться, чтобы участие Союза в войне стало неизбежным.
— Любопытно, что Романов как раз сейчас занимается делом Нестеровой, которая пыталась примирить враждующие стороны. Ее отравили... — флегматично молвил император.
— Это точно?
— К такому выводу, по моим данным, склоняется сам Романов. Но можно уточнить.
Его Величество покопался в машинке и вышел на связь:
— Здравствуйте, Анна. Спасибо, спасибо. Поддержка монархического начала — мой долг. Но я о другом. Да, да. Вот, и я как раз хотел вам рекомендовать помочь моему однофамильцу... Нет, не в этом смысле слова. Помочь по-настоящему. Мне представляется, что его ведут за нос в заранее определенном направлении. А все иначе. Вы меня понимаете. Именно. Помогите ему дойти до сути, когда Сергею Сергеевичу покажется, что он уже все выяснил. Благодарю вас. Приветы вашему ученейшему шефу.
Повернувшись к Фоме, император продолжил свое рассуждение:
— И здесь я прав, любезнейший отец Фома. Думаю, Сергей Сергеевич уже уверен, что он вступил в смертельную схватку с исламистами. И это даже отчасти правда. Но не вся правда. И даже не самая важная. Было бы хорошо, чтобы он это понял. Слишком многое сейчас делается, чтобы мы вступили в последний и решительный бой с разрастающимся Джихадом...
Отец Фома с тоской подумал, что это слишком далеко от его интересов и познаний. Но в этом рассуждении Николая, генетически боявшегося Большой войны, был некий важный паззл для проступающей мозаики...
Фома опять хотел спросить насчет Артема, но из-за угла «Астории» показалась демонстрация натуристов. Сначала было не очень ясно, живые это люди или виртуальные образы. Но законы Питера запрещали натуризм, и вряд ли какая-то местная организация могла рисковать, выпуская на улицу подобную картинку. Видимо, это была интервенция нудистских клубов, разросшихся на соседних землях и стремившихся распространить свои обычаи на Северную столицу. Завидев императора, нудисты стали скандировать: «Голый король! Голый король! Раздевайся и иди к нам!» Между императором и толпой обнаженных тел приземлился полицейский автолет. Туристы навели на происходящее видеоочки.
— Думаю, мне пора, — грустно молвил император. — Попробуйте донести до Сергея Сергеевича мои опасения. Я отправил ему соответствующий меморандум, но, по-моему, он сейчас не читает почты.
По сигналу к императору подлетел охранник на небольшом круге. Государь пристегнулся к поручню и, прощально кивнув Фоме, взмыл над городом. Он не заметил, как от его мундира отвалилась маленькая металлическая пылинка. Но она упала не вниз, а в руку пожилого туриста с длинными седыми усами, сидевшего на смотровой площадке Исакия. Послушав запись, он поиграл морщинками на переносице и произнес то ли под нос, то ли в микрофон: «Не так уж гол этот король. А Фоме нужно показать Ольгу. И поскорее».
Петроград.
Отец Фома, Николай III.
Чем, все-таки, человек отличается от животного? Муравьи трудолюбивее его, черви преобразуют материю настойчивее его, собаки быстрее реагируют на ситуацию. Крысы давно научились запоминать абстрактную информацию. Конечно, человек ушел дальше других на пути освоения абстракции. Но где лежит качественная грань между абстрактным зайцем в сознании лисы и абстракцией «субъекта» в сознании человеческого субъекта? Единственный навык человека, который мы не находим у животного, — это умение фиксировать абстрактную информацию на материальных носителях. Человек не доверяет памяти и тем самым качественно увеличивает запас доступных ему данных. Фиксируя информацию знаками, которые переводимы в сознание других, человек подключается к памяти Человечества. Он имеет социальное сознание, мощность которого несопоставимо выше показателей животного, даже вооруженного рефлексами и опытом ближайших предков и соседей. Эта мощь позволяет индивидууму моделировать реальность, уходить бесконечно далеко от эмпирики, приближаясь к сущностным сферам Природы. Она же дает возможность создавать модели того, чего не видел никто, чего не было. Овладевая с помощью утопии будущим, человек получает возможность менять накатанную колею жизни...»
— Осмелюсь заметить, что это не ответ на поставленный вопрос, Ваше Величество, степенно молвил отец Фома.
— Не суть. Там еще что-то дальше. Но вернемся к этому позднее.
Императорская яхта «Николай II» причалила к набережной Невы. Гвардейцы взяли на караул. Городовые перекрыли подход к причалу, вежливо приостановив фланирование туристов вдоль Зимнего. Но Государь не пошел домой. Ему хотелось прогуляться. Тем более что на улице их было немного сложнее подслушать. Император носил с собой специальную приставку рассеивания звука.
— В печальное время довелось мне принять престол Империи, отец Фома. Иногда я чувствую себя моим предшественником Николаем. Все тихо-мирно, но корабль державный явно несет на льды, а команда не подчиняется своему капитану.
— Да что вы, Ваше Величество. Подданные любят вас. Недавно в состав Империи перешло Великое Княжество Финляндское. Когда еще Империя расширялась столь мирно?
И Николай III, и Фома понимали, что это аргумент из вежливости. Власть монарха была настолько ограничена Финляндским конституционным законом, что Его Величество даже не рискнул прибыть во «вновь обретенное княжество», дабы не вышло какого-нибудь конфуза.
— Вы смеетесь, отец Фома... Я понимаю, все вы здесь держите меня за попугая Йагупопа ХIII. Вот и ваш Великий Романов отказывается со мной связываться. Шлю ему послание за посланием, а он — молчок. Между прочим, напрасно. Я хотел предупредить его об опасности...
— Так вы знали? Почему же не написали Романову конкретно об этом деле?
— Я не знал, а догадывался. И хотел с ним переговорить, узнать подробности, проверить опасения.
Фома подозревал, что «знание» императора было очень приблизительным. И встретиться он хотел по каким-то своим делам, а догадки использовал как повод для встречи. Тем более легко говорить об этом, когда событие произошло. Но все же, но все же... Император был фигурой очень информированной. И в некоторых регионах имел реальную власть. В общем-то, он любил прибедняться, но сидел на мощных информационных потоках, которые и определяют реальную власть в нынешнем мире. Очевидно, что за свою информацию Его Величество затребует какие-то необходимые ему сведения или попросит содействия в продвижении нужного ему мнения.
— Итак, ваша версия.
— Версия, версия... Чем вам поможет моя версия? Кому вообще помогают версии? Вот, например, недавно кто-то перебил несколько десятков пацифистов. Зачем?
Фома знал об этой ужасной истории, но воспринимал ее как еще одно рядовое свидетельство безумия, охватившего современный мир. Их расследование по делу Романова имело к трагедии пацифистов не самое прямое отношение. Однако он решил не перебивать императора, неторопливо следовавшего мимо Александрийского столпа.
— Сейчас все взаимосвязано. Этим отличается наше время. От того, что я вам скажу и что мне скажете вы, уже через час могут измениться цены на виртуальные игры в Бразилии. И это при том, что почти все, кроме информации, сейчас производится примерно там же, где и потребляется. Если не считать американского порошкового кофе, разумеется.
Упоминание о порошковом кофе понадобилось императору для проверки системы рассеивания звука. Если бы звук уходил на расстояние больше метра, к ним бы немедленно подлетел столик от ближайшего автоматического кафе. Навязчивый сервис был неотъемлемой чертой столицы Империи.
Довольный результатами проверки, император продолжил не без язвительности:
— Если вас, святой отец, не очень тронула судьба пацифистов, я надеюсь сообщить вам нечто, о чем мир узнает только через час.
С этими словами Николай протянул Фоме свои виртуальные очки, подключенные к компьютеру. Надев их, священник обнаружил запись, от которой у него ощутимо сдавило сердце, чего не было уже два года.
Сначала перед экраном, словно вылупившись из стены на Большой Морской улице, появилась ошарашенная Ольга, одетая в какую-то дерюгу. Она говорила: «Я все понимаю, я виновата. Но этого больше не повторится».
— Вы ведь осознали свою вину, — спрашивал Ольгу строгий негр в форме генерала Халифата.
— Конечно, конечно. Я все осознала.
После этого следовал текст, написанный Ольгой. Фома понимал, что это могла быть и подделка. Но такие вещи сейчас легко проверяются, так что, скорее всего, надпись была подлинной. Содержание признания было самым чудовищным. Ольга признавалась, что подрывала обороноспособность армии Халифата, но более не намерена этого делать. Далее следовало сообщение о расстреле шпионки Союза, тексты протеста Халифата и ответа союзной Комиссии иностранных дел.
Все это было невероятно. Фома взял из стенного ящика кресло и присел. Император расположился рядом в удобном кресле, которое охранник всегда носил с собой в планшете. Некоторое время они молчали, предоставляя возможность туристам разглядывать живой экспонат — Императора Всероссийского.
Из оцепенения Фому вывел сигнал в очках. Пришла новая почта. Николай взял их и набрал номер:
«Здравствуй, Игорек, что такое? Прилетал? Тот, о ком мы говорили при последней встрече? Как это мило. Куда? А зачем? Ладно, не сердись. Вообще-то ты рискуешь. Что значит большая девочка, ты же знаешь наши принципы. Да, да. Вы меня считаете идеалистом, а я на том стою: ни слезинки ребенка, ни капли лишней крови! Да, понял. Счастливо».
— Вот и за Артемом твоим какая-то охота началась. Похоже, он подставил Сергеича. Вообще-то стоять рядом с кем-то из вашей команды становится опасным. Того и гляди, засветят ракетой между глаз или вывезут на Южный полюс. Кстати, и Софья Нестерова, и пацифисты тоже не думали, что занимаются настолько опасным делом. Те, что остались живы, так до сих пор и не могут понять, что с ними произошло. А разгадка проста. Конфликт в Крыму должен разрастаться. Они не могли его предотвратить, но были способны замедлить. Даже и без них известие о межэтнических столкновениях не поспевало к сроку и, в общем-то, не очень трогало большинство жителей Союза и моей Империи. А теперь, когда тела доставляются во все земли и губернии, это уже кровное дело миллионов моих подданных.
Отец Фома хотел уточнить, что значит «Артем подставил Романова». Помешал виртуальный Пушкин. Он подошел к ним сквозь охрану (виртуальный же) и предложил зайти к нему в гости на Мойку. Эти рекламные музейные штучки изрядно поднадоели жителям столицы, но туристам нравились. Да и отвечать виртуальному Пушкину невежливым тоном было рискованно. Он был так запрограммирован, что в случае грубого ответа немедленно вызывал на дуэль и уже не отставал в течение часа. Скандал записывался на видео, и наиболее обидные для наглеца фрагменты затем помещались на сервере музея. Поэтому Государь отказался от приглашения со всей возможной учтивостью. Виртуальный поэт, бормоча стихи, как Винни Пух, направился на Невский в поисках потенциального посетителя своей мемориальной квартиры.
Собеседники поторопились пересечь Невский, заполненный туристами и виртуальными фигурами, склонявшими прохожих к посещению той или иной экспозиции. Обсуждать что-либо конфиденциальное на Невском было нельзя — за гигантской ботфортой какого-нибудь Петра Великого вполне мог скрываться журналист или соглядатай. Что сейчас почти одно и то же.
Пройдя сквозь Павла I, яростно отбивавшегося от заговорщиков, его потомок налетел-таки на седоусого туриста, который имел несчастье взглянуть в глаза рыбине, свисавшей с магазина. Вмонтированный в ее зрачки генератор виртуальных образов на мгновение охватил несчастного всем обилием балтийской живности, еще не вымершей в изрядно загаженных водах. Отведя глаза в сторону, турист уткнулся взглядом в Николая III и воскликнул: «О, это как раз тот музей, что мне нужно! Как пройти к Ваше Величество?»
— Я не музей! — рявкнул император, который не впервые попадал в такую ситуацию, и каждый раз заметно раздражался.
Турист на всякий случай дотронулся до объекта материального мира и тут же получил по рукам от охранника, очень вежливо.
— Это поразителен случай! Живой Его Величество! Как я могу искуплять свой грех перед вы?! — Седоусый немец (или кто он там) начал рассыпаться в извинениях. Он был сконфужен и изо всех сил пытался загладить вину. Но не знал, как.
— Ничего, ничего, милейший. Бывает. А сейчас мы бы хотели продолжить нашу беседу. Посетите наш сайт. Всего доброго, — и император продолжил шествовать к Исакию.
— Так вот, любезнейший отец Фома. Все, что сейчас происходит, связано с проблемой надвигающейся войны, Трагедия пацифистов распространила по всей стране бациллы мести, волны возмущения, подгоняемые СМИ. Вот, смотрите... — Император включил видео. Перед собеседниками выросла траурная процессия. Ужасные по своей натуралистичности изображения трупов. Больницы с ранеными. Комментарий о том, что многие из них на всю жизнь останутся инвалидами. Схемы следственных действий, стрелочки которых тянутся к крымским экстремистам.
— Что замечательно, — продолжил Николай, — эти схемы существенно обгоняют действия ССК и тянутся в заранее определенном направлении. Народ негодует по поводу всего, что происходит в Крыму. Тамошний конфликт должен втянуть в свою воронку весь Союз, не говоря уже о моей Империи. Вы понимаете.
— Все это ужасно, Ваше Величество. Но хотелось бы понять, при чем здесь Романов. Он противник участия в военных действиях, но если Джихад затронет границы Союза, мнение Романова очевидно.
— Вы уверены, что у него есть такой казус белли.
— Он сам мне... — Отец Фома понял, что сообщает информацию стратегического значения, но отыгрывать назад было поздно. Да и насколько можно быть уверенным, что последние события что-нибудь не переменили? — Нет, я не уверен, что Романов уже определился, что должно случиться, чтобы участие Союза в войне стало неизбежным.
— Любопытно, что Романов как раз сейчас занимается делом Нестеровой, которая пыталась примирить враждующие стороны. Ее отравили... — флегматично молвил император.
— Это точно?
— К такому выводу, по моим данным, склоняется сам Романов. Но можно уточнить.
Его Величество покопался в машинке и вышел на связь:
— Здравствуйте, Анна. Спасибо, спасибо. Поддержка монархического начала — мой долг. Но я о другом. Да, да. Вот, и я как раз хотел вам рекомендовать помочь моему однофамильцу... Нет, не в этом смысле слова. Помочь по-настоящему. Мне представляется, что его ведут за нос в заранее определенном направлении. А все иначе. Вы меня понимаете. Именно. Помогите ему дойти до сути, когда Сергею Сергеевичу покажется, что он уже все выяснил. Благодарю вас. Приветы вашему ученейшему шефу.
Повернувшись к Фоме, император продолжил свое рассуждение:
— И здесь я прав, любезнейший отец Фома. Думаю, Сергей Сергеевич уже уверен, что он вступил в смертельную схватку с исламистами. И это даже отчасти правда. Но не вся правда. И даже не самая важная. Было бы хорошо, чтобы он это понял. Слишком многое сейчас делается, чтобы мы вступили в последний и решительный бой с разрастающимся Джихадом...
Отец Фома с тоской подумал, что это слишком далеко от его интересов и познаний. Но в этом рассуждении Николая, генетически боявшегося Большой войны, был некий важный паззл для проступающей мозаики...
Фома опять хотел спросить насчет Артема, но из-за угла «Астории» показалась демонстрация натуристов. Сначала было не очень ясно, живые это люди или виртуальные образы. Но законы Питера запрещали натуризм, и вряд ли какая-то местная организация могла рисковать, выпуская на улицу подобную картинку. Видимо, это была интервенция нудистских клубов, разросшихся на соседних землях и стремившихся распространить свои обычаи на Северную столицу. Завидев императора, нудисты стали скандировать: «Голый король! Голый король! Раздевайся и иди к нам!» Между императором и толпой обнаженных тел приземлился полицейский автолет. Туристы навели на происходящее видеоочки.
— Думаю, мне пора, — грустно молвил император. — Попробуйте донести до Сергея Сергеевича мои опасения. Я отправил ему соответствующий меморандум, но, по-моему, он сейчас не читает почты.
По сигналу к императору подлетел охранник на небольшом круге. Государь пристегнулся к поручню и, прощально кивнув Фоме, взмыл над городом. Он не заметил, как от его мундира отвалилась маленькая металлическая пылинка. Но она упала не вниз, а в руку пожилого туриста с длинными седыми усами, сидевшего на смотровой площадке Исакия. Послушав запись, он поиграл морщинками на переносице и произнес то ли под нос, то ли в микрофон: «Не так уж гол этот король. А Фоме нужно показать Ольгу. И поскорее».
Вторжение
22 июля.
Венеция.
Артем, Марина.
«Два смерча — войны и революции — позволяют массам людей выйти из накатанной колеи их животного существования. Эти явления природы — близкие родственники, которые попеременно выступают друг для друга в качестве курицы и яйца. Благонамеренному современнику они часто представляются одним и тем же — коллективным умопомешательством. Но можно ли назвать умственно здоровым человека, который изо дня вдень катится по неизменной колее, как тихая скотинка, или сидит в виртуальном шлеме, подобно растению? Революции и войны заставляют человека вспомнить о том, что он Человек. Одна беда — война тут же превращает его в кусок мяса...»
Артем дочитывал эти строчки на Пьяцца Сан-Марко — туристическом центре Венеции. Это было единственное место в городе, где можно было припарковать автолет. Над заливом висел огромный летающий ресторан, изрядно портивший картину. Но что делать, если миллионам туристов сразу по прибытии в город нужно плотно подкрепиться, чтобы потом уже спокойно кататься по каналам. Большинство посетителей города так и застревало в этом предбаннике города, наслаждаясь его видами в виртуальном кафе и поглощая искусственную белковую массу. Артема всегда удивляло, зачем нужно было преодолевать какое-то расстояние, чтобы потом убивать время на зрелище, вполне доступное в любой точке Земли. Но в наше время имиджей важно не насладиться контактом с вечным, а иметь право сказать: «Да, был я в этой Венеции...»
Артем воспротивился Марининому стремлению посетить этот турцентр. Он знал небольшое кафе для своих. Там было дешевле и кормили только членов сообщества духовных общин и их друзей. Артема внесли в соответствующую базу данных в Граде, и теперь он был споим в этой субкультуре. А в наше время принадлежность к еще одной субкультуре лишней не бывает — это и доступ к информации, и коробочка с аппетитно пахнущей белковой массой.
Артем не любил главную площадь Венеции. Она представляла некое экстерриториальное образование а городе, базу умирающей глобальной цивилизации, пульс которой еще теплился в туристических центрах. К сожалению, и сама Венеция была уже не та, что во времена его детства. Но все же эта игрушка человеческой фантазии пока сохраняла запах прошлого под своим бронированным колпаком, защищавшим старые здания от поднявшихся вод Средиземного моря и его ядовитых испарений.
Венеция была хороша еще и тем, что здесь можно Срыло легко обнаружить слежку. Следить за ним со спутника они здесь не могли из-за колпака. А на извилистых уличках шпик должен был следовать за объектом в непосредственной близости. И тем обнаружить себя. Если шпионит не Марина.
Глядя на опоры гигантского колпака, Марина вывела Артема из шпионского мира рассуждением в духе нового поколения: «Слушай, а может быть, это все не Венеция, а муляж. И наш автолет, и космодромы — все муляжи. И мы просто переходим из одной видеоигрушки в другую, а виртуальные эффекты обеспечивают иллюзию перемещений по планете. Я видела такую игру в Лунапарке в Новгороде». Может, она и права. Но если все эти толпы туристов с одуревшими лицами толкутся на одном пятачке суперлунапарка, то режиссер его просто гений. Или этот гений еще не родился, а замысел уже живет? Или уже родился, но пока без замысла?
Перебив аппетит какой-то солоноватой массой из пакетика, распавшегося в пыль после употребления, они углубились в улочки города. Артем помнил, как Венеция захватила его при первом посещении и вела, поворачивая под немыслимыми углами, отражаясь в каналах, поднимаясь и ниспадая мостиками. К удивлению гида, Марина чувствовала себя в Венеции, как у себя в квартире. Она уверенно шла в одном направлении, обходя замысловатые углы и лишь изредка сверяясь с картой. Вскоре Артем понял, что это она ведет его к какой-то неведомой цели. Ах, да, он сказал ей, где они будут завтракать. Ей были чужды его романтические переживания, связанные с этими улочками.
— Ты что, уже была в Венеции?
— Нет, в первый раз. Очень красиво, — она произнесла это как-то дежурно. Вроде «Спасибо, было очень вкусно».
— Тебе скучно здесь.
— Мне? Нет, что ты. — Она даже остановилась, как охотничья собака, потерявшая след. — Здесь действительно очень славно. Знаешь, как в «Лабиринте». Я очень люблю эту игру. В ней постоянно меняются правила. Настоящее творчество. Здесь похоже на «Лабиринт», и я хочу быстрее решить задачу. Ты бывал в «Лабиринте»?
Он не бывал в «Лабиринте». Конечно, он играл в виртуальные игры. Но все-таки Артем был еще человеком переходного поколения. В его кругу признаком общей культуры было знакомство с основными классическими фильмами и клипами. Именно они играли роль моделей, позволявших без лишних словесных затрат пояснять свои мысли и житейские ситуации. «Она ведет себя как Эсмеральда из „Форпоста“...» И все понимают, о чем речь. Как в предыдущем веке культурные люди общались стереотипами из романов. А прежде из Библии. Кто бы мог подумать, что сегодня руслом культуры станут виртуальные игры. Хотя, судя по тем же романам (вернее, их экранизациям, ведь сами романы он не читал), были времена, когда кодом культуры были карточные игры. И не самые бескультурные времена. Так что не о чем грустить. Венеция — это крутейший вариант «Лабиринта». И этим все сказано.
— Интересно, а какой будет последняя игрушка человечества?
Артем уже собрался удивиться такому созвучию их мыслей. Наверное, Марина тоже думала о соотношении «Лабиринта» и познания.
— Наверное, космос.
— Хорошая мысль, мон амор. Мы пришли.
Прекрасные формы собора Сан-Джовани и Паоло не помешали Артему зафиксировать интернациональное словосочетание «мон амор». Он промолчал. Как бы так и надо.
Над ними возвышалась монументальная фигура грозного кондотьера, у ног которого лежали свежие цветы. Виртуальную голограмму цветов со скромным указанием адреса установил у памятника клуб «Солдаты удачи».
Среди цветов стоял бессменный секретарь клуба Витторио Джентиле. Если бы Артем не назначил ему встречу еще до всей этой заварухи, можно было бы подумать, что Витторио — часть цветочной композиции. Он стоял без движения, выражением лица копируя вышестоящего кондотьера. Витторио был похож на Муссолини или актера прошлого века Марлона Брандо. Во всяком случае, пока молчал.
Но, увидев Артема и его спутницу, Витторио отключил музыку, поступавшую к нему прямо из вживленного компьютера, и бросился навстречу, бодро говоря по-русски модулированными фразами. В его движениях было что-то суетливое, но Артему в свое время объяснили, что они четко выверены. Такая походка, выработанная привычкой к накладным искусственным мышцам, помогает отразить любой удар в рукопашной и даже, если придется, сохранить ногу, наступив на запрещенную всеми конвенциями, но от того не менее реальную противопехотную мину.
— Артомино, как я рад, разрази мавров фаруга 35-го калибра! Как зовут твою блестящую сеньору? Представь меня ради всех мудрецов вашей научной ложи.
— Какой ложи, что ты несешь! — Артем принял развязно-восторженный тон старого приятеля. — Ты же знаешь, что я не создаю заговоров, а разоблачаю их.
— Ты помешался на заговорах, поглоти их все святая Адриатика...
Они начали обсуждать еще что-то бессмысленное, но тут Марина решила представиться. Витторио прервал разговор на полуслове и, словно мультик, мгновенно переместился в пространстве и встал в торжественную стойку рядом с дамой. Кавалер так галантно поклонился, что Марина невольно протянула руку для поцелуя. Витторио прикоснулся устами к перстам, но Марина ничего не почувствовала. Она недоуменно взглянула на Артема, который с трудом сдерживал смех. Витторио расхаживал в своем кабинете за углом, а на площади резвилась его виртуальная копия. Он покидал свою конуру, только когда шел на боевую операцию и был соответствующим образом экипирован. «Добро пожаловать в клуб „Солдаты удачи“, прекрасная сеньора Марина! Ну и ты тоже заходи». После этой высокопарной фразы разоблаченный Витторио исчез.
Сам клуб располагался за углом, на набережной Мендиканти. Эта вербовочная контора арендовала помещение у общины «Марк», за что Международный союз охранных ведомств оказывал сети альтернативных общин какие-то охранные услуги. Вставив в прорезь идентификационную карточку, подтвердив ее отпечатком пальца на кнопке и набрав код, они наконец вошли в кафе. Их встретил мрачный охранник. После необходимого в таких случаях сканирования гости вошли в зал, где их встречал Витторио. Когда он приблизился, Марина ткнула в итальянца сумочкой, чтобы проверить реальность образа. Витторио оказался настоящим. Отработанным движением он выбил сумочку из рук, тут же поднял ее и извинился: на резкие движения его мышцы реагируют автоматически.
Они расположились в кресле и включили меню, несколько программ видео и лист новых игр, которыми располагало кафе. Столик замкнулся в собственном виртуальном мире. С поверхности стола одно за другим появлялись заказанные блюда, очень виртуально-аппетитные, хотя и с искусственным привкусом.
Пока Мариша осваивала нового «Лешего в Пекине» (названия современных игр были для Артема не более понятны, чем словосочетание «Мертвые души» для героев «Вечеров на хуторе близ Диканьки»), Артем объяснял другу Витторио свою нужду: нужно на время исчезнуть.
— Ты знаешь, Арти, я — наемник. А сейчас как раз наклюнулось выгодное дельце (Витторио заговорил через устройство-переводчик, и его речь заиграла сугубо русскими словечками). Просто не смогу сейчас заниматься твоей безопасностью. Тем более что это сейчас будет нелегко. Ты, знаешь ли, вляпался. Хотя... Знаешь, есть вариант. Я тут недавно приобрел через подставных виллу на Канарах для нашего клуба. Хороший домик, заработанный честным трудом в Нигерийской заварухе. По-моему, об этой нашей вписке еще никто не знает. Надо только как-то перебросить тебя туда незаметно. Подводная лодка подойдет?
— Отлично, то, что надо! Спасибо, дружище.
Все получалось как нельзя лучше. Теперь, когда события стремительно развиваются, Артем мог затаиться в норке и следить, как дергаются ниточки раскинутой паутины, собирать «доказуху», чтобы затем предъявить ее всем заинтересованным сторонам.
Теперь можно выяснить последние новости. Как и следовало ожидать, они полностью подтверждали закон падающего бутерброда. Халифат и НАТО обменялись ультиматумами. В Крыму начались столкновения. Кадры видеохроники за позавчера, заказанные из архива, воспроизвели впечатляющую картину высадки войск Халифата в Аравии. Волна автолетов устремилась через Красное море, изрыгая огонь и грохот. Десантники толпами вываливались из тяжелых транспортных судов и тонули в дыму и пламени. Аравия сопротивлялась отчаянно, хотя дело было безнадежное. Артем смотрел на эту картину с чувством глубокого удовлетворения. Аравия в свое время вложила столько средств в Халифатское движение, что теперь в полной мере должна была прочувствовать месть Судьбы.
Венеция.
Артем, Марина.
«Два смерча — войны и революции — позволяют массам людей выйти из накатанной колеи их животного существования. Эти явления природы — близкие родственники, которые попеременно выступают друг для друга в качестве курицы и яйца. Благонамеренному современнику они часто представляются одним и тем же — коллективным умопомешательством. Но можно ли назвать умственно здоровым человека, который изо дня вдень катится по неизменной колее, как тихая скотинка, или сидит в виртуальном шлеме, подобно растению? Революции и войны заставляют человека вспомнить о том, что он Человек. Одна беда — война тут же превращает его в кусок мяса...»
Артем дочитывал эти строчки на Пьяцца Сан-Марко — туристическом центре Венеции. Это было единственное место в городе, где можно было припарковать автолет. Над заливом висел огромный летающий ресторан, изрядно портивший картину. Но что делать, если миллионам туристов сразу по прибытии в город нужно плотно подкрепиться, чтобы потом уже спокойно кататься по каналам. Большинство посетителей города так и застревало в этом предбаннике города, наслаждаясь его видами в виртуальном кафе и поглощая искусственную белковую массу. Артема всегда удивляло, зачем нужно было преодолевать какое-то расстояние, чтобы потом убивать время на зрелище, вполне доступное в любой точке Земли. Но в наше время имиджей важно не насладиться контактом с вечным, а иметь право сказать: «Да, был я в этой Венеции...»
Артем воспротивился Марининому стремлению посетить этот турцентр. Он знал небольшое кафе для своих. Там было дешевле и кормили только членов сообщества духовных общин и их друзей. Артема внесли в соответствующую базу данных в Граде, и теперь он был споим в этой субкультуре. А в наше время принадлежность к еще одной субкультуре лишней не бывает — это и доступ к информации, и коробочка с аппетитно пахнущей белковой массой.
Артем не любил главную площадь Венеции. Она представляла некое экстерриториальное образование а городе, базу умирающей глобальной цивилизации, пульс которой еще теплился в туристических центрах. К сожалению, и сама Венеция была уже не та, что во времена его детства. Но все же эта игрушка человеческой фантазии пока сохраняла запах прошлого под своим бронированным колпаком, защищавшим старые здания от поднявшихся вод Средиземного моря и его ядовитых испарений.
Венеция была хороша еще и тем, что здесь можно Срыло легко обнаружить слежку. Следить за ним со спутника они здесь не могли из-за колпака. А на извилистых уличках шпик должен был следовать за объектом в непосредственной близости. И тем обнаружить себя. Если шпионит не Марина.
Глядя на опоры гигантского колпака, Марина вывела Артема из шпионского мира рассуждением в духе нового поколения: «Слушай, а может быть, это все не Венеция, а муляж. И наш автолет, и космодромы — все муляжи. И мы просто переходим из одной видеоигрушки в другую, а виртуальные эффекты обеспечивают иллюзию перемещений по планете. Я видела такую игру в Лунапарке в Новгороде». Может, она и права. Но если все эти толпы туристов с одуревшими лицами толкутся на одном пятачке суперлунапарка, то режиссер его просто гений. Или этот гений еще не родился, а замысел уже живет? Или уже родился, но пока без замысла?
Перебив аппетит какой-то солоноватой массой из пакетика, распавшегося в пыль после употребления, они углубились в улочки города. Артем помнил, как Венеция захватила его при первом посещении и вела, поворачивая под немыслимыми углами, отражаясь в каналах, поднимаясь и ниспадая мостиками. К удивлению гида, Марина чувствовала себя в Венеции, как у себя в квартире. Она уверенно шла в одном направлении, обходя замысловатые углы и лишь изредка сверяясь с картой. Вскоре Артем понял, что это она ведет его к какой-то неведомой цели. Ах, да, он сказал ей, где они будут завтракать. Ей были чужды его романтические переживания, связанные с этими улочками.
— Ты что, уже была в Венеции?
— Нет, в первый раз. Очень красиво, — она произнесла это как-то дежурно. Вроде «Спасибо, было очень вкусно».
— Тебе скучно здесь.
— Мне? Нет, что ты. — Она даже остановилась, как охотничья собака, потерявшая след. — Здесь действительно очень славно. Знаешь, как в «Лабиринте». Я очень люблю эту игру. В ней постоянно меняются правила. Настоящее творчество. Здесь похоже на «Лабиринт», и я хочу быстрее решить задачу. Ты бывал в «Лабиринте»?
Он не бывал в «Лабиринте». Конечно, он играл в виртуальные игры. Но все-таки Артем был еще человеком переходного поколения. В его кругу признаком общей культуры было знакомство с основными классическими фильмами и клипами. Именно они играли роль моделей, позволявших без лишних словесных затрат пояснять свои мысли и житейские ситуации. «Она ведет себя как Эсмеральда из „Форпоста“...» И все понимают, о чем речь. Как в предыдущем веке культурные люди общались стереотипами из романов. А прежде из Библии. Кто бы мог подумать, что сегодня руслом культуры станут виртуальные игры. Хотя, судя по тем же романам (вернее, их экранизациям, ведь сами романы он не читал), были времена, когда кодом культуры были карточные игры. И не самые бескультурные времена. Так что не о чем грустить. Венеция — это крутейший вариант «Лабиринта». И этим все сказано.
— Интересно, а какой будет последняя игрушка человечества?
Артем уже собрался удивиться такому созвучию их мыслей. Наверное, Марина тоже думала о соотношении «Лабиринта» и познания.
— Наверное, космос.
— Хорошая мысль, мон амор. Мы пришли.
Прекрасные формы собора Сан-Джовани и Паоло не помешали Артему зафиксировать интернациональное словосочетание «мон амор». Он промолчал. Как бы так и надо.
Над ними возвышалась монументальная фигура грозного кондотьера, у ног которого лежали свежие цветы. Виртуальную голограмму цветов со скромным указанием адреса установил у памятника клуб «Солдаты удачи».
Среди цветов стоял бессменный секретарь клуба Витторио Джентиле. Если бы Артем не назначил ему встречу еще до всей этой заварухи, можно было бы подумать, что Витторио — часть цветочной композиции. Он стоял без движения, выражением лица копируя вышестоящего кондотьера. Витторио был похож на Муссолини или актера прошлого века Марлона Брандо. Во всяком случае, пока молчал.
Но, увидев Артема и его спутницу, Витторио отключил музыку, поступавшую к нему прямо из вживленного компьютера, и бросился навстречу, бодро говоря по-русски модулированными фразами. В его движениях было что-то суетливое, но Артему в свое время объяснили, что они четко выверены. Такая походка, выработанная привычкой к накладным искусственным мышцам, помогает отразить любой удар в рукопашной и даже, если придется, сохранить ногу, наступив на запрещенную всеми конвенциями, но от того не менее реальную противопехотную мину.
— Артомино, как я рад, разрази мавров фаруга 35-го калибра! Как зовут твою блестящую сеньору? Представь меня ради всех мудрецов вашей научной ложи.
— Какой ложи, что ты несешь! — Артем принял развязно-восторженный тон старого приятеля. — Ты же знаешь, что я не создаю заговоров, а разоблачаю их.
— Ты помешался на заговорах, поглоти их все святая Адриатика...
Они начали обсуждать еще что-то бессмысленное, но тут Марина решила представиться. Витторио прервал разговор на полуслове и, словно мультик, мгновенно переместился в пространстве и встал в торжественную стойку рядом с дамой. Кавалер так галантно поклонился, что Марина невольно протянула руку для поцелуя. Витторио прикоснулся устами к перстам, но Марина ничего не почувствовала. Она недоуменно взглянула на Артема, который с трудом сдерживал смех. Витторио расхаживал в своем кабинете за углом, а на площади резвилась его виртуальная копия. Он покидал свою конуру, только когда шел на боевую операцию и был соответствующим образом экипирован. «Добро пожаловать в клуб „Солдаты удачи“, прекрасная сеньора Марина! Ну и ты тоже заходи». После этой высокопарной фразы разоблаченный Витторио исчез.
Сам клуб располагался за углом, на набережной Мендиканти. Эта вербовочная контора арендовала помещение у общины «Марк», за что Международный союз охранных ведомств оказывал сети альтернативных общин какие-то охранные услуги. Вставив в прорезь идентификационную карточку, подтвердив ее отпечатком пальца на кнопке и набрав код, они наконец вошли в кафе. Их встретил мрачный охранник. После необходимого в таких случаях сканирования гости вошли в зал, где их встречал Витторио. Когда он приблизился, Марина ткнула в итальянца сумочкой, чтобы проверить реальность образа. Витторио оказался настоящим. Отработанным движением он выбил сумочку из рук, тут же поднял ее и извинился: на резкие движения его мышцы реагируют автоматически.
Они расположились в кресле и включили меню, несколько программ видео и лист новых игр, которыми располагало кафе. Столик замкнулся в собственном виртуальном мире. С поверхности стола одно за другим появлялись заказанные блюда, очень виртуально-аппетитные, хотя и с искусственным привкусом.
Пока Мариша осваивала нового «Лешего в Пекине» (названия современных игр были для Артема не более понятны, чем словосочетание «Мертвые души» для героев «Вечеров на хуторе близ Диканьки»), Артем объяснял другу Витторио свою нужду: нужно на время исчезнуть.
— Ты знаешь, Арти, я — наемник. А сейчас как раз наклюнулось выгодное дельце (Витторио заговорил через устройство-переводчик, и его речь заиграла сугубо русскими словечками). Просто не смогу сейчас заниматься твоей безопасностью. Тем более что это сейчас будет нелегко. Ты, знаешь ли, вляпался. Хотя... Знаешь, есть вариант. Я тут недавно приобрел через подставных виллу на Канарах для нашего клуба. Хороший домик, заработанный честным трудом в Нигерийской заварухе. По-моему, об этой нашей вписке еще никто не знает. Надо только как-то перебросить тебя туда незаметно. Подводная лодка подойдет?
— Отлично, то, что надо! Спасибо, дружище.
Все получалось как нельзя лучше. Теперь, когда события стремительно развиваются, Артем мог затаиться в норке и следить, как дергаются ниточки раскинутой паутины, собирать «доказуху», чтобы затем предъявить ее всем заинтересованным сторонам.
Теперь можно выяснить последние новости. Как и следовало ожидать, они полностью подтверждали закон падающего бутерброда. Халифат и НАТО обменялись ультиматумами. В Крыму начались столкновения. Кадры видеохроники за позавчера, заказанные из архива, воспроизвели впечатляющую картину высадки войск Халифата в Аравии. Волна автолетов устремилась через Красное море, изрыгая огонь и грохот. Десантники толпами вываливались из тяжелых транспортных судов и тонули в дыму и пламени. Аравия сопротивлялась отчаянно, хотя дело было безнадежное. Артем смотрел на эту картину с чувством глубокого удовлетворения. Аравия в свое время вложила столько средств в Халифатское движение, что теперь в полной мере должна была прочувствовать месть Судьбы.